The Dragon's Bride (Невеста дракона)

Субботнее утро. 7 утра. Драко застонал. Дважды. Вообще-то трижды. Где я, черт возьми, и почему я чувствую себя так, будто двое гиппогрифов сношались в моей голове всю ночь? Ох, нет, слишком тяжело, чтобы думать. Лучше проспаться. Снова перепил. Очевидно. 8 утра. Ну же! Чертов мозг! Возвращайся ко сну. Свет начинает заглядывать сквозь шторы. Это хорошо. Значит, я в помещении. В последний раз очнулся в канаве. Потратил несколько дней, чтобы отмыться от этого запаха. Хочется отлить. Но спать хочется еще больше. Удивительно, но мне тепло и приятно. Любопытно, приятно и тепло. Простыни пахнут чайной розой, ванилью… и чем-то еще. Чем-то милым. Кажется, все в порядке. Отбой. Гермиона 8:30 утра Матерь Божья. Как же больно. Везде. Веки словно прилипли к лицу. Стоит поспать. Разберусь и проанализирую все позже. 10.30. Вода. Пожалуйста, кто-нибудь. Я убила бы за стакан воды. Голова болит, мышцы свело. Ноги как заварной пудинг. Все тело болит. Ноет даже в тех местах, где не должно. Ох, Господи! Выпускной…       Драко проснулся первым.       Он сел на подушки и открыл свои мутные и налитые кровью серые глаза. Моргнув несколько раз, он провел языком по сухим, как наждачная бумага, губам в попытке их увлажнить. Просыпаться с похмелья после вечеринок не было для него чем-то новым. В конце концов, ему восемнадцать, он красив, популярен, баснословно богат и со связями во всех лучших питейных заведениях в Великобритании (и двух или трех во Франции). И, по большому счету, ему не было чуждо ощущать головокружение от тяжелого похмелья.       Три вещи пришли ему в голову почти сразу.       Во-первых, он был в гостиничном номере, не очень хорошем, к слову: шторы, к счастью, задёрнутые, были ужасающей лаймовой расцветки; невзрачный коричневый ковер и парочка предметов из пластика, ДСП или их сочетания.       Во-вторых, сложно было не заметить полный беспорядок в комнате: стул в углу перевернут, одна ножка почти полностью сломана. Он слегка пошатывался под едва ощущаемым потоком воздуха старого кондиционера.       Пустая бутылка огневиски валялась на комоде, остатки виски все еще высыхали на ковре чуть ниже. Одежда была разбросана повсюду, будто кто-то ограбил прачечную. Парадная мантия, в которой он красовался вчера, валялась скомканной в углу, серебристо-зеленый герб Слизерина был едва заметен в этой куче.        Были и другие предметы одежды, определённо ему не принадлежавшие, отметил Драко с поднятой бровью. Темно-синяя мантия, вывернутая наизнанку, была переброшена через кровать. Кружевной бюстгальтер персикового цвета висел на ручке двери ванной комнаты. Его собственное нижнее белье криво свисало с однобокого абажура.       Ну что же! Дела шли в гору, подытожил Драко, опускаясь на подушки. Да, по ощущениям, в его голову залили килограмм свинца, но, эй, секс есть секс. Для любого молодого и здорового волшебника хороший секс всегда был поводом для радости. Он повернул голову, чтобы поприветствовать ту счастливицу, которая зацепила его нетрезвое внимание. Только теперь Драко был в состоянии отметить Факт Номер Три.       Вот. Же. Пиздец!       Гермиона Грейнджер — отважная староста Хогвартса, гроза нарушителей, обладательница укоризненных взглядов, опора униженных и оскорбленных, борец за права угнетенных эльфов — лежала, свернувшись калачиком в его постели, и выглядела крепко спящей и очень голой.       На этом открытия не закончились. Когда разум и чувства вернулись к его телу и мозгу, Драко отметил тот факт, что рука Грейнджер в настоящее время была обернута вокруг его столь же обнаженной верхней части бедра безошибочно знакомым жестом.       Драко считал себя искушенным молодым человеком. У него была изрядная доля романов, развлечений и другого приятного школьного времяпрепровождения, но нынешняя ситуация ошеломила его на целых пять минут.       Только когда блестящие золотые часы на стене дошли до сорока минут одиннадцатого, Драко наконец признал тот грязный факт, что он провел бурную ночь со своей бывшей однокурсницей. И это не было очередное скучное соитие. Судя по состоянию друг друга, у них был крышесносный секс.       Отодвинув на второй план все логические мыслительные процессы, как и запоздалую реакцию своего пениса, Драко исследовал спящую рядом с ним девушку с почти что порочным восхищением.       Грейнджер лежала на боку, повернувшись к нему. Ее длинные волосы наполовину скрывали лицо комком сочных кудрей коньячного цвета. Простыня обвивалась вокруг ее ног, прикрывая стройное бедро. Она спала, как боец, которому снился сложный поединок. Часть одеяла была свернута под ее щекой. Казалось, что она забрала большую часть постельного белья, в то время как у Драко были лишь подушки.       Мерлиновы панталоны. Если станет известно, что он поимел маггловское проклятие всея Хогвартса, соседи по общежитию, вероятно, забросают его гнилыми фруктами по возвращении в школу. В конце концов, это ведь был выпускной бал, а до окончания школы официально оставалось еще две недели.       Хотя проведенная ночь с Грейнджер может оказаться неплохой идеей. Драко задумался: он мог бы выставить это, как финальную попытку сбросить всезнайку на две ступеньки ниже. Взобраться на ее белый пьедестал и просочиться сквозь жемчужные врата, минуя ее тщательно охраняемую оборону.       Но, черт, если бы он мог вспомнить, что именно произошло этой ночью.       Драко с уверенностью мог сказать, что где-то в Великобритании сейчас свиньи научились летать, ну или произошло ещё что-то более невероятное. Не то чтобы Грейнджер похожа на тролля — она была относительно привлекательна. Каждый старшекурсник Хогвартса, не страдающий пуританскими замашками, признал этот факт после четвертого курса. Проблема была в том, что, помимо печальной участи Грейнджер родиться грязнокровкой, девушка также обладала самой раздражающей и самой бесящей личностью, когда-либо присущей человеку.       Хогвартс — школа совместного обучения, что, естественно, означало разнообразие грязных подростковых фантазий, которые имели тенденцию засорять воздух вокруг общежитий, классных комнат и коридоров. Драко не мог отрицать, что за эти годы были моменты, когда он подумывал нагнуть ее над краем котла в кабинете зелий и хорошенько оттрахать, чтобы ослабить палку, без сомнения, застрявшую в ее заднице.*       Но, конечно, он никогда не думал довести до дела эти размышления. Помимо того, что Грейнджер была мегерой, она запросто могла бы лишить его яиц, попробуй он просто зажать ее в коридоре. На вид хорошенькая, но точно не стоившая подобной возни.       И все же она переспала с ним, и если здесь не был замешан Империус, то, вероятно, девушка весьма охотно скинула свои накрахмаленные трусики. Часть Драко горела желанием поскорее трансгрессировать из этой дыры, в которую их занесло, и сообщить о своей скандальной выходке однокурсникам. Другая его часть, однако, начинала вспоминать.       И вместе с этим смутным воспоминанием пришло возбуждение. Сильнейшее.       Драко остро осознал, что все еще находится в состоянии алкогольного опьянения. Он обвинил в этом дьявольский виски и положил руку Грейнджер на плечо, желая больше напомнить себе о том, как он прикасался к слегка веснушчатой золотистой коже Грейнджер. Она отозвалась на его прикосновение, прижимаясь еще ближе, касаясь слегка приоткрытым ртом к коже на изгибе его плеча, и вздохнула во сне, посылая мурашки по коже до сих пор пьяного Драко. Его эрекция настойчиво дернулась вверх, требуя внимания, как это часто случалось по утрам.       Как можно осторожнее он убрал руку назад и послушно обернул ее вокруг своего ноющего члена. Один отработанный рывок ослабил напряженное ощущение в его яйцах, следующий усилил его снова. Кожа члена пекла: она была затертой, грубой и совсем не нежной. Не было никакой ошибки в сигналах, которые подавало ему тело.       Они определенно трахались — и не единожды.       Грейнджер издала сонный протестующий звук при потере контакта. С большим бормотанием (наглядное доказательство того, что грязнокровка способна занудствовать даже во сне), она перекинула свою левую ногу через него, прижимаясь еще ближе.       Воспитанный и уважаемый волшебник мог бы поступить как джентльмен и разбудить девушку. Но Драко был подонком и прекрасно это понимал. С нарастающим чувством предвкушения он скользнул ниже по кровати, стараясь придержать ее ногу на месте. Это было не совсем естественное положение для комфортного сна, но она продолжала спать. Хотя и начинала издавать много маленьких раздражающих звуков.       Каждый ее влажный выдох остро отзывался в теле Драко. В тот момент уже не имело значения, кто они и где находятся. Не имело значения, что в течение почти семи лет он находил ее совершенно несносной. Все, что имело значение — это мягкая и тёплая Грейнджер в его постели, и что довольно настойчивая часть его мужской анатомии умоляла о продолжении. Положив свою руку ей на задницу, Драко приблизил ее бедра к себе и неуверенно подтолкнул головку члена к ее нижней части живота.       Кожа Грейнджер была прохладной на ощупь и очень мягкой. Она нахмурилась во сне, слегка прикусив губу. Ее правая рука осталась между их лицами расслабленной ладонью вверх. Она выглядела невинной во сне, и эта мысль послала новую волну возбуждения сквозь Драко.        «Вагина, это все лишь вагина», — сказал себе Драко и, судя по состоянию его члена, она была даже очень ничего. Движение его бедер навстречу Грейнджер стянуло смятые простыни дальше вниз, открывая Драко первый (трезвый) взгляд на ее грудь. Не слишком большая. Даже маловата, обидно.       Тоненький голосок в голове кричал: «Эй! Ты смотришь на сиськи Грейнджер!»       Да, с возвращением, мозг. Где ты был шесть часов назад?       Он дал себе волю, сжав в ладони ее правую грудь, с интересом наблюдая как твердеют светло-розовые соски, становясь темнее. Внезапный переход из сидячего положения в лежачее на боку вызвало прилив крови к голове. Несколько секунд Драко боролся с приливом тошноты. Неприятный привкус во рту, затхлый запах сигаретного дыма и старого ковра не помогали. Не задумываясь, он закрыл глаза и прижался ртом и носом к волосам Грейнджер, вдыхая ее аромат. Хоть что-то, что отвлечет его от беспокойного желудка.       И вот снова этот запах — ваниль и роза. Но также пот и безошибочный аромат секса. Почувствовав себя уверенно, Драко приподнял ее ногу над бедрами. Осторожно просунув руку между их телами, он медленно направил член между ее ног. Ощущение его собственной руки на члене было достаточно приятным, но как только он прижал ее к влажной промежности между бедер Грейнджер, ощущение усилилось.       Она была хорошо подготовлена для него: липкая, покрытая ее собственной смазкой и тем, что Драко считал своим предыдущим вкладом в дело. Это хорошо сработало в его пользу, поскольку обеспечило плавное скольжение прямо в ее горячую плоть.       Она до сих пор спала.       Драко закатил глаза и тихо рыкнул. Все безвкусные глупые синонимы, которые он слышал, связанные с женским полом, отдавались в его голове. Внутри Грейнджер была тугой и едва поддавалась описанию: обхватывающая, как перчатка, бархатная, плотная, манящая войти в неё вагина — подходило все.       Возобновились очередные вспышки памяти. Глухой смех Грейнджер в его плечо, когда они поспешно покидали торжество в Большом зале и направлялись по тропинке, которая вела их к Хогсмиду. Грейнджер, обзывающая его узколобым фанатиком, растрачивающим магический талант, и толкающая его. Еще более размытые, искаженные воспоминания, чувство незначительного триумфа при согласии на поцелуй и трепет предвкушения, которое затем последовало.       Звук трансгрессии. Слабое чувство опасности, притупленное волнением.       Еще одно воспоминание, ярче предыдущих: Грейнджер, оседлавшая уже сломанный стул, ее кудрявая голова двигалась вверх и вниз над ним; его медленные четкие инструкции, пока руки наматывали ее волосы в кулак. То, как он использовал ее рот с большей осторожностью, не так, как он поступал с другими своими партнершами.       Этот конкретный образ на долю секунды отделил разум Драко от его тела, и его бедра, завладев ситуацией, толкнулись в Грейнджер достаточно сильно, чтобы подкинуть ее вверх на кровати.       — Оу, — прошептала она хриплым голосом, нахмурив брови. Она облизнула губы точно так же, как это сделал Драко несколько минут назад. Ее глаза быстро двигались под закрытыми веками.       Внимательно следя за ее лицом, Драко снова сильно толкнулся в нее.       — Ах, — она нахмурилась сильнее. Она просыпалась.       По какой-то неизвестной причине в голове зазвучал голос матери.       — Эти интрижки с каждой красивой юной ведьмой, которую ты случайно встретишь, не продлятся долго, — Нарцисса Малфой говорила ему прошлым летом. — Это время быстро пройдет, и тогда ты найдешь ведьму с хорошей репутацией.        «Ладно. Покончим с первой частью», — решил Драко. Игнорируя то, что превращалось в сильнейшую головную боль, он перевернул Грейнджер на спину, одновременно погружая свой член полностью.       Потребовалось немного силы воли, чтобы не упасть на нее, закрыть ей рот рукой и вбиваться в нее, пока он не кончит. Мышцы его бицепсов были похожи на желе, и потребовалось некоторое усилие, чтобы унять дрожь в руках.       Она стала такой восхитительно теплой, будто тысяча шелковых нитей, сжимающихся и расслабляющихся по всей его чувствительной длине. Оставить все так было бы преступлением, вынуть — подобно абсурду. Он был всего лишь человеком, беспомощным рабом древних ритуалов спаривания.       То, что входит, должно выйти наружу и, ох… он мог поклясться, это было прекрасно.       Его нижняя часть тела была слишком утомлена, чтобы заниматься глубокими ритмичными толчками. Это было не так искусно, но все равно ощущалось блаженством. Потребовалось еще два движения.       Драко прикусил нижнюю губу и чудесным образом излился в нее.       Именно в этот момент карие глаза Гермионы Грейнджер распахнулись. *Выражение про палку в заднице служит обозначением сурового строго человека, не любящего/не умеющего веселиться.