The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      — Слезь с меня, — прохрипела Грейнджер. Ее глаза расширились настолько, что Драко смог разглядеть крошечные золотые пятнышки вокруг радужной оболочки.       — Думаю, я как раз закончил, — ответил Драко, а затем, возможно, похлопал себе за отсутствие такта. Дело было не в поддержании приличия — это потребовало бы слишком много энергии.       Скорее, его настиг такой приступ вялости после секса, что у него просто не было сил для словесной дуэли с разъяренной Гермионой Грейнджер.       «Может быть, она согласится лечь спать… еще на час или два?»       Она была напряжена. Настолько, что, казалось, Драко лежал на глиняном муляже для практики реанимационного заклинания, которое они проходили на уроках Чар на шестом курсе. Исчезла гостеприимная мягкость, но тепло все еще было.       Румянец настолько заливал лицо, что, казалось, она вот-вот вспыхнет.       — Слезь с меня. Сейчас же, — повторила она, на этот раз более решительно. Исчез испуганный взгляд домового эльфа, на смену ему пришло знакомое пристальное всматривание старосты.       Драко вздохнул: «Похоже, что нет».       Ее ногти яростно впились в его плечи. Он мог бы пожаловаться на такую несправедливость, но все, на что его хватило — это раздраженно поморщиться.       Девушка, конечно, строптивая, но чертовски хороша в постели. Он не мог припомнить и разу, когда чувствовал себя таким измотанным после секса. Член уже обмяк, хотя ее возмущенная возня под ним порождала приятные ощущения от соприкосновения.       Тихо выругавшись, он скатился с нее и тяжело рухнул на матрас.       Драко рассудил, что, вероятно, сейчас должны бы последовать объяснения. Беда была в том, что он не помнил, что произошло с момента, как они покинули выпускной вечер вместе, до пробуждения с похмельем на пару со стояком. За исключением нескольких редких вспышек того, что, безусловно, квалифицировалось как первоклассный трах, в голове постоянно образовывалась пустота каждый раз, когда он пытался воззвать к своей пьяной запутанной памяти. Возможно, все эти ночи, проведенные с Гойлом и парнями за экспериментальным определением того, сколько алкоголя может выдержать человеческое тело, наконец, отразились на клетках головного мозга.       Драко недолюбливал не помнить. Это выбивало его из колеи.       — Грейнджер, не думаю, что ты…       Он говорил с воздухом. Голая ножка мелькнула, исчезнув за дверью ванной, прежде чем данная дверь была захлопнута достаточно сильно, чтобы всколыхнуть ужасные вертикальные жалюзи на другой стороне комнаты. Через несколько секунд дверь снова открылась, и рука высунулась, чтобы схватить лифчик, висящий на дверной ручке.       И она снова захлопнулась с такой же силой.       Ничуть не смутившись, Драко накинул скомканные простыни на себя и закрыл глаза, как только услышал, что в ванной включился душ.       Гермиона изо всех сил старалась игнорировать большое зеркало в форме сердца над розовым туалетным столиком. Душ работал на полную мощность, но она еще не была под ним. Она подождала, пока комната достаточно наполнится паром, прежде чем провести ладонью по стеклу и вытереть конденсат.       Она уставилась на свое отражение.       Ее взгляд бесстрастно скользил по темным кругам под глазами, подчеркивающими бледность лица и красноту уст. Ее губы, пухлые от природы, казались почти в два раза больше. Она втянула нижнюю губу, выискивая языком крошечные трещинки и ссадины. В углу рта и под правой мочкой уха были багровые следы, напоминавшие засосы. Слегка дрожащей рукой она дотронулась до красного пятна на шее, откинула с лица влажные от пара волосы. Макияж был безнадежно размазан. К кругам под глазами прибавились остатки туши. Все следы помады давно исчезли. Похоже, она также потеряла маленькую жемчужную сережку.       Гермиона заметила, что цвет ее глаз тусклее обычного, но и ранее они не отличались яркостью. По ее мнению, карие глаза были обычными. Ничто не сравнится с поразительными, захватывающими дух, зелеными глазами Гарри, или ореховыми, но меняющими цвет — Рона, или серебристо-серыми, как у Малфоя.       Малфой.       Гермиона застонала, закрыв лицо руками. К своему изумлению, она осознала, что тот ничего не помнит. Она не знала, оскорбиться ей или успокоиться. Этот ублюдок даже был настроен на то, чтобы провести еще один раунд этого… этого.       Ох! Она не могла заставить себя даже подумать об этом, хотя в мельчайших подробностях помнила, что от него хотела пять или шесть часов назад. Всему виной Малфой, и не только этому. Мышцы, о которых Гермиона даже не подозревала, сжались глубоко внутри нее, возвращаясь к жизни теперь, когда она проснулась. В нижней части живота она ощущала стеснение, похожее на дискомфорт во время месячных, но в то же время что-то иное. Жаль, что ей не посчастливилось страдать от потери памяти после запоя.       Гермиона пила не очень часто, а напивалась и того реже: два или три раза в компании друзей и один раз на Новый год, со своими кузенами. Как правило, это были ужасные похмелья, со рвотой, неизменно наступающей после распития бутылки Тапатио с надежными Роном и Гарри.       Тем не менее, когда дело доходило до воспоминаний, у Гермионы не возникало проблем. Она мыслила систематически. При столкновении с дилеммой решение почти всегда можно сформулировать, вернувшись к началу и восстановив развитие событий. Ее разум наверняка это сделал, учитывая, что секс с Драко Малфоем, безусловно считался дилеммой и даже проблемой.       — Выпускной, — прошептала она своему отражению с упреком.       Лицо в зеркале смотрело на нее с несчастным выражением. Выпускной, выпивка и эйфория привели к ее самому худшему поступку со времен превращения в кошку Миллисент Булстроуд на втором курсе.       Почему торжество выпускников ее так расслабило — останется загадкой. Праздновать было нечего: Волдеморт на свободе. Пожиратели Смерти все еще проводили периодические атаки на волшебные семьи. Авроры набирались дюжинами, и безопасность была на высоте. Праздник следовало бы сделать более сдержанным, а не таким, каким он оказался.       Она вспомнила, как надевала свою парадную мантию, будто на автомате, добавляя последние правки в планы для будущей Старосты Школы, которой передаст свои обязанности. Когда она наконец спустилась в Большой зал через тридцать минут после официального начала вечеринки, празднества были в самом разгаре.       Настроение было заразительным. Повсюду стояли парочки, смеющиеся, танцующие и участвующие в явно глубоких и содержательных разговорах, судя по напряженным взглядам на их лицах.       С их ТРИТОНами было покончено. Больше никаких экзаменов, никаких занятий. Нет больше борьбы со злыми, психически неуравновешенными волшебниками, а затем экзаменов по Нумерологии на следующее же утро. Через две недели она покинет то место, которое называла домом последние семь лет. Пути назад не будет. Она так много достигла в Хогвартсе, сделала то, что раньше считала невозможным.       И все же было сожаление. Из-за чего — она не знала точно.       Она задумалась о том, чего ей больше всего будет не хватать в Хогвартсе. Чем больше она смотрела на своих одноклассников, тем больше щемило в сердце. Внезапно мысль о том, что ей придется покинуть полюбившуюся комнату старост и навсегда переехать в дом ее родителей летом, показалась удручающей.       Может быть, это из-за Гарри, улыбающегося впервые за несколько недель, в то время как симпатичная блондинка из Хаффлпаффа шептала ему что-то на ухо. Или Симус Финниган, с энтузиазмом целующий Джинни под серпантином, рискующий навлечь на себя гнев Рона. Парвати Патил, придавшая новое значение термину «светиться от счастья», порхающая по залу, демонстрируя свое недавно приобретенное обручальное кольцо. Неважно, что она и Джастин Финч-Флетчли расставались и снова сходились четыре раза в этом году.       Даже слизеринцы были нехарактерно веселыми. Грегори Гойл покачивал на коленях смеющуюся Пэнси Паркинсон, в то время как Блейз Забини сбросил свою обычную маску властного старосты, пока вел улыбающуюся рейвенкловку на танцпол.       Гермиона стояла посреди всего этого, переполненная ностальгией и странной меланхолией, окруженная более чем сотней своих однокурсников и все же совершенно необъяснимо одинокая.       Она добралась до пунша и оставалась там следующие два часа — угрюмая, едва сдерживающая слезы.       Три или четыре безалкогольных напитка спустя она заметила Драко Малфоя.       Ее коллега-префект бездельничал в дальнем конце Большого зала, стоя слева от широких дверей. Он наблюдал за толпой с нечитаемым выражением лица, скрестив руки на груди, одетый в изящно скроенный официальный костюм тактильно-черного цвета, который затмевал свет свечей вокруг него.       Будь эта история романтичной, то их глаза встретились бы в переполненном зале, они обменялись бы молчаливым, но многозначительным взглядом, выдающим годы предполагаемого сексуального напряжения. Но это был Драко Малфой, к которому не применимы эпитеты «задумчивый» или «романтичный». Он не сводил глаз с толпы, а Гермиона не сводила с него.       Она долго смотрела на него. Все смотрели на Драко Малфоя. Трудно было этого не сделать. Он был префектом, капитаном и ловцом слизеринской команды по квиддичу. Он входил в пятерку лучших учеников школы, будучи на одном уровне с Падмой Патил из Рейвенкло и отставая на три с половиной балла от самой Гермионы.       В отличие от других слизеринцев, он не скрывал свое отношение к другим, расхаживал по школе, будто весь мир был обязан ему жизнью. О, также он был невероятно ужасным человеком.       За эти годы Драко Малфой не сильно изменился в плане личности, но он вырос другими способами.       Не было никакой логической причины, по которой Гермиона выбрала эту ночь из всех ночей, чтобы позволить своему слабому физическому интересу к Малфою беспрепятственно обнаружить себя. Она была всего лишь девушка-подросток с полагающимся ее возрасту шквалом гормонов, тянущих ее в том или ином направлении. Обычно она удерживала на коротком поводке свои более непрактичные импульсы. Ее чувства к Малфою оставались неизменными, но удивительно, насколько человек может считать другого привлекательным и в то же время таким неприятным.       С удивлением она обнаружила, что идет на своих же ногах к нему через Большой зал, держа два бокала пунша, задаваясь вопросом, откуда взялась ее необычная бравада. Гермиона заметила, что член Малфоя смотрел влево, судя по его выпуклости на брюках. Она в миг стала красной лишь от одной мысли об этом. Но все было нормально — Большой зал освещали только свечи, к тому же все остальные были слишком заняты, чтобы обратить на нее внимание.       Внезапно Гермиона попыталась представить, как выглядит эта его часть. Бледный, как и все остальное, или же налившийся кровью. Она представила, каков он на ощупь. Его жар и вес, ощущение от прикосновения по влажной круглой головке. Она представила, как Драко закрывает глаза, а рот выдает молчаливое «ох».       Да нет, Драко Малфой бы не показывал свои эмоции, даже во время секса. Даже в такую праздничную ночь. Будучи префектом и старостой школы, она имела право беспрепятственно посещать общие комнаты, закоулки и тайные места замка, которые втихаря посещали студенты. Она слышала шепотки и приглушенные хихиканья.       Если верить высказываниям старшей женской половины Хогвартса, Драко Малфой был лакомым кусочком.       В ее рту пересохло, как только она подошла к Малфою. Гермиона удивилась тому, что здравый смысл, казалось, покинул ее. Томительное, пульсирующее ощущение распространилось по нижней части тела: нервное возбуждение и осознание того, что она кинула себе личный вызов.       Их глаза встретились. Он задержал на ней взгляд на мгновение, а затем посмотрел ниже, обследуя ее с привычной наглостью.       Они говорили. Началось все с тонко завуалированных оскорблений, замаскированных под стеб. Семь лет практики давали о себе знать. Разговор перешел на тему старост. Во время беседы он крутил палочку в своих длинных пальцах.       Драко в процессе разговора понял, что она пришла к нему не для обсуждения обязанностях старост, только после того, как она завела разговор о планах на будущее.       На секунду это его ошеломило, и Гермиона могла полностью оценить абсурдность ситуации. Ее уверенность уменьшалась с каждым ударом сердца.       Малфой уставился на нее; его серые глаза подмечали детали и анализировали их с огромной скоростью. Он слегка нахмурился, в его тонких чертах на мгновение отразилось подозрение вперемешку с весельем, а потом он улыбнулся. Не ухмыльнулся, не злорадно усмехнулся, а медленно, понимающе улыбнулся, очаровав своими вампирскими клыками.       Он неспешно вдохнул, выпрямляясь во весь рост, возвышаясь приблизительно на голову.       — Хочешь пойти куда-нибудь, где менее… празднично? — спросил он совершенно невозмутимо. Его голос превратился из ехидного и высокомерного во что-то другое. Она никогда не слышала, чтобы Драко с кем-то так говорил, хотя, несомненно, он использовал этот талант довольно редко, хоть и весьма искусно.       Гермиона вспомнила моменты, когда думала, что такое самообладание — незаконно. Она гораздо больше привыкла к милой простодушности Гарри и искреннему обаянию Рона. У нее затряслись коленки. Она стояла на перекрестке моральной дилеммы.       Все, что было нужно, подумала Гермиона с ироничным весельем, — это определиться:       «За дверью номер один, мисс Грейнджер, безопасные мечты в вашей постели и хихиканье с вашими подругами утром над тем, как вы почти предложили себя Драко Малфою! Но за дверью номер два, если вы осмелитесь ее открыть, лежит билет в один конец, в ад, в котором вас ждут искушения вперемешку с ядом, какие вы себе даже не представляли. Горячо? Наиболее вероятно. Последует наказание. Несомненно. Но у дьявола глаза, как у древнего ледника, и самые красивые руки из ранее увиденных. И несмотря на то, что вы ненавидите его действия, только он способен обеспечить все, чего вам хочется сегодняшним вечером…»       Малфой будто читал ее мысли. Он тихо подождал, пока ее обеспокоенное выражение лица прояснится, прежде чем предложить ей свою руку. Он был во многом таким же высокомерным сыном Пожирателя Смерти, каким был с первого курса, и все же в нем была зрелость, которая полностью обошла других парней. Драко был человеком, знающим себе цену.       Должно быть, дело в одежде. Возможно, если одеваться в одежду, стоящую примерно месячную зарплату, то этого вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя робко.       Возможно, она и показала самый высокий результат по ТРИТОНам за более, чем столетие, но Гермиона Грейнджер назвала себя дурой, когда она остановила свои воспоминания и шагнула под обжигающе горячий душ в ванной комнате отеля Pepto Bismol. Она вздрогнула от жжения на покрасневшей коже.       Схватив мыло и мочалку, она принялась оттирать остатки прошлой ночи.       Ее руки особенно яростно скребли в месте чуть выше тазобедренной кости.       Эти попытки были тщетны, потому что брачную татуировку было невозможно смыть.