Знакомый коридор. Темнота казалась материальной — лезла в глаза, уши, вливалась в лёгкие, окутывала и пыталась поглотить. Но один жёсткий удар по струнам и тьма в страхе скрылась в тёмных закоулках, только бы не попасть под молнию. Впервые парень смог разглядеть стены коридора. И он не ошибся, они и вправду были каменными, а с потолка капала дождевая вода.
Щелчком пальцев он вызвал образ красной двери — а то до неё ещё чапать и чапать полсна. Сал протянул руку к ручке, но та увернулась. Ещё несколько минут он ловил её по всей поверхности и, когда ему надоело столь интеллектуальное дело, просто вышиб дверь ногой. В лицо прилетел сугроб.
Как тогда. Салли, матерясь, отплёвывал воду, ведь пришёл без протеза. Он по садистски прошёл по снегу, благо, в кроссовках уснул.
На холме, под деревом виднелась знакомая фигура. Пёс не замечал Фишера и сидел к нему спиной. Под злым взглядом ветка треснула и на голову златоглазому упал сугроб.
— А, Сал, привет, — Шак слабо улыбнулся. Голубоглазый парень прожигал взглядом сидящего, — О, ты нашёл усилитель? — и кивком указал на гитару за спиной Салли.
— Да, и он послужит не добрым намерениям, — голос был спокойным, когда взглядом можно было убить.
— Что-то не так? В чём проблема? — глаза пса омрачились неприятными предположениями.
— Проблема во мне, Шак, — зло выплюнул синеволосый, — Я, глупец, поверил твоим лживым речам, подумал, что ты будешь защищать меня. А ты, оказывается, ничего хорошего мне не желал, — черноволосому на голову опять упал снег, но в ещё большем количестве.
— О чём ты?
— Ты — предатель.
Шак поднялся и встал напротив Салли. Кажется, он понял, о чём речь. Пёс зло улыбнулся.
— Ты неправ, я не предатель.
— Но ведь ты меня предал!
— Это «предательство» было запланировано ещё до твоего рождения. Единственный, в чьих жилах течёт жуткая кровь демона. Для этого ты и нужен красноглазому. Иначе не сотворит он свою месть.
— Что ты хочешь сказать? — синеволосый отпрыгнул подальше, недоверчиво глядя на бывшего друга, коим он никогда не являлся. Пёс залился смехом, смутно похожим на лай.
— Ты — единственный, в чьё тело может вселиться Красноглазый Демон! Единственный в своём роде ведьмарь, что ещё сохранил способности прабабки! А то ты думал — каждый человек обладает молнией! Нет конечно же, только единицы, и то не сильнее синего огня, — Шак опять залился смехом.
— Неправда! — крикнул Фишер, зажимая уши. Что-то треснуло. Весь снег с дерева обвалился, но пёс успел увернуться.
— Видишь, как весь мир трещит по швам! И это только от твоего писка! — проголосил черноволосый, размахивая руками.
— Неправда!!! — парень упал на колени, дёргая себя за хвостики и пытаясь заглушить все звуки. По земле прошла трещина. Она вилась от самой двери прямо к златоглазому, но тот сделал шаг в сторону, чтобы не провалиться в бездну.
— Всё, пошумел и хватит. Тебе вредно, — Шак сменил гнев на милость и пытался успокоить синеволосого, — Не выдумывай, пока я рядом, тебя не тронут, — и положил руку на плечо.
Это была тактическая ошибка. Нет, Сал конечно, перестал содрогаться от рыданий и даже как-то подозрительно притих. Пёс не заметил той невидимой черты, которую перешёл. Салли вскинул лицо к небу, скидывая руку черноволосого. В заплаканных глазах читалось отчаяние.
— Не правда. Не правда. Не правда. Не правда, — как заведённый прошептал он. Но нервы не выдержали, — ЭТО ВСЁ НЕПРАВДА!!!
Мир треснул. Такая же трещина, что и на земле, прошлась по небосводу. Дерево сломалось, как жалкая спичка. Толпы птиц взвились в небо. Ещё больше трещин, чёрный огонь пожирал осколки, предъявляя взору тьму. На самом большом кричал Сал и пытался его успокоить Шак. Сверкнула чёрная молния, и всё затихло.
— Видишь, ты смог вызвать чёрный огонь, и ещё смеешь отрицать то, что ты избранный, — прокомментировал пёс. Сал, сидя на корточках и закрывая руками лицо, качался на носках взад и вперёд.
Черноволосый протянул руку пареньку, но тот вскочил сам. Если бы взглядом можно было бы навредить, то глаза Фишера метали убийственные чёрные молнии. И весь гнев был направлен в одну точку, на пса.
Синеволосый медленно надвигался. И размахнулся для удара.
— Я тебя ненавижу, — прошипел парень. Златоглазый успел поднять руку, чтобы защитить глаза. Яркая вспышка. Удар, что должен был пройти по щеке, попал на кисть. Ярость, что отразилась в молнии, без ведома хозяина проскочила вслед за рукой, черча косую линию по тыльной стороне ладони, но голубоглазый не заметил этого. Он убежал.
***
— У-у-уй, идиот! Придурок! Чёртов тупой пёс! — желтоглазый упал на колени, дёргая волосы, — Не сдержался! Выплеснул эмоции!
Самобичевание, конечно, штука хорошая, но только в умеренных дозах. Но это было не оно — Шак просто убивался. Убивался своей глупостью, грубостью по отношению к дорогому человеку. Ну почему, почему правда открылась именно сейчас! И ещё с такой стороны.
— Идио-о-от!!! — провыл парень. Разрушенный мир постепенно восстанавливался, но разбирая дружба — нет.
— Теперь
он всё узна-а-ает! — заскулил парень, но долго убиваться у него сил не хватило и он решил заняться уборкой. После истерии Сала от мирка Шака осталась лишь пара осколков.
Под раздражённым взглядом небо собиралось, как пазл. Из расколотого ствола показались молодые веточки. Птицы уже собрались у пня и галдели. Все трещины зарастали. Теперь снежная поляна была более менее похожа на ту, прежнюю.
Парень подошёл к двери и протянул ладонь, чтобы открыть её. Золотая ручка опять ускользала и металась по всей деревянной поверхности, что бы уже не выпустить хозяина, как это было с Салом (но его не впускали). Шак разозлился. Лак на двери стал плавиться, но, не желая портить имущество, пёс открыл её с ноги.
Глаза с трудом привыкали к темноте. Златоглазый быстро заморгал, но ничего не изменилось. Пожав плечами, он отправился в своё далёкое путешествие. Будучи существом, у которого никогда не билось сердце и имелось в наличии неведение быть живым, Шак оказался в теневом мире.
В нём не было ни одной живой краски, но он был в точности таким же, как и смертный мир. От живых людей остались лишь движущиеся очертания, в груди которых мерцала яркая искра — душа. У многих таковой не было, и её заменяла лишь пустота. Иногда в таких дырах был флажок — «Инкуб Дюк лапку приложил» или «Здесь был дух Киран», смотря кто душу прихватил. Иногда попадались такие очертания, на которых пиявками сидели тени. Заметив Шака, некоторые в знак приветствия махали липкой ручкой. Пёс фыркал, но раздирать «липучек» не спешил. Ведь и донести могут.
Иногда по теневой улице проходил чей-нибудь призрак из далёкого прошлого: женщины шествовали в огромных платьях и держали над собой кружевные зонтики. Их кавалеры величественно шли следом, не прерывая светских разговоров со спутницей. Это были безнадёжные призраки эгоистов, что не пожелали забыть о своём величии и навсегда остались в этом или в живом мире. Ну во всяком случае, пока не поумнеют.
Мимо пробежали ребятишки, но уже одетые по современному. Как же давно Шак не выбирался в один из внешних миров. Но воздух живого был для него, духа-тени, как отрава, а в потустороннем мире можно было легко натолкнуться на родственников, чьё появление не светило пощадой. Пёс вспомнил, как всего то какие-то жалкие столетия назад от носился по обоим мирам вместе с друзьями, распугивал грязнокрылов в Тартаре, приносил трофеи в виде перьев фениксов домой. Как Баргест ловил его на прогуле работы и заставлял годами в наказание отлавливать сбежавших с кладбищ мертвяков. Как они вместе с Зарёй бегали по лесам Алтая и ловили зайцев. А потом он предал всех и стал духом помощником. Помогал людям, одним словом. Притворялся домашней собачкой, загоняя все инстинкты в клетку.
Всё же решив немного дать волю, он вмиг растворил реальность перед собой и, так сказать, перескочил в красочный мир, напугав случайного прохожего. Тот вскрикнул и упал на асфальт, а Шак резво перепрыгнул через него и понёсся со всех ног. В ушах свистел ветер, в морду летели какие-то размокшие газеты и пыль. Скорость немного разогнала неприятные мысли, хотелось выть от восторга.
Но перед глазами уже замаячила литая ограда. Чёрный пёс перепрыгнул её, будто таковой и не было. Много каменных прит, цветы и еловые венки. Шак, щуря золотые глаза, внимательно всматривался в имена на надгробиях. Вот, он наконец нашёл нужное имя.
Диана Фишер
1948 — 1986
Всё то, что было выгнано ветром, навалилось каменной плитой. Пёс положил у надгробия из ниоткуда взявшуюся связку синих и лиловых амарантов.
— Прости, Диана, я не уберёг его.
Пёс ушёл. Всё позабыто, стёрто с памяти людей. Больше никто не вспомнит светлой улыбки, золотых кудрей, что развиваются на ветру. Одни лишь цветы сохранили душераздирающий горький вой духа.
