Political Passions/Политические страсти

Эмма облизнула внезапно пересохшие губы. — Я сказала, что я такое люблю, — тихо повторила она. — Ох, — последовал смущённый ответ. Реджина отвернулась, не в состоянии больше смотреть Эмме в лицо. Сердце бешено колотилось в груди, словно отчаянно желая вырваться на свободу и убежать, чтобы потом разбиться вдребезги. Она чувствовала, что Эмма продолжает смотреть на неё, и быстро моргнула, пытаясь остановить слёзы, жгущие глаза. Она не знала, отчего ей хотелось плакать. Но она отчётливо ощущала, что только что совершила огромнейшую ошибку. Она почувствовала, что тело Эммы больше не прижимается к ней. Реджина не знала, был ли тому виной пронёсшийся над ней порыв холодного воздуха или же то, что Эмма отстранилась физически, но волосы на её руках встали дыбом. Эмма села на другую сторону кровати, близко к Реджине, но не касаясь её; Реджина так и не обернулась, и потому Эмма не видела, как в наступившей тишине на подушку под щекой Реджины упала слеза. — Реджина? — не без любопытства произнесла Эмма после долгой паузы. Она ничего не ответила. Она даже не пошевелилась. Она не была уверена, чего хочет от неё Эмма. Что она должна была сказать? Теперь уже никак нельзя было вернуть сказанное назад. — Реджина, — повторила Эмма. — Всё хорошо? — Да, — глухо ответила Реджина в подушку. Эмму это не убедило, она подождала ещё немного, а потом осторожно перелезла через женщину, которая никак не хотела поворачиваться к ней лицом. Устроившись с другой стороны, она поняла, что Реджина плачет, только когда положила голову на подушку. — Эй, что случилось? — спросила Эмма, придвигаясь ближе и обнимая брюнетку за талию. — Почему ты плачешь? Реджина не ответила. Она просто уткнулась лицом в светлые волосы, которые спадали через плечо Эммы. Эмма прижала её к себе, чувствуя, как женщина дрожит в её руках. Она поцеловала её в висок, пытаясь успокоить, хотя не очень понимала, почему Реджина так расстроена. — Реджина, что случилось? — спросила Эмма после затянувшегося молчания. — Прости, — послышался невнятный ответ в намокшие от слёз волосы Эммы. — За что? — Я облажалась. Эмма очень удивилась такому выбору слова, обычно президент была крайне сдержанной в своих высказываниях. — Как облажалась? Наконец Реджина оторвалась от подушки и взглянула в растерянное лицо Эммы. — Не нужно было мне этого говорить. Не сейчас. Я хочу сказать, ещё слишком рано. Мы вместе всего месяца полтора. Я не это имела в виду. — Ты не это имела в виду? — Эмма вскинула брови. Реджина прикусила губу. — Эм-м, нет. Нет, я не это имела в виду. Это была ошибка. Я не должна была этого говорить. — Так ты не любишь меня? Реджина застыла. Неужели Эмма спросила её об этом так прямо? — Нет, я не это имела в виду. — Так ты любишь меня? — надавила Эмма, слегка изогнув губы. Реджина нахмурилась. Эмма что, дразнит её? Для неё это всё одна большая шутка? Разве Эмма не понимает, как она боится, что их зарождающемуся роману настал конец, потому что она забыла отфильтровать свои мысли? — Я не должна была этого говорить, — повторила Реджина. — Почему? — Потому что ещё очень рано. Это слишком. — Это правда? Реджина вздохнула и отодвинулась, перекатившись на спину и уставившись в потолок. Она больше не могла смотреть на Эмму. — Да. Ночник отбрасывал длинные тени по всей комнате. Реджина смотрела на фигуры, вспоминая все ночи, проведённые здесь ребёнком, подростком и взрослой уже женщиной, когда она вернулась домой из колледжа. А потом потолок исчез, сменившись лицом Эммы, когда она забралась обратно на брюнетку. Реджина напряглась. Эмма почувствовала это и поднялась, давая Реджине пространство. Несмотря на всё происходящие, карие глаза не преминули полюбоваться мускулистыми руками Эммы. — Не рано, если ты испытываешь эти чувства, — мягко произнесла Эмма. Реджина тяжело сглотнула. Это действительно было так. Уже какое-то время она знала, насколько глубоки её чувства. Но ещё она знала, что, услышав сказанное, Эмма могла рвануть от неё со всех ног. Только Эмма не убегала. Она была рядом, с лёгкой улыбкой и интересом на лице глядя на неё. — Что ты хочешь от меня услышать, Эмма? — спросила Реджина, слишком запутавшаяся, чтобы пытаться расшифровывать загадочные послания в языке жестов блондинки. — Я ничего от тебя не хочу. Если честно, я думаю, ты всё уже сказала. — Здесь ты, наверное, права, — нерешительно засмеялась Реджина. — Но сказать хочу я, — Эмма опустилась на локти, прижимая их обнажённые тела друг к другу. Внутри у Реджины всё сжалось. Снова вспыхнуло так резко подавленное возбуждение. — Что ты хочешь сказать? — выдохнула Реджина. — Я тоже тебя люблю, — просто ответила Эмма. Карие глаза расширились, когда до Реджины дошли сказанные шёпотом слова. — Любишь? — Да. Я просто ждала подходящего момента, чтобы сказать это. Думаю, ты меня опередила. — Я бы не назвала это подходящим моментом, — отметила Реджина. — Да уж, ты так перепугалась. Что на тебя нашло? — А ты вообще с меня слезла, — парировала Реджина. — Ты начала паниковать, и я хотела дать тебе пространство. Реджина улыбнулась и обняла Эмму, притягивая их тела ещё ближе друг к другу. — Мне не нужно пространство от тебя, Эмма. Это последнее, чего я от тебя хочу. — Хорошо, потому что я тоже. Чего я хочу, так это оргазма. Ну, точнее, дать тебе его. На губах Реджины заиграла ухмылка. — Я готова его принять, но у меня есть условие. — Какое же? — спросила Эмма, урвав себе поцелуй, пока Реджина не успела ответить. — Я тоже доведу тебя до оргазма. — Я принимаю это условие, — улыбнулась Эмма. — Но я первая. Я чуть не вынесла тебе мозг, когда ты сказала, что любишь меня, а потом испугалась, и у нас был неоправданно долгий и запутанный разговор. Реджина надулась. — Я не виновата. Ты не ответила. — Ты меня удивила, — ответила Эмма. — А потом выглядела слишком испуганной, и я не рискнула. — Мне было страшно. Я боялась, что разрушила это, сказав слово на «л» слишком рано. — Ты никогда не сможешь разрушить «это». Я тебе не позволю. И теперь ты можешь сказать «любовь». В смысле я думаю, мы выяснили, что здесь происходит, даже если мы продолжаем называть наши отношения «это». — А как мы должны «это» называть? — поинтересовалась Реджина. — Ну, я обычно говорю «я люблю тебя» только той, кого считаю своей девушкой, — тихо сказала Эмма. — Как тебе такой вариант? — Великолепно, — ответила Реджина. — Я люблю тебя. Эмма просияла. — И я тебя люблю, — сказала она, снова целуя брюнетку. Эмма с таким облегчением наконец это произнесла. До промаха Реджины она и сама намеревалась открыть свои чувства, но, как и Реджине, ей казалось, что ещё рано. Она радовалась тому, что они обе были на одной волне. Теперь она знала, что Реджина испытывает по отношению к ней те же чувства, и это дарило ей успокоение. Теперь их губы двигались медленнее. После интенсивного занятия любовью, а затем откровений о глубине своих эмоций, обеим женщинам было достаточно просто чувствовать друг друга. Эмма всем телом под одеялом прижалась к тёплой Реджине. Брюнетка провела пальцами вверх и вниз по гладкой коже спины Эммы, очерчивая рёбра. Через некоторое время Эмма скатилась с Реджины, потянув брюнетку за собой, чтобы они обе легли на бок. Ноги их переплелись, бедро Эммы было зажато между ног Реджины, прижатое к её центру. Кожу покрыла влага от первого оргазма, и она застонала, почувствовав, как покачивается Реджина. Поцелуй углубился, становясь более жадным и страстным. Не в силах больше ждать, Эмма наклонилась, нежно поглаживая пальцами гладкую кожу. Реджина захныкала в поцелуе, уже желая большего. Эмма была более чем счастлива услужить. Два пальца в неспешном ритме погрузились внутрь. На этот раз Эмма была осторожнее и двигалась так, что её ладонь постоянно давила на пульсирующий комок нервов, открывая Реджине новые рубежи. — Эмма, — простонала Реджина, её тело переполняли ощущения. Звук своего имени на губах возлюбленной вызвал в Эмме в равной степени гордость и возбуждение. Она хотела услышать, как Реджина кричит в исступлении, услышать, как её собственное имя эхом разносится по комнате. Но ещё она хотела посмотреть в глаза отцу Реджины на следующий день, поэтому понимала, что для этого им придётся подождать более подходящего времени и места. Однако ей уже безумно хотелось попробовать брюнетку. Продолжая ритмично двигать пальцами, Эмма прервала становящийся всё более влажным поцелуй и пробралась вниз по кровати. Реджина охотно перевернулась и широко раздвинула ноги, чтобы блондинка могла устроиться между ними. Не теряя времени, рот Эммы сразу накрыл пульсирующий центр Реджины. Закрыв глаза, она наслаждалась вкусом, покрывающим её язык, запахом, вторгающимся в ноздри, ощущением слегка сжимающихся вокруг неё бёдер Реджины. Она решила, что это её любимое место в мире. Реджина не заставила себя долго ждать. Пальцы Эммы не нарушали свой ритм, когда в ход шли язык и губы. Несколько раз пройдясь языком по всему центру Реджины, Эмма быстро сосредоточилась на главном, пока женщина не начала дрожать от удовольствия. Она не останавливалась, а ногти Реджины впивались в кожу на её голове, притягивая ближе. Реджина не знала, как ей удалось не закричать, но когда последние волны оргазма прокатились по ней, она тяжело дыша рухнула на подушки. Удовольствие, которое сумела подарить ей Эмма, превосходило всё, что она когда-либо испытывала. Каждый раз её поражало, насколько сильны были ощущения. А потом всё началось сначала. Решив превзойти прошлого, весьма посредственного любовника Реджины, Эмма снова принялась за дело. На этот раз её язык двигался медленнее, мягко скользя по коже и кружась вокруг края клитора, а не прямо над ним. Но тело Реджины уже было настолько чувствительным, а нервы на пределе, что брюнетке не потребовалось много времени, чтобы снова достичь пика. Эмме лишь нужно было прижаться чуть сильнее, и Реджина хлопнула рукой по рту, когда из груди вырвался непрошенный возглас. Она выгнула спину, почувствовав, что тело отдаётся удовольствию в третий раз, прижимаясь ещё ближе к Эмме, которая продолжала нежиться у её ног. Но в конце концов всему настаёт предел, и Реджина проскулила это Эмме в тусклом свете комнаты. Эмма появилась над ней, самодовольно улыбаясь, её губы всё ещё были покрыты влагой Реджины. Потянувшись, брюнетка затянула женщину в поцелуй, пробуя себя на языке Эммы. — Это было потрясающе, — прошептала Реджина. — Хорошо, — сказала Эмма. — Потому что я тоже получала удовольствие. Ты прекрасна в постели, Реджина. Покраснев, Реджина выдавила из себя робкую улыбку. Она всегда с трудом принимала комплименты о себе в постели. Честно говоря, их было не слишком-то много. Робин был не самым красноречивым любовником. Реджина подумала, что если бы он охотнее говорил об их сексуальной жизни, возможно, она была бы лучше. Возможно, он бы не изменил, если бы сказал Реджине, что ему нужно. Возможно, их брак не распался бы после того, как он нашёл женщину, способную его удовлетворить. — Эй, куда ты пропала? — спросила Эмма, соскальзывая с тела Реджины и обвиваясь вокруг неё. Она увидела, как лицо президента остекленело, а затем по нему пробежала задумчивость, резко сменившаяся каким-то затравленным видом, и поняла, что мыслями Реджина где-то далеко. — Прости, — сказала Реджина, поворачиваясь, чтобы мягко поцеловать Эмму. — Я просто задумалась. — Я поняла, — ответила Эмма. — Расскажешь мне, о чём? Реджина перевернулась на бок, прижавшись к Эмме и обняв её за талию. — Я думала обо всём, что пошло не так у нас с Робином, — призналась она. Эмма слегка напряглась. Плохой знак, если твоя любовница после оргазма думает о бывшем. — А потом я поняла, что слишком долго грустила из-за распада этого брака. Нахмурившись, Эмма кивнула Реджине, чтобы та продолжала. — Робин своим уходом разбил мне сердце, но, как выяснилось, он оказал мне услугу. — Каким же образом? — Если бы мы остались вместе, даже с учётом фиктивности этого брака, между нами ничего бы не произошло. Независимо от моих чувств к Робину или тебе, я бы никогда не пошла на измену. Если бы Робин не сделал то, что сделал, если бы он не предал меня, не разбил моё сердце и не разрушил наш брак, — в этот момент Эмма сжала кулаки, — я бы никогда не смогла начать что-нибудь с тобой. Я бы не была сейчас здесь, в твоих объятиях, счастлива и в безопасности, и настолько влюблённая, что ничего уже не имеет значения. Я люблю тебя, Эмма. И события, которые привели к этому моменту, к тому, чтобы мы были вместе, теперь несущественны. Я двигаюсь дальше, я уже продвинулась дальше. К тебе. — Я тоже тебя люблю, — сказала Эмма. — И мне так жаль, что тебе пришлось пройти через весь этот ад, прежде чем мы встретились. Мне жаль, что Робин не видел в тебе того, что вижу я, не понимал, насколько ты удивительная, не осознавал, что ты самая великолепная, бесценная женщина в мире. Но и рада, поскольку благодаря этому мы теперь вместе. Я бы никогда не пожелала разбитого сердца тебе или кому-то ещё, но если тебе пришлось пережить это, чтобы мы были вместе, тогда я проведу остаток своих дней, стараясь сделать так, чтобы это стоило боли. — Так и есть, — сразу ответила Реджина. — Ты стоишь любой цены, которую мне придётся заплатить, Эмма. — Ну, будем надеяться, ни одной из нас не придётся платить слишком высокую цену, когда всё это наконец всплывёт, — протянула Эмма. Реджина покачала головой. — Давай не будем об этом, — сказала она. — Давай просто полежим. Вместе. Пока у меня не будет достаточно энергии, чтобы выполнить условие и дать тебе ещё один оргазм. Что думаешь? — Я хочу заканчивать так каждый день до конца своей жизни, — честно ответила Эмма.

***

В тот момент, когда на следующее утро обе женщины вышли в коридор, Грэм и Элис появились из своих комнат. Реджина могла только догадываться, как долго они ждали их появления. Она коротко кивнула своему главному агенту, после чего спустилась на кухню. Генри уже сидел за маленьким столиком, а перед ним дымилась чашка кофе. Его сиделка у плиты готовила завтрак. — Доброе утро, — сказал он, когда они вошли. — Хорошо спалось? — Замечательно, спасибо, папа, — ответила Реджина, целуя его в щёку. — А тебе? — Спал как младенец. А ты, Эмма? Выспалась? — Очень даже, спасибо, сэр, — вежливо ответила Эмма, стараясь не думать о том, что мужчина мог слышать их не особо похожие на сон действия прошлой ночью. — Эмма, перестань, — пожурил её Генри. — Я же просил называть меня Генри, разве нет? — Простите, Генри, — ответила Эмма. Ей всё ещё казалось странным называть кого-то именем сына. Генри сейчас не было популярным именем, поэтому она редко встречала других. То, что отца Реджины звали, как её сына, было странным совпадением. — Дамы, какие у вас на сегодня планы? — полюбопытствовал Генри. — Да ничего особенного, — ответила Реджина, переходя на кухню с намерением приготовить завтрак для них с Эммой. Сиделка взглянула на новоприбывших, но ничего не сказала. — Мы приехали сюда отдохнуть на выходные, и у нас нет никакого желания выходить из дома. Хотя, справедливости ради, даже если бы захотели, всё равно не смогли. Мы же не можем разгуливать на людях. Если кто-нибудь увидит нас вместе, СМИ взорвутся заголовками. — Да, — протянул Генри. — Что вы планируете делать с прессой? Реджина взглянула на Эмму, которая пожала плечами. — У нас нет плана, — призналась президент. — Поэтому, наверное, можно сказать, что наши планы на выходные заключаются в том, чтобы придумать план, как нам обнародовать отношения, чтобы меня не погнали из Белого дома, а Эмму из шоу. Генри медленно кивнул. — Да, я думаю, вам придётся хорошенько поразмыслить о том, как преподнести эту новость. Но я уверен, что есть способ сказать всё без особого ущерба. — У вас есть какие-нибудь идеи? — спросила Эмма. — Я подумаю, и мы к этому вернёмся. Эмма понимала, что это станет большим препятствием для их отношений. Как человек, проработавший в средствах массовой информации большую часть своей карьеры, она знала, насколько жестокой может быть пресса. Новость просочится, и акулы выйдут на охоту. Есть люди, которые используют новость о том, что Реджина не только в новых отношениях, но с женщиной, как способ пустить под откос её политическую карьеру, сместить её с должности и опозорить как политика. Эмма считала, что здесь их отношения будут иметь решающее значение. А ещё была её собственная карьера. Эмма уже пребывала в полной уверенности, что руководители NВС не будут в восторге от того, что их главный политический обозреватель отведёт выпуск, а потом вернётся к ужину в Белый дом. Как только они с Реджиной всё обнародуют, она, скорее всего, лишится шоу. По крайней мере, в его текущем формате. Некоторое время она обдумывала идеи другого политического шоу. Ей нужно было обсудить это с Реджиной, но она уже начала думать о том, как её уникальный доступ к президенту сможет обеспечить невиданный ранее тип программы. Она не планировала показывать интимные подробности их отношений, но знала, что людям безумно интересен президент Америки. Что если Эмма смогла бы удовлетворить это любопытство, предоставив эксклюзивный доступ к повседневной работе Белого дома? Не раскрывая государственных тайн или их частной жизни, Эмма придумала то, что, по её мнению, могло бы стать отличным шоу, о котором она могла бы рассказать своему руководству после того, как их отношения станут достоянием общественности. Или, возможно, перед этим. — Вообще-то, у меня есть идея, — сказала Эмма, когда Реджина поставила перед ней чашку кофе и гору блинчиков. — О, да? — спросила Реджина, занимая место рядом с Эммой. — Тогда давай послушаем. Эмме потребовалось меньше десяти минут, чтобы донести свои мысли до Реджины и её отца. Но прежде чем кто-то из них смог высказать своё мнение, их прервал Грэм. — Мадам президент, мистер Миллс, я только что получил новую информацию о расследовании стрельбы и подумал, что вам обоим хотелось бы услышать последние новости. — Продолжай, — сказала Реджина, опуская кофе. Медленный прогресс следственной группы приводил её в ярость, и она отчаянно надеялась, что эта новая информация даст им конкретную зацепку. Её пугало, что человек, стрелявший в её отца и пытавшийся убить её, оставался безымянным, а его мотивы неизвестными. Это и тот факт, что он вряд ли работал один. Грэм взглянул на Эмму, не зная, имеет ли женщина достаточный уровень доступа, чтобы услышать новости. — Не тяни, — отрезала Реджина. — И не обращайся с моей девушкой так, будто ей нельзя доверять. На слове «девушка» Генри вскинул брови. До этого момента его дочь никогда не обращалась так к Эмме. Очевидно, прошлым вечером они кое-что прояснили, подумал он. — Мы установили снайпера, — наконец сказал Грэм. — Мы знаем его имя.