Примарис

Вспышка... ранение... Наверное, смерть. Вот оно как. Ужасная боль, которая пронзила тело после попадания масс-реактивного снаряда утихла через мгновение. Я очутился в ничем. Я стал им. Там не было ни Золотого Трона, ни всепожирающих пастей Тёмных Богов. Лишь вязкая пустота, как депривационная камера, в которой тренировали нашу ментальную устойчивость. Но было одно но. Там я мог ухватиться за себя самого, за воспоминания. А здесь... меня не было. Пласты личности расслаивались и растворялись, чтобы опять сойтись в переплетении фантасмагоричных образов, энграммы памяти рассыпались и перемешивались. Я вспоминал преподавателей Схоластики под сводами трюмов Чёрного корабля, Святую Терру, на орбите которой кружились грубо спаянные космические скитальцы, свою родную мать... Я не помнил её лица, но знал, нутром знал, что это она. Я тянулся, чтобы обнять её, но тотчас она превращалась в вопящего и брызгающего слюной комиссара Кипрела, вновь приказывающего поддержать орочьё наступление на укрепления тиранид... Я понимал, что рано или поздно растворюсь здесь. Хотя... Кто я? Что я такое? Помогите... мне. . . Последнее, что я вспомнил, была та литания. Её не вдалбливали в Схоластике, она никогда мне ещё не пригодилась. И сейчас, когда не было ничего, появились эти строки. Понимая, что это будет последним, что я сделаю, я прошептал... Нет, прошептал у себя в голове эти буквы, даже не до конца понимая их смысл: -Возлюбленный мой Боже-Император, прости прегрешенья мне - слуге Твоему, ибо я всего лишь человек. Всего лишь человек... человек... Я - человек! Я был и всегда буду им, даже после смерти! Я - слуга Бога-Императора, один из Его воинов, я - Игнатий Крамов, псайкер-примарис! Всё встало на свои места. Преподаватели Схоластики убрались из коридоров мрачной твердыни Инквизиции, их места заняли высокие молчаливые девушки в боевых доспехах. Я отлично помнил, что даже взгляд на них причинял мне, пятилетнему напуганному шкету, сильную боль. В панораме орбиты Терры, которую я успел уловить при переводе в другое крыло корабля сразу исчезли отвратительные конструкции зеленокожих. Вместо них там была громадная станция, целый город, зависший в пустоте. Моя добрая мама навсегда разделилась в моей памяти с Кипрелом, который приказывал прикрыть цепи штурмовой пехоты, атакующие высоту, занятую культистами. Я вновь обрёл себя, и будто в ответ на это, пустота исчезла. Всё вокруг залил яркий золотой свет. Я не задавал вопросов, а просто подчинился неизвестно откуда взявшейся Воле, что всё быстрее и быстрее толкала меня куда-то. И перед тем, как ослепительный свет заставил меня моргнуть, я услышал низкий, могущественный и прекрасный голос: -Ещё не время. Поздняя ночь, над Токио зависла дождевая туча, обильно проливающая своё содержимое вниз, на бетон и асфальт города. Сады, улицы, проезжающие по последним автомобили, редкие пешеходы, спешащие укрыться от непогоды дома... В родильном отделении раздался надрывный крик новорождённого. ===================================== Я всё ещё ничего не мог сделать. Действительность была будто бы задёрнута туманом. Я ощущал тело, но оно было не моим. Маленький Акико Кансошита, как его звали родители был полноправным владельцем своего тела, а я был нахлебником, наблюдающим за происходящим через сплошную кисею. И лишь иногда, когда Акико оставался один, он оборачивался, слыша порою едва уловимый шёпот моих мыслей. А оставался один он редко. Соответствуя своему имени* в обоих смыслах, он был смышлёным не по годам. Он научился читать в три года, и в четыре уже прочёл всю художественную литературу в маленькой библиотеке, что находилась за квартал от его дома в спальном районе Хатиодзи. Он ходил в школу, общался с друзьями и был самым обыкновенным мальчиком. До одного момента.