ХХХ
Утро, как всегда, начинается с кофе. Чонгуку всегда нравился этот запах, еще с того времени, когда он первоклассником лежал утром в кровати и ждал, когда кто-нибудь придет его будить, а по квартире разлетался тягучий аромат из маминой турки. Красивый запах, приправленный корицей или бадьяном — в зависимости от того, для себя мама готовила или для папы. Теперь, спустя годы, когда он уже давно взрослый парень, его квартира пропитана этим запахом. Заведи сюда человека с закрытыми глазами — подумает, что в кафе завели. Правда, совсем недолговечный запах — выветривается быстро, как бы ни хотелось Чонгуку его сохранить. Светлая кухня залита нежным, чуть оранжевым светом — на улице прекрасная погода. Конец августа, тепло, но не изнуряющая жара, которую он так ненавидит томительными июльскими днями. Его работа обязывает в любое время года быть в отглаженном строгом костюме, а щеголять под палящим солнцем в темно-синих пиджаках и брюках — такое себе удовольствие. Какой бы любимой ни была работа, если день начался с правильной ноты, он автоматически становится одним из тех, что кажутся стабильными. Чонгуку по душе стабильность без крайностей. У него хорошая должность, к которой он стремился, своя жилплощадь и несколько друзей, не дающих закиснуть дома над бумажками. Его все устраивает. Кроме одного. На столе стоит привычный контейнер с семью отсеками, на крышечках подписаны дни недели, а в каждой емкости лежат несколько капсульных таблеток. Сегодня среда, два отсека уже пустуют, и Чонгук аккуратно, чтобы не просыпать все, как в прошлый раз, вытряхивает на руку пилюли со среды. Он альфа, молодой и красивый, над его воспитанием усердно работали родители, а над своей внешностью он всегда работал сам, гоняясь за желанием нравиться себе. Но на самом деле, никому не говоря, Чонгук просто хотел восполнить в себе то, что считал недостатком. Его запах совсем не похож на альфу. У его друзей и сверстников мужественные, насыщенные ароматы, отдающие чем-то горьким на языке, за которыми чувствуется их уверенность и сила. Юнги-хён проходит мимо барной стойки, и за его шлейфом мускатного ореха поворачиваются половина незанятых омежек, а что Чонгук? Чонгук пахнет сладкой ватой. Сахарной, розовой ватой. Такой же, какую продают в парке аттракционов и на городских фестивалях. Какое внимание он может получить у омег, если от него за десять метров несет как от карамельного леденца на палочке? Лет с шестнадцати, как только гены вступили в работу, Чонгук начал заниматься собой вдвое больше, чтобы компенсировать собственные комплексы. Учился лучше всех, занимался в кружках, ходил в зал, лез в соревнования, в олимпиады, да и вообще совал свой длинный нос везде, куда можно было сунуть. Везде старался быть первым. Совсем не хочется признавать, что он постыдился себя и своей природы, но, да, он стыдится. Чонгук никогда не был открытым и очень общительным, стеснялся разговаривать с людьми первым, а в компаниях был слишком неловким и тихим. Юнги-хён и Чимин знали его со скамейки младшей школы, и к ним он давно привык, а новые люди вызывают чувство скованности. А все дурацкий запах. Что о нем подумают? Посмеются ли? Насмешливо промолчат? Отпустят едкий комментарий? Возможно, общество не такое уж и плохое, а у Чонгука просто от страха глаза велики, но проверять он не решается. Лучше дальше будет спокойно пить подавители и покупать дорогой парфюм, но сохранит авторитет и уверенность в себе. Ему так комфортнее, даже если эта уверенность мнимая. К тому же он уже полгода как заместитель директора отдела. Ему очень нужна эта уверенность. Перед Чонгуком закипающая турка на краю электрической плиты. Он отключает панель, пока ароматный напиток не «убежал» — меньше всего хочется сегодня опоздать. — Мяу. Взгляд падает вниз, где о его ноги трется кошка. Любимица, с которой одинокие холостяцкие вечера не кажутся такими пустыми и грустными. Каждый раз, когда Юнги-хёну не до него, Чимин занят сыном, а остальные друзья где-то там, где ему нет места, пушистый мурчащий комок сворачивается клубочком у него на руках и пускает коготки в одежду. Лучший подарок, который могли ему принести родители на один новый год трехлетней давности, в который улетели на Чеджу и оставили его одного. — Персик, — кошка поднимает свои ласковые зеленые глаза и снова тихо мяучит, — я забыл, извини. Он открывает ящик в поисках корма, пока кошка присела на паркете, обвив белым хвостом лапки. — Ох, черт, — в ящике Чонгука встречает пустой пакет с крошками, и он переводит взгляд на мяукающее животное. Оставить ее на весь день голодную он не может, да и не хочет. Чимин сегодня дома с Лиёном, Юнги пашет в офисе над годовым отчетом, которым Чонгук же его и запряг. Чонгук приподнимает левый рукав, рассматривая наручные часы. «7:23» — показывает циферблат, и это значило, что до выхода ему еще сорок минут. При желании он как раз успеет дойти до супермаркета в конце улицы и вернуться, времени еще много. Так ему казалось. Он трусцой бежал по краю дороги, на улице еще было пусто — только школьники медленно плыли к остановкам. На голову Чонгука накинут капюшон, чтобы не привлекать лишнего внимания, он в неприметном сером спортивном костюме, который покупал как раз для утренних пробежек. Но каким бы приятным ни казалось утро, спокойно дойти до пункта назначения ему не дали. Его остановила старшеклассница, схватив за рукав. Милая девчушка-бета, слезно просившая помочь и купить в супермаркете иголку и нитку. Щеки у нее краснели от смущения, того гляди и правда расплакалась бы — порвалась юбка вдоль всего шва, а попросить больше некого. Чонгук тут единственный, кто не знает ее в лицо и, как она надеялась, не посмеется. — Вы же взрослый, вам не до насмешек, — сказала она, изучая асфальт и не решаясь смотреть ему в лицо, но Чонгуку правда не сложно. Он в свое время тоже так разодрал штаны. Юнги-хён все еще ему припоминает этот день и при любом удобном случае светит фотографиями Гука с дыркой и красным бельем. Чонгук решил побыть джентльменом и не стал брать деньги, оставив девочке свою толстовку повязанной вокруг хрупкой талии, чтобы шва не было видно. Однако быть хорошим человеком всегда отнимает слишком много времени. Часы показывали без пятнадцати восемь, а у Чонгука немаленький пакет с продуктами, бежать с которым было бы неудобно — вдруг порвется. Купил на свою голову, поленившись вечером заехать. Прибавив шагу, он достает телефон и находит там номер Юнги, чтобы попросить выведать у секретарши, к какому времени прибудет их начальник. Но так и не успевает отправить сообщение, на полном ходу врезаясь в кого-то. Чонгук всегда прет как танк по эстакаде, потому парень перед ним моментально оказывается сбитым и приземляется на асфальт, руками не давая себе откинуться назад. — Черт, прости, пожалуйста, — моментально реагирует Гук, присаживаясь на корточки перед сбитым, положив свой пакет на землю. — Ты сильно ушибся? Я торопился, виноват. Тот встряхивает запястьями в воздухе, негромко шипя, и осматривает на предмет повреждений. Чонгук перепугался больше этого парня, но тут же отвлекается, когда улавливает отчетливый запах. Сладковатый и приторный, но приятный и знакомый до мурашек на кончиках пальцев. Бадьян? Кофейные зерна? Что-то смешанное, что можно долго пробовать и различать, но такой притягательный сумбур пряностей за кофейной заслонкой, что невольно хочется чихнуть. Чонгук, собственно, чихает. — Будь здоров, — насмешливо басит парень и смеется, а Чонгуку как-то немного спирает дыхание. Он любит засматриваться на красивых людей на улице, будь то альфа, бета или омега — разницы нет. Есть такие люди, приковывающие взор, держащие на себе, словно при одном взгляде на тебя бросают поводок. И Чонгук так маниакально смотрит на лицо перед собой, словно видит музейный экспонат, такой же экстравагантный, будто ожившая скульптура из чиминовой мастерской. Улыбка на чужом лице растягивается широко и открыто, кажется, он говорит что-то, своими теплыми руками прикасаясь к рукам Чонгука, спрашивает, а Чонгук, как мешком прибитый, сидит перед ним и не понимает, куда деться. Красивые люди так сияют, особенно когда у них вот такой же ясный взгляд. Чонгуку кажется, что он смотрит сквозь воду на другой мир, когда сталкивается глазами с такими людьми. Они кажутся особенными, но всегда были такими далекими, недосягаемыми. А этот парень так необъяснимо близко. И Чонгук не был бы самим собой, если не дал бы деру, как только незнакомец открыл рот. Он останавливается перед входом в подъезд и со стоном опускается на ступеньки, коря себя за глупость. За стеснительность ругаться на себя уже нет никаких сил, а глупит он не так часто, чтобы надоело проедать мысли. В кого он такой? Его мама — артистка академического театра, отец юридический консультант, оба работают с людьми и Чонгука приучали к социальной жизни. Откуда в нем вся эта неловкость и застенчивость, ведь, в конце концов, он должен быть опорой, должен быть уверенным и достойным главой семьи. Но его родители получили неуклюжего замкнутого сахарного мальчика, который к двадцати четырем годам все еще будто остается ребенком. День подпорчен, настроение быстро решило скатиться с вершины неба ближе ко дну пещеры Курбера, еще и пакет оставил там, где все уронил. Персик смотрит на него флегматично, будто знала, что примерно все так и будет — хозяин придет с пустыми руками. Но она не капризничает, лишь разок утыкается головой ему в ноги, после убегает, присаживаясь на диван — не мешает собираться. Когда Чонгук уже одет и собран, Персик не подходит к нему, будто знает, что ее белую шерстку сложно постоянно убирать с темных костюмов. Она сидит и просто смотрит на него, а Чонгуку жаль, что он оставит ее, потому планирует попросить кого-нибудь прийти и покормить его любимицу. Она слишком хороша для такого недоразумения, как он. Видимо, из-за того, что он сбежал от того очаровательного парня, все-таки успел почти вовремя. Опоздания на пятнадцать минут из-за пробок все по утрам знают, потому ничего не говорят, завидев Чонгука в дверях лифта. Работники вежливо здороваются и приветственно кивают головами, пока он, высоко держа подбородок, у некоторых интересуется насчет выполнения их заданий. В офисе его несуразности нет места, здесь решают важные для компании вещи, и на кону не просто пакет продуктов, а приличные суммы денег и репутация фирмы. Чонгук хороший работник, даже если место ему досталось не карьерным ростом. Знакомый отца предложил эту должность, прознав, что Чонгук выпускается из университета с отличием, как лучший студент. Занимать чье-то место было неприятно, ведь были люди куда старше, опытнее, работающие не первый десяток лет, а тут пришел какой-то малолетний стажер и представляется новым замом директора. В первую неделю Чонгук так загнался в чувстве сожаления, что откопал все файлы на каждого служащего в своем отделе и просмотрел, кто мог бы занять это место. Но выдохнул с облегчением, потому что Юнги-хён и отец оказались правы — он вполне достоин этой должности даже с поправкой на свой возраст. В университете Чонгук только так рвал себе волосы на голове, пытаясь понять все основы бизнеса и экономики, когда эти вещи были от него так же далеки, как Солнце от Плутона. Сидел вместе с отцом почти ночами, чтобы разобраться, потому родители доверяли его знаниям и не стыдясь предлагали его на работу к близким друзьям. Уверены, что их сын — хороший специалист. Чонгук и сам уверен в своих способностях. Прилежная учеба окупилась ему сполна, и, наверное, квалификация — единственное, чем он без зазрения совести гордится. Зайти к Персик он все-таки просит Чимина. Точнее, Чимин, как хороший друг, сам предложил, несмотря на свои семейные хлопоты. — Ты будешь должен мне, Чонгуки, ведь по твоей милости отец нашего семейства сидит в офисе и облизывает бумажки вместо карамельного мороженого с нами в парке, да, солнышко? — на заднем плане что-то говорит Лиён, должно быть, соглашается. — Но нам не сложно, мы все равно дышим свежим воздухом, можем и до Перси добежать. Чонгук обязательно отпустит Юнги сегодня пораньше, даже если упрямого хёна придется выпинывать из кресла. Тот еще трудоголик. День, вопреки началу, не идет насмарку целиком. Когда он присаживается за свой стол в офисе, утренние конфузы забываются, и остаются только цифры и договора. Некоторые подчиненные принесли ему свои графики, но, поторопившись выполнить работу, допустили пару ошибок — пришлось отправить переделывать. Чонгуку никогда не было весело от того, что его работникам приходится работать сверх меры, но он старается не брать на себя вину, думая, что каждый должен работать качественно. Ответственность за их труд несет он, потому не даст их в обиду. Пусть лучше переделают и поворчат на него в буфете, чем потом лишатся премии из-за выговора людей повыше. Ким Сокджин, директор филиала, так научил Чонгука работать по-взрослому и быть ответственным. Первые пару недель у Чонгука не ладилось, он стеснялся говорить людям, что что-то не так, и просто переделывал все сам. Оставался до поздней ночи, но все сдавал в красивом чистом виде. Прознав об этом от Юнги, Сокджин посадил молодого управляющего перед собой и сказал следующее: — Теперь каждый раз, когда ты за кого-то переделываешь работу, человек, ее не выполнивший, будет сразу же уволен. И Сокджин действительно уволил. Жестоко, может, даже перегнул палку, но этот воспитательный момент Чонгук хорошо усвоил. Уметь руководить — не значит потакать работникам и все делать самому, это значит грамотно организовывать чужой труд. Контролировать работу подчиненных — его прямая обязанность, ведь на каждого офисного служащего есть своя доля работы, которую он должен выполнять, ему за это платят. Потому за качество выполнения отвечают только они сами, а Чонгук просто никому ничего не должен сверх нормы. — Суюн, вот здесь по шкале «процент» не хватает единиц, исправь это, и можешь принести обратно, — Чонгук обводит пальцем экран планшета, не касаясь, чтобы указать, что ему не нравится. — Простите, но я, кажется, не очень поняла, как через подписи менять показатели… — Суюн робко заламывает пальцы, боясь, что ее снова отчитают, как недавно отчитал Сокджин за неумение нормально работать в программах, но Чонгук не хочет давить на нее. — Обратись к госпоже Мэй, она не откажет тебе в помощи. Суюн оживает на глазах, на аккуратном личике расцветает приятная улыбка, от которой на острых скулах выступают щечки. Она расслабляется и расслабляет вытянутую по струнке спину, чуть сгорбившись, и благодарно кланяется. — Спасибо, господин Чон. Чонгук не может не улыбнуться, потому что сам был таким же практикантом и шугался по углам от всего начальства, опасаясь выговоров. У Суюн все прекрасно получается, но ее работа с документами действительно нуждается в помощи. И, увы, тут Чонгук ей не помощник. Время близилось к шести, когда постепенно все начали расходиться. Юнги-хён был благополучно выпихнут за пределы офиса совместными стараниями Чонгука и Сокджина. Планерку перенесли на конец недели, потому можно было не торопиться с отчетными документами и провести время с семьями. Чонгук оставался до конца даже не потому, что очень любит работу, а потому, что ему не к кому вернуться домой. Он уже не маленький, чтобы заваливаться к родителям, уже не школьник, чтобы тусить с друзьями полночи. У друзей семьи, у родителей, спустя годы его воспитания — личная жизнь. Он знает, что в любой момент может приехать к ним, они всегда будут рады, но не может приезжать к ним каждый день в поисках спасения от своего одиночества. Взрослая жизнь всех развела по дальним углам, все заняты чем-то своим: карьеры, семьи, кредиты, налоги. Даже своих самых близких друзей детства — Юнги и Чимина — он вне рабочих вопросов видел только три месяца назад на дне рождения их сына. Чонгук привыкает быть один. Он скучает. Скучает по тому времени, когда мог быть беззаботным, ездил в поездки с родителями и на выходных гулял с друзьями. Ему всегда было комфортно наедине с собой, но быть в одиночестве и чувствовать себя одиноким — совершенно разные вещи. Последние три года он как раз чувствует себя одиноким. Работать интересно, иногда выматывает, но все равно хочется каждое утро вставать и идти сюда, но уже не так, как раньше. Чонгуку не хочется, чтобы его любимое дело стало простой заменой, отвлечением от внутренних проблем. Он столько учился, чтобы наслаждаться тем, что делает, а не для сконфуженных стараний делать сверх нормы в попытках забыться. Вечер совсем стал нагонять тоску, даже вид на высотки из окна не радовал. Все еще придется ехать за продуктами, ведь помирать с голоду не хочется, а утренний пакет утерян по чонгуковой глупости. Впервые за день он берет в руки телефон. Там пара сообщений от родителей, пропущенный звонок от охранника комплекса, где он живет, и сообщения от Чимина. Начинаются они с фотографий дома Чонгука, на которых Персик играется с Лиёном, потом полная миска еды, рядом с которой кошка лежит, видимо, сытая. Потом слова благодарности за возвращение Юнги в семью и фотография, где Мин с лежащим на нем Лиёном дремлет на диване. Чонгук отправляет банальное сердечко на эту благодарность, улыбаясь экрану, как дурной. Любит своих хёнов слишком сильно, очень хочет увидеть Чимина и малыша Лиёна, подросшего уже, но времени все нет. Он отвечает родителям, что просят его не перетруждаться; сами же выслали пару фото со своего дома на Чеджу — снова решили отдохнуть от городской суеты. Он высылает им фотографию со вчерашнего дня, где он лежит дома перед телевизором с Персик на руках, и получает в ответ кучу сердечек и поцелуйчиков. Мамы такие мамы. Еще один день подходит к концу, Чонгук все еще не понимает, почему чувствует себя таким одиноким, все еще недоволен своим запахом и все еще немного никчемный альфа. Все, что он может — испустить тяжелый вздох и поднять пиджак со спинки кресла. Но рабочий телефон разражается звонком, не давая уйти. — Чонгук, а ну загляни ко мне на пару минут, кое-что подпишешь. У тебя пополнение, — глаголит Сокджин, привычно бодрый и веселый. Как ему только удается. — Ко мне в отдел? Чья команда? — Поздний выходец визуальных коммуникаций Сеульского национального. Старше тебя всего на два года — может, даже подружитесь. Чонгук ничего не отвечает. В отделе действительно все либо младше него — практиканты, — либо очень старше, то есть все те, кто работает уже давно. Из друзей на работе у него только Юнги-хён, но между ними все равно пропасть в шесть лет. Может, и подружится. Чонгуку хочется надеяться, что подружится, потому что общения как-то очень не хватает. Элементарно дружеской утренней встречи, а не рабочего приветствия. Да и в целом чего-то нового, кого-то нового. Чонгуку нужен свежий ветер в жизни — может, новый работник станет таковым. Кабинет Сокджина этажом выше, а Чонгук решает не ждать лифт и подняться по лестнице. В офисе уже пусто, только уборщица ходит по коридору со шваброй и пахучими дезинфицирующими средствами. Сегодня у нее новые — кофейные. Приятная неожиданность. Чонгук вежливо стучит в дверь, прежде чем войти, а открыв ее, не знает, ликовать ему или стыдиться. Кофе пахли вовсе не мыла уборщицы, а сейчас отчетливо пахнет пряностями и бадьяном. В кабинете стоит тот самый парень, в той же одежде и с той же улыбкой, что расцветает на его лице, когда он замечает Чонгука. В руках его забытый Чонгуком пакет, и тот смеется, приподнимая его повыше. — Кажется, ты потерял.ХХХ
Чонгуку неловко до чертиков. Он раз за разом повторяет себе, что он сильный, уверенный, авторитетный босс и очень строгий начальник. Однако каждый раз, когда он входит в его кабинет, Чонгук не может утихомирить собственное сердце. Ким Тэхён — так его зовут. Когда Чонгук вошел в офис, Сокджин сразу же представил ему нового работника, а Тэхён с первых секунд осадил его. — Так это ты мой босс, — Тэхён улыбается широко и очаровательно, поворачивается к Чонгуку полностью и замирает, ведя носом, — что это? — Что такое? — тут же встречает Сокджин. Тэхён рассматривал с минуту, улыбка сползла с его лица, и он едва заметно глубоко втягивал воздух. Взгляд его остановился на лице Чонгука, заставив еще более напряженно сглотнуть. Но Тэхён тут же меняется в лице: — Нет, ничего, — он поднимает пакет в своей руке, — просто мы встретились этим утром, и господин Чон обронил. — Обронил пакет с продуктами? Это после того, как ты к нему ближе двух метров подошел? — Хён! Это впервые со школьных лет, когда он чувствует симпатию. Немудрено, ведь Тэхён красив, общительный, один раз улыбнется — и Чонгук готов ему все огрехи простить, и пахнет Тэхён именно так, как Чонгуку нравится. Он не скажет, что влюблен, ведь совсем не знает Тэхёна, но совершенно точно очарован. — Мелкий, я тебе сейчас с ноги в твою отвисшую челюсть пропишу, если ты не выйдешь из астрала и не начнешь слушать этот сраный отчет, который я для тебя пилил две недели. Чонгук моргает, ловит себя на мысли, что в большом прозрачном стекле вместо стены он снова смотрит на Тэхёна, болтающего с работниками соседнего отдела, а Юнги-хён смотрит на него очень устрашающе и злобно. — Очухался? Еще очевиднее на него глазей, чтобы весь отдел знал, как отчаянно ты пасешь задницу новенького. — Я просто задумался. — Но про задницу не отрицаешь. Чонгук не может подобрать слов, потому что нечем опровергнуть правду. За исключением поправки про задницу — он смотрел на ноги. Чонгук возвращает себе лицо, но чувствует, как щеки предательски горят. Он поднимает перед собой листы с графиками и гистограммами, которые так старательно раскладывал перед ним Юнги. Весь отдел и правда скоро будет знать, как строгий босс млеет перед новым сотрудником, но Чонгука ли в этом вина? Перед Тэхёном весь отдел бессилен, настолько он всех к себе расположил. — Эй, мелкий, — Чонгук отрывается от бумаг, а Юнги жмет на кнопку пульта, делая стекло мутным, и присаживается на край стола, — мы давно с тобой не разговаривали о чем-то кроме работы, но сейчас я чувствую, что ты нуждаешься в разговоре. Я всегда у тебя за дверью, и ты можешь выйти и поговорить со мной, ты ведь знаешь это? Чонгук поджимает губы. Его хён всегда такой: беспокоится, заботится, хотя сам такой уставший и бледный, с темными кругами под глазами, один обеспечивает свою семью, не позволяя Чимину вылезать из отпуска. Юнги нянчился с ним, когда Чонгук был еще совсем маленьким, всегда помогал и защищал от нападок. Чонгук никогда словами не передаст, насколько сильно он благодарен и как ценит каждую минуту, которую Юнги уделяет ему. Даже сейчас, находясь по горло в своих проблемах, он все равно сидит перед Чонгуком, смотрит по-доброму и улыбается так же. — Я знаю, хён, но я в порядке, — Чонгук тянет улыбку на лицо, грустно проглатывая свои запутанные мысли, — просто усталость берет свое. Ты тоже отдохни, хён, хочешь выходной? Что-то в глазах Юнги гаснет, и он вздыхает, сползая со стола. Отчет все еще в его руках, но в следующую секунду уже лежит перед Чонгуком ровной стопкой. Чонгук бросает негромкое «спасибо», а Юнги идет к двери, не оборачиваясь, говоря напоследок: — Приберегу выходной на нашу семейную годовщину. Не перетруждайся. От твердого холодного голоса Чонгук немного вздрагивает — осадок остается неприятный. Пока он просматривает годовой отчет, как всегда не замечает ни одной ошибки — в этом весь Юнги. На самом деле, Чонгуку очень хочется с кем-нибудь поговорить, но язык не поворачивается лезть к тому же Юнги-хёну. У хёна кредит за дом, работа с утра до вечера, дома ребенок и муж, а сейчас еще и проблемы со страховой компанией из-за недавнего ДТП. А тут Чонгук со своими симпатиями к омежкам будет душу изливать до кучи. Чонгуку не хватает этих разговоров «ни о чем», но отвлекать никого не хочется. Поэтому он вздыхает и просто поворачивается к монитору в ожидании нового отчета. В кабинет стучат, и Чонгук понимает, кто за дверью, еще до того, как она открылась. Странно, что секретарь не предупредила его о приходе Тэхёна — видимо, отошла на обед. Сегодня Тэхён не в костюме. На нем зауженные брюки и свободная шелковая рубаха с замысловатым узором, Чонгук засматривается на выглядывающие из ворота ключицы и подвитые пепельные волосы, чуть спадающие на глаза. Еще в первую встречу на улице Чонгук заметил на его носу аккуратную родинку — так близко они были. Чонгук мысленно просит сил и здравомыслия, чтобы не поддаваться омежьим чарам. — Я принес работу дизайн-отдела, — оживленно вещает тот, помахивая стопкой листов в руках, — этой мой первый отчет, не будьте строгим. Будешь тут строгим, думает Чонгук, когда таким взглядом на тебя смотрят. Тэхён мельтешит перед глазами в нетерпении, ногой притопывает, пока Чонгук рассматривает логотипы и проекты, визуализированные командой дизайнеров. В глаза ему бросается одна деталь: — Вам не кажется, что этот цвет тут слишком броский? — Чонгук тыкает пальцем в оранжевый, а Тэхён с любопытством вытягивает шею и тут же оживляется. — Вы тоже так думаете?! — восклицает он, радостно хлопая своими большими глазами, — я говорил начальнице, что этот оранжевый тут как выстрел в лобовую, но она все заладила, что фиолетовый слишком мрачный для главного логотипа. Чонгук усмехается с его энтузиазма и теплеет, рассматривая логотип вновь. — Думаю, — прицениваясь, тянет Чонгук и откладывает в сторону бумаги, — фиолетовый и правда смотрелся бы лучше. Тэхён снова смотрит на него этим взглядом, которым часто ловит в коридоре. У Чонгука закрадывались сомнения, когда он думал, взаимна ли симпатия, каждый раз, когда на этот взгляд натыкался. Тэхён тут же отворачивался и начинал трещать без остановки с собеседником, а Чонгуку оставалось просто идти дальше. Наигравшись в гляделки, Тэхён обернулся на мутное стекло и с сомнением прокашлялся, но выглядел совершенно спокойным. — Директор Чон, могу я кое-что спросить? — Предполагаю, ты можешь, — особо не задумываясь отвечает Чонгук. — Что вы сделали с запахом? Чонгук вздрагивает и замирает, напрягаясь всем телом, но не подает виду. Никто в отделе, кроме Юнги, не знает о его запахе и не знает о блокаторах. Даже Сокджин не знает, а они довольно близки. Чонгук решает отложить панику, потому что вопрос задан в широком смысле, и не факт, что Тэхён о чем-то догадался. — А что с ним не так? Неожиданно Тэхён в один шаг подступает вплотную к столу и, упираясь в него руками, чуть наклоняется, оказываясь прямо перед лицом Чонгука. — Это не ваш, я абсолютно уверен, что тогда чувствовал ваш запах, и он был совершенно другим. Вы принимаете что-то? Блокаторы? Зачем? Вместе с осознанием ситуации к Чонгуку приходит и кровь, прилитая к щекам. Он отшатывается назад, резко вставая с кресла, а Тэхён выпрямляется, но лицо его все еще не выражает неловкости и испуга, как если бы он действовал необдуманно. Но нет, он смотрит, но без хитрости и ухмылки на лице, а чистым взглядом с искренним непониманием. Но какое ему дело? Он хочет это как-то использовать? Рой мыслей проносится в голове, но Чонгук старается не паниковать и для себя решить, что ему ответить и стоит ли отвечать вообще. Бестактно, но Тэхён спросил без злого умысла, и отвечать ему грубо Чонгук не хочет. Правду говорить и распинаться он тут тоже не обязан, потому что Тэхён ему никто. Верно, Ким Тэхён просто служащий, разве Чонгук ему что-то должен? — Вам не кажется, что вы немного пересекли личные границы, Ким Тэхён? Защитный механизм срабатывает, и Чонгук становится привычным себе, принимает образ, который создан для работы, и закрывается в своем панцире, заслышав, что кто-то по нему постучал. — Я просто хочу немного получше узнать вас. — У вас будет время на корпоративах. — Но я не хочу ждать корпоратива, чтобы подружиться с вами. А механизмы потрескивают, потому что Тэхён продолжает стучаться. Чонгук хмурится, но лишь оттого, что теряется еще больше. Как вести себя? Люди всегда вежливы, всегда сдержанны, им говоришь «нет», и они послушно принимают этот ответ. А Тэхёну говоришь «нет», и он его выкидывает куда-то в дальний угол и продолжает гнуть свою линию. Чонгук не понимает, возмущен этим или восхищен. — Зачем тебе дружить с начальством? — Вы прежде всего просто человек, почему я не могу узнать вас поближе, если я заинтересован? — он с подозрением щурится. — Или думаете, что я ищу выгоды? — Нет, что ты, просто не делай больше таких резких выпадов, — Чонгук даже не понимает, почему от этой фразы так застыдился, но указывает кивком на стол, намекая на недавнюю близость. — Вы любите личное пространство, я запомню, — Тэхён выглядит довольным собой и снова улыбается, подключая свое очарование. — А еще вы неразговорчивы, но я очень болтливый, думаю, мы прекрасно поладим. Чонгук хотел свежего ветра? Он получил ураган.ХХХ
Этим ураганом Чонгука сносит. Тэхён такой настырный, что даже если Чонгук закроется в своем кабинете и будет делать вид, что его там нет, Тэхён все равно найдет способ пролезть в какую-нибудь щель и вытащит прямо из-под стола. Тот случай в кабинете был не шуткой, хотя этим же вечером Чонгук пришел к выводу, что Тэхён такой со всеми. Просто натура не позволяет ему обойти стороной угрюмого начальника, ведь бывают такие люди, желающие заставлять других улыбаться. Должно быть, Тэхён именно из таких. Но Чонгук понял, что ошибся. Утром Тэхён ловит его и здоровается громче всех, рукой машет и улыбается ярко-ярко, вызывая непонимание у всех остальных работников. Чонгук смотрит на это и коротко кивает, стесняясь такого пристального внимания со стороны своих сотрудников, и быстро смывается в свой кабинет, слушая, как журят Тэхёна старшие за такое беспечное отношение к начальству. — Могу я вне работы обращаться неформально? Чонгук пропускает вопрос, обращая внимание на главное: — Вне работы? — Конечно, я хотел предложить сходить в бар неподалеку. — Но не будет ли странно для других работников, если только один будет обращаться ко мне так? — мягко замечает Чонгук. — Я и не зову работников. Я вас зову. Маленькая романтичная омежка внутри Чонгука взвизгнула от восторга, но заткнулась так же быстро, потому что это предложение придется отклонить. — Боюсь, что в эту неделю работы на меня навалилось слишком много. Я и Сокджин должны готовиться к встрече с главным офисом и мы перепроверяем все, что они хотят увидеть. Тэхён заметно сник, но виду старался не подать, только с досадой цокая языком. — Черт, а я так долго собирался, чтобы пригласить вас. — Тебя. — Что? — Тебя, — Чонгук сам не знает, зачем вылез из-за своей стены, но хочется, чтобы Тэхён вновь улыбнулся ему, как каждое утро, — ты хотел говорить неформально. И Тэхён улыбается, показывая ряд ровных зубов. Квадратная улыбка, как очаровательно. — А по имени можно? — Не наглей. — Чонгук-щи? — Эй. — Чонгук-а? — Не перегибай. — Ой, я слышал, как Юнги-хён назвал тебя Гуки. — Я сейчас передумаю. — Понял, остановимся на Чонгук-а. Ким Тэхён сводит его с ума. Чонгук отвык от такого. Последние три года он почти не контактирует даже с самыми близкими друзьями, и его единственный друг — это Персик. Чонгук привык после работы уныло пялиться в телефон и листать соцсети, смотря на обновления своих друзей и коря себя — что ему мешало пойти с ними? Скромность и замкнутость — его любимые подружки. Или прогуливаться после работы, нанимая водителя, что увезет его машину на парковку дома: ему нравится иногда добираться домой дольше, используя автобус или вовсе идя пешком. В такие дни он много думает о прошлом и былом. У каждого человека много сожалений, Чонгук не является исключением. Его сердце тоскует по родным, по теплу и смеху, а он совсем не пытается что-то изменить, лишь загоняя себя все глубже в апатию. Никто не мешает ему звонить, писать, разговаривать и встречаться. Только он сам. Порой ему интересно, в какой момент жизни банальный комплекс «девчачьего запаха» превратился в такую глобальную катастрофу и сделал его едва ли не социофобом? К слову о запахе: Тэхён все еще рвется спросить. Чонгук видит, как у него язык так и чешется; держится, потому что догадался, что тема какая-то щепетильная. В прошлый раз эффект неожиданности спас их разговор от резкой реакции, хотя Чонгук уже был готов агрессивно выгнать Тэхёна из кабинета, чтобы не лез не в свое дело. Больше Тэхён не наступает на эти грабли и молчит. Чонгук его не понимает. Ким действительно хочет узнать Чонгука, но зачем? Чонгук скучный и неинтересный, домосед, и максимум его экстремальных развлечений — это выйти в супермаркет другого района в компании Перси на поводочке. И нет, Чонгук знает, что с ним есть о чем поговорить, он разносторонний и образованный, но на фоне кого-то вроде Ким Тэхёна он просто блекнет. Как такой человек мог заинтересоваться им? — Чонгуки! Чонгук бы подпрыгнул от неожиданности, но только один человек может так орать его имя на всю улицу, да еще и так восторженно. — Я поймал тебя! — Тэхён летит на него и, кажется, вот-вот снесет, но ловко тормозит по гололеду, а спасает его от падения то, что он резво хватается за пальто Чонгука, — вот это гололед. Ты почему снова игнорируешь мои сообщения? Мне пришлось узнавать у Юнги-хёна, где ты. Чонгук вытаскивает из кармана телефон, и, правда, Тэхён писал ему. Тридцать два раза. И десять позвонил. — Вижу по твоим растерянным глазам, что правда не слышал, ладно, ты прощен. — Тэхён всё еще сжимает плотную ткань в руке и не намеревается отпускать, а лицо резко становится хитрым, — ты помнишь, что ты мне задолжал? Перебирая в голове мысли, Чонгук не может вспомнить, когда успел оказаться у Кима в должниках, потому задумчиво хмурит брови. — Я тебе должен? — Конечно! Ты обещал мне ужин, уже забыл? Ментальной ладонью Чонгук хлопает себя по лбу, потому что и правда обещал. В один вечер, Тэхён всего его извел, когда все уже ушли, а Чонгук разгребал сбившиеся бухгалтерские расчеты. Лишь бы старший успокоился и шел домой отдыхать, отбросив идею подождать Чонгука, он дал слово, что сходит с ним на ужин. Конечно, пару раз Тэхён уже его вытаскивал, но они только прогуливались вместе до остановки, откуда Тэхён ездит домой. Вообще, у Чонгука есть машина, но он молчит, просто потому, что ему нравится провожать Тэхёна. — Вспомнил? — Да, я просто замотался, — Чонгук очень хочет воспользоваться случаем и положить свою руку Тэхёну на плечо, оправдываясь гололедом, но он лишь невесомо держит ее на расстоянии сантиметра от его спины. — Куда бы ты хотел пойти? Случай лезет сам, когда офисный туфель Тэхёна все-таки проезжается по ледяной луже, и тот едва ли не летит вниз, вовремя пойманный Чонгуком. Он ждал, был уверен, что Тэхён, черт бы его побрал, поскользнется рано или поздно и расшибет себе лоб быстрее, чем вскрикнет. Чонгук ловит его заранее выставленной рукой и прижимает к себе, крепко сжимая талию. Лицо Тэхёна снова слишком близко, даже ближе, чем в первую их встречу, и Чонгук цепляется взглядом за небольшие синяки под глазами, аккуратные брови, ту же родинку на кончике носа и за ту, что на щеке, но не такую заметную. Хочется пальцами сдвинуть отросшую серебристую челку, так естественно завитую в локоны, хочется коснуться лба и попросить быть осторожнее. Тэхён правда сводит Чонгука с ума, особенно когда оказывается настолько рядом, окружая своим ароматом. Как надышаться этим парнем, чтобы не сгрести в охапку и не унести домой? — Будь аккуратен, пожалуйста, пока снова не разбил себе что-нибудь, — Чонгук ослабляет хватку, но не отстраняется, все еще держа свою ладонь на чужой талии. Его сердце не вынесет еще раз смотреть, как Тэхён приползает в офис с разбитыми коленками на драных джинсах, как пришел недавно. Ему большого труда стоило сидеть на пятой точке ровно в своем кабинете и делать вид, что он не замечает суеты, хотя больше всех хотел вылететь с аптечкой в руках и едва ли не на руках нести к рабочему месту. Тэхён же лукаво улыбается, беря его по локоть и сцепляя свои руки в замок на изгибе: — Тогда я подержусь за тебя, чтобы тебе было спокойнее. Я помню, как ты, Гуки, смотрел тогда, думал, ты ручку сломаешь. — Не ври, не было такого. — Бу-бу-бу, не было такого, — передразнивает Ким, указывая пальцем прямо перед собой, — там тот бар, куда я хотел тебя вытащить. Там уютно, можем мы туда пойти? — Ты так спрашиваешь, словно я скажу тебе «нет». — Я так спрашиваю, потому что ты не любишь шум и толпу. Невозможно соблюдать с ним дистанцию. Тэхён снова болтает и болтает без остановки, рассказывает о всяких смешинках дизайн-отдела, смеется громко и так заразительно, что Чонгук не может не улыбаться. Он такой невозможный, этот Тэхён. Чонгук от него закрывается, а этому хоть бы что. Есть такие характеры, которым все равно, сколько ты их отталкиваешь, все равно по необъяснимым для Чонгука причинам, они добры и приветливы. Чимин-хён такой же, но мягче, чем Тэхён. Чимин-хён не такой напористый, хотя в свое время очень даже агрессивно добивался признания Юнги. Тэхён более уверенный, бестактный, сказал бы Чонгук, потому что первые пару дней очень отнекивался от Тэхёна. Ему казалось это нехорошей шуткой судьбы, потому что такие люди, как Тэхён, не будут долго обращать на него внимание, им надоедает такое одностороннее общение. Но Тэхён всё шутил, и врывался в кабинет без стука, и называл его этими дурацкими прозвищами: «ты же младше меня, я всё еще могу звать тебя Чонгуки-и-и, да, Гуки?» И постепенно отказывать Тэхёну уже не хочется. Он занимает собой все время, которое есть: постоянно пишет, что-то присылает, фотки, картинки, селки (дай господь сил пережить каждую), куда-то зовет, в обеденный перерыв за уши тащит в ресторанчик через дорогу за свининой. Он заботится, и этого, по правде, Чонгуку очень сильно не хватало. Чонгук не знает, как понять, влюблен ли он, но он однозначно очень сильно благодарен за то, каким теплом этой осенью его окутал Тэхён. Но всё еще страшно, что в один день Тэхён уйдет. Страшно привыкать к хорошему, потому что потом не хочется снова сидеть в одиночестве в пустом офисе и прозябать в ленте инстаграма. Не хочется возвращаться домой одному и тосковать по всем родным и близким, не хочется сидеть молча в обеденный перерыв и развлекать себя опечатками в отчетах. Не хочется возвращаться домой, от одиночества зажимать в объятиях флегматичную Перси, что позволяет использовать себя как подушку для нытья и только очень громко мурчит в знак поддержки. Оставаться одному снова не хочется, поэтому он так отчаянно цепляется за присутствие Тэхёна в своей жизни. Порой, когда на него нападает эта сентиментальность, ему хочется остановиться и крепко сжать Тэхёна в объятиях, уткнуться в шею, чтобы не позволить видеть свое лицо, и очень тихо сказать ему спасибо за то, что он делает. И очень отчаянно попросить остаться. — Чонгуки, там только чай заваривают, хочешь кофе? Чонгук выплывает из собственных мыслей, а Тэхён кивает ему на кофейню, стоящую рядом со входом в бар. Чонгук вовремя прикусывает язык, чтобы не сказать, что ему хватит и Тэхёна. — Что у тебя с лицом, — оживляется Тэхён, замечая чуть красные щеки, — ты там о чем думаешь? Что-то интересненькое вспомнил? Чонгук неизменно краснеет: — Пойдем, позже возьмем кофе, если захотим. Он старается не думать, что их приняли за пару, когда встречал администратор. Не раздумывая, он сразу попросил отвести их на вип-ложу — балкон. Бар действительно оказался уютным, а посетители весьма приличными и интеллигентными. Даже особо поддатые сидели спокойно и не буянили, лишь иногда повышая голос. Чонгуку нравился такой простой интерьер из темного дерева. В вип-зоне стояли диваны и широкий кофейный столик, плюс на двери была щеколда со внутренней стороны. Им оставили кнопку, потому официант не зашел бы без приглашения. — Можно индейку в соусе и любой салат без оливок, — он переводит взгляд на Тэхёна и тот жмет плечами, мол, тоже самое. — Два, пожалуйста. И что бы ты хотел выпить? — Раз уж ты угощаешь… — Тэхён переворачивает страницу и показывает что-то пареньку, отворачивая меню от Чонгука, — вот это, и не показывайте ему цену, у меня в планах хорошенько его разорить. Официант отпускает добрую усмешку и предлагает десерт, но они оба отказываются, говоря, что еще подумают. — Уборная налево по коридору, в случае сбоя кнопки вы можете дать сигнал бармену, также без вашего согласия в комнату я не войду. Если что-то понадобится — зовите. Как только за официантом закрывается дверь, Тэхён игриво улыбается и играет бровями: — Это он только что намекнул, что нас никто не будет отвлекать? — Тэхён, бога ради, перестань. — Просто ты очень очарователен, когда смущен, не могу удержаться. Тэхен видит какого-то мужчину в коричневом пиджаке и говорит, что такой же у его отца, и затягивает длинный рассказ о своей семье. Как папа вечно журил отца не баловать ребенка, а тот все равно тайком давал Тэхёну сладкое. Да так давал, что в один день высыпала аллергия — отцу прилетело по первое число, а у Тэхёна отпало желание тащить конфеты в рот. Чонгук, конечно, слушает, но иногда его мысли вытесняются этим тэхёновским запахом. Он как дурной кивает и улыбается, втягивая носом эти кофейные зерна с набором пестрых пряностей. Он наблюдает, как Тэхён жестикулирует, когда рассказывает, как сменяются его эмоции, как глаза то удивленно распахиваются, то сужаются хитро, как он звонко смеется и иногда своими длинными красивыми пальцами убирает за ухо выскочившую прядь. У него в ухе изящная длинная сережка иногда сверкает в приглушенном свете, очередная рубашка из струящейся ткани своим пестрым красным узором так сочетается со смуглой кожей. Чонгук не знает, как понять, что он влюблен, но нормально ли, что он с каждым разом все больше засматривается и все меньше хочет сдерживать свои порывы прикоснуться к этим рукам? Задурманенный любимым ароматом, Чонгук не заметил, как Тэхён затих и, посомневавшись, спросил: — Слушай, Чонгуки, ты доверяешь мне? Чонгук недоуменно нахмурился: — Почему ты спрашиваешь? — Ну, мы ведь теперь друзья, да? Почему-то такая формулировка немного кольнула, но Чонгук кивает, подтверждая. — Да, ты ведь сам этого хотел. Мы друзья, я верю тебе. — Я не хочу пытать тебя, потому что вижу, что это что-то очень личное, — Чонгук не сразу понимает, но догадывается, о чем пойдет речь, заранее напрягаясь, — но ты же расскажешь мне, что тебя так беспокоит? Когда будешь готов, поделишься со мной? По правде, Чонгук думал, что Тэхён опять будет пытаться влезть к нему в душу, но нет, он просто смотрит с надеждой в глазах так искренно, что сердце Чонгука дрогнуло. Он иногда слишком сентиментальный для альфы, но сейчас правда очень растроган. Тэхён всегда находит новые и новые способы заставить его чувствовать такую приятную нежность. — Я расскажу тебе. Дай мне еще немного времени. — Точно? — тут же подрывается Тэхён. — Ты обещаешь? — Обещаю. Ким наклоняется вперед и протягивает руку, с выставленным мизинцем, на что Чонгук недоуменно выгибает бровь. — Серьезно? — Ты тот еще скрытник, я хочу клятву с печатью и копией на лоб! — Бога ради, — Чонгук с трепетом берется за его мизинец и скрепляет договор большими пальцами, — обещаю. Он делает копию, но неожиданно на лоб ему ложится теплая ладонь Тэхёна, а лицо его снова очень сильно близко. — Вот тебе моя копия, а ты свою гони сюда. Тепло исчезает, и перед ним такой открытый Ким Тэхён, прикрывший глаза, ждет, когда на лоб ему Чонгук приклеит свою «копию». Его губы плотно сжаты, и Чонгук так теряется в собственных ощущениях, ему нужно всего лишь коснуться своими пальцами чужого лба, но сердце его так сильно колотится, словно вот-вот выбьет ребра. Тэхён такой красивый. Чонгук не знает, что им движет, но он поддается секундному порыву и наклоняется вперед. Тэхён удивленно распахивает глаза, когда чувствует мягкое касание, и ошеломленно выдыхает, оказавшись совсем рядом с чонгуковой шеей. Он втягивает воздух и всего на секунду, прежде чем короткий поцелуй в лоб становится красивым воспоминанием. Тэхён чувствует, то же, что и в первую встречу. Приятная сладость остается на языке, ему так хочется схватится руками за чонгуковы плечи и притянуть обратно, носом зарываясь в шею, хочется того, что Чонгук от него прячет, и хочется знать, для чего. Но Тэхён остается на месте, лишь непроизвольно немного потянувшись за ускользающим запахом. — Я дал тебе самое надёжное обещание, — мягко улыбается Чонгук, а Тэхён впервые за их знакомство прикрывает лицо, так предательски покрасневшее, — ты чего? — Знаешь, иногда забываю, кто ты. Чонгук недоумевает, но слышится стук в дверь, официант просит немного помочь и придержать, и младший подрывается, не услышав брошенное: — Что ты альфа.