Утоли мою жажду

      В нос ударил запах сырости, присущий только помещениям бункера, пролегающим глубоко под землёй. Оставалось гадать, в какое из шести известных подземелий меня поместили. Ноги и руки были плотно затянуты верёвкой между собой так, что тело изгибалось в спине. Притворяться спящей оказалось не так уж и просто. Ко всему прочему, натуральные волокна верёвок жутко царапали запястья и лодыжки. Кожа начинала зудеть и чесаться, но, невзирая на неудобства, я продолжала обездвижено лежать на боку там, где меня оставили. Кажется, это матрас? Монтенегро также предотвратил возможность видеть и повязал вокруг моих глаз какой-то лоскут ткани.       Когда я подала признаки жизни, рядом кто-то энергично заёрзал.       — Тавия?       По голосу стало понятно, что меня поместили к Каю, который, бедняжка, сидел среди этих серых стен без еды и воды уже вторые сутки. Кажется, он рад, что его избавили от одиночества.       — Кто… Кто ты? Что происходит, чёрт подери?! — начала я мастерски ломать комедию. — Где я?       — Это я. Кай. Помнишь меня? Я сижу здесь уже хрен знает сколько времени, — пожаловался он. — И самое странное, что я ни черта не помню… точнее, не помню, как я здесь оказался. Помню только тот вечер в баре. Мы пили, разговаривали, а потом провал. Пусто. Вообще ни хера не помню. Как будто мне стёрли кусок памяти. Как ты здесь вообще оказалась?       — Кай… Ты можешь развязать меня? — вместила я в голос как можно больше надежды и нарочно проигнорировала его вопрос.       — Знаешь, подружка, я как бы тоже немного стеснён в движениях. Как только эти уроды меня развяжут, я им устрою! — начал храбриться он. — Кто они вообще? Ты же здесь живёшь, наверняка знаешь тут всех. Что им надо от меня?       — Я не знаю, — начала хныкать я, стараясь выдавить из себя правдоподобный поток слёз. — У меня затекли ноги и руки. Развяжи меня! Ты же такой сильный, — перешла я на лесть, прекрасно зная, что это подействует на двухметрового жеребца. — Попробуй ослабить верёвки или чем там тебя связали. Пожалуйста… Мне так страшно…       — Ладно… ладно, я попробую, — согласился Кай. — Эти узлы слишком тугие… Я сотню раз пробовал… Чёрт…       Пока Кай пытался изобразить из себя рыцаря, я думала, как долго Ваас собирается наблюдать за нами, прежде чем решит наконец-таки явиться сюда. Сейчас, должно быть, дело идёт к вечеру, так как всё утро после похорон Бена я провела с Ваасом, пробуя какой-то новый сорт марихуаны из свежей партии. Нас накрыло очень быстро. По крайней мере, меня вынесло, как обычно, на приступ неудержимого смеха, потом на зверский голод и уже после потребовалась ещё доза. Ваас не был против и с удовольствием скрутил новый косяк. А после… Мне стало скучно.       Расписанные психоделическими рисунками стены и приглушённый свет создавали умиротворённую обстановку. Множество свечей, притаившихся по всему периметру ангара, оживляли диковинные тени, которые плясали по полу, крались по потолку и лизали свежую краску на стенах. Голова шла кругом: в ней крутился калейдоскоп мыслей и желаний в быстром и каком-то сбивчивом вихре. Хочу заняться йогой. Или было бы круто последовать совету Сейдж и начать писать книги или стихи. А что? У меня бы хорошо получилось.       Прикрыв глаза, я покачивалась в такт музыке¹, разносящейся нежным шлейфом. Какой красивый мотив… Интересное сплетение музыкальных инструментов. И голос… Этот чарующий голос. Его обладатель, должно быть, очень яркая и обаятельная личность.       Откинув голову назад и распахнув глаза, я принялась фантазировать и рисовать в воображении образ певца. Хм… Почему я раньше не замечала потенциал потолка? Железное полотно надо мной вовсе не казалось заурядным. Было бы неплохо разрисовать его так же, как Ваас разрисовал стены. Возможно, у меня бы получилось лучше.       Перевожу взгляд в сторону старой, потрёпанной временем софы, надеясь найти Вааса, сидящим на ней, но нахожу его чуть поодаль, у стены. Затылок и спина, покрытая то тут то там старыми шрамами, обращены ко мне; в правой руке покоится обычная кисть для рисования, а в левой пират держит чашу. Только в ней не акварель или гуашь, а кровь, которую Монтенегро обычно смешивает с ядом гадюки для предотвращения её свёртываемости.       Продолжаю ластиться к прохладному шесту, встроенному прямо посреди ангара. Блаженная улыбка не сходит с моих губ, потому что я счастлива. Именно сейчас я чувствую приятное тепло в груди и в душе. И пускай это счастье временное и подарено мне всего лишь дозой выкуренной шмали. Пускай так.       Здесь мы часто уединяемся, когда хотим убиться в хлам, поговорить ни о чём или же потрахаться всласть. И все знали на зубок одно простое правило: «Не заходить ни под каким предлогом и не тревожить босса и его белобрысую палку (так меня называли пираты за глаза), когда они занимают свою Колыбель кайфа».       Колыбель кайфа… Ммм… Мне нравится это название.       Мысли рикошетят, словно выпущенные в хаотичном порядке пули. Их свинец возбуждает множество желаний. Хочу съесть порцию лапши с креветками или рыбу с чипсами, хочу танцевать как сумасшедшая, хочу поцеловать тёплые губы Вааса и… хочу. Просто хочу.       — И не надоело тебе издеваться над стеной? — незаметно подхожу я к пирату со спины и обручем рук обхватываю его в районе пояса, специально запуская кончики пальцев под резинку трусов, торчащих из-под приспущенных штанов на бёдрах.       — Отвянь, — огрызается он, а я хмыкаю его нелюдимости. — Не видишь, я тут творю настоящее произведение искусства?! Любая блядь будет ссать кипятком от одного только взгляда на мои работы!       Пират не обращает на меня никакого внимания даже тогда, когда моя ладонь протискивается под ткань его нижнего белья. Понимаю, что в такие моменты лучше не жужжать у него над ухом, словно надоедливый комар, но внутренний эгоист побеждает.       — Может, поиграем? — решила ретироваться я и осторожно обосновываюсь по правую сторону от него.       Какое-то время пират молчит, внимательно всматривается в свежий мазок на стене, а потом переводит свой одурманенный взор на меня. Его губы запаяны, ни намёка на улыбку: он полностью сосредоточен.       — Мы же совсем недавно трахались, Блонди, — хмурит брови он, а меня задевает тот факт, что занятия сексом со мной становятся для него чем-то обыденным.       — Я предлагаю не трахаться, — ощетинилась я и, перешагнув развалившийся под ногами труп девахи, кровь которой стала частью рисунка, возвращаюсь к софе. — Вообще-то нас ждёт просто первоклассный улов, если ты не забыл. Разве ты не хочешь повеселиться с ними?       — Так иди и доебись до них, хули ты мне портишь кайф? — ворчит он.       Раздражение буквально фонит от него, и я предпочитаю оставить вопрос без ответа. По факту можно было бы оставить этого потерянного потомка Пикассо здесь и продолжить своё кровавое дело вместе с Айзеком, но он укатил вместе с Сейдж в Венецию, как та этого и хотела. Дело близится к праздникам, деловые встречи перенесены, незаменимый помощник покинул меня, а Ваас… Какого хрена вообще? В кои-то веки сам Монтенегро корчит из себя святого? Что вообще происходит?       Я улеглась на софу, подложив под голову маленькую декоративную подушку, и принялась разглядывать очередной рисунок Вааса, который, судя по всему, он уже заканчивал. Практически в каждой из его работ преобладает красный цвет. Хм… На этом острове красный стал своего рода брендом. «Красный — цвет сезона» — так можно было бы назвать выставку в его честь. А что? Всякие шибанутые на всю голову курицы рисуют же картины своей менструальной кровью! Чем хуже мой любимый художник?       Конечно, помимо красного, были и другие цвета. Белый и чёрный акцентировали внимание на каких-то важных деталях. Например, сегодняшняя зарисовка изображала солнце с огромным глазом посередине. Чёрный зрачок, похожий на колодезное дно, по-моему, получился уж слишком реалистичным. Будто солнце наблюдает сейчас за мной и видит все мои помыслы. Наверное, так и было задумано. Но я почему-то не решаюсь поделиться своими догадками с художником и переключаюсь на наблюдение за его упругой задницей.       Конечно, риск — дело благородное, только если он оправдан. Мою безграничную жажду внимания со стороны любимого оправдает всё что угодно, поэтому я снимаю майку — единственное, что прикрывало хоть какие-то участки тела, помимо трусиков, — комкаю её и отправляю в спину пирата, но она не долетает и шлёпается на пол. Однако я просто так не сдаюсь, отрываю от грозди красного винограда одну ягодку и метко пуляю её туда же. В этот раз снаряд попадает в цель и пружинисто отлетает от спины в другой конец ангара. Монтенегро никак не реагирует, и это лишь сильнее раззадоривает меня. Интересно, он специально меня игнорирует? Ладно-ладно.       Взглядом ищу ещё что-нибудь подходящее, и, кроме подушки и еды на кофейном столике, ничего подходящего не обнаружилось. Но так как меня ещё в детстве учили, что едой бросаться нехорошо, то выбор падает на подушку, и именно она помогла наконец-то развернуть пирата ко мне лицом, а не его великолепной пятой точкой.       — Знаешь, совсем недурно, — даю я оценку его рисунку и принимаю безучастный вид, будто это вовсе не я только что кидалась в него тем, что под руку попадётся. — Конечно, не дотягивает до уровня картинной галереи, но всё-таки недурно.       Ваас ставит чашу с «краской» на столик рядом с миской, наполненной фруктами, и молча взирает на меня, а я перемещаюсь поближе к нему и с совершенно серьёзным видом прошу:       — Ударь меня.       — Чего, бля?.. — недоумевает он.       — Просто вдарь мне. Не кулаком, конечно же. А пощёчину. Как ты это умеешь, с громком шлепком, — поясняю я, беру его ладонь, перепачканную в крови, и прикладываю к своей щеке. — Хочу вспомнить былые времена. Что бы ты сделал, будь я твоей пленницей?       Ваас как-то отрешённо на меня смотрит, прежде чем отреагировать на такую странную просьбу.       — Первый раз вижу бабу, которая осознанно напрашивается на пиздюли, — с иронией в голосе признаётся он и, отдёрнув руку от моего лица, усаживается на софу, широко расставив ноги и откинув затылок на спинку софы.       — Тебе трудно, что ли?! — моментально взрываюсь я и начинаю судорожно размышлять, как разозлить пирата, как заставить его пойти со мной и оторваться на славу с Рубеном или Марком, или с Каем или… да хоть с кем-нибудь!       Думаю, мои дурацкие поступки можно смело приравнивать к масштабам Вавилонской башни, так как я размахиваюсь и с остервенением прикладываюсь ладонью о щетинистую скулу пирата, прохожусь пальцами по щеке и уголку губ. Это срабатывает, и Ваас скорее инстинктивно, нежели осознанно, дарит мне ответный удар. Он явно перестарался, потому как перед моими глазами разверзлись настоящие фейерверки, я отшатнулась и сдвинула ногой кофейный столик; с него падает и разбивается миска с кровью, которая бесформенной кляксой растекается по полу.       — Какого члена ты творишь? У тебя, блять, крыша, что ли, съехала от шмали?! — орёт он, а я начинаю хохотать, как припадочная, запрокинув голову. — Ты ёбнутая, Лурье. Ты такая ёбнутая…       — Это самый лучший комплимент с твоей стороны, — говорю я в перерывах между смехом.       Ваас наблюдает за мной с каким-то странным смешением чувств во взгляде, но больше не решается прокомментировать мою выходку.       — Ну? Теперь ты готов поиграть со мной? — безмятежно интересуюсь я и, ощущая лёгкое головокружение, провокационно слизываю кровь со свежей ранки, задержав кончик языка у уголка губ.       — Чокнутая, — констатировал он мой диагноз и, обхватив в районе талии, привлёк к себе.       Что ж, думаю, мои навыки манипуляции вышли на новый — более продвинутый — уровень. Мне удалось заинтересовать Вааса новой идеей, хоть и таким экстравагантным способом. Зато Кай, увидев мою разбитую губу, точно поверит, что я нахожусь с ним в одной лодке. Гениальность — моё второе имя. Надеюсь, Монтенегро не исковеркает мой план своими правками, как это обычно бывает.       — Ну что там? Получается? — нарушила я тишину.       — Нет… Говорю же, я уже пробовал тысячу раз, слишком сильно затянуты узлы, — кряхтит Кай. — Всё без толку. Твою мать… И как меня угораздило попасть в такую жопу? Почему тебя посадили именно со мной? Ты что-нибудь помнишь о том, как ты здесь оказалась?       От необходимости отвечать меня спасает вошедший. Даже вслепую я мастерски сумела распознать настигающую поступь дьявола. Шаги Вааса походили на тревожный набат, оповещающий присутствующих о их скором бедствии. Развернувшаяся конъюнктура вернула меня в далёкое прошлое, когда я сидела загнанная в вонючую бамбуковую клетку, испуганная и голодная, трясущаяся, робкая девочка… А сейчас я нахожусь по другую сторону баррикад и знаю, как нужно себя вести. В отличие от Кая…       — Слышь, чувак! Какого хрена здесь происходит вообще? Выпусти меня! Или хотя бы объясни, что вам от меня нужно! Деньги? У меня есть деньги! Сколько вам нужно? Я…       Его панибратское обращение к Ваасу заткнул одиночный выстрел, и теперь Кай надрывно кричал от боли, а я гадала, куда же пришлась пуля. Жутко хотелось убрать с глаз эту дурацкую повязку и наконец увидеть происходящее.       — Пожалуйста, сэр, развяжите меня! Я не сделала ничего плохого! Я буду послушной… правда… — затараторила я, чтобы переключить внимание пирата на себя.       Ваас небрежно стянул тряпку с моих глаз на подбородок. Он сидел передо мной на корточках. Восемь тысяч вольт прошлись под моей кожей от его хладнокровного взгляда. На одну миллисекунду я даже поверила в происходящее. Поверила в то, что сейчас меня будут пытать.       — Не трогайте меня, пожалуйста, — робко промолвила я и даже пустила порцию слёз. — Я буду хорошей… Сделаю всё, что вы скажете. Только не делайте больно.       — Тсс… — Ваас приложил пахнущий табаком палец к моим губам, и я с трудом сдержала себя, чтобы не обхватить его зубами. — Говоришь, ты хорошая девочка?       Я утвердительно закивала и с облегчением вздохнула, когда Монтенегро вспорол непринуждённым движение ножа верёвки, взявшие в плен мои конечности. На белой коже остались красные следы-змейки, но эти ощущения полностью купировались, когда я увидела Кая.       Мужчина сидел на голом полу и, стискивая зубы, морщился от боли в простреленной ноге. Его руки также были заблокированы и привязаны к трубе, находящейся под самым потолком. По виду этого здоровяка трудно сказать, что он не ел несколько дней. Мышцы под тонкой тканью футболки по-прежнему бугрились, подтверждая хорошую физическую форму, но этого было недостаточно, чтобы освободиться.       — Вот если бы ты был не безмозглым валенком, а хитрожопым, как эта cariña², то в твоей тентакле было бы на одну дырку меньше, — заговорил Ваас с Каем, присев напротив него на корточки. — Мдааа… Херово должно быть тебе сейчас, — с фальшивым сочувствием вздохнул он и ткнул дулом пистолета прямо в свежую рану.       Кай, сдерживая порыв закричать от боли, дёрнулся корпусом на своего мучителя, но верёвки крепко держали его. Чёрные глаза метали молнии в сторону обидчика.       — Я прикончу тебя, урод, — шипит Кай сквозь стиснутые зубы. — Развяжи меня и посмотрим, кто из нас будет харкать кровью.       Предугадать реакцию Вааса так же реально, как и найти среди крупиц соли цианистый калий — практически невозможно. Поэтому я цепенею, когда Монтенегро освобождает руки Кая и отходит на несколько шагов, предварительно убрав ствол в кобуру. Кай кое-как поднялся с пола, однако ранение не позволяло ему сдвинуться с места.       — Ну, мудила? Давай, покажи, на что способна бравая солдатня, — задирает его Ваас, прекрасно зная, что преимущество в любом случае на его стороне. — Попробуй ударить меня хоть раз.       — Ты прострелил мне ногу, — резюмирует Кай, а потом кивает в мою сторону: — Ей ты ничего не сделал только потому, что она баба с аппетитной задницей и умеет красиво лить в уши?       — Хм… А ведь правда, мне нравится ход твоих мыслей, amigo, — соглашается Ваас и, схватив меня за руку, подводит поближе к Каю, прижимаясь ко мне со спины. — А чего ты бы хотел с ней сделать, м? Может, вот так?       Горячая ладонь пирата скользит под майку и достаточно ощутимо стискивает мою правую грудь. Спидометр кровотока разгоняется до невероятной скорости, и я с трудом сдерживаю себя, чтобы не застонать.       — Или вот так? — Ваас ведёт пальцы ниже, где проходит граница между оголённой кожей и трусиками. — Если бы ты не начал выёбываться, то мы с тобой весело провели бы время с этой крошкой, а теперь я даже не знаю, что с вами делать… Кстати, она неплохо пахнет, — делится своими ощущениями Ваас, будто рекламируя меня. — Хочешь попробовать её? Я не против.       — Ты прострелил мне ногу, — повторил Кай, словно ожидая извинений.       — О чёрт… — спохватился Монтенегро, состроив на своём лице сочувствующую мину. — И правда. Прости меня за это, чувак. Серьёзно, я не хотел. Просто… мы начали не с этого. Как думаешь? Если я отдам тебе её, ты простишь меня? А? Ну же! Скажи — да!       Кай озадаченно посмотрел сначала на меня, умытую слезами, потом на пирата, который, как маньяк-фетишист, уткнулся носом в мои волосы и показательно вдыхал их аромат. Когда я словила взгляд Кая, направленный в сторону двери, было уже поздно: он тараном оттолкнул нас от себя и рванулся к выходу.       — Не-а, — возник в дверном проёме один из пиратов и угостил Кая сокрушительным ударом под дых. Тот повалился на пол и засипел от очередного потока боли.       — Ну вот и как с тобой дружить после этого? — продолжал егозить Ваас и, сорвав с шеи афроамериканца военный жетон, с которого прочёл его настоящее имя, отшвырнул цепочку в угол. — Кайден, Кайден… Нехорошо так относиться к людям. Ты не находишь это грубым? Я тебе тут почти в любви признаюсь, подарки дарю, а ты… Скотина ты распоследняя, Кайден.       — Долбаный ублюдок, — перемалывает сквозь зубы Кай.       Только он ещё не понял, с кем разговаривает. Не понял, что дружелюбие пирата не безгранично, оно стоит прямо на стыке тектонических плит его характера, вечно сдвигающихся с места и образующих между собой пропасть.       — Чо ты сказал, Кайден? М? Что ты, сука, мне сказал?! — взорвался Ваас и добавил ещё один удар носком ботинка прямо по почкам.       — Я сказал, — прохрипел Кай, пытаясь отдышаться и выровнять голос, — ты долбаный ублюдок.       — Сэр, — мягко обратилась я к Ваасу. — Если я помогу вам наказать его, вы отпустите меня домой?       Наверное, я выглядела весьма курьёзно, потому что уголки губ Монтенегро дёрнулись, и в следующую секунду он залился громким безудержным смехом.       — Сэр? — спародировал он мой голос. — Чёрт, Блонди, я больше не могу заниматься этой хуйнёй. Сама развлекайся с ним. Он слишком скучный, и от него воняет.       — Ну ты и обломщик, — насупилась я и перевела взгляд на Кая, который явно был сбит с толку. — Он же настоящее сокровище. Только посмотри на него, — промурлыкала я, склонив голову на бок.       — Ненавижу ниггеров, — фыркнул Ваас.       — Я знаю, поэтому и выбрала его для тебя. Он — мальчик с настоящим сюрпризом…       Несмотря на несколько сильных ударов по телу и простреленную ногу, Кай отбивался, как мог, пока четверо пиратов привязывали его обратно к трубе. Теперь темнокожий жеребец стоял перед нами на коленях с заткнутым ртом, смиренно опустив голову.       — Мне всегда было интересно, на самом ли деле у негров член, как у коня, — призналась я, пока самозабвенно спускала с Кая портки. — Сейчас проверим.       Айзек скормил мне правдивую информацию про пирсинг на половом органе Кайдена. На головке члена действительно игриво поблёскивала серьга, похожая на подковку с шариками на концах. От интереса вскипает кровь, и я, заранее надев на руки медицинские перчатки, приподняла вялый орган.       — Надо же, он действительно огромен, — восторженно сообщила я Ваасу, который наблюдал за мной с таким лицом, словно съел только что просроченную еду.       — Не знал, что тебе нравятся ниггерские члены, — Ваас старательно настраивал тон голоса на частоту зверского спокойствия и безразличия.       — Ууу… Хочешь сказать, ты ревнуешь? — оживилась я.       — Не-не, я с удовольствием посмотрю, как ты его отсосёшь, — умело отбил мой натиск пират и закурил сигарету.       — Интересно, каков он в возбуждённом состоянии? Это же настоящее оружие! Ты мог бы во времена Средневековья даже не брать меч в руки, был бы не хуже гладиатора, — хихикаю я. — Ну-ка, подними его, — приказываю я Каю, с лица которого слетела былая удаль, словно старые обои с отсыревших стен. — Хочешь сказать, я тебя не возбуждаю? Я не достаточно хороша для твоего члена, да?! А ведь в тот вечер ты навострил своего дружка на меня! — распалялась я. — Ты ещё смеешь игнорировать меня? Ах, ну да. У тебя же рот занят… Но я знаю, что надо сделать, чтобы прорезался твой голосок, солдат.       Кай даже не успел испугаться, как я резко выхватила из губ Монтенегро почти докуренную сигарету и затушила её о тёмную уздечку полового члена. Тело бывшего солдата содрогнулось, сквозь ткань кляпа просачивался истошный крик, а из горизонтальных прорезей век чуть ли не выкатились, словно шарики от настольного тенниса, хрусталики глаз.       — Смирно, солдат, — командую я, давая ложную надежду на передышку. — Ты очень крепкий мальчик, Кай. Думаю, из тебя получился бы отличный слуга. Как думаешь? Но ты слишком ретивый, слишком непослушный… Думаю, нужен ещё один воспитательный урок.       Эмоции других людей лучше любого наркотика, поэтому, дабы получить новую дозу, я принялась опалять волоски, похожие на медную проволоку, с лобка Кая. Огонёк от зажигалки быстро съедал тёмный волосяной покров и оставлял ожоги на коже. Кай дёргался, захлёбывался своими слюнями и слезами и в итоге потерял сознание, повиснув на верёвках безжизненным балластом.       — У меня аж яйца спрятались по штанинам, — поморщился Ваас.       — Как думаешь, я не слишком жестоко поступила с ним? — озабоченно поинтересовалась я, проверив пульс Кая и по-матерински погладив его по голове. — Пускай отдохнёт. Завтра можно будет продолжить.       — На твоём месте я бы отдал его Одноглазому. Пускай повеселится с ним.       — Одноглазому? — с недоверием во взгляде покосилась я на Вааса. — У него одна и та же песня. Он уже года два пытается вылепить из мужчины женщину, и после первых же попыток все помирают от его кривых обрубков. Хотя… Может, ты и прав. Такого самовлюблённого мальчика стоило бы отдать на перевоспитание. Ого, смотри какой. Почему он привстал?       — Бля, я вижу, ты течёшь от вонючего ниггерского члена…       — Чёрт… Он похож на сардельку, замотанную в собачью волосню, — указала я на остатки не сожжённых волос. — Или на полежавший банан, который обмакнули в карамель и уронили на пол в парикмахерской. Кстати, я что-то проголодалась. Ты не хочешь есть? — как бы между прочим осведомляюсь я и, сняв перчатки, брезгливо кидаю их в мусорное ведро.       — Я бы пожрал, — соглашается Монтенегро и, подняв валяющийся неподалёку жетон Кая, вешает цепочку ему на ухо. — В лагере сегодня наклёвывается барбекю.       — Это приглашение? — кокетливо улыбаюсь я и срываюсь на восторженный визг с неудержимым смехом, когда Монтенегро перекидывает меня через плечо и уносит вверх по лестнице из бункера.       Думаю, после сегодняшнего свидания Кай поймёт, что на каждого бабника найдётся управа. Теперь его главный козырь, которым он так гордился, находится в уныло-повисшем настроении.