Утоли мою жажду

      Как же много ролей может сыграть человек всего за один день! Вчера я успела побывать неудовлетворённой жизнью одинокой женщиной, которая любит посмотреть сопливые мелодрамы и поплакать, нерадивой мамашей, которая не углядела за своим ребёнком и дала ему тумаков ни за что; и наконец садистом, искалечившим две жизни. День выдался чересчур насыщенным, а предстоящий — предрождественский — обещал стать не менее изнуряющим.       Митчелл всё ещё дулся на меня за тот подзатыльник и без особого энтузиазма помогал с уборкой по дому и декорированием оного. Я всеми силами старалась переключить его внимание на выбор пальмы, которая должна была предстать в виде рождественской ёлки, но он ткнул пальчиком в первую попавшуюся на глаза недалеко от склона, ведущего к пляжу, и побежал играть с Харли. Эти двое стали почти неразлучны. Псина с каждым днём становилась всё наглее. По крайней мере, меня она почти не слушалась, и, показательно вильнув хвостом, могла запрыгнуть на кровать Митча и улечься прямо на подушку. А Митч, в свою очередь, только одобрял подобное.       Может быть, я бы и рискнула отругать обоих за такое поведение, но не сейчас, когда чувство вины всё ещё гложет меня. Я не должна была поднимать руку на сына. Он не сделал ничего плохого, а всего лишь хотел помочь маленькой девочке.       Что ж, сегодня мне предстоит сыграть одну-единственную роль. Самую важную. Роль хорошей матери, которая должна сделать всё, чтобы исправиться и сгладить свою вину перед сыном.       Где-то после обеда, когда я приступила к приготовлению праздничного ужина, приехал курьер с подарком для Митчелла, и, пожалуй, это стало ключом к примирению с ним. Увидев коробку, перевязанную красной лентой, сын умолял открыть её сию же секунду, не дожидаясь полуночи.       Буду лгуньей, если не признаюсь сама себе, что позволила нарушить одну из традиций с большой охотой, лишь бы увидеть блеск, безудержную радость в глазах ребёнка и услышать многочисленное «спасибо, мамочка». Ссора и обиды остались позади. Митчелл уселся на полу у своей кровати с джойстиком в руках, пока привёзший подарок курьер подключал приставку к телевизору.       «Молодец. Подкупила расположение ребёнка. Браво. Мать года», — пробежала раскалённым утюгом назойливая мысль.       Но к счастью, я давным-давно научилась глушить и блокировать подобное у себя в голове. Надо было успеть до прихода Лори и Кахайи приготовить кучу блюд и накрыть на стол, а в одиночку это сделать сложно, особенно если ты занимаешься готовкой раз в год по обещанию…       Первое в очереди и, пожалуй, самое важное блюдо — фаршированная индейка. В теории я знала этот рецепт на зубок, а вот на практике… В общем, с духовкой у нас отношения, мягко говоря, натянутые, но я люблю сложности. Тем более что индейка не единственное блюдо, которое сегодня предстоит готовить в духовке. Митчелл просто обожал бисквитный пирог с клубникой. Тётя Хейли избаловала моего отпрыска, и теперь надо не ударить в грязь лицом и показать свои навыки кулинарии.       Время за готовкой пролетало незаметно. Чтобы не скучать, я включила негромко музыку на своём iPod и порхала по кухне то к холодильнику, чтобы достать нужные ингредиенты, то к мойке, чтобы помыть фрукты и овощи, то к обеденному столу, где были разложены заготовки для пирога. Выпечка требовала творческого подхода и выдержки. Быстрота и спешка в этом деле может только навредить, поэтому я рассчитывала всё чуть ли не до миллиграмма.       В воздухе начал разноситься запах запекающейся индейки, любимая музыка и успешно продвигающийся процесс готовки заставляли то и дело покачивать бёдрами и пританцовывать. Мурлыкая песню себе под нос, я так увлеклась перемешиванием яиц с мукой, что не сразу заметила незваного гостя позади себя. Пока не повернулась, чтобы взять полотенце, висевшее на спинке стула, и проверить, как там поживает индейка в духовке.       — Чёрт бы тебя побрал, Монтенегро, — ругнулась я и, оставив миску с не доведённым до ума тестом на столе, зачем-то схватилась за сердце, будто собиралась грохнуться в обморок. — Ты напугал меня. Так нельзя подкрадываться к людям!       — Запах твоей хавки привёл меня сюда, — ухмыльнулся пират и как ни в чём не бывало принялся рыскать по холодильнику.       — Как всегда без приглашения, — буркнула я, совсем не обрадовавшись его приходу, как это обычно бывает. — Тебе стало скучно со своей сворой? Или у вас еда закончилась?       — Я чо-то вообще сейчас не понял, — нахмурился пират, когда достал бутылку шампанского из холодильника и облокотился о него спиной. — Так тебя учили мамочка с папочкой встречать гостей?       — Незваных? Да, именно так, — скрестила я руки на груди и, выключив музыку, с опаской наблюдала за действиями пирата.       — Нежный, искрящийся напиток с неповторимым сочетанием традиционных мускатных ноток и аромата пломбира, — начал читать текст на этикетке Ваас, приподняв бутылку так, будто держал в руках источник Святого Грааля. — Золотисто-лучистый оттенок цветовой гаммы придаёт напитку особый изыск и бла-бла-бла, — продолжил он и, по итогу не дочитав, сорвал с горлышка фольгу. — Какой придурок сочиняет это дерьмо? — презрительно фыркнул он и, прислонив дно бутылки к своему паху, нацелил горлышко в мою сторону.       — Мне сейчас не до тебя, Ваас, — попыталась состроить серьёзную мину я, но почему-то шкодливое настроение пирата передавалось быстрее любого вируса.       Прищурив левый глаз, Монтенегро отвинтил проволоку и, прицелившись в область моих бёдер, выстрелил деревянной пробкой. Я успела повернуться спиной, и снаряд угодил мне прямо в пятую точку. Игристое вино с шипением вырвалось из горлышка и залило пол возле холодильника.       — А нельзя было сделать это над раковиной? — выказала я недовольство, всеми силами стараясь не показать, что место, куда попала пробка, теперь сильно саднит.       Но Ваасу было до лампочки на моё недовольство и на лужу под ногами. Он сделал три глотка и поставил бутылку на кухонный гарнитур. Я знала, что ему отроду не нужно было это шампанское. Он не любил бабские напитки и не понимал, что за кайф потом мучиться с изжогой от него. А значит, весь этот фокус он провернул, чтобы насолить мне.       Неумолимый и пламенный взор, каким глядит на птицу смертоносная змея, был переполнен насмешливыми нотками. Ему смешно… Забавно наблюдать, как я хочу, но не могу выпроводить этого гада из своего дома и продолжить заниматься своими делами. Он пришёл, он требует внимания и…       — Эй! Это для пирога! — возмутилась я, когда пират прошёл к столу с ингредиентами, оставив на полу грязные следы от подошвы, и закинул несколько ягод клубники себе в рот. Он преодолел последний метр между нами — последний бастион моего сопротивления. — Хватит. Что тебе надо? Зачем ты припёрся сюда? Испортить нам с сыном праздник?       — Праздник? Ах да… А я-то думаю, чо эти придурки в лагере ходят такие довольные и радостные. Санту ждут и оленя, да? — начал язвить пират. — Я удивляюсь, как это у тебя получается быть такой многоликой паскудой? Стоишь тут, фартук напялила, косу завязала и думаешь, всё, прилежная мамаша? Э… Нее. Обманывай кого хочешь, но только не меня, — ухмыльнулся он и начал напирать, оттесняя меня спиной к столу, где стояла миска с тестом, мукой и клубникой.       — Не сейчас, Ваас, — умоляющим шёпотом уговаривала его я.       И вот, когда мои ягодицы впечатались в деревянный край обеденного стола, я поняла, что обречена. Все мысли покинули меня, и в голове остался только он. Каре-зелёные глаза горят огнём уверенности, мелькающим в темноте зрачка. Простите меня, боги… Я слаба, когда он рядом, и роль меняется мгновенно, как только на горизонте появляется он. Роль матери и домохозяйки отходит в тень, и её место занимает потерявшаяся в грехах и пороках женщина.       Я должна бороться…       Монтенегро пытается сдёрнуть с меня не понравившийся фартук, но узел на пояснице не поддавался, и пират хватает кухонный нож со стола, разворачивает меня к себе спиной и вспарывает ткань. Бедный фартук, ещё совсем чистый, падает на липкий от шампанского пол. Я едва ли не вмазываюсь в миску с тестом, но успеваю сдвинуть её локтем подальше, когда Ваас наклоняет меня к столу, заставляя лечь на него грудью.       Господи, не дай бог сейчас сюда придёт Митчелл и увидит это всё… Аминь.       Ваас задирает моё любимое красное платье так, что для него открывается вид не только на поясницу со спиной, но и на округлые формы ягодиц, между которых плотно пролегает не вычурная полоска трусиков-танго. Прикрыты только лопатки. Я вздрагиваю и покрываюсь гусиной кожей, когда чувствую едва ощутимый поцелуй стали. Ваас ведёт кончиком вдоль позвоночника и, дойдя до копчика, останавливается, чтобы вернуться обратно наверх.       В голову приходит два развития событий: либо пират всё-таки решился меня убить, как давно этого хотел, либо это прелюдия… Конечно, игры с ножом у нас не впервые, но каждый раз я гадаю, что меня ждёт. Смерть? Или удовольствие? И узнать я могу точно, лишь отдавшись этому деспоту без остатка.       Боль в исполнении Вааса всегда разжигала пламя внутри меня. Даже в тот раз, когда он рассёк кожу под соском и слизал выступившие капельки моей крови. Но у нас всегда были границы. Монтенегро знал, где и насколько сильно можно причинять мне физические увечья. Нет, он не боялся меня убить. Что-то подсказывало, что он просто боялся потерять единственного человека, который принял его образ жизни и теперь соревнуется с ним в садизме. Мы вдвоём полностью осознаём происходящее, с каждым днём стремясь на дно…       Нож всё-таки оставил на моей белой коже первый кровавый след, и я прикусила губу, не издав ни звука. Сталь продолжила свой путь, оставляя неглубокие укусы по всей спине. Чувствуя, как плотно Ваас прижимается пахом к моей заднице, я начала елозить на столе и тереться о ткань его штанов. Истязания над спиной закончились, когда Ваас отложил нож и склонился к ранкам, принявшись слизывать выступившую кровь. Я чувствовала себя сладким леденцом, по которому блуждает его влажный и до одури возбуждающий язык, и на секунду потеряв контроль, застонала.       — Заткнись, если не хочешь, чтобы малой пришёл сюда и увидел, какая его мать шлюха, — прошептал он мне на ухо, опаляя кожу горячим дыханием.       От этого кровь ещё больше вскипает, приливает к соскам и к моей промежности, где и так уже второй день сочится. Чувствую неутолимую жажду его рта, хочу поцеловать и пытаюсь приподняться, но пират диктует свои правила и кладёт ладонь мне между лопаток. Кожа на спине щиплет от множественных порезов, но всё моё внимание сосредоточено на ладони, поглаживающей мои ягодицы, на проворных пальцах, стягивающих трусики с бёдер как какой-то балласт.       В этот момент со стороны лестницы послышался то ли скрип, то ли шаги, и я забыла, как нужно дышать, но нашла в себе силы вывернуться из объятий пирата, поднять нижнее бельё с пола и оправить платье. Должно быть, вид у меня был очень испуганный, потому как Монтенегро усмехнулся. Он не собирался отступать и, подхватив меня под задницу, усадил на край стола и коленом раздвинул мои ноги шире.       — У меня месячные, — шепнула я, когда Ваас расстегнул ширинку.       Хорошая попытка, Лурье, только этот факт никогда его не останавливал. Если он хочет тебя трахнуть, он это сделает, несмотря ни на месячные, ни на маленького ребёнка, который в любой момент может спуститься на кухню, ни на гостей, которые должны нагрянуть в ближайшее время. Ни на что. Ему плевать.       Как самый настоящий знаток своего дела, пират запустил руку под подол платья, нащупал тоненькую верёвочку, торчащую между моих половых губ, и вынул окровавленный тампон, отправив его в мусорное ведро.       Пожалуй, это последний этап доверия к своему партнёру. Он видел меня тысячу раз в пьяном угаре, видел, как я отхожу от наркоты, блюю и потею, видел, как я кончаю, распластавшись под ним с искажённым от удовольствия и кайфа лицом, видел, как я сквиртанула, чёрт возьми! И теперь это… Он вытащил из моей вагины тампон!       — Я так тебя люблю, — вымолвила я, когда его естество оказалось внутри меня.       Да, не выдержала. Да, дура слабохарактерная. Да, нарушила своё же обещание и опять поддалась чувствам. Да… да… да…       Почему-то не хотелось смотреть ему в глаза, да и он не стремился поймать мой взгляд, поэтому я обхватила его руками за шею и уткнулась носом в плечо, всеми силами стараясь сдержать стоны. А так хотелось кричать о любви к нему, хотелось, чтобы он трахал меня на запредельных скоростях… Но в доме ребёнок. Это всё усложняло и в то же время… Адреналин дарил кучу новых ощущений.       Видно было, что Ваас контролирует процесс, чтобы стол не скрипел подо мной, но в конце концов он ухватился за мою косу и, чуть потянув вниз, заставил опрокинуться на спину. Положение моего таза было явно не удобным для него, поэтому пират подхватил меня под колени, чтобы чуть приподнять попку и оказаться ещё глубже. Сжимая трусики во вспотевшей ладошке, я протянула другую руку к краю стола, чтобы схватиться за него и не елозить спиной, но вместо этого задела пачку муки, и та плюхнулась на пол.       Сердце отбивает невнятный и смазанный ритм, и, кажется, что вот-вот послышится хруст рёбер. Но кроме прерывистого и учащённого дыхания и шлепков кожи о кожу ничто не нарушает тишину в кухне. Я понимаю, что скорее всего останусь неудовлетворённой: мысли то и дело концентрировались на сыне и страхе быть пойманной, а не на получении удовольствия.       Взгляд приковывается к капельке пота, одиноко стекающей от виска пирата к шее. Я нарочно сильнее сжимаю истекающую кровью и соками мышцу вокруг его члена, и пират, явно ощутив это, чуть слышно выдыхает:       — Нарываешься, сучка.       Будто бы давая утвердительный ответ, я чуть выгибаюсь в спине, чтобы сквозь ткань платья отчётливее были видны отвердевшие соски. Пальчиками показательно очерчиваю округлости и прикрываю глаза, прекрасно зная, как он хочет сейчас разорвать в клочья это дурацкое платье. Мне кажется, сейчас — именно в этот момент — мы бы даже и не заметили, начнись очередная война между туземцами и пиратами… так же, как не сразу услышали стук в дверь.       — Чёрт, — ругнулась я, замерев и прислушавшись.       Вот хохма-то была бы, если бы тот, кто пришёл, был такой же наглый и бескомпромиссный, как Монтенегро. Картина перед гостем предстала бы очень занимательная… Я, распластанная на столе вместо индейки и пирога с клубникой, и Ваас… со спущенными штанами.       — Надо открыть, — засуетилась я, когда стук послышался второй раз. — Оденься, — шикнула я на него и, оправив помятое платье, вышла в коридор, попутно приводя в порядок волосы.       — Что-то вы рано, — напустила я на себя как можно более беззаботный вид, пропуская в дом Глорию и её новоиспечённую дочь.       — Вовсе нет. Как и договаривались — в восемь у тебя, — Подруга сморщила нос. — Кажется у тебя что-то горит.       — Индейка! — спохватилась я и ринулась на кухню, но путь мне преградил Монтенегро, шествуя ленивой походкой к выходу и застёгивая ремень на штанах.       — О, да у вас тут целый детский сад собрался, — Даже не поприветствовав моих гостей, Ваас с издёвкой осмотрел сначала Кахайю, которая боязливо поглядывала на пирата, а потом обратил внимание на Лори: — У вас, что ли, мода такая? Игры в дочки-матери? Или это зараза какая-то? — Не получив никакого ответа на свои комментарии, Монтенегро отсалютовал и смылся, оставив после себя грязный пол на кухне, сгоревшую индейку и «не испечённый пирог».       — Солнышко, иди поиграй с Митчем наверху, — обратилась Лори к Кахайе и спустя минуту осуждающе на меня поглядела: — Мда… Вижу, готовка идёт полным ходом, — Следом за этим она критично осмотрела бардак на кухне и не упустила случая заострить внимание на моём внешнем виде: — Ты бы привела себя в порядок, пока сын не увидел. Боже, Тави, неужели у тебя так чешется, что вы разложились прямо на кухне?       — Не завидуй, — хихикнула я и ретировалась в ванную.       Пожалуй, готовка действительно не моё. По крайней мере, когда рядом Ваас…