Still Waters

      День второй       Уитни остановилась, взяв перерыв и попытавшись пошевелить рукой, в кожу которой словно впивались иголки. Она несколько секунд осторожно двигала конечностью, и это движение заставляло цепи приглушённо звенеть, напоминая о безнадёжности ситуации, в которой она оказалась. Миллер уже не могла видеть эти надоевшие и неудобные кандалы, в которые были закованы её запястья.       Слегка согнув руку в области натёртого запястья, она прислонила цепь к стене и снова принялась за работу.       Скрипскрипскрип.       Она выбрала неправильный угол наклона, и вскоре её рука начала ныть. А двигаться нужно было медленно, чтобы каждый камешек, торчащий из стены, оказывал трение и постепенно стирал поверхность цепи. Но Уитни не останавливалась на достигнутом, задействовав даже самые мелкие камни. Одна есть. Осталась ещё одна. Всего одна, и она наконец сможет покинуть это место.       Словосочетание адская дыра как нельзя кстати подходило этому месту. Уитни в буквальном смысле находилась в дыре под землёй с затхлым воздухом, пахнущим сыростью, металлом и бензином. Она сидела здесь, прикованная к стене, по милости убийцы. И если это не было адом, тогда Миллер не знала, как ещё можно было это назвать.       Насколько ей было известно, она находилась в своеобразном подземном логове, которое изначально могло быть простым подвалом. Но слишком глубоким и широким для любого среднестатистического подвала. Куча запутанных поворотов, ниш, проходов, ведущих в различных направлениях, металлическая сетка, которая служила перегородкой и отделяла «комнату пленницы». Это скорее походило на кроличьи лабиринты, чем на подвал. Решётки, инструменты и детали автомобилей были разбросаны повсюду. Уитни слышала, что когда-то на этом месте была заброшенная угольная шахта. Возможно, слухи не врали, и это помещение, прокопанное под домом, было частью старой шахты.       Дом.       Если бы она знала, где в итоге окажется, ни за что не позволила бы Майку затащить себя внутрь. Миллер почувствовала неладное, когда ступила на порог полуразрушенной ветхой хижины, когда они с Майком влезли туда, куда не должны были. Они проявили неуважение, подобно осквернению могилы или места, в котором произошла трагедия. Тем не менее, она присоединилась к исследованию, предложенному Майком, и проникла вместе с ним в дом.       Зачем? Ну зачем она пошла туда с ним? Потому что не хотела оставаться в одиночестве? Или желала утолить собственную жажду приключений? Уитни жалела, что тогда лишь пригрозила уйти отсюда, а не сделала это. Сделала хоть что-нибудь. Лучше бы она вообще не соглашалась на эту поездку, никогда бы не увидела этот жуткий дом. Дом, где до сих пор лежало тело Майка. Сломанное, разорванное, окровавленное.       Боже, это случилось на самом деле. Не в каком-нибудь кошмаре, от которого было бы легко избавиться, проснувшись. Это произошло в реальности. Но Миллер не должна быть здесь. Она должна быть дома, заботиться о матери и готовиться к экзаменам… но не сидеть тут.       Успокоив учащённое сердцебиение, Уитни снова приложила кандалы к стене. По её предположениям, она находилась здесь около двух дней, включая ту ночь.       Нет.       Она не хотела думать о той ночи. Лучше сосредоточиться на исцарапанной стене, боли в запястьях или в животе. На чём угодно, чтобы не сойти с ума.       Внезапно послышался деревянный скрип, после чего — глухой удар от приземления, заставивший все мышцы в теле Уитни напрячься.       Она поспешно сжалась в углу, прижав руки к груди, словно они были её щитом и защищали сердце, вновь сильно заколотившееся. Или для того, чтобы свести к минимуму дрожь в конечностях, чтобы не выдавать свой ужас. Ведь к ней приближалась смерть.       Приближался он.       Она помнила собственное волнение, которое испытала, услышав рассказ Уэйда о лагере на Хрустальном озере. Помнила холодок и мурашки, пробежавшие по коже. Помнила, как встали дыбом короткие волоски на затылке, будто кто-то подкинул ей под футболку кусочек льда. Уитни не любила подобные истории. Возможно, они воспринимались спокойнее на страницах книги, когда ты сидишь дома в дождливый день, но не посреди леса неподалёку от печально известного лагеря.       Когда Майк дразнил её за страхи, она посмеивалась вместе с ним, но в глубине души ощущала вину за то, что оставила больную мать одну. Миллер нервничала и не могла расслабиться. И по этой причине она позволила ему себя уговорить. Она хотела хотя бы на миг избавиться от стресса, сковывающего её мозг. Она хотела развеяться, и ей действительно удалось это сделать, пусть и ненадолго. Гнетущие чувства вернулись с удвоенной силой, стоило наткнуться на грунтовую дорогу и старую деревянную вывеску. Уитни чувствовала, как кто-то чужой следил за ней. И ждал.       Она не поняла, как это случилось: воздух наполнился тяжестью, в стороне мелькнула тень. Не прошло и минуты, как перед ней появился мужчина — её похититель.       Она не сразу его заметила. Но зато позже точно увидела, как лезвие мачете пробивает скрипучие половицы и ранит ногу Майка, заставляя его вскрикнуть. Она увидела руку, появившуюся снизу, а затем голову, обёрнутую грязной тряпкой. Мощная рука схватила её возлюбленного и потащила в ад. Перед смертью Майк крикнул, чтобы она бежала отсюда.       Уитни находилась в состоянии шока, когда вернулась к месту, на котором они с друзьями разбили палаточный лагерь. На секунду ей показалось, что это была чья-то жестокая шутка, в ответ на которую она немедленно вернулась бы домой. Но вот она увидела обгоревшее тело Аманды, наполовину торчащее из спального мешка. Застывший взгляд девушки выражал ужас, а запах… сгоревшие волосы, плоть — и всё это вперемешку с запахом жжёного дерева. Уитни наверняка вырвало бы, продолжи она смотреть на труп, но её внимание привлёк медвежий капкан. И Ричи, чью ногу эта штука прорезала до кости.       В её памяти сохранилось ощущение металла под пальцами. Скользкого, смешанного с кровью и мелкими осколками кости. Миллер изо всех сил пыталась разжать капкан, чтобы освободить друга. И запомнила выражение на лице Ричи, когда в его голову врезалось мачете, застряв глубоко в черепе и расколов его напополам.       В этот момент она уже не понимала, что чувствует. Попыталась отползти на четвереньках, когда некое огромное подобие человека поставило ногу на лицо Ричи и, оттолкнувшись, резким движением вытащило своё оружие обратно. А в её голове промелькнула страшилка, рассказанная у костра.       «Он вернулся», — сказал тогда Уэйд. Уитни видела ту табличку над сломанным забором. Видела спальню утонувшего ребёнка и его имя, вырезанное на изголовье кровати.       Затем страх, ощущение слежки — всё смешалось.       Миллер помнила, как её изумили его габариты — он был выше любого мужчины, с которым она когда-либо встречалась, и значительно шире в плечах. Настоящий гигант. От ужаса её даже затошнило. Затем он направился к ней, и от него исходила жажда крови и мести. Взмахнул мачете — тёмное лезвие сверкнуло в свете огня — и Уитни осознала, что тут-то и встретит свою смерть. Последним, что она увидела, был свет, отразившийся от лезвия, которое со свистом прорезало воздух и… ничего.       Она моргнула сквозь слёзы и обнаружила, что лезвие лишь срезало прядь её волос и оставило небольшую рану на щеке.       А он застыл, угрожающе возвышаясь над ней. Её страх сменился удивлением, она разглядела его потрёпанную куртку, перевела взгляд на широкую ладонь, сжимавшую мачете. Кусок мешковины был обёрнут вокруг его головы, полностью скрыв лицо, но с прорезями для глаз, в которых — Уитни была готова поклясться — сверкала ярость. Пустая бездушная ярость отражалась в его глазах, когда он смотрел на Миллер сверху вниз. Тем не менее, она тоже смотрела на него, чувствуя, как сердце колотится подобно птице, оказавшейся в ловушке. Но вдруг ей показалось, что гнев в его взгляде сменился… изумлением?       Миллер не знала, сколько времени они провели там, но неожиданно он убрал лезвие от её лица, вернув оружие в ножны. Затем наклонился, схватил её за ворот футболки и поднял. Игнорируя крики и мольбы, он перекинул её через плечо, как мешок с мукой, и направился к старому дому, из которого она прибежала.       Уитни сопротивлялась, била ногами, шипела, как кошка, кричала без остановки, хотя было очевидно, что никто ей здесь не поможет. Он нёс её так, будто она была сделана из пуха, а не мяса и костей. Одна его рука обнимала её ноги, не позволяя ей упасть. Он пронёс её всю дорогу от палаточного лагеря без передышек и напряжения, словно вовсе не чувствовал её вес.       — Нет, пожалуйста, — просила она, вновь оказавшись около ветхой хижины, — пожалуйста, позволь мне уйти!       Он не отвечал и просто тащил её к люку, ведущему под землю. Она снова закричала, цепляясь руками за деревянную поверхность, но похититель грубо убрал её руки и спустился с ней в тоннель.       Там он приковал её к стене, и вот с тех пор она сидит здесь.       Он показался из-за угла. Его выдала огромная, неуклюжая тень, чернотой расползавшаяся по полу, когда он проходил мимо слабо освещённых стен. Уитни сковал страх, когда похититель на удивление бесшумно приблизился к ней. Господи, какой же он здоровенный. Высокий, широкий и мускулистый.       Она почувствовала, как его мощное плечо оказалось под её животом, а рука обхватила бёдра, когда она попыталась вскочить и ударить его по лицу. Белая или скорее серая рубашка плотно облегала его накачанную грудь. Бесцветные мешковатые рабочие штаны с ремнями не могли скрыть того, что и ноги были не менее мощными. Между воротником рубашки и маской виднелась лишь часть его шеи, но и на той можно было отчётливо разглядеть мышцы и сухожилия. Его руки были вдвое больше, чем её, с широкими ладонями и длинными пальцами.       И в одной из них она заметила керамическую миску, вспомнив, что он должен был принести ей еду, как накануне. Что-то холодное и комкообразное находилось в миске с торчащей ложкой. К еде Миллер не притрагивалась — не потому что думала, что там крысиный яд, а потому что это означало бы, что она смирилась со своим положением. Но она не смирилась.       Пристально наблюдала за тем, как он опустился рядом с её матрасом. Наклонил голову, посмотрев на миску, которую принёс вчера: еда в ней оставалась нетронутой, и в глазах похитителя на мгновение мелькнуло разочарование.       Это смутило Уитни.       Почему он разочарован? Почему не разозлён? Почему не пытается накормить насильно, если хочет, чтобы она жила? Нет, за всё время он три раза спускался к ней. Приносил еду, проверял наличие воды (которую она принципиально отказывалась пить) и оставлял наедине с темнотой и кошмарными воспоминаниями. Всё это привело её к другому, гораздо более важному вопросу, который она задавала себе с того момента, как на её запястьях появились кандалы: чего он от неё хотел?       Он не причинял ей вреда, почти не касался, и Уитни была уверена в том, что он не собирался брать её в плен. Когда она впервые осматривала логово, то не заметила никаких признаков того, что здесь кто-то обитал до неё. Значит, она была первой, кого он приковал к стене, а после, несколько раз поднявшись наверх и спустившись, принёс различные предметы. Небольшой матрас, постельные принадлежности, ящик, который должен был служить столом, запечатанные бутылки с водой — он организовал Миллер жилое пространство. Но тот факт, что она не умерла вместе с остальными, не утешал её. Почему-то для неё он сделал исключение, по непонятным причинам. В любом случае, даже жестокая смерть была бы лучше, чем пребывание здесь.       — Чего ты хочешь? — тихо спросила она, переводя дыхание. Похититель слышал её — Уитни поняла это по тому, как он на секунду встретился с ней взглядом, прежде чем заменить миску с нетронутой пищей на новую.       Миллер не первый раз спрашивала его об этом. Иногда кричала до хрипоты, требуя ответа, иногда рыдала. Но он всё равно молчал. Не произносил ни слова, ни звука. Она не понимала причин такого поведения.       Она уже было открыла рот, приготовившись озвучить просьбу, но тут же прикусила язык. Не было смысла умолять о свободе. Либо он планировал расправиться с ней позже, либо нет, и никакой плач, крик или мольба не изменит его решения.       Он встал, снова выглядя устрашающе, и развернулся, чтобы уйти.       Уитни не знала, что заставило её сделать это. Изнурение от двух дней, проведённых в постоянном страхе, смесь голода, усталости и стресса, разочарование от безысходности и неизвестности или всё вместе. Её тело просто двигалось само, схватило миску и швырнуло через всю комнату, со звоном разбив о стену. О чём пришлось сразу пожалеть.       Похититель медленно повернул голову, оглянувшись на Уитни. Поставив старую миску на рабочий стол, нагромождённый инструментами, он направился к ней, вызвав приступ паники.       — Извини, — пролепетала Миллер, беспомощно подняв руки, — прости, я не хотела…       Он в три шага оказался рядом с ней, заставив сжаться в комок. Но несмотря на то, что в воображении Уитни уже нарисовала возмездие за свой поступок, ничего страшного не произошло. Он просто взял её за руки и положил их ей на колени.       Он не применял силу. Скорее, пытался перевоспитать как непослушного щенка. В его глазах ясно читалось: «больше так не делай». Он накрыл своей ладонью её руку и, подержав немного, отпустил. Затем указал на бутылку с водой, намекнув на то, чтобы она выпила. И, забрав старую миску, ушёл окончательно.       Некоторое время она не решалась пошевелиться, ошеломлённая случившимся. И, сделав десять или двадцать глубоких вдохов, взяла бутылку и начала жадно пить.       Пустой желудок немного болезненно отреагировал на внезапное получение жидкости. Это было глупой затеей с её стороны — проверять терпение убийцы-психопата, о котором слагали жуткие легенды. Очень глупо. Невероятно глупо. Так же глупо, как отказ от еды, которая поддерживала силы в организме.       Её никто не искал. У них с друзьями не было конкретного места назначения, а в ближайших десяти милях не проезжало ни одной машины. Уитни была единственной, у кого всё ещё оставался шанс на спасение, и она не могла упустить его, перестав есть и пить.       В следующий раз, когда он принесёт еду — Миллер надеялась на то, что всё-таки принесёт, даже после её сегодняшней выходки — она будет смиренно ждать и съест всё, как послушная заключённая. А после сбежит отсюда.