Still Waters

      День третий       Джейсону снилась его смерть.       Ему снилось, как тёмная вода окутывает его своими сокрушительными ледяными объятиями. Как он борется с течением, которое душило подобно питону, стискивая его конечности. Вода наполняет его рот — холодная, с привкусом водорослей, рыбьей кожи и грязи — и тащит вниз, будто в его животе находились камни. Ему снятся насмешки, крики и смех, приглушённые давлением воды в ушах, черепе, мозге. Он видит сон, а затем резко просыпается, цепенея от страха, который, казалось, заполнил каждую частичку его тела.       Ничего другого ему не снилось. Казалось, что с годами старые воспоминания должны были размыться, как почва на берегу реки. Но тогда почему же он до сих пор не мог нормально спать?       Джейсон столько раз переживал день своей смерти, что прошлое уже не воспринималось как память. Воспоминаниям свойственно исчезать. Они должны пожелтеть, свернуться и смазаться, как старая киноплёнка. Детали должны затуманиться, смешаться, чтобы их нельзя было так легко различить. Воспоминания не должны быть ясными.       Он понятия не имел, как и почему остался жив. Он отчётливо помнил воду, заполняющую его вены, органы и клетки, проникающую в костный мозг. Он помнил темноту. Он помнил, что никто не пришёл на помощь. Он помнил пробуждение и первый вздох… и был совершенно растерян.       Являлся ли Джейсон призраком? Он не был уверен в этом. Предполагал, что призраки не нуждаются в еде и сне. Впрочем, он бы не удивился, если бы стал призраком.       Джейсон сел, выпрямив затёкшие конечности, которые приходилось поджимать, чтобы уместиться на маленькой кровати, и отложил в сторону плюшевого медведя. Игрушка была старой и местами порванной, а её некогда красивый мягкий мех покрылся пылью и грязью. У медведя отсутствовал один глаз, а шов на его месте разошёлся, выпуская наполнение наружу, которое периодически приходилось запихивать обратно. Аккуратно пересадив медвежонка на подушку, Джейсон встал со скрипучей кровати.       Убрав мачете в ножны, он прошёл по грязному коридору на кухню, достал миску и ложку из открытых ящиков и вытер пыль. Это была последняя чистая миска, по крайней мере, до тех пор, пока у него не появится возможность отнести посуду в лагерь и помыть. Предыдущая миска была вдребезги разбита внизу.       Люк легко открылся с тихим скрипом, и Джейсон спустился в темноту.       Это подземелье он обнаружил случайно, когда однажды чуть не провалился. Оно было оставлено некой горнодобывающей компанией задолго до того, как в этом районе появился детский лагерь. Но именно Вурхиз расширил подземное пространство под домом своей матери, выкопал новые проходы и соединил их с уже существующими тоннелями. Логово служило ему не только в качестве места, в котором можно было спрятаться или спрятать что-либо — с его помощью появилась возможность быстро перемещаться к нужной точке. Оно стало для Вурхиза домом. Единственным домом, который у него остался.       Закрыв люк и спустившись, он свернул в правый коридор с широкой нишей, служившей хранилищем для различных вещей. В логове царил беспорядок: лист металла валялся рядом с ящиками с проросшей картошкой, газовыми и электрическими лампами, сложенными брезентами, верёвками, мешками с зерном и опилками и прочими вещами. Ряд полок, набитых консервами с большим сроком годности, составлял целую стену — к ней и направился Джейсон. Наугад выбрав банку, он пару секунд изучал её, прищурив один глаз, а затем вернулся в главный тоннель.       В тесном пространстве пахло землёй, гнилым деревом, металлом и керосином. Знакомые, безопасные запахи. Но среди них появился новый, как летняя трава, под которой находилось что-то солёно-сладкое и мускусное. Пот и кожа. Её кожа.       Он следовал по коридору, намеренно тяжело ступая, чтобы не напугать пленницу. Если бы он подкрался бесшумно, она бы опять закричала, но ему бы хотелось, чтобы она этого не делала.       Когда он вошёл, пленница встретила его пристальным взглядом, и при виде её бледного лица Джейсон ощутил острую боль в груди от тоски и растерянности.       Он знал, какие слухи о нём ходят среди местных. Знал, как они его называют, что о нём думают. Тормоз, тупица, безумец. Уродливая нежить. Те же оскорбления в его адрес использовали ровесники в далёком прошлом. Но Джейсон не был глупым, не был сумасшедшим. Поэтому когда он увидел девушку с лицом своей матери, жалобно протягивающую руку в безмолвной мольбе, то почувствовал, как по позвоночнику прокатывается волна холода. Это не могла быть она. Она умерла, оставила его. Она похоронена. Не так ли? Он верил в это…       Джейсон услышал лязг цепей, когда девушка подвинулась, притянув колени к груди, став ещё меньше.       Многие люди потеряли инстинкт самосохранения. Они не чувствовали опасность, когда затихала природа. Они больше не оглядывались в темноте, не искали зловещие взгляды. Они стали считать себя неуязвимыми, вершиной всего мира.       Но она не была такой. Он это запомнил.       Тогда их группа разделилась, и Джейсон последовал за девушкой, услышав её разговор с парнем. Они подходили ко входу в старый лагерь. Девушка посмотрела на полусгнившую табличку и сломанный забор и заявила, что не хочет идти дальше. Умная. Парень должен был её послушать. Или она должна была оставить его и убежать. Не то чтобы это что-то поменяло. Они уже стали нарушителями, и их ждала смерть.       «Они должны быть наказаны, Джейсон. За то, что сделали с тобой. За то, что сделали со мной»       Той ночью шёл дождь. Поначалу мягкий и летний, однако ветер быстро превратил его в настоящий ливень из тысячи крошечных лезвий, способных разрезать кожу. А гром и молния словно раскалывали небо в знак пробуждения старой боли и ярости, за которые придётся заплатить десятками жизней. Той ночью он открыл глаза и снова задышал. Его голова была готова взорваться от смеси шума и света. В ушах звенело, а сердце стучало так, будто норовило выскочить из груди. Джейсон с трудом принял вертикальное положение, тяжело моргал, и в его памяти отчётливо всплыло это: противостояние на причале, взмах мачете, падение тела, безжизненное лицо, покрытое грязью, и голова, лежавшая в его руках. Мертва.       Мама.       Год спустя он разыскал убийцу своей матери, отрубил ей голову и поклялся, что любой ступивший на землю, на которой умерла его мать, заплатит высокую цену. Кровью и смертью.       «Убей ради мамы, Джейсон»       И он убивал.       Он был хорошим сыном, хранителем этой земли, хранителем памяти о матери. Палачом для каждого, кто осмеливался посягнуть на их дом, осквернить память и землю — всё, что у него осталось. Он провёл здесь всю жизнь, знал территорию как свои пять пальцев и держал её под абсолютным контролем. Пока внезапно не произошло это. Пока он не поднял оружие, чтобы отомстить последней жертве, и не почувствовал себя неспособным нанести удар.       Остановившись, он с шумом поставил миску, ложку и банку на загромождённый стол. Услышал, как испуганно ахнула пленница, когда он снял мачете с пояса. Джейсон хотел бы успокоить девушку, но не знал, как донести до неё, что не собирается причинять ей вреда — по крайней мере, пока — и что он взял оружие лишь для того, чтобы открыть банку.       Неоднократный отказ от еды заставлял задуматься о том, что пленница считает пищу несъедобной. Возможно, если он откроет перед ней банку, то она убедится в безопасности содержимого и поест. Ловким движением Джейсон вскрыл верхнюю часть консервы, стараясь встать так, чтобы пленнице всё было видно. Затем показательно отложил оружие в сторону и понёс девушке еду — что-то красное и густое, с кусочками белого, навевающее неуместные воспоминания. Пленница отпрянула назад и вжалась в стену, заметив его приближение, и ему пришлось держаться на расстоянии и поставить миску на дальний угол ящика.       Она переводила взгляд с него на пустую миску, и между её бровями пролегла складка. Он снова почувствовал в ней нечто знакомое, за чем последовала волна неприятных сомнений. Опустошив содержимое банки и переложив еду в миску, он пододвинул её ближе к пленнице. Затем, сделав шаг назад, остался ждать и надеяться.       Она сглотнула. Он увидел быстрое движение, прокатившееся по её горлу — девушка явно была голодна. Впрочем неудивительно, ведь она провела здесь два дня и одну ночь, отказываясь от пищи. Он заметил, что ранее она пила воду — бутылка была опустошена примерно на треть. Это хорошо. Несколько секунд девушка просто смотрела на миску. Потом, медленно выдохнув, протянула руку, чтобы достать до неё.       Она выглядела неуклюже с этими кандалами, пыталась балансировать, в одной руке удерживая миску, а другой поудобнее сжимая ложку. Джейсон нахмурился, жалея о том, что пленницу пришлось настолько лишать свободы передвижения. Если бы у него был выбор, он бы не делал этого. Потому что знал, каково это: сидеть в темноте, бояться любого шороха и понимать, что спасения не будет. С ним это произошло один раз, но он запомнил на всю жизнь. Если бы он только мог доверять ей, уговорить не сбегать… но он не мог. Тем не менее, пленница всё-таки ела. Её лицо кривилось, когда она жевала и глотала с трудом. Видимо, сегодняшнее блюдо было совсем неаппетитным. Но она съела половину содержимого, прежде чем вернула миску на место и вновь сложила руки на груди, пытаясь защититься. Она была молодой и очень похожей на его мать.       Сходство было не стопроцентным, и Джейсон это видел. Он не мог назвать точное количество часов, которое провёл, разглядывая фотографию матери в медальоне. На изображении Памела выглядела молодо — так, что он даже не сразу узнал её, но рассматривал долго, запоминая каждую деталь её внешности. Нос был неправильной формы, глаза находились на разном уровне, но тёмные волосы, высокий лоб и тонкие брови, придававшие изящности её лицу… было в этом что-то особенное, вызывавшее отклик внутри него.       Изображение было чётким, но, несмотря на короткое мгновение схожести, уверенность в этом ускользнула, стоило Джейсону ещё раз посмотреть на пленницу. Он задавался вопросом, не пытается ли обмануть сам себя, оживить воспоминания и тот яркий образ с фотографии.       — Кхм.       Джейсон моргнул, возвращаясь в реальность, а девушка вздрогнула от собственного голоса. Он вопросительно посмотрел на неё, заметив, что она сидит в странной позе.       — Я… — смущённо пролепетала пленница, облизав губы, — мне нужно…       Она сделала странный жест, указав на свой живот, и тогда Джейсон понял. Конечно. Тот, кто часто пьёт и ест, рано или поздно нуждается в облегчении.       Наклонившись ближе, он, не обращая внимания на попытки отодвинуться, достал ключ из внутреннего кармана куртки, с приглушённым щелчком открыл замок и жестом показал пленнице следовать за ним. Не заставляя себя долго ждать, девушка неуверенно поднялась на ноги и пошла вслед за похитителем к люку, ведущему наружу.       Первым на поверхность выбрался Джейсон, толкнув деревянный люк. Дважды обернув цепь вокруг руки, потянулся к пленнице, чтобы помочь ей подняться. Она испуганно шагнула назад, и он буквально видел, как в её голове борются желание облегчиться со стремлением к безопасности. Джейсон терпеливо ждал, когда девушка решится. Её руки были тонкими и нежными. Она инстинктивно ухватилась за его плечо, боясь упасть. Она смогла расслабиться только когда почувствовала под ногами твёрдый пол, но снова прижала руки к груди, когда Джейсон повёл её через полуразрушенный коридор хижины на улицу.       Был почти полдень, летнее солнце находилось высоко в небе, а воздух был раскалён из-за высокой температуры. Девушка хрипло дышала за спиной Джейсона, мучаясь от духоты. Он не чувствовал того же, что она, но всё равно радовался тому, что хотя бы в логове было прохладно. К тому же, не собирался долго «выгуливать» пленницу. Возможно, вечером станет прохладнее, и тогда он снова выведет её на улицу и даст насладиться ветром, который обычно дул со стороны озера.       Он вёл её по заросшей тропе к лагерю, стараясь выбирать маршрут без труднопреодолимых препятствий в виде срубленных ветвей, выступавших из-под земли корней и тому подобного. Сам старался идти не такими широкими шагами, чтобы пленница успевала, учитывая, что она и без того старалась держаться на максимальном расстоянии от него. Они обходили один из длинных лагерных домов, когда девушка увидела озеро. У Джейсона не было желания любоваться этим местом, но он понимал, что пленница не разделяет его травмы и, соответственно, неприязни тоже. Он мог бы разрешить ей немного поплавать, но до озера ещё нужно было добраться. С другой стороны, красивый пейзаж скорее всего улучшил бы настроение пленницы.       Здание, в котором располагались туалеты и душевые, находилось немного дальше жилых домов. Не было никаких дверей, лишь два открытых арочных прохода, разделённых перегородкой. Джейсон отвёл пленницу к дальнему проходу, знак рядом с которым обозначал женский туалет. Сам он никогда не пользовался здешними туалетами, потому что редко нуждался в том, чтобы облегчиться, но если приспичивало — делал это в лесу, подобно животным. Но пленница так не могла. А Джейсон решил заботиться об её комфорте, и нормальный туалет был меньшим, что он мог для неё сделать.       Взглянув на её руки, закованные в кандалы, он полез за ключом в карман. Девушка недоверчиво нахмурилась, но всё же протянула ему запястья, чтобы он открыл замок. Когда правая рука была освобождена, в глазах пленницы смешались непонимание, благодарность и неприязнь, и на мгновение Джейсон почувствовал себя виноватым.       Расслабив оставшуюся цепь, он кивнул в сторону дверного проёма и отвернулся. Поначалу пленница не двигалась, растерявшись, но естественные потребности взяли верх.       Цепь тихо зазвенела, разматываясь, когда девушка прошла внутрь, и Джейсону пришло в голову, что длины может не хватить. Он почувствовал, как пленница остановилась, и был рад, что проблему с длиной цепи не пришлось решать. Терпеливо ждал, наблюдая за парой белок, которые ловко сновали вверх-вниз по стволу кривого старого дерева и пищали на беличьем языке, то ли оскорбляя друг друга, то ли требуя еды.       Он услышал журчание жидкости: сначала быстрый и короткий, а затем более продолжительный звук, прерываемый движением. Затем послышался лязг цепи, царапавшей цементный пол, и девушка появилась из-за угла.       Повернув голову, он увидел, что пленница держит цепь свободной рукой, а в её взгляде отражается злость. Впервые он заметил в её глазах зелёный оттенок, мягкий, подобный мху. Пальцы девушки сжимались вокруг петель цепи. И вдруг, как олень, испугавшийся хруста ветвей, она сорвалась с места и побежала вперёд.       Он чувствовал, как стремительно разматывается цепь в его руке, видел, как отдаляется фигура пленницы, теряясь на фоне зелени. И тогда он отпустил цепь.

***

      Ей не удалось уйти далеко.       Она должна быть благодарна своему похитителю: он ведь мог просто отвести её в лес и заставить облегчиться где-нибудь за деревом, сидя на корточках. Хорошо, что он вообще позволил ей уединиться. Тем не менее, никакие удобства вроде наличия туалетной бумаги не дарили ощущения той самой свободы. И за это Уитни точно не была благодарна. Она злилась и боялась, что отнюдь не способствовало принятию адекватных решений.       Несмотря на склонность к хобби, не требующим активности, будь то настольные игры или многочасовое чтение книг, Уитни отлично бегала. В конце концов, и с Майком она познакомилась именно на стадионе, изначально придя туда, чтобы просто позаниматься, в то время как Майк тренировался со своей футбольной командой. Но даже сейчас, при всей её физической подготовке, шансы на спасение были мизерными. Она устала от недосыпания и плохого питания, находилась на незнакомой территории, передвигалась в неудобной обуви. Но когда ей представилась возможность попробовать сбежать, она не могла не воспользоваться ею.       Ноги стучали по земле и траве, она перепрыгивала корни, уворачивалась от ветвей. На её боку уже виднелся порез, а сердце по ощущениям билось где-то в горле. Уитни крепче прижала сложенную цепь к себе и свернула в сторону низких кустарников.       Что-то зацепило футболку, порвав, и Миллер почувствовала покалывание на коже руки. Словно в неё впились какие-то шипы. Но проигнорировала это, резко свернув налево. Она была уверена, что узнала один из гигантских вязов, мимо которого только что пробежала, а значит, двигалась в правильном направлении. К тропе, по которой они шли большую часть дня…       Слабая искра надежды была в опасной близости к тому, чтобы окончательно погаснуть даже прежде, чем Уитни успела краем глаза заметить подозрительное движение.       Глядя на похитителя, можно было с уверенностью заявить, что у этого гиганта не было ни грации, ни скорости, и для многих подобные заблуждения становились смертельными. Уитни знала это, она видела доказательства в ту ужасную ночь. Ей не стоило строить иллюзий насчёт того, что она сможет его опередить. Не сможет. Даже в спринте по ровной местности с идеальной выносливостью. Поэтому, когда она увидела, как он выходит из-за деревьев, стремительно приближаясь к ней, как настоящий хищник, то почувствовала, насколько сокрушительным может быть поражение.       Он схватил её за талию, затем переместил руки к бёдрам, чтобы поднять над землёй, и в буквальном смысле заставил её сердце замереть от ужаса.       Она откинула голову назад и отчаянно закричала от ярости, разочарования и испуга. Это был душераздирающий, пронзительный крик, от которого могли разорваться голосовые связки, но Миллер уже было всё равно. Какая разница, с какой силой кричать, если она вот-вот умрёт?       — Отпусти!       Она ткнула локтем в рёбра похитителя, когда он прижал её к своей груди. Он не отреагировал, поэтому она попыталась пнуть его ногой, но лишь навредила себе, почувствовав жжение в области колена.       — Отпусти меня, ты…       Его ладонь накрыла её рот, не дав извергнуть оскорбления и проклятия. Уитни хотела укусить похитителя за руку, но его хватка внезапно стала крепче, и он прижал её голову к своему плечу. Он был намного сильнее и демонстрировал это. В таком положении он без труда сможет сломать её пополам, как леденец, хотя Миллер сомневалась, что он это сделает… но уверенной быть не могла. Что, если до этого он лишь пытался создать для неё иллюзию безопасности, а теперь, увидев, что от неё больше проблем, чем он предполагал, решил убить, как планировал изначально?       Её изнурённый разум подсказывал, что такой исход был бы весьма неплох. По крайней мере, если она умрёт — всё закончится. Страх, сомнения, ожидание чего-то ужасного. Но Миллер противилась этой мысли изо всех сил.       Она не хотела умирать. И даже если ей было суждено умереть, то не таким образом.       Уитни обмякла, безвольно повиснув на руках похитителя. Старалась глубоко дышать и почувствовала запах земли, хвойных деревьев и кожи, исходящий от убийцы. Странно. Она ожидала, что он будет пахнуть смертью, кровью, потом и металлом, но она ошибалась. К её удивлению, ей не было неприятно.       Его ладонь лишь слегка зажимала её рот, и этот жест не был угрозой. Он не намекал, что сломает ей шею, если она закричит. Он просто пытался сказать ей: пожалуйста, не надо.       Совсем недавно она считала подобное угрозой, которой сейчас не было. Однако, даже теперь ей было трудно поверить в это, отчасти потому, что её изумляло его терпение — он словно был воспитателем, имеющим дело с особенно упрямым и глупым ребёнком. И потому, что, когда она закрыла рот, он немедленно убрал руку.       Нагнувшись, он поднял цепь и отряхнул от грязи, затем дважды надёжно обернул цепь вокруг кулака и только после этого отпустил Уитни обратно на землю, продолжая придерживать её за талию некоторое время, пока она приходила в себя. Когда он случайно коснулся пальцами рёбер, Миллер с трудом удалось подавить желание вырваться и сбежать.       Он выпрямился, и не просто встал, а навис над ней, словно гигантское чудовище. Впервые она оказалась лицом к лицу с ним, и хоть могла похвастаться высоким ростом — благодаря родству с прабабкой, которая по слухам была амазонкой — её макушка едва доставала похитителю до середины груди. Испугавшись, Уитни отшатнулась.       Похититель мгновенно отреагировал, схватив её за руку чуть выше локтя. Миллер жалобно пискнула и закусила щёку, почувствовав во рту привкус крови. Взгляд похитителя был направлен немного дальше, и Уитни повернулась, чтобы посмотреть на то, что его так заинтересовало. В куче грязи и листьев сверкнул металл, буквально в нескольких сантиметрах от её ног. И острые железные зубья. Сердце Миллер едва не выпрыгнуло из груди.       Она чуть не попала в медвежий капкан.       Когда она перевела взгляд на похитителя, то увидела, что и он смотрел на неё единственным здоровым глазом. Поначалу, глаз, который она видела лишь в темноте, казался ей чёрным. Но он был скорее голубым или даже серым. Похититель молчаливо изучал её, и она внезапно поняла, что его взгляд не похож на взгляд безжалостного убийцы или психа-извращенца. Но ведь он должен быть таким. Миллер видела сгоревшую Аманду, подвешенную к дереву в качестве приманки, видела, как зубья капкана до кости разодрали ногу Ричи. И это всё было результатом работы охотника-истребителя: холодного, расчётливого. Равнодушного.       Её живот болезненно скрутило, как будто она переела остывших пельменей. Уитни отчётливо запомнила запах обугленных волос Аманды и рассечённую голову Ричи. Запомнила ощущение крови и кусков кожи, которые противно скользили между её пальцев. Её тело задрожало, а на глаза навернулись слёзы.       Почему? Почему он забрал именно её, а не кого-то другого? Почему кормил, почему не позволил сгнить в собственных отходах? Почему не дал наступить в капкан? Зачем ему всё это? Если он хотел поиздеваться над ней, то чего ждал? Если хотел трахнуть её, то почему просто не прижал к стенам логова и не взял силой? Она не могла сопротивляться ему, и он в этом не раз убедился. Тогда в чём причина?       Он положил ладонь на её поясницу и приподнял, собираясь перекинуть через плечо и вернуть в логово.       Когда они наконец оказались там, он отпустил её рядом с матрасом в углу. Уитни упала на мягкую поверхность и, когда он продел цепь через металлическое кольцо и закрыл замок, приготовилась уснуть. Рано или поздно это должно было произойти — её организм не смог бы ещё дольше продержаться без сна. И если похититель решил перерезать ей горло во сне, так будет лучше. По крайней мере, Миллер этого даже не заметит.       Длинные толстые пальцы сомкнулись вокруг её запястья, чтобы надеть кандалы. На секунду похититель остановился, закрепляя наручник, и осмотрел руку Миллер. Она увидела, как он хмурится, и посмотрела вниз. Кожа на её запястье была воспалённо-красной, стёртой до мяса в том месте, на котором обычно находились кандалы. Похититель аккуратно провёл большим пальцем по её коже. Это было так странно, почти нежно, и Миллер возненавидела его за это.       Сжав ладонь в кулак, она отдёрнула руку.       — Прекрати! — рявкнула, чувствуя, как гнев расходует её последние силы. Не осталось ничего, кроме усталого поражения. — Не притворяйся, что тебе не плевать. Просто сделай то, что собирался, и покончим с этим, или убирайся подальше от меня!       Некоторое время он оставался неподвижным, и Уитни показалось, что он был в замешательстве. Затем похититель снова потянулся к её запястью, медленно и осторожно, но она уже не сопротивлялась. Возможно, с его стороны это было проявлением заботы, когда он опять надел кандалы на её руки, но она такую заботу не ценила. Как только он поднялся на ноги, Уитни свернулась калачиком на матрасе и закрыла глаза.       Это было самое неудобное место, на котором ей когда-либо приходилось спать. Но постельное бельё было чистым, пахло порошком, и Миллер не было холодно. К тому времени, как её похититель подходил к лестнице, она уже спала.       Когда она проснулась, в голове неожиданно появилась мысль о том, что похититель с самого начала легко мог предотвратить её побег. Всё, что ему нужно было сделать, это вовремя схватить цепь, и Уитни сломала бы руки, не успев остановиться на высокой скорости.       Вместо этого он решил дать ей шанс сбежать.