***
Я перелистывал страницы хранилища видеозаписей одну за другой: все ролики были абсолютно разные по длительности. До последнего мне дойти так и не удалось: телевизор, по непонятным мне причинам, неожиданно завис и попросту не пропускал меня дальше. И с чего я вдруг решил, что с ним будет намного меньше проблем, чем с ноутбуком? В нормальное состояние телевизор вернуть удалось лишь после извлечения карты памяти и повторного её подключения. Архив прогружался ровно столько же времени, сколько и в первый раз. Я решил больше не заглядывать на последнюю страницу и остановился на первой, где меня ожидали ещё несколько видео из прошлого. Недолго думая, я приступил ко второму, который длился немного дольше, чем ролик с празднования моего десятого дня рождения. Ну, что ж? Кнопка «Play» мне в помощь. На экране я вижу маленького Чонгука, укладывающего спать на свою постель выцветшего от времени плюшевого мишку, который много лет назад сидел в моей детской кроватке. На тот момент игрушке было около десяти лет: почти столько же, сколько и мне. Судя по трясущейся камере, снимала уже не мама, а я. Первое запечатлённое мной видео, по всей видимости. — Гукки, что ты делаешь? — обращается маленький Хосок к младшему брату, старательно укутывающему средних размеров плюшевого мишку в цветастое одеяло. — Тише! — строго шипит Чонгук, нахмурившись и приложив указательный палец к губам. — Ты же разбудишь Гугу. — Ой, извини, — виновато произносит маленький Хосок, резко перейдя на шёпот и направив камеру на мирно «спящего» мишку. — Гукки, а почему он спит? Он устал? — мальчик тихим голосом задаёт вопросы младшему брату. Чонгук ответил лишь коротким утвердительным кивком. Молчание длилось несколько секунд, после чего ребёнок шёпотом добавил, едва ли не вплотную приблизившись к старшему брату: — Гугу сказал мне, что работал всю ночь, и теперь ему нужно выспаться. Я грустно улыбнулся забавным выдумкам маленького Чонгука. Надо же, а ведь он, будучи ребёнком, действительно верил им и говорил об этом так серьёзно, с твёрдой уверенностью в голосе… Его воображаемые «происшествия» всегда вызывали у меня смех и умиление. За одиннадцать лет ничего не изменилось. — Ох, Гугу так много работает? — удивляется маленький Хосок, подделывая жалость в голосе и таким образом подыгрывая детским фантазиям младшего брата. — А что он делал? — Гугу помогает маме на работе по ночам, — отвечает Чонгук с серьёзным лицом, сложив руки на груди. — Он ложится спать со мной, но потом уходит к маме, а когда возвращается рано утром, то у него даже не хватает сил дойти до кровати! Поэтому Гугу засыпает на полу, недалеко, совсем чуть-чуть не доходит. Мне стало его жалко. Пусть поспит, ему скоро снова на работу. Интересные существа эти дети. Они видят всю правду, от них никогда ничего не скроешь. Дети лишь переиначивают истину, переделывают её под себя, чтобы им самим было проще воспринимать. Чонгук прекрасно знал, что мама занята на двух работах, приходит всегда поздно и уставшая. Он просто перенёс её жизнь на мягкую игрушку, оправдав падение плюшевого мишки на пол каждую ночь. Ну, не хотелось моему брату верить, что Гугу исчезал из его кровати сам по себе — всему должно быть логичное объяснение. К тому же, просто так — это скучно. Чонгук всегда любил придумывать разного рода истории, связанные с игрушками. У моего брата была поистине богатая фантазия. — А Гугу занимается чем-нибудь, кроме работы? — следует новый вопрос от маленького Хосока, явно заинтересовавшегося жизнью плюшевого мишки. — Ну… — неуверенно начинает Чонгук, отойдя на несколько шагов и застенчиво улыбнувшись. — Вообще-то, у него есть девушка. Они встречаются по ночам, после работы, — договорив, мальчик неожиданно меняет серьёзное выражение лица на испуганное, поняв, что не стоило этого вообще говорить, и закрывает рот обеими ладонями. — Вот как… — понимающе произносит маленький Хосок, судя по голосу, с улыбкой. — Хён, только не говори Гугу, что я рассказал тебе его секрет! — шёпотом молит Чонгук, сложив ладони вместе. — Он мне это никогда не простит! — Хорошо, я ничего не скажу ему, если… — загадочно начинает маленький Хосок, но на середине фразы оказывается резко перебит младшим братом, громко объявившим: — Ой, а вот и Гугу проснулся! Быстро же ты выспался! И, резко стянув одеяло с плюшевого мишки, Чонгук хватает игрушку и выбегает из комнаты вместе с ней, чтобы не выполнять мою просьбу, являющуюся ценой молчания. Маленький Хосок весело смеётся над действиями младшего брата, и на этом видео заканчивается. Снова мурашки по телу и наворачивающиеся на глаза слёзы ностальгии по прошедшим временам; снова тот же самый архив с бесчисленными роликами различной длительности и непривычная тишина в гостиной, давящая на психику и заставляющая шугаться каждого незначительного шороха. С каких пор я стал так бояться безмолвия? А с тех самых, когда моя жизнь едва уцелела и в итоге разделилась на «до» и «после». И, по правде говоря, период времени до раскола нравился мне гораздо больше.***
Flashback. 11 лет назад Чонгука я с самого детства, не знаю, на счастье, или же на беду, приучил к объятиям. Я обнимал брата в любой удобной ситуации: когда хвалил, успокаивал, да и просто так, без причины. Мне это всегда казалось проявлением невинной братской любви, но не более того. Со временем объятия стали для Чонгука не просто привычкой, а самой настоящей потребностью: он без них не мог больше и дня провести. А мне это только в радость. Обнимая брата, я всегда чувствовал спокойствие и душевное умиротворение, потому что понимал: он здесь, рядом со мной, а значит, ему ничего не грозит. Пока Чонгук находится в моих объятиях, он в безопасности, всё хорошо и бояться нечего. Но постепенно потребность моего брата переросла в нечто большее. Это впервые произошло одиннадцать лет назад, и с тех пор повторялось едва ли не каждую ночь. Мы с Чонгуком мирно спали (кстати, всю жизнь делили одну комнату на двоих). Около трёх часов ночи меня разбудил младший брат, слабо потряся за плечо и шёпотом позвав по имени. — Гукки? — спросонья я даже не сразу понял, кто меня разбудил. В темноте силуэт различить было достаточно трудно, поэтому пришлось приподняться на локтях и включить лампу, находящуюся на прикроватной тумбочке. — Что случилось? — испугался я, увидев заплаканное лицо Чонгука, крепко прижимающего к себе плюшевого мишку обеими руками. — Кошмар приснился? Брат ничего не ответил, лишь опустил голову и снова всхлипнул. Объяснить причину своих слёз Чонгук в итоге так и не смог. Прошло около полуминуты, прежде чем мой брат поднял на меня красные, опухшие глаза, которые не могли не заставить сердце разорваться от жалости, и дрожащим голосом произнёс: — Хён… Можно к тебе? Я не хочу там… Один… Уронив Гугу на пол, Чонгук закрыл лицо обеими руками и снова горько расплакался. Я и так никогда и ни в чём старался не отказывать брату, а в такой ситуации и вовсе не смел даже подумать о том, чтобы отвергнуть его, наплевать на слёзы Чонгука, строго-настрого запретить ему плакать и отправить спать к себе. Итак, исход ситуации ясен как день. Я разрешил брату остаться на ночь со мной. Едва оказавшись рядом, Чонгук сразу обвил меня руками, не забыв положить Гугу ближе к стене, чтобы тот не упал, и уткнулся носом мне в плечо, изредка подрагивая, не то от холода, не то от страха. Я в ответ также обнял брата и не смыкал глаз, пока Чонгук мирно не засопел у меня под боком. Я так и не понял, из-за чего мой брат плакал в ту ночь, десять лет назад, но именно она стала точкой отсчёта, можно сказать, нового этапа наших отношений. Мы сблизились ещё больше. Что самое интересное, утром Чонгук наотрез отказался говорить о произошедшем ночью. Я не стал настаивать, может, это действительно было для него слишком болезненно. Впоследствии брат продолжал несколько ночей подряд будить меня со слезами на глазах и проситься взять его к себе, спустя некоторое время он больше не плакал и просто ложился со мной с самого вечера, пропуская этот ненужный этап со своей постелью. Что стояло за желанием Чонгука спать вместе, я, к сожалению, не знаю до сих пор. Этим брат никогда со мной не делился. Видимо, не счёл нужным. Вот и думай теперь: на счастье или же всё-таки на беду я приучил Чонгука к объятиям. Достаточно спорная ситуация. Но одно я могу сказать точно. Объятия брата были самые крепкие и тёплые из всех, какие я только испытывал в жизни. Лишь Чонгук мог обнять меня так, что даже сердце начинало легонько покалывать от приятных ощущений. И в то же время объятия брата заставляли чувствовать себя намного спокойнее. Я тогда ничего не боялся. Не стану скрывать, мне порой очень хочется снова обнять Чонгука, моего любимого младшего братишку, и ощутить тепло родного, действительно близкого человека. Но я не могу. Это невозможно. А так хочется… Конец Flashback'a