POV Чон Чонгук
Проснулся я около десяти утра. На улице шёл крупный дождь, даже с плотно закрытым окном его было прекрасно слышно. Осторожно повернув голову, дабы не потревожить Юнги-хёна, я краем глаза посмотрел на настенные часы. Как оказалось, парень уже не спал, потому что на моё движение отреагировал почти моментально:
— Проснулся? — шёпотом спросил хён, скользнув пальцами по моему обнажённому плечу, после чего ласково обнял и чмокнул в щёку, с улыбкой добавив:
— С добрым утром, малыш.
По всей видимости, не так уж и осторожно я повернулся в сторону часов, раз привлёк внимание Юнги. Чуть приподняв голову, я заметил, как он отключил телефон и, лениво зевнув, положил его на тумбочку. Вот уже в который раз парень пробуждается раньше меня. За всё время, что я оставался у хёна на ночь, лишь однажды мне удавалось проснуться первым. Это произошло ранним утром, я тогда ещё осторожно так лёг Юнги под бок и уткнулся в плечо, а он обнял меня в ответ…
Может быть, парень и в тот момент на самом деле уже не спал. В любом случае, узнать наверняка уже не представляется возможным.
Тихо вздохнув и улыбнувшись собственным воспоминаниям, я устроился поудобнее на груди хёна и, не глядя на него, негромко ответил чуть похрипывающим спросонья голосом:
— С добрым утром…
После моих слов комната вновь погрузилась в тишину, нарушаемую лишь каплями дождя, со всей силы бившими в окно. А ведь ещё вчера было так солнечно… Погода, однако, порой может очень быстро меняться. Прямо как настроение у человека: сегодня ты радуешься жизни, а завтра места себе не находишь и любыми способами пытаешься из этой самой жизни уйти, оставив все свои переживания и проблемы, казавшиеся когда-то глобальными, здесь, на Земле. Впрочем, так поступают далеко не многие. Большинству просто не хватает смелости добровольно лишить себя жизни, как бы тяжело им ни было и как бы паршиво они себя ни чувствовали. Такие люди либо находят смысл идти дальше, либо загоняют себя в клетку под названием депрессия, где постепенно сходят с ума и в конечном итоге погибают.
До какой же степени нужно отчаяться, чтобы решиться на суицид? Я давно ищу ответ на этот вопрос, но успеха мне здесь явно не добиться.
Странно, что в последнее время подобные мысли посещают меня всё чаще. Ещё более странно, что я начал размышлять о самоубийстве именно сейчас, когда это совершенно неуместно. Всё хорошо, так зачем забивать себе голову ненужными размышлениями?
Нервно сглотнув, я снова вздохнул и посильнее сжал плечо Юнги, тщетно пытаясь переключиться на что-нибудь другое. И вправду, какое вообще мне дело до тех сумасшедших, что вены режут и прочие дебильные вещи с собой вытворяют? Они же на голову больные… Вот именно, больные! Пытаться их понять — всё равно, что искать иголку в стоге сена. К чёрту всё! Не надо мне это, совсем не надо…
— Чонгук, как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил парень, выведя меня из неприятных размышлений, и переместил руку на мои волосы, нежно зарывшись в них пальцами. Первый вопрос в совокупности с приятными прикосновениями действительно помог мне успокоиться и немного расслабиться, а вот второй почему-то заставил порядком запаниковать. — Ничего не болит?
— А что, должно? — испуганно подорвался я, о чём тут же пожалел. Всё тело и правда неприятно ныло, а стоило мне резко подняться, как эта глухая боль отдалась «выстрелом» сразу в оба виска, из-за чего они начали пульсировать, а я ненадолго прикрыл глаза, нахмурившись и взявшись одной рукой за голову. Такое чувство, будто всю ночь пил без остановки, или меня брал не один человек, а, например, сразу трое, или вообще и то, и другое разом. Забавные, конечно, у тебя с утра ассоциации, Чон Чонгук. Будто ты прекрасно знаешь, что люди в таких ситуациях чувствуют, и сам в подобное не раз ввязывался… Очень странно, что вариант «спросонья» первым в голову не пришёл.
— По идее, да, — простодушно пожал плечами хён, — это ведь был твой первый раз. Конечно, я старался быть аккуратнее, но иногда становилось крайне сложно контролировать себя, поэтому теперь спрашиваю, мало ли что. Иногда лёгкая боль оказывается признаком серьёзного повреждения. Страсть страстью, а за сохранность твоего тела я серьёзно переживаю.
— Д-да нормально всё, — тихо ответил я, отведя взгляд и положив обе руки на колени, едва пульсирующая боль в висках немного стихла. — Пожалуйста, давай не будем об этом говорить.
Вновь мной овладевает смущение, столь привычное, что даже тошно становится. Возможно, чуть позже, например, через пару дней или через неделю, оно пройдёт, а до тех пор я буду чувствовать непомерный стыд перед Юнги за то, что он видел меня полностью обнажённым и слышал все мои стоны до единого. А ведь ночью мне было абсолютно плевать на это, я просто получал удовольствие от невероятно приятных прикосновений и жарких поцелуев, более ни в чём не нуждаясь. Пожалуй, это был первый и последний раз, когда мне конкретно крышу снесло, и я не отвечал за собственные слова и действия в сексуальном плане.
По крайней мере, в ближайшую неделю я точно не решусь повторить прошедшую ночь.
— Кажется, понимаю, в чём дело, — задумчиво вздохнул парень, снисходительно улыбнувшись и качнув головой в знак согласия. Подвинувшись ближе, хён неожиданно мягко поцеловал меня в щёку, после чего медленно отстранился и добавил с доверительной улыбкой, прежде чем встать с кровати:
— Раз ничего не болит и всё хорошо, то и нет смысла говорить о том, что произошло ночью. Ты только не переживай понапрасну и помни: всё делается к лучшему.
Честно признаться, слова Юнги сразу убедили меня и вместе с тем успокоили, не дав засомневаться в них ни на секунду. Вновь улыбнувшись своему парню, я утвердительно кивнул, отбросив излишнее стеснение и совершенно забыв о головной боли, вспыхнувшей после резкого подъёма и в процессе нашего диалога постепенно исчезнувшей полностью.
Но ненадолго волнение, давно успевшее стать моим верным спутником по жизни, покинуло меня. Когда парень неспешно проследовал к окну и, отодвинув в сторону плотную занавеску, впустил в комнату свет, моему взору открылась покрытая длинными, а в некоторых местах ещё и глубокими царапинами с подсохшими кровоподтёками спина. Прекрасно помню, что вчера вечером, когда хён возвращался из душа, никаких увечий у него не было. Неужели это я с такой немереной силой ночью вцепился ему в кожу ногтями? Да разве удалось бы мне
так расцарапать? Тянет, по меньшей мере, на следы заражённого бешенством кота, которого к тому же кипятком облили и сразу после этого натравили не знающую пощады бойцовскую собаку… Серьёзно, иначе эту «картину маслом» я описать не могу.
— Твою мать, — не сдержался я, закрыв рот обеими руками, из-за чего мой удивлённый возглас прозвучал глуше. Юнги моментально повернулся в мою сторону, взглядом выразив искреннее недоумение:
— Ты чего?
— Там… На спине… — бессвязно промямлил я, не отрывая шокированных глаз от парня, явно не понимавшего, в чём причина столь резкого изменения моего поведения. Настороженно нахмурившись, он подошёл к шкафу с одеждой и, открыв дверцу со встроенным внутрь зеркалом почти во весь рост, внимательно осмотрел себя сзади. Вскоре хён облегчённо вздохнул и, хитро рассмеявшись, снова повернулся ко мне, сообщив со сложенными на груди руками:
— Твоя работа, Чонгук.
Чёрт, так я и думал… Вот только, верить отказывался до последнего, хотя других вариантов и быть не могло. Стыдливо зарывшись лицом в белое пуховое одеяло, я издал нечто похожее на стон сожаления и зажмурился, помотав головой из стороны в сторону, пытаясь убедить самого себя, что это не реальность вовсе, а лишь сон, выдумка, не могло такое произойти на самом деле…
Боже, да кого я пытаюсь обмануть? Ежу ведь понятно, что я расцарапал спину Юнги во время секса, вероятно, в те моменты, когда было особенно хорошо, только и всего… Почему же мне теперь стыдно за это? Чувствую себя так, будто ужасно провинился и должен каким-то образом загладить вину перед своим парнем. Вот только, как именно? Извиниться? А существуют ли в принципе другие способы?
— Прости, — негромко пискнул я, покинув уютное убежище в виде одеяла и вновь смерив хёна осторожным взглядом. Он уже был одет в новую серую футболку, таким образом, скрыв многочисленные царапины различной тяжести, неосознанно оставленные мной в порыве страсти. На мои извинения Юнги никак не отреагировал, продолжив поиски нужной одежды в шкафу, поэтому, выждав секунд десять, я виновато добавил, чуть повысив голос:
— Я правда не специально. Я… Вообще не хотел… Сильно болит?
Взяв с полки чёрные домашние шорты и поспешно одевшись, парень посмотрел на меня, как тогда показалось, с усталой улыбкой, снисходительно произнеся:
— Боже, малыш, даже не думай ещё и из-за этого переживать. Серьёзно, не бери в голову. Я в полном порядке. Неосознанно царапаться и так проявлять своё наслаждение — вполне нормально. Можешь быть абсолютно спокоен.
Отвернувшись, хён с силой закрыл дверцу шкафа, заставив меня слегка вздрогнуть от неожиданности. Не отрывая ладони от гладкой деревянной поверхности, Юнги хмуро посмотрел мне в глаза через левое плечо и серьёзно промолвил, резко понизив голос и таким образом сделав его более устрашающим:
— Но учти, в следующий раз я тебя крепко-накрепко свяжу, чтобы неповадно было. Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются во время секса, но решил на первый раз сделать исключение. Просто знай, что больше я не дам тебе полную свободу.
Я не ослышался? Мне правда не показалось? Парень так неожиданно сменил тон, что я даже засомневался, не являются ли его только что сказанные слова плодом моей воспалённой фантазии? Или, быть может, я до сих пор сплю, и у меня во сне разворачивается сюжет из книги «50 оттенков серого», которую я, будь она неладна, даже в глаза ни разу не видел? В любом случае, если мы с хёном когда-нибудь и дойдём до этого самого «следующего раза», то мне явно придётся несладко… Юнги покажет себя с другой, более жёсткой стороны? Даже просто думать об этом страшно, не то, что пробовать представлять.
— Сделай лицо попроще, впечатлительный ты наш, — и снова передо мной парень с весёлой улыбкой и звонким заливистым смехом, окончательно сбившим меня с толку. И этот человек минуту назад угрожал связать меня в самом пошлом смысле слова… — Я же шучу, глупыш. Не надо делать такое страшное лицо. Ты как будто призрака только что увидел. Чонгук, порой не всё, что я говорю, надо воспринимать всерьёз. Повторяю, это была просто шутка. Успокойся и скажи, наконец, хоть что-нибудь, ты меня пугаешь.
— Это ты меня пугаешь, — угрюмо отозвался я, отвернувшись, и откинул одеяло, свесив ноги с постели. — Вот ни капли не смешно. Не шути так больше, пожалуйста.
Покинув кровать, я обошёл её и, оказавшись на противоположной стороне, поднял брошенную ночью на пол ни в чём не повинную футболку, данную мне хёном в качестве сменной одежды после душа. Стряхнув пару раз несчастную вещь, я быстро надел её, после чего проследовал к стулу, находившемуся возле компьютерного стола, где вчера оставил свои шорты. Пока я неспешно натягивал их, Юнги произнёс с сарказмом, даже отвесив шутливый поклон:
— Ой, ну извините, Ваше высочество, такие уж у Вашего покорного слуги дебильные шутки с утра пораньше. Не велите казнить, о, благородный повелитель, я всего лишь пытался взбодрить Вас, а то Вы какой-то сонный и скучный до безобразия.
На этот раз я не смог сдержать смеха при виде парня, так убедительно сыгравшего королевскую прислугу. И почему он в своё время не подал документы в какой-нибудь университет искусств? Держу пари, там бы хёну не было равных, а в далёком будущем он наверняка бы получил не одну премию Оскар за лучшую мужскую роль… Ну и как на него обижаться после такого?
— Так и быть, не велю, — поймав настроение Юнги, ответил я в его же манере, мешал лишь смех, из-за которого мои слова звучали ну совсем не натурально. — Но лишь потому, что Вы мой любимый слуга.
А закончилось всё тем, что парень, одобрительно улыбнувшись, подошёл ко мне вплотную и, почти невесомо положив руки на талию, притянул меня к себе, утягивая в долгий и нежный поцелуй и одновременно с этим нежно поглаживая мою спину через ткань футболки…
— Чонгук, как твоя шея? — отстранившись примерно через минуту, спросил хён, заметно посерьёзнев и осторожно коснувшись вышеупомянутого места. Сначала я ровным счётом ничего не понял: воспоминания об оставленных Юнги засосах и укусах растворились, будто этого и не было вовсе. Оставив парня без ответа, я молча проследовал к шкафу и, открыв дверцу с зеркалом настолько медленно, словно боялся выпустить страшного и опасного монстра наружу, прямо-таки застыл, будучи шокированным и слегка напуганным увиденным.
— Твою мать! — снова вырвалось у меня, но на этот раз намного громче и с большим беспокойством в голосе.
— А вот это уже моя работа, — с гордой улыбкой отозвался хён, сделав пару шагов в мою сторону и резко остановившись, стоило мне перевести на него полные немого ужаса глаза, как бы кричащие: «Что делать?»
— И… И что мне теперь делать с этим? — внезапно севшим от волнения голосом спросил я, в упор смотря на Юнги таким взглядом, будто от его решения зависела вся моя дальнейшая жизнь до последнего дня. Выждав буквально несколько секунд, я дополнил, уже едва ли не шепча:
— Я вот с
этим, — чуть подрагивавшей рукой указал на изувеченную шею, — не могу заявиться домой, понимаешь? Хосок, мы оба знаем, немного невнимательный, даже рассеянный, но вовсе не слепой. Мимо него это точно не пройдёт. А если мама увидит? Как мне перед ними объясняться? А в школу как ходить с такими отметинами? Если спросят, врать, что подрался? Не поверят однозначно, тем более, некоторые личности и так уже сомневаются насчёт моей ориентации… Представляешь, какая охренительно плодородная почва для грязных слухов?!
— Так-так, успокойся. Куда ты так разошёлся? — спокойно произнёс Юнги, положив руку мне на плечо и сжав его, таким образом уняв мою панику, едва не успевшую перерасти в самую настоящую истерику. — Не надо истерить. От засосов ещё никто не умирал. Максимум, что тебе грозит, — неприятные ощущения при касаниях. Это как синяк, только… Немного посерьёзнее, скажем так. И так же, как синяки, это через некоторое время сойдёт, даже шрамов не останется.
— А до того времени мне что делать? — повторил я свой вопрос, после чего добавил с сарказмом и некой долей тревоги в голосе:
— Быть может, захорониться до того времени где-нибудь, а? Ну, знаешь, как отшельники уходят от цивилизации в какую-то глушь, так и я свалю на недельку-другую…
— Я сказал, не истери, — чуть нахмурившись, промолвил парень, сильнее сжав моё плечо, а его низкий холодный голос заставил всё тело покрыться мурашками. — Успокойся. Сейчас на несколько минут приложишь лёд, а потом я дам тебе пластыри и помогу придумать легенду для брата, только не паникуй. Я вижу, что ты уже расплакаться готов. Понимаю, страшно и стыдно появляться на людях с такими явными метками, но существуют ведь разные способы маскировки, так что разводить воду совершенно не уместно. Тем более, слезами горю не поможешь.
Легко похлопав меня по плечу, Юнги отошёл и начал заправлять постель, я же, глубоко вздохнув, продолжил озабоченно рассматривать фиолетовые гематомы и следы от неслабого такого укуса на шее. Да, тональником такое точно не замаскируешь… Интересно, смогут ли помочь пластыри? Они вообще такие широкие разве существуют? И какую легенду нужно скормить моему брату, чтобы он в неё без колебаний поверил? Всё зависит от степени его наивности…
А ведь ночью мне на это было глубоко наплевать. Мозг просто отключился, и я целиком и полностью отдался всепоглощающей страсти, позволил парню делать со мной всё, что только душе угодно, и он забрал всего меня, без остатка… Но хорошего понемногу. Любишь кататься, люби и саночки возить.
— Вот же королева драмы…- обречённо вздохнул хён, закончивший с постелью и теперь приводящий в порядок волосы, медленно расчёсывая их и в это же время полустрого, полуласково смотря на меня. Я поймал этот взгляд в отражении и почему-то поспешил отвернуться.
— Если бы знал, что так будет, вообще бы не стал лезть к твоей шее, — положив расчёску на компьютерный стол, заключил Юнги и покинул комнату, не закрыв за собой дверь. Уже за её пределами парень дал мне указание:
— Иди умываться, а я пока лёд достану и пластыри поищу.
Через несколько секунд его неспешные размеренные шаги окончательно стихли. Вновь вздохнув, я в последний раз скользнул взглядом по отражению в зеркале собственных гематом и осторожно закрыл дверцу шкафа с лёгкой победной улыбкой на лице.
По крайней мере, я добился, чего хотел. Теперь странные чувства не мучают меня при каждом взаимодействии с хёном: прикосновения не заставляют тело содрогаться и немо молить о большем, а от поцелуев не сносит крышу и не перехватывает дыхание. Кажется, настал тот самый момент, когда я начал спокойнее относиться к ласкам Юнги. Возможно, пройдёт какое-то время, и я даже стану инициатором этого всего…
Но сначала надо решить проблему с шеей. Вот она, плата за долгожданное наслаждение.
***
— Странно это всё, — с явным подозрением в голосе промолвил брат, неспешно растягивая слова и внимательно смотря на меня чуть прищуренными глазами, пока я доставал одежду из рюкзака и заполнял его различными учебными принадлежностями. — Ушёл к другу на ночёвку, а вернулся с шариком, — Хосок кивнул в сторону летающего под потолком ярко-розового фольгированного сердечка, наполненного гелием и до сих пор не потерявшего своей формы (к слову, легенда о воздушном шарике, в шутку подаренном мне тем самым «другом» по случаю прошедшего дня рождения, сомнений у моего брата не вызвала), — и… С шеей в пластырях. Кажется, ты мне чего-то не договариваешь.
— Ещё раз повторяю, — нервно вздохнул я, готовясь рассказать придуманную совместно с Юнги легенду касательно моей шеи и чувствуя, что скрываться становится сложнее. Раз уж хён с первого раза не до конца поверил, то убедить его на сто процентов уже точно не получится, однако шанс есть, очень маленький, но всё же… — Мы подрались, но не всерьёз, а в шутку. Он просто немножко переборщил, на шее остались синяки, поэтому я их обработал и заклеил пластырями на время. Знаешь же сам, бывает у пацанов иногда такое, что надо им подраться, не могут они без этого…
Слова идут одно за другим, а я с каждой секундой всё больше убеждаюсь: легенда получилась самая что ни на есть бредовая, и мне даже наивного брата не удастся убедить в подлинности всего сказанного… Действительно, как тут отмазаться? Здесь, если хорошо подумать, вообще не существует правдоподобной лжи. Гораздо проще, конечно, сказать правду… Нет, снова обманываюсь. Ничерта не проще. Если бы нам с Юнги не приходилось хранить отношения в тайне, не было бы никаких проблем. Я обязательно поговорю об этом с хёном при следующей встрече, а пока надо как-нибудь отвязаться от назойливого брата…
— Как так, просто взяли и подрались? — не отставал он, а взгляд с каждой секундой становился всё более недоверчивым. Чёрт… Кажется, мы снова не разойдёмся мирно, потому что иначе этот допрос будет длиться вечно.
— Да, представь себе, и такая чушь в жизни иногда случается, — ответил я, пару раз кивнув и уставившись притворно-внимательными глазами на учебник по всеобщей истории, будто рассматривая несуществующие пятна на обложке. — Подумаешь, подрался… Пройдёт со временем.
— Чонгук, посмотри на меня, — серьёзно произнёс Хосок, подойдя ближе, и наклонился чуть ниже, дабы иметь возможность встретиться со мной глазами. — Я же вижу прекрасно, что ты врёшь, да ещё и так нагло… — вздохнув, брат выдержал полуминутную паузу, после чего негромко продолжил более мягким и доверительным тоном:
— Почему ты не хочешь рассказать мне правду? Зачем ищешь нелепые оправдания, выдумываешь невесть что… Ты боишься? Если да, то напрасно. Мне ты можешь доверить всё, что бы с тобой ни произошло, и я никогда не устану говорить об этом. А теперь скажи, откуда на самом деле эти пластыри на шее? Какие же там гематомы, что их даже прятать пришлось? Я правда переживаю за тебя и потому хотел бы знать правду.
— А я тебе и так всё сказал, — приглушённо отозвался я, крепко прижав к груди учебник истории, будто эта книга — самое дорогое, что есть в моей жизни. Я так ни разу и не посмотрел брату в глаза, напротив, даже голову ниже опустил, чтобы он точно до меня не добрался. Чёрт… Легенда на глазах рушится. Надо как-то выкручиваться, пока ещё не слишком поздно.
— Снова упрямишься? — грустно вздохнул Хосок. Я проигнорировал его вопрос, нахмурившись и убрав, наконец, едва не приросший к рукам учебник в рюкзак, после чего резко застегнул молнию на нём и убрал чёрную сумку с кровати в угол комнаты. Брат всё это время сопровождал меня и мои действия внимательным взглядом, ловящим буквально любое малейшее движение.
— Сними хоть пластыри ненадолго, я посмотрю, насколько всё серьёзно, — спустя некоторое время попросил брат, на что я ответил решительным отказом, почему-то вдруг испугавшись и совершенно не подумав о том, что Хосока такое моё поведение насторожит ещё больше. Его реакция была, на удивление, спокойной, но из слов брата я понял, что для него увидеть гематомы на моей шее — всего лишь вопрос времени.
— Ладно, не хочешь, как хочешь. Ты всё равно не сможешь носить эти пластыри целую вечность и на ночь точно их снимешь.
Иными словами: «Как бы ты ни старался скрываться, я в любом случае скоро всё узнаю, и никуда ты больше от меня не денешься, братец».
Эта легенда изначально была провальной… И почему я вовремя не предложил придумать вместо неё другую, более правдоподобную? Впрочем, теперь это уже не важно. Просто сменю пластыри вечером, и Хосок ничего не увидит. Ещё рано сдаваться. Если и поддерживать эту нелепую историю, то поддерживать до конца.
***
10.09.2015
Как оказалось, двенадцатого сентября был день рождения Намджуна-хёна. Он решил отметить его в уютной домашней обстановке, последовав примеру Юнги, даже список приглашённых людей был таким же, как и девятого марта… Конечно, я бы не стал вдаваться в эти подробности, казалось бы, совершенно меня не касающиеся, если бы они действительно не затрагивали меня.
— То есть, Намджун-хён хочет, чтобы я тоже присутствовал на его дне рождения? — на всякий случай уточнил я, едва брат объявил мне об этом вечером перед сном. Если честно, верилось с трудом.
— Именно, — утвердительно кивнул Хосок и продолжил с добродушной улыбкой:
— Знаешь, что ребята сказали сегодня, когда мы собрались после работы? Ты им понравился. Все, кто был в раздевалке, много раз говорили мне об этом, а те, с кем я сегодня не виделся, писали и звонили, узнавали, придёшь ли ты завтра… Кажется, ты их интересуешь намного больше, чем я, — выдержав небольшую паузу перед последней фразой, брат легко рассмеялся, после чего сел слева от меня и добавил уже серьёзнее:
— Другой вопрос в том, хочешь ли ты этого. На день рождения Юнги я тебя прямо-таки заставил пойти, и закончилось это тем, что ты половину вечера стеснялся, чувствовал себя будто не в своей тарелке. Может, всё и закончилось хорошо, но я не хочу, чтобы тебе было некомфортно. Надо учиться на своих ошибках, поэтому, если нет желания, я не буду настаивать.
На некоторое время я задумался. Не сказать, что в прошлый раз всё было настолько уж плохо, как сказал Хосок. Да, поначалу я действительно чувствовал себя лишним в их компании, разговаривал мало, старался даже глазами ни с кем не встречаться. Теперь всё должно пройти совершенно по-другому, ведь я так или иначе знаком с друзьями брата, а с некоторыми особенно близко… Это означает, что, если соглашусь пойти, мне однозначно придётся вести себя с Юнги-хёном не так, как обычно. Даже интересно, как бы выглядело наше общение в таком случае, но в то же время отношения, столь долгое время хранимые в тайне, рискуют быть раскрытыми. Не все ведь такие невнимательные, как мой старший братец… Да в самом деле, нужна ли мне эта авантюра?
Мой мозг в тот момент решил за меня: просто катастрофически необходима!
— Почему нет? Ты сам всё время говоришь, что мне надо проветриться, обстановку сменить… Так что, смело можешь прямо сейчас обрадовать всех. Я пойду с тобой.
Сказать, что Хосок удивился, ничего не сказать. Несколько секунд он просто молча смотрел на меня с некоторой долей недоверия во взгляде, после чего в очередной раз за последние пять минут улыбнулся и с искренним восторгом произнёс:
— Отлично! То есть… Я рад, что ты согласился. Просто в прошлый раз я тебя едва не силой заставил, и это было не совсем правильно, я считаю, поэтому теперь…
Брат ещё некоторое время говорил о том, как он сожалеет о дне рождения Юнги, на который я пошёл не по собственному желанию, и о том, что с этого момента обещает исправиться, но большую часть слов Хосока я всё же пропустил мимо ушей. Брат не переставал ярко улыбаться и благодарить меня за согласие так яростно, будто я только что решил проблему мировой важности, и замолк лишь спустя десять минут, после чего наша комната погрузилась в мёртвую тишину и тьму, поначалу казавшуюся непроглядной.
Хосок уснул почти сразу после того, как погасил свет, мне же понадобилось около четверти часа, чтобы, наконец, дать и телу, и разуму полностью расслабиться. Почему я не воспользовался прекрасной возможностью отказаться? Зачем во всё это ввязался? Как мне следует вести себя со своим парнем при его друзьях и моём собственном брате? Ни на один вопрос ответ так и не нашёлся. Единственный вывод, к которому я пришёл перед тем, как провалиться в пленительный сладкий сон, — несомненно, надо посоветоваться с Юнги. Уверен, он сможет что-нибудь подсказать.
А вот в том, что всё пойдёт по плану, я совершенно не уверен.
