Чудо...

Сегодняшний день обещал быть, как обычно, скучным, но несомненно прекрасным. Погода выгоняла их с сестрой на улицу, потому что «нечего дома сидеть одним, а иначе рыбу чистить посажу!» Это было самое сильное воздействие на них, потому что чистить рыбу — это самое что ни на есть ужасное долгое и муторное дело, которое может кончиться кровавыми руками. И очень неприятным запахом, который просто так никогда не отмоется. — Хигучи говорила, что сегодня с утра у неё намечается чаепитие до самого завтрашнего дня… — с намекающей интонацией произнесла девушка, выбирая платье перед открытым шкафом. Боже, у неё целый гардероб, полный разных прекрасных платьев, но она не может так просто выбрать себе наряд на этот день. Акутагава, и правда, уж очень тщательно относится к своему внешнему виду. — Прекрасно. Надень самое красивое платье и шляпку не забудь. Будешь краше всех этих невыносимых подружек этой несносной блондинки. Да и неё самой тоже. — Ты неисправим, — закатывает глаза брюнетка. — Для приличия возьми удочку, что ли. Раскусила. Он снова хочет пойти к берегу моря. Ему просто не могло показаться. — Я спугну её. Сама понимаешь, и даже не хуже меня. — Так для вида же, забыл? Возьми самую короткую, поставь для вида, пусть она даже до воды не достаёт, ну и ладно, будет стоять себе просто так. А ты жди своё чудо, братец. Может быть, и приплывёт к тебе твоя золотая рыбка, — Гин всё же решила последовать совету брата. Так… Это платье ей отец совсем недавно из Катрона привёз, а там они самые лучшие, по последнему писку моды. — Тц… Остри дальше, а я точно видел русалку. Или русала, далеко было, тем более, что я видел хвост да и только. — Ну, тебе с русалом больше повезёт. Ведь Хигучи прямого намёка не поняла, что тебе парни нравятся в любых ракурсах. И видах. — Заткнись! — юноша бросил в сестру подушку с её кровати. — Тебе-то какое дело? Сама в Ичиё без памяти влюбилась. — Ладно-ладно, молчу. Как я тебе? — девушка прокрутилась вокруг своей оси, показывая Рюноскэ свой наряд. Как и всегда, она просто очаровательна. Уложенные в аккуратную и незамысловатую причёску чёрные локоны обрамляют миловидное девичье личико. Красивое голубое платье с небольшими синими камнями идёт ровно по лифу и талии, совсем не пышная юбка спадает прямо, не доходя до щиколоток. Сапфир и аквамарин оттеняют светло-серые глаза, но Гин очень идёт. — Как всегда прекрасно, Хигучи оценит, — бросил на прощание брюнет, побыстрее сбегая из дома. Хватает на бегу первую попавшуюся удочку из отцовского арсенала. — Удачи, Рю! — кричит девушка из окна, махая рукой. Акутагава машет ей в ответ, как можно быстрее бежит к морю, пока мать не попросила помочь в их лавке. Ему уж точно не показалось, что она зашла в дом, звякнув колокольчиком. Неделю назад ему не могло показаться. Он не сумасшедший. Юноша готов отдать руку на отсечение, что абсолютно точно видел огромный и длинный русалочий хвост на закате, который сильно, с жуткими брызгами, хлопнул по поверхности и скрылся. Длиннющий хвост с плавниками как у нимфы и «юбкой» как «крылья» у рыбы-бабочки. Голубоватого, нет, даже небесного цвета. Как называет его Гин — ангельского. И вот уже неделю Рюноскэ хочет увидеть обладателя этого прекрасного хвоста целиком. Не может отделаться от этой мысли ни на минуту. Утром на море видны бесконечные блики, которые так и слепят глаза. Именно поэтому его отец в это время уже возвращается домой, чтобы не ослепнуть ко всем чертям морским. Он сел на небольшом возвышенном выступе берега, поставил удочку рядом, она даже не достаёт до воды. Но по сути сел он там, где уже глубоко, но рыба клюёт отлично до самого обеда. После можно играть донельзя надеющегося на улов юношу. Хотя он и надеяться-то не собирался. Что можно поймать, если крючок даже до воды не достаёт? Да и такой цели он вовсе не преследует. Он не прихватил с собой ничего, чтобы скоротать время, поэтому остаётся только смотреть на море и ждать. Как и вчера, Акутагава ждал час. Два. Три. Даже не пошёл на обед, да и вряд ли его вообще ждут, Гин наверное уже придумала отговорку для него и послала кого-то отмазать от родительской опеки и беспокойства. Ждал до самого вечера, вот уже солнце начало садиться. Брюнет уже собирался подниматься и идти домой, но внизу что-то хлюпнуло. Хлюпнуло раз, потом два. И Рюноскэ обратил своё внимание на один плавник, который выглядывал из воды. Следом он ушёл туда, откуда и показался, а за ним появилась белоснежная макушка. Потом выглянула вся голова и плечи с ключицами. На него удивлённым и донельзя не понимающим взглядом смотрел, точно, парень чуть младше него самого. С огромными немного рыбьими глазами, цвет которых напоминал фиалку или сирень, плавно перетекающую в мёд или золото. Волосы жутко мокрые белоснежные. Причёска аккуратная, но неровная, с правой стороны длинная прядь, которая достаёт до плеча, остальные же волосы короткие. Губы, несмотря на почти постоянное пребывание в воде, алые. Уши были самые обыкновенные, жабр и в помине не было. Руки показались не сразу, но русалу нужно же было как-то держаться на воде, чтобы не уйти под воду камнем, будто про хвост и вовсе позабыл. На них, тонких и изящных, был вовсе не острый и довольно-таки длинный плавник такой же по цвету, как и хвост, проглядывала редкая голубоватая чешуя, но между пальцами нет никаких перепонок. Рюноскэ чётко понимал всю опасность этой встречи. Но даже сестра не смогла убедить его отказаться от неё. — Привет, рыбка, — немного растерянно произнёс юноша, вдоволь насмотревшись на существо перед ним. — Я не собираюсь делать тебе больно или ловить тебя. Я просто… Хочу познакомиться. — П-привет. Правду говорил этот пьянчуга морской волк Хьюз. У русалок чарующий и прекраснейший голос, который хочется слушать вечно. — У тебя чудесный хвост. Очень-очень красивый, — мифический собеседник покраснел от смущения и спрятался по глаза в воде. — Ну-ну, что ты. Я обещаю, что не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь здоровьем сестры, отца и матери. — Спасибо… Обычно мне говорят, что он чересчур огромный. Даже для моих сородичей он… Уж слишком длинный. Они обзываются без конца, — блондин выглянул выше груди, во все глаза смотря на человека. Обычно русалки просто так не приплывают к людям. Разве что они захотят есть. — Покажешь? — Рюноскэ поближе подвинулся к краю, чтобы посмотреть на это зрелище. — А ты не будешь обзываться? — русал смотрит подозрительно и затравленно, но брюнет отрицательно качает головой, смотрит донельзя восхищённо. Не каждый выживает после встречи с сиреной. — Хорошо, сейчас я отплыву подальше и покажу тебе свой хвост. Парень скрылся под водой. Акутагава видел проплывающий силуэт, который отплыл от выступа где-то на четыре метра. Такого прекрасного зрелища Рюноскэ никогда не видел, да и никогда больше такого нигде и не увидит. Это мифическое существо было метров три с половиной в длину, даже больше. И хвост был поистине прекрасным, даже неописуемо каким. У Рюноскэ только хватило от восторга и удивления рот раскрыть. А в голове проскочило не менее восторженное: «Пресвятая Дева Мария». Эта русалка была самым прекрасным существом, которое только мог видеть Акутагава. Парень приплыл обратно, не опускаясь под воду. Огромные хвостовые плавники били по зеркалу воды. Он немного посмеялся, наблюдая за реакцией человека на свой внешний вид. Он прыгнул очень высоко, но ниже просто не мог, «крылья» не позволяли. — Это… Восхитительно. У меня нет слов, чтобы описать это. Акутагаву никогда так никто не мог удивить. Да и восхищался он не многими вещами. Но этот русал стал объектом его мгновенного обожания и бесконечного восхищения. — Спасибо, — нимфа нежно краснеет, отводя взгляд. — Меня зовут Накаджима Ацуши. Я — русал-нимфа. Особый вид сирены, — тише дополняет Ацуши, пугливо посматривая на собеседника-человека. — Акутагава Рюноскэ, сын рыбака. Обычный человек, — тоже представляется юноша, даже нисколечко не испугавшись этого страшного дополнения русала. Он и не надеялся на что-то более безопасное. — Похоже, мы квиты. Я убивал людей, а ты убиваешь рыбу, — усмехается Накаджима. — Убивал? — акцентируя внимание на времени глагола, спрашивает брюнет, удобнее устраиваясь на своём выступе. — Поможешь подняться? — просит русал, протягивая руку. Акутагаве страшно. Он испытывает… Такой животный ужас, который ты испытываешь, когда не знаешь чего ожидать. У него поджилки трясутся от одной мысли, что его могут сейчас потопить, утянув с собой на дно морское. Но он понимает, что так разговаривать будет действительно проще. И он хватает чешуйчатую руку, которая оказалась совсем не скользкой, и тянет на себя. Хватает вторую, вытягивая свой самый большой улов, который только можно поймать в этих недалёких от берега водах. Хватает под руки, опасно вытянувшись над самым глубоким местом бухты. Ацуши хватается за его плечи, пытаясь помочь. И всё же у них с общей помощью получается посадить Накаджиму на каменный выступ. — Ты ведь испугался, что я утащу тебя на дно, да? — тоскливо произносит русал, выжимая из волос воду. Не очень приятно ощущать соль в них. — Немного, — с надрывом произносит брюнет. Эта рыбина весит килограмм восемьдесят-девяносто, не меньше и не больше. Пожалуй, произнести это вслух было бы очень грубо с его стороны. — Тебе, должно быть, было слишком тяжело, — обеспокоенно говорит блондин, виновато глядя в глаза человеку. — Бывало и тяжелее, — уверяет сын рыбака. — Так почему же ты перестал убивать людей? Эта прямолинейность когда-нибудь его погубит, но явно не сейчас и не сегодня. — Знаешь… Я видел и потопил многих людей. Среди них были пираты. Рыбаки. Это были экипажи китобойных кораблей. Обычные пьяницы, которые случайно сдуру поплыли в море. Среди них были и женщины, бывало подростки. Но… Однажды я чуть не потопил ребёнка, — сокровенно говорит нимфа, сложив ладошки на том месте, где у человека обычно бёдра. — Это было простое небольшое судёнышко. Для простой морской прогулки. Тогда был ужасно штормовой год, судна выходили до жуткого редко. Даже пираты попрятались по своим бухтам. Я, да и не только, был ужасно голоден, приходилось перебиваться всем, что только можно найти, включая водоросли и рыбу, а ведь ламинарией и вовсе удавиться можно, даже не представляешь! Так не прожить, — слёзно оправдывается Накаджима, но к чему? — И я начал по своему обыкновению петь. По-другому людей не привлечь, — качает головой. — И… Ко мне вышел мальчик. Маленький, года три-четыре, не больше. Смотрит своими большими глазками и не понимает ничего, ему страшно. На борту была его мать, но та напилась так сильно, что ничего и вовсе не слышала. Смотрит на меня, на мой хвост, который периодически выглядывает… И спрашивает так по-детски серьёзно, — нервно смеётся сирена. — «А ты приплыл, чтобы забрать меня у мамы?» Это был самый странный вопрос за всю мою жизнь. — Что ты ответил? — Нет, нет, что ты. А где твой папа? Или мама? Мальчик, улыбнувшись, сказал: «Папа уехал в город на заработки! Потом он поплывёт в море и будет ловить там рыбу! А когда он вернётся, то мама перестанет пить этот красный сок, и мы вновь хорошо заживём! Ой, а ты, наверное, голодный? Чего мне тебе дать? Мама спит, не заметит, что я что-то стащил со стола». Я отказался и уплыл. Но напоследок он попросил… Поцеловать его, — нежно улыбается русал. — «Не уплывай! Но если тебе так надо… Поцелуй меня. И можешь уплывать». Я чмокнул его в губы и уплыл. И больше я на людей не мог смотреть. Вспоминал испуганные детские глаза, — хвост Ацуши засветился фиолетовым светом. Тот поспешил руками что-то прикрыть, изобразив на лице высшую степень страха и нервозности, в какой-то мере озабоченности и стыда. Через пару мгновений вместо русалочьего хвоста были идеальные человеческие ноги. Не особо длинные, видимо сам по себе парень должен быть невысоким. А, так вот, что он прикрыл… Акутагава с обеспокоенностью и смущением снял с себя рубашку и накинул на плечи парнишке. — Н-надень, а то простудишься ещё, да и… Кхм, — поспешил отвернуться юноша. Он явно что-то чувствовал. Что-то непонятное. — С-спасибо… Видишь ли, когда плавники и хвост высыхают, то происходит трансформация конечностей в человеческие. Я так давно не ходил, так что… Сам понимаешь не помню как… Перебирать ногами, так? — он легонько хлопает по плечу. Рюноскэ повернулся. Рубашка была великовата, но всё нужное прикрывала, со своей задачей справилась. Ему захотелось снова осмотреть нового знакомого с ног до головы, чтобы запомнить каждую деталь его очаровательной внешности. Глаза вблизи кажутся ещё больше, но такими же рыбьими, хоть и чуть-чуть. Брови тонкие и аккуратные. Из-за своей белизны почти незаметные, кожа аристократически бледная. Наверняка, это из-за недостатка солнца, но вряд ли у Ацуши были хоть какие-то проблемы из-за этого. У него алые пухленькие губы, ни капли нигде не треснувшие. Шея тонкая и изящная. Плечи миниатюрные и молочные. Ключицы выпирают, но это выглядит так… Красиво, эстетично, даже сексуально. Ладони миниатюрные и аккуратные, наверняка тёплые и нежные. Бёдра полноватые, а ноги… Прекрасные. Рюноскэ никогда не страдал от извращений, но для него этот русал стал одним большим извращением. Ацуши тоже разглядывает его. Худое, но в общем вполне приемлемое для его молодого возраста телосложение. На вид ему где-то лет двадцать, не больше. Слегка вытянутый овал лица, короткие смоляные волосы. Но по бокам есть более длинные пряди, концы которых будто в белую краску обмакнули. Не такая уж и тонкая шея, ярко вырисовывающийся кадык. Руки хоть и кажутся тонкими, но на самом деле они не такие, сирена видит вырисовывающиеся мышцы. Он вновь возвращается к лицу. Глубокие серые глаза, похожие на облачное небо. И взгляд чудесных глаз как-то сам собой задерживается на губах, и вряд ли его научили сдерживаться. Но рыбак нисколечко не против. Двумя руками «за». Пухленькие алые губки ложатся на его тонкие и бледные (из-за бывшей детской болезни). И Акутагаве кажется, что пока нимфа наклонялась к нему прошла чёртова вечность. Блондин нежно оглаживает лицо брюнета, продолжая целовать его. Акутагава нерешительно тянет руку к молочному бедру, ласково проводя по нему рукой до паха. Он никогда не чувствовал себя таким… Счастливым от одного только поцелуя. Никогда не чувствовал такого трепетного волнения. Губы у русалки вовсе не солёные. Они сладкие как какой-нибудь заморский фрукт. Они целуются до тех пор, пока у обоих не заканчивается воздух, но Рюноскэ не хочет прекращать этот восхитительный момент его никчёмного существования на родительской шее. Но горящие лёгкие говорят обратное, и приходится оторваться от этих прекраснейших губ. Акутагава осмелел и гладит парня по щеке, спускается по подбородку и шее к плечам и ключицам. Кожа невероятно нежная, не хочется даже и думать о том, чтобы оторвать руку. — Теперь я не смогу тебя потопить, — тихо шепчет нимфа, целуя в покрасневшую немного впалую щёку. — Встретимся завтра? Ты сможешь? Он хочет встретиться снова! Боже, почему от этой мысли хочется петь и веселиться, делясь своим настроением с другими? Он не знает. — Да, я постараюсь прийти к обеду. Нужно ещё обещанную рыбу почистить, а иначе мать с шеи не слезет, — жалуется он. Берёт в свои совсем немного грубоватые руки миниатюрные ладошки нимфы и целует. А вот руки солоноватые. Ах, они же на хвосте лежали. — Прекрасно. Я буду ждать, — улыбается широко и радостно Ацуши. — Научишь ходить? Мне удобнее прыгнуть с разбега, а не отсюда камнем. Юноша посмеивается и помогает подняться русалочке, придерживая за плечи. Ниже лица смотреть стыдно, вряд ли рубашка что-то там прикрывает, не такая уж и длинная. — Повторяй за мной, Ацуши, — напутствует рыбак, отходя медленно задним ходом. Солнце почти село, но всё ещё светло, оно только-только начало «догорать». Да и ещё «угли» будут где-то час. Он аккуратно ведёт парнишку на себя. Учит его «перебирать ногами», чтобы тот вообще в следующий раз не свалился, если вылезет на сушу. И в следующий раз Рюноскэ тоже не принесёт верёвку, потому что только так удастся снова прикоснуться к Накаджиме даже слишком близко. Так близко, как не позволил себе сейчас. Сирена учится быстро, вот уже ступает прямо, как не путай её. Акутагава не очень быстро бежит назад, и за ним успешно повторяют. — Всё, ты молодец, — его приходится отпустить, и горожанину становится грустно. Они увидятся лишь завтра, а ведь это так долго! — Посмотришь на мой идеальный прыжок? — Ацуши просит, протягивая рубашку владельцу. И брюнет вновь краснеет, ведь он обещал себе не смотреть на наготу нимфы. — Да, конечно, — он оглядывается. — Думаю, оттуда это будет выглядеть очень эффектно, — он указывает на место подальше от этого. И сердце охватывает сладкая тоска. — До завтра, Рюноскэ, — его чмокают в губы, и поторапливают. И Акутагава торопится, ведь солнце «догорело», а он вообще-то обещал прийти до «углей». Хватает удочку, сматывая леску, чтобы по пути не порвалась. Однажды ему знатно влетело за эту порванную леску. Рыбак отходит в то место, про которое и говорил. Смотрит на парня, который быстро бежит к самому краю. И только отталкиваясь от самого края, тот прыгает поистине идеальной рыбкой в воду. Не было никаких брызг. И у юноши снова «падает» от восхищения и удивления челюсть. Прыжок был ещё лучше, чем можно себе представить. Через несколько мгновений выныривает белоснежная голова, и русал машет ему на прощание, отплывая от берега. Он тоже машет, но слишком запоздало, его уже никто не видит, а «угли» вообще перестают «тлеть». И он торопится вернуться домой поскорее, потому что скоро наступят тёмные часы, как они по своему обыкновению бывают с жаркого конца февраля и по тёплый сентябрь. И ему не хочется попасться в руки ни ведьме, ни вампиру, пусть настойку вербены утром он выпил. И он бежит домой с лёгкостью в груди, наполненной неизвестным восхищением и очарованием к одному русалу-нимфе, которого он так хотел увидеть.