Mediis tempestatibus placidus

Спустя четыре месяца после возвращения из Диканьки и даже не став толком полноценным членом Братства под предводительством Александра Сергеевича Пушкина, Николай Васильевич Гоголь шел как-то вечером пустынными улицами домой. От предложения Пушкина поехать в его экипаже Николай отказался, ему было неудобно так часто пользоваться помощью великого поэта, хотя на самом-то деле кроме того случая, когда Александр спас Гоголя от ведьмы, и не было особо никаких происшествий. Мало-мальски введенный в курс дела, Николай явно не был готов к тому, что на него вот так вот могут напасть ни с того не с сего. Однако, когда из ближайшей подворотни к нему стремительно приближаются двое, а еще один сзади приставляет к горлу нож, Гоголь явно пожалел, что отказался от предложенной помощи. — Вы — Гоголь, не так ли? — неприятный грубый голос заставляет совсем не трусливого Николая содрогнуться. — Что вам нужно? Если деньги, то у меня их нет. Как и ценных вещей. Можете проверить, — Николай не врал, у него действительно не было с собой ничего стоящего, кроме маленькой рубиновой броши в виде цветка, единственной вещи, которая осталась от Елизаветы Данишевской, и которую он всегда носил в кармане. — Да вы и сами весьма ценный объект, — усмехнулся незнакомец и кивнул своим спутникам: — берем, только тихо! И Николай не успел даже вскрикнуть, как ему на голову накинули мешок, а затем резкий удар обрушился сзади на затылок, после чего он ничего не помнил. Очнувшись, Николай несколько минут лежал с закрытыми глазами — к горлу подкатывала тошнота и, кажется, рана на голове слегка кровоточила. Это было плохо, тем более если лежал Гоголь прямо на полу. Открыв наконец глаза, Николай даже простонать не смог — во рту оказался кляп, а руки и ноги были стянуты довольно жесткой веревкой, но узлы были завязаны так крепко, что нечего было и думать о побеге. А вот об онемении конечностей мысль в голову пришла. Собственно, Николай даже понять, где находится, не успел — буквально через несколько секунд где-то совсем рядом кто-то громко забарабанил в дверь, а затем раздались выкрики и выстрелы из пистолета. — Всем оставаться на месте! Руки держать, чтобы я их видел! Я сказал — руки перед собой! Топот тяжелых ног в сапогах невольно напомнил Гоголю о давней службе — это явно были полицейские урядники. — Так, а это кто тут у нас? Эй! Живой? — рядом с Гоголем показалась пара высоких черных сапог. — Возьмем и его для допроса, — еще один голос прозвучал с порога. — На вашем м-месте я бы не торопился. Николай, приготовившийся к грубому окрику, неожиданно застыл, услышав этот спокойный и даже миролюбивый голос. — Ну как же, Эраст Петрович… — Вы меня слышали, господин Челноков? Немедленно поднимите и развяжите этого человека. Николая тут же подняли и поставили на ноги двое рослых полицейских. Теперь Гоголь мог с легкостью осмотреться вокруг. Он находился в небольшой комнате, грязной, с остатками старой мебели, что казалось, будто здесь давно никто не живет. А перед ним стоял высокий и стройный мужчина в черном, с гладкими черными волосами и черными же глазами. И человек этот был до ужаса ему знаком. — Вы? — сорвался с губ Николая потрясенный возглас. — Ну-ну, молодой человек, не дергайтесь! — полицейский наконец перепилил веревку на его лодыжках и теперь принялся за запястья, — и будьте повежливее! — Ничего, все нормально. Вылитый Гуро, только лет на десять-двенадцать моложе. Те же тонкие черты, те же глаза, даже взгляд тот же — умный, проницательный, казалось, он пронзал до глубины души и добирался до потаенных её уголков. — В-вы меня узнали, м-молодой человек? — Мужчина сделал шаг вперед, — но я с вами, к сожалению, не знаком. Позвольте представиться — Эраст Петрович Фандорин. Николай медленно протянул в ответ освобожденную и немного дрожащую правую руку с царапинами от веревки на запястье и пожал теплую ладонь Фандорина. — Николай Васильевич Гоголь… По лицу Фандорина мелькнула тень, но он тут же слегка улыбнулся краем губ и кивнул полицейским, которые уже уводили всю незадачливую троицу Гоголевских похитителей вниз. — Господин Челноков, я должен немедленно отъехать, думаю, вы сами справитесь? — Да, господин статский советник, — с готовностью кивнул полицейский. — Тогда до встречи, — Фандорин развернулся было к двери, но тут неожиданно замер: — А вам, Николай Васильевич, в какую сторону? Могу подвезти, у меня экипаж. Николай все никак не мог прийти в себя от обрушившихся на его голову приключений и стоял на месте, словно статуя. — Вы не ранены? — немного запоздало уточнил Эраст Петрович и неожиданно сделал шаг навстречу, почти невесомо касаясь руки Гоголя: — Пойдемте, я все же вас подвезу. Вы очень б-бледны. И Николай нерешительно двинулся вслед за молодой и столь же красивой копией Якова Петровича Гуро — за статским советником Эрастом Петровичем Фандориным.