Это всего лишь игра.

Небо успокоилось и больше не поливало дождем улицы. Оно, насухо выжатое, обессиленно висело над городом, приняв снотворное из тихого, успокаивающего шелеста миллионов листьев, с которыми играл ночной ветер. Во время грозы он восторженно скрипел качелями, гнул стволы и ветви деревьев, угрожающими порывами стучался в окна, а теперь словно выдохся и вполне миролюбиво гонял мусор и осторожно дул на лужи — ему нравилось наблюдать за легкой рябью. В луже, крохотным морем разлитой в одном из дворов засыпающего города, рябь сменилась волнами и брызгами — по темной воде, рассекая ее мощными колесами, проехал черный внедорожник. Отражение света фонарей в дворовом море тут же обиженно задрожала, забор исказился, угол дома распался надвое. К шуршанию листьев добавился неторопливый глухой звук мотора. Миновав лужу, громоздкий автомобиль, неспешно скользя по мокрой черной дороге, подъехал к дому, окутанному после ярого ливня, как и все прочие дома в округе, приползшим с реки липким туманом, и остановился. Однако выходить из машины никто не спешил. И если бы кто-то смотрел сейчас в окна этой машины, он бы, правда, не без труда, разглядел в темном салоне силуэты молодой пары. А если бы мог видеть сквозь темноту, то на водительском сиденье увидел бы крепкого молодого человека, одна рука которого лежит на руле, а вторая свободно обнимает за плечо девушку, чьи длинные волосы собраны на затылке в высокий светлый хвост. Хотя у Сехуна и Лисы свадьба должна была состояться совсем скоро, уже в июне, они все еще продолжали устраивать себе свидания, как будто бы познакомились не три с половиной года назад, а на прошлой неделе. Будущие молодожены ездили в кино и в кафе, устраивали пикники и посещали боулинг-клубы, гуляли по набережной и по Мосту влюбленных дураков и даже ходили в походы или ездили на горнолыжную базу. Правда, из-за того, что Сехун постоянно был занят на работе, да и его невеста тоже без дела не сидела, в последнее время свидания проходили не так часто, как им обоим хотелось. Можно даже сказать, редко. К тому же молодого человека могли вызвать на службу не только во время прогулок или посещения кафе, но и посреди ночи, и он был обязан явиться по первому требованию. Бывало и так, что за ним приезжали во время законных выходных или отпуска, и даже тогда Сехуну волей-неволей приходилось подчиняться и уезжать на свою почти что секретную работу. — Останешься у нас? — спросил старший брат Юнни свою будущую супругу, приоткрыв окно и наслаждаясь прохладным воздухом, таким, который бывает только после ливня — в нем до сих пор еще витал свежий запах грозы. — Ну, раз ты меня уже сюда привез, то явно останусь, — рассмеялась Лиса, в этот момент большее удовольствие получающая от прикосновений, нежели от воздуха. — Ты ведь хитрый. — Совсем немного. Мама будет тебе очень рада, — сказал Сехун, с улыбкой глядя на Лису. — Ты уверен? — заволновалась та, вспомнив, сколько времени на часах. — А не поздно? — Естественно, уверен. Мама рада тебе всегда. А уж как я буду рад ночью, зайка… — и он, замолчав с повернулся к невесте и осторожно коснулся широкой ладонью ее лица. Если бы рядом с этой парочкой находилась Юнни , она бы с ума сошла от удивления: при ней брат всегда вел себя так, словно ему все еще было пятнадцать лет. А сейчас был совершенно другим! Заботливым, серьезным… и взрослым. Надо сказать, любящие братик и сестричка О только и делали, что с детства задирались и обзывались, устраивали разборки и жаловались родителям, изощренно «стуча» друг на дружку. Правда, в уже чуть более старшем возрасте, когда Сехун всерьез начал увлекаться боксом, ему часто приходилось защищать сестренку от местных хулиганов или от мальчишек, с которыми шумная и вредная маленькая Юнни частенько ссорилась, ей видите ли, казалось, что они хотят ее обидеть, поэтому иногда она обижала первая. К тому же, малявка, как ласково звал ее Сехун, постоянно хвасталась всем, что у нее есть брат-боксер, который может «здорово навалять и больно треснуть». В юношестве парня это сильно раздражало, ведь приходилось разбираться с пацанами, но сейчас, когда сестра вроде как стала девушкой, Сехун был бы не прочь услышать из ее уст эту фразу вновь, только адресованную уже какому-нибудь из кавалеров. В том, что они у Юнни есть или вот-вот появятся, Сехун сомневался! Хоть прошло уже много лет, но отношения между братом и сестрой так и остались детскими. Кому-то они казались трогательными, кому-то — глупыми, но за фасадом взаимного дурачества скрывалась прочная родственная связь, которая была сильнее многих. А еще Сехун считал, что по-прежнему ответствен за сестрицу, и продолжал ее своеобразно опекать, не упуская возможности лишний раз подколоть ее. Тогда она жутко злилась и раздражалась смешными тирадами — ну, прямо как в детстве. Ее брата это очень веселило. — Пойдем, Лалиса? — предложил О. — Хорошо, что дождь кончился. Можно будет прогуляться, если хочешь. Ты же любишь по темноте. — С тобой не страшно, вот и люблю, — отвечала его невеста, озорно глянув на Сехуна — парнем он был высоким, крепким. С таким не часто связываются в подворотнях. — Надо было сказать, что не со мной любишь, а меня любишь, — пробурчал тот. Будущие молодожены уже собирались выйти на прохладную после дождя улицу, как Лиса вдруг, чуть прищурившись, подалась вперед и сказала со смехом: — Ой, Сехуни , а это не твоя сестренка? — Юнни? Где? — тут же стал вглядываться в даль он. Насколько Сехун помнил, Юнни клятвенно обещала рассерженной маме, что все выходные будет готовиться к зачетам. — Да вон же, на мотоцикле с мальчиком, — улыбнулась Лиса. Около самого дома, действительно, в свете единственного во дворе яркого уличного фонаря виднелся красно-черный мотоцикл, нехилый и дорогой байк. Первый раз с балкона он марку не разглядел, а теперь был удивлен, что у друга сестрицы такой дорогой личный транспорт. Да, это и вправду дружок их малявки! — А-а-а, мотоциклист, — прищурившись, протянул он. — И снова я тебя вижу. Не поздновато ли для вас, малыши? Темноволосый парень с широким разворотом плеч, которого Сехун, хмыкнув, тут же мысленно прозвал «сопляком», стоял к сидящим в авто спиной, а вот лицо Юнни было хорошо видно. Она что-то выговаривала своему другу, а тот, касаясь то ее локтя, то ладони, то плеча, изредка склонялся к левому уху и что-то говорил. Волосы и одежда обоих, промокли насквозь, словно они долго гуляли под дождем. Сехун поморщился. Во-первых, он считал, что Юнни не была способна на любые проявления романтики, как не способен к глубоким душевным переживаниям австралийский кенгуру, а во-вторых, Сехун продолжал считать ее глупой малявкой, вокруг которой крутится много подозрительных сопляков. В том числе и этот! — А ничего так у паренька фигурка, — продолжала с интересом разглядывать мотоциклиста Лиса. — Наверное, и личико должно быть милым. В О-старшем моментально проснулись собственнические инстинкты, передающиеся из поколения в поколения. — Эй! Я почти твой муж, а ты пялишься на какого-то малолетку! — Не какого-то, — живо возразила Лиса, — А на друга твоей сестры и моей будущей золовки! — Ну и что, — уперся Сехун, продолжая разглядывать парня. Мотоциклист ему пока что активно не нравился. Торчит почти в полночь с сестрой под их окнами, едва ли не в обнимочку! Сейчас еще лапать начнет, вообще красота будет. Точно придется тогда идти парню «милое личико» фонарями украшать. — Как что? — не поняла Лалиса, дразня жениха. — А вдруг он очень нравится Юнни ? Хм, а есть в нем что-то обаятельное. Жесты, что ли… — Ты что, по спине определила что он обаятельный? На расстоянии? — постучал пальцами по рулю Сехун, подавляя в себе желание раз пять посигналить парочке и ослепить их яркими фарами. — Я понять не могу, что это за фрукт. Из богатеньких мажоров? Надо бы имя его узнать и действительно по базе пробить, кто таков и чем занимается. — Ты совсем того. Ой, смотри, а он ей все время на левое ухо что-то говорит, — явно развеселилась Лиса, наблюдая за будущей золовкой и ее другом. — Знает, как найти подход к девушкам. — Имеешь в виду, полушарную асимметрию? — вспомнилось Сехуну из курсов по технологиям манипулирования, что правое «женское» полушарие отвечает за эмоции, и так как оно управляет левой стороной лица, то лучше всего говорить комплементы женщине или же петь колыбельную ребенку именно на левое ухо, чтобы активировать это самое правое полушарие. — Так, может он этот, пикапер или хилер? — Да ну, брось. Юнни не такая дурочка, чтобы попасться. — Именно, что такая, — проворчал Сехун. Наивность и врожденная недоверчивость каким-то мистическим образом одновременно уживались в его сестричке. — Как мило они смотрятся… — вглядывалась Лиса в Юнни, которая смотрела снизу вверх в лицо парня, и на ее частенько недовольном или ехидном личике появилась нежная улыбка. Будущая родственница этой девушке с высоким хвостом на затылке нравилась и чем-то даже напоминала саму себя в юные годы. — Э, парень ты не обнаглел ли? — полушутливо-полусердито сказал Сехун, глядя, как потенциально красивый, по мнению невесты, хлыщ наклоняется к сестре с вполне явным намерением — запечатлеть поцелуй. К его облегчению, этого все-таки не произошло, эти двое вдруг стали хохотать. — Не, ну вообще! И он ее еще бурундучком называет! Я сам в их переписке видел. Нет, он мне определенно доверия не внушает! — Сехун, ну что ты как маленький, мы ведь тоже у дома целовались, — мягко укорила жениха Лиса. — И меня ты тоже по-разному ласково называл. Дорогой мой, не лезь в их отношения. И как тебе может не нравиться парень, если вы даже не знакомы? — Сейчас мы и с ним познакомимся, — тут же загорелись карие глаза Сехуна. Если бы Лиса вовремя не схватила жениха за руку, он бы точно выскочил из машины, чтобы досрочно начать знакомство. — Сехун! — строго велела она будущему мужу. — Оставайся в машине и не порть Юнни свидание. — А если он к ней приставать начнет? — возмутился парень. — Не начнет. — Я что по-твоему, этих малолеток не знаю? Сам таким был пару лет назад, — нахохлился Сехун, продолжая оглядывать скептическим взглядом Юнни и хлыща. — Вот оно что, — многозначительно произнесла ревнивая Лалиса. — Ну-ка, расскажи мне поподробнее, каким ты был? — Да так… Обычным таким… — замялся Сехун, и воинственность в нем поутихла. — Слушай, давай в супермаркет за тортиком съездим? — улыбнулся он во весь рот, совсем не горя желанием рассказывать невесте что-либо из буйного прошлого. — Ты же любишь сладкое, ? — Люблю, — сердито отозвалась та. — Поехали. «И мешать им не будем», — подумала про себя девушка. Сехун еще раз окинул взглядом мотоцикл, запоминая номер — решил пробить его на досуге, чтобы побольше разузнать о парнишке. Больше он не пытался познакомиться с парнем младшей сестры. По крайней мере, этим вечером. Машина уехала прежде, чем Чип и Дэйл, не сдержавшись, решили, что на прощание весьма неплохо будет вновь поцеловать друг друга. Ветер продолжал колыхать листву, заставляя шептать одной ей понятные слова, а заодно растрепал пряди девушки и запутался в темных волосах обнявшего ее юноши. Не забывал он и о ряби в луже, в которой продолжали безмолвно отражаться огни. Но не успели утихнуть миниатюрные волны, вызванные колесами , как появились новые — от колес совсем другого автомобиля. На место машины Сехуна подъехала другая — серебряная дорогая иномарка, бесшумная и плавная, похожая на коварного, умеющего выждать жертву хищника. И если бы кто-то смотрел в ее окна, то не смог бы никого увидеть — тонировка надежно прятала тех, кто был в салоне. — Это она. Это точно она, — произнес в микрофон телефонной гарнитуры человек, сидящий за рулем, глядя на Юнни. — Я все проверил, как только услышал про… Собеседник резко перебил его, вынудив замолчать. — Да брат, я не промахнусь, — произнес он спустя полминуты. — Да, я постараюсь все сделать правильно. — Чертов кретин, твою же мать, — сорвал с себя гарнитуру парень, как только звонивший отключился, и с яростью бросил на пустое сиденье рядом. — Зачем я это сказал? Почему я? Именно сейчас! — Он нервно и с силой провел пятерней по лбу и волосам, словно пытаясь убрать их назад, и вдруг неожиданно ударил по рулю кулаком. После пару минут парень посидел с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться, а затем, резко нажав на газ, уехал в неизвестном направлении. Юнги и Юнни не обращали внимания на разъезжающие туда-сюда автомобили, они были заняты собой. Вернее, друг другом: фея и человек-ветер. А небо так и продолжало спать, укутавшись в одеяло из облаков. Когда я открыла дверь , я очень надеялась, что мама — жаворонок по натуре — уже спит. Но нет, она ждала меня в полутемной прихожей, закутавшаяся в теплый халат и очень недовольная. В гостиной работал телевизор — негромко раздавался голос ведущего полуночных новостей. Кажется никого, кроме нее, дома не было. У папы наверное, как всегда образовалось что-то срочное на работе, братишка тоже куда-то пропал. Одно лишь котэ вылезло из шкафа, чтобы встретить хозяйку. Оно умильно смотрело на меня и облизывалось. Наверное, только что отужинало, вернее, отполуночничало. Я зачем-то помахала коту, и в зеленых немигающих глазах появилось вполне закономерное удивление. Мол, ты чего хозяйка, я и на кис-кис отзываюсь изредка, мне тебе что, лапой помахать в ответ или хвостом? Мне почему-то хотелось улыбнуться — такое хорошее настроение было, хотя я понимала, что сейчас большой огненный дракон в лице мамы настигнет бедного несчастного орленка, чтобы задать ему хорошую трепку или съесть. — Пришла? — не слишком любезно поинтересовались у меня. — Пришла. Привет, — включила я в прихожей свет. Мама увидев меня, ахнула и уперла руки в боки. — Что за вид Юнни? Ты почему вся мокрая? Под дождем что либбегала? Да ты с ума сошла! — Случайно попала под дождь. Мам, все в порядке, — неуверенно улыбнулась я и принялась разуваться. Хорошо, что она меня в другой кофте не видела, насквозь промокшей! — В порядке? Немедленно переодевайся! И чай горячий выпить не забудь, чтобы не простудилась, с медом. Ты где была так долго, красавица моя? — В библиотеке. Я же говорила, что туда иду, — вместо того чтобы состроить смиренное выражение лица, я вдруг опять беспричинно улыбнулась, глядя в пол, а потом, испугавшись прикрыла губы кулаком. Как же на душе хорошо! — В библиотеке? — подозрительно спросила мама. — Да, сидела там допоздна. Готовилась… к зачету, — почти пропела я. До сих пор это странное легкое пьянящее головокружение! Такое приятное, как поцелуи под дождем. — Допоздна? Что ты мне лапшу на уши вешаешь. Библиотека по субботам до семи часов работает! — разоралась на меня мама тут же. Ох, и зла же она на меня была! Я бы на ее месте тоже злилась. Кому приятно, когда так нагло обманывают? — Это в какой такой библиотеке ты сидела? В ирреальной, из другого измерения? — Да там ночное отделение есть, — пробормотала я. — Чтобы за деньги ночью заниматься. — Да ты что! Какая библиотека прогрессивная стала. — меня таки окатило волной родительского гнева, смешанного с беспокойством. — Я ей звоню-звоню, а она трубку не берет! — У меня звонок был отключен, — виновато сказала я. — Прости. — Юнни, — сердито посмотрела на меня мама, которая явно была не в духе — в очень большом «не в духе», который плавно перерастал в «драконизм» — профессиональную болезнь многих мам, беспокоящихся о своих непутевых отпрысках. — Немедленно отвечай, где и с кем ты была. — Мам, в библиотеке, в ночном отделении, потом правда, одногруппницу встретила, мы с ней немного погуляли и под дождь попали. А с телефоном так получилось глупо… — Да у тебя все по жизни глупо да нечаянно получается! У твоего отца сплошной стресс на работе, у Сехуна скоро свадьба, все стоят на ушах, а ты делаешь, что хочешь, и в ус не дуешь! — еще больше завелась мама. Ага, я видимо стала катализатором ее плохого настроения. — А где, кстати папа? — попробовала я перевести разговор. Но я не манипулятор Мин — у меня этого не получилось. — У него срочный оперативный выезд. И не заговаривай мне зубы. Ну-ка, ну-ка, неужели ты связалась с плохой компанией? Или?.. — Ты что, мама! — округлила я глаза. — Какая плохая компания? Я же говорю, одногруппницу встретила! — Ну да, новая компания тебя не испортит. Это сделаешь ты. И переоденься уже наконец, не стой в мокром. Я покорно прошествовала в свою комнату и облачилась в домашнее. Состояние легкого полета меня так и не покидало. Однако когда я вышла из своей комнаты, чтобы помыть руки, вновь была атакована. — Думаешь, я не знаю, с кем ты была? — Мама окинула меня тяжелым взглядом. — С кем же? «Да, с кем же?» — вопрошали зеленые глаза котэ. Ему было просто любопытно. — Со своим другом, — торжественно произнесла она. — Наврала мне, что ушла в библиотеку, к зачету готовиться. Она нас видела из окна? Или ей уже соседка нажаловалась с соседнего дома? Вот я непредусмотрительная… А вот это стремно, что мамочка так думает — больше всего она терпеть не может ложь. Ох, и достанется же мне сейчас. — Ты же сказала, что я с плохой компанией связалась… — вздохнула я. — Где логика, мам? — Не перебивай мать! Что это у тебя за манеры Юнни? Ты связалась с… В это время входная дверь открылась, и в прихожую ввалились довольный жизнью брат, в руках которого был торт в большой коробке, и его девушка Лиса. Мама, на время забыв обо мне, поздоровалась с будущей невесткой, выслушала ее извинения по поводу позднего визита, великодушно махнула рукой (Лису мама любит), пожурила за что-то Сехуна, а потом принялась жаловаться на меня и мое безответственное поведение. — Шаталась весь вечер непонятно где, даже ни разу не позвонила! Да что там позвонила, ни разу трубку не взяла! Я весь вечер переживала. Юнни, немедленно признавайся, где была и с кем? — опять взяла она меня в оборот. — Мама, я в библиотеке… — А в каком виде пришла! — не стала слушать меня родительница. — Вы только посмотрите на нее. Красотка! До сих пор волосы мокрые. И это она так готовится к зачету! Сехун, поучи уму-разуму свою сестрицу! — Чего ее учить? Она ж у нас тупенькая, — зевнул брат. Я возвела очи к потолку. Котэ, задрав хвост, обнюхивало туфли Лалисы. Девушка только улыбалась, слушая маму. Та начала говорить что-то еще более патетическое, я же покорно слушала. А в это время на моем телефоне, лежащим на полочке в прихожей, раздался звук эсэмэски. «О Юнни, завтра день Икс, не забывай об обещании!» — высветилось на экранчике сообщение от Хунмина. — Ага! — торжественно воскликнула мама. — Мои звонки ты не слышишь, а чужие сообщения читаешь без проблем! — Мам, да я же звук только сейчас включила! Я, проклиная про себя Хунмина, которому так не вовремя вздумалось послать мне сообщение, быстренько переставила режим в телефоне на бесшумный, вернее, на вибрацию. Еще какое-нибудь сообщение придет, и мама вообще взбесится! — Ты скрываешь от нас этого молодого человека! Значит, с ним что-то не так, — продолжала мама уверенно. — Из-за него ты стала врать собственной матери и ночью приходить домой в таком виде! Он что, бандит? У нее прямо пунктик на бандитах — опять же из-за работы. Зато я поняла, что мама меня из окна не видела, иначе бы говорила про мотоцикл, а не про бандитов. — Да не ночь же еще, так, поздний вечер, — вяло попыталась возразить я. Наша перепалка продолжалась бы очень долго, и в результате я, скорее всего, не смогла бы завтра никуда пойти с Хунмином, потому что мама вранье терпеть не может больше, чем недобросовестных граждан. Она бы точно посадила меня под домашний арест и взяла бы под жесткий контроль, дабы я готовилась к зачету, но меня неожиданно спасли. — Мам, — сказал вдруг Сехун, который в нашу «беседу» не влезал, потому что при Лисе вел себя паинькой. — Да что ты к ней пристала? Все в порядке. Я видел Юнни, когда она в библиотеку шла. Мимо на машине проезжал. И… вечернее отделение там есть. Платишь деньги и сидишь хоть всю ночь. — Да? — озадачилась мама. К словам старшего сына она всегда прислушивалась больше, чем к моим, хотя и ругала его за то, что он постоянно меня задирал. Правда, сейчас Сехун мне, напротив, помог. Неслыханное дело — старший брат меня покрывает! Что это с ним? И Лиса странная. Стоит за его широченной спиной, а ее глаза смеются. — Вот видишь, мам, — улыбнулась и я во все зубы, не растерявшись. — Даже Сехун видел, а ты мне не веришь. Мама подумала немного, прочла мне еще одну нотацию, для порядка попытала насчет парня, а потом и вовсе ее гнев, слава богам умиротворения, спал. — Ну, раз никто еще не желает спать, тогда давайте хоть чай попьем перед сном, — решила она. — Давайте, я вам помогу стол накрыть.— тут же вскочила Лиса. По-моему, она нашу маму немного побаивается, без пяти минут свекровь, как-никак. — Спасибо Лисочка, — умилилась мама. — Я тоже могу помочь, — вызвалась я. — А ты иди в ванную. Прими горячий душ, а то точно заболеешь, — сказала мама и уволокла будущую невестку за собой. Сехун очень насмешливо уставился на меня. Его аура просто-таки состояла из иронии, смешанной с любопытством. — Эм,спасибо, я не ожидала от тебя обезь… братишка, — хлопнула я озадаченно Сехуна по плечу. — Я что, в твоем представлении какой-то монстр? — проговорил он несколько сварливо. — Ну, как сказать, — уклонилась я от прямого ответа. Спас меня, как-никак, мой брат родной! — Слушай, правда спасибо. — Правда, пожалуйста. Только, звезда балета, постарайся отвечать на звонки и не пропадать где попало до ночи. Не беспокой мать. — Сехун погрозил мне пальцем и добавил вдруг очень насмешливым голосом: — Чтобы завтра со своим парнем познакомила. Ясно? И не палитесь вы так больше перед домом. — А? Братец, увидев мое выражение лица, расхохотался на всю прихожую. — А я завтра с Хунмином встречаюсь, — пробормотала я как-то затравленно. Он нас с Мином видел! Надеюсь не то, как мы целовались? Моя тонкая душевная организация этого не переживет. Да… Вот ужас-то какой! Папа, Сехун с Лисой, скоро и мама до Юнги доберется. А потом и его родственники достанут меня — чего уж там, дедушку-то я уже знаю. Орел стыдливо закрылся крыльями. — У тебя еще и Хунмин какой-то есть? — тут же наклонился ко мне Сехун и стал буравить подозрительным взглядом. — Ну, ты даешь, сестрица. Слегка непорядочно с двумя вертеть, не находишь? — Это мой одногруппник. Мы по делу встречаемся, — одарила я нелестным взглядом старшего брата. — Ну ладно. Я же тебя не так воспитывал. И да, — окликнул меня он, явно гордясь своим поступком, — Рабства ты не избежала. — Сехуууун, — протянула я устало, — Ну хватит, а? Действительно, детсад и горшки на полках. — Ты мне на нашей свадьбе понадобишься, — загадочно произнес родственничек. — Поможешь нам кое в чем, или я тебя маме так заложу, что ты все лето будешь сидеть дома и мыть полы, как Золушка, твоя ближайшая приятельница. Усекла, мелкая? А так ты отработаешь мои слова тем, что на свадьбе и на девичнике будешь моим… шпионом. — в светло-карих глазах брата зажглись веселые огоньки. Судя по тому, как он пытался не засмеяться, брат готовил что-то фееричное. — Я знала что ты болен, но не настолько же. Я тут одну больничку хорошую знаю. Давай, я тебя туда на третий этаж определю, для душевно… страдающих? — миролюбиво, вполне искренне предложила я. — Я сейчас свои показания изменю, и тогда тебе наказания не избежать, — пригрозил брат. Я тут же заткнулась и торопливо сообщила, что готова побыть и шпионом, и бароном Мюнхгаузеном, если нужно. — Дети! — позвала нас мама, которая все никак не могла привыкнуть к тому, что мы никакие уже дети. — Идите за стол! — Идем! — на весь дом гаркнул Сехун. — Сейчас! — крикнула и я. — Что ты так орешь ? — одновременно спросили мы друг у друга, а потом одновременно заржали, брат хлопнул меня по плечу (я чуть не присела), я в отместку попробовала пнуть его пониже спины, правда, не преуспела в этом, и мы дружно направились за стол. Горячий душ по настоятельному совету мамы я приняла уже после позднего чая. А потом, поболтав с Лисой, все же пошла в свою комнату, прихватив телефон. «Здорово. Хунмин, я вообще никогда и ничего не забываю. Во сколько ты мне «стрелку» забиваешь?» — вспомнила я, что так и не ответила одногруппнику. Ответ от него пришел на удивление быстро. «На 17.00, пойдет?» — и в следующем эсэмэс он написал название неплохой пиццерии, находящейся не слишком далеко от моего дома. «Пойдет. И не смей заказывать с оливками!!» — тут же предупредила я Хунмин, а после погрузилась в свои мысли. Странно, вроде бы совсем мало времени прошло после пыльной бури в парке, а имя Клары вспоминается без былой дрожи в коленках. Чудеса в действии. Главный кудесник — Мин. Да, Юнги наверное, посланник Аполлона или его земное воплощение. А вокруг него летает стая пухленьких купидонов — бесконечных дружков, одолженных у сестрицы Афродиты. Представив Кенсу и Ланде в виде купидонов, я захихикала в подушку. Тело пухленького голенького мальчика с нежной кожей и колчаном стрел любви, увенчанное злобной зеленоволосой физией — это еще то зрелище! — Юнги, — вслух сказала я, усаживаясь на кровати по-турецки, чтобы проверить, а не дрожат ли эти самые колени, выглядывающие из-под подола короткой ночной рубашки, когда я произношу имя Шуги. — Юнги. Юнгей . Юнгуй. Ничего не дрожало, я не волновалась, мысли не путались.Все было легко и чуть-чуть волшебно. —Юн-ни, — по слогам произнесла я, по-новому привыкая к этому имени. — Юнги, Юнги, Юнги..Хм, Юнги Нет, определенно, мои ноги ничего не чувствуют — никакой дрожи или мурашек. Только в груди почти незаметно разлилось тепло. И не только в груди — в правой ноге тоже. Это наглое котэ улеглось прямо на нее, тараща в темноте светящиеся зеленым глаза. Я погладила его излишне нежно — он воспринял это за тисканье и сбежал в другой угол кровати, где вольготно разлегся на подушке. «Какого иметь второй кошелёк под рукой? Ведь у тебя друг богатый =) Деньжат не подкидывает, что ли?», — пришло новое сообщение от ехидного Хунмин. «Мой друг больше подарками откупается, умник!» — написала я. зевая. Друг. Мин — мой друг. А что, забавно получилось сегодня… Даже и не думала я о таком. А-а-а! Вспомнив то, что произошло в парке, я, испытав неожиданный прилив адреналина, забарахталась в постели, прижимая к себе одеяло, а после резко села. Никогда не думала, что признаюсь в том, что я без ума от чьих бы то ни было губ! А у Шуги губы властные, в отличие от мягкого взгляда. Я захихикала, вновь вспоминая Мина, и его ладони у меня на плечах и на талии, и то, как он касался своей щекой моей щеки и как ласково и легонько — как будто кружево из облаков дотрагивается кожи— целовал виски. Головокружение вернулось — оно как будто бы притаилось где-то в подкорке, а теперь вернулось вновь, покоряя легкостью и мое сердце. — Юнгия , — сказала я вслух опять. И вздохнула. — Дубина несчастная… И с этими словами рухнула на спину, с головой укрывшись одеялом. Телефон возвестил меня, что пришло новое сообщение. Юнни и знать не знала, что пока проверяла свою нехитрую теорию «дрожания коленок», под дверью у нее стояла крайне удивленная мама со стаканом горячего молока, в котором ею заботливо был размешан гречишный мед. О Енни хотела напоить им дочь перед сном, чтобы та действительно не разболелась перед зачетами. Сначала хранительница домашнего очага семейства О просто подошла к полуприкрытой двери — Юнни с детства боялась запирать ее, потому что вечно ей казалось, будто злобный бабай из-под кровати ее достанет и унесет себе в логово. Раньше Сехуну приходилось сторожить младшую сестренку от этого самого мифического бабая, держа в руках игрушечную саблю и пистолет: только тогда Юнни и засыпала. Потом страх у младшей дочери исчез, а вот детская привычка не запирать дверь осталась. О Ённи уже было открыла рот, чтобы позвать Юнни, как услышала какую-то возню, после которой дочь отчетливо произнесла: — Юнги. Тонкие брови О Ённи взметнулись вверх от удивления. А дочь продолжала: — Юнги. Юнгей. Юнгуй. «Ничего себе, Юнни влюбилась в какого-то Юнги. И не хочет меня с ним знакомить, негодница!» — со смехом подумала про себя О Ённи . А дочь продолжала развлекать ее дальше: — Юн-ги . Юнги, Юнги, Юнги. Юнгиии. «Ничего ее заклинило, прямо как меня на первом курсе, — вдруг вспомнился первый возлюбленный О Ённи . — Я же тоже тогда маме врала, что в библиотеку ходила… Это, наверное, у нас семейное. Хотя Сехун же сказал, что видел Юнни около библиотеки. Или он ее покрывает? А впрочем, не важно. Дома — и слава Богу». Женщина подождала пару минут (в это время Юнни хихикала и разговаривала с кошкой), а потом вошла в комнату, застав дочь лежащей поперек кровати, закинувшую ноги на стену и отчаянно с кем-то переписывающуюся. — Маша, не спишь еще? Выпей молоко, — сказала О Ённи и попыталась подглядеть в телефон, но дочка предусмотрительно вышла из режима эсэмэс-сообщений. Женщине оставалось только, как в детстве, накрыть дочь одеялом до самого носа и выйти. Выпив молоко, некстати принесенное мамой, которая явно решила стать полуночницей, я вновь вернулась к переписке с Хунмином . «А как поживает моя протекция?» — не преминул задать любимый вопрос Хунмин. «Отлично!» — обрадовала я его. Шуга и билетики обещал мне достать. Господи, какой же он прелестный… бывает иногда. «В смысле??» — не понял Хунмин. Я раззевалась, как бегемот. Спать хотелось все сильнее. «В прямом. Мой любимый поможет сдать энглиш таким тугодумам, как мы, хе-хе-хе! Подробности завтра, балда. И не опаздывай. Я ждать тебя не буду!» Еще чуть-чуть поболтав по эсэмэс и обменявшись «любезностями», мы распрощались до завтра. А я опять вспомнила о Шуге. Хм, интересно, где этот индюк сейчас? Дома греется, в теплой кроватке? Под одеялом, поедая, как дитя малое, что-нибудь сладкое или сидя на подоконнике с кружкой горячего чая и сигаретой? А, он же правильный мальчик, не курит. Странно, вроде бы вредная привычка, а мужчинам так идет, они такими независимыми становятся, если в их пальцах появляется сигарета. О, мышиные божества, я назвала Мина мужчиной. Это конец начала конца начал. Вспомнив брюнетика с приветиком, я, чуть посомневавшись, набрала его номер. Однако звонить все же не стала, а написала сообщение. «Ты дома?» То, что девушки не должны писать первыми, меня ни капли не волновало. Хочу и пишу. Интересно мне, где мой лжепарень торчит! «Дома, надеюсь ты тоже», — через минут десять, когда я уже исползала всю кровать, написал мне Юнги. «Спасибо, что довез. Ты думаешь, почему я первая тебе пишу? Есть причина! Я же обещала тебя убить, когда ты ко мне приставать стал, так вот, готовься в понедельник на кровавую расправу, потому что я, О Юнни , своих слов на ветер не бросаю!!:)» — написала я длиннющее сообщение и отправила его с улыбкой. Подумать только, а еще совсем недавно я мечтала вот так вот ночью переписываться с Тэхеном . «Можно без расправы, Бурундучок? Я очень жизнелюбивый…». «Если ты исполнишь все, что обещал, тогда подумаю! Желание, оригами, поездку…» — вспомнилось мне, и я опять зевнула, словно бы зевком подтверждая свои слова. «Поездка уже была, Чип. Остальное исполню, не бойся». «А я и не боюсь. Не моя прерогатива, деточка ты моя. Когда?» — Я опять забарахталась в постели. Вроде бы всего лишь невинная переписка с Шугой, а столько новых эмоций!! «Закрой сессию, партнер, тогда и поговорим, идет?» Я искренне восхитилась этим словам, а потом нахмурилась. «Ну ты и наглый!» Слово «партнер» вновь стало раздражать намного больше, чем «Бурундук». «Я просто забочусь о тебе, и даю стимул к тому, чтобы ты успешно закончила этот год. Ты меня недооцениваешь. Я страдаю, может быть:*)». Страдает он! Как же. Ежедневно, по пятнадцать минут, с секундомером в руках. Я перевернулась на живот и, качая головой в такт песенке про любовь, правда, какую-то мрачную и нежизнеспособную, в стиле исполнения солиста любимой группы, стала набирать ответ, в котором ясно выразила свою точку зрения относительно того, что я думаю о страданиях Шуги. В следующем сообщении он словно прочел мои мысли и вдруг написал: «Я тут подумал, что звать тебя партнером немного кощунственно. Предлагаю в целях тайной и глубокой конспирации называть друг друга иначе (_8(I)». Загадочный смайлик мне не понравился. Правда, приглядевшись, я поняла, что это графическое изображение Гомера Симпсона. Пока я всматривалась в известного мультяшку, Шуга прислал еще одно сообщение: «Будем обращаться друг к другу банальными «милая» и «милый» или привычно: Бурундучок и любимый, а?» «Это когда я тебя любимым называла, ветрило противное??» «Начни сейчас, Бурундучок:)» «Я тебя в понедельник точно… того. Ну ты понял:)», — пообещала я со смехом парню. Смеха он, естественно, не слышал. Зато я испугалась, что его услышал весь дом, и временно затаилась. Пока таилась, умудрилась задремать. «Мне все равно понравилось тебя целовать:) В понедельник, думаю, мы продолжим наше близкое знакомство. Да?».Я, к сожалению, не расслышала вибрирующего звука последнего сообщения, пришедшего не сразу, а минут через десять. Телефон ласточкой выскользнул из руки на подушку. И я, наконец, провалилась в долгожданный глубокий сон, и снилось мне, что большой орел с гордым клювом то и дело развлекается тем, что превращается в милашку-фею. Она, явственно распространяя вокруг себя клубничный аромат каких-то невиданных мне духов из ягодной амброзии, обкладывает большими спелыми ягодами красного цвета мою постель. А затем вновь становится орлом, чистящим перышки — чтобы через пару минут вновь трансформироваться в наглоглазую фейку с замашками ехидного гопника. А потом мне снилось что-то романтичное и очень личное, чувственное, а что именно, я так и не смогла вспомнить. Когда проснулась — солнце уже вовсю пыталось проникнуть в мою комнату, — перед глазами то и дело возникал знакомый с милыми щечками, который манил, как магнит. И я поняла, что мне точно снился господин Мин собственной невыносимой персоной. О чем мы вчера переписывались?.. А обладатель этих самых щечек, так и не дождавшись ответного сообщения от своего Бурундучка, лежал на теплом полу в своей комнате, свободно раскинув ноги и руки, как Витрувианский человек вписанный в окружность. Окружностью в данном случае стал мягкий ковер, вернее, не сам ковер, а овал, вычерченный внутри него, мягкого квадрата ручной работы, выполненного из натурального шелка. Юнги озадаченно прикусил запястье. Обычно девушки на него вешаются, а вот Чип… Она старательно отталкивает. Вернее, отталкивала. А сегодня с ними что-то случилось. Но случившееся им понравилось. Ему — точно. Да и ей не могло не понравиться. Впервые за эти годы он ощутил забытое, но такое знакомое чувство, которое и сам не мог описать. Шуга еще раз посмотрел на широкий экран телефона. Юнни пока что не ответила на его последнее сообщение. Самое важное сообщение в их сегодняшней переписке. А ведь он даже не сразу смог отправить его — пару минут размышлял на тему «А стоит ли?». И когда отправил, все с тем же волнением ждал от нее ответа. К тому же долгие поцелуи в парке и около дома не прошли даром — сейчас парень желал не только, чтобы этот чертенок отвечал ему, но и находился рядом — на этом же полу, а еще лучше, на кровати. Шуга посмотрел вверх, на звездный потолок. Звезды, переплетенные в созвездия, слабо светились в темноте. Молодой человек вновь перевел взгляд на экран телефона — ответа все не было. То, что девушка не отвечает, слегка напрягало Юнги. Несмотря на видимое спокойствие, ожидание его невероятно нервировало и тяготило. Он не выдержал и позвонил Бурундучку — так в последнее время он называл Чипа про себя. Она просто не брала трубку. Хотя у Юнни часто бывали самые разнообразные проблемы со связью, о том, что они вновь у нее появились, Шуга как-то не подумал. И что она и сейчас просто-напросто не слышит звонка, уснув под одеялом, ему тоже не пришло в голову. Он решил, что Бурундучок просто не хочет ему отвечать после той самой важной эсэмэски. Этот факт хорошего настроения тоже не добавлял. — Испугалась? — прошептал он, глядя на все тот же экран смартфона с изображением смеющейся во весь рот Юнни. Фото для контакта, чтобы на экране видеть того, кто звонит, парень сделал тайно, когда они в очередной раз занимались миссиями, выслеживая Клару и Дженни. Надо же, к чему это привело. — Ты же еще совсем маленькая, — задумчиво сам себе ответил парень, вспоминая поцелуй. Сначала мягкий, неловкий, удивленный, а потом задорный, яростный, на адреналине, с крепкими объятиями, сбитым дыханием и волной неизвестного восторга. И все это приправлено струями дождя. Да, давно он не чувствовал ничего подобного. Даже не так. Он чувствовал подобное только с одной девушкой, с той, которую звали Джесси . Но ее очень давно не было рядом. Парень потер подбородок рукой. Нет, не нужно было писать последнее сообщение. Чип наверняка не так поняла про близкое знакомство. Скорее всего, теперь она его слегка опасается. Или не слегка. Да, наверное, девочка смутилась, испугалась его напора и решила использовать несвойственную для себя стратегию «укладывания на дно». Ведь он же сам сто раз повторял, что они всего лишь партнеры, друзья по несчастью, спутники по дороге к общей цели, и никакие отношения между ними невозможны! А когда ему захотелось этих самых отношений — к тому же все вокруг считают их парочкой, почему бы и нет? — она спасовала. Или просто поняла, что ошиблась? Да, к тому же ведь она в полной зависимости от этого своего Клары, странного, очень странного типа, который явно ведет какую-то идиотскую игру. Да, насчет него нужно серьезно поговорить с малышкой Дженни . А ведь он Юнги, так и знал, что все, что удалось собрать насчет Тэхена — не совсем верная информация. Искаженная. Или, скорее, неполная… Енсуа милая карманница и превосходная актриса, явно чего-то испугалась. Нет, не чего-то — кого-то. Кого-то из «объектов», и явно не Дженни . Светловолосую девушку Юнги знал с самой школы, и очень хорошо. Не было никаких причин ее бояться. А вот с этим Тэхеном все оказалось совсем не просто. Причина явно в нем. Юнги не совсем точно смог понять психологический портрет этого парня: да, он консервативен, вежлив, спокоен внешне, внутри же, напротив, напряжен. Привык производить хорошее впечатление, одевается хоть и строго, но со вкусом, привлекателен, доброжелателен, обходителен, не скуп, спокоен, хорошо учится, не вступает в конфликты, друзей у него не много — он интроверт, зато все знакомые о нем хорошего мнения. Но Юнги сделал вывод, что он — опасный противник. И при всем этом любит драться. Или ему пришлось это делать. По крайней мере, недавно точно дрался: костяшки на правой руке все еще сбиты, чуть выше сгиба локтя виднеется из-под длинного рукава глубокий тонкий косой порез, как от ножа. От природы наблюдательный Юнги случайно заметил этот порез, когда рукав спутника слегка задрался, в то время как глупая Юнни пялилась на лицо Тэхена, а Дженни не сводила глаз с самого Мина. Да и с ногой у парня было что-то не то: кажется, он немного, почти незаметно, но прихрамывал. Интересно, если у него что-то с конечностью, то зачем Тэхен ходил весь вечер по парку вместе с Дженни, которая, к слову, любит всякого рода прогулки и вообще движение? Мужественно терпел боль из-за Ким? Неужели у него такие сильные чувства к ней или просто не хотел показывать ей, что с ним что-то не в порядке? Кстати, когда Юнги осторожно расспрашивал знакомого парня из потока Клары, тот растрепал, что видел как-то в раздевалке на боку Тэхена рваный шрам от кастета. Тогда Смерч подумал — мало ли, драка, а теперь все стало постепенно проясняться. Мальчик совсем не прост, но о нем Юнги подумает завтра, потому что сегодня его мысли все больше и больше занимает милый Бурундучок с горячими щеками и холодными пальцами, которые он позволил греть у себя на шее. «Длина ушей составляет одну третью длины лица», — вдруг вспомнилось ему из пропорций, описанных да Винчи в Витрувианском человеке. Он поднял руку вверх, вспоминая с улыбкой уши Юнни. Судя по всему, у нее пропорциональное лицо. И не только лицо. Парень вновь прикусил запястье — от нетерпения. Зачем он вообще к ней полез там, под дождем? Ответ был прост — ему захотелось сделать это, а Шуга привык делать то, что ему хотелось. Даже если это был сиюминутный порыв. Да, ему хотелось ее целовать и наслаждаться ее теплом в этот холодный вечер и ее удивлением одновременно. К тому же рядом с Чипом стало очень светло, как будто бы она действительно на время умела становиться этой своей Клубничной феей. Из девчонки в его глазах она как-то слишком быстро превратилась самую настоящую деву, очень привлекательную, так и норовящую самым наглым образом очутиться в его фантазиях. Черт, а она бы точно назвала его фантазии больными, как уже однажды это сделала! Ее напористость и упрямство его чертовски заводила. Улыбнувшись ярким воспоминаниям, парень еще раз позвонил Юнни. Ее телефон почти беззвучно завибрировал рядом с головой, но девушка не расслышала вибрации мобильника, только лишь перевернувшись на другой бок, обняла подушку. В это время ей как раз начали сниться те самые «романтичные и очень личные, чувственные» сны, которые она никак не могла вспомнить на следующее утро. Если бы Юнги знал, что ей снилось, то наверняка, он тут же предложил бы ей сделать сновидение реальностью, мало того, ему бы самому очень захотелось сделать это. Но он ничего не знал, уперто продолжая считать, что Юнни не берет трубку, потому что просто не знает, как ей себя теперь вести с ним: как с партнером или как с парнем? Шуга еще несколько раз проверял, есть ли ответ от затаившегося Чипа. Последний — когда только что вышел из душа, в котором долго стоял под струями горячей воды. Но и тогда, почти через полтора часа, он не увидел от нее ответа. Юнги тряхнул головой, чтобы влажные, кажущиеся сейчас иссиня-черными волосы полукольцами не падали на лоб и не закрывали глаза, потер еще мокрое лицо ладонями, которыми совсем недавно держал лицо объекта своих фантазий — той самой девушки, которая стала ему невероятно нравиться, посмотрел в окно, на темное небо, где мутным желтым пятном выделялась луна, выглянувшая из-за туч. И за пару минут как-то внезапно решил, и что делать с Тэхеном , и как вести себя с Бурундуком — решения всегда приходили к Шуге быстро и довольно неожиданно, например, в том же душе или когда он брился. А потом, с размаху упав на большую низкую кровать, обзвонил Кенсу и еще нескольких друзей, которые были способны в это время суток отправиться куда-нибудь, где можно было повеселиться. Парни, естественно, тут же согласились. Юнги вызвал такси и переоделся. Натянув джинсы и застегнув ремень, стоя с футболкой в руке, он вдруг заметил на столе томик лучших произведений эпохи Возрождения и вспомнил вдруг, что мать, когда ей что-то хочется узнать, в шутку гадает по книге — задает вопрос и открывает книгу на любой странице. — Ну Юнни, почему ты мне не отвечаешь? Я ведь тебе нравлюсь ? — чтобы отвлечься от мыслей, он взял в руки книгу и открыл ее где-то посередине . На тонкие, с тиснением страницы падал свет фонаря, смешавшись с тусклыми лунными лучами. Попал Юнги не куда-нибудь, а на сонет Петрарки, посвященный возлюбленной Лауре. Я вижу лук Любви, что вновь натянут. Но вряд ли беды новые нагрянут — Страшнее, чем привычная беда: Царапины не причинят вреда, А сердце больше стрелы не достанут. — Good. Я скоро начну, как и Клара, верить в судьбу. — Стихи явно не могли быть отражением объективной реальности. Ответ Дэна вновь не впечатлил, он поморщился, досадуя на себя, что поддался женской забаве. Отбросив книгу на кровать, он облачился в футболку и стремительно вышел из комнаты. Книга, словно бы желая доказать теорию существования судьбы, злорадно открылась на еще одном сонете Петрарки. Влюбленные похожи друг на друга, Когда в обоих жизненная сила Обители свои переменила. Заглянувшая утром в комнату сына мать подумала, что Юнги вдруг увлекся великим поэтом эпохи Возрождения, как в средних классах, и тихо рассмеялась. А Мин уже через час находился в одном из лучших клубов города, который, кстати говоря, был главным конкурентом его деда, ни в чем ему не уступая: ни в музыке, ни в блеске, ни в ценах. Он пожимал руки знакомым, пил безалкогольное пиво, смеялся, шутил, перекрикивал гремящий хаус. Юнги нужно было освободиться от напряжения — хотя бы с помощью драйва, живущего в ночных заведениях и исходящего от любителей клубной жизни. В потоке цветомузыки и шумных звуков образ Юнни умудрялся расплыться, а потом и вовсе исчез. Они веселись почти до самого утра, отрывались под громкую, бьющую по легким музыку, а потом, когда вся компания подошла к барменской стойке, ему все-таки удалось найти среди гостей девушку, которая внешне напоминала Юнни: та же тонкая фигура, те же волосы, те же порывистые движения. Только лицо не такое, губы совсем другие, не такие как у Бурундучка, да и в платье Чипа он никогда не видел, но для чудесной ночи и эта миловидная девочка ему вполне подойдет. Ведь, кажется, он очень ей понравился. Утром я встала на удивление легко, с ясной головой, хорошим настроением и привкусом мяты на губах. Странно, перед сном же молоко с медом пила. Распахнула я глаза почти в семь часов, даже чуть раньше. Встала, сладко потянулась, как кошка, подошла к окну и сразу заметила, что вокруг все стало немного другим: цвета ярче, вещи объемнее… «Доброе утро, планета!» — оказалось, огромный яркий плакат, разноцветные буквы которого вобрали в себя всю палитру радуги, всю ночь бережно готовился заботливыми головастиками, ставшими от неясного, смутного пока восторга розово-золотистыми, как вон те рассветные облака на ясном светло-голубом небе, что виднеются мне из окна.Вдохнув все еще пропитанный влагой воздух полной грудью, я вспомнила, что мне снилось что-то необыкновенное — по ощущениям еще более ласковое, чем… Чем… Дыхание на секунду перехватило. И тут же вспомнился вчерашний вечер. То, что было во время ливня. …чем поцелуи Шуги. Мы не обращали внимания на Дженни и Тэхена, не обращали внимания на дождь, не обращали внимания на ветер и холод, мы вообще ни на что не обращали внимания, мы просто долго-долго и упоенно целовались… Как будто бы нам громовым голосом с неба сообщили, что если мы перестанем делать это, то в мире начнется апокалипсис, а если продолжим, вложив в это все свои тщательно скрываемые эмоции и желания, то всюду воцарится счастье. А так как мы все-таки были Чипом и Дэйлом — глупыми спасателями-бурундуками, то нам пришлось выбрать второе. Потому что они «всегда спешат туда, где ждет беда». Лицо руки шея — все было мокрым от дождя, и мне казалось, что я в объятиях человека, сотворенного из воды, хотя, наверное, он думал точно также. Прохладные капли падали на лоб, стекали из-под ресниц, попадали на щеки и губы, и даже во рту был привкус проливного дождя — такой же, как у родниковой ледяной воды, которую из ковша пьют усталые путники, проделавшие долгий путь в гору. Холодная одежда липла к телу, а мы этого не замечали, но когда мои ладони замерзли, и Дэн грел их, приложив к своей влажной шее — одна из них полностью закрыла блестящую татуировку. Он запускал руки в мои мокрые волосы, чему-то едва заметно улыбаясь. И гладил по спине, вырисовывая замысловатые узоры. И позволял мне обнимать себя так сильно, как мне в тот миг хотелось, и я касалась его плеч, просовывая пальцы под ворот его футболки, цеплялась за них, поднималась на цыпочки, требуя нового поцелуя. Я не знаю, сколько это продолжалось, может быть, десять минут, может быть, час. Но все происходило очень просто, само собой, как будто бы так и должно было быть. Ни тени сомнения, ни смущения, а только лишь упоительный восторг. Простой, безыскусный человеческий восторг в чистом, неразбавленном виде. Концентрированный восторг. Истинный. Я вспоминала все это, и образы, звуки дождя и дыхания, прикосновения друг за другом просыпались в моей памяти. Мне все больше хотелось смеяться. Если бы Мира и Чеён пристали ко мне с вопросом: «Расскажи, как это было?!», я бы ничего им не сказала. Лишь загадочно бы поухмылялась, как сова, и многозначительно посмотрела бы на подружек, поиграв бровями. Я бы промолчала не потому, что стеснялась или потеряла дар речи, а просто потому, что думала — эти воспоминания могут принадлежать только двум людям: мне и ему. И делить их с кем-то еще совсем не хотелось. Мой Юнги, мой поцелуй и мои воспоминания. Мои и больше ничьи. Наверное, я бы просто сказала девчонкам, что мы долго целовались, не вдаваясь в подробности и не описывая свои истинные ощущения, которые я, кажется, буду хранить долго — в специальном потаенном сундучке души. Я бы добавила, что это было круто, и похвасталась, что у Шуги широкие плечи, ловкие и ласковые пальцы и удивительно наглые губы, и добавила, что он в этом деле — целовательном — настоящий профи! Наверное, куда бы подробнее я рассказала подругам о том, как мы бегали по дорожкам парка друг за другом по пузырящимся от дождя лужам, весело смеялись и хором ругали недоумевающего Кенсу, которого Енсуа отправила вон из парка, как только вернулась с «задания». Она написала сообщение Помойке, чтобы они резко делали ноги, и парни послушали ее! А еще мы фотографировались на цифровик Мина, который оказался водонепроницаемым. Обнимались, строили уморительные рожицы, улыбались, и я все пыталась незаметно заснять Юнги с рожками, то и дело ставя за его головой, но он каждый раз замечал это и ловил меня за руки. Чуть позднее Юнги догнал меня у детского розового паровозика, в котором обычно катались совсем уж малыши и который стоял сейчас неподвижно, обнял одной рукой и уставился на меня каким-то шальным взором. Он не спешил отпускать меня, смотрел прямо в глаза, а наши носы касались друг друга, как будто мы с Мином оба были эскимосами, решившими попрактиковать свой необычный поцелуй. — Что? — осторожно спросила я тогда, глядя то на мелькавшую в небе, справа, тонкую белую молнию, то на него. Губы у Шуги были полуоткрытыми, как у ребенка, увидевшего новую игрушку, которую злая мама долго не покупала ему, а потом раз — и подарила на Новый год. — Ротик закрой, муха залетит, — не поленилась сказать я, не отпуская его плеч — о да, моя душа добралась до них и заставила пальцы крепко-крепко в них вцепиться. — Просто смотрю, — отозвался он полушепотом, который я с трудом расслышала из-за шума дождя, бьющего в асфальт тяжелыми струями с маниакальным упрямством. И почти тут же в который раз раздался гром — но не пугающий, а приглушенный, отдаляющийся. — В глаза? — спросила я, разглядывая его мокрые слипшиеся ресницы. — В глаза, — согласился Шуга. — Зачем? — удивилась я, сильнее его обнимая. Юнги, не отрывая немигающего взгляда, откинул назад свои потемневшие и потяжелевшие от воды волосы. — Хочу запомнить их выражение, — серьезно ответил он. — Ты сможешь их сфотографировать, — важно разрешила я. — Отличная идея! Миг, и мое лицо осветилось вспышкой — Юнги достал фотоаппарат отработанным движением фокусника. Не знаю уж, как это смотрелось со стороны, но мы, обескураженные друг другом, мокрые уже едва ли не насквозь, но одинаково довольные происходящим, фотографировались и дурачились, и нам казалось, что мы знаем друг друга тысячу лет. Веселье закончилось в тот момент, когда я вдруг достала из кармана телефон, чтобы посмотреть время, и увидела с десяток пропущенных звонков от мамы. Пришлось ей перезванивать, выслушивать ее гневные крики, объясняться, врать, говорить, что я бегу домой из библиотеки, косясь при этом на тихо смеющегося Шугу. — Если я не приду домой в ближайшие полчаса, мама меня убьет, — загробным голосом сказала я ему, когда связь отключилась. Мама обещала меня собственноручно задушить, когда я приду домой. Она, оказывается, звонила мне уже несколько часов и совершенно безрезультатно — у меня был отключен звук. — Я довезу тебя, Чип, — тут же сказал Юнги. По идее, это должно было звучать, как предложение, но мне показалось, будто бы он просто ставит меня в известность о принятом решении. — На твоем «Выфере»? — обрадовалась я, тут же вспоминая красно-белого красавца. — А ты ведь обязан мне одну поездку! — На нем. Раз обязан, то повезу, — согласился парень. — Какой-то ты странный, — сказала я, решив попереживать из-за гнева мамы непосредственно дома. — Я? Я обычный. А ты… тебе нравится… — Мой букет! — перебила я его вдруг, сама не зная почему. — В кафе мы забыли мой букет! Его стопудово кто-нибудь да спер! — Я подарю тебе новый. — Юнги протянул мне руку и сказал: — Побежали до байка, Чип? И мы действительно побежали. Дождь неожиданно закончил свое сольное выступление, как только мы покинули опустевший парк под удивленный взгляд контролера на выходе. Он просто взял и перестал идти, как будто кто-то на небе вырубил его, нажав на панели «Погода» кнопочку «Остановка дождя». Странно, но как только гроза кончилась, на улице стало прохладно, и даже мне, которая умудрялась не мерзнуть в двадцатиградусный мороз зимой, захотелось оказаться около какого-нибудь костра или еще лучше камина, закутанной в шерстяной плед, с бокалом согревающего красного вина в руке. Наверное, во всем была виновата мокрая одежда, которая противно липла к телу. А может быть, действие концентрированного восторга кончилось, и мы вернулись в свое нормальное состояние. От ветра по рукам пробежали мурашки. Я зябко поежилась, уже жалея, что мы так беспечно гуляли во время грозы. И что на нас нашло? Это было наваждение майской грозы или порыв двух душ, которые устали от одиночества? А может, это всего лишь игра? И станет ли этот вечер точкой невозврата? Сегодня Юнги оставил свой байк не на улице, а на платной стоянке, и до нее мы добрались за пять минут. — А чего ты попросту его не бросил? Тебе же всегда везет, — несколько глумливо спросила я, когда мы подходили к стоянке, перепрыгивая через лужи. Честно сказать, Юнги через них перешагивал, а вот мне приходилось прыгать. Зато мы шли, держась за руки. Кроме нас, народа на обычно многолюдной, шумной улице не было. Только проезжали туда-сюда редкие автомобили со все еще работающими дворниками. — Тут нигде нельзя оставлять транспорт, вот и все. Черт, холодно, — произнес он, закусывая губу. Его пальцы в моей ладони действительно стали холодными. Я, чуть подумав, остановилась и с улыбкой запасливого человека, вещи которого, несмотря на всеобщие смешки, все-таки принесли пользу, вытащила из рюкзака на свет любимую оранжевую кофту с высоким горлом, длинными рукавами и широким металлическим замком. О ней я вспомнила только сейчас. Обычно у меня еще и обувь запасная есть — сейчас она пришлась бы крайне кстати, но именно сегодня я ее выложила, чтобы рюкзак не был тяжелым. — Давай, я тебе на плечи накину? Теплее будет Юнги, — искренне предложила я спутнику, так как знала, что ему действительно холодно. Пару раз Шуга говорил, что с трудом переносит холод и вообще часто мерзнет (тогда я обозвала его девчонкой, но он не обиделся и сказал, что все равно крут). Он очень странно на меня посмотрел, чуть помешкав, взял из моих рук кофту, явно согревая в ней пальцы, и скомандовал: — Я отвернусь, а ты переоденься. — Чего-чего? — показалось мне, что я ослышалась, и я даже ладонь к уху приложила. С Ветерком явно что-то не то. Может, ему мозг продуло? — Мы сейчас поедем на скорости, тебя может продуть, заболеешь, — отозвался парень, потирая ладони. — Переоденься. Все равно на улице никого нет. — Так это тебе же жутко холодно! — Я могу потерпеть, а вот ты точно простынешь. — Он одарил меня обаятельной улыбкой, огляделся, как воришка на вокзале, и поволок меня под узорчатую арку дома напротив. — А сам? — сердито спросила я у него, оглядываясь по сторонам. С двух сторон меня закрывали стены, с третьей — Дейл. А четвертая все равно выходила в пустынный двор. — У меня сильный иммунитет. — Он наклонился ко мне, погладил по щеке и в очередной раз напомнил о своей замечательной удачливости. Я, почти растаяв от прикосновений, все же заставила его отвернуться и, зорко проследив за тем, чтобы он не подглядывал, переоделась в сухую теплую кофту. Кажется, он и правда, не поворачивался в мою сторону, но улыбка у Юнги была шикарная, в смысле, веселая, как у пингвина-хохотуна, да и десна так мило выделялись. — Почему ты на меня так подозрительно смотришь? — весело спросил меня он. — Да так, — уклончиво произнесла я. И мы поспешили к стоянке. Приехали домой быстро — почти все дороги были пусты. Зато дождь начался вновь, правда, уже не такой сильный. Юнги остановился около самого моего дома, продолжая глядеть на меня все также странно — и это заставляло меня нервничать. С ним что-то происходило, и я никак не могла понять, что именно. Из-за этого я даже в полной мере не могла наслаждаться нашей поездкой, да и в этот раз парень не спешил набирать скорость — ему явно не нравились скользкие дороги. — Малыш мой, ты мне обещал кое-что рассказать! — вспомнилось мне в общем-то самое главное, когда я снимала шлем и отдавала его в руки Шуге. А еще вспомнились слова Кенсу про сестру Дженни. — Что еще за тайны мадридского двора, поведаешь? — Обещание есть обещание, Бурундук, — кивнул он совершенно серьезно, глядя не на меня, а на яркий фонарь. — Жалеешь? — неожиданно спросила я самым добродушным тоном, но обожгла брюнета яростным взглядом сумасшедшей ревнивицы. Подумать только, и откуда что взялось? Наверное, мой взгляд говорил Юнги, что если его ответ будет положительным, то кое-кто — и это явно буду не я — вновь станет мерзнуть — только уже в ближайшей луже. Вон, неподалеку от нас целое море раскинулось. — Нет, — совершенно спокойно и, как мне кажется, искренне ответил он. — А ты? — О чем? — не сразу сообразила я, потому что в душе возликовала — совершенно неожиданно для самой себя. — О Кларе, о ком еще? Я посмотрела под ноги, наклонилась к земле, выдернула замызганный и грязный одуванчик, повертела его в руках и ответила наконец беспечным тоном: — Не-а. — Не-а? — Голос Шуги был недоверчивым. — Не-а, — повторила я и на какое-то время замолчала, собираясь с мыслями, а потом продолжила чуть хрипловатым голосом: — Он конечно клевый, умный, стильный, красивый, обворожительный и обаятельный — короче, он намного лучше тебя, но сегодня я кое-что поняла. — И что же? — вежливым тоном спросил мой собеседник и по совместительству личный водитель. — Кажется, я сдалась, — ответила я и, глядя на несколько растерянное выражение лица Юнги, пояснила как-то совершенно спокойно: — Ну, не сможем мы быть вместе, и все. Я это сегодня поняла окончательно и предельно ясно. Я жутко завидую Троллю, что у нее есть возможность быть с Тэхеном. — Я вновь повертела цветок в руках — на подушечках пальцев осталась грязь. — Но сам посуди, я три года боялась подойти к нему, не предпринимала почти никаких попыток, чтобы быть вместе, лишь следила за ним издалека и мечтала, — все же призналась я. — Я вела себя в его присутствии, как настоящая дурочка: цепенела, краснела, смущалась… Только сегодня я на удивление вела себя более или менее адекватно в его присутствии! И я говорила себе: «Ничего страшного Юнни, надо просто привыкнуть, и тогда в следующем семестре ты сможешь его завоевать». А через семестр бездействия твердила опять: «Ничего страшного, в следующем году вы точно будете вместе!» И вновь ничего не происходило, потому что Тэхен и не думал обо мне, а я сама ничего не делала. И все это опять повторялось. Круг за кругом. Наверное, за три года вошло в привычку. — Я усмехнулась. — В общем, я пораскинула остатками мозга, который ты мне еще не успел выесть, доставала со стажем, и поняла. Поняла, что между мною и Тэхеном не может быть никакого будущего, разве что кроме дружеского. Я бы хотела с ним дружить и знать, что у него все хорошо. Знаешь почему? — спросила я. — Наверное, даже не потому, что он влюблен в другую, а потому, что у меня любовь ненастоящая. В смысле, я правда, его люблю, но, кажется, как идеал, а не как человека. Поэтому мне и страшно всегда было рядом с ним. Кому не страшно будет рядом с идеалом? Вдруг идеал подумает, что ты какая-то не такая — трагедия всей жизни. Если раньше он был для меня всем, то сейчас просто знакомым, может мне жаль что три года назад я ни сказала ему все это в лицо, когда была возможность, но это было просто игрой. Это всего лишь игра. — Вот как? — Шуга мягко взял у меня из рук одуванчик. Он ничего не говорил, просто слушал, но мне казалось, что Юнги полностью поддерживает меня. Я удивленно на него взглянула, покачала головой, а парень вдруг, как всегда, не говоря ни слова, пересек дорогу, отбежал на несколько метров в глубь детской площадки, и уже через полминуты вернулся с красивым здоровым одуванчиком яркого желтого цвета в руках. — Возьми, мучай его, — радостно произнес он. — Спасибо, господин Забота. Мне в общем-то было хорошо и с тем одуванчиком. Но все равно спасибо. Ты странный, — чуть помедлив, сказала я. — Наверное. Бурундук, обещай что не будешь ругаться? — спросил он. — За что? — насторожилась я. — Просто не будешь, и все. Что бы я тебе ни сказал сейчас. — Он близко-близко приблизился ко мне. А я, совсем забыв, что дома меня ждет собственный дракон — мама, подалась вперед. К нему, как будто бы Юнги мысленно приказал мне это сделать. — Что, — подозрительно уставилась я на брюнета, — Осуждаешь меня? Хочешь сказать, что ты от Дженни никогда не отступишься, так? Хм, неужели решил наш разнесчастный договор разорвать? Ну, валяй. Не буду злиться, — сказала я сердито. — М-м-м, — он очень наглым образом провел носом по моим волосам, — Я хочу сказать немного не то. Бурундук, нет, О… О Юнни, Юнни… — Да говори уже! — Это похоже на детский сад, и я даже не знаю, как правильно тебе объяснить, и чувствую себя глупо, но, ты знаешь… Ты знаешь, я не люблю Дженни . Я немного пошутил. — Это было сказано таким милым тоном нашкодившего ребенка, что я сначала остолбенела, явив собой статую удивления, а потом ткнула одеревеневшим пальцем в его солнечное сплетение. — Насчет чего ты пошутил, борода драная? — хрипло спросила я, скривив губы в подобии глупой ухмылки. Я ему душу свою наизнанку вывернула, а он издевается! Улыбка сделалась еще краше, в глазах Юнги, которые в темноте казались темно-черными, засветились опасные манипуляторские огоньки, замаскированные под детский наивный взгляд. Он виновато взглянул на меня и сказал: — Юнни, я правда хотел чтобы малышка Дженни рассталась с Кларой, но насчет того, что она — моя любовь, я слегка преувеличил. — И он беззащитно и вместе с тем горько рассмеялся. У моего орла глаза мигом запеленало тьмой, он со злорадным криком спикировал на башку Юнги выставив острые цепкие когти. — М? Чего? Немного пошутил? Слегка преувеличил?! — отшатнулась я от парня, чувствуя, как от гневного дыхания, заполнившего легкие, грудная клетка просто-таки ходит ходуном! — Да ты меня за нос водил! Об этом ты хотел мне рассказать?! И с размаху пнула его по колену, так, что, не ожидавший этого Шуга аж согнулся. И тут же замахнулась на него снова. Не зря, не зря меня брат мучил в детстве, когда приемы показывал! Вот козел! Обманывал меня! Использовал! Издевался! Обида застелила глаза, и хотелось крушить все, до чего дотянусь. Как же так? — Эй-эй! Прекрати! — крикнул Мин, не ожидавший такой бурной реакции. — Юнни, успокойся! Ты же девочка, а не боксер! — Я кикбоксер, — попробовала я еще раз достать его ногой, но он ловко уклонился и одним махом оказался за забором, на территории цветника. — Нет, ты девочка, милая и умненькая. Прекрати себя так вести! — А ну, вернись, поганец, — прошипела я ему вслед, злясь и одновременно… и радуясь? Радуясь?! Невероятно! — Вернись! Ты мне врал! Я тебя прибью, сукин ты сын! Сукин сын возвращаться не захотел — мало того, он еще и засмеялся! Мне стало еще обиднее, хотя эта странная, едва различимая в гремучем вареве других эмоций радость не проходила. — Чип, я обманывал, но ничего плохого тебе не сделал. Слово даю, от нашего сотрудничества ты только выиграла бы, — попытался он меня убедить. — Ты, гном, я тебя поймаю и прикончу, — кровожадно пообещала я, надвигаясь на Шугу, как зомби, только руки вперед не выставила. Забор я тоже преодолела. — Не надо. Я пока еще хочу жить, — изрек Юнги, прислонившись к дереву, и добавил лукаво: — Желательно, с милой девушкой. Не с Дженни , — поторопился добавить он. — А твои желания не учитываются. Врать надо меньше. К тебе расплата пришла, — шла я на него. Парень бесстрашно следил за моими движениями. Ему до сих пор было весело. А я, как всегда, не вовремя запнувшись за какую-то корягу, остановилась. И вдруг до меня в полной мере дошло. Вот это новости! Он не любит ее, зеленую нежить! Нет, лучше так: «Господи, спасибо, что он не любит ее!» Я вдруг так обрадовалась этой новости, что вся моя злость по поводу того, что Юнги меня обманывал, испарилась вместе с туманом. Я, обозвав Шугу еще парой нецензурных выражений, вернулась назад и пнула пару раз колеса ни в чем не повинного «Выфера», но добилась только того, что с соседнего дома с шумом распахнулось окно, из которого вылезла по пояс сонная и очень злая соседка, заревевшая белугой: — Наркоманы несчастные! Хватит свои разборки устраивать под моими окнами! Я сейчас полицию вызову, выродки эдакие! Все вокруг своими шприцами закидали! Вон из палисадника. Вон! Ворье, хулиганы, жулики! — обозвала она нас напоследок, явно с кем-то спутав. — Мы не такие, что вы, — произнес Мин очень спокойно, но из палисадника все же вылез. Я поспешила за ним. — Такой красивый, статный, здоровый, — сильнее высунулась из окна тетя, — а наркоман! Где совесть-то потерял, парень? — Зачем вы так, я добропорядочный, — отозвался Юнги. Тетка, глядя на него, орать стала меньше. Видимо, таких интересных нариков давно не встречала. — Да-а-а? — Да. Знаете ли, я даже не пью, — серьезно сказал парень. — И не курю. А своей будущей жене верен уже сейчас. — Ну-ну, неужели? А чего по палисаднику нашему прыгал? — Да кого вы слушаете? — не выдержала я, вспомнив, как меня оболгали в парке, выставив беременной. — Да он только что с зоны откинулся! Ограбить вас хочет. Медвежатник он. — Медвежатник… О Юнни? — пригляделась ко мне тетя . — Матери завтра доложу, с кем ты тут шляешься! Совсем уже обнаглела — с преступниками связалась. Ох уж мне эта полицейская семейка! И она захлопнула окно с шумом не меньшим, с которым его открывала. — Это про тебя она сказала — выродки, — злорадно сообщила я Юнги, вернувшемуся ко мне все с тем же виноватым взглядом широко раскрытых глаз. Эмоции меня между тем почти отпустили. — Ну, ты и сволочь. — Хорошо, хорошо, пусть про меня, — вновь поднял он руки вверх. — Юнни, ты простишь меня, такую вот сволочь? — Нет. Тебя, такую вот сволочь, я не буду прощать, — отказалась я и скрестила руки на груди. — Я думаю, что простишь. Сволочь ведь честно раскаивается. Чип, а у тебя будут проблемы из-за этой женщины? — Моя мама её не переваривает. Она вечно жаловалась на Сехуна… — хмуро отозвалась я. — Эй, не переводи разговор! Вы что, с Тэхеном сговорились надо мной поиздеваться? — С ума сошла, партнер? Он вообще ничего не знает. — Мин попытался меня коснуться, но я так грозно на него поглядела исподлобья, что Юнги убрал руку и просто встал рядом со мной. Я, потерроризировав его еще немного и для порядка как следует обругав, только уже тише, потребовала объяснений насчет его наглого, беспринципного вранья. — Моей целью было расставание Дженни и Клары, — вновь повторил Юнги, став совершенно серьезным. — Отлично! А я тебе зачем была нужна в таком случае? — взвилась я. — Я рассудил, — хмуро сказал он, глядя не на меня, а в темное небо, — что в помощники мне нужна девушка, которая будет бороться. За Тэхена. Если борешься — есть надежда на успех, если действуешь просто из интереса — ее становится меньше. В бою лучше дерутся не наемные солдаты, атакующие чужие края, а патриоты, обороняющие родную землю. Поэтому мне показалось, что если работать вместе с тобой, то у нас все получится. И мы сделаем так, чтоб ты осталась с Тэхеном, а он оставил в покое Дженни. Он ловким движением убрал листик с моей головы. — Бред какой. Может, ты действительно употребляешь? И я что в твоем понимании — патриот Тэхена? А почему твердил, что влюблен в Ким? — поинтересовалась я сердито. — Сказал бы, что просто хочешь их разлучить, и не строил бы из себя влюбленного. — Для твоего психологического комфорта, — было мне ответом. Я ушам своим не поверила. — Да-да, именно так, Чип, — вздохнул парень и взъерошил подсыхающие темные волосы. — Нам надо было оказаться в одинаковых условиях, иначе ты бы не согласилась на всю эту… — Он замолчал, подбирая нужное слово. — Аферу, — вставила я. — Пусть так. Ты должна была думать, что тоже знаешь о моем секрете — о том, что мне тайно нравится девушка, которая общается с твоим Тэхеном. Тогда бы мы, с твоей точки зрения, были в равных положениях. Психологически ты была бы защищена знанием моей тайны, — заковыристо выразился Мин. — Я просто хотел, чтобы у нас получилось добиться нашей общей цели, Юнни. И в уме не было тебя обидеть или навредить. Хотя я и не предполагал, что мы настолько сблизимся, что мне захочется самому рассказать тебе обо всем. Я нервно подергала за металлический замок кофты. Может, он и прав, но это все равно не оправдывает его лжи! Или… оправдывает? — Знаешь Юнги, то что ты говоришь — чистой воды идиотизм, — честно высказала я свою точку зрения, но почему-то веря в его слова. — А зачем тебе надо разлучить Тролля и Тэхена? Если тебе Дженни не нравится, может быть, к Тэхену интерес есть? — подозрительно поглядела я на Шугу. Тому мои слова не особенно понравились. — Я расскажу тебе однажды, — пообещал он. Я недовольно фыркнула. — Она тебе реально не нравится? — вдруг вырвалось у меня. — Ну, она скорее для меня как сестра, — задумчиво отвечал парень. — Как сестра, вы только подумайте! Хорошо хоть, что не как брат. Но ведь ты на нее иногда… так влюбленно смотрел! — вспомнилось мне. — Да? — слабо улыбнулся парень. — Тебе показалось. Она, честно говоря, напоминает мне ту, которую я люблю, любил, вернее. Глагол в прошедшем времени — так будет правильнее. — А это не Лазурная ли… — озадаченно протянула я. И увидела, как тени на лице Юнги стали вдруг более острыми, резкими, а глаза стали похожи на моря, в которых тонут корабли. Нет, я это не видела, это было лишь игрой воображения, но все же я почувствовала необъяснимую тоску, которая исходила от Юнги. И затаенную глубокую боль. Мне стало не по себе. — Юнни, не спрашивай об этом. Сейчас не спрашивай. — Но… — Пожалуйста. И я не стала задавать этих вопросов. Даже злиться перестала. Просит — помолчу. Вдруг буду я расспрашивать, а он как заплачет у меня на руках, что я тогда делать буду? — А зачем ты за все это взялся? Какая тебя нужда заставила «развести» Дженни и Тэхена? — угрюмо спросила я после недолгого молчания. — Об этом я расскажу тебе потом. Прости, я дал обещание тому, кто попросил меня это сделать, что я все оставлю в тайне. — Опять не стал ничего прояснять этот обнаглевший тип, словно бы невзначай дотрагиваясь до моего локтя. Я и сама не замечала, как его нехитрые прикосновения успокаивают меня. И сколько бы я ни пыталась развести его на правду, он молчал и играл в партизана. Правда, пришел в себя, и я не чувствовала больше его этого душевного холода, случайно прорвавшегося наружу. Зато он так осмелел, что даже попытался меня поцеловать — конечно же в знак примирения, но я, правда, вовремя отстранилась и с удовольствием пронаблюдала, как на его лице с правильными приятными чертами появилось недовольное выражение. А после заявил, что мне надо быть сдержаннее и не давать своим эмоциям брать верх над разумом. — Ты меня окончательно вывести решил? — сердито спросила я, зорко следя за его рукой. Ха! Ну, хоть теперь мне Дженни не конкурент! Раз ее этот дебил не любит. — Да, — отозвался Юнги, вновь наклонился ко мне и все же сделал, что хотел — поцеловал. Сначала в висок, потом в нос, затем в щеку, и только потом уже его губы коснулись моих вновь: очень мягко, медленно, неторопливо. Юнги умел делать так, чтобы девчонки рядом с ним таяли. Но я была бы не сама собой, если бы не проследила за тем, чтобы его глаза закрылись первыми! А еще я жалела, что у меня нет длинных ногтей — чтобы до крови вцепиться в его мерзкие плечи. — Мне пора, — сказала я через несколько минут, с явной неохотой отстраняясь. Еще бы каплю сумасбродства в наш коктейль чувств, и я бы сделала все, что он меня попросил. Наверное, если бы Юнги не сказал мне правду и не утаивал бы от меня свое прошлое, сумасбродства с моей стороны было бы куда больше, чем одна капля. — Мне пора, меня мама ждет. Он сглотнул, подняв голову вверх (я не сдержалась, пощекотала его под подбородком, как свое котэ), и только кивнул растерянно, на прощание осторожно поцеловав в щёку. — Мин Юнги, я тебе так понравилась? — лукаво глядя на парня, спросила я напоследок, чувствуя что взяла маленький реванш за ложь. — Конечно. Но, по-моему это ты не могла от меня оторваться, — весело отвечал он мне, гладя по волосам — не себя, меня естественно. Понятно теперь, почему мое котэ любит, когда его по башке гладят… — Н-да? — Ага, точно. Я классно целуюсь. Правда? — самоуверенности ему было не занимать. — Неправда. И сегодня я ненавижу тебя куда больше, чем всегда парень, — сказала я злорадно, взяла его руку и без стеснения положила прохладную ладонь Юнги чуть выше уровня собственного сердца, припечатав ее сверху своей ладонью. — Чувствуешь, мерзавец как мое сердце бьется от ненависти? «Почу-у-увствуй это!» — набросали тут же игривые головастики на большой стене, а орел в подтверждение пару раз покачал головой. — Чип, а потом ты скажешь, что я тебя лапал, — деланно укоряющее произнес Юнги. И он поспешно вырвал руку, а я захохотала, увидев его большие глаза и тупую улыбку, и смылась в дом, на ходу обзывая себя озабоченной особой и думая, что со мной не так. Перед тем как захлопнуть дверь, я все же крикнула парню пару добрых слов о том, что он все-таки редиска и слизняк. — А ты очень миленькая, — отозвался он, надевая шлем и помахал мне. Я слышала, как быстро он уезжает, словно бы испугавшись чего-то. Не надо было его руку к себе едва ли не на грудь класть. Не думала, что наш Дон Жуан от этого так смутится. А это оказывается чертовски приятно — смущать людей! Вот так вот и прошел тот вечер, насыщенный событиями настолько, что дух захватывало. Столько эмоций за столь короткое время я давно не получала. А все он виноват, кто же еще. Я осторожно подошла к зеркалу, висящему напротив кровати, и вгляделась в свое отражение: сонная, со взлохмаченными волосами и как обычно бледная, зато с довольной улыбкой на устах, взявшейся непонятно откуда. Интересно, я нравлюсь Юнги? Вспомнив о нем, я машинально провела пальцем по губам и сама перед собой засмущалась, как девочка-ромашка. Нет, точно нравлюсь, чего бы он меня, такую милашку, стал просто так целовать — и не один раз? «Жизнь прекрасна», — гирляндами загорелись огромные фиолетовые буквы где-то на подкорках сознания. Даже несмотря на то, что он мне солгал, я была в хорошем настроении. Я расчесала волосы, протерла лицо освежающим тоником и даже намазалась кремом, недавно презентованным мне Лисой. Все это время думала о Юнги, не уставая улыбаться — дремлющее на стуле котэ явно удивилось моему поведению: с утра я обычно бываю злая, как не кормленный трое суток дикий кабан. Потом я вспомнила о нашей переписке и схватила с подушки телефон, попутно заграбастав подаренного мне музыкального синего тигренка с зеленым сердцем. Ого, наш малыш мне пару раз звонил, да и что за дивное эсэмэс мне прислал! Я, пару раз прочитав текст сообщения, тут же набрала ему ответ, но к сожалению не смогла отправить — оказалось, у меня закончились деньги на счету. От разочарования я даже застонала и пнула кровать. Ну, как всегда! Я мобильный неудачник, девчонки правы! Ладно, положу деньги, тогда и отвечу ему. Но я хочу пообщаться с Шугой прямо сейчас… Может быть, мне удастся отловить парня в «аське»? Я тут же включила комп, однако онлайн Юнги не было, чему я искренне расстроилась. Зевая, я выползла из комнаты, поплелась на кухню, чтобы попить водички, столкнулась с мамой, которая уже с утра пораньше что-то готовила на плите и одновременно слушала радио. Виджей, излишне сильно радующийся раннему утру, призывал всех проснуться и «начать жить бодро!». Обычно такие лозунги ни свет ни заря меня раздражали, сегодня же я против них ничего не имела. — Чего-то ты рано встала, — сказала я, с интересом суя нос в кастрюли. — Мне сегодня нужно много успеть приготовить! — как-то нервно отозвалась мама, одной рукой листая книгу с рецептами, а другой доставая что-то из холодильника. — Зачем? — С чашкой горячего чая в руке я уселась с ногами на табуретку около открытого окошка, за которым прячась в зелени цветущих яблонь, чирикали воробышки. — Как зачем? — оторвалась мама от чтения рецепта. — Сегодня же родители Лисы придут. — Да? — Я стащила со стола кусочек сыра, который мама хотела потереть в одно из блюд. — Да Юнни, да. Я же говорила тебе недавно, что сегодня ее семья придет к нам в гости, — продолжая рыться в холодильнике, отозвалась родительница. — У меня столько сегодня дел! — Ну, вы же уже знакомы. — Вспомнилось мне, что действительно родители как раз недавно говорили о том, что родственники Ларисы придут к нам в это воскресенье. Я тогда, помнится тут же возжелала познакомиться с ее братом, которого она постоянно хвалила. — Ну и что? — с жаром возразила мама, как стрекоза, летая по большому пространству кухни. — Юнни, подай мне лук. Нет, этот слишком маленький, другой. А это слишком большой. Свадьба у детей через три недели, а мы все еще не слишком хорошо знакомы. Нужно лучше познакомиться, да и в деталях обговорить бракосочетание. О Ённи — женщина невероятно энергичная. Она обещала устроить «грандиозную свадьбу» и очень активно к ней готовилась — куда активнее самого Сехуна, который хотел скромное семейное торжество. Однако мама считала, что свадьба должна быть настоящей свадьбой, то есть справленной с размахом! — Кстати Юнни, не забудь что вечером ты обязана быть дома и присутствовать на вечере, — строго сказала мама. — Я? Ма-а-а-м, но я же к зачету готовлюсь, — вспомнила я, что вообще-то вечером должна встретиться с Хунмином . — Ничего страшного. — Мне в библиотеку надо. Мама критично оглядела меня, поедающую теперь уже нарезанную колбасу, и заявила: — В библиотеку? Что же. Тогда и иди с утра. А чтобы вечером как штык была дома. Гости в шесть часов прибудут. И перед походом в библиотеку, — мама как-то коварно выделила эти слова особенной интонацией, — Дорогая моя, уберись. — Куда? — Не куда, а где. — Где? — трагически прошептала я. — Везде. Все должно блестеть и сиять. В гости не только родители Лисы придут, но и еще несколько их родственников, да и наших тоже. — Но моя подготовка к зачету… — опять начала я, потому что больше всего ненавидела убираться. — Думаю, ты вчера уже очень хорошо подготовилась — столько времени в библиотеке проторчать, это же с ума сойти можно! Если что — сегодня ночью подготовишься еще, в том же вечернем отделе, — мама оторвалась от нарезки морковки и посмотрела на меня очень подозрительно. Нет, вы только поглядите на нее! Ей нравится! — Я уберусь, мама… — я скисла. С одной стороны, интересно поглядеть на родителей Лалисы и вкусненького откушать за праздничным столом, а с другой, я же не могу свое слово не сдержать? Как я с Хунмином встречусь тогда? Я постучала пальцами по столу и залпом допила чай. — Я возьму твой телефон, ладно? Мне позвонить надо старосте, чтобы кое-какие изменения в расписании узнать, — сказала я маме, выскальзывая из кухни и натыкаясь на братца, щеголяющего в одних домашних шортах, и растрепанную Лису. Они целовались, однако, увидев меня, отпрянули друг от друга и стали старательно смотреть в разные стороны. Пуритане! Я громогласно поздоровалась. — Доброе утро, малявка, — небрежно сказал Сехун. — И тебе привет, обезьяна. — Молчи уж. — Все ссоритесь? — миролюбиво спросила Лиса и поспешила на кухню к маме — помогать. Я тоже честно предложила свою помощь, но поскольку кухня у нас была большая, а заниматься уборкой тоже кому-то надо было, то мама выгнала меня. — Пока тебя куда-нибудь не унесло, — сказала она и добавила загадочную фразу: — В объятия к библиотекарю. — К кому-кому? — Иди уже, — подтолкнула меня к выходу родительница. — Ой, Лисочка, а что твой папа предпочитает из мясных блюд?.. Что ответила ей Лиса, я не слышала. Крикнув, что начну уборку, как только позвоню, я поспешила в родительскую комнату, нашла там ее телефон и набрала номер Хунмина . — Да? — Он взял трубку почти сразу, и голос у него был хриплым, чужим. — Рота, подъем! — рявкнула я басом. Так меня, вернувшись из армии, брат любил будить. — Боевая тревога!! — О, с ума сошла, сказать некому об этом? — осведомился Хунмин. — Ну ты и… А как ты узнал, что это я? — искренне восхитилась — Поверь, я тебя всегда узнаю, — отозвался одногруппник. — Чего тебе не спится, ты же сова? — Ах, меня разбудили крылья любви. Они у меня на спинке прорезаются, — отвечала я. — Щекотно. — Это ты от Юнги, что ли звонишь? — поинтересовался Хунмин все тем же хриплым голосом и прокашлялся. Дыхание у него было тяжелым. Я не стала я вдаваться в подробности.  — А чего это ты так дышишь часто, друг мой? Занимаешься непристойностями? — У кого что болит, воистину… Пока ты там сидишь со своим любимым, я, между прочим, на пробежке, — обиженно отозвался парень. — Ты бегом занимаешься? — искренне удивилась я. Хунмин, конечно, не то чтобы накаченный малый с огромными трицепсами и совершенными бицепсами, но вид у него вполне спортивный, и, честно сказать, он на физре из парней самый лучший на всем потоке. Пару раз он даже за честь университета вступался на спортивных олимпиадах, спартакиадах и на межуниверситетских соревнованиях. В этом они были похожи с Шугой: оба любили мячики, только если Юнгия, насколько я помнила, увлекался баскетболом , то Хунмин занимался футболом. Еще на первом курсе мы всей группой пару раз ходили поддержать его в составе команды сначала факультета, а потом и университета. — Занимаюсь и тебе советую, — отозвался он тем временем, и я, кажется, услышала, как мимо него проехала машина — Ладно, занимайся дальше. Слушай, у меня форс-мажор, — призналась я. — Ну, из-за нашей встречи. — Что, парень не отпускает? — прямо спросил Хунмин . — Какой парень? — сначала не поняла я. — Юнги который. Он же Шуга, он же Мин, он же… — Он же дебил, я поняла, кого ты имеешь в виду, — перебила я друга. — Дурак ты. Буду я еще о таком своего… парня спрашивать. Дело в другом. У меня сегодня предки встречаются с предками невесты брата, вечером как раз. И я должна присутствовать на этом торжестве. У Сехуна свадьба скоро, — пояснила я. — Вот старшие хотят поближе познакомиться. Поэтому давай встретимся пораньше, часа в два скажем, идет? У меня дел сегодня много, ужас просто. Я тут за Золушку. — Идет, — повеселел голос Хунмина . — А я-то подумал, ты пожадничала меня угощать. — Я щедра, как никогда, — хмыкнула я, рассчитав, что как раз к половине второго убраться я точно успею, съезжу на встречу с Хунмином и вернусь часам к пяти. А в шесть как раз ужин начнется. — А еще я, кажется, знаю, что делать с англичанкой… — И я пересказала ему о нашем с Шугой разговоре относительно сдачи экзамена по иностранному языку. Хунмин стал еще веселее, и распрощались мы на прекрасной ноте, даже никак не обозвав друг друга. После разговора с одногруппником я, подумав кое о чем и зачем-то опять похихикав (мама, зачем-то зашедшая в комнату, удивленно на меня посмотрела, но ничего не сказала), набрала и номер Мина. Нечего ему спать в такое прекрасное утро! Особенно после таких сообщений! В отличие от Хунмина , Юнги трубку брал долго — прошла почти целая минута, пока он соизволил ее поднять. — Да? — дыша куда чаще, чем Хунмин, сказал негромко Юнги. Я от неожиданности едва не закашлялась. — Что? — спросила я. — Ты тоже пробежками занимаешься? — А? — выдохнул он с недоумением. — Какими пробежками? — Уличными Мин. Хотя кто тебя знает, у тебя может и спортивный зал дома есть, — отвечала я. — Там и занимаешься. — Нет, я не на пробежке, — произнес Шуга, пытаясь выровнять дыхание. — С чего ты взяла? — Ты так пыхтишь мне в трубку, что еще мне остается думать? — резонно спросила я. — Хм, а ты там, может кого-то насилуешь или еще что-то в этом шаловливом духе, а я тебя отвлекаю? — Чи-и-и-п… — досадливо протянул он. В отличие от Хунмина, который вроде бы находился на шумной улице, фоном для ШуГ была тишина. — Ладно, ладно. Может, на тренажерах занимаешься? — еще раз с легкой душой предположила я. — Ага, — хмыкнул вдруг Юнги. — На тренажере. На выносливость. Подожди, я сейчас, — велел он вдруг совершенно другим голосом: более взрослым, без вечных смешинок. — Чего подождать? — тут же полюбопытствовала я, развалившись на мягкой маминой кровати. На лицо мне падали солнечные лучи, и в душе было щекотно-щекотно, как будто бы все мои мысли-головастики разом решили меня пощекотать своими перепончатыми лапками. Орел сидел на подоконнике, подставив перышки под прозрачные игривые лучи, и наслаждался теплом, а мой ветрило занимался непонятно чем. — Это я не тебе, — бросил Шуга в это время. — А кому? — тут же заинтересовалась я. — Да так… Не важно. Чип, что-то случилось? Ты от кого звонишь? — Он все еще не мог отдышаться, да и стал каким-то нервным, что ли. — От мамы, — сообщила я ему и проявила неслыханную для себя заботу. — Ты не заболел? У тебя голос хриплый. — Я? Нет. Ты в порядке? — почему-то спросил парень. — Я в полном порядке. И я вообще в отличном настроении. Только что прочла твое сообщение. Извини, я вчера просто уснула, не успела ответить. Только сейчас увидела, что ты прислал, но со своего не ответила, потому что на нем в придачу еще и деньги кончились. А твоя эсэмэска повысила мне настроение. Странно, никогда не думала, что сообщение от тебя улучшит мне настроение, — болтала я, лежа на спине и закидывая ноги на стену. — Ты сейчас дома? — Да, только не у себя, — осторожно отвечал парень. — А у кого? — хотела все знать я. — У Кенсу, — негромко отозвался Шуга. Мне нестерпимо захотелось его увидеть. Ах и ох, ну у него действительно классные губы… Мысли тут же подобрались и поспешно нарисовали на своих вечных плакатах светло-розовые губы, больше напоминающие мультяшные женские, а не мужские. — Привет этому обалдую, — почему-то мне было радостно слышать о Кенсу, этом дураке, который вчера помог провалить нашу «операцию». — Он сейчас немного занят, — задумчиво сказал Юнги, — И отвлечь его я совершенно не в силах, Бурундучок. — Ну и плевать. Я же тебе звоню, а не ему, — сказала я, совершенно не расстроившись. — Юнгей, так что ты имел в виду, когда писал мне это свое сообщение, а? Он замолчал — теперь я не слышала ничего, даже его дыхания. — Ну-у-у? — протянула я с досадой.  В клубе они были до самого раннего утра: четверо парней и пять девушек, с которыми ребята познакомились этой ночью. Кенсу, хотя и угостившийся некоторым количеством алкоголя, оставался почти трезвым и поглядывал на сегодняшний выбор Юнги удивленно: девочка была обычной, хотя, конечно, миленькой, веселой и очень заводной — от нее прямо-таки исходила энергия, но как-то она напоминала зеленоволосому некую О Юнни, известную ему и его друзьям больше как Чип. Тонкая и подвижная девушка с блестящей улыбкой и громким смехом, наряженная в легкое, изумрудного цвета платье, буквально прилипла к Юнги. Тот же сегодня вел себя на удивление странно: то долго, почти без остановки, танцевал-прыгал на танцполе под пьянящую транс-музыку, то почти неподвижно сидел на мягком диване, заказанном для их компании на балкончике в зоне ВИП, закрыв лицо ладонями, то сосредоточенно выискивал кого-то глазами, хватаясь за сотовый телефон. И только заприметив девочку Сувон около девятиметрового бара внизу, познакомившись и очаровав ее за пару минут, успокоился, став прежним Шугой. После бешеного отрыва на протяжении шести часов вся компания загрузилась в огромный восьмиместный джип, принадлежавший одному из друзей Юнги. За руль сел единственный трезвый — то есть сам Юнги, которому, кстати, владелец авто доверял так, что даже дал ему недавно запасные ключи. После недолгих раздумий ребята поехали домой к Кенсу, объявившему, что в его квартире никого нет. Однако он немного приврал. Дверь веселым и не совсем трезвым, вернее, совсем не трезвым парням и девушкам открыл сонный Ланде в одних длинных, похожих на пляжные шорты, трусах цвета морской волны, на которых были изображены розовые раковины, фиолетовые дельфинчики и зелененькие пальмочки. Волосы парня были собраны в хвост, достающий до шеи кончиками светлых волос, а на лице застыла гримаса королевского презрения. — Явился, — с неудовольствием покосился полунорвежец на Кенсу, который умудрился приехать не с одной, а сразу с двумя девушками — они говорили, что являются лучшими подружками, и теперь в шутку сражались за внимание зеленоволосого парня, целуя и щекоча его с двух сторон. — А ты же сказал, тигренок, что у тебя дома никого нет, — захихикала одна из них, поглаживая пальцами его яркую татуировку в виде гротескного чудовища на плече. — А это и есть никто, — захохотал Кенсу. — Никто знакомься! — Ну, знаешь ли! — топнув ногой, обутой в объемный красно-белый тапок в виде мутировавшего гриба-мухомора, воскликнул беловолосый. Он явно был не рад гостям в количестве девяти штук. — Вообще рехнулся! Алкоголик! — Он все больше и больше похож на твою женушку, которая ждет тебя дома после вечеринок, — расхохотался один из молодых людей, держась за косяк — мир вокруг резво шатался. — Только скалки в руках нет! — А ты заткнись, — с обидой отозвался Ланде. Все парни ему были хорошо знакомы. — Вы скоро все сопьетесь, идиоты. Юнги, ну ты хоть что-то сделай! Чего они сюда все приперлись? Шуга, оторвавшись от страстного поцелуя с миленькой девушкой Сувон, удивленно взглянул на старого друга и ответил: — А, Ланде, успокойся все в порядке… — Он сейчас это сделает, прямо здесь, в прихожей, — оценил степень увлеченности Мина тот же самый друг. — Эй, вы бы в комнате, что ли, уединились, а Юнгия? — Можно в его комнате, — тут же ткнул пальцем в тонкокостного Ланде зеленоволосый. — Там кровать удо-о-обная! Он ее из самой Германии выписывал. До границы с нами ее доставили за пару дней, а по России перли почти три недели. А потом три недели не могли вернутся обратно в Сеул, вот только не пойму..Че мы в России тогда забыли, вроде в Германию летели..Ну и бушевала же наша промокашка! А теперь она никому не позволяет на нее ложиться. Оберегает. — Моя кровать специальная, ортопедическая, с определенным дизайном, идиот! — побледнел от гнева Ланде. — И никого я туда не пущу. Боже… Нет, мать вашу, что за рассадник порока в этом доме? И почему я должен это терпеть? — Потому что ты осел, — беззлобно сказал Кенсу. — Поехал бы с нами, познакомился бы с герлами… И парень, пошатываясь, скорее от тяжести двух представительниц прекрасного пола, повисших на его руках, чем от алкоголя, зашел в огромный округлый холл со множеством высоких окон, в который без каких-либо переходов перерастала прихожая. Двухуровневая квартира с балкончиками, колоннами и просторной лоджией, заставленной изящными вазами и небольшими скульптурами, произвела впечатление на всех девушек, за исключением Юнгиевской — ее, видимо, интересовал лишь красивый брюнет, и они тут же, бесцеремонно оттолкнув опешившего от такого нахальства Ланде, бросились изучать первый этаж. — Мне стыдно, что я тебя знаю, чувак! — заржал один из парней, лениво прохаживаясь от одной стены, занавешенной всякими яркими театральными афишами, к другой, на которой мрачно сияла маска африканского божка. — Какой забавный, — хихикнула одна из девушек Кенсу разглядывая вазы. — Можно, я с ним немного побуду? — Можно, — ухмыльнулся панк. — Если догонишь. Ланде и впрямь поспешно отступал к витой лестнице с резными золотистыми перилами, ведущей на второй этаж. — Кенсу, брат, выпивка есть? — Бухла навалом, — ухмыльнулся тот и жестом гостеприимного хозяина указал на барную стойку. Ланде только рукой лицо прикрыл трагичным жестом, стоя на лестнице. — Пошли, — сказал в это время Юнги Сувон, проводя тыльной стороной ладони по лицу, — Пошли наверх, детка? — Как скажешь, — завороженно прошептала она и обняла его за пояс. — Влюбилась, что ли, за пару часов? — проводила ее взглядом одна из девушек. — Вот дурочка… — Что стоим, френды? — весело спросил Кенсу. — Проходим тоже! Тут есть неплохое мартини — для девочек. Ну и для нас, — он заговорщицки посмотрел на друзей, — здесь что-нибудь найдется. А потом дружно последуем примеру Юнги, комнат много, есть где активно провести время. Ответом ему был дружный гогот парней. В чью комнату его занесло, Шуга так и не понял — просто осознал, что через пару минут после того, как попал в квартиру, оказался на просторной кровати, застеленной фиолетовым одеялом, а рядом с ним теплая, живая девушка с очаровательной улыбкой, пирсингом в пупке, горячим дыханием, и к тому же чем то похожая на Юнни. — Ты такой… такой… — прошептала она, стягивая с парня футболку. — Какой? — прижимая ее к себе, спросил Юнги между поцелуями. — Идеальный. Ты такой идеальный… Я боюсь, что ты растаешь и окажешься только моей иллюзией. — глаза Сувон притворно округлились, и девушка звонко рассмеялась, усаживаясь на Юнги сверху и грациозно наклоняясь к нему. — Не исчезну, — отозвался он хрипло. — Не бойся, малышка. Иди ко мне. Их поцелуй настойчиво прервал зазвонивший мобильник парня. Кто-то долго, настойчиво и нудно названивал ему и явно не собирался отступать. — Кто это? — даже слегка рассердилась девушка. Как и Юнни, она была очень эмоциональна. Подсознание да и сознание Шуги уже устало вести сравнительный анализ двух девушек. — Не бери трубку Юнги, солнышко, давай дальше… — Если я не возьму, они будут звонить еще долго, — разумно отвечал Юнги, который сам был не рад тому, что их увлекательное занятие так беспардонно прерывают. Он убрал правую руку с оголенной спины Сувон и достал из кармана джинсов телефон. Номер был незнакомый. А с незнакомых номеров ему часто звонили девушки и девочки. Но обычно в семь утра они этого не делали, предпочитая вечер и ночь, а не ранние часы. В такое нестандартное время обычно Мина тревожили многочисленные друзья, попавшие в неприятности. Людская глупость вообще не знала предела, но знала его телефонный номер. — Да? — спросил он, часто дыша и закусывая губу, глядя на Сувон , положившую голову ему на плечо и проводящую пальчиком по ящерке на шее. — Что? Ты тоже пробежками занимаешься? — тут же, без приветствий, поинтересовался очень знакомый голос, хоть и искаженный связью. — А? — выдохнул парень с недоумением. — Какими пробежками? — Уличными, — отозвались тут же и самым легкомысленным тоном добавили про какой-то спортзал и тренажеры. Все естественные желания, свойственные парням его возраста, мигом куда-то пропали, как только в трубке послышался этот хамоватый и уверенный голос, принадлежащий Чипу. — Подожди, я сейчас, — велел парень недовольной Сувон , вставая с постели. Та с обидой покосилась на него, но промолчала — и Юнги вдруг почувствовал облегчение от того, что Юнни не слышала голоса его очередной милой подружки на пару дней. — Чип, что-то случилось? Ты от кого звонишь? — Он все еще не мог отдышаться, да и нервничать начал. Он — обычно спокойный и уверенный в собственной удаче! С этой девчонкой что-то случилось? Зачем она звонит ему так рано, если любит поспать подольше? Что с ней? — От мамы, — отвечала Юнни и почти что заботливым тоном вдруг поинтересовалась: — Ты не заболел? У тебя голос хриплый. Юнги был натурой впечатлительной, поэтому тут же умилился словам Чипа, которая, по всей видимости, беспокоилась о нем. — Я? — Юнги кинул еще один взгляд на надувшуюся Сувон и вышел из комнаты. — Нет. Ты в порядке? Кажется, его тон был сух, но неожиданный звонок так изумил Шугу, что он до сих пор не мог прийти в себя. Юнни тут же сообщила ему, что она в отличном настроении и в полном порядке. Юнги сел на пол, откинувшись спиной к стене, и пока слушал своего Бурундучка, вдруг понял, что на плече у него уютно устроилось маленькое клыкастое чудовище по имени Вина. Оно осторожно почесывало задней когтистой лапой длинное острое ухо, касаясь перепончатым крылом волос и щеки мальчика-ветерка. Чем больше Юнни болтала, тем тревожнее становилось Юнги — он по неосознанной и неконтролируемой привычке так сильно прикусил кожу на запястье, что на ней остался след от зубов, моментально покрасневший. Так он познакомился еще и с Тревогой, продолжая почти механически отвечать на вопросы Чипа, он наблюдал как Тревога, в виде грозового сизого облака, бесцеремонно подплывает к его голове и злорадно ухмыляется, глядя сверху вниз.
 — Юнгей, что ты имел в виду, когда писал мне это свое сообщение, а? — А вот этот вопрос, заданный девушкой как-то по особому мягко и по-кошачьему хитро, посвятил явно не плебейскую душу Мина в орден Сомнения. Он стоял на одном колене, преклонив голову перед Королевой, возглавляющей этот орден и касающейся его плеча острием меча, чтобы посвятить его в рыцари, когда его назвали Юнгеем. Он не смог сдержать смеха, и тогда, словно веселая огромная собака с белой шерстью и умными карими глазами, заслышавшая зов любимого хозяина, к Юнги прибежала Радость, чтобы усесться у его колен и облизать лицо. — Юнни, хорошо, что ты мне позвонила, — вдруг сказал он в телефон, почти касаясь его губами — так близко придвинул телефон в ярко-желтом пластиковом чехле к лицу. — Что имел в виду? Я просто хотел сказать тебе: совершенно не жалею, что мы познакомились. Серьезно, — на мгновение он замолчал, вслушиваясь в тишину, царившую теперь по ту сторону телефона. Юнги, который привык полагаться на интуицию, показалось, что девушка замерла в ожидании его слов. — М-м-м, — промычала Бурундук что-то невнятное. — Мы здорово провели вчера время, правда? Я хочу, — второй раз в жизни этому уверенному внешне молодому человеку было неловко говорить что-то девушке, — Я хочу, чтобы у нас была еще одна такая встреча. Как ты на это смотришь, Чип? Мы все же пара в глазах общественности, нам стоит поддерживать имидж. Его голос становился все увереннее и увереннее. Только что поднявшийся по лестнице и направляющийся в свою комнату невероятно довольный жизнью Кенсу, на котором по прежнему висели подружки, услышав слова друга, мигом просек ситуацию и, мягко развернув девушек назад, вновь потащил их вниз, зажав им, на всякий случай, рты. — Девочки, тихо, молчим и пьем. — Он вручил каждой озадаченной девушке по полному бокалу белого вина, разлитого кем-то заботливым. — Шуга решает жизненно важные проблемки. — Личного плана? — спросила одна из них. — Личного, ага. — Вы чего вернулись? — поинтересовались двое других парней, которым вдруг вздумалось играть со своими спутницами в карты на раздевание. Карты, большие и красочные, они нашли на старинном столике и теперь вовсю их эксплуатировали. — Шуга проблемы со своей искусницей Юнни решает. Не стали мешать. — О-о-о, неужели у Юнги с ней все серьезно? — протянул один из парней, глотая хорошее чешское пиво прямо из бутылки. В это время его хитрая подружка тут же принялась подсматривать карты. — Еще бы, — хмыкнул Кенсу, открывая пиво и себе. — А я думал, это все прикол… Юнги же не нужны постоянные девушки! Ему нравятся леди на пару дней. Э-э, ночей. — А я тебе говорил, что не прикол! Им наши ребятки такое представление перед их универом закатили, — тут же заспорил третий парень. — Ты просто там не был, не знаешь. — Я в другом городе был. А ты был? — Был. И даже репетировал. Ну и повеселились же мы классно. Народ решил, раз Шуга после Джесси наконец-то девочку себе нашел, это надо отпраздновать. Я был одним из сетевых организаторов, — похвастался парень. — А что за Джесси? — тут же влезла подружка Кенсу. — Вы же про какую-то Юнни болтали? — А это тебя не касается, моя лапочка, — щелкнул ее по носику Кенсу. — Тут на первом этаже есть очаровательная комната, может, мы пройдем туда? …Я дождалась его ответа. Святые апостолы, я ждала его с волнением, как будто бы вернулась на пару лет назад, скажем, курсу к первому, и меня заставили разговаривать с Тэхеном о французских поцелуях! — Мы здорово провели вчера время, правда? Я хочу… — Да, мне стыдно, но я даже дыхание задержала, когда Шуга говорил мне это по телефону. — Я хочу, чтобы у нас была еще одна такая встреча. Как ты на это смотришь, Чип? Мы все же пара в глазах общественности, нам стоит поддерживать имидж. — Если только имидж, — сказала я, стуча себя по левой стороне грудной клетки — так я подавала сигналы сердцу, чтобы оно прекратило стучаться о ребра, как гротескный пленник о прутья решетки. — Ну Мин, ты загнул. Прямо вообще. — Значит — отказ? — осведомился он. — Не дождешься, — отвечала я. — Давай, валяй, пойдем на твою встречу. — Я рад, Бурундучок, что ты быстро согласилась. — Радуйся, что я вообще согласилась. — Конечно. Но ты бы все равно согласилась, — услышала я в ответ довольный голос Шуги. — Я смог бы добиться твоего согласия. Кстати, я думал, что ты вчера меня испугалась. — Люблю самокритику, — заржала я. — Но не переживай, не надо комплексов, ты не такой страшный, как тебе кажется. Его смех заставил меня улыбнуться. — Я о другом: я думал, что ты испугалась наших возможных отношений. — Ты извращенец? — Нет, вроде бы. — Садист? — И к этому не тянуло. — Мазохист? — Если только глубоко в душе. — Фетишист? — продолжала я. — Да нет же, — протянул он. — К чему милая девушка задает такие вопросы? — Если ты не ненормальный, Мин, то чего мне пугаться отношений с тобой? Тем более, как ты верно подметил, все и так думают, что мы пара. Это ты виноват, — не сдержавшись, добавила я. Мысли-головастики тем временем затеяли новую игру: нарисовали ярко-алый термометр хорошего настроения, уровень которого все повышался и повышался. Орел одобрительно следил за этим действом и, кажется, что-то подсказывал головастикам. Наверняка ничего дельного. — Чип, ты все-таки бываешь необыкновенно мила. Кстати, а мне все же нравится, как ты целуешься, — заговорщицки прошептал парень, выделив интонацией местоимение. — Спасибо, — царственно отозвалась я. — Ты тоже неплох. — О Юнни! Ты убираться думаешь или решила всех друзей обзвонить? — появилась на пороге мама. — Я же ясно сказала, что сегодня у нас важный день! Да что же ты за дочь такая? — Да мам, я сейчас, — отозвалась я поспешно. — Эй, короче, я согласна. Когда у нас рандеву будет? — Когда получишь все зачеты, — было мне хитрым ответом. — Не раньше. Видишь, как я за тебя переживаю? — Ладно-ладно, — заторопилась я. Меня тут зовут… Но от тебя я еще жду исполнение желания и оригами! — Я все сделаю, Чип. Это же я. — Вот поэтому я и сомневаюсь… Юнгина, — из-за мамы я переврала его имя. — Кто? — поперхнулся он. — Как ты меня назвала? — Юнгина. Хорошая ты подруга, настоящая. Мама хмуро на меня покосилась, и мне пришлось, быстренько свернув разговор, выйти из комнаты и браться за дело. В гостиной, прихожей, комнатах родителей, для гостей и брата я убиралась добросовестно: все привела едва ли не в идеальный порядок и даже не заметила, как время пролетело — все думала о Мине, да и мама следила, чтобы я ничего не пропустила. Как она меня еще и окна мыть не заставила, ума не приложу, хотя протирать мне их стеклоочистителем все же пришлось. От усердия я даже чуть со стула не навернулась, хорошо, брат рядом был и успел поймать. Зато в своей комнате только сделала видимость того, что хорошо убралась, разбросанные вещи кое-как запихала в шкаф, подперев его сноубордом для надежности, да и пыль протерла только на видных местах… После того как я не без помощи все той же Лисы, которая взяла на себя кухню, закончила многострадальную уборку, время уже подходило к часу дня. Мама, сжалившись над нами, решила устроить кратковременный обед. Они с Лисой, бегавшей по всему дому, зарабатывая очки одобрения, решили сделать необыкновенный пирог по какому-то хитрому рецепту. Тренироваться решили на мне и Сехуне и состряпали пробную, так сказать, версию, которой мы и отобедали. Впрочем, получилось у них совсем недурно. С легкой душой я принялась хвалить Лису и одновременно чуть-чуть дразнить брата, мол, как ему повезло с девушкой, а вот ей с ним… — А вы знали, что Юнни с двумя парнями одновременно встречается? — не забыл отомстить вреднючий брат. Я аж вздрогнула и едва не подавилась пирогом. — Да-а-а? Ты мне хотя бы имя одного из них скажи! — едва ли не взмолилась мама, у которой после общения с Лалисой настроение очень улучшилось. — Да врет он все, — медленно прожевывая кусочек пирога, сказала я. — Никого у меня вообще нет. Ни одного парня, ни другого. Я одинока и несчастна. — Ну-ну, я сама слышала, как ты с утра с двумя мальчиками разговаривала с моего телефона. И одну называла Юнгиной. — Это и была Юнгина, — рассердилась я, а они втроем стали улыбаться. Выждав, пока родительница заговорится с Лисой, брат наклонился ко мне и прошептал, сделав страшные глаза: — Когда познакомишь-то меня со своим осликом? Вместо ответа я сунула остатки пирога в рот и быстренько свалила в свою комнату — одеваться. Через сорок минут мне следовало быть уже в кафе, а я опять безбожно опаздывала! Хунмин нетерпеливый, ждать не любит, и если сейчас приеду с опозданием, он будет издеваться надо мной, припомнив все случаи моих опозданий. Я натянула удлиненную футболку из «Камелота» с изображением развеселого зверя неопределенной породы и к тому же в очках, хотела найти джинсы, но оказалось, что все джинсы и штаны в стирке. Естественно, постаралась мама, которая вчера решила устроить генеральную стирку всего, что можно, нужно и нельзя. — Ма-а-а-м! — завопила я. — Мама! — Что такое? — с недовольным видом человека, которого оторвали от жутко важных дел, появилась она на пороге. — Чего кричишь? — Где мои вещи, мам? — большими глазами посмотрела я на нее. — Там, где ты их оставила, а остальные сушатся. К вечеру высохнут, — невозмутимо отозвалась она. По-моему, в жизни каждой девушки бывает такой момент, когда она понимает: надеть нечего. Нечего, и все тут! Я тоже оказалась в этой ситуации. И даже растерялась. Как мне идти-то теперь? Шорты, что ли, летние искать или бриджи? — Юбку надень, — предложила мама. — И блузочку. — Но мама, какая юбка! Какая юбка? На фиг блузочки! — Начинается. Ты что, пацанка законченная? Ты же девочка. — А обувь к юбке? — волком посмотрела я на нее. — Я кеды с ней не надену. — Так у тебя же босоножки есть. Которые я тебе покупала. Те, на высоком каблуке, которые ты отказалась носить, — было мне ответом. Кажется, мамочка моя обрадовалась возможности запихнуть меня в одежду, которая нравилась ей. Минут пять она и Лиса уговаривали меня надеть эту самую юбку, а я рьяно отказывалась. Потом мама вспомнила, что у меня есть «великолепное молодежное платье» — его мы покупали не так давно, специально к свадьбе Сехуна. Причем родительница моя так воодушевилась, что потащила меня в модный магазин для всяких там гламурных девиц и заставила перемерить едва ли не целую тонну одежды. В результате мы приобрели целых два наряда: к маминой радости и к моему горю. Теперь оба платья весят в моем шкафу: одно нежно-голубое, короткое, коктейльное, второе длинное, темно-синее, элегантное. Сами по себе они симпатичные, но на себе я особо их не представляла. — Платье я точно не напялю, — отрезала я, страдая душой и телом. На зловредную маму и Лису мои уговоры не произвели никакого впечатления. — Я сейчас его найду, то, голубое, оно как раз не такое торжественное, но очень и очень милое, — полезла было мама в шкаф, который и так едва не трещал от количества набитых в него вещей. — Я сама! — Птицей взлетела я с подоконника к многострадальному шкафу. Она его сейчас откроет, и весь хлам на маму и вывалится, придется опять убираться — мне за такую уборку настучат по шее! Я тогда к Хунмину точно не попаду. — Выйдете, я его надену сама, — хмуро сказала я и, оставшись в одиночестве, не без труда извлекла на свет голубое, как весеннее небо, платье, едва не получив сноубордом в лоб. С недовольным видом примерила наряд и повертелась около зеркала. Трикотажное, свободного силуэта и с большим округлым вырезом, через который выглядывало одно плечо и предплечье, платье, казалось, неплохо смотрелось на мне. Правда, мне не очень нравилась мини-длина, неплохо открывавшая ноги (как я их вовремя в порядок привела, как будто знала об этом ужасе!), но ничего поделать я уже не могла. Мои мучительницы впорхнули в комнату, оглядели меня и остались очень довольными. — У тебя ножки красивые, а наряд прекрасно фигурку подчеркивает. Ну, ты гламурная бестия прямо, — сказала Лиса, приближаясь ко мне со своей большущей косметичкой. — Присядь, я тебе ресницы подкрашу… — Может, и так сойдет? — робко спросила я. — Я быстренько Юнния , за пять минут управлюсь. Я как-то на курсы визажистов ходила, еще когда в универе училась… Так что знаю, что делать. В результате будущая невестка подкрасила не только ресницы, но и поработала над глазами, губами, бровями, не оставила без внимания и кожу — кажется, кисточкой с пудрой даже по лбу помахала! Она мне вообще все лицо раскрасила! Однако результат мне неожиданно понравился. Вопреки ожиданиям, макияж казался не ярким, а естественным. Лиса немного подчеркнула глаза, брови, скулы, а кожу сделала на вид какой-то бархатистой. Я как-то незаметно преобразилась — и в лучшую сторону, а мама сказала, что я стала «мягче и женственней». Обрядила меня в платье, накрасила и уже рада! Странная она у меня, мама… Пока, кстати, Лариса меня красила, едва ли не вытащив наружу кончик языка от усердия, мама притащила расчески, фен, новую плойку, лаки и пенки и попыталась сделать мне прическу. — У тебя будут легкие волны. — пропела мама, забыв о готовке. — Эта плойка — чудо. — Мама, не надо!! — Сиди и не рыпайся, — строгим голосом велела мне она. — А то вообще никуда не отпущу. — Но я всего лишь в библиотеку, мам! — Да-да, и не забудь попрощаться с библиотекой до шести часов вечера, — пригрозила мама, орудуя на моей голове. — Хоть перед родственниками покажешься в нормальном виде, а не в вечных джинсах и вытянутых кофтах. Задуманного в полной мере у мамы не получилось, но волнистыми волосы у меня стали, это да. А от количества лака, которым прическу фиксировали, я так расчихалась, что Лиса едва не оставила тонкую линию черной подводки у меня на виске. Они не слишком долго мучили меня, между делом ловко вдели мне в уши серьги из серебра с белым жемчугом, а на шею нацепили почти невесомую цепочку с крохотной подвеской из этого же набора. Лиса к тому же вытащила из сумочки духи и хорошо меня ими побрызгала. — Это «Кензо», новая коллекция. Актуальный для юных девушек аромат. Ой, тебе бы еще сумочку какую-то подходящую, Юннияя… — У Юнни белый клатч есть, только она с ним никуда не ходила, — вспомнила тут же мама и торжественно вручила мне его в руки. Я, обняв орла и собрав всех головастиков в ладони, чуть не заплакала. И с содроганием всунул ноги в белоснежные босоножки на высоких каблуках. И тут же стала выше ростом. Боже мой, как же низко ты пала, дорогая Юнни, поднявшись вверх всего на десять сантиметров. А Хунмину, однако, Кондратий обеспечен. Я смотрела на себя в зеркало и не очень-то узнавала. Это я? Что со мной сделали? Зато мама едва не прослезилась, Лиса похвалила меня и себя за только что созданный имидж, а котэ — я уверена! — хихикало, усевшись на пороге и задрав полосатый хвост. Орел чувствовал себя несчастной птицей, на которую некто очень не добросердечный и жестокий напялил кружевной чепчик и розовые панталоны, головастики язвительно обзывали меня «гламурной», «стильной» и даже «модэ-э-эльной», надрывая животики, а когда в переднюю вывалился Сехун, то застыл, с интересом обвел меня с ног до головы изумленным взглядом и, присвистнув, сказал: — Ого! Прям принцесса. Что с тобой О Юнни? Пошла третьего женишка ловить? — Отстань от меня. Мог бы и чего-нибудь другое сказать, — рассердилась я, пробуя ходить туда-сюда на каблуках. Уж не знаю, почему твердят, что многие с непривычки на них ходят с трудом и абы как. Я лично ступала по линолеуму совершенно нормально, не спотыкаясь и не падая с воплями: «Держите меня все и сразу!» Хотя, конечно, босоножки не были таким же удобными, как привычные кеды или кроссы — здорово «держали» ногу, не давая ей расслабиться. Да еще это короткое платье, в котором страшно наклоняться. Но, честно признаться, эксперимент стал мне нравится. — А ты что от меня хотела? Такой реакции? — Сехун почесал репу и, воздев руки к потолку, прочувственно и с воющими нотками, возопил: — Боже мой, Боже мой, моя сестренка так повзрослела! Стала такой красавицей! Какая же она женственная и хорошенькая! Я не могу отпустить тебя на улицу одну! Вдруг мужчины начнут приставать к тебе? Я должен защитить свою маленькую сестричку. — Мам, он меня оскорбляет. — О Сехун, замолчи, — погрозила ему та. Я, перекладывая из рюкзака вещи в маленькую прямоугольную сумочку, возрадовалась. — Милый, ну что ты как маленький? Юнни прекрасно выглядит, — улыбнулась мне Лиса. Брателло фыркнул, но перед тем, как я вылетела за дверь, все же показал мне большой палец, поднятый вверх, молча выражая одобрение. Я приободрилась, взглянула на модные и, кажется, дорогие наручные часы, которые перед выходом нацепила на руку щедрая мама, сняв их с себя, и едва не сказала неприличное слово! Пять минут, как за пять минут мне добраться до Хунмина?! Юнги, которого короткий разговор с Юнни не только приободрил, но и как-то даже охладил, словно он побывал в ледяном душе, вернулся к ждущей его девушке, капризно надувшей губы. Сел на кровать, вытянув ноги, успокаивающим жестом погладил Сувон по мягким волосам (ему тут же вспомнилось, что у Бурундучка они намного жестче). — Кто это был? — осторожно спросила она, понимая, что не может давить на парня, с которым так мало знакома. — Один важный человек. Сукон потянулась к нему, но Юнги вдруг показалось, что Чип, став невидимкой, теперь находится в комнате в компании с клыкастой Совестью и смотрит на него своими озорными глазами. Все желания, которые властвовали над парнем еще пятнадцать минут назад, пропали. — Да-а-а? А я хочу, чтобы мы с тобой со временем тоже стали немножко важными друг для друга. — Сувон игриво подергала парня за ремень. Она все еще была в плену наваждения, которое ласково обнимало ее за плечи и шептало на ухо, что этот молодой человек — ее ожившая мечта. А мечту надо ловить за хвост, пока она не ускользнула. — Наверное, было бы неплохо, — расплывчато отвечал Юнги. Теперь ему хотелось не на кровать, чтобы забыться в женских объятиях, а на улицу, под лучи просыпающегося утреннего солнца. Там монстрик точно растает, оставив после себя лишь облачко темного пара, а глаза Юнни перестанут быть насмешливо-презрительными. Брюнет, откинув волосы, прислушался к своим ощущениям. После разговора с Чипом тело словно бы сделалось нечувствительным к поцелуям и ласкам привлекательной и проворной Сувон, по крайней мере, на какое-то время. И Юнги решил использовать это время с умом. — Ты знаешь, мне здесь не нравится, — объявил он вдруг подружке, вскакивая с кровати. — Что-о-о? Котенок, ты о чем? Что там тебе такое сказали, что ты… больше не хочешь?  — Здесь скучно Сувон, очень скучно. Нет, здесь обыденно, — произнес он, послал ей воздушный поцелуй и вышел из комнаты, прихватив футболку, едва слышно проговорив, мысля вслух: — I'm tired of all this. And Den’s conscience armed dangerous. Пора становиться честным, — оставив недоумевающую девушку вновь в одиночестве. — От чего ты устал? — прошептала Сувон, которая с английским языком была знакома довольно хорошо, приподнимаясь на колени. Она совершенно не ожидала, что он возьмет и уйдет после такого многообещающего знакомства. И губы ее до сих пор горели… — Что с тобой, Юнги? Молодой человек, частенько живущий душевными порывами, а не здравым смыслом, ее не слышал. Он, желая оказаться вновь в людном месте, а не наедине с милашкой Сувон, подошел к полукруглому окну в конце коридора, распахнул его створки, явно наслаждаясь теплым уличным ветерком, и вновь достал мобильный. Найдя в длинной записной книжке номер какого-то приятеля, позвонил ему. — Хай, это я. Ты сейчас где? Вновь веселитесь? Да, я знаю это место, мы сейчас подъедем. Нас девять. Да, на машинке. Большой, удобной. Я за рулем. — Мин рассмеялся. — Ты же знаешь, что мне нельзя пить. Ждите, ребятки. Он заглянул в комнату к Сувон, которая, стоя перед зеркалом, застегивала платье и поправляла растрепанные волосы, и сказал ей таким жизнерадостным тоном, будто бы между ними вообще ничего не было: — Эй, собирайся Сувон, сейчас мы поедем в одно славное место. — Куда? — широко раскрыв глаза, спросила девушка. Этот красивый парень притягивал ее, как магнит, хотя и вел себя невероятно странно! — Юнги, да что случилось-то? Я что-то не то сделала? — Нет, конечно, ты делала все то. — Но… — Собирайся-собирайся, — сказал он ей и совершенно искренне добавил: — Ты красивая. Особенно когда у тебя такая хулиганская прическа. — А? — Сувон, уже ничего не понимая, вдруг едва ли не зарделась от комплимента как маков цвет. — Юнги, ты и впрямь… Но договорить она не успела, потому что Мин уже исчез. Из-за приоткрытой двери подул ветер — так и не закрыл окно. Он спустился на первый этаж. — Ты чего? — подняли на него глаза друзья: один оставался в джинсах, другой только что проиграл и их, а теперь стаскивал с пьяным смехом. Девушки уверенно лидировали и хихикали, глядя на своих полураздетых спутников. — Парни, — на лице Юнги появилась загадочная улыбка, — махнули на афтепати в «Венеру»? — Ку-да? — по слогам спросили они, прекратив игру. — Клуб «Венера», — мечтательно прикрыв глаза, тут же сообщила одна из девушек. — Закрытый клуб за городом! Говорят, там всегда работает фонтан из шампанского! — Я там никогда не была, — подхватила ее подруга очарованно. — Нет, — запротестовали дружно его полураздетые друзья. — Нет-нет-нет! Шуга, ты с ума сошел? Какого фига нам туда тащиться? — Иди ты со своим афтепати, Юнги! Нам и тут хорошо, правда, леди? — Неправда, — вдруг сказали представительницы прекрасного пола. — Мы хотим в «Венеру»! Туда же не попасть! Юнги рассчитал верно: эти девочки не были в закрытом элитном клубе, слава о котором ходила по всему городу. Лично он туда попасть мог, хотя и посещал «Венеру» очень редко: обычно в этом клубе были в ходу всевозможные виды наркотиков, особенно завсегдатаи любили разноцветные экстази, далее шли марки ЛСД, спид, лед, реже — почему-то теперь реже — кокс. Юнги, естественно, пару раз, еще давно, наркотики пробовал, но особой любви к ним не питал. Вернее, вообще никакой любви не питал. Да и отходил от них куда хуже, чем от того же алкоголя. Может быть, поэтому и не слишком ценил закрытый загородный клуб. Зато точно знал, что там постоянно проводятся «вечеринки после вечеринок», после которых приехать домой можно было аж на следующий вечер, а не утром. После недолгих уговоров (девочки оказались отличным подспорьем) парни все же согласились ехать в «Венеру». Компания вновь загрузилась в джип и направилась к выезду из города, по дороге заглянув на бензоколонку. Самым сложным оказалось уговорить покинуть дом бушующего Кенсу, который ночные клубы терпеть не мог. — Е… к-хм… любил я ваши клубы, — ворчал уже в автомобиле зеленоволосый парень, которого друзья оторвали от весьма занятного дела. — Юнги, ты тот еще козел! Ты больной мудак. Зачем ехать в это чертово пристанище мажоров? — Я хочу еще веселья, приятель! — не оборачиваясь, громко, перекрикивая музыку, отвечал Юнги. — А почему у меня никто не спросил, чего я хочу? — вызверился парень и стукнул кулаком по прозрачной крышке люка. — Ты это… поосторожнее с моей тачкой, — заплетающимся языком сказал ему хозяин машины, развалившийся рядом с водителем. — Отец за нее убьет… Мин только увеличил громкость музыки. В автобусе со мной захотел познакомиться миловидный парень, усевшийся рядом, хотя свободных мест было великое множество. Он словно невзначай коснулся своим коленом моего, и я тут же отодвинулась к окну, так близко, насколько это было возможно. Парень, не стесняясь, тут же вновь подвинулся ближе. Меня не радовала перспектива сидеть бок о бок с незнакомым типом, взгляд которого мне совсем не нравился, поэтому я решила отыграться. — Девушка, можно с вами познакомиться? — дружелюбно произнес парень, не переставая смотреть на меня самоуверенно и игриво. — Зачем? — включила я дурочку. — Думаю, вдруг вам одиноко одной? — Почему мне должно быть одиноко в автобусе? Я ведь просто еду, — возразила я, еще плотнее прижимаясь к окну, чтобы этот тип не касался меня предплечьем. — Ну, мало ли. У вас грустное выражение лица. — У меня-то? Ну, не знаю даже. — Вы очень привлекательная, — сделал он комплимент, а я невольно вспомнила, как клеит своих жертв, то есть девушек, Шуга, и поняла, что этот парень проигрывает Юнги сто очков. — Кто вам сказал такое? — Я сам это прекрасно вижу. Так… как ваше имя? — Он видимо, не понимал, что я не настроена на знакомство. Я немного подумала и выдала: — Кабриолета. — Как-как? — Кабриолета я. Нравится? — Ну да… необычное… имя, — согласился он. Автобус резко повернул, и парень вновь ко мне прижался, вызвав бурю раздражения. Вроде бы вполне ничего и лицом, и фигурой, голос приятный, одет аккуратно, а вызывает почти отвращение своими прикосновениями, а от едва уловимого запаха одеколона неприятные ощущения. Когда мы были почти незнакомы с Юнги и нам приходилось физически контактировать — например, в коридоре университета, когда я прогуляла лекцию, ничего подобного я не чувствовала. Я возмущалась, злилась на его обаятельную наглость, но не ощущала даже какого-либо намека на отвращение. — Ну, это мой псевдоним вообще-то, — с серьезной миной заявила я. — На самом деле я — Трупнина, — вспомнилась мне одна история. У парня приподнялись брови. — Трупнина?? Вы что, смеетесь надо мной? Вообще-то если быть честной, то да, совсем чуть-чуть. — Зовут меня Нина, а фамилия моя — Труп. Труп Нина. Что тут непонятного? Да, мои родители пошутили надо мной. Всю жизнь мечтаю поменять фамилию. На красивую и изысканную, — размышляла я. — А вот у вас какая? — У меня? Ну, как раз не очень красивая. Это, ладно… приятно было пообщаться, Нина! Пока. И он пересел на другое свободное место. Я торжественно вздохнула и разгладила юбку на коленях. Какой коварной и стервозной я могу быть, если захочу! Но на самом деле мне просто не нравилось поведение этого типа. От осознания собственной важности, гордый орел горделиво оглядел автобусный салон, не забыв при этом стащить крылом с глаз огромные черные гламурные очки, украшенные не просто стразами, а кристаллами Сваровски. Гордый птиц чувствовал себя превосходно. А если серьезно, я и не задумывалась никогда о том, что наряд может играть большую роль в жизни современной девушки. Честно сказать, когда я ходила в своей обычной и крайне любимой удобной одежде, со мной пытались иногда познакомиться ребята, да и я сама это делала без стеснения, когда была в компании девчонок. Однако сейчас, выпорхнув из родового гнезда, своего дома то есть, наряженная, как на праздник, мужского внимания я стала получать заметно больше. Вообще-то сначала я злилась, что вынуждена сегодня выглядеть вот так необычно для себя, да и одежда эта причиняла некоторые неудобства, но потом решила, что из всего нужно получать только положительные эмоции. Представляю, как Хунмин удивится, когда меня заприметит в таком одеянии! Может, даже сфотографировать на память захочет! Я, когда пришла на выпускной бал в платье с корсетом и пышной короткой юбкой, стала самым популярным человеком на какое-то время: обалдевшие одноклассники то и дело звали меня для участия в совместных фото. И все это потому, что нарядной и красиво причесанной они никогда меня раньше не видели, поэтому жутко удивились. И посмеялись же мы тогда с ними! С Хунмином, думаю, тоже вместе поржем, он хоть и изрядный балбес, но свой парень. До него, кстати, я добралась быстро — всего-то с опозданием в полчаса. Нет, в тридцать шесть минут сорок восемь секунд — это сам Хунмин так сказал, когда не вытерпел и позвонил мне. До этого просто каждые пять минут писал эсэмэс, в которых настойчиво интересовался, где меня черти носят и какие именно. Я, чувствуя свою вину, так же неизменно писала ему, что еду и буду через пару остановок. Когда я написала ему это в четвертый раз, он прислал мне сообщение, в котором вопрошал: «Еще пара остановок? О, ты знаешь, что такое «пара»?» Пока я думала, что ему напечатать в ответ и пока беседовала с парнем, он мне и позвонил. — Ты собираешься приезжать? Ты где вообще? — сердито спросил он у меня. А я как раз стояла около выхода из автобуса, дожидаясь, пока он примчит меня к нужной остановке — нужна, слава богам, была следующая. — Сейчас буду, — отозвалась я, глядя на стоящего рядом парня, который зачем-то пялился на мои открытые ноги. — Что, еще пара остановок? — с явным скепсисом поинтересовался Хунмин. — Я устал тут, как идиот, сидеть. — Нет, я уже выхожу. А, идиотские каблуки! — Едва не зацепилась я высокими тонкими каблуками за ступеньки, решив сбежать в них так же быстро, как я делаю это в кроссах. — Каблуки? Неужели появились кеды или кроссы с каблуками? — искренне удивился одногруппник. — Ага. Специально для меня. Называются «кроссуки», — скомбинировала я два слова. — Вечно от тебя маты одни слышны, — проворчал он. — Это ты не расслышал, озабоченный мой друг. Жди меня, сейчас буду. — Я осторожно спустилась на асфальт, проигнорировав протянутую руку какого-то дядьки лет сорока. С ума сойти, что могут с окружающими сделать коротенькое платье, умелый макияж и женственная прическа. «А приятно, блин!» — однозначно решили головастики, став, как и мое платье, лазурными. А кто спорит-то? «Сырное и ледяное чудо», то самое кафе, где мы договорились встретиться, находилось не слишком далеко от остановки, но и не совсем близко. Чтобы добраться до него, нужно было пересечь широкий проспект и пройти метров триста-четыреста по тихой, узкой улочке, вдоль одной стороны которой были высажены пышные цветущие яблони, словно подернутые кремово-розовыми облаками, а вдоль другой — яблони белоснежные: вокруг них вся яркая зеленая трава была усыпана снегом из лепестков. Ко мне почему-то пришло умиротворение. Как же здесь здорово, в этом месте! Здесь только парочкам гулять и нужно, наслаждаясь видами: ведь улица наклонная и по ней можно постепенно спуститься к набережной. А стоя на высокой части, можно лицезреть серебристую водную гладь реки внизу, и многочисленные деревья, и резные каменные беседки на берегу, и даже остров, затаившийся посредине широкой реки, как головастик-мысль у меня в подкорковых структурах мозга. Я улыбнулась, чувствуя слабый, но приятный и сладкий цветочный аромат, витающий между домами. Для меня это яблочное и свежее благоухание и есть истинный символ начала лета, наравне с цветением сирени. Заглядевшись на всю эту красоту, я даже остановилась на пару секунд, и, проведя пальцем по тонкой веточке ближайшего цветущего дерева, сорвала себе белый хрупкий цветок яблони: попробую им умаслить сердитого Мина… Стоп! Какого еще Мина? Я же с Хунмином встречаюсь сегодня. Вот Юнги, прилипала, я так привыкла, что в последнее время так часто с ним вижусь, что мне показалось на пару мгновений, что я спешу к нему, вновь что-то задумавшему относительно «объектов». Из-за упоминания о Юнги у меня на лице появилась дурацкая улыбка, и двое мальчишек-школьников, идущих мне навстречу со скейтбордами в руках, приветливо заржали, подумав, что улыбка адресована им. Эх, жаль я сегодня, такая милая, нарядная, с легкой изящной прической, не увижусь с Шугой. Он бы точно упал, увидев меня, и еще больше бы захотел «продолжить знакомство», как сам выразился. Гадство, натуральное! Вот бы он еще меня поревновал. Эх, мечты. Правильно говорят, что в них смысла нет. И я поспешила дальше, на ходу проверяя, не задрался ли подол совсем уж неприлично высоко. Чем ближе я, стараясь как можно быстрее шагать, приближалась к «Чуду» Я не без труда разглядела за одним из квадратных прозрачных, с темно-сапфировыми ножками столиков Хунмина. Он сидел на голубой, холодной, половине, спиной ко мне, заложив ногу за ногу, и недовольно посматривал на телефон, лежащий на столике. Я, предвкушая его реакцию, на цыпочках подкралась к одногруппнику, ловко опустила белый цветочек на коротко стриженное русое темечко и закрыла лицо парня ладонями. Обожаю так делать! Некоторые не могут понять, кто стоит сзади, и мучительно пытаются, перечисляют имена всех подряд. — Бурундук? — не дал мне повеселиться Хунмин, сразу безошибочно отгадав, кто его беспокоит. — Совсем рехнулась? Ты знаешь, насколько ты опоздала? — Приф-фет, — прошептала я, склонившись к уху, не отрывая ладоней от его лица, — приф-фет, мой маленький принц. Малыш-ш-ш-ш-ш. Я больше опаздывать не буду. — А больше и не надо. Что у тебя с глухими звуками? И убери руки, — тут же отреагировал Хунмин. — Пока я не назвал их граблями. — Прости меня, я, правда, торопилась, — искренне извинилась я, не подчиняясь его словам. — Прощай давай, а потом уберу. Он тяжело-тяжело вздохнул, словно сидел около постели больной старушки, и, осторожно отняв мои пальцы от собственного лица, повернулся ко мне, задев носом мой подбородок. Так мы и встретились взглядами. В моих глазах хороводы водили любопытство, веселье и просьба не злиться, а оценить мой наряд, да и в его глазах тоже читалось любопытство, но его упрямо вытесняли и удивление, и радость, и даже затаенный страх, и что-то еще, мне, глупой, тогда непонятное. Со стороны мы, наверное, смотрелись странно, уставившись друг на друга, как два голодных таракана, соперничающих за крошку хлеба, но меня это мало волновало. Я только улыбнулась: никогда еще не видела его лицо так близко от своего. И заметила, что радужки у него необычные: я всегда думала, что они очень темные, насыщенного кофейного цвета, но, оказывается, в них есть искры — около самых зрачков, и искры эти светлые. Как будто бы кто-то щедрой рукой насыпал в горький горячий шоколад горсть несладкой кокосовой стружки, не успевшей еще полностью стать коричневой, но уже и не белой. — Что с тобой? — вымолвил Хунмин, не отпуская моих рук. — А с тобой что? — спросила и я. — Со мной — ничего. А ты… Ты почему сегодня такая… красивая? — продолжал он вглядываться в мое лицо и в волосы, как пират в добытую у недругов старинную карту сокровищ, совершенно не мигая. На мгновение орлу, хвастающемуся всем вокруг фирменными модными очочками, показалось, что около русоволосого мелькнуло что-то, напоминающее полупрозрачную красно-оранжевую искру — искра пропала за спиной Хунмина, изрядно удивив птицу. — Что с тобой, Юнни? Почему?.. — повторил он, переводя взгляд на небесно-голубое коротенькое платье и на глубокий вырез, открывающий плечо. — Я всегда красивая, — торжественно объявила я, вытащила, наконец, руки из его ладоней, хихикнула и села на стул, скромно вытянув ножки, которым порядком надоела новая обувь. Хунмин, откинувшись на спинку своего стула и сдвинув брови, оглядывал меня с ног до головы, особенно долго задержав пристальный взгляд как раз именно на ногах. Честно сказать, я неожиданно смутилась от его внимания и тут же спрятала конечности под стул. От Хунмина не укрылось мое изумление, и он неожиданно улыбнулся, как будто бы захотел этим разрядить ситуацию. — Ого. Ну-ка, встань, — велел он мне внезапно. Белый цветочек с головы свалился к нему на плечо. Я протянула руку и, взяв его, положила на стол перед едва заметно вздрогнувшим Хунмином, сказав: — Это тебе, в знак примирения. Ну не хотела я опаздывать. Давай уже заказывать что-нибудь! — Какого примирения? — еще больше обалдел парень, вертя цветок в руках с большой осторожностью, как будто боялся повредить его. — Нашего. Я думала, ты меня из-за опоздания задушишь. Но я не виновата! Серьезно. — О Юнни, я в шоке. Ты, — взгляд его темных глаз сделался подозрительным, — Ты так задержалась, потому что прихорашивалась? — Видно было, что Хунмину нелегко выговорить это слово, когда он говорил обо мне. Я и прихорашивалась: нонсенс! — Так вышло. — А… ясно. Ну, встань же, — вновь попросил одногруппник. — Зачем? — недовольно спросила я. — Встань-встань. Я с неохотой поднялась на ноги. — Ну? Что хотел? Хунмин, который вновь напялил на себя маску компанейского парня, дурашливо захлопал в ладони, а потом схватился руками за голову, выдав шикарно-ехидно: — Детка, ты просто космос! — Че-го? Хун мун, допрыгаешься, я тебя в космос без ракеты летать и отправлю, — беззлобно пригрозила ему я, радуясь, что произвела своим внешним видом такой эффект. . — По-моему, я уже… допрыгался, — трагическим шепотом оповестил он меня. — Боже мой, О преобразилась! Бурундук стала Золушкой! И не в лом ему феей быть? — Кому ему? — совершенно неграциозно опустилась я вновь на свой стул. — Шуге. — А он-то каким боком здесь? — не поняла я, оглядываясь по сторонам и гадая, кому в голову пришло сделать кафе именно таким. — Ну, он наверное, тебе сказал так наряжаться, — губы Хунмина недовольно изогнулись. — Иначе я даже не знаю, кто или что смогло бы заставить тебя одеться в это! — Ох, Хунмиин , думай мозгами, а не пяткой, — вздохнула я жалостливо. — При чем здесь Шугарек, то есть, конечно, мой котеночек Юнгия ? Я так оделась, потому что… м-м-м… — Мне не хотелось рассказывать ему эпопею о том, что все мои вещи оказались выстираны коварной мамой. — Потому что сегодня у нас вечером будет торжественное приветствие родни будущей жены брата. Я же говорила! А вообще, — я коварно почесала ему подбородок, нахватавшись всяких глупостей у Юнги, — Я от тебя без ума, и нарядилась так ради тебя. Я сегодня косплею принцессу. Называй меня Ваше Высочество. — Ничего себе, мне аж страшно стало. — Пальцы у Хунмина затряслись, словно от ужаса. А я засмеялась. — Видишь, у меня тремор. Ваше Высочество, дайте мне свою руку. — Зачем? — продолжала я буравить парня подозрительным взглядом. — Хочу поприветствовать вас, как положено. Я протянула руку, делая вид, что жутко смущаюсь, а он взял и поцеловал мне ладонь — легонько коснулся ее губами, и впрямь представив себя каким-нибудь герцогом или графом! Я тут же ее выдрала назад со смехом. — Обалдеть, Бурундук… То есть Юнни, ты здорово выглядишь! На себя не похожа. Бурундук, черт, я даже теперь не могу называть тебя Бурундуком… — Ваше Высочество все еще остается в силе. И чего ты на меня так смотришь странно? Переквалифицировался из приматов в людоеды, съесть возжелал бедную меня? — подозрительно спросила я, подвинула стул ближе к Хунмину и, по-свойски хлопнув его по плечу, сказала: — Заказывай, парень. Все, что душе угодно — но в пределах разумного, а не безумного. — Хорошо. Вот меню. — И хотя я предложила ему заказывать, он протянул мне одно из двух ярко-синих меню и даже раскрыл его, прежде чем вручить. — Делай заказ сама. Буду то же, что и ты. — А если я ничего не буду? — Дурочка ты, О, — покачал он головой. — Я плачу. Пируй. Я-то знаю, как ты любишь поесть. И как в тебя столько вмещается? У тебя, наверное, желудок в трех измерениях существует, да? — попробовал Хунмин меня подколоть. — Ты? Совсем того, падре? Кажется, это должна делать я. — Я даже возмутилась, забыв за такие слова угостить тумаком. — Платить! — Я же все-таки мужчина, — величественно отозвался он. — Давай, Юнни заказывай, что твоей бурундучковой душе угодно, я вообще-то есть хочу. — Но я угощаю! — возопила я. — А не ты! Я — твоя должница. — Да брось ты, — махнул рукой одногруппник. — Мы же друзья. В результате, немного попрепиравшись, мы все же сделали заказ, подозвав прехорошенькую официантку, и мне оставалось только спросить у Хунмина: — Слушай, а чего ты так расщедрился? — Я всегда такой, — отвечал он мне, ухмыльнувшись, — Щедрый и хороший. С девушками, правда, — уточнил он. — Да у нас прямо свидание получается, — важно сказала я, поправляя огромные часы на запястье. — Точно, — согласно кивнул парень. — Хорошее местечко, уютное и даже отчасти романтичное, ты премило одета — да и вообще кажешься лапочкой, я поступаю по-джентльменски… — Да и ты ничего сегодня выглядишь, — не преминула заметить я. Хунмин сегодня выглядел и впрямь несколько необычно: надел белую рубашку с вертикальными синими полосами, рукава которой были закатаны чуть ниже локтя, натянул темно-серые джинсы с белым широким ремнем, на ногах его красовались начищенные до блеска ботинки. Ему шел этот стиль — это точно, но я никак не могла взять в толк, зачем ему так наряжаться. Не ради меня же? — Спасибо дорогая, — притворно важно склонил голову Хунмин. — Пожалуйста милый, — продолжила я игру. — Твоя девушка на нас не обидится? — А твой парень? — тут же спросил он. — Моя — нет. Она даже и не знает ни о чем. Она такая глупая у меня, — с неожиданной горечью добавил он. — Вообще ничего не знает. — Вот и Мин не догадывается, — ответила я, захихикав. — Совершенно ни о чем. Дома дрыхнет, наверное. Кто-то едва не сбил официантку около нашего столика, и мы на мгновение прервались, а потом я решила еще раз обрадовать друга новостью об англичанке и билетах на мюзикл. Наверное, только он может понять весь мой восторг по этому поводу! Вот мы и восторгались вдвоем, пока нам не принесли заказ, да и во время трапезы тоже никак не могли успокоиться и не ржать на все кафе. — Вот блин, — поморщилась вдруг я, прервав наш разговор о том, как здорово мы будем сдавать экзамен по английскому. — Ты чего? — Соринка в глаз попала. Хунмин перегнулся через стол и сказал, приглядевшись к моему глазу: — Это не соринка, это у тебя в ресницах волос запутался. — Какая разница, — пыталась я потереть глаз, но всякий раз боязливо одергивала руку, потому что не хотела размазать тушь и подводку с тенями телесного цвета, — все равно больно, глаз слезится. — Давай помогу, — предложил свою помощь сокурсник. Я кивнула. Он встал из-за стола, подошел ко мне и со словами: «Доктор щас тебе поможет», — наклонился, подумал, повернул за подбородок мою голову на свет, падающий от окна, и очень осторожно, по-моему, стараясь даже не дышать, двумя пальцами убрал с ресниц этот проклятый волос. С интересом изучил его, а потом протянул мне. — Заправь салатик, — предложил Хунмин вспомнив название моего салата, — и будет твой салат не «Полосатый», а «Волосатый». — Спасибо что помог, но салат мне и такой нравится, — отозвалась я степенно. — Давай, я лучше плюну тебе в тарелку? — Красивая одежда, хороший макияж и даже высокие каблуки никогда не прикроют полностью твою грубую зубастую натуру, — со вздохом сказал Хунмин и предложил, подняв бокал с гранатовым соком, похожим на вино, произнести какой-нибудь тост. — Какой? — Давай, — в шутку предложил Хунмин, — за нас? — Давай за успешную сдачу английского! — заговорщицки прошептала я, не расслышав его слов. — Чин-чин! — Камп ай. — Сам капай, — расхохоталась я, перевирая слово японского происхождения. — Говори, как я: чин-чин. — Чин-чин… И мы продолжили болтать и ржать на все кафе, постепенно заполняющиеся людьми. Было весело, хорошо и в меру уютно, пока нам не помешали. — А меня в свою компанию примете? — раздалось через полчаса, а может, и через минут сорок, над нашими головами. Хунмин резко замолчал. Я подняла взгляд и увидела над собой загадочного Юнги, который умильно взирал на нас сверху вниз. Орла тотчас отнесло к противоположной стене порывом ветра, и он недовольно забил крыльями. — Я сейчас ревновать начну и бушевать, если не пригласите к себе, ребята, — предупредил он, лучась счастьем и здоровьем. Эти лучи тотчас достигли рядом стоящего столика, и на Юнги обернулась девушка лет двадцати шести, сразу же заинтересовавшись парнем. — Э-э-э… — протянула я в замешательстве, механически перемешивая в вазочке кашицу растаявшего орехово-малинового мороженого, — ты чего тут делаешь, Мин?