Гленофобия

      Сколько времени магазинчик сладостей уже пустует? Несколько дней? Месяцев? По ощущениям – много лет, пусть это и была всего лишь иллюзия, навеянная тоской.       Всё здесь, однако, осталось на своих местах. Вот стол: совсем недавно он был завален бумагами и непонятными недоделанными вещичками. (Шинджи любил вертеть их в руках, пытаясь разгадать предназначение и категорически отказываясь от любых подсказок). Вот стоит в углу аккуратно свёрнутый футон. Всё точь-в-точь как прежде. Только мебель давно уже покрылась тонким слоем пыли, а по углам нависла паутина, лишь изредка поблескивающая в вечном полумраке. Воздух стал затхлым и делал любой глубокий вздох неприятным. Доски жалобно поскрипывали, как только на них ступала нога Хирако.       Жители магазинчика однажды покинули его - отдали на беспощадное растерзание времени. Теперь здесь господствует Пустота.       Как быстро сходишь с ума в Пустоте?       Шинджи отлично знает, что такое «пустота». Он познакомился с ней несколько столетий назад и с тех пор она являлась его соседкой каждый чёртов день. У Пустоты нет имени. Нет точного облика. Только широкая улыбка от уха до уха и жёсткий металл в голосе.       Пустота не хотела делить Вселенную с Шинджи. Она пыталась вытеснить его и не оставляла попыток это сделать ни на минуту. Наверное, однажды у неё бы получилось, не окажись рядом Урахары Киске.       Его помощь оказалась неоценима всем Вайзардам: изобретения, вроде гигаев, хорошо помогли скрыться в Генсее, а план тренировок с их собственными Пустыми не могло заменить ничто другое.       Больше всего в помощи нуждался сам Хирако. Он приходил за ней тоскливыми дождливыми вечерами, ранними, полными прохлады, утрами и тёплыми солнечными днями. Сперва совсем редко - ссылаясь на имеющиеся «другие дела» (никаких дел, правда, не было и в помине), потом – всё чаще и чаще. В конце концов, это вошло в привычку.       Болезненную, всё сильнее и сильнее напоминавшую о прошлом, но, между тем, успешно удерживающую Пустоту на привязи.       Теперь Киске нет рядом, и Пустота заметно разрослась. Не только в голове – но и в душе.       Хирако приходит сюда каждый день. Обходил магазинчик, заглядывает во все углы, надеясь, что всё это «дурной сон». Что вот он, Киске, сейчас высунется из своей комнаты, сонный и потрёпанный, улыбнётся из-под глупой панамки и предложит выпить с ним чаю. Чай, в итоге, будет послан к меносам, его заменит крепкое саке – терпкий вкус алкоголя Шинджи будет долго собирать с чужих губ.       Что в самый неподходящий момент заглянет Тессай или малявки Уруру и Джинта. Что придётся немедленно ретироваться под предлогом оставленных дел. Пообещать себе, в который раз, что подобного больше не повторится, но вернуться назад через каких-то полчаса за оставленной кепкой и забрать, помимо неё, ещё один случайный поцелуй.       Однако, на самом деле, сном были именно воспоминания. Счастливым сном Реальность же являлась страшным кошмаром. И Хирако никак не мог от него проснуться.       В магазинчике больше нет прежнего уюта, но Шинджи возвращается сюда снова и снова. Он уже не уверен в правильности своих действий. Он не уверен в том, что не спятил сам -зачем приходить в место, переступая порог которого, приходится раз за разом сглатывать подступающий к горлу комок горечи и успокаивать скрутивший от волнения желудок?       Зачем снова и снова изучать старые предметы, которыми до отказа заполнены комнаты? Они всегда находятся на своих местах. Мрачные, наполненные воспоминаниями.       Всегда одни и те же, изо дня в день.       Но не сегодня.       В углу, задвинутая глубоко под шкаф, расположилась большая коробка, вроде тех, в которых Киске обычно получал новый товар. Она плотно перевязана скотчем, поверх чёрным маркером намалёваны иероглифы. Их, правда, не разобрать – половина из них размыта.       Коробка выглядит совсем новой, до неё не добралась ни пыль, ни паутина. Шинджи готов поклясться – вчера место под шкафом пустовало. Но кто, кроме него, мог заглянуть в заброшенный магазин?       Любопытство берёт верх и Хирако надрывает липкий скотч, вскрывая таинственную посылку.       Коробка до краёв наполнена мягкими поролоновыми шариками – они тут же рассыпаются по полу, противно шурша. Посреди них лежала кукла. Шинджи видел такую впервые. Она была сделана в виде молодого мужчины – но насколько реалистично! Кукла была полностью обнажена и, благодаря этому, было легко разглядеть как вырезы на ней в точности повторяли изгибы тела настоящего, живого человека: на руках выступали мускулы, на впалом животе вырисовывались чуть заметные кубики пресса, на шее выступал кадык, а под ней были чётко очерчены ключицы. Она словно сама была из плоти и крови. Хирако коснулся бледного кукольного лица – нет, всего лишь противный шершавый фарфор.       На лицо кукольного мужчины спадала светлая чёлка. Парик был так же сделан качественно – на ощупь, словно из натурального волоса. Из-под чёлки на Шинджи смотрели стеклянные карие глаза. На секунду ему показалось, что они самые настоящие – настолько взгляд куклы был обжигающим, застывшим и пронзительным. Таким, от которого по спине побежали мурашки и захотелось зажмуриться.       Неизвестный мастер постарался на славу, вложив в своё творение душу. Но зачем в магазинчике сладостей кукла и кто её принёс?       Шинджи любовался диковинной игрушкой несколько минут, а, наконец, закончив, обнаружил, что уже стемнело. Расследование было решено перенести на дом. Вопросом «зачем» Хирако задался, уже преодолев добрую половину пути.       Случайные прохожие оборачивались на мужчину, несущего на руках куклу в половину собственного роста. Должно быть, он выглядел на редкость нелепо! «Ещё нелепее» - в глазах встретившей его на пороге дома Хиори. Та, однако, вопросов задавать не стала.       Шинджи был ей за это благодарен.

***

      Дотащив куклу до спальни, Шинджи усаживает ее на стул в углу. Тонкие конечности тут же падают по бокам и начинают медленно раскачиваться, свисая со стула. Не смотря на всю свою реалистичность – это всего лишь кукла. Фарфоровое изделие.       Кровать кажется жёсткой и неудобной. Хирако ворочается с боку на бок, но никак не может сосредоточиться и уснуть. Его мучают воспоминания, мысли. Закрывая глаза, он видит покрытый пылью пустой магазинчик сладостей. Открывая – блестящие в свете настольной лампы стеклянные кукольные глаза. Кукла пристально смотрит прямо на него.       Шинджи готов поклясться, что в тёмных хрусталиках зрачков отражается бездна. Пустота, ставшая за прошедшее время такой привычной.

***

      Хирако кажется, что он сходит с ума. Одновременно медленно, плавно погружаясь в бездну, и быстро падая в неё, ломая своим телом тонкий слой стекла. Осколки летят следом, почему-то быстрее, чем нужно, и нагоняют его уже на дне, глубоко врезаясь в кожу в области сердца. Порезы от осколков болят почти постоянно. Шинджи всё ждёт, когда же они «переболят» и позволят ему жить дальше спокойно.       Его и до этого мучали кошмары. Айзен, Готей-13, Хогиоку… Урахара Киске. Он всегда приходил в снах задумчивый, с грустной улыбкой на губах. Хирако тянет к нему руки и просыпается, с ужасом понимая, что с каждым днём всё хуже и хуже помнит лицо своего друга.       Теперь он даже смутно понимает, что конкретно ему нужно помнить.       Шинджи не спит уже несколько ночей. Стоит закрыть глаза, как ему кажется, что по его комнате кто-то ходит, шлёпая босыми ногами по холодному полу. Открывая их, он мимолётно видит человеческий силуэт, нависающий сверху.       Но вскакивая с кровати в холодном поту, Хирако обнаруживает лишь куклу. Она всё ещё сидит на своём месте и смотрит своим стеклянным взглядом.       Она смотрит пронзительно, как бы странно не звучало, но разрывая существующую пустоту лишь ещё большей. Ещё больше холодной.       Она смотрит и днём, и ночью. В одну точку – прямо на Хирако, в каком месте комнаты он бы не стоял. Ему кажется, что кукла следит за ним, хоть это и невозможно.       В очередную бессонную ночь Шинджи встаёт, и подходит к стулу. Он аккуратно прикасается к кукольному лицу. Фарфор кажется ледяным, но не сравнимым с холодом у Вайзарда в душе.       Шинджи, зажмурившись, накрывает куклу полотенцем. Оно закрывает стеклянные глаза, и от этого как будто становиться легче дышать.       Этой ночью он снова видит кошмары, в которых отчаянно пытается разглядеть самое желанное лицо.

***

      Шинджи просыпается посреди кошмара. Его лихорадит, от духоты в комнате невозможно дышать.       Он встаёт, проходится по комнате туда-сюда и вдруг спотыкается о лежащий на полу ком из полотенца. Не придав этому большого значения, Хирако решает, что стоит умыться. В ванной, разрывая гробовую тишину, ритмично тикали часы (и кто додумался повесить их здесь?).       Шинджи устало трёт виски, жмурится, включая кран, а после наклоняется и суёт голову под прохладную воду. По лицу потекло, холодные струи стекали с носа. Жар отпустил. Головная боль тоже. Как бы так же просто ушла и душевная боль?       Хирако поворачивает кран, выключая воду и возвращается в свою комнату, оставляя за собой мокрые следы от капель, стекающих по волосам. Он надеется, что на этот раз точно крепко уснёт и проспит до утра. Но, вместо этого, замирает на пороге собственной комнаты.       Кукла сидит на кровати – бледный фарфор поблёскивает при лунном свете. Она выглядит совсем бледной на фоне белых покрывал. Её голова склонилась на бок, на плечо, и из-под светлой чёлки прямо на Шинджи смотрят стеклянные глаза.       Эту ночь Хирако проводит на диване на кухне.

***

      Утром Шинджи долго распинается, рассказывая остальным о жутких ночных чудесах. Но зайдя в его комнату, Вайзарды обнаруживают всё на своих местах – кукла сидит на стуле, накрытая полотенцем.       Кенсей вертит пальцем у виска. Хиори советует больше спать и выходит, хлопая дверью. Остальные удаляются следом, только Лиза, напоследок, предлагает сшить кукле одежду – не оставаться же ей совсем голой.       Никто из них не замечает помятый след на простыне, где ночью сидела кукла.

***

      В другую ночь, Шинджи кладёт возле себя занпакто. Он не верит в мистику, но вчерашняя выходка фарфорового чудовища его действительно напугала. Он уверен, что у всего есть объяснение. И какое бы оно ни было – он сможет защитить себя с помощью духовного меча.       Кукла сидит, не подавая признаков жизни.       Часы в ванной отбивают полночь. Шинджи просыпается, тяжело выдыхая остатки кошмара, и тут же кидает взгляд на куклу.       Её нет. И вместо фарфорового мужчины на стуле сидит настоящий, живой.       Растрёпанная чёлка прикрывает один глаз, а губы плотно сомкнуты в грустной улыбке.       - Что за чёрт?! – Хирако вынимает меч из ножен и вытягивает занпакто перед собой. Саканаде упирается лезвием в подбородок незнакомца, но тот не торопится шевелиться. Лишь поднимает полный печали взгляд на блондина. Его глаза настоящие – совсем не стеклянные. Но в них Шинджи тоже видит пустоту и вдруг отступает, передумав драться. Лишь садится на кровать и всю оставшуюся ночь играет с мужчиной в «гляделки», пока не засыпает, ближе к рассвету.       В его лице он разглядел то, что уже давно не может вспомнить в своих кошмарах.

***

      Шинджи вертит куклу в руках, внимательно рассматривая каждую часть тела. Она не похожа на Киске. Совершенно ничем. Другие контуры лица, другие губы, другой взгляд. Ночное видение – лишь разыгравшаяся фантазия, только и всего. Но на следующую ночь гость возвращается. И Хирако снова его узнаёт.       Шинджи нервно кусает губы, снова столкнувшись с знакомым взглядом. Мужчина-вовсе-не-Киске улыбается чуть шире. Шинджи тянет к нему руки, как каждый раз в своих кошмарах. Тот вдруг тянет руку навстречу.       Хирако приходит в себя в тот момент, когда они вот-вот коснулись друг друга. С большим трудом он заставляет себя одёрнуть руку. Закрыть глаза и отвернуться к стене. Он так и не засыпает, всю ночь слушая своё бешено колотящееся сердце. А утром обнаруживает на стуле всё так же сидящую под полотенцем куклу. Одна её рука вытянута вперёд.

***

      Шинджи заводит себе будильник на полночь. В сказках это время, когда кончается волшебство – для него оно только начинается. Бледный силуэт на стуле по-прежнему тянет к нему руку.       Хирако хочет дотянуться. Коснуться его пальцев. Но вместо этого лишь нетерпеливо ёрзает на месте, с трудом заставляя себя не бросится на шею «незнакомцу с лицом Урахары Киске». Тот медленно опускает руку, и в его глазах Шинджи читает такую знакомую тоску, что уже не может усидеть на месте.       Уже не контролируя себя он срывается с места. Подлетает к стулу и падает перед ожившей куклой на колени. Он усердно вглядывается в легко узнаваемое лицо, касается его подушечками пальцев, почти невесомо, словно боясь спугнуть видение. Боясь проснуться, если вдруг это окажется сном.       Мужчина-пожалуйста-хоть-бы-всё-таки-Киске в ответ молча зарывается пальцами в его волосы. Его руки, на удивление, тёплые. Живые. Кожа гладкая – вовсе не шершавый фарфор. Шинджи нежно гладит его по щеке, старается даже не моргать, чтобы не упустить не секунды. А затем, не удержавшись, вдруг приподнимается и жадно впивается в тёплые губы.       Хирако целует так, как никогда не целовал прежде. Словно в последний раз. Последняя возможность и больше Киске, не будет существовать никогда. Ни как видение, ни как кошмарный, но долгожданный сон. Словно он хотел рассказать сразу всё, что нельзя передать словами. Как сильно он скучал, как сильно нуждался в нём.       Мужчина отвечает. Сначала мягко и неторопливо, затем стремительно углубляя поцелуй.       Шинджи вслепую скидывает накрывавшее пах полотенце. Его руки скользят по обнажённому торсу, торопливо гладят плечи и грудь, опускаются ниже, ложатся на бёдра. Мужчина-уже-стопроцентов-Киске, расстёгивает на нём рубашку, оторвав несколько пуговиц и всё дальше и дальше утягивает своим поцелуем глубже в бездну. Но впервые за долгое время эта бездна наполнена чем-то кроме медленно убивающей Пустоты.       Хирако крепко сжимает чужую руку, тащит Урахару со стула на кровать, стараясь не разрывать поцелуй дольше, чем пару секунд. Опрокидывает его на шёлковые простыни и сам нависает сверху, оседлав бёдра. Он опаляет горячим дыханием за его ухом, быстро целует шею, опускаясь с неё к выступающим острым ключицам. Каждое ответное прикосновение приятно обжигает, собирается бушующим ураганом внизу живота.       Шинджи верит – искренне верит – что Киске под ним самый настоящий. Что не было этой долгой разлуки, а ещё до неё - нескольких столетий неловких прикосновений и ускользающих взглядов. Он представляет, что они всё ещё капитаны, закрывшиеся в одной из казарм подальше от своих подчинённых.       Он представляет себе того, прошлого Урахару. Ушедшего, казалось бы, ещё много лет назад и оставившего после себя лишь болезненно колющие воспоминания. А сам стремительно опускается ниже по животу, ласкает рукой твердеющий член, целует внутреннюю часть бедра. Мужчина, уже плотно засевший в голове в образе Киске, соблазнительно кусает губы и выгибается в пояснице, когда прохладный металл пирсинга на языке касается его кожи.       Хирако почти не моргает. Следит за реакцией, почему-то очень боясь сделать что-то не так. Смотрит пристально и внимательно. Вглядывается в карие глаза, рассматривает почти незаметно порозовевшие щёки. Его и самого пробирает насквозь, словно после удара током, пока он тщательно вылизывает твёрдый ствол, медленно поднимаясь от мошонки вверх.       В груди, однако, снова холодеет от смотрящего прямо на него знакомого печального взгляда.       «Этот «Киске» ужасно серьёзен (что ещё взять от куклы?), но это он. Точно он!», думает про себя Шинджи, устраиваясь на чужих бёдрах поудобнее. Рукой он нащупывает уже готовый для него член, выпрямляется, направляя его в себя, и медленно опускается. С непривычки от боли сводит мышцы, но Хирако слишком озабочен процессом. Как бы не было больно – это лучше, чем проводить ночи в одиночестве, мечтая о таких запретных прикосновениях. Он не хочет заканчивать. Прерывать эту сладкую иллюзию. Он в кровь прокусывает губу, всё ещё в упор смотря на толи-правду-толи-видение перед собой.       Приподнимается и резко опускается вниз. Снова и снова.       У Шинджи дрожат руки – ими он судорожно поглаживает чужой торс, стараясь запомнить каждую часть тела. Запомнить так, чтобы не пришлось долго вспоминать в своих кошмарах. Его бросает то в холод, то в жар, а перед глазами стремительно темнеет. Только-только оживший, самый желанный образ растворяется в пустоте.       Утром Шинджи проснётся, обнимая фарфоровую куклу. Ещё тёплые, влажные простыни будут накрывать их обоих.       Хирако не подумает избавляться от мистической находки. Не станет снова накрывать её полотенцем, в страхе перед стеклянным взглядом. Лишь невесомо коснётся кончиками пальцев плотно сомкнутых неживых губ.

***

      Шинджи прячется в полумраке комнаты. Сколько он уже не выходит оттуда? Несколько дней? Месяцев? Никто из товарищей не может достучаться до него. Он не хочет «приходить в порядок» - он и так в порядке.       По ощущениям – прошла целая вечность. Вечность, которую лидер Вайзардов решил разделить с Пустотой.       Пустотой, отражающейся в стеклянных глазах фарфоровой куклы.