***
Очередь — самая мучительная разновидность пытки для мутанта, передвигающегося и мыслящего на сверхскоростях. А уж очередь в муниципальной больнице является таковой и для обычных людей. Я стараюсь попадать сюда как можно реже, но один из великого множества неприглядных обо мне фактов заключается в том, что стараюсь я крайне паршиво. Ну, если судить по результатам моих стараний. Я кое-как втискиваюсь на единственное свободное место рядом с зеленоволосой и не особенно дружелюбно выглядящей девчонкой, морщась от болевой отдачи. Пару секунд, что для меня очень долго, я тупо рассматриваю лежащий на моих коленях планшет с анкетой поступающего пациента, запоздало осознавая, что писать самостоятельно я сейчас не могу. — Ты не могла бы помочь мне заполнить бланк? Зеленовласка смотрит на меня так, словно я попросил её сунуть ногу в медвежий капкан — с возмущённым недоумением. — Отплачу почти целой пачкой «Скитлс», — повышаю ставки я, начиная уставать от молчания. — А что с тобой не так? — Это, говоря о чисто физических увечьях, — морщусь я, отводя в сторону край наброшенной поверх правого плеча светлой джинсовки. — Всё остальное — тема нудной многочасовой лекции по психиатрии. — Жуть, — вздрагивает она, оценив клиническую картину. — Ты уверен, что тебе нужно сидеть в общей очереди? Я, блин, кость твою вижу. — Медсестра отправила меня сюда, — пожимаю я здоровым плечом. — А ты ей свою руку показывал? — Неа. Слушай, я тут видел мужика с ножевым ранением брюшной полости и тётку, у которой видно мозг через дырку в черепе. Им явно помощь нужнее, чем мне. Это бесплатная больничка, тут все всегда ждут: либо смерти, либо первой помощи. Как повезёт. — Как-то слишком спокойно ты об этом рассуждаешь. — Я у мамы оптимист, — криво улыбаюсь я. — А ещё я недавно закинулся сильным обезболивающим. — Давай сюда свои бумажки, — с глубоким вздохом снисходит до меня Зеленовласка, забирая планшет. — Имя? — Джек Доу. — Так мы с тобой родственники, — хмыкает она, вписывая нужные буквы. — Здесь половина приёмного покоя — большая дружная семья, сестра, — аналогично хмыкаю я, обводя слегка расплывающимся взглядом толпу понурых искалеченных людей, смиренно ждущих вызова в смотровой кабинет. У каждого из них свои причины не представляться настоящим именем, в основном, конечно, криминального характера. — Дата рождения? — Девятнадцатое июня девяносто первого. — Выходит, брат ты мне старший, — резюмирует Зеленовласка, слегка удивляясь полученной информации. Невзирая на хроническую заёбанность моего состояния, выгляжу я ощутимо младше. Иногда продавцы в алкогольном супермаркете даже мои водительские права с умным видом разглядывают по пять минут. Сколько лет моей собеседнице я сказать затрудняюсь. Может, шестнадцать, а, может, все двадцать шесть. Однако выглядит она такой же уставшей от тщетности бытия, как и я сам. — Хронические заболевания? — Долбоебизм головного мозга. — Значит, прочерк? — Ага. Я лгу, нисколько этим не тяготясь. Хронических диагнозов у меня целых два, но оба не контагиозны и открытый перелом руки никаким боком их не касается. — Группа крови и резус фактор? — Третья отрицательная. — Ого, да мы точно родственники. — Вовсе необязательно. Но если что, сцедишь мне немного кровушки за батончик «Сникерса»? — Почти целый? — насмешливо уточняет Зеленовласка. — Абсолютно целый, — торжественно заверяю я. — Наркотическая зависимость? — Только от «Скитлс», — снова кривлю душой я, невозмутимо глядя в её раскосые большие глаза. Зеленовато-серые, как речная вода. — Курение? — Да. — Аллергии? — На новокаин и людей. Зеленовласка нервно постукивает ручкой по планшету, взирая на меня с хитрым лисьим прищуром. — Меня начинает настораживать наше сходство. — Параноидальность у нас тоже одна на двоих. — Обстоятельства травмы? — Дорожно-транспортное происшествие. На скейте, — уклончиво отвечаю я, сжимая зубы при новом приливе колюще-режущей боли. Не в сломанной руке. Фактически я бросился под машину. Вернее, «на», осознанно не затормозив. Иметь дело с психиатром у меня нет никакого желания — нахлебался уже этого дерма сполна. Стержень дешёвой шариковой ручки скрипит по бумаге так, будто Зеленовласка строчит письмена гусиным пером по пергаменту прямо в Хогвартс. Я механически отвечаю на оставшиеся вопросы, то и дело проваливаясь в деперсонализационный вакуум. Я стараюсь не смотреть на ряд неудобных железных стульев, стоящих напротив. Не хочу вновь встречать её обвиняющий взгляд, преследующий меня уже много лет; долбящий по нервным окончаниям, будто стоматологическое сверло. — Эй, — щёлкает пальцами перед моим лицом Зеленовласка, демонстрируя трогательное обо мне беспокойство. — Ты в норме? — Да, — возвращаюсь в объективную реальность я. — Просто слишком много боли и слишком мало сна. Впрочем, сон и боль лично для меня являются синонимами. — Что мы всё обо мне да обо мне? Сама с чем сюда пришла? — С кем, — поправляет меня она. — Я подругу сюда привезла. — А у неё что за проблема? — Пуля в лёгком. — Хреново.***
Краем уха слушая бубнёж пожилого врача, я таращусь на свой маняще белоснежный гипс, прикидывая, как именно его разрисую. — Вы ведь мутант, верно? — вопрос звучит больше похожим на риторический, чем на требующий ответа. — И вы больны. Я не люблю признаваться ни в том, ни в другом. Мне не нравится, когда меня воспринимают как биологического фрика или инвалида. Мутанты более-менее интегрированы в социум, но огромная его часть по-прежнему считает нас подлежащими изоляции или усыплению. — С чего вы взяли, Док? — Изучил МРТ-снимки вашего мозга. — Бинго. — Настоятельно рекомендую вам не отказываться от госпитализации. — Уже отказался. Взяв со стола предназначенный мне оранжевый пузырёк обезболивающего, я сваливаю, радуясь тому, что сломал не ногу. У выхода из больницы я сталкиваюсь с Зеленовлаской, почему-то заметно повеселевшей. — Далеко собрался? — тычет мне в грудь пальцем она. — Ты должен мне «Скитлс». Почти целый, помнишь? — Вытащи его сама из левого внутреннего кармана, окей? И пачку сигарет заодно. — Ладно. Грифельно-серое небо разражается мелким дождём, судя по всему, зарядившим на всю ночь. Зеленовласка раскрывает широкий купол чёрного зонта-трости, и мы отходим на положенные пятнадцать метров в сторону, молча закуривая мой синий Кэмэл. — Так ты мутант? — запрокинув голову, констатирую я, равнодушно наблюдая за парящим над нами зонтом. — Скилл Мэри Поппинс? — Манипуляции с магнитными полями, — спокойно поясняет она. — А ты — быстро бегаешь, Пьетро Максимофф. — Я всё быстро делаю, — не из желания выебнуться, а просто констатируя данность, говорю я. — И что меня выдало? — Шесть лет назад ты спас мальчика из-под поезда. Об этом был репортаж в новостях. — Всё время про него забываю, — мрачно отзываюсь я, совершенно не радуясь отголоскам ненужной мне минутной славы. — Раз уж ты знаешь моё имя, может, назовёшь мне своё? Я успеваю трижды затянуться, прежде чем получаю ответ. Словно имя для неё — это ценная информация, которую можно доверить только избранным людям. — Лорна Дэйн. — Странное имя. — Сказал Пьетро, — саркастично парирует Лорна. — Странное — не значит дурацкое. Что с твоей подругой? — Она умерла. — Соболезную. — Не нужно. Я хотела, чтобы она умерла. — Тогда поздравляю. Лорна вздёргивает подбородок, обращаясь ко мне с отчётливо различимым вызовом: — Это ведь плохо, да? — Как есть, — философски заключаю я, напряжённо наблюдая за девушкой в красном платье, неподвижно стоящей на парковке. — Все мы, бывает, хотим, чтобы кто-то умер. И иногда так и происходит. — Как я уже сказала: ты слишком спокойно рассуждаешь о подобных вещах. Не думаю, что это связано с природным оптимизмом. Скорее, наоборот. — Или же это связано с отсутствием природной эмпатии. — Тебе виднее, — предполагает Лорна, протягивая мне початую упаковку «Скитлс». — Будешь? — Неа, — чуть ли не впервые жизни отказываюсь от этой сладкой дряни я. — Ты его заработала потом и кровью. — Как хочешь. Никто из твоих знакомых не сдаёт комнату или квартиру в центре? — Нет, — отправляю я окурок в урну олимпийски-точным броском. — Но ты можешь перекантоваться у меня, пока ищешь. — Это только на пару дней. — Да пофиг.***
«Пара дней» незаметно перетекает в пару недель, а затем и месяцев. Лорна не спрашивает, почему я просыпаюсь с дикими воплями. Не спрашивает, почему я постоянно таращусь в пустоту и убегаю из дома. Не спрашивает, почему я ширяюсь и глотаю кучу таблеток. Не спрашивает, почему я бью кулаками стены. Не спрашивает, почему я упражняюсь в молекулярной дестабилизации всех стеклянных предметов в доме. Я не спрашиваю у Лорны, почему она плачет. Не спрашиваю, почему она режет ноги и руки. Не спрашиваю, почему она часами сидит на карнизе балкона. Не спрашиваю, почему она втыкает ножи и вилки в мои обои. Я зарабатываю прокачкой персов в многопользовательских онлайн игрушках, Лорна работает в музыкальной лавке. Мы курим траву и часами втыкаем в фильмы и мультики, рубимся в приставку или слушаем виниловые записи олдскульных групп. Мы говорим о многом, но никогда не говорим о самом важном. В какой-то момент к нашим совместным занятиям закономерно добавляется секс. Мы — крайне удобные друг для друга соседи. Но любое удобство может мгновенно мутировать в дискомфорт. — Кто такая Ванда? — однажды спрашивает Лорна, профессионально вытащив меня из удушающих объятий дерьмового сна парой затрещин. — Откуда ты знаешь это имя? — не успев толком отойти от кошмара, вновь напрягаюсь я. — Оно набито у тебя на левом подреберье, — фыркает Лорна. — Представь себе, я видела тебя голым. Я вытряхиваю сигарету из валяющейся на тумбочке пачки, запуская пальцы в корни белесых волос. — Я всегда думал, что она моя сестра-близнец. Я думал, что она погибла при взрыве, и что я не успел её спасти. Иронично, правда? — горько усмехаюсь я. — Самый быстрый, блядь, человек на Земле, не успел сделать самое важное дело в своей жизни. — Звучит паршиво. И почему ты начал в этом сомневаться? — Потому что мать сказала, что у меня никогда не было сестры. Зато всегда была шизофрения. — Но ты не склонен этому верить? — Я не склонен верить ничему, неспроста шиза зовётся параноидальной. Но я каждую ночь вижу её во сне. Ванду. И эти сны более живые, чем вся моя явь. И даже наяву она часто меня зовёт, а иногда просто молча ходит за мной. Её взгляд впечатался мне под кожу обжигающим клеймом. Самое поганое — вонь дыма и палёных волос, которая от неё исходит. И почему-то роз. Тошнотворное сочетание. Кажущиеся люди, голоса и запахи, вполне себе вписываются в клиническую картину шизофрении, равно как и сомнения в подлинности окружающей действительности. Но знаешь, что? Когда она меня обнимает, я чувствую биение её сердца. Даже если это галлюцинация, для меня она более реальна, чем всё остальное. — Значит, вся та дрянь, что ты глотаешь и колешь, это из-за неё? — Нет, нейролептики я давно бросил, — поясняю я, выдыхая в потолок облако дыма. — Из-за моей мутации у меня пару лет назад начала обмотка на нервах портиться, от этого и лечусь. Лечусь и продолжаю использовать свои способности, что сводит на нет весь эффект лекарств, и без того ничтожный. — Почему? — вопросительно приподнимает бровь Лорна. — Тебе ведь не нравится быть недееспособным, я вижу. — Потому что невозможность существовать в привычном ритме делает меня большим инвалидом, чем любая болезнь, — пожимаю плечами я. Чёрные ногти Лорны осторожно касаются моих ключиц, от чего я непроизвольно вздрагиваю. — А кто такие Луна и Кристал? — Понятия не имею. Но похоже на цитату из мультфильма про Сейлормун. — Мне казалось, что татуировки просто так не делают. — Я принимаю кучу плохо сочетающихся между собой медикаментов и много пью. Удивительно, что я ещё не набил себе на заднице гимн «Могучих Рейнджеров». — Почему на заднице? — Потому что новый фильм — полное дерьмо. Моя очередь вскрывать фурункулы памяти. Кто такой Алекс? Это имя Лорна вырезает на себе чаще других. На данный момент я вижу его на её правом боку. — Мой жених. — И он умер, — не спрашиваю, а утверждаю я. — Моя подруга не успела эвакуировать его во время землетрясения, — вносит ясность Лорна, плотно сжимая губы. — Мы были геофизиками, работали над одним важным проектом. Кларисса могла открывать разрывы, что-то типа телепортации. Алекс ей запретил. Сказал, спаси сперва Лорну. И она послушала его. Не меня. — Это часом не та подруга с огнестрелом? — интуитивно догадываюсь я. — Ага. — Полегчало? — Нет. — Потому что корень наших проблем лежит не в живых, — меланхолично произношу я. — Он в тех, кого уже нет. Или никогда не было. — Ну и что с этим делать? — Перестать жить. Или воспользоваться хреновой анестезией. — Какой? Я молча салютую Лорне полупустой бутылкой водки, прикладываясь к горлу. Она же встаёт с постели, натягивая футболку с логотипом группы «Motorhead», валяющуюся на стуле. Кажется, из всех моих раскиданных по квартире футболок можно собрать тайваньский цех по пошиву одежды. — Пьетро? — Что? — У тебя есть футболки без принтов и надписей? — Только футболка, на которой напечатан принт футболки без принта и надписей. Типа футболочная рекурсия.