Больше, чем игра

С женой Дженсен помирился недели за две до этого. Как только внутреннее состояние вошло в подобие гармонии, он набрал номер Дэннил. Сперва она долго не брала трубку, и Эклз уже было подумал, что ссора оказалась фатальной, но, услышав запыхавшееся «Алло», понял, что она просто далеко оставила трубку. А потом были слезы и взаимные извинения: Дженсен просил прощения за свою несдержанность и импульсивность, Дэннил – за капризное поведение и обвинения в адрес мужа. Наверное, она действительно сильно испугалась – Дженсен не звонил ей больше месяца, и она вся извелась, переживая, что будет с ними дальше. Эклз как мог уверял, что все будет хорошо, что он обязательно на хиатус приедет домой и попытается искупить свою вину перед матерью своего будущего ребенка. Дэннил тут окончательно расплакалась и сообщила, что была у врача. У них будет девочка. Тут уж и Дженсен не смог сдержать эмоций: слезы счастья потекли и по его щекам, когда он представил себе свою будущую кроху с сияющими глазками, носиком-пуговкой, звонким смехом и смешными бантиками. Его дочь. Долго они проговорили с женой в тот вечер, и впервые за долгое время Дженсен смог забыть про Коллинза, про свою проблему. Он снова был счастлив. На следующий день он рассказал об этом разговоре Джареду. Друг искренне порадовался за него, ободряюще похлопал по плечу и похвалил за смелость. Осталось только сохранить этот позитивный настрой после прихода Миши. Дженсен был окрылен. Он верил, что справится. Он был в этом просто уверен. Но он ошибался… * * * - Так, все - марш с площадки! – распоряжался Карвер, гоняя людей от пятачка перекрестка, где у Импалы стояли «Сэм» и «Дин», - Пишем первое появление Каса. Тишина! Мотор… Дженсен сделал глубокий вдох. До этого он лишь взглядом пересекался с Коллинзом, который приехал на съемки только вчера. Но и этого было достаточно, чтобы вновь открылась сосущая бездна на сердце, а душа вновь начала кровоточить. Это было невыносимо – видеть его вновь, но не сметь ни подойти, ни прикоснуться. Видеть, как легко и просто он общается с Падалеки, шутит с режиссером, бьет по заднице Шепарда. Миша вел себя так же, как и всегда… Только Дженсена обходил по широкой дуге и старательно избегал его ищущего взгляда. И даже сейчас, когда они снимаются в одной сцене, этот голубоглазый сукин сын стоит в стороне и будто бы специально вглядывается куда-то вдаль, вместо того, чтобы смело ответить на взгляд Эклза! Дженсен резко развернулся и уперся руками в капот машины. Поехали. - Дин, и что нам теперь делать? – «Сэм» всплеснул руками, - Ты же знаешь, без Каса нам не… - Это крылатый ублюдок не отвечает! – «Дин» стукнул кулаком по Импале и повернулся к брату. - Здравствуй, Дин. Сердце Дженсена дрогнуло. Он повернулся к Мише. Тот смотрел на него грустными и немного виноватыми глазами – эмоции, подходящие в этот момент как «Кастиэлю», так и Коллинзу. - Кас… - Дженсен почувствовал, как сердце ускорило бег, а кровь прилила к щекам, но под гримом этого все равно не было видно. - Кас, слава Богу! Где тебя носило? – шагнул вперед «Сэм», но Миша по-прежнему смотрел на Дженсена. Так было прописано в сценарии. - Снято! – возвестил Карвер, и тут же зашуршали колесики передвижной камеры. Но Миша продолжал смотреть на Дженсена, и Эклз понял: вина и боль в глазах Коллинза – это не касовские эмоции, это не игра. Наверное, ему тоже было тяжело, тоже хотелось просто шагнуть вперед, что-то сказать, сделать. Не таиться, не скрывать свои чувства. Не играть. Но они не могли этого сделать. Общество, в лице родного каста, незримой стеной стояло между ними, и ни Дженсен, ни Миша не был готов пробиться сквозь эту преграду. И все, что они могли – это просто смотреть. Джаред заметил этот их взгляд и кашлянул, покосившись на Эклза. Словно пойманный с поличным, Дженсен опустил глаза, а когда вновь посмотрел на Мишу, тот уже не смотрел в ответ. Зрительный контакт был нарушен, и они снова словно бы отдалились друг от друга. Съемки продолжились. Они отыграли свои роли. Тяжело было спрашивать Мишу: «Кас, почему ты не прилетел на мой зов, когда нас прижали прихвостни Абаддона», вместо «Почему мы не должны общаться и даже смотреть друг на друга, почему лучший друг осуждает меня за любовь к тебе и почему мои чувства к тебе сильнее чувств к жене и будущей дочери?» Дженсену было настолько больно себя ломать, что как только режиссер объявил перерыв, он в два шага подлетел к Мише и, схватив его за рукав плаща, развернул к себе. - Давай поговорим, - настойчиво потребовал Эклз, заглядывая в голубую бездну глаз коллеги. - О чем? – холодно поинтересовался Коллинз с вызовом глядя в ответ. Но, несмотря на твердый равнодушный тон, глаза Миши все еще светились болью. - Как дела с разводом? - Чудесно, - Миша поправил плащ, - Теперь я официально холост. Твиттер уже трещит по швам от настойчивых фанаток, желающих это исправить. - Да, фанатки – они такие, - усмехнулся Дженсен. - А как дела у Дэннил? – Коллинз беззастенчиво присел на капот Импалы. - У нас… - Дженсен запнулся, - У нас все хорошо. У нас будет дочка. - Поздравляю, - Миша улыбнулся, как показалось Дженсену, вполне искренне, - Как назовете? - Ну, я склоняюсь к имени «Джастис»… - Созвучно с твоим. Дай вторым именем какое-нибудь «Джей», и сможете звать ребенка «Джей Джей»! - Обязательно, - усмехнулся Дженсен, но слова Миши запомнил. Они какое-то время помолчали, просто наслаждаясь утром канадской ранней осени. Дженсену многое хотелось сказать Мише, но больше всего он жаждал притянуть его к себе и поцеловать. Но он не делал ни того, ни другого. Они просто стояли и смотрели друг на друга, наслаждаясь тем немногим, что им было позволено. А вокруг кипела жизнь, складывались камеры, собиралась аппаратура. Люди о чем-то весело болтали, смеялись, и никому не было дела до двух мужчин, что стояли в стороне и просто молча смотрели друг на друга. Один только Джаред Падалеки бросал тревожные взгляды на Дженсена, но так и не решился подойти к ним. Съемки нового сезона шли своим чередом. И вроде бы, все было так, как и всегда: днем они дурачились на площадке, запарывая дубли и доводя режиссера до белого каления, вечером Дженсен созванивался с женой, которая по телефону казалась просто шелковой. Иногда после этого он шел в бар вместе с Джаредом. Иногда с ними шел и Миша. Все было как в старые добрые времена… Только вот если раньше это было жизнью, то теперь для Дженсена каждый день был, как игра. Одна большая ложь. Он делал вид, что не замечает, что Падалеки намеренно садится между ними, что не оставляет их вдвоем больше, чем на пять минут, что настойчиво рекомендует Мише найти поскорее себе достойную женщину, «пока фанатки рыцарские турниры за тебя устраивать не начали». И лишь по ночам, когда Дженсен подолгу не мог уснуть в своем холодном трейлере, он осознавал, насколько фальшива его жизнь и как сильно он запутался. Он не играл лишь тогда, когда включались камеры. Потому что «Дин» любил «Каса», «Дину» очень не хватало его ангела, а еще они должны были скрывать от всех, даже от «Сэма», их связь. Дженсен помнил еще с ученической скамьи в актерской школе, что актер перестает быть профессионалом тогда, когда перестает играть и начинает жить чувствами своего героя. Когда они становятся его собственными. Но Эклз был рад даже этому: хоть где-то не нужно было скрывать того, что на самом деле творилось в его душе. Не «Дин» бросал тоскливо-ласковые взгляды на своего ангела за спиной брата, не «Дин» мимолетно касался «Кастиэля» рукой. Все было настолько искренним, что Сингер внезапно поднял ему ставку, «за профессионализм». Ему и Мише, потому что для него все это тоже было уже не игрой. И даже была некая ирония в том, что никто и не догадывался, что они не играют. Никто, кроме Джареда. Падалеки был совестью Эклза. Он спрашивал у Дженсена о Дэннил, и не столько из любопытства, сколько из желания убедиться, что Дженсен ей звонит время от времени. Джаред везде и всюду следовал за ним, не давая остаться наедине с Мишей. При иных обстоятельствах Эклз давно бы послал такого друга далеко и надолго за такую гипер-опеку, граничащую со слежкой, но Дженсен понимал, что Падалеки просто хочет помочь ему, не дать сорваться. И, учитывая также чувство вины перед Дэннил, Дженсен был даже благодарен ему. Хотя иногда, особенно по ночам, его одолевало страшное желание убежать, убежать от всего и всех, убежать к Мише. Тогда ему приходилось собирать всю свою волю, чтобы не поддаться этому опасному желанию. Иногда любовная ломка чуть отступала, и Дженсен не ловил взгляд Миши, не провожал его глазами, даже не думал о нем. Иногда он радовался простым вещам: вечеринке по случаю дня рождения кого-то из каста, выходным на природе, неожиданному подарку от фаната, новости о том, что малышка Джей Джей толкается в животике… В такие дни Дженсену казалось, что все, он вылечился, он больше не любит Мишу. Но затем всегда случалось что-то, от чего любовь вдруг разгоралась с новой силой, а сердце вновь сжималось от боли и надежды. Случайный взгляд, оброненная двусмысленная фраза или даже если Коллинз просто задевал его плечом. Ремиссия всегда заканчивалась новым «ухудшением», и Эклз начал осознавать: либо он будет утолять этот «голод», пусть украдкой, втайне от всего света, либо он будет всю жизнь несчастен… В сценарии между тем появилась новая сцена поцелуя Дина и Каса. Дженсен ждал ее, как не ждал в детстве Рождества. Всего лишь жалкий поцелуй, когда хочется гораздо больше, но он настолько изголодался по Коллинзу, что был на седьмом небе даже от этого. От поцелуя на камеру. Лишь бы была возможность вновь почувствовать его дыхание, ощутить вкус его губ… - Ну как, готовы к повторению кошмара? – спросил их накануне Джаред, когда они сидели в баре. - Пережили один раз, переживем и второй, - заметил Миша, весело подмигнув Дженсену. - Тем более в этот раз немного по-другому будет, - добавил Эклз, - Гораздо короче. Они будут на охоте, а Сэм вернется к Импале за забытой вещицей, так что у парней будет всего несколько секунд. - Такая мелочь, зато фанаты-слэшеры просто обкончаются перед экранами, - рассмеялся Коллинз. - Только такие фанаты у нас и остались, - мрачно заметил Сэм, - После того, как мы «канонизировали» дестиэль. - Все равно последний сезон снимаем, - отмахнулся Дженсен. - Сингер так про каждый сезон говорит, - возразил Миша, - А потом в апреле подсовывает новенький контракт. - Я тоже думаю, что всё, это – последний, - поддержал Дженсена Джаред, - Мне уже и самому надоело, пора двигаться дальше. Я слышал, у всех уже намечены сторонние проекты, так что все явно идет к окончанию. - Уже все, что только можно, показали, - кивнул Коллинз. - Даже дестиэль, - усмехнулся Дженсен. - Сильно только завтра не увлекайтесь, - Джаред посмотрел на Эклза, а затем поднялся из-за барной стойки. Дженсен посмеялся шутке. Глаза Миши чуть сузились. * * * Коллинз так близко. В сумерках позднего вечера его глаза кажутся совсем черными, но стоит пересечься с ним взглядом, как в этой темной синеве вспыхивают огоньки-отсветы софитов… - Дженсен, Миша, приготовились, - скомандовал Карвер. Все на площадке притихли. Эклз услышал, как напарник судорожно выдохнул. Сердце волнительно забилось в груди. Сейчас перед ним был не весельчак-Миша, но кроткий и наивный «Кастиэль», покорный и открытый. - Вот проклятье! – «Сэм» схватился за голову, - Мы забыли в багажнике шкатулку! - И как ты собираешься изгнать ифрита без шкатулки, гений? – обернулся к нему «Дин». - Я принесу, - «Кас» сделал попытку подняться из-за кустов, за которыми они прятались, но «Дин» удержал его за плечо: - Ты нужен тут, не забывай, - Дженсен внимательно посмотрел в глаза Мише. Падалеки осторожно попятился от места их «схрона», пока не вышел из кадра и не смог спокойно выпрямиться. - Третья камера на Дженсена, поехали, - прикрикнул режиссер. - Дин, прости, что я… - начал было «Кас», но Эклз его нетерпеливо перебил: - Все в прошлом, сейчас это не важно. Главное, - Дженсен сделал небольшую паузу не потому, что так было написано в сценарии, но для того, что Коллинз сейчас его услышал, - Главное, что сейчас ты здесь, со мной. Вместе мы все одолеем, мы справимся. Этого не было в прописанных Лофлином репликах. Это были слова самого Дженсена. Но Карвер его не прервал, значит, импровизация была уместна. - И не думай, что я еще когда-нибудь тебя отпущу, - на полном серьезе закончил Эклз, не отрывая горящего взгляда от Миши, замешательство которого удачно подходило и «Кастиэлю». А затем, не оставляя времени на раздумья и сомнения, Дженсен притянул Мишу к себе. Мягко столкнулись их губы в дрожащем и столь желанном поцелуе, и все сомнения были снесены в сознании Эклза. Он любит Мишу, он хочет быть только с ним! Это не было похоже на пресные поцелуи с Дэннил. Это не было похоже на быстро-перегорающее удовольствие от поцелуя с Алехандро. Это не было похоже ни на что на свете. Ничто не было столь же желанно для Дженсена, как горячее дыхание Коллинза, его тепло, его отзывчивость на ласку… Все остальное было неправдой, суррогатом. Минутная страсть к тому мальчишке, привычная любовь к жене, навязанная привязанность к еще не родившемуся существу. Только чувство к Мише было настоящим, только с ним Дженсен ни о чем не жалел и ни о ком не думал. Поцелуй длился всего пару секунд, но у Дженсена уже сорвало крышу, а внутри начало подниматься тугое возбуждение. И тут настойчиво зашуршали кусты. Вернулось восприятие реальности, вспомнилось, что идут съемки, что надо играть… «Дин» буквально отпрянул от «Каса». - Принес, - «Сэм» не заметил, что делали в кустах брат и его ангел. Но от глаз Джареда не укрылся лихорадочный блеск возбуждения в глазах Дженсена. Падалеки чуть сжал губы и протянул шкатулку «Дину». Съемки продолжались. Но опьянение не отпускало Дженсена. Он продолжал работать, но с каким трудом! Внутри него все буквально клокотало от ярости: почему, почему он не может быть с Мишей? Все эти снобы вокруг, за камерами, за экранами телевизоров спокойно восприняли дестиэль. Так почему бы им не смириться и с… как там это фанаты прозвали? Коклз? Да, черт возьми! Вся жизнь – один сплошной гребанный театр! И ради чего он жертвует своим счастьем? Кого слушает? Во что верит? Дженсен еле дождался окончания съемочного дня. Поговорить, срочно поговорить с Мишей! Краем уха Эклз услышал, как его окликнул Падалеки, но даже не обратил внимания. Он вылетел из павильона на ночной воздух, едва не столкнувшись с Сингером. - Что случилось, мальчик мой? – Боб добродушно улыбнулся. - Я ищу Мишу, - решительно выпалил Дженсен. Рядом затягивались сигаретами Гласс и Томпсон. Глаза сценаристов лукаво поблескивали, словно они знали, зачем Дженсену его «ангел». - Он только что вышел, - лениво заметил Адам, - Направлялся в сторону своего трейлера. Не поблагодарив, Дженсен поспешил по указанному направлению. Он шел быстрым шагом, то и дело сбиваясь на легкий бег, словно боялся опоздать. Махнул рукой охраннику, когда прошел мимо шлагбаума, и свернул на аллею к трейлерам. Сердце радостно подскочило в груди, когда он увидел вдали одиноко бредущего мужчину. Эклз ускорился, а внутри все затрепетало. Он нагнал друга почти у самого его трейлера. - Миш, постой, - запыхавшись, Эклз положил руку на плечо Коллинзу. Тот обернулся. Дженсен хотел что-то сказать, но не знал, как начать. Нужно было сказать, что он решился. Что он не отпустит его. Что они будут вместе. Но как легко это было говорить робкому «Кастиэлю». Сейчас же перед ним стоял сильный и гордый Миша Коллинз. Неукротимый. Решительный. Они какое-то время смотрели друг на друга в прохладной тишине октябрьской ночи, нарушаемой лишь шумом далекой автострады. Ветер трепал волосы Миши, и Дженсен испытывал почти непреодолимое желание коснуться их, но взгляд Коллинза был слишком… угрожающим? Вся бравада «Дина Винчестера» куда-то подевалась. - Неплохая импровизация, Дженс, - чуть усмехнувшись, заметил Коллинз. В темноте Эклз никак не мог определить настроение Миши: раздражение или насмешка, усталость или нежность? - Да, Джереми тоже оценил, - осторожно улыбнулся Дженсен, - Но говорил я тогда не с «Касом». - Дженс… - лицо Миши приняло жалобное выражение, - Я думал… - Я все взвесил! – перебил его Дженсен и шагнул к любимому, - Ничто мне так не дорого как… - он сглотнул, глядя в бездонную синь глаз Коллинза, - Как возможность просто быть с тобой. Он подался чуть вперед, в надежде вновь прикоснуться к губам Миши, но тот отстранился. Боль и сожаление вспыхнули на мгновение в глазах Коллинза, но внезапно они сменились раздраженной холодностью. - Дженсен, - Коллинз оттолкнул его, - Видит Бог, я хотел по-хорошему… Эклз непонимающе нахмурился. - Я хотел, чтобы это решение ты принял сам, чтобы не было никаких обид или еще чего, - голос Миши звучал безжалостно, - Но выхода нет. Придется тебе узнать всю правду. - Какую еще правду? – Дженсен внутри испуганно сжался, предчувствуя недоброе. - Про тот день. Когда мы переспали. Дженсен молчал, и Коллинз продолжил: - Я был раздавлен все этой историей с Вики. Мы были вместе двадцать лет, ты понимаешь? Двадцать лет! И тут такой удар, когда я только-только начал добиваться чего-то в жизни, когда у нас… когда у нас появились дети. Это было в высшей мере несправедливо, нечестно по отношению ко мне! У меня никогда ничего не получалось, Дженс! Это ты – звезда экрана. Сколько фильмов за твоей спиной? Сколько главных ролей? Мне тридцать восемь, а моя лучшая роль – второстепенный персонаж сериала на канале CW! Неудивительно, что моя жена сбегает со стоматологом! И в этот момент, когда моя злость на судьбу и весь мир находится в апогее, появляешься ты. И заявляешь, что хочешь меня. Что это, якобы, ломает тебе жизнь. Ты смеешься надо мной? Мне бы твои проблемы тогда! Дженсен слушал, а внутри будто молот ухал. Хотелось уйти, убежать, пока не поздно. Но Миша, словно почувствовав его страх, шагнул к нему и, внезапно схватив за отвороты диновской куртки, вжал в холодный бок трейлера. Он был сейчас так близко, всего в паре дюймов от лица, но глаза Коллинза пылали яростью, а вовсе не любовью. - И я подумал: «Эй, а почему нет?» - прошипел он в самые губы Дженсену, - Нет, сначала я испугался, не хотел впутывать тебя и себя в это. Поэтому сбежал с той вечеринки. Я дал нам шанс, попытался избавить и тебя, и себя от искушения. Но когда ты сам приперся ко мне ночью, я решил, что столь настойчивого сукиного сына все же следует наказать. Тебе нужен был секс со мной, мне нужен был секс хоть с кем-нибудь. Наверное, хотел доказать себе, что не такой уж я и неудачник. Неудачником в тот момент выпало быть тебе. Потому что вся правда в том, что я не любил тебя, Дженсен. Я тебя использовал. Он отпустил Эклза. Тот, вытаращив глаза, в ужасе смотрел на коллегу. Мозг отчаянно отказывался верить тому, что говорил Коллинз. - Пойми, мы никогда не будем вместе. Не только потому, что у тебя жена и вот-вот будет ребенок. Но и потому, что твоя любовь безответная. Я. Тебя. Не люблю. Безжалостные, страшные слова. Холод во взгляде. Злая усмешка. Неужели, это правда? Боже, это не может быть правдой!... Боль сдавила сердце, сдавила все мышцы, сковала разум. Нет, не может быть. Не может быть… Слезы горечью вскипели в уголках глаз. «Я тебя использовал». «Я тебя не люблю». Дженсен размахнулся и со всей силы двинул Коллинзу в челюсть. Тот от неожиданности пошатнулся, но на ногах устоял. Нервный смешок сорвался с его губ, а из уголка рта потекла струйка крови. - По заслугам. Все честно теперь, Дженс. Хочешь, ударь еще раз. Миша смотрел на него с насмешкой. Дженсен не чувствовал ничего, кроме боли и ненависти. Страшное предательство будто убило в нем что-то. Слезы потекли из глаз, и весь мир расплылся, и от этого следующий удар получился смазанным, по скуле. - Давай, бей нормально! – прикрикнул на него Миша, но его голос внезапно дрогнул. - Дженс, какого черта ты творишь?! – кто-то подбежал сзади и резко развернул его к себе. Это был Джаред. Миша сплюнул кровь себе под ноги. - Спокойной ночи, парни, - он широко улыбнулся, несмотря на разбитую губу, и скрылся в трейлере. Дженсен невидяще смотрел куда-то через плечо Падалеки. Слезы неудержимо бежали по его щекам, но он даже не предпринимал попыток их утереть. - Дженс, что произошло? – Джаред тряхнул друга за плечи. Эклз молчал. Ему хотелось просто умереть сейчас. - Может, хочешь выпить? – Падалеки пытался заглянуть ему в глаза. Дженсен медленно перевел взгляд на Джареда. - Нет, - голос звучал неожиданно твердо, хоть и хрипло, - Я, пожалуй, отправлюсь спать. И, не дожидаясь ответа, он развернулся и направился в сторону своего трейлера. Растерянный Джаред еще долго смотрел ему вслед, размышляя, как можно помочь другу. Но потом махнул рукой и, пробурчав: «Идиоты», отправился к себе.