Икар

      Летя навстречу безумно холодному ветру, Мирон вытянул руку вперёд.       — И он ловит снитч! — сквозь вой ветра слышался слабый возглас комментатора и ликование толпы. Матч закончился. Они победили. Наконец-то.       Проигравшие пуффендуйцы достойно приняли поражение и после игры пожали руки всей когтевранской команде. Ребята решили устроить праздник и собрали народ в просторном пустом классе. Гриффиндорцы добыли сливочное пиво и теперь угощали всех желающих. Слава тоже пришёл на праздник с кучкой слизеринцев и своим другом Андреем. Мирон уединился у окна с Соней. Она обняла его и впервые поцеловала в губы, наполнив его теплом после матча на холодном поле.       Слава устроил забаву: испытывал смешные заклинания на друзьях, играя на публику. Кому уши увеличил, кого заставил плясать без передышки. Все хохотали и просили их научить заклинанию. Мирон наблюдал издалека этот, как он выразился, бестиарий и разговаривал с девушкой. Вскоре она отошла поговорить с подругами, и Мирон уставился в окно, за которым постепенно темнело, попивая теплое, но не такое, как тот поцелуй, сливочное пиво. К нему подошла гриффиндорка, любимица Слизнорта.       — Здорово летаешь, жид, — весело сказала она. — Следующий матч с Гриффиндором, верно?       — Да. И спасибо, Лили, — ответил Мирон, смотря ей в лицо. На заднем плане он заметил Карелина, который, под весёлый гомон зрителей и овации Андрея, взмахом палочки заставил слизеринца четверокурсника перевернуться вверх ногами и так повиснуть в воздухе. Комната взорвалась хохотом, и Мирон поспешил отвернуться в другую сторону.       — Так вот, желаю победы, правда. Утри им нос. Хочу, чтобы Джеймс хоть раз вышел с поля без своей самодовольной ухмылочки!       — Ну, брось, он нормальный парень.       — Выпендрежник, вот кто он! Знаешь, что он в том году сделал с бедным Снеггом после экзаменов?       Однако, что такого сделал Джеймс, Мирон так и не узнал. В зале на секунду стало очень тихо, а затем послышался чудовищный, страшный хруст. Лили круто обернулась, заставив подпрыгнуть свою рыжую гриву волос. Первым, на кого глянул Мирон, был Слава. Растерянный, отчасти напуганный, он смотрел куда-то вниз, все ещё сжимая палочку в руках. Рядом с ним с таким же лицом стоял Андрей. Мирон, как в дурном сне, перевёл взгляд на лежащую груду лохмотьев, которая, к ужасу всех в этой комнате, оказалась телом слизеринца-четверокурсника с повернутой под неестественным углом шеей.       Мирону вспомнились его переживания, когда Шляпа распределила его на Когтевран. Ему так не хотелось расставаться со Славой, что он даже как-то заходил к профессору Дамблдору за тем, чтобы узнать, нельзя ли его перевести в Слизерин. Директор улыбнулся и объяснил Мирону, что лишь Шляпа может отправить на факультет и он, увы, ничего не может с этим поделать. Получивший лимонный леденец, но все еще грустный, он направился в свою спальню. Тогда ему не хватало общения со Славой, и Мирон часто думал, что, будь они на одном факультете, было бы гораздо лучше. Однако спустя пару лет между ними словно образовалась какая-то пропасть. Мирон все больше отстранялся от бывшего лучшего друга. Ему так надоел его юмор, поведение, его постоянная хитрая улыбка. Ему больше не казалось забавным то, как Слава разговаривает с профессорами, поднимая их на смех так, что они сами этого не замечают, как и большинство учеников. Столько лет прошло, и Мирон, казалось, охладил свой пыл.       Когтевранец резко вскочил, но не знал, куда бежать. Кто-то слегка вскрикнул, постепенно поднимался большой шум. Кто быстро бросился вон из класса, кто подбегал ближе к статичным, обездвиженным страхом слизеринцам, постепенно обступая кругом лежавшего на полу. Из Лили тоже вырвался стон, и ей стало нехорошо. Она хотела отпрянуть подальше, оступилась и упала бы, если бы не стоявший рядом Мирон. На крик скоро прибежала профессор Макгонагалл. Она стала ругать за шум и бардак в классе, однако, увидев встревоженные лица учеников, замолчала. Взгляд ее упал на четверокурсника, лежавшего на полу, а затем метнулся на палочку в руках Славы. Такой разгневанной Мирон ее еще не видел. Ее голос срывался, когда она кричала, тыча пальцем в грудь Славы. Профессор Флитвик, который тоже вскоре появился в классе, аккуратно взмахнул палочкой и наколдовав носилки, которые сами собой понесли пострадавшего. В итоге Макгонагалл трясущейся рукой оторвала серебряный значок от груди Славы. Тот, однако, казался спокойным. Ни страха, ни чего-либо другого в его глазах не было. Он молча слушал профессора, которая кричала про исключение и «безобразных, глупых, детских выходках».       К счастью, благодаря мадам Помфри все обошлось без плачевных последствий. Травмированный слизеринец вынужден был провести еще пару недель в больничном крыле, однако с шеей все было в порядке. Славу все же не выгнали из школы, как догадывался Мирон, из-за отличных оценок и по доброте душевной Альбуса Дамблдора. Однако его навсегда лишили значка старосты, запретили походы в Хогсмид, но, помимо всего прочего, профессор Макгонагалл теперь относилась к нему с явным пренебрежением. Его оценки по трансфигурации значительно ухудшились. Не обошлось и без беседы с деканом и письма маме слизеринца. Славу также должны были исключить из квиддичной команды, но благодаря декану Слизерина этого не произошло.       С наступлением весны начали усердную подготовку в экзаменам. Мирон много времени проводил в библиотеке. Каждый день он приходил и садился за один и тот же стол со все той же компанией. Слева, раскрыв перед собой с десяток книг, сидела Лили, справа Порчи все конспектировал в толстенную тетрадь. Неприязнь к Славе возросла ещё больше: слизеринец теперь вдруг вспомнил о Мироне и стал частенько с ним разговаривать. Он вел себя как мальчик, дергающий девочку за косички. Статус старосты и зубрежка в библиотеке были излюбленными объектами насмешек Славы.       — Отстань, — отрезал Мирон после очередной шутки в сторону его носа.       — Ладно, прости, пожалуйста. Но все равно иди ты к черту. Извини, что я себя так веду, видно, устал. Всю ночь повторял гербологию, реально, иди к черту. Но я извиняюсь за свои слова.       — Слушай, правда, лучше бы ты перестал, я не собираюсь… — его рука потянулась к волшебной палочке, но Лили сжала его кисть и замотала головой: «Не надо». Мирон злобно покосился на неё, но расслабил руку.       — Смотри-ка, тебе подлизывает грязнокровка. Хотя я забыл, что ты такой же, — сказал Слава.       Мирон знал, что Слава специально хочет как можно сильнее задеть его, но это только больше бесило.       — Ясно, — коротко и холодно сказала гриффиндорка. — Это ты у Снегга научился? Пойдём отсюда.       Она встала, закинула на плечо свою сумку и потащила Мирона от Славы, опасаясь, что тот все-таки достанет палочку.       — Просто не обращай внимания. Слизеринцы.       — Ладно я, но ты тут при чем? Что ему сделала?       — Забей. Он не первый, кто так меня назвал. Все нормально, правда. Они со Снеггом… — но она не продолжила и, кинув Мирону что-то вроде «прости», всхлипывая, убежала в сторону лестничных площадок. Мирон лишь беспомощно смотрел ей вслед. Он плохо знал Снегга, но понимал, что у Лили с ним что-то вроде того, что у них со Славой. Сначала он дружил с ним, даже называл лучшим другом. Но потом появилось непонимание, отвращение. Позже Мирон стал и вовсе считать, что он всегда видел во Славе какую-то темную сторону, что-то ему в нем не нравилось. Но сам себе он так и не смог сказать, правда ли это. Он не знал, в чем причина таких перемен. То ли Слава изменился, то ли он всегда был таким, а Мирон этого не замечал.