Противостоять своей любви

      Рождество в любом трудовом лагере сложно назвать волшебным и праздничным. Тюрьма Сен-Лоран-дю-Марони не стала в этом исключением, выбивая из заключённых любую надежду на рождественское чудо.       Дега смотрел на окружающих его людей, иногда погружаясь в раздумья. Заключённые. Воры. Убийцы. Отребье. Наверняка многие из них были не из самых благополучных семей, но и они в столь далёком детстве вешали носки над камином или у изголовья своих кроватей, верили в эльфов и волшебных оленей, ждали с замиранием сердца и трепетом чудес, которые бывают лишь раз в году. В это сложно поверить, когда ты шагаешь отбывать трудовую повинность по свалявшемуся грязному снегу в поношенных сапогах, не ощущая уже пальцев ног; в это сложно поверить, слыша выстрелы ружей и брань охранников; в это сложно поверить, зная, что Анри Шарьер, его друг Анри, сидит в карцере, в темноте и одиночестве.       Но Луи пытался помнить и верить.       В качестве небольшого подарка заключенным выдали кексы в уродливых гофрированных бумажных формочках, что липли к не пропечённому, но уже начавшему черстветь, тесту — и это казалось словно очередным издевательством. А ведь по всему миру в домах накрывают праздничные столы, запекают индюшек с яблоками, готовят пироги, открывают подарки — и подают заключённым отвратительную выпечку, словно напоминая о том, что сегодня праздник, но они его лишены.       Но кем бы мог считать себя Дега, если бы не думал о том единственном человеке, чьё Рождество может стать чуть ли не самым мрачным на всей планете, о том человеке, что проведёт всю праздничную ночь в крохотном затхлом помещении, холодном и пустом.       А ведь у Анри нет даже коробка спичек, чтобы хотя бы помечтать…       В качестве новой насмешки в саму рождественскую ночь выпал снег — белоснежный, пушистый, сказочный, впору вспомнить детство и играть в снежки, пытаясь повалить противника в сугроб.       Впору сидеть у камина со своим лучшим и единственным другом, забыв о предательнице-жене, и пить глинтвейн, молча наблюдая за яркими хлопьями, падающими с неба белоснежной завесой.       Впору идти на главную площадь, чтобы в толпе зевак вполне обосновано взять друг друга за рукава тёплых пальто, дабы не потеряться — словно бы для этого, да. И смотреть, смотреть, смотреть на завораживающие огни ёлки и расцветающие в небе салюты.       Но это Рождество не стало таким. Оно было серым, холодным, словно закрытым под замок вместе с остальными находящимися здесь.       Оно могло бы стать худшим и для Анри, если бы в полночь в окошко для раздачи ему не протолкнули посылку. Новогодний подарок, который смог устроить Дега. Кекс с одиноким огарком свечи, криво нацарапанными словами «От Луи» и одной спичкой. Кекс в уродливой гофрированной бумажной формочке, что липла к не пропечённому, но уже начавшему черстветь, тесту.       Шарьеру показалось, что это было самое вкусное, что он ел в своей жизни.