***
Сотто вполголоса зачитывает отчет, время от времени заправляя за ухо длинную прядь. Босс полулежит в кресле, прикрыв глаза, и, кажется, откровенно спит. Причудливые тонкие брови, сведенные к переносью, раздваиваются на концах, нос заносчиво вздернут, по левой щеке растекается шрам. Из-за загривка выглядывают пучок длинных перьев с бусинками и полосатый пушистый хвостик. Фран долго размышлял, какое такое животное ободрал босс, но Принц, весело засмеявшись, спрашивать не советоветует. Закончив читать, Супербия интересуется о плане на следующий месяц. Занзас не реагирует. Сотто ждет. Полминуты. Потом барабанит по столу пальцами, теребит челку, хмурится и подается вперед. Вглядывается в лицо босса и возмущенно выдыхает: - Да он уснул!.. Иллюзионист зажмуривается и видит лакированную поверхность темноты. На нее снегом ложатся исписанные листы бумаги, сводки, графики, таблицы… Босс перебирает их, раскладывая в одном ему известном порядке, поднимая старые архивы и сшивая новые папки. Сотто не видит этого и, не зная, насколько обостряется слух в темноте, вскрикивает прямо в лицо: - Врооой! Ублюдок! С какого момента мне читать заново?! Я же не отстану!.. - Пасть закрой! – рявкает Занзас. Мечник оседает под тяжелым взглядом мужчины. – Сколько раз говорил, не ори мне в лицо! Пиши! И босс начинает диктовать. Супербия лихорадочно набрасывает на листе столбики-пункты, которые Занзас довольно быстро считывает со своих бумаг, снова прикрыв глаза. Босс не спит. Дремлет, как кошки, следя за происходящим вокруг и прикидываясь спящим лишь во избежание суеты. Нормально спать после комы вообще мало у кого получается.***
- Что снится спящему вулкану? – бормочет себе под нос Фран, раскладывая на ковре тяжелые капли сердоликов. – Ему ведь что-то снится, правда? Догадаться не сложно. Это холод. Сухой холод наполняет грудь жидким осмием, давит вниз, не вздохнуть, не вскрикнуть. И вертится в голове какая-то бесконечная по своей важности, но неуловимая мысль. Теперь снова тепло. Жарко, как в печке, и привычно. В глазах под вспышки молний вокруг костра танцуют безумную джигу черти, размахивающие факелами, и босс смеется. Громко, запрокидывая голову назад. Происходить вокруг может всё, что угодно, но Апокалипсис начнется только с его подачи. На меньшее сил не хватит.***
Мало кто знает, но в поединке один на один тигр победит льва. Но его никто не называет царем зверей. Наверное потому, что тигры нападают только тогда, когда их никто не видит. Впрочем, Занзас не лев по ещё одной причине: львом нужно родиться. “Бастард” - клеймо на лбу и груди, в шепоте за спиной и презрительных взглядах стариков.***
Молодой босс Вонголы чувствует себя неуютно, сидя напротив Занзаса в его кабинете. Свет из окон бьет в глаза Саваде, тщетно пытающемся угадать настроение мужчины, но тот прячет лицо в тенях, полулежа в кресле. - Так в-вы… разберетесь с этим делом? – заикаясь, спрашивает Десятый, нервно перебирая руками по столу. Занзас молчит, то ли задумавшись, то ли ожидая продолжения. - Занзас? Босс раздраженно поводит плечами и, раскрыв глаза, впивается взглядом в мальчишку. - Назови мне хотя бы одну причину, по которой мы должны этим заняться. Савада сглатывает. Фран подносит к лицу красные дешевые бусы. Рубины, придающие своему обладателю силу льва, бесстрашие орла и мудрость змеи, маги Востока не советуют показывать буйволам и детям. Первые приходят в бешенство, а вторых охватывает панический страх. Молодой Вонгола очень зря вглядывается в багровые глаза Занзаса. Был бы еще быком, а так… - Эти люди угрожают семье… - Причем здесь Вария? – перебивает босс, подавляя нетерпение. Тяжело говорить с собственным уязвленным самолюбием, особенно когда у него неловкая улыбка на лице и хроническая неуклюжесть со всем вытекающими. - Вария – часть Вонголы… Она… то есть, вы… Вария подчинятся Вонголе… - Вария – автономная дивизия. Подчиняется Девятому, если на то пошло… Савада – болван. Вария – собственность Занзаса, которую он тщательно и аккуратно – чтобы посторонние не видели, - бережет. А кто посягает на собственность босса, тот фактически бросает вызов ему самому. Чтобы Занзас кому-то подчинился, одной победы в сомнительном поединке, мягко говоря, маловато. В голове мальчишки что-то щелкнуло, и он выпалил: - Вы возьметесь за это дело, потому что вам делать нечего! – и тут же умолк, обалдев от собственной наглости. Занзас взрывается громким смехом и смотрит на Десятого почти с интересом. - Ну допустим. Уговорил. Где материал? Савада через стол подвигает папку, светя от непредвиденного счастья глуповатой улыбкой, и тонет в кресле. Мужчина лениво перебирает бумаги, что-то подсчитывает в уме и довольно хмыкает. - Эта кучка отбросов больше не будет беспокоить Вонголу, - сыто заявляет он, поднимая взгляд. - А мы в качестве трофея возьмем себе всё, что добудем. Счастливый Савада охотно кивает, и боссы скоро расстаются, крайне довольные собой и друг другом. - Врай... Не часто Вонгола делает нам такие подарки! - задумчиво говорит сотто, исписав документ расчетами и срисовывая начисто план обхаживания будущего покойника. - Задобрить хотят? - Да нет. Реборн недоглядел, а наш новый Дон Донов… не очень сообразительный. Однако дело, пожалуй, не только в Саваде.***
Царь Саул был приведен в правящие верхи самим Богом, и придворные не были в восторге от нового правителя. Его не воспринимали всерьез до его первой крупной победы, а потом… потом преклонились перед его властью. Странный царь, единственный, чье время правления до сих не известно. Однако утверждать, что его царствование - выдумка, тоже не выходит: он действительно правил. Так же Саул славился дерзкой храбростью на грани безумия и самоуверенностью. Или упрямством, заставившим его участвовать в битве, зная наперед о своем в ней поражении. А может быть, это была гордость? Еще у царя было два настроения: меланхолия и гневливость. В спокойной задумчивости он молчаливо принимался за дела, а в гневе разносил всё вокруг. В такие моменты его успокаивала игра дождевых серебряных струн арфы в руках белокурого Давида. Теперь Фран верит в переселение душ.***
Очередная ошибка мечника венчается его возмущенным вскриком под аккомпанемент звона разбитого стекла. - Вроой! Хватит бросать в меня вещи, ублюдок! - Поговори мне тут. Скажи еще, что, чтобы набить тебе морду, мне надо встать с кресла… - Да неплохо бы!.. Не открывая глаз, босс шарит рукой по столу, и Супербия нервно придвигает к себе массивный графин. Вполне возможно, что целясь в мечущегося по кабинету сотто, Занзас ориентируется по слуху, а что в него бросать - вообще значения не имеет. В крайнем случае… - ...потери составили пять человек из двенадцати… - Сколько?! - А что я мог сделать?! Операцией командовал Бел! - Какого дьявола, если нормальные откаты может делать только Леви? - Леви был в другом конце страны! - Значит, ждать нужно было! Или спрашивать у меня! - Да тебя не дозовешься, ленивая ты задница! Как можно дрыхнуть среди бела дня?! - Хотел бы, достучался... И да: ещё один вяк мне в лицо, и ты уснешь сам. Причем навсегда. Разорался тут, как оскорбленная шлюха… - За-анза-а-ас!!! Босс то ли плюнул, то ли чихнул, не найдя на столе ничего, кроме бумаг, выхватил из кобуры пистолет. Сотто изменился в лице и вылетел из кабинета.***
На указательном пальце правой руки Занзас носит золотое кольцо с огненным опалом. Примечательный камень, имеющий свойство приносить несчастье всем, кто носит его не по праву. Даже король Эдуард VII в свое время заменил в английской короне опалы на рубины, а босс носит. Наверное, все дело в том, что он родился в октябре?***
- Смотри, какой терпеливый маленький лев! – урчит Занзас, лохматя пушистого котенка. Тот слабо мяукает, не в силах выбраться из широких ладоней мужчины. Мечник полусидит на краю стола и смотрит на босса не мигая, с мягкой насмешкой, как на дитё или слабоумного. - Занзас. Я, конечно, понимаю твою нездоровую любовь к кошачьим… - Ва! – Вздыбленная шерсть вокруг головы котенка торчит во все стороны как львиная грива. Супербия не выдерживает и фыркает в сторону. - Идиот. В библиотеке пахнет майской книжной пылью, танцующей золотыми звездочками в воздухе. Тишина стелется пушистыми акварельными тенями в углах. - Мелким мечтал завести большую-большую кошку, - рассказывает Занзас, не отрываясь от зверя. - Пушистую и горячую. С полосками. Чтобы у ног лежала, как торфяник… - Зачем? Босс пожимает плечами. - Кошка – совершенное создание. Грациозное, сильное, умное. Пушистое… - А собака? Чем собака хуже кошки? - Собачья преданность часто опускается до рабства. Они слепы. – Занзас искоса смотрит на сотто. - Ты же их терпеть не можешь? - Животные зависимы, - пожимает плечами мечник. - А кошки – нет. Котенок мнет лапками колени Занзаса, широко зевает, обнажая крохотные белые клычки, и сворачивается в полосатый разлохмаченный клубок. Босс победно смотрит на Супербию, и тот демонстративно закатывает глаза. - Будет время поспокойней, заведу кого-нибудь… - Ага. Тигра. А лучше льва. И назови «Бекон». Будет тапочки в зубах подносить. - Вот доболтаешься, сам будешь мне тапочки в зубах подносить… Огненный оолонг в чашке цветет молочно-сливочным ароматом. Складки на смуглом лбу разглаживаются. Для тех, кого прокоптила война и выморозила нищета, покой и вкусная еда – великая ценность. А свои ценности босс бережет, как дракон – золото. Как тигр – свою добычу. - Босс! Тут Койот звонит! - раздается из-за двери неприлично радостный голос Принца. – Он хочет… - Поди к черту. Я сплю, - кутаясь в китель и морщась, как от зубной боли, отзывается Занзас под тихие смешки мечника. - Так и передать ему? – расплывается в улыбке Бел. - Врай, ты не понял, отброс? – Супербия отрывается от стола. – Наш босс спит. Если сам не можешь до Койота доходчиво донести эту мысль, мусор, то дай мне развлечься…***
Фран сидит в гостиной и думает. Вария… Эти люди, такие разные, непохожие друг на друга… Что они видят такого особенного в этом мужчине, в этот весенний жаркий день демонстративно прячущимся от дел за тяжёлой дверью кабинета? Что заставляет их подчиняться ему? Власть? Есть мафиози и влиятельней. Сила? Годы свое возьмут сполна. Ум? Не смешите, такая вспыльчивость перечеркнет любое достоинство. Так что же?.. - О чем задумался, лягушонок? - насмешливо интересуется Принц, поигрывая стилетом. - О том, из чего сделана дудочка крысолова из Гамельна, - поднимает светло-зеленые глаза Фран, глядя куда-то сквозь Бела. - Говорят, ее мелодия уводила за ним всех, кто ее слышал… - Из мужской плечевой кости взрослого человека, определенно, - бодро отзывается Луссурия, не отрываясь от журнала. - Правой или левой? - По лицу пьющего чай Леви не понять, смеется он или говорит серьезно. Медик пожимает плечами. - Ну, по размеру похоже… - А я думаю, - разваливается на диване Бел, - что его флейта сделана из клена, как всякая флейта. Клен мягкий, податливый ножу, из него много чего делают: мебель, посуду, игрушки… Они пахнут шоколадом… Такие деревянные домики, фигурки… - Не во флейте дело, в крысолове. В том, как он играет. - Пятая ложка сахара исчезает в чашке, и комната наполняется тихим позвякиванием ложки о фарфор. - Настолько непревзойденная игра, что поражает воображение, завораживает, подавляет волю. - Искусство - оружие массового поражения! - смеется Бел, бросая стилет в шапку иллюзиониста. - Принцу нравится такой подход! - Дело в тех, кто слушал флейтиста, - выступивший из зеркала Маммон бесшумно проходит к креслу и садится. - Они шли за ним, потому что им некуда было больше идти. - Да ну, глупости, - Луссурия отложил журнал. - Крысы могли остаться в городе и продолжить уничтожать припасы… - Нет, не могли. - Тонкие пальцы скользили по спинке жмурящейся от удовольствия жабы. - Горожане рано или поздно нашли бы способ убить их и убить жестоко. А крысолов, по сути, отправил их в крысиный рай. - Он же их утопил? - удивился Леви. - Это по одной из версий легенды. По другой, на дороге из города возник огромный сыр, а когда крысы в него влезли, исчез. - А дети? Дети зачем ушли? - не успокаивался Луссурия. - С такими нечестными и жадными родителями их будущее было бы крайне скверно. - И они об этом знали? - Могли догадываться, - уклончиво ответил Маммон. - Во всяком случае, крысолов предложил им лучшую жизнь… - Чепуха! - Фран вздрогнул. И сколько сотто стоял, оперевшись о косяк двери? - Крысолов играл не на флейте, а на струнах душ своих слушателей. - Одновременно? - Да, Леви, - закатил глаза мечник. - Вот такая вот способность - души слушать. Редкий дар, надо сказать… - Как интере-е-есно… - протянул Фран, разложив по столу разноцветные камушки. - Один вопрос и столько ответов… И ни одного неверного...***
В гостиной снова повисла тишина. Только тихонько шуршали страницы, позвякивала ложечка, и урчала жаба. Вдруг дверь кабинета распахнулась. - Что приуныли, отбросы? - В темных глазах босса танцуют черти. - Хиреете? Сотто хмыкнул, Леви выпрямился, остальные заулыбались. - Продолжайте хиреть, дел нет, - усмехнулся Занзас, опускаясь в кресло у камина. По гостиной пронесся полувздох-полустон и погас. Сеть солнечных зайчиков дрожала золотой водой по поверхности стены. - Если люди окружают себя теми, кто на них похож, то я вас боюсь, босс, - медленно проговорил Фран, из-под челки вглядываясь в лицо мужчины. Занзас громко рассмеялся, а с разных сторон посыпались возмущенные возгласы задетых офицеров. - Окружают себя, - отсмеявшись, проговорил босс, щуря горящие глаза, - окружают себя удобными и полезными. А вот близко подпускают только надежных, тех, с кем спокойно. - И интересных? - Понятное дело... Мусор, цыц. Не в курятнике… - Ну, лягушка, я тебе сейчас покажу!.. - Нет, Леви, нет! Если исходить из того, что “ты есть то, что ты ешь”, то мы все немножко спагетти… - Это волосы у сотто как спагетти, при солнечном освещении… - Врроой! Кто сказал?! Прирежу!.. - Рано! Он мне десять тысяч должен!.. В гостиной звенело и пело, плавилось солнце и витал неприметный, но стойкий пшеничный запах виски. Воистину всё выходит из огня...