Я ищу ГДР, но не знаю, где она

Летним туманным утром они разбивают лагерь на берегу озера, но Хайко — щуплый лохматый паренёк с ярко-жёлтым хаером — не принимает участия в установке палаток — он молча наблюдает за тем, как что-то шевелится в машине неподалёку. Изредка подымая взгляд от венка, который плетет, Хайко видит тонкий, длинноносый женский профиль внутри машины. Кристина, ещё сонная, просыпается с трудом, вытаскивая из-под пледа затекшее за время поездки тело. Встряхивает тёмной головой, и осторожно надевает очки. Руки у неё тонкие, нежные — об клавиши синтезатора не стереть пальцы до кровавых мозолей, как это знал Хайко. Хайко косится на машину, невольно думая, что сейчас Кристина тёплая и мягкая после сна, и в сочленении рук с туловищем приятно пахнет потом, а щёки, должно быть, совсем бархатные. И нет, он ни разу не позволил себе потрогать её — хоть Хайко и представлял Кристину в довольно храбрых фантазиях, но прикасаться к ней боялся, потому что его чувство к клавишнице было исключительно платоническим. Он видит, как она возится в машине, борясь с желанием поспать ещё и совсем не желая идти к ним, хотя Хайко давно скучает, сплетая все цветы рядом с собой в один огромный венок. Крепкий невысокий мужчина с испитым лицом усмехается, наблюдая за тоскующим от любви Хайко — это очередной его подарок Кристине, с которым девушка поиграется несколько минут и бросит, как она любила бросать всё. Такая уж Кристина — непостоянная. А Хайко всё верит, что сможет приручить её. Он срывает розовую маргаритку и запевает заунывно, но свежим и приятным тоном: — Я ищу ГДР, но не знаю, где она. Так грустно, что она меня так быстро забывает… Но Алёша, который по-прежнему не сводит с него глаз, знает — Хайко поёт не о Германской Демократической Республике, где они живут, а о неприступной Кристине. Хайко не знает, что тянет его к этой девчонке. Кристине шестнадцать, но она совсем не похожа на женщину и не стремится ей быть. Ей не нужно косметики, красивых платьев, парней — хотя Хайко рад бы был предоставить ей это всё, но Кристина была хороша и без этого. Кристина не была красивой, но её притягательность была в естественности, которой девушка не стеснялась — в её роскошных тёмных волосах, которые Хайко был бы рад заплетать в косы, в хитрой улыбке и лукавом взгляде из-за очков. Она дурнушка, и в чужих глазах вовсе нехороша, но Хайко её мелкие белые зубки сравнивает с жемчужинами, а в подслеповатых глазах видит тусклую голубизну небес своего отечества. Ему нравится даже её слабый глухой голосок и писклявый смех, и Хайко не хочет ничего исправить в её узкой, тонкой фигуре — потому, что любит её. В «Feeling B», её любят меньше, чем Алёшу или Хайко, хотя Кристина поёт с ними вместе, а её харизмы хватило бы на двоих. В ГДР любят крупных, крепких девушек, а Кристина совсем не такая — иногда Хайко думает, что её любили бы на Западе. Ему кажется, что там всё совсем другое, уже по тому, что привозит Алёша из-за Стены. В числе диковинок был и белый пуховый свитер — Ромпе относился к Кристине как к дочери, и часто баловал её, отрицая панковскую идеологию. Он тоже любил Кристину, но не слепо, как Хайко, и хотел исправить её, сделать красивее, потому что глазами взрослого человека уже видел в ней женщину. Но Кристина не женщина — она подросток, она поступает и думает лет на четырнадцать, и это пленяет Хайко, который двумя годами старше неё. Белый свитер, подаренный Алёшей, она принимает как должное, и не считает нужным надевать его только на особо важные случаи — едва примерив, Кристина ложится в нём на пожухлую траву, под которой земля ещё тёплая, и Хайко ложится рядом, стараясь смотреть на небо, а не на вздымающуюся грудную клетку Кристины, чьи тёмные волосы разметались по траве и смешались с выбеленной шевелюрой Хайко. Она живая и лёгкая, как ртуть, но окружающим почему-то кажется скучной и меланхоличной. Кристина пишет им тексты для песен, потому что стихосложение — естественно для девчонки. Но тексты, которые она пишет, не производят впечатления, что их писала женская рука. Кристина пишет обо всём, что видит, но всё чаще обращается в стихах к своей родине, и Хайко кажется, что ГДР она любит больше, чем его. Во всяком случае, он не был уверен, что стоило надеяться на взаимность — Кристине это не нужно и не интересно. Ей больше интересно будущее своей страны, и она интересуется политикой непозволительно много для женщины, пока Хайко жонглирует гитарами и пытается найти утешение в похожих друг на друга поклонницах. Он знакомится с хорошей девушкой, с Никки, которая на Кристину совсем не похожа, но хотя бы любит его, и Хайко тоже хорошо с ней. Но держа её в объятиях, он всё равно не может отделаться от ощущения, что представляет вместо Никки Кристину, и мечется между группой и обычной жизнью, чувствуя, что без Кристины ему жизни не будет, а находиться рядом с ней невыносимо. Потому, что при виде хрупкой фигурки он горит и пылает, не в силах связать двух слов, а сердце заходится в старческой аритмии, отчего в глазах становится темно. Никки не знает, что у Хайко уже есть женщина, не знает, потому что Кристина кажется ей слишком некрасивой, чтобы понравиться кому-то. Тем более девушке, чью звучную и плавную фамилию он собирался забрать. А Кристина смеётся — потому что не знает о его страданиях и не верит, что эти взгляды и робкие ухаживания обращены на неё. Кристина знает лишь о своей некрасивости и отрицает то, что её кто-то может полюбить. Тем более Хайко, который всегда был ей не больше, чем другом. Она только смотрит на его мучения, сжимая плоскогубцы в тонких пальцах, а ведь могла сжимать что-то другое. Алёша учит её делать серёжки из ракушек и проволоки. Он пытался научить этому и Хайко, но пальцы гитариста оказались слишком неловки для не такой уж и тонкой работы. Пыхтя над серёжками, он не заметил, что вокруг Кристины всё терся какой-то молчаливый и дикий на вид парень, похожий на булыжник, и его странный блондинистый друг, который бросал на Хайко взгляды весьма двусмысленные. Он просмотрел, проморгал свою любовь, которая, не изменяя ГДР, полюбила плетельщика корзин, который был слишком неуклюжим, чтобы покорить чьё-то сердце. Кристина же была недостаточно хороша, чтобы кому-то понравиться, и потому они с этим парнем стали прекрасной парой, хоть при виде их вместе Хайко хотелось плакать от смеха и жгучей ревности. Она всё чаще убегала вместе с Тиллем и Рихардом — так их звали — и возвращалась, убежденная, что хочет уйти в новую группу, совсем не похожую на всё, созданное в музыке прежде. Алёша слушал её скептически, всё чаще задыхаясь от астмы, а Хайко уходил, не в силах терпеть ту, кого он прежде любил и продолжал любить, хотя всеми силами доказывал себе противоположное. — Я ищу ГДР, и никто не знает, где она. Так грустно, что она столь быстро меня забывает, Я ищу ГДР, и если она вернётся, я её прощу, — поёт он любимую песню Кристины, зная, что сегодня она снова уходит к этому парню, который вдобавок ещё и неплохо поёт. Хайко не знает, у кого спросить совета — Алёша умер, а остальные, вроде Шнайдера или Циммермана, казались ему недостаточно компетентными. Он мог бы отомстить, приворотить Кристину к себе, чтобы на неё больше никто не смел посягать, но почему-то не делал этого, со стороны наблюдая за девушкой, которая расцветала на глазах. Она превращалась в женщину, хоть и не утратила подростковой угловатости. Кристина стала женщиной потому, что любила и была любимой — и Хайко прекрасно видел следы от этой любви в виде искусанных губ и синяков на длинных стройных бёдрах — видно, этот Тилль был страшный силач. Ему было больно смотреть на эти следы, но Кристина была счастлива. Страдая от своей любви, Хайко сблизился с Рихардом, находя утешение в совместном музицировании, а после — и в вещах более личных. Уже позже, когда они все и ещё один парень собрались в одну группу, никто не стеснялся выносить свои чувства на публику, пусть и в шутку. Тилль водил Кристину на поводке, а она разбивала об него лампы. Рихард же заигрывал с Хайко, которого теперь звали Паулем, а Шнайдер и тот лысый парень без лишних движений исполняли свои партии. Их группа была порождением капитализма, нового, незнакомого мира, но её участники остались прежними, особенно Кристина — только она во всех интервью упорно говорила, что живёт по законам своей социалистической родины, которой больше не было на карте. Она жила прошлым, в то время как Пауль стремился к будущему и отбрасывал всё прежнее. Вот только одно он не мог выбросить из памяти. Избавившись от старого имени, Пауль думал, что теперь избавился и от прошлого. Но любовь к Кристине, пусть и не такая сильная, по-прежнему жила в его сердце, и все в группе прекрасно знали, что он чувствует к клавишнице, которая со времен создания коллектива состояла с вокалистом в самых крепких отношениях. Пауль старался делать вид, что не имеет ничего против их связи, но ему всё равно становилось неприятно, когда он видел тяжёлый силуэт Тилля рядом с хрупкой фигуркой своей возлюбленной. Кристина была беременна, и глядя на неё, освященную изнутри новой жизнью, с горящими глазами доказывавшую репортёру, что в ГДР было лучше, Пауль грустно усмехался, и продолжал напевать песню, заменяя три заглавные буквы названия своей страны на имя возлюбленной: — Я ищу ГДР, но никто не знает, где она. Так грустно, что она меня так быстро забывает. Я ищу ГДР, и если она вернётся ко мне опять, Я её прощу.