Если сможешь

      — Грейнджер!       Сумасшедший поток эмоций резко затопил подсознание, пытаясь сломить плотно выстроенные вокруг сердца и разума стены.       Девушка еще сильнее прижалась спиной к стене и тяжело задышала. Мантия-невидимка свисала с плеча и путалась под ногами, волосы растрепаны, взгляд дикий, испуганный и… твою мать, осуждающий.       Она что, следит за ним? Почему ее лохматая башка появляется в поле его зрения только тогда, когда он совершает долбанные ошибки?       Гермиона поспешила стянуть с себя Мантию-невидимку и спрятала материю в сумку. Драко польстило ее действие. Она раскрыла себя только тогда, когда он почувствовал ее присутствие и вышел в коридор, чтобы наорать на нее.       Это знак доверия?       Ее изучающий взгляд прошелся вдоль его тела. Драко выглядел так, будто несколько часов подряд убегал от стаи гиппогрифов. Платиновые волосы находились в небрежном беспорядке, белая рубашка помялась, свободно болтающийся на шее галстук оказался незатянут. На щеках проступил яростный румянец, в то время как серые глаза, зацепившиеся за Гермиону, грозно полыхали. Девушка крепче сжала волшебную палочку и сгруппировалась, готовясь к любому подозрительному действию со стороны слизеринца.       Или боится?       — Да какого драккла! Что ты тут забыла, Грейнджер?       Гермиона не ответила, чем взбесила Драко еще больше. Прищурившись, она вскинула подбородок и с нажимом погладила волшебную палочку, словно готовилась к неожиданному броску.       Чувствуя одновременно и знакомую радость, трепещущуюся в животе, и ужас от того, какие чувства вызывал один лишь вид представшей перед ним во всей красе Грейнджер, Драко схватил ее за локоть и попытался оттащить на первый этаж. Пришлось собрать всю свою силу воли в кулак и прикусить щеку с внутренней стороны, чтобы не повести себя как последний олень и не выдать себя.       Если он уже не показал свое истинное «я» своими импульсивными действиями.       Не отрывая своего взгляда от его лица, Гермиона мягко обхватила ладонь и разжала пальцы, освобождая собственную руку.       — Грейнджер, ты рехнулась? — прошипел Драко, предпринимая еще одну попытку схватить девушку, когда кончик волшебной палочки упрямо уткнулся в юношескую грудь. Глаза Малфоя широко расширились. Медленно опустив голову, он уставился на древко.       — Что я такого натворил, раз ты прибежала сюда сломя голову без своих дубиноголовых дружков?       Горячие импульсы заструились по венам Малфоя, когда Грейнджер заскрежетала зубами, но снова его проигнорировала. Драко попытался взять себя в руки и приобрести хотя бы внешнее спокойствие, однако разум приказывал немедленно схватить молчаливую гриффиндорку, припечатать к стене и сиюминутно потребовать ответы.       Какого черта она держит язык за зубами, когда нужно говорить? Что ей от него нужно на этот раз? И, в конце концов, зачем притащила сюда свою тощую задницу, когда явно дала понять, что не хочет больше иметь с ним ничего общего?       Он не наставил на нее свою волшебную палочку только по одной причине: она нападет на него без малейшего колебания.       Драко внимательно наблюдал за тем, как Гермиона медленно обходит его стороной и, не прерывая зрительного контакта, направляется в сторону лестницы. Ее рука осторожно опустилась, а волшебная палочка скрылась под тканью свитера.       — Что ты делаешь?       — Давай поиграем, Малфой.       — Грейнджер! — успел выкрикнуть Драко, прежде чем гриффиндорка сорвалась на бег. Чертыхнувшись, слизеринец как можно скорее поднялся по ступенькам, лихорадочно осматриваясь. В ноздри ударил знакомый запах сырости. Глаза пытались уловить девичьи очертания, но было так темно, что Малфой едва ли мог рассмотреть собственные руки.       Драко прислушался. Потрескивание пламени, свист ветра и… еле уловимое постукивание каблуков, отдающееся где-то справа. Вдохнув так много воздуха, что крылья носа широко раздулись, Малфой наконец сорвался на бег.       Давай поиграем, Малфой.       Мерлин всемогущий, что делает с ним эта девчонка?! Притягивает и отталкивает, обещает и отворачивается, спит в его постели и сбегает. Их отношения давно перетекли за рамки дозволенного, но с каждой новой встречей становились все запутаннее. И Драко давно стоило послать ее в Ад, но где гарантии, что он не спустится следом?       Тихий смех раздался над головой слизеринца. Драко остановился и поднял голову, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.       — Грейнджер?       — Ш-ш-ш…       Он мог поклясться, что слышал ее шепот прямо над ухом. Слизеринец резко развернулся, но поймал руками лишь холодный воздух.       — Грейнджер! — несколько громче позвал Драко, крутясь вокруг своей оси.       Дверь, ведущая в Большой зал, скрипнула. Ноги тут же понеслись к столовой. Толкнув дверь, Малфой проскользнул внутрь       — Грейнджер?       Тишина.       Драко снова позвал гриффиндорку по фамилии, но помещение молчало. Дернув за галстук, Малфой тяжелой поступью проследовал вглубь Большого зала, проходя между факультетских столов. Ночное небо над головой искрилось множеством звезд, ярко светящаяся полная луна отбрасывала ненавязчивый свет, что заставило Драко вспомнить о волшебной палочке. Спохватившись, Малфой похлопал себя по карманам и… Ничего.       — Какого черта? — пробормотал слизеринец, вновь пройдясь ладонями по штанам. Драко точно помнил, что забирал свою волшебную палочку из комнаты Паркинсон. Он не мог оставить свое единственное оружие. Тем более тогда, когда выскочил за бешеной гриффиндоркой.       — Грейнджер, быстро неси сюда свой худой зад! — рявкнул Малфой, прекрасно зная, что она его слышит. Он практически на физическом уровне ощущал ее присутствие, теплое дыхание и сердце, бьющееся в такт его пульсу.       — Немедленно!       Кулак с грохотом опустился на крышку стола. В этот же момент тихий мелодичный смех раздался за спиной, и дверь тихонько хлопнула. Желваки заиграли на лице слизеринца. Проскрежетав зубами, Драко пнул стоящую рядом скамейку.       Грейнджер. Она… сводила его с ума. Кружила голову, выводила, злила. Драко даже не мог подобрать уместное слово, чтобы охарактеризовать сумасшедшую гриффиндорку. На ум приходила сплошная нецензурная лексика.       Немыслимо. Она украла его волшебную палочку!       Зарычав, Малфой так яростно вылетел из Большого зала, что при соприкосновении двери со стеной с потолка полетела пыль. Органы чувств обострились, улавливая каждый шорох и движение.       Давай поиграем, Малфой.       «О, Грейнджер, ты будешь еще очень долго вспоминать нашу маленькую игру».       Свист ветра, горящее пламя, тень, маленькие каблучки. Ее теплые губы, скользнувшие в районе шеи. Скрип половиц…       Стоп? Скрип половиц?       Шлейф ее духов, потоком пронесшийся в ноздри. Тихий смех, звоном застрявший в его ушах.       — Малфой.       — Малфой!       — Малфой…       Ее голос был повсюду. Такой тихий и пронзительный, но каждый раз, когда Драко пытался застигнуть Грейнджер врасплох, она убегала. Паника красной пеленой застилала глаза. Твою мать, что она с ним делала? Наказывала? Но за?..       Малфой упрямо мотнул головой. Она не могла узнать. И даже если узнала, неужели Грейнджер действительно думала, что у Драко безграничное терпение и, в конце концов, он не пошлет ее куда подальше, а будет, как один из гриффиндорских сучек, караулить ее у портрета Полной Дамы в попытке завладеть хотя бы мелькнувшим в его сторону взглядом?       Постепенно, но Драко перешел на пеший шаг. Юноша чувствовал себя загнанным в угол. Он устал, вспотел и все, чего ему хотелось — это плюнуть и вернуться в подземелья.       Но у нее была его волшебная палочка.       Твою мать, она действительно сводила его с ума!       Холодная ладонь, словно путеводитель, схватила его за локоть и повела к выходу. Драко пораженно выдохнул, когда возле порога заметил школьные туфли. Дверь была слегка приоткрыта. Подняв замшевую туфельку за ремешок, слизеринец вышел на улицу, практически сразу уловив ее маленькую фигуру между деревьями.       — Грейнджер!       Крики. Ссоры. Слезы. Споры, которым, казалось, нет конца. Чувство безысходности, от которого хотелось биться о стену головой, заглушая душевную боль физической. Тяжелая сумка, отбивающая тазовую косточку, громыхающее небо, оттого и заставляющая ее все быстрее переставлять ноги.       Он то ненавидел, то безмерно желал ее. И ничего не мог с этим поделать.       Гермиона на ходу скинула сумку, верхнюю одежду и погналась в сторону Запретного леса. Щеки раскраснелись, глаза гневно блестели, дыхание сбилось, но девушка не могла себе позволить даже маленькую передышку. Босые ноги утопали в мокрой траве, а крупные капли дождя стекали по щекам, приятно охлаждая разгоряченное тело.       Одежда Драко насквозь промокла, а обувь хлюпала при каждом соприкосновении с землей из-за попавшей внутрь воды. Его длинные ноги ловко маневрировали препятствия в виде камней и сваленных стволов почерневших деревьев, в то время как уже порядком уставшая, но продолжавшая упорно бежать Гермиона начала спотыкаться. Ему хватило меньше минуты, чтобы догнать ее, схватить за руку и резко рвануть на себя. Однокурсники повалились на землю и кубарем покатились вниз по склону. Драко обхватил Гермиону одной рукой за туловище, а второй прижал ее голову к своей груди. Несмотря на защиту, острые булыжники впивались в девичью плоть, оставляя после себя кровоточащие раны и клочья одежды. Но это казалось таким ничтожным на фоне своего предательства, вины и необдуманных поступков, которые привели к вороху проблем, что Драко и Гермиона не вскрикнули ни во время, ни после падения.       Они тряслись от каждого дуновения ветерка. Драко всматривался в глаза Грейнджер, пыталась захватить каждую черточку ее лица, каждую проступающую кость, но никак не могла понять: что же его так сильно привлекало? Тело десятилетки, преобразовавшегося благодаря десятку скинутых килограмм, бледная кожа, точеный подбородок, россыпь еле заметных веснушек на щеках. Карие глаза, казавшиеся практически черными в ночном свете.       — Мерлин, Грейнджер, что же творишь? — прошипел Драко скорее от боли, чем от ненависти, продолжая прижимая ее тело к своему. Гермиона сжала широкие плечи и прикрыла глаза, успокаиваясь под звуки его лихорадочно бьющегося сердца и быстро вздымающейся груди из-за рваного дыхания.       — Это ты что творишь, Малфой? — прошептала гриффиндорка, стискивая в кулаке его разорванную рубашку. — Что ты, мать его, творишь?       Гермиона несколько раз ударила кулаком по крепкой груди.       — Зачем тебе все это нужно, скажи мне? Почему ты никак не можешь зажить нормальной жизнью? Чего тебе так не хватает? — в ее голосе не было ни недавней злости, ни отчаяния, ни ненависти. Лишь всепоглощающая усталость, окутавшая каждую мышцу.       Драко тихо рассмеялся. Сколько раз он задавал себе эти вопросы, но на каждый из них имелся один ответ: он проклят. Его чистокровная задница погрязла в скользкой и липкой мерзости, а запутавшееся сознание металось в черепной коробке, как загнанный зверь. Ему было больно и противно от осознания собственного бессилия. От понимания своей слабости.       Его жизнь — сплошной калейдоскоп разочарований. И он был бы счастлив заслужить все, что есть у его приятелей: сладостный привкус победы на языке, гордость за самого себя, радость от того, что сумел выжить, а его родители вместо Азкабана нежатся в малой гостиной Малфой-мэнора за чашкой душистого чая.       Сердце заколотилось с двойной силой, но на этот раз не от усталости или выброса адреналина. Гермиона поставила ладони поверх его головы, приподнялась и осторожно склонила свое лицо. Грязная ладонь прошествовала по его щеке, оставляя после себя черные разводы, которые быстро смыла вода. Он встретился с ее теплыми глазами, и впервые за время их близости в них не промелькнуло ни удивления, ни раскаяния, ни неуверенности.       Грейнджер склонилась еще ближе. Она смотрела необычайно внимательно, словно пыталась найти ответы на вопросы вселенского масштаба.       — Я ненавижу тебя, Драко Малфой, — ее горячее дыхание опалило похолодевший кончик носа. — Сделай ты это полгода назад, я убила бы тебя на ровном месте.       Ее руки все еще были в крови, в ноздри ударял металлический запах, во рту — черная гниль, в ушах — крики друзей, родных, знакомых и, в конце концов, ее собственные. Уродливый шрам на предплечье неустанно напоминал о прошлом — ее клеймо.       Убила бы? Драко в этом не сомневался даже тогда, когда Гермиона прижалась своими губами к его.       За полгода они подарили друг другу много поцелуев и длинных ночей, когда стрелка часов давно перескочила за полночь, завтра контрольная по зельеварению, на полу — раскрытые книги.       Они целовались страстно, неистово, жадно, пылко, грубо, безрассудно.       В порыве отчаяния, в моменты злости, слабости, иногда — случайно.       Долго, быстро, протяжно, порой — осторожно.       Он всегда целовал ее первый, а она никогда не сопротивлялась. Гермиона, как мотылек, летела к Драко, словно он — единственный источник света и тепла в густой и холодной темноте. Даже если Грейнджер сама хотела подойти и впиться в его губы, что-то все время ее удерживало. Неведомая сила, завладевшая разумом, которая подкидывала все новые причины этого не делать. А Малфой никогда и не задумывался, как целуется Гермиона. Его интересовали только наличие ее губ, податливо раскрывавшихся под напором его языка.       Гермиона аккуратно пробежалась по его мокрым губам, собирая скопившуюся влагу. Неторопливо двинулась чуть глубже, вдыхая внутрь рта разгоряченный воздух. Ее тонкие пальчики нежно очертили заостренную челюсть и зарылись в платиновые волосы. Грейнджер медленно исследовала губы Драко, наслаждаясь каждой клеточкой его тела. Упивалась каждым движением его забравшихся под кофту рук на спине. Пыталась запомнить линии шрамов на его теле, черты лица, цвет глаз и трепещущие светлые ресницы. Мягкость волос и привкус пота после очередной борьбы.       Пальцы осторожно прошлись по нежной коже. Гермиона затаила дыхание, наблюдая за движениями его руки. Подушечки заскользили по напряженному животу, обыграли едва проступающие ребра, обвели ареолы сосков, задержались на пульсирующей жилке на шее. Грейнджер рвано выдохнула и инстинктивно откинула голову, когда пальцы едва ощутимо погладили шрам чуть ниже солнечного сплетения.       Ему казалось, что его душат. Сцепили длинные пальцы на шее и давят, давят, давят, пока в глазах не темнеет и не появляются первые признаки скорой потери сознания.       Малфой ее понимал. В каждом его действии, в каждом слове, в каждой издевке чувствовалось это долбанное, но такое нужное понимание. И потому вместо того, чтобы вырываться, Грейнджер лишь усиливает хватку, чтобы не упасть, и поддалась вперед, прижимаясь к слизеринцу всем телом. Босые пятки заскользили по грязи, прежде чем сцепиться над малфоевской поясницей.       А теперь — глаза в глаза. Смешанный со стоном выдох, когда обнаженная спина касается мокрой травы. Его горячие губы, покрывающие ее лицо, и влажная дорожка, спускающаяся к шее. Размеренные толчки между ее бедер, посылающие по телу знакомые спазмы. Красные отметины на спине, оставленные ее ногтями, его хриплые стоны.       Драко проводит кончиком носа к ее. Прижимается своим лбом к ее лбу. Нежно целует, на пару секунд закрывая глаза, чтобы вдоволь насладиться этим до жути, до страха невероятным чувством, возникающим каждый раз, когда они вновь и вновь оставались наедине друг с другом. Крепче сжимает ее тело в своих руках, потому что боится снова ее отпустить. И в голове — ни единой мысли. Только он и она — мы. Ягодный вкус ее губ, цветочный аромат, привкус дождя и холодные капли, помогающие хоть немного справиться с охватившим его жаром. Хриплое дыхание.       Лицо Гермионы напряжено, взгляд — сосредоточен, рот приоткрыт. Крепче хватаясь за его плечи, девушка задерживает дыхание, чувствуя, как мышцы влагалища судорожно сокращаются. И прежде чем тихо вскрикнуть, утыкаясь лицом в его шею, видит рассеивающиеся над головой темно-серые облака, сквозь которые проступает полная луна.       Рассказать? Стоит. Сейчас?       Или нет?       Сука.       Драко потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться. Перекатившись на спину, он притянул Гермиону к себе и подставил лицо сбивающим жар каплям дождя.       Его не учили честности. Драко учили хитрости и искусству лгать так, чтобы вывернуть любую ситуацию в свою пользу. А теперь он сидит как последний слизняк возле разбитого корыта и не может разжать плотно сомкнутые губы.       Чертова Грейнджер.       — С тобой все в порядке? Ты напряжен.       Пришлось прокашляться, чтобы выдавить некоторое подобие «Да».       — Ты не кончил.       Гермиона несколько секунд вглядывалась в лицо юноши. От ее обеспокоенных глаз и рваного дыхания в животе все перевернулось. Драко закусил щеки с внутренней стороны и прижал ее ладонь к лицу, ощущая себя еще большим мудаком, чем прежде.       Он не может рассказать. Нет. Если Грейнджер узнает, у него уже не будет шанса. Она окончательно в нем разочаруется и поймет, что без него ей будет лучше.       — Драко?       — Нам пора возвращаться.       Гермиона перекинула ногу через его туловище и ловко уместилась в области паха, все еще ощущая его твердость. Обхватив его член ладонью, она, не отрывая взгляда от его глаз, осторожно опустилась на член под звук тихого стона.       — Я все знаю.       Одной рукой облокотившись о землю, а другой обхватив ее бедра, Драко медленно приподнялся.       — И что же ты знаешь? — выдохнул он в ее ускользающие губы.       — Все. Что ты был с Паркинсон.       Драко сжал бедро Грейнджер, пытаясь унять дрожь в ладонях и остановить скольжение ее влагалища вдоль напряженного члена.       Блять, Грейнджер, остановись, пока я не сбросил тебя с какой-нибудь скалы.       Малфой сжал зубы, отчего на его лице заиграли желваки. Она говорила и смотрела на него спокойно, мать вашу, уравновешенно и, черт бы ее побрал, возбужденно, как будто ничего страшного не произошло.       Словно срать она хотела на то, переспал он там с кем-то или нет.       И Драко уже не мог понять на кого злится больше. На себя, потому что не смог удержать член в штанах? Или на нее вместе с ее взглядом рассудительной училки?       — Посмотри на меня, — прошептала Гермиона, обхватив его лицо руками. — Драко.       — Остановись, Грейнджер. Это неправильно, — Малфой мотнул головой, пытаясь скинуть ее ладони со своего лица.       Или надеясь, что на этот раз она снова не послушается и продолжит подниматься и опускаться на его члене, крепко хватаясь за мокрые плечи и прижимаясь губами к его шее.       — Мне кажется, — она осторожно прикусила его челюсть, и новый импульс возбуждения мягкой волной прошелся внизу живота, предсказывая скорую разрядку.       — Что тебе кажется, Грейнджер?       Драко прикрыл глаза, ощущая себя чертовой прашмандовкой, которую используют как игрушку для утоления своих природных желаний.       Чтобы бросить со стандартной фразой «Дело не в тебе, а во мне».        — Что я тебя люблю.       Сердце пропустило несколько ударов. Драко тяжело задышал и несколько раз моргнул, пытаясь унять возбуждение, от которого ладонь в ее руке тихонько задрожала. В этот момент юноша порадовался тому, что Гермиона уткнулась в его шею и не видит покрасневшее от стыда лицо.       — Кажется?       — Кажется. Поэтому, — Гермиона вновь обхватила его щеки ладонями, заставляя посмотреть ей прямо в глаза. — Просто поцелуй и кончи уже в меня, Малфой.       — У тебя мозги плавятся.       Гермиона улыбнулась, вновь предпринимая попытку сделать толчок, но Драко подхватил ее под ягодицы, не позволяя сделать ни грамма лишнего движения.       — Повтори последние два предложения, Грейнджер. Хочу знать, правильно ли тебя понял.       — Я…

***

      Гермиона прижалась спиной к холодной стене и медленно выдохнула через рот. Щеки горели. Комендантский час наступил около сорока минут назад, но мимо нее продолжали ходить старшекурсники змеиного факультета.       Несмотря на опасную близость к логову врага, Грейнджер чувствовала лишь легкое волнение, вызванное желанием поскорее со всем покончить. Примерно так же она ощущала себя перед битвой за Хогвартс. Гермиона знала, что невозможно избежать приближающейся бури и хотела оказаться в ее эпицентре, чтобы поставить окончательную и бесповоротную точку.       Облизав пересохшие губы, Гермиона медленно подошла к стене, за которой скрывался вход в слизеринскую гостиную. Чувствуя, как сердце постепенно ускоряет темп, Грейнджер высунула руку из-под мантии и осторожно провела ладонью по шершавому камню. До этого она была в гостиной Слизерина лишь раз, и если бы забрела сюда по незнанию, ни за что бы не догадалась, что за этой глыбой скрывается потайной ход. Какие-то жалкие дюймы отделяли ее от исполнения внезапно возникшего плана и человека, за которого она отчаянно хваталась последние месяцы, и ничего не могла с этим поделать.       Обычно в это время гостиная Гриффиндора наполнялась старшекурсниками, желающими отдохнуть после учебного дня: они общались, играли в волшебные игры, доделывали домашнюю работу или сидели у жарко пылающего камина. Драко почти ничего не рассказывал о своих одногруппниках, и было глупо полагать, что слизеринцы будут всецело повиноваться правилам, когда самая прилежная студентка Хогвартса только за последний год нарушила с десяток школьных уставов.       Стена дрогнула под ладонью гриффиндорки. Несмотря на Мантию-невидимку, которую Гарри все-таки уговорил взять Гермиону, девушка еще сильнее врезалась лопатками в стену. Сквозь материю полумрака показался долговязый юноша с накинутым на лицо капюшоном. Прищурившись, девушка сделала резкий выпад навстречу парню и тут же замерла, прикусив губу.       Черт.       То ли расслышав шорох, то ли почувствовав чужое присутствие, молодой человек остановился. Что-то в нем показалось Грейнджер знакомым, отчего хотелось подойти и рассмотреть его поближе. На мантии не было никаких отличительных особенностей, капюшон плотно прилегал к голове.       Осмотревшись и не увидев перед собой никакой угрозы, юноша торопливым шагом преодолел расстояние от стены до лестницы и растворился в школьном коридоре.       Гермиона набрала в легкие побольше воздуха.       Сейчас или никогда.       На ходу поправляя Мантию-невидимку, Грейнджер протиснулась в уже закрывающийся проход и медленно выглянула из-за угла. Гостиная Слизерина не пустовала: несколько старшекурсниц, расположившись возле камина, склонились над маленькими карточками и о чем-то тихо переговаривались. Присмотревшись, девушка поняла, что однажды уже видела нечто подобное в арсенале своей бабушки. Гермиона помнила, как раньше смеялась вместе с родителями над маленькими странностями старшей-миссис Грейнджер, которая после бутылки хорошего вина доставала из столетней шкатулки уже истрепавшиеся карты Таро, доставшиеся той от матери.       В волшебном мире атрибуты для предсказывания будущего не казались чем-то странным. Однако при виде карт и склонившихся над ними слизеринок у Гермионы возникло ощущение, будто это так… по-магловски.       Гермиона осторожно присела на корточки и провела ладонью по теплому ворсу: возле ее ног извивался чешуйчатый змей с изумрудными глазами, длинные клыки которого поблескивали в свете канделябр. Присмотревшись, девушка уловила тонко сотканную древесину с молодыми листочками, а чуть дальше — множество веток, усеянных золотистыми яблоками. Змея полностью окутала ствол дерева, макушка которого тянулась к едва потемневшему небу с россыпью маленьких светлячков, а за великим деревом — бескрайнее море, ласкающее светло-коричневый песок. Расписные ковры, хранившие в себе вековую историю, полностью покрывали каменные плиты и охраняли студентов не только от переохлаждения, но, как показалось Гермионе, и от непрошенных гостей.       — Тори, тебе попалась Императрица! — восхищенно воскликнула одна из слизеринок. — Это значит, что в ближайшем будущем тебя ждет женское счастье.       — Какое может быть женское счастье с перевернутым Императором и Смертью? — хмыкнула Милисента Булстроуд, постройневшие руки на груди.       — Ты ничего не понимаешь! — воскликнула девушка, сидевшая на этом самом ковре, в то время как собеседницы разместились на огромном и, несомненно, отделанном настоящей кожей диване. — В твоей жизни уже присутствует человек, с которым ты можешь создать крепкую семью. Но он очень нерешительный и считает себя незрелым для подобных отношений. За ним идут карта Смерти и Императрица — это значит, что в ближайшем будущем он очень сильно изменится. И все ради тебя.       Девчонки весело захихикали, заговорщически переглядываясь между собой. Их радостные лица осветляли языки пламени мраморного камина, древесина в котором монотонно потрескивала, согревая немногочисленные спальни студентов.       — Элис, не давай мне ложную надежду, — Астория смущенно улыбнулась. — Драко ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего.       Гермиона сглотнула. Сложно было не узнать выделяющуюся из толпы красотку, что застенчиво перебирала медвежью шкуру тоненькими пальчиками. Черные волосы, обычно уложенные в идеальную прическу, оказались собраны в небрежный пучок, в то время как несколько укороченных прядей нежно спадали на алеющие щеки. Астория неуверенно наблюдала за вновь появляющимися на поверхности стола картами из-под подрагивающих черных ресниц.       Гермиона притаилась у выхода и принялась изучать обстановку слизеринской гостиной, стараясь не акцентировать внимание на долетающих до нее отрывках фраз. Она хотела дождаться, когда однокурсницы закончат посиделки и разойдутся по спальням, но ее взгляд постоянно возвращался к хрупкой фигуре, что неуверенно посматривала на разложенные перед ней карты. Ее тонкие ножки свисали с подлокотника кресла, а рубашка шелковой пижамы слегка сползла с изящного плеча, что совершенно не вписывалось в первоначальный образ Астории. Изредка пересекаясь в стенах Хогвартса, Гермиона всегда видела перед собой возвышенную аристократку, следующую за своей сестрой и ее подругами: аккуратная прическа, идеально выглаженная форма, прямая спина, неброский, но эффектный макияж — настоящая студентка слизеринского факультета под стать своим одногруппницам. Но сейчас…       Грейнджер почувствовала волнительный трепет от картины, свидетельницей которой она стала от случайного стечения обстоятельств. Впервые она видела перед собой не людей, которые насмехались над ней во время учебы в Хогвартсе. И не потенциальных Пожирателей смерти, с которыми могла сражаться во время войны. А таких же… детей, как и она сама.       Гостиная Слизерина не казалась ей мрачной. Напротив: несмотря на отсутствие окон, подземелья оказались теплыми и… уютными. Обычные студентки собрались возле камина, чтобы обсудить девичьи дела. Прислушавшись, Грейнджер уловила мужской смех в одной из спален, в другой — неразборчивые ругательства. Здесь студенты могли снять свои надменные маски, переодеться из дорогих нарядов в удобные пижамы, шлепать по полу босиком. На каминной полке скопились фарфоровые чашечки из-под чая или кофе. Под стеклянным столиком Гермиона заметила женские журналы, ежедневный пророк, волшебные — «варварские» — шахматы и газеты с новостными сводками Квиддича. Вдоль стены — шкаф от пола до потолка, забитый учебниками, справочниками и, Мерлин, даже детскими сказками, видимо, подготовленными для первокурсников.       — Сейчас посмотрим… — Элис начала активно раскладывать новые карты, делая такое лицо, будто выступает на семинаре Драконологии. — Я вижу препятствие, которое скоро разрешится без твоего участия. Он тянет за собой груз прошлых отношений, но это не значит, что у Драко нет к тебе чувств. Просто дай ему немного времени.       — Это все бред! — воскликнула молчавшая до этого момента Дафна. — Если сидеть сложа руки, то никогда и ничего не добьешься. Тебе нужно брать быка за рога.       — Проще сказать, чем сделать, — скривилась Астория.       — Мои карты — не бред! — тут же насупилась Элис.       — Серьезно, Элис, откуда ты их притащила? Из магловского переулка? — Дафна Гринграсс потянулась было к колоде, но слизеринка прытко шлепнула ее по руке.       — Не надо оставлять на моих атрибутах свою сучью энергетику!       Дафна вскочила с дивана и сжала длинными пальчиками бока. Ее светлые глаза расширились, темные брови сложились домиком, пухлые губы надулись.       — Ты пудришь моей сестре мозги своими дурацкими картами!       — Они не дурацкие! — насупилась Элис и, быстренько собрав карты в одну колоду, приняла оборонительную позицию. — Перед войной в каждом раскладе мне попадалась Башня! А Башня — предвестник кровавых событий!       — Вообще-то, — накручивая на указательный палец прядь блестящих волос, подала голос Милисента, — Башня символизирует непредсказуемые события, а иногда даже оргазм. Об этом еще Трелони говорила.       — Мили, — закатила глаза Дафна, — и ты туда же. Сомневаюсь, что наша Трелони на своих уроках рассказывала подросткам об оргазмах.       Астория, до этого наблюдавшая за развернувшейся перед ней сценой со смесью ужаса и непонимания ситуации, не сдержалась и тихо рассмеялась.       — Мало ли что там говорила Трелони! Это не смешно! — продолжала злиться Элис, чуть ли не потаптывая ногами от негодования. — Я предсказала войну!       — Мерлин, Элис! Это чересчур предсказуемое предсказание!       — А я говорю, что…       — Какие же вы все глупые! — воскликнула Астория, со смехом бросая диванную подушку в сторону ссорящихся одногруппниц. Взвизгнув, Элис вскинула руки и оттолкнула от себя убийственный предмет, который, поменяв траекторию, врезался в симпатичное личико Дафны Гринграсс.       Новая порция смеха поселилась в стенах подземелий, отчего Грейнджер почувствовала себя маленьким воришкой чужих воспоминаний. Однажды, переместившись на многие годы назад, эти девушки так и не узнают, что за ними нагло наблюдала гриффиндорская грязнокровка, у которой постоянно чесался кончик носа из-за недостатка приключений на свою пятую точку.       И они так и не узнают ту гамму эмоций, что испытала Гермиона за последние десять минут, которая четко опознала грызущую изнутри зависть.       Девушка сделала осторожный шаг назад, понимая, что не может отвести взгляд. Ее жизнь наполняли проказы и шутки сокурсников, но они никогда не были по-настоящему близки.       Или это она не смогла стать частью львиной семьи за долгие годы обучения в Хогвартсе и борьбы за жизнь?       На несколько мгновений Гермиона представила, как Драко после тяжелого дня падает на дорогущий диван в окружении Забини и Гойла, по-домашнему скидывает лакированные ботиночки и расслабленно растягивается на мягкой обивке под треск огня в камине.       Что они делают? Выполняют домашнюю работу? Обсуждают девчонок? Организовывают тайное собрание ненавистников Мальчика-Который-Выжил и хогвартских грязнокровок? Придумывают новые мальчишечьи пакости?       Гадают на Таро?       Хвастаются подарками родителей?       Гермиона помнила: родители Малфоя регулярно присылали ему огромное количество сладостей, которыми он потом делился со своими… друзьями?       Они дружили так же, как и Гермиона — с Гарри и Роном?       Чем больше она думала, тем меньше становилась гостиная Слизерина, а девичий смех — тише. Темнота сгустилась вокруг ее тоненькой фигуры, отчего перед глазами заплясали разноцветные блики.       Уединялся ли он на том самом диване с какой-нибудь слизеринской красавицей, когда она?..       — Грейнджер, ты такая предсказуема, — его теплое дыхание овеяло мочку ее уха. Гермиона почувствовала, как Драко медленно зарывается носом в ее длинные локоны и глубоко вдыхает исходящий от нее аромат.       Вспомнишь черта…       — Здесь всегда так? — прошептала девушка, с наслаждением упиваясь интимной близостью родного ей человека.       — Три дня девочки и три дня мальчики. По воскресеньям вход открыт для всех.       — У вас есть расписание?       — А у вас — нет?       Холодные подушечки пальцев прошлись по тыльной стороне ладони, отчего вдоль рук разбежались мурашки. Гермиона втянула воздух ртом и медленно выдохнула, когда Драко медленно очертил незнакомый ей узор на коже и легким касанием провел по солнечному сплетению, откидывая ее волосы назад.       — Это удобно. Мы не подслушиваем их разговоры, а они — наши. Никто никому не мешает.       Гермиона медленно обернулась, столкнувшись с Драко практически нос к носу. Перечная мята, его любимый одеколон с нотками цитруса и легкое амбре огневиски вперемешку с импортным табаком.       — Ты пьян.       В ответ Драко лишь слегка повел плечом, отворачиваясь к стене. После некоторых манипуляций с проходом каменная глыба медленно отодвинулась, раскрывая обзор на мрачный коридор подземелий, освещал который одинокий факел возле лестницы. Гермиона послушно последовала за слизеринцем, понимая, что нет смысла спорить. Ее застали на месте преступления и аккуратно вывели из запретной для ее глаз секции без лишнего шума.       Они бродили по Хогвартсу без лишних разговоров, засунув руки в карманы мантии и ориентируясь по сгусткам попадающихся на их пути ночного света. Некоторые факелы доживали последние минуты, прежде чем погрузиться в сон до следующего вечера. Школьные коридоры пустовали, большинство картин давно отправились в царство Морфея, изредка сопровождая сновидения булькающими и невнятными звуками.       Драко не вел ее в какое-то определенное место. Прогуливаясь по коридорам, они обошли несколько этажей, прежде чем остановились возле незастекленного балкона, и еще долгое время наслаждались ночным временем суток, будто не могли поверить, что ночь тоже может быть безопасной.       В детстве Гермиона любила нырять в постель после смены белья. Одеяло, наволочки и простыни впитывали аромат свежего кондиционера, создавая вокруг ее тела умиротворенную и безопасную атмосферу, погружающую ее в сладкие сны со странными картинками о магии, волшебных палочках, гномах и заполненном волшебниками замке. В этом мире детей с разных уголков земли обучали магическим заклинаниям, рассказывали о способах превращения животного в воодушевленный предмет, а вместо шариковых ручек и тетрадей в клеточку использовали перья, чернила и длинные пергаменты.       Этот аромат ассоциировался у нее со спокойствием и предвкушением перед ночным отдыхом, во время которого девушка всегда засыпала с улыбкой наслаждения на губах.       В Хогвартсе не использовали кондиционеры для белья. И Гермиона давно перестала получать удовольствие от сна после кровавых кошмаров, но сейчас она испытала то самое чувство дежавю, переместившись на несколько лет назад, когда родители каждый вечер перед отходом ко сну целовали ее в обе щеки и желали спокойной ночи.       Несколько мокрых прядей платинового оттенка прилипли ко лбу, и Гермиона испытала неистовое желание прокрутить их вдоль указательного пальца. От Драко несло знакомой свежестью из ее далекого детства.       И пеной для бритья, которой папа пользовался каждое утро, прежде чем спуститься к завтраку и обнять свою жену со спины, пока та переворачивала яичницу на сковороде.       Магическая Британия больше не казалась Грейнджер чем-то выдуманным и непостижимым, в то время как мир ее родителей казалась ей по-настоящему сказочным.       Драко протянул ей руку перед крутой лестницей, ведущей на Астрономическую башню. Приблизившись к нему на несколько шагов, Гермиона с упоением сжала его ладонь, вдыхая аромат чистенькой рубашки и все тот же одеколон с нотками цитруса, но уже без примеси алкоголя и сигар.       — Ты игрался со мной?       Драко не ответил. Запрокинув голову, он наблюдал за медленно плывущими облаками, сквозь которые проскальзывал блеск оставшихся на небе звезд. Его тело полностью расслабилось под натиском душистого воздуха, на бледной коже рук пульсировали раскаты фиолетовых вен.       — Малфой…       — Отчасти. Но…       Его лицо в лунном свете казалось бледнее обычного. Драко склонил голову и закрыл глаза, пытаясь подобрать нужные слова, но все то, что он когда-то хотел ей сказать… все то, что миллион раз прокручивал в своей голове… было не тем.       Они оба знали, что рано или поздно этот разговор состоится. И это нисколько не упрощало задачу.       — Нам тяжело друг без друга, — наконец призналась Гермиона, но болезненное ощущение в районе грудной клетки лишь усилилось.       — Как и друг с другом.       Гермиона осеклась. Отвернувшись, она несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, подбирая нужные слова, однако…       Драко прав. Они использовали друг друга, а когда поняли, что все происходящее между ними самое что ни есть настоящее, приняли решение двигаться разными дорогами.       Или нет, если они все еще стоят плечом к плечу, а ладони находятся всего в миллиметре друг от друга?       — Что мы делаем здесь, Грейнджер?       — Я не знаю, — честно призналась девушка. — Я уязвима, Драко. И уже ничего не понимаю в этой жизни.       — С каких пор? — Малфой не сказал — выплюнул с внезапно возникшей в его голосе злобой вперемешку с раздражением. — Грейнджер, ты сражалась с армией Волан-де-Морта, — резко схватив ее за запястье, он дернул девушку на себя, вновь погружая ее в пучину самых темных и ненавистных ей воспоминаний, от которых сердце все еще болезненно трепетало. — Тебя пытала Беллатриса Лестрейндж на полу моего дома, — чуть тише добавил Драко и нежно провел большим пальцем по надписи на ее предплечье. — Но не выдала Поттера.       Гермиона дернула рукой, вырываясь из его ладоней. Его слова были ей ненавистны до такой степени, что к горлу подступила тошнота.       Перед глазами снова стояли все те люди, которыми она гордилась и которых любила.       Которых так несправедливо потеряла в той злосчастной войне.       Тела которых так и не покинули стены этого замка.       Драко не стал ее удерживать, когда Грейнджер, отшатнувшись, отвернулась от него и сжала парапет. Она хотела было снова уйти и сказать, что ей нужно время, чтобы все обдумать и прийти к каким-нибудь выводам, но осеклась.       Это лишь оправдания, благодаря которым Гермиона так активно избегала подобных тем, в том числе и неразбериху в их личных отношениях. Тянуть дальше значило отвернуться от собственных проблем и не возвращаться к ним до конца жизни, в которой…       — Ты хочешь быть со мной?       Как кувалдой по голове. Грейнджер резко повернула голову, встретившись с ним взглядом, и все, что их окружало секундами ранее, внезапно пропало. И шелест молодой листвы, и заигрывание ветра, и стены Хогвартса, с которых когда-то все началось. Казалось, судьба свела их именно в том месте, в котором все и началось.       Начало привело к концу, а конец — в начало.       Быть может, это и есть тот самый шанс, о котором Гермиона когда-то мечтала? Отпустить прошлое и начать новую жизнь, заменяя плохие воспоминания счастливыми?       — Я никогда тебя не ненавидел.       Грейнджер грустно усмехнулась, рассматривая линии жизни на сухой коже.       — Ты меня презирал. Как и большая часть Хогвартса.       Драко сжал челюсть. Их разговор постепенно заходил в тупик. Он знал, что должен впустить ее в свою голову и выложить все то, что чувствует и чувствовал, иначе незавершенный финал будет преследовать его нависшим над головой грозовым облаком.       Он не умел доверять, говорить о своих чувствах, быть нежным, чутким и понимающим.       Твою мать.       У него даже не было потребности быть с кем-то. Делиться своей жизнью, мыслями, переживаниями. Он никогда не хотел заботиться о ком-то кроме матери, защищать, решать чужие проблемы. Драко боялся своих желаний, которые появились благодаря Грейнджер, но еще сильнее страшился… быть отвергнутым. Преданным. Что все это на самом деле не более, чем театр одного актера, ее глаза — фальшь, слова — лицемерие.       Нарцисса всегда с полуслова понимала Люциуса. Она принимала своего мужа таким, какой он есть, и не пыталась его изменить. Но Гермионе… ей всегда нужны были ответы, через которые появятся тысячи новых вопросов.       Он будет разбит, если все окажется зря.       Драко так устал от бесконечных «но».       — Я всегда тебе завидовал, — его голос хрипел. Малфой напрягся, ожидая очередного вопроса, однако Гермиона терпеливо молчала, слегка коснувшись его плеча своим.       — Своей силе я обязан своим предкам. Думал, что лишь благодаря корням могу быть лучшим и не напрягаться, а потом встретил тебя. И, — Драко улыбнулся, вспоминая злость на лохматую зубрилу с зубами как у бобра, вздернутый нос всезнайки и стопки книг, весившие больше, чем она могла поднять, — понял, что в вопросах учебы я полный болван. Ты сильнее меня, потому что сама всего добилась, а мне просто хотелось преподать тебе урок. Но и тут ты меня обошла.       С губ Гермионы сорвался смешок. Она подумала о том же, о чем и он.       — Представляю ярость тринадцатилетнего Драко Малфоя, которого побила девчонка.       Плечи слизеринца затряслись от беззвучного смеха.       — Грейнджер, я расплакался!       — Что?! — Гермиона пораженно уставилась на Драко, не веря ни единому его слову.       — Я отправил Крэбба и Гойла в гостиную, а сам заперся в туалете и разревелся. Думаю, я тебе все-таки солгал, когда сказал, что не ненавидел тебя, — Малфой хмыкнул, вспоминая кабинки уборной и хихикающих первокурсников, которые решили, будто это Плакса Миртл снова с кем-то поцапалась и теперь стремится утопить замок в своих слезах. — После этого я плакал лишь раз в своей жизни.       Драко прикрыл покрасневшие от усталости глаза и медленно запрокинул голову назад, отчего шейные позвонки удовлетворенно захрустели. Гермиона бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела глаза, пытаясь сконцентрироваться на местности, что через месяц превратится в такое же воспоминание, к которому она вряд ли когда-нибудь вернется.       После реставрации Астрономическая башня приобрела практически такой же вид, что и пару лет назад. Директор Макгонагалл решила не менять конструкцию и оставить все так, как было задумано в ее первозданном виде.       Смена обстановки не избавит студентов от воспоминаний о произошедшем.       Астрономическая башня всегда останется местом смерти одного из величайших волшебников магической истории.       Такие вещи не забываются.       Дамблдор, пораженный смертельным заклинанием от рук Снейпа, приземлился у подножья Астрономической башни.       Под их ногами.       — В тот момент я и правда тебя ненавидел, а через год ты встала на мою защиту. И у меня больше не было причин игнорировать твое существование. Ты… Гермиона, я… Я наконец увидел тебя. Сначала мне казалось, что ты просто пыталась посмеяться надо мной, но ты… Ты никогда…       Драко облизал пересохшие губы.       — Ты никогда не вспоминала об этом. Как никогда и не видела меня. И я могу понять тебя, потому что тогда я был тем еще паршивцем.       Утренняя заря окрасила горизонт в пурпурный оттенок, отображающийся в волнах Черного озера в нескольких милях от школы. Кроны высоких деревьев тесно прижались друг к другу, и Грейнджер вспоминала, как на первом курсе ее отправили вместе с мальчишками обследовать лес под присмотром Хагрида.       Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс…       — Научи нас хоть чему-нибудь, — насмешливо пропел Драко, и только тогда Гермиона поняла, что последние слова произнесла вслух. — Молодых и старых, лысых и косматых…       — Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.       Гермиона повернула голову и с удивлением обнаружила, что Драко улыбается. Уголки его тонких губ лениво приподнялись, глаза все еще прикрыты. Скрестив руки на парапете, Малфой впервые за последний год выглядел как слизеринкий юнец, у которого разыгралась бессонница из-за предстоящих экзаменов.       Словно никакой войны не было, а они случайно пересеклись на Астрономической башне и из упрямства не захотели уступать друг другу место.       — Прекрати так смотреть на меня.       — Я вообще не обращаю на тебя внимание.       Драко приоткрыл один глаз и склонил голову, отчего несколько прядей его челки непослушно упали на лоб.       — По-моему, ты не можешь на меня налюбоваться.       Гермиона рассмеялась и толкнула парня локтем в бок.       — Ты просто паршивец, Малфой!       — Я?!       Драко сжал грудную клетку и расширил глаза, будто не мог поверить в то, что только что услышал.       — Хочешь сказать, что я просто паршивец?! — прогремел Малфой, возмущенно раздувая щеки, и Грейнджер, не удержавшись, снова так заливисто рассмеялась, что заболели скулы. — Между прочем, у меня в дипломе стоит «отлично» по зельеварению. Автоматом!       — Именно паршивцы обычно и выбивают себе автоматы! — фыркнула Грейнджер и скрестила руки на груди, при этом так высоко задрав подбородок, словно переместилась на семь лет назад, когда пыталась доказать всем вокруг чего она стоит.       — Что ж, резонно, — кивнул Драко, откидываясь на парапет. — Думаю, если бы кое-кто не гулял по Хогвартсу в чем мать родила, то тоже получил автомат.       — Это когда я ходила по Хогвартсу в чем мать родила?       — А кто в начале года нарядился в такую короткую юбку, что половина Хогвартса лицезрела блеск твоих красных трусов?       Грейнджер пораженно выпучила глаза, чуть ли не задыхаясь от возмущения.       — Малфой!       — Малфой! — передразнил ее Драко, забавляясь ее раскрасневшимися от гнева и смущения щеками. — Что, Грейнджер? Снова назовешь меня паршивцем?       — Поправочка, — Гермиона сделала шаг вперед, оказавшись к Драко практически вплотную. — Наглым паршивцем.       — Тогда еще одна поправочка, — Малфой окинул Гермиону пристальным взглядом с ног до головы и, посмотрев ей прямо в глаза, практически прошептал:       — Наглым паршивцем, который намеренно рассматривал красные трусы с кружевами.       — Ты еще и детали запомнил, — кивнула Грейнджер с таким видом, будто ничего другого и не ожидала.       — Естественно. Золотая подружка Гарри Поттера предпочитает…       — О-о-о, — простонала Гермиона и потянула Драко за воротник белой рубашки, — замолчи!       Его лицо оказалось в нескольких метрах от ее. Драко сверкал белозубой улыбкой Чеширского кота, от которой у Гермионы, черт бы побрал этого Малфоя с его глупыми шуточками, засосало под ложечкой. И она вновь ощутила тех самых порхающих бабочек в своем животе, покалывание в подушечках пальцев и собственные губы, что отвечали точно такой же искренней улыбкой. В какой-то момент Грейнджер думала, что Драко вот-вот ее поцелует, как это обычно случалось, однако…       Гермиона уже не улыбалась, когда четко осознала, что Малфой ее не поцелует. Вместо этого Драко осторожно освободил рубашку из ее пальцев и вернулся к лицезрению поднимающегося из-за горизонта солнца, стараясь вести себя непринужденно и свободно, как это было минутами ранее. Однако его прямая осанка и ладони, обхватившие железо, говорили об откуда-то взявшемся между ними сгустившим до невозможности вдохнуть напряжении.       — Гермиона, я не лучший человек в твоей жизни. Вряд ли у меня получится сделать тебя счастливой.       Драко больше не смотрел на нее. Повиснув на парапете, он уставился на горизонт, но, казалось, мыслями был совсем в другом месте. Расположившись рядом, Грейнджер разделила с ним последние совместные минуты молчания. Она знала: стоит ему переступить порог Астрономической башни, боль не заставит себя долго ждать.       На стадионе появились фигуры утренних пташек. Золотистая форма пуффендуйцев блестела в свете утренних лучей, капитан команды вещал о плане тренировок на сегодняшний день. Через неделю состоится серия финальных схваток между факультетами, борющихся за первенство на доске почета.       — Становится прохладно, — как бы невзначай бросил Драко, поглядывая на лестницу.       Конечно же, он врал. За последние четыре дня температура воздуха накалилась до тридцати двух градусов, из-за чего даже Гермиона, которая ненавидела холод и всегда старалась выглядеть прилежной ученицей, отказалась от школьной мантии.       — Ты иди. Я хочу еще немного подышать.       — Рядом с тобой мне не холодно.       — Уверена?       Гермиона выдавила улыбку и отвернулась, пытаясь скрыть свое разочарование. Сделав вид, будто заворожена тренировкой пуффендуйцев, она облокотилась о парапет и заставила себя сделать глубокий вдох.       — Уверена?       Гермиона утвердительно кивнула. Ее ладони подрагивали, когда кожа ощутила напряженность юношеских плеч, и, прижавшись щекой к широкой спине, шумно выдохнула.       — Мне ко второй. Успею подремать перед занятиями.       — Через пару недель мы навсегда покинем это место. Хогвартс — Омут памяти. Мне не хочется вспоминать о тех ужасных вещах, которые нам пришлось пережить в этих стенах. Может, нам стоит создать несколько новых воспоминаний? Как думаешь?       Малфой замер на несколько секунд, но затем, будто опомнившись, стремительно покинул Астрономическую башню, оставив после себя шлейф недосказанности.       Мышцы туловища постепенно расслабились под нежными поглаживаниями тонких пальчиков. Развернувшись, он притянул Гермиону к себе и крепко обнял, оставляя поцелуй на ее макушке. Его светлые волосы трепал утренний ветер, глаза болели от дневного света и бессонной ночи, а на улице действительно становилось прохладно. Но ему не хотелось уходить, в очередной раз пытаясь трактовать действия этой ненормальной гриффиндорки, без которой…       Гермиона усмехнулась, мимолетно просматривая отрывки минувшего учебного года. Переступая порог Хогвартса на восьмой год обучения, она надеялась смириться с потерями и начать жить с чистого листа, словно… словно никакой войны не было. Ей казалось, что стены некогда любимой школы починят, но никак не сломают ее кровоточащее сердце.       — Ты спросил, хочу ли я быть с тобой.       — М?       Гермиона подняла голову, заглядывая не в глаза, а в самую глубину его души, словно догадывалась о его мыслях, от которых желудок сводило тугим узлом.       — Ты тяжелый человек, Малфой.       Драко усмехнулся, словно ничего другого и не ожидал. Подушечки его пальцев нежно очертили контур ее лица, прежде чем зарыться в кудрявые волосы. С губ Грейнджер сорвался полувздох-полустон; она тут же склонила голову к его ладони, наслаждаясь каждым прикосновением, по которым так отчаянно тосковала в знакомой, но давно чужой кровати.       Опустившись на пол, девушка прижала колени к груди и обхватила голову руками. Она больше ничего не чувствовала. Ни боли, ни сожаления, ни предвкушения будущего или грусти о прошлом.       Грейнджер тихо застонала, наконец признав, что их история началась еще задолго до войны. И пусть они и не любили друг друга так, как полагается нормальным людям, все то, что было между ними, оказалось настоящим. Таким же настоящим, как и та пустота, охватившая каждую клеточку ее тела.       — Ни в одном мире нет места для такой, как я. Здесь меня не принимают, потому что я родилась в мире маглов. Из-за таких, как я, погибли тысячи волшебников. А там, — Гермиона указала на горизонт, — меня не принимают, потому что я родилась с необъяснимыми для них способностями. И из-за таких, как я, погибли десятки тысяч людей, не сумевшими постоять за себя.       Драко покачал головой.       — Если бы не ты, могло погибнуть еще больше людей.       — Я знаю, — кивнула Грейнджер, сжимая юношеские ладони. — Человек напивается, чтобы забыть вопрос. А я… — девушка прижалась лбом к груди Драко, чувствуя, что готова разрыдаться от облегчения.       Она не плакала. Не билась в истерике, не проклинала судьбу и не задавалась вечным вопросом «Почему?», потому что собственными руками разрушила все то прекрасное, что было между ними.       Они все разрушили. Вместе. Так же, как когда-то шли рука об руку.       — А я забывалась в голоде. Когда желудок сводит от голода, можешь думать только о том, как сильно хочешь есть. И это безопасно. Я потеряла дом и намеренно разорвала связь с родными, потому что не понимала что делать дальше и как… жить. Но когда я с тобой, — Гермиона несмело улыбнулась, обхватывая щеки Драко двумя ладонями, — я чувствую себя как дома.       Полакомиться тостами с джемом или пожарить яичницу с беконом?       Выбрать темную или светлую обжарку кофейных зерен?       Поехать на метро или на такси?       Выбрать доброго и милого рыжеволосого парня с голубыми глазами или отдать предпочтение сварливому блондину в накрахмаленной рубашке?       Сказать «Да» или насладиться обществом толстого кота, зачитываясь любимыми историями до глубокой ночи?       Жить или умереть?       Любая мелочь может предопределить дальнейшую жизнь, наша ответственность — выбор, которому мы следуем. Попытка закрыться от действительности, отталкивая тех, кто по-настоящему дорог, не всегда приводит к балансу души, разума и тела. Человек страшится не будущего, а последствий сделанного выбора. Мы напиваемся, чтобы абстрагироваться от ответа, но забываем вопрос. Так ли он важен, если осторожность и страхи в итоге не делают нас счастливыми?       Кому-то кажется, что уже слишком поздно что-либо менять в привычном укладе жизни. Считается, будто свыше все давно предрешено: и выбор между тостами и яичницей, и выбор между жизнью и смертью.       — У нас есть проблемы, Драко. Но они есть у всех. Я устала отвергать ответственность за свою жизнь, устала бояться быть отвергнутой и одинокой. Я устала делать вид, будто между нами ничего не было. И устала… жить без тебя.       И это все? Неужели это и есть конец — короткий разговор о былом, поставивший точку в их странных, запутанных и сложных отношениях?       Малфой молчал. Сердце Гермионы екнуло, когда Драко медленно покачал головой и потянулся за лежащей на полу мантией.       И это все? Неужели это и есть конец — растекшаяся по стенам Астрономической башни ее душа, вырвавшаяся на волю с таким трудом?       Это конец.       — У нас есть еще час или два, чтобы подремать.       Драко по-магловски встряхнул мантию от пыли, после чего накинул ее на девичьи плечи. Гермиона нахмурилась, однако от жеста заботы не отказалась.       — И что это значит?       — Это значит, что пора сходить в душ и все же отдохнуть перед лекциями, — ответил Малфой, медленно направляясь к лестнице.       Гермиона не сдвинулась с места.       И что это значит? Они… вместе? Или Малфой пытается беспардонно капитулировать?       — Мне не понравился твой ответ, — жестко произнесла девушка, скрестив руки на груди. — Ты ведешь себя так, будто мы только что решали задачку по зельям!       — Грейнджер, на данный момент я пытаюсь осмыслить весь масштаб катастрофы на ближайшие лет сто, причиненный твоим несносным характером. И подсчитываю компенсацию за моральный ущерб.       Гермиона фыркнула.       — И о каком же моральном ущербе идет речь?       — Ну, например, — Драко развел руками, одновременно спускаясь на две ступеньки вниз, — ты могла бы встретить меня в одних трусиках. Или без них, широко расставив ноги. А потом…       — Малфой!       — Я бы привязал тебя к кровати…       — Замолчи немедленно!       Драко рассмеялся, продолжая медленно спускаться по лестнице. И она последовала за ним, потому что… Стоит лишь закрыть глаза, как весь мир приобретает миллионы разноцветных красок.       Уже позже, ощущая ладони Драко на обнаженной коже, Гермиона чувствует, как балансирующий мир внезапно замирает, покачивающаяся чаша весов находит равновесие. Боль уступает место надежде на выздоровление, цветущая благодаря человеку, от поцелуев которого становится тепло, уютно, сладко, и Гермиона Грейнджер крепко сжимает руку Драко Малфоя, находя, наконец, свою гармонию.       Это начало.