***
Модифицированные стояли, вытянувшись по стойке смирно, в хорошо знакомой мне гостиной. Франкенштейн расхаживал рядом с ними и задавал вопросы. – Да, мы действительно ввязались в конфликт… Не большой и не маленький, а так, как посмотреть, – устало, явно не в первый раз, промямлил Тао. – И все-таки это конфликт. – Да, – обреченно выдохнул Тао, не чая, что их отпустят подобру-поздорову. – Это я виноват, – внезапно сказал М-21, и Тао с Такео синхронно вздрогнули при этом заявлении. – Я не смог справиться с эмоциями и спровоцировал их.***
Параллельно с этим я видела, как именно это было. – Какая чушь! Какое-такое недоразумение?! – взорвался М-21. – Ты перешел черту, – злобно прошипела Ёнсу, но Санъин преградил ей дорогу, препятствуя столкновению. – Да, не было у нас на это разрешения! Но школа дала нам право поработать со школьниками. Мы заключили соглашение. Так что нечего тут канителиться! Мы уже за все извинились перед вами… – Ни слова больше, – с ледяной яростью оборвал ее М-21. – Мне безразлично, почему вы поставили этих детей под угрозу. Важен сам факт.***
– Хммм, – задумчиво протянул Франкенштейн, нарезая по комнате безумные восьмерки. – Не смог справиться с эмоциями и спровоцировал их. А принимая во внимание твой паршивый характер, ты недолго думая выплеснул на них весь свой гнев, который и вызвал ответную реакцию… – Франкенштейн остановился. – Молодец, М-21! М-21 в немом шоке воззрился на своего начальника. В неожиданной похвале, как ни странно, не было ни капли иронии. – Как и было сказано, я не позволю, чтобы детям причиняли вред, – с мрачным удовлетворением сказал Франкенштейн. – И этот случай – хороший предлог, чтобы отказаться от сотрудничества с KSA.***
Вот, оказывается, как наши мечты накрылись медным тазом. Это все Франкенштейн! Ненавижу! И М-21… он тоже… этому поспособствовал! – Они ушли, потому что сотрудничество подошло к концу, – невозмутимо сообщил мне Тао. – Уверен, что директор Ли полностью доволен его результатами. Не сомневаюсь. – Понятно, спасибо вам, оппа, – бесцветно произнесла я и наконец-то дала им пройти. А потом со всех ног бросилась к другой лестнице. Они сказали, что агенты только что были здесь! (Вернее, подумали, но для меня без разницы). Значит, я еще могу их увидеть!***
Я действительно нагнала их у самых ворот, когда они были готовы пересечь ту самую грань, которая, вероятно, навсегда отделит их от нас. Сейчас я и сама не могу себе толком объяснить: зачем я за ними гналась? Ведь я не могла спросить про стипендии, иначе неизбежно раскрыла бы себя. Да и вряд ли я хотела попрощаться. Ведь я, в конце-то концов, не влюблена в Санъина. Тот сон – забавное недоразумение. – Учитель! Они обернулись, и в их глазах синхронно возникло и исчезло замешательство; должно быть, меня узнали. Я тяжело дышала и хваталась за бок, а еще совершенно не знала, что теперь сказать. – Ты что-то хотела? – вежливо спросил Санъин, в то время как Ёнсу явно решила помолчать: я прямо-таки кожей чувствовала ее недовольство, и госпожа На сдерживалась из последних сил, чтобы на ком-нибудь не сорваться. – Я… хотела… – пропыхтела я, – поблагодарить вас, учителя! – выпалила я, внезапно понимая, как я могу выкрутиться. – Мне сказали, что вы больше не будете у нас работать, но я хотела сказать спасибо… ну, от всего нашего класса! Санъин и Ёнсу, которые уже не являлись моими учителями, так что я вполне могу их мысленно так назвать, недоуменно переглянулись, а потом Санъин улыбнулся и чуть наклонился ко мне. – Вам спасибо, – серьезно сказал он. – Таких ответственных учеников у меня еще не было. Правда, госпожа На? Нам обеим почудилось легчайшее подтрунивание в его тоне. Неожиданно я поняла, что, может быть, Ёнсу когда-то была ученицей или же ассистенткой Санъина. Хотя… ничего конкретного я все же не узнала. – Правда, – благосклонно кивнула она. – Вы все способные ребята, – с задумчивым сожалением добавила она. Я поняла, что терять Шинву им очень досадно. И что они рады бы продолжить за него борьбу, но директор явно нашел, что противопоставить их усилиям. И из-за этого у них на работе будет еще немало проблем… И все же о Шинву, вероятнее всего, придется забыть. – Вы очень хорошие учителя, – сказала я и поклонилась. – Желаю вам удачи в будущем! И убежала. Санъин и Ёнсу, конечно же, не догадались, что я вкладывала в эту формулировку больше, чем можно было бы подумать. И все же я сама себе поразилась. Почему мне было так больно расставаться с этими людьми? Они же мне совсем чужие… Более того, вчера они довольно рискованно проверяли способности Шинву… Мы все, конечно, знаем, на что он способен. Но они-то нет! Я догадываюсь, что они хотели сделать: если бы стажеры увидели, что Шинву не справляется, ему не стали бы вредить, а поддались бы и просто дали бы нам убежать… И все же план был какой-то потенциально рискованный. Но даже за это я не могу на них злиться. Как будто что-то в них заставляет меня им симпатизировать. И огорчаться из-за расставания. Но, думаю, на самом деле меня все-таки больше расстроило другое: мысль, что Икхан и Шинву не станут агентами. И они не смогут должным образом проявить свои способности. И я опять останусь одна… Как-то незаметно для себя я сползла на пол по стенке кофе автомата и уселась, уткнувшись лицом в колени. Откуда только взялись эти слезы? Я не думала, что меня так сильно выведет из равновесия одно-единственное прощание. Наверно, расставаться со своими мечтами и планами и правда тяжело. Я всхлипывала (и, как мне представляется, не слишком громко) уже несколько минут, когда рядом со мной возникли длинные ноги в черных выглаженных брюках. Я равнодушно скользнула по ним взглядом и только сильнее вжалась в собственные колени. А те чужие ноги мне не надо было рассматривать детальнее, я и так прекрасно знала, кому они принадлежат. – Юна, что-то случилось? – М-21 присел на корточки и попробовал отнять мои руки от лица. – Почему ты плачешь? В любой другой момент я бы растрогалась от такой заботы. Похоже, М-21 все же обращает внимание на женские слезы. Его можно пронять жалостливыми всхлипами? Вот уж не подумала бы! Но мне это было совершенно не важно. Я была зла! Ведь М-21 своими руками (осознанно или нет) помешал сбыться моей мечте! А теперь еще и увидел меня зареванной и жалкой. – Хочу и плачу, вам-то что, – пробубнила я. Он так и стоял над душой, ожидая продолжения разговора. Я не знала, как от него отвязаться, поэтому встала и пошла прочь. К счастью, уже заканчивалась перемена. Он пошел за мной. – Скажи мне, я беспокоюсь, – глубоким серьезным голосом попросил он. – Мне просто грустно, что учителя Санъин и Ёнсу уехали, – в качестве объяснения бросила я. М-21 остановился, как вкопанный, а потом догнал меня, поднял рукой мое лицо, так что я неминуемо посмотрела ему в глаза, и спросил: – Неужели правда в этом дело? – Да, – вздохнула я и пошла в класс. М-21 мне не поверил. Я чувствовала это по его беспокойно клубящимся мыслям и тому долгому печальному взгляду, которым он проводил меня. Мне показалось даже, что напрасно я ему соврала, и М-21 легко и сам догадался о правде. И она его расстроила. 9 мая, все еще о вчерашнем дне Идти к директору в гости мне не хотелось. На Франкенштейна я была зла, а по отношению к М-21 испытывала какое-то раздраженное раскаяние. Мне вообще никого видеть не хотелось. Вместо этого я со скукой досидела до конца уроков и сказала всем, что пойду сегодня сразу домой. Друзья, конечно, заметили мое покрасневшее лицо, когда я вбежала в класс с перемены. Я их успокоила, что ничего не случилось, просто я плохо себя чувствую. И это правда. Из многого, многого того, что я говорила, это было чуть ли не единственным, о чем я не солгала. Мне просто хотелось лечь и пожалеть себя. Минутная слабость. Но я имею право злиться! Поэтому из школьных ворот я вышла одна и тревожно огляделась по сторонам. Не далее, чем вчера, на нас напали хулиганы. И пусть все было спланировано, ходить одной по улицам резко расхотелось. А тут уже и темнеет… Решение пришло спонтанно. Обычно я не езжу на общественном транспорте, если могу добраться до места пешком (берегу наличку и окружающую среду). Но тут к остановке подъехал автобус, и я сорвалась с места, растрепанной кометой взлетая по ступенькам. Уж лучше доехать, чем идти сейчас по темным улицам. Я заплатила за проезд и плюхнулась на сидение, видимо, решив себя начать жалеть, не доезжая до дома. Повторила несколько раз, как мне себя и ребят жалко, и какой злодей Франкенштейн, а потом незаметно уснула. Все-таки не спать столько ночей подряд даже агентам трудновато, а кто такая я?***
– Ты уверен, что это здесь? – Такео с сомнением осмотрел крышу относительно невысокого жилого дома. – Это же дыра какая-то! – Они здесь были! – уверенно заявил Тао. – Я засек сигнал. – Вот на этой самой крыше? – скептично уточнил Такео и огляделся в поисках третьего охранника. – М-21, ты там где? – Здесь, – глухо отозвался М-21, напряженно рассматривающий соседние дома. Он наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, но не похоже, что ему удалось. – Нет, на соседней! – бодро ответил Тао еще на первый вопрос. – Она чуть повыше! Давайте осторожно проверим, не осталось ли там датчиков! На всякий случай! О-о… – Что там у тебя? – переспросили агенты, когда голос Тао внезапно оборвался. Тао опустился на колени и что-то рассматривал на полу. М-21 и Такео присели рядом и посветили вниз фонариком. – Что ты нашел? – Не уверен, – сбившимся голосом сказал хакер. – Но… М-21, ты видишь? На полу лежал ржавый металлический лист, неведомо с какой целью там оставленный. В нем не было ничего примечательного, кроме странных царапин в левом углу. Выглядело так, словно кто-то старательно царапал металл чем-то острым, чтобы кривые символы отчетливо запечатлелись на поверхности. – М-21, – прочитал Такео и поспешно затараторил. – Это может быть все, что угодно… Номер этого пласта, например, или часть какого-то… – Твое зрение лучше моего, – тут же прервал его Тао. – А даже я вижу, что шрифт не фабричный. И вообще, это от руки царапали. Такео скосил глаза в сторону М-21 и потом неодобрительно поднял их кверху. Тут только до Тао дошло, что Такео не хотел бы при М-21 акцентировать внимание на этой записи. Но было поздно. – М-21, – прочитал Аджосси. – М-24. Действительно, рядом с первой надписью была и вторая, хотя сделана она была с меньшим нажимом. Зато как будто аккуратнее. М-21 выпустил коготь на указательном пальце и провел им по надписи. – Что это такое? – спросил Тао. – Ты не объяснишь? – Год назад, – сказал М-21 и замолчал, словно ему не хватило воздуха на всю фразу. – Ровно год назад мы приехали в этот город с моим напарником, М-24. Вы знаете, что с ним случилось. – И эта надпись… – прошептал Тао. – Сделана мной, – дрожащим голосом подтвердил М-21 и трансформировал всю руку целиком, занеся ее так, словно хотел ударить по железу… но передумал. Такео положил руку Тао на плечо, и на этот раз напарник его понял без слов. Оба агента подошли к краю крыши и оглянулись на бессильно застывшего с поднятой рукой М-21. – Мы разберемся сами, – твердо сказал Тао. – Возвращайся домой, когда будешь готов. И оба модифицированных оттолкнулись от ограждения и перемахнули на другую крышу, оставляя М-21 в одиночестве. – День в день, – прошептал М-21, сжимая в руках проржавевшую железяку. Потом прислонился спиной к ограждению и тихо, безнадежно заскулил. Наверное, модифицированным было виднее, как поступить. Но мне все равно казалось неправильным, что М-21 бросили одного с прошлым на открытой всем ветрам крыше. Даже если он сам этого хотел. Я пожелала оказаться рядом с ним и утешить его. Если бы только я могла. Сделав шаг, я случайно задела камешек, и он отлетел вперед, ударившись о несколько больших кирпичей, которые тоже лежали тут без всякой надобности. В темноте я практически не видела, куда иду, но это было не так и важно. Главное – не спотыкаться. Я приблизилась к сгорбившейся у самого края фигуре. Аджосси, этот молодой охранник в приличном костюме, смотрелся здесь совершенно не на своем месте. Было так странно осознать, что здесь он и начал когда-то свой путь. На мои шаги он никак не отреагировал, и дыхание его было ровным. Казалось, он не притворяется спящим, а действительно спит. Странно, я только что видела, как он жалобно, как лишившийся хозяина пес, воет на крыше. Его рука была без трансформации, но все еще лежала поверх нацарапанных имен. Догадавшись, что я получила свой шанс как-то его утешить, но по-прежнему не понимая, что, пускай и во сне, я должна сделать, я опустила свою теплую ладонь на его ледяную руку, пальцами тоже погладив неровные буквы. У меня возникло ощущение, как будто я прикоснулась к памятнику. – Моих сил недостаточно, чтобы вернуть прошлое, – проговорила я, и каждое слово показалось мне живым теплым огонечком. – Но я бы хотела каждый свой день подарить тебе, чтобы ты жил дальше. Его рука дернулась, а потом он открыл глаза, не понимая, как это возможно, чтобы я была на крыше. Я этого тоже не понимала, поэтому растерянно ему улыбнулась и отступила во тьму, растворяясь в ней.***
Проснулась я только тогда, когда меня потрепали за плечо. Я беспокойно шевельнулась и посмотрела в окно. Там светились какие-то вывески и окна. Но я не поняла, где я. – Конечная скоро, – сказала мне какая-то старушка, которая меня и тормошила. – А ты не проспишь свою остановку, а, милая? – Нет, не просплю, – пробормотала я, а сердце в груди замерло. Я не понимала, где оказалась! Старушка закивала и вышла из автобуса, а я подавила желание броситься за ней и попросить подсказать, где я, или же постоять со мной, пока я жду другой автобус. Потому что я уже понимала, что уехала слишком далеко. Но все же, этот маршрут я знала, и никак не могла понять, где же оказалась, даже если проехала свою остановку. И только тут я посмотрела на табло и увидела это. Две. Совершенно. Другие. Цифры. Я же села в первый попавшийся автобус не глядя! Мне кажется, все мои напасти чисто из-за моей безалаберности. Я выскочила из автобуса на следующей же остановке. Сама остановка ярко светилась, но дальше все тонуло в сумерках. Вокруг не было ни души. Названия на остановке тоже не было. Видимо, ее только что установили. Я села на холодную скамейку, готовая уже не в первый раз за сегодня зарыдать. Я абсолютно не понимала, куда меня занесло, и на каком автобусе возвращаться обратно. Более того, тут явно было не так оживленно. А что, если автобус так и не приедет, а меня найдут какие-нибудь бандиты? В любом случае было логично перейти на другую сторону дороги и включить GPS на телефоне. Хотя бы узнаю, где я. Дорогу я просто перебежала, а интернет в телефоне помахал мне ручкой, как и зарядка. На коротенький звонок мне, наверное, хватило бы, но так не хотелось… Как же меня будут ругать! И ведь я не смогу сказать, где нахожусь! Как меня тогда искать? Я уже забыла номер автобуса, на котором сюда ехала! Просто катастрофа. Вдалеке показался какой-то транспорт, и я от всей души пожелала, чтобы это был автобус. Все равно, какой. Наверняка он идет в центр. И я смогу спросить, до куда он идет, прежде чем ехать или не ехать. В любом случае, это лучше, чем стоять на остановке, где меня может найти какой-нибудь маньяк… Я услышала какой-то звук на крыше остановки и в ужасе обернулась, замечая, как за застекленной поверхностью метнулась какая-то тень. Послышался едва различимый звук, с которым человек спрыгнул с крыши, и я спросила себя, как он оказался там. А потом увидела, что человек огибает остановку и направляется ко мне. Я заверещала и бросилась к дороге, туда, где все ближе облизывали асфальт фары автобуса. – Стой! – раздалось у меня за спиной. – Подожди! Юна! Видимо, от удивления, что маньяк не просто прыгает по крышам, а знает мое имя, я замерла у края дороги, и автобус резко затормозил рядом со мной. Я подпрыгнула, снова оказываясь на ступеньке неизвестного автобуса, но успела обернуться и заметить, кто вбегает в автобус следом. Это был М-21. Я попятилась от него и уперлась в поручень, а потом просто сползла вниз. Он подошел ко мне, взял за руки и посадил на первое же попавшееся место (автобус был абсолютно пустой). Потом заплатил за проезд и вернулся ко мне, садясь рядом. Меня колотила дрожь, и я была настолько перепугана, что даже плакать уже не хотелось. Вместо этого я во все глаза смотрела на него и пыталась понять, как он тут оказался. Какой-то частью себя я надеялась, что он обнимет меня и прижмет к себе, успокаивая. Но М-21 так же обалдело глазел на меня в ответ, а потом просто закрыл лицо руками и со вздохом уперся локтями в колени. Вот так мы и ехали какое-то время. Потом он поднял взгляд на меня. Его глаза мне показались слегка покрасневшими. – Ты можешь мне внятно объяснить, что ты тут делаешь? – с видом усталости перед вселенской безысходностью спросил он. – Я не на тот автобус села, – едва слышно сказала я. Лицо М-21 исказила гримаса, и я поняла, что он мне не верит. В тот момент я удивилась, почему, но вообще-то эта фраза всегда звучит, как отговорка. Тем более, если тот сон, что я видела… – Просто чтоб ты знала, – он не смотрел на меня, а все еще опирался локтями на колени, и его волосы понуро повисли, заслоняя лицо, – мы из кожи вон лезем, чтобы вас защитить. Чтобы знать, что вы в безопасности. А ты шляешься непонятно, где. Тебе совсем не важно, что с тобой может случиться? – Говорю же, я просто заблудилась! – отчаянно воскликнула я. Он был прав, прав! Он совершенно поделом меня отчитывал. Но не понимал, что я все-таки не так виновата, как ему казалось. – Знаешь, – тихо сказал он, и его взгляд тревожно сверкнул из-под челки, – мне кажется, все мы когда-то заблудились. Наверное, любая другая девушка поняла бы эту фразу образно, но я точно знала, что М-21 имеет в виду. И именно это меня и добило. Я уронила лицо в ладони и истерично разрыдалась. – Аджосси! Простите меня! Я… я не хотела! Я просто ехала домой! М-21 подождал, пока я успокоюсь, и убрал одной рукой челку со своего лица, другой – с моего. – Посмотри на меня, Юна, – сказал он тоном, в котором в равной степени было и печальной доверительности, и властности. – Всем бывает тяжело. И нам тоже. Если это зависит от тебя, старайся избегать опасностей. Договорились? – Договорились, – покорно произнесла я. Он был прав… И мне повезло, что я его встретила. А не кого-нибудь с дурными намерениями. Ехать было достаточно далеко. Мы молча сидели рядом, и я чувствовала, что М-21 уже не сердится. Он рассердился только потому, что переживал за меня. Видимо, я ему кажусь очень легкомысленной, и он думает, что я не могу сама о себе позаботиться. А еще он сердился, потому что сам очень устал. На душе у него скребли кошки, и вообще в тот день все ему осточертело. Он старался не подавать виду, но эти волны отрицательной энергии чувствовались и в школе, и когда он спрыгнул с крыши остановки, и когда теперь сидел рядом со мной. Несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри ему было больно. – У вас все хорошо, Аджосси? – спросила я. Он резко взглянул на меня, словно с неприятным удивлением, а потом безразлично обронил: – Пока всякие неразумные школьницы живы и здоровы, вроде как да. Разумеется, я спрашивала не об этом. Интересно, мой сон… он ведь не может быть правдой? Ведь я не могла оказаться на той крыше рядом с ним. Это мне только приснилось. Но моя интуиция говорила, что это не так. М-21 ответил, что у него все хорошо (и соврал, конечно же). Но мысленно он добавил, что у другого человека уже никогда не будет «все хорошо». Я пригляделась к контурам и прислушалась к эмоциональным отголоскам, и они показали мне все того же человека, что и сон. Бывший напарник. Я изо всех сил старалась сконцентрироваться и уговаривала себя: «Ты же сидишь так близко! Ну что тебе стоит считать его память? Его мысли? Ты же почти осязаемо чувствуешь, как тяжело они перетекают из одной формы в другую у него в голове!» Но я не могла ухватить нужный кончик. Не могла выяснить, о чем он думает, сколько бы ни пыталась. И все-таки я знала, что щит сейчас нарушен. Что-то так и тянуло меня навстречу невысказанным мыслям М-21, что-то такое жертвенное и печальное. Если бы я могла, я бы все сделала, лишь бы только смягчить его боль и тоску. О чем он думал? Не знаю. Но я догадалась, что Аджосси скучает по М-24. Я глубоко вздохнула и подняла на М-21 виноватый взгляд. М-21 был явно не намерен со мной разговаривать. Я ему мешала думать. Поэтому я была очень удивлена, услышав сначала свой вопрос, а потом ответ на него. – О чем вы думаете, Аджосси? Я хочу помочь. – Ты ничем не можешь помочь, – в его взгляде тускло что-то засветилось. – Я всего лишь вспомнил о человеке, который спасал меня много раз. – Я догадалась, – тихо сказала я. Я поняла, что еще многого не знаю. Что значит «спасал»? От чего? Автобус остановился, и М-21 помог мне выйти оттуда. До моего дома идти было максимум три минуты, но Аджосси все же решил меня проводить. Наверно, чтобы еще где-нибудь не потерялась. Мы дошли до подъезда, и М-21 протянул мне мою сумку, которую он так предусмотрительно забрал у меня еще в автобусе. Собираясь попрощаться, я подняла на него глаза. Он попытался было отвести взгляд, но я успела заметить, какими были его глаза. «Хочу и плачу, тебе-то что», – пришло в голову то ли ему, то ли мне. – Прошел год, – неожиданно с горечью сказал М-21, по-видимому, обращаясь ко мне. – С тех пор, как мы с ним приехали сюда. И я знал, что будет трудно. Но потерять его… я все-таки был не готов. Я протянула ему руку, отчаянно желая найти правильные слова. Но М-21 только легко покачал головой и спустился с крыльца. Теперь он смотрел на меня снизу вверх. Я видела, как контрастируют блестящие влажные глаза и мягкая, почти кроткая улыбка. – Спокойной ночи, Юна, – сказал он, развернулся и ушел в темноту, а я так и не успела ничего сказать. Я зашла в подъезд, холодными, не слушающимися руками нащупывая в кармане ключи. Обида на М-21 по поводу той ссоры с агентами KSA вдруг показалась мне давнишней и незначительной. «И я даже не смогла ничего ему сказать… ничегошеньки!» – горько упрекнула себя я. Если бы я только была честной и сказала, что я видела и помню из его воспоминаний, а что хотела бы узнать. Если бы я могла говорить с ним не как несведущая школьница, а как друг. Мне нужно во всем ему признаться и больше никогда ничего от него не скрывать. Ночь не была спокойной.***
Где-то внизу золотое солнце меняло окраску на оранжево-розовую. Мир казался залитым теплом и светом. Но плиты, на которых он лежал, не были теплыми. Наверное. Они были твердыми, и все. Это не обязательно чувствовать, достаточно просто знать. Он также знал, что далеко внизу, на тротуарах и проезжей части, кипит жизнь. Обычные люди, нормальные люди, бегут по своим делам или же никуда не торопятся и наслаждаются жизнью. Как же он их за это ненавидел. Что они не знают той боли, от которой корчится он, что они есть друг у друга. А у него никого не осталось, только М-24 жмется тут где-то рядом, не сильно жалуя высоту. Но приперся следом за ним, потому что почуял, что сегодня опять будет шоу. До этого М-21 постепенно сокращал дозировку, но продолжал принимать препараты. Было хреново, но он как-то держался. Часто даже получалось скрыть от М-24. Но в прошлый раз он просто не стал пить таблетку. Сначала все шло очень хорошо, но когда подошло время, когда, по идее, надо было пить таблетку во второй раз, его внезапно стало ломать со страшной силой. Это случилось где-то в общественном месте, и М-24 пришлось просто взвалить его на себя и улепетывать оттуда, пока М-21 никого не поубивал. М-21 мало что помнил из этого припадка, но очнулся тогда уже глубокой ночью, в груде мусора, весь в заживающих шрамах. Расспрашивать было мерзко и тяжело. Он не стал. В этот раз, зная, что так будет, он специально заранее поднялся на крышу высотки, чтобы избавить их обоих от марш-бросков по людным улицам. Сейчас было хуже… сейчас он, вместо того чтобы рычать и кататься по земле от боли, не сознавая себя, в едином припадке, качался на волнах. Одна за другой. И нет им конца. Он не знает, ни сколько он уже пролежал здесь, ни сколько еще придется. И впервые за довольно продолжительное время к нему снова пришла эта мысль. Хочется просто сдохнуть. Хватит уже. Но не можешь. Кем ты будешь, если сломаешься вот сейчас? Почти в самом конце. Когда уже пережил и стадию эксперимента, создания и модификации, и адаптацию, и дополнительные опыты, и испытание боевых качеств, – все уже прошел, осталось только научиться жить без наркотика и удрать на все четыре стороны. Как же он жалок, если, пройдя все предыдущее, хочет умереть сейчас, когда они уже почти победили. Но это он тоже выдержать не в состоянии. Либо не выдержит и покончит с собой от невыносимой боли, либо его тело самоуничтожится. Но ведь так хорошо получалось держаться, когда он просто уменьшал дозу… Может, не стоило бросать совсем? Ведь можно растягивать одну упаковку на пару месяцев… Где вот только запастись этими упаковками… Накатила новая волна, и он несколько раз изогнулся всем телом, изображая эту волну. Наконец-то… теперь будет легче. Лучше терпеть боль, чем ожидать ее… Он перестал улавливать хоть какие-то связные мысли М-21. М-24 сидел рядом и бессильно комкал в мощных ручищах ни в чем не повинную шляпу. Насмешливо-прекрасный закат плыл где-то в небе, напоминая о том, что день подходит к концу, и пора бы задуматься о том, где найти пропитание и где ночевать. Только вот его напарнику сейчас явно не до того. На все лады ругая отчаянного идиота, который решил совсем отказаться от таблеток, да еще и его опять вовремя не предупредил, М-24 все-таки очень гордился. Переживал, бесился, но уважал такое решение. В конце концов, было в этом поступке что-то похожее на вызов. М-21 бросил вызов Организации. Либо он окажется сильнее системы, которая их породила, либо погибнет, борясь с нею. Не на задании и не в лаборатории, во время очередной пытки. А сам, по своему решению, стараясь преодолеть эффект от таблеток. Вот только потерять М-21 для М-24 было… Нереально. Запредельно. Немыслимо. М-21 метался на твердых плитах, уже основательно вымазанный в пыли и крови. Плащ и рубашку он снял заранее, зная, что изорвет все в клочки. А где взять другую одежду? М-24 беспокоился, что М-21 замерзнет, хотя и сам понимал, как это глупо. Во-первых, его напарнику лишь бы пережить эту ночь. А насколько она холодная – не важно. Во-вторых, М-21 сейчас щедро разбрасывал энергию своей трансформации. Не замерзнет. А вот и трансформированная рука. О нет. Опять. М-24 проворно вскочил и прижал когтистую руку к земле. Помнит он эти когти. М-21 извивался с какой-то удесятеренной энергией, пытаясь вырваться и рыча от боли. М-24 лишней деликатностью не страдает, но и ему было бы неловко сравнивать, во сколько раз он превосходит М-21 в весе и объеме. Но только М-21 в таком состоянии он долго не удержит. М-21 изо всей силы вцепился зубами в руку. Но в свою. Вот ведь черт. У него зубы тоже трансформируются. Вот сел бы на него, чтобы не трепыхался и не вредил себе дополнительно. Да только раздавить страшно. Он прижал руки М-21 одну к другой, сгреб его в охапку и потащил к ограждению. Он посадил его, прижимая к невысокому барьеру. Вот на кой М-21 полез именно на этот небоскреб? На крыше девятиэтажки не так страшно. Голова М-21 откинулась назад, и тело обмякло, но М-24 не стал отпускать его, зная, что тот тут же может прийти в себя и с новой силой начать махать руками. И точно, напарник дернулся и странно посмотрел на него. В его взгляде была типичная искорка его фирменной зловредной иронии. – Ты чё делаешь? М-24 нависал над ним, прижимая лапищами его грудь и плечи к ограждению. Поза странная. – Оклемался? – спросил М-24 с радостью, видя знакомую кривую ухмылку собрата, который явно углядел в ситуации что-то забавное. – Не дави… так… Он отпустил руки, и М-21 тут же завалился на бок, отчаянно кашляя и выплевывая кровь. М-24 смотрел на него, от всей души ненавидя Организацию в целом и Кромбеля в частности. Гении человечества… научились бы сначала тела стабильные создавать, а потом уже модификации проводили… Нестабильность. Их тела просто уничтожаются изнутри. – Что смотришь? – откашлявшись, поморщился М-21. – Восстановлюсь… – Он снова закашлялся, вымазывая руки в крови. – У меня… гере…реге…ренеге…рация сильная… А противно – не смотри. Аргх! – он подскочил от резкой боли. – Опять? М-21 страдальчески закатил глаза. – Иди поешь лучше, а? Ступор. При чем тут ужин? – Это ин…инмте…рещнее… – у М-21 не было сил стереть струйку крови, в которой захлебнулось последнее слово.***
Ночь была безлунная и зябкая. – Хочешь плащ? – Н-не… ты меня потрогай. – Сам сказал не лапать. – Жарко… – Воды? М-21 облизнул пересохшие губы. – Нет… ты мне туда подмешаешь… Тьфу. Кто вот из них двоих мысли читает? М-21, пытаясь сдержать стон, заскулил. Получилось еще жалостливее. – Семнадцатый раз? Ты издеваешься. – На двадцать первом не подохну… ты мне бургер… – М-21…***
Чик-чик. Чик-чик. Нормальный человек умер бы от потери крови. Чик-чик. Но они не нормальные люди. М-21 что, и кровь умеет восстанавливать? Чик-чик. Бред. Так не бывает. Выдох-вдох. Разрезал вену – заживил вену. Ему скучно, что ли? Выдох-вдох. Говорить он не может. – Прекрати. Он не может ответить. Он не в себе. Сидит, сгорбившись от боли, и полосует свою руку. Но на вопрос еще смутно реагирует, потому что М-24 поймал клочок мысли. Ему так легче. Он отвлекается на другую боль. В прошлый раз то же самое говорил. И это он явно не впервые. Шрам на губе становится все глубже и глубже. Страшно, если в лаборатории хватятся, почему. Он ранит себя, чтобы не думать о другой боли. Рана накладывается на рану. В конце концов регенерация перестает справляться, и шрам остается незаживающим. Но раньше это был шрам на губе. А не вены. Нормальный М-21 понимает, что от потери крови умирают. А ненормальный нет. А он ненормальный на всю голову. По жизни. А сейчас – особенно и буквально. В прошлый раз он изранил руки в неопасных местах. Плечи… царапины глубокие, но не смертельные. Сегодня в ранах все тело. И это запястье… Уставший М-24 поднимается и, убеждаясь, что контроль разума на партнере не работает, вырубает его самым простым и надежным способом. Подхватывая откидывающегося назад М-21, заодно ловит еще какую-то его мысль. Что-то типа: «Хоть кровь оближи… тебе надо… голодный». Ненавистная модификация. Самому же мерзко. Но нужно. У него который час голова кружится от голода. Но в этот раз не уговорит. Заботливый напарник. Сам не помнит, но в прошлый раз тоже предлагал. И М-24 не устоял, вытер и слизнул несколько капель. Теперь вот мысли читает… Но в этот раз нет. Наконец-то бессознательный М-21 спокойно и тихо лежит на крыше. М-24 со всей возможной нежностью хлопает его по щекам, приподнимает его голову и вливает в рот воды с разведенной таблеткой. М-21 ничего не осознает. Потом он будет кричать на М-24 и бросаться с кулаками, виня его в том, что помешал бороться. Но М-24-то понимает, что проигран только один раунд, а выиграна жизнь напарника. Слишком долго он его слушался… Этому больному только жизнь доверяй. Если доживут, М-21 ему еще спасибо за это скажет. А сейчас он только стонет и снова отключается. Рука с когтями медленно принимает прежний вид. Раны затягиваются, энергетика трансформации спадает… М-24 накидывает поверх изукрашенного тощего тела сбереженное пальто и ложится рядом. Целую ночь маялись… Глаза слипаются, а в голове все плывет. Насмешливо встающее солнце будет через час гладить их лучами. Кажется, что небоскреб шатается. Ну и выбрал ты, М-21…***
Не глядя выключаю будильник и долго собираюсь с силами, чтобы открыть глаза. На руках, слава богу, никаких шрамов. И крови на теле. Тело девичье, мое. Во сне я была то М-21, то этим его напарником, М-24. И я готова поклясться, что в основном я видела, считывала память М-24, потому что М-21 этого помнить не может. Как можно прочитать восприятие человека, который уже мертв? Я тут же решаю, что пора объявить себе больничный. Подожди, мир, мне нужно прийти в себя. Лежу на постели, обнимая колени, и беззвучно плачу. От жалости к себе и этим парням… по сути, раз я проживаю сейчас их жизни, это одно и то же.