***
Кроме моего собственного, в этой темноте ощущалось только давящее присутствие времени. Казалось, это какой-то отдельный персонаж, с которым можно договориться – и тогда он пропустит тебя туда, куда тебе надо. Но со временем невозможно торговаться, и пока я вязла в этой абсолютной пустоте, как в чёрном песке, оно этим самым песком утекало куда-то за пределы моего сна… «Как такое может быть? – гневно билась я об эту несправедливость, натыкаясь руками на сумрачные закоулки моего разума. – Почему это случилось именно в такой важный момент и без всяких причин?..» Не без причин. Теперь-то я могу немного выстроить хронологию и сказать, почему так получилось. Изначально же я ничего не поняла. Я так и брела в темноте, как будто по спирали. Иногда я погружалась в забытьё, иногда видела быстро сменяющиеся перед глазами образы. Там были ночь, огни, взрывы, мгновенные перемещения из одного места в другое, которые, уж конечно, не могли быть правдой – просто до меня долетали какие-то отрывочные восприятия – и может быть, даже не одного и того же человека. Я отчаянно стремилась вырваться из этого порочного круга и проснуться. Где-то на границе сна и яви пойманной серебристой рыбкой билась мысль, что мне необходимо пересилить свою слабость, ведь только так я смогу кого-то спасти…***
Резкий скачок, смена освещения – и передо мной раздвигаются в стороны двери лаборатории. Перед взором удручающая картина: всё оборудование сломано, горит всего две аварийные лампочки. Тао и Такео, израненные, лежат на операционных столах, но сейчас даже Франкенштейн бессилен им помочь. Он не может по мановению руки восстановить лабораторию. Как и исцелить их одной лишь силой. С первого же взгляда понимаю, что оба модифицированных мало того что ранены, ещё и отравлены. Их жилы потемнели и вздулись, а дыхание звучит прерывисто и хрипло. – Если им не помочь сейчас, они умрут, – подтверждает мои мысли Франкенштейн. – А лаборатория KSA? – едва контролируя панику, предлагает М-21, но Франкенштейн объясняет ему и Регису, что та лаборатория не приспособлена для модифицированных такого уровня, а времени что-то менять нет. – Франкенштейн, ты же что-нибудь придумаешь? – умоляет М-21. – Неужели нет другого выхода?! – В этом нет необходимости. Я о них позабочусь, – говорю я, и вот только тут они меня замечают и резко оборачиваются. Я вижу по расширившимся глазам Франкенштейна, что он уже понял, что я имею в виду. М-21 только на днях просил это сделать для М-24, и мы ему отказали. Но эта мысль пустила корни и пригодилась вот сейчас, когда времени терять точно нельзя. М-21 столько раз уже просил за своих товарищей… Но сейчас… и я тоже отнюдь не безучастен. Разумеется, Франкенштейн начинает меня переубеждать. И я наперёд знаю все его возражения. Да, понимаю: Тао и Такео могут и не обрести великой силы после пробуждения. Но если это позволит сохранить им жизни – разве это такая уж непомерная цена? Я согласен, а раз так, то должны повиноваться и они. Да, Тао и Такео тоже сопротивляются моему решению. Защищают меня, как и все в этой семье. – В последнее время мы наслаждались жизнью… так что сейчас и умереть не жалко… – с хрипом вырываются их слова. Им тяжело говорить, как и оставаться в сознании, но они упрямо не принимают моей помощи. Меня не может не трогать их благородная жертва. Ведь им ещё как жаль было бы оставить этот чудесный и манящий мир. Точно так же, как и мне. – Не позволю, – с суровостью в голосе я перестарался, судя по тому, как застыли в беспрекословном подчинении все присутствующие. – Но пока я здесь, я отвечаю за вашу безопасность. – Мастер!!! – М-21, смотри, они же исцелились? – Похоже на то… Помоги Франкенштейну, я пригляжу за ними… Это ведь правда было, да? Ловушка моего собственного сознания не позволяет прорваться через защитную оболочку исцеляющей капсулы, чтобы подняться и проверить, как они там… Как ужасно это чувство абсолютного бессилия. И от того, как хорошо оно мне знакомо, по телу пробегает волна паники, которую необходимо подавить… Но тысячу лет биться в защитный барьер, не приходя в себя… ещё одну тысячу лет… ни в коем случае! Не надо! Нельзя просить слишком много, но знать бы лишь: я же успел передать им силу, чтобы они пробудились, прежде чем лишился чувств? «Да, – отвечаю я, ещё как-то нащупывая смутное собственное «я» в полилоге Рейзела. – Я слышала… перед тем, как я… как мы оба… потеряли сознание, я слышала… Они наверняка живы». Он вздыхает с облегчением и не спрашивает, отчего я тоже оказалась здесь, замурованная в его целительной капсуле. Или же он именно тогда спросил, но в голове у меня всё смешалось?***
Рей разглядывает струящиеся червонным золотом крылья, которые существуют в одном лишь его воображении. Я с лёгкостью читаю сокрушающее, пламенное и бурное сожаление в его душе: почему то, что должно было стать благом, несёт одни только разрушения? Эти крылья на самом деле красные, кроваво-красные… Но… он ведь и так небезгрешен. Он бы посмел использовать эту неправедную силу точно так же, как использует Франкенштейн силу Тёмного Копья – вопреки всему, на благо живущим. Чтобы защитить всех, кто дорог… Вот только… столетия назад разлетелся на кусочки не только его идеальный облик. Его способности тоже на грани краха. Он уже не может использовать эту силу, хотя теперь наконец-то увидел в этом смысл. И он не мог не знать, что так будет. Таков непреложный закон вселенной. Но разве не предполагалось, что он должен быть справедлив? А если ты неспособен оградить от беды тех, кто пытался защитить тебя – где же тут справедливость?***
Раньше сама мысль об этом не могла прийти ему в голову. Такие, как он, стоят вне общества. Он – страж этих древних устоев самой вселенной. Он – лишь механизм весов, уравновешивающий силы добра и зла. Чувства и привязанности должны были быть ему чужды. И так и было, пока люди, эти удивительные создания, не углядели в нём кого-то, достойного человеческого отношения. – Если ты думаешь, что ноблесс всё ещё правят миром, ты очень ошибаешься. «Союз», по сути, объявляет ноблесс войну. Всё так, как и ожидалось. В рядах старейшин «Союза» может не быть согласия, однако достаточно и нескольких, чтобы нарушить спокойствие простых людей и посягнуть на их жизни. И тогда благородные не смогут остаться в стороне и втянутся в борьбу. Должно быть, эта тактика подлецов не менялась веками. Просто тогда в своей отчуждённости и незнании людских сердец он не мог этого разглядеть. Старейшина выпускает свою боевую ауру, но Рей не только его трансформацию сейчас ощущает. Знакомая уже сила, пробуждённая им ранее, совершенно неожиданно вспыхивает прямо перед ним. М-21… несмотря на трудности, всё же пытается найти ключ к своему дару. Но почему именно сейчас, когда соотношение сил совершенно не в его пользу? – Я их задержу, хотя не знаю, надолго ли, – выдыхает М-21 за секунду до того, как трансформироваться. – Прошу вас, уходите. Где-то далеко внизу воют сирены полицейских машин. Специальные люди оцепляют территорию, чтобы как можно меньше простых людей пострадало. Раздаются крики ужаса. Он не видит, но знает, как разбегаются эти самые обычные люди, в надежде спасти свою жизнь. Это естественно. Но неужели… М-21 ожидал, что и Рейзел мог бы вот так же спасать свою? Ведь М-21 только что раскрыл свою модификацию вышестоящим агентам «Союза». Разве не этого он всегда больше всего боялся? Рейзел медленно поворачивает голову и смотрит в лицо вервольфа, который уже вернул себе человеческий облик. Он не собирался всерьёз сражаться. Он и впрямь… – За все эти годы только Франкенштейн хотел защищать меня… – в ответ на изумление в серых глазах произносит Рейзел и чуть слышно вздыхает: – А теперь… я встретил ещё одного человека, желающего стать моим защитником… В голове у М-21 ступор борется с негодованием, что Рейзел упустил возможность спастись. И ещё – со странным чувством, будто его похвалили за намерение, хотя и не поняли его важности. Нет же, М-21, оно оценено по заслугам, как и твоя отвага. Но… если высший судия продолжит пренебрегать своими обязанностями, стоит ли он того, чтобы из-за слепой преданности отдать за него жизнь? И если… друг оставит тебя в беде – разве может он зваться другом? Старейшина отправляет в него заряд энергии, и пыль на несколько секунд стирает из видимости весь мир. Но Рейзел не ждёт, пока она осядет. Он делает пару шагов и выходит из клубов пыли, где-то глубоко в душе отдавая себе отчёт, что гордится произведённым впечатлением. Теперь, когда старейшины наконец-то принимают его всерьёз, потому что их атака не оставила на нём ни одной зримой царапины, и боятся его силы… пришёл его черед задавать вопросы. Он обязательно спасёт своих друзей.***
Я заперта в этом вихре сновидений, и наши кошмары так прочно вошли один в другой, что я не могу сбежать, как бы ни пыталась. Я знаю, что не вправе узреть нечто столь сокровенное, а он – не в силах меня отсюда изъять. Как бы то ни было, мои желания и стремления ничего не значат. Я кажусь себе бабочкой, которую нагретый воздух заставляет танцевать между горящими свечами. У неё нет выбора. Она может только лететь, увлекаемая навстречу опасности. Я даже не знаю, моё ли это было сравнение. Метавшаяся в темноте, подобно эху, мысль всё-таки нашла где-то вдали источник, и я ринулась туда, не разбирая дороги. Я не видела, что было моей конечной целью. По мере приближения к ней я чувствовала, что становится будто бы теплее и светлее, но ничего не понимала. А потом миновала какую-то незримую грань, по пространству вокруг меня волной пробежало искажение, и я поняла, что опять оказалась в чужом сознании. Вернувшиеся краски и даже освещение были словно бы совершеннее, чем доступные моему обычному восприятию. Но в ту ночь для меня не было ничего действительно запретного. Поэтому я прямо по воздуху прошла над бездной городских огней и уверенно протянула руку к сгустку света, который засиял на месте развеивающейся в пространстве кровавой дымке. В моих пальцах золотой шарик сжался и сгинул, неохотно возвращаясь во вселенную первородной энергией. Я в благоговении смотрела, как она рассеивается. Но тот, кто творил эту непостижимую для людей магию, отнюдь не был удивлён. Для него это движение было до боли знакомым. Рейзел, что же всё-таки произошло? – Если бы не сделал этого, город разрушило бы взрывом, – послышалось за моей спиной, и я резко обернулась. Позади стоял Рей – в строгом чёрном с золотом костюме, которое сияло слишком ярко даже по меркам этого более совершенного подсознательного мира. Наконец-то я видела не его воспоминания, которые набегали на мой разум подобно штормовым волнам. А его самого – вернее, его мысленную проекцию, готовую со мной поговорить. Невольно я сделала несколько пугливых шагов назад, будто и впрямь могла сбежать от наказания. Я ведь столько всего недозволенного видела… – Ты сегодня не такая, как обычно, – тихо проговорил Рейзел. И тут я вдруг поняла, что несмотря на мою сегодняшнюю дерзость – ещё бы, сколько снов я посмотрела без дозволения самого Ноблесс! – он не собирается меня отчитывать: не видит необходимости, не сердится или просто слишком слаб, чтобы тратить на меня силы. Его облик уже стал каким-то полупрозрачным. Только потом я поняла, почему: он хотел освободить моё сознание! Не знаю, что он сделал, но я словно бы глотнула свежего воздуха и очнулась, закашлявшись. Перед глазами стоял спокойный образ Рея, а в ушах – его напутствие: «Мы ещё обязательно сможем поговорить…» [Пробуждение в середине дня и что было потом] Когда я проснулась, по обжигающим лучам солнца на щеках догадалась, что произошло что-то не то. Я слишком поздно встала? А как же школа? На столе лежала записка, чтобы я не забывала мерить температуру и пить таблетки, если нужно. Тогда-то я вспомнила, что вообще-то ночью просыпалась. И даже всех вокруг на уши поставила. Когда мне мерили температуру, оказалось больше 38. Не мудрено, что меня в итоге дома оставили на сегодня. То есть, все ночные похождения были дважды бредом: Рей отдал слишком много силы, поэтому ему стало плохо, а у меня поднялась температура, поэтому сны были такими необычно… яркими. Как бы то ни было, в их правдивости я не усомнилась, просто догадалась, что считанные воспоминания были ещё более запутанными, чем обычно. Видимо, температуру я сбила ночью основательно, потому что даже пошевелить руками, не говоря уж о том, чтобы подняться, было тяжко. На меня навалилась такая слабость, какой вообще не припомню за всю жизнь. Неужели это просто последствие проведённой в бреду ночи? Похоже, я так и не выспалась, потому что меня так переключало между чужими восприятиями, сном и бодрствованием, так что и последующий день я итоге практически весь проспала. Но дом директора Ли мне не давал покоя, поэтому я всё-таки доползла до телефона, который как-то оказался на зарядке на кухне. Это уже далось мне, как небольшой подвиг. Никаких пропущенных звонков не было, сообщений – тоже. Я фыркнула, обиженная, что М-21 так и не удосужился обо мне вспомнить. И решила спросить, как дела, у кого-нибудь другого. Больше всего я переживала за Тао и Такео, потому что смутно помнила, в каком они были состоянии ночью. И хотя я не сомневаюсь в способностях Рейзела, ни он, ни я толком не видели, чем вчера кончилось его «лечение». Тао мне не ответил. Звонок не прошёл, как будто телефон просто выключили, сообщение в соцсетях повисло с одной галочкой. Действительно выключен? Ну ладно, если бы оно дошло, а он не ответил, я бы волновалась больше. А так – это не доказывает, что с Тао случилось что-то ужасное. Я просто сразу не подумала, что доказывает-то это на самом деле то, что Тао остался и вовсе без телефона. Уже вечером мы переписывались с Икханом, и он мне рассказал, что Тао связался с ним где-то там в их хакерском местечке, ну где уж там они обычно переписываются. И сказал, в общем, что телефон у него накрылся и вот ведь как невовремя, Тао как раз собирался куда-то по делам уехать, так что на какое-то время – не теряйте, не беспокойтесь и всё в таком ключе. Меня опять накрыла обида: вот Тао-то Икхана почему-то предупреждает и о поездках, и о сломанных телефонах. Почему М-21 мне и двух слов написать не хочет? Наверное, ночные события произошли-таки по вине М-24, и теперь М-21 слишком стыдно, чтобы первому извиняться за свои резкие слова. [Про субботу и воскресенье] Вообще я поражаюсь, насколько спокойной была в тот день. Объясняю это себе тем, что мои нервы были напряжены до предела всю предыдущую неделю, а ночью что-то во мне как будто сломалось. Видимо, это было то состояние, которое М-21 описал как «устал переживать». Поэтому все увиденные ужасы вместо того, чтобы заставить меня волноваться и пытаться выяснить, все ли целы, словно убедили меня в том, что хуже уже всё равно не будет, и можно расслабиться. А раз я всех смутно видела во сне, значит, все живы и сейчас тоже восстанавливаются, как и я. Я никогда не умела так здорово себя обманывать. Но всю субботу провела в какой-то полудрёме за сериалами, а в воскресенье в основном делала накопившиеся с пятницы задания. И всё так, будто иначе и быть не может. И только сейчас, когда пишу это, до меня дошло, что это и не самообман был. Мог ли Рейзел… во сне мне внушить, чтобы я не беспокоилась? Как бы то ни было, я пока что не могу узнать о подопечных директора Ли. Никто из модифицированных мне не отвечает, звонки и сообщения до них не доходят. Рей, понятное дело, тоже молчит. Он до сих пор толком телефоном пользоваться не умеет. Только до Сейры сообщение дошло, но она его пока не прочитала. Вот… жду. 12 августа, понедельник, 04:57 Сейра мне в итоге ответила уже поздно вечером, что охранники с директором в командировке, которая продлится ещё несколько дней. Просила не переживать и не терять (совсем как Тао написал Икхану, будто они скопировали этот текст друг у друга). Извинилась, что не ответила сразу, но была очень занята делами по дому. Едва ли меня очень сильно успокоил её ответ, потому что эти «дела» в доме Франкенштейна могли значить как обычную уборку на двух видимых и ещё неизвестно, скольких невидимых этажах, а могли – что-нибудь весьма неприятное вроде укрепления обороны дома против мутантов из «Союза» или срочных операций над ранеными модифицированными. Но пишу я по другому поводу. Только что мы всё-таки пообщались с Рейзелом. Было это похоже на предыдущие пару раз, когда наши восприятия как бы объединялись, но в этот раз… как будто всё стало более привычным и естественным. Я так легко «подключилась» к его сознанию, будто вошла в чат или позвонила по видеосвязи. Когда я прорвалась через пелену обычных незатейливых снов, я вдруг осознала, что сижу в летней беседке в саду. Я уже словно видела это когда-то, но сразу не вспомнила, где и когда. И только увидев Рейзела, который возник в другом кресле рядом со мной, догадалась: это же та же самая беседка из воспоминания о прошлом в Лукедонии. В этом саду ещё Рейзел гулял с тогдашним правителем, и им встретилась маленькая девочка – та, которая потом стала Лордом. – Ты специально нас сюда переместил? – первым делом спросила я, не в силах побороть своё любопытство. Он кивнул. Удивительно, что он выбрал именно сад из Лукедонии для нашей прогулки. Не замечала раньше, чтобы он скучал по дому или относился к нему с особой нежностью. – Тебе нравится это место? – Тут довольно спокойно, – сказал он, и мне тут же показалось, что мы какие-то аристократы и ведём светскую беседу за чашечкой чая в каком-то дворце. Понятливый Рейзел тут же создал на столике изящный воображаемый чайник и две чашки с замысловатыми ручками. Хорош тот хозяин, которому легко проникнуть в твоё сознание. – Сегодня и правда спокойно, – сказала я и неуверенно усмехнулась: – Меня хоть теперь не перебрасывает между твоими мыслями и воспоминаниями. Это… ты прости, что в них так беспардонно влезла в прошлый раз. Рейзел отставил чашечку в сторону и серьёзно на меня посмотрел. Мне показалось, что он меня просто просканировал взглядом. Но суровость его была направлена не на меня, а скорее на него самого. – Это я должен извиниться, – сказал он своим обычным бесстрастным тоном, но я-то поняла, что он слегка нервничает. – Если бы я мог контролировать себя, не стал бы тревожить твои сны. Или сумел бы освободить тебя сразу. Ты… прошла через те же кошмары, что и я? Я коротко ему рассказала о том, что видела, а также о моих догадках о той ночи. Рей их подтвердил, сказав, что стычка с людьми из «Союза» действительно произошла в ночь на пятницу. Изначально с ними встретились Регис и Сейра. «Мы и сами осведомлены не обо всём, – признал Рей. – Но «Союз» готов навязать войну Лукедонии и хочет использовать для этого вашу страну. Регис и Сейра здесь представляют Лукедонию, но у нас не совсем те же цели и взгляды, что у остальных благородных…» Что-то в его восприятии подсказало мне, что Рейзел порицает свой народ за медлительность: что в принятии решений, что во взрослении. «Я и сам такой, – кивнул Рей, решивший сегодня побыть самокритичным. – Так что это наша общая черта». Короче, они ещё не получили ответа от Лукедонии и не знают, к чему конкретно готовиться. Я в возмущении. Если важным дядям из «Союза» так хочется подраться, и Лукедония ответит им тем же, дрались бы тогда на своей территории! Мы-то тут при чём? А они мало того, что посягают на нашу безопасность, ещё и резину тянут! И, оказывается, уже довольно долго. Пока мы ездили по разным городам и отдыхали на каникулах, благородные в доме Франкенштейна и сам директор были как на иголках. Как я ухитрилась этого не замечать, хотя общалась с ними – пусть и не так часто, как с М-21? – Надеюсь, Франкенштейн с модифицированными не в Лукедонию направились? – спросила я, когда меня озарила эта догадка. Рейзел посмотрел на меня удивлённо, а потом чуть качнул головой в знак того, что не знает. – Я так и не прервал свой целебный сон, – сказал он почти с раздражением. Наверное, его удручают ситуации, на которые он не может повлиять. А я представила, как он лежит в подвале директорского дома в этом ужасном саркофаге, и мне стало вдруг пронзительно-тоскливо. – Так что знаю ещё меньше, чем ты… Даже о том, что Тао и Такео вне опасности, я узнал от тебя. Я вспомнила, что и правда утешила так Рея в прошлый раз, но ведь и сама сомневалась. Почему он тогда говорит с такой уверенностью? – Ты ведь принимаешь на себя куда больше восприятий, чем можешь увидеть и запомнить, – пояснил тогда он. – Что-то ты забываешь сразу же, и так было всегда. Не потому, что мы тебя контролируем и стираем память. Просто это естественно для человеческого мозга. Невозможно всё помнить. Даже я… едва ли могу этим похвастаться, и это благо, если я могу о чём-то забыть. А ты и так… шагнула дальше, чем другие люди. – То есть, на самом деле я ещё чьё-то восприятие считала, и там со всеми всё было хорошо? – обрадовалась я. – Да, – кивнул Рей. – Можешь не волноваться. Но куда они уехали, я не понял. Может быть, не знаю об этом месте, и название с расположением ни о чём бы мне не сказали. Спросишь их, когда вернутся. Вечно мы что-то на «потом» откладываем. – Ты ещё хотел, чтобы мы с тобой что-то обсудили «в следующий раз», – напомнила я. Рей посмотрел на меня пристально, и мне показалось, что он взвешивает все «за» и «против». Что такое они опять хотят от меня скрыть? Все, как один, хотят оградить меня от того, до чего я рано или поздно всё равно доберусь, но какой ценой… У меня уже то, что решили обозвать нервным расстройством, хотя никто не понял, что это было. И это родители в курсе только моей внезапно подскочившей температуры, слабости, рассеянности и сонливости. Про обмороки-то я ничего не рассказала. – Ты права, – решился тогда он. – Теперь похоже на то, что для тебя и правда не существует замков с секретом. Твоё сознание не признаёт границ. – Что это значит? – слегка напугалась я. Мне показалось, что моё сознание – это как искусственный интеллект, который сейчас возьмёт меня под контроль и пойдёт переписывать вселенную по своему хотению. – Я не знаю, что такое искусственный интеллект, хотя Икхан упоминал что-то такое, – смущённо признался беспомощный перед технологиями ноблесс. – Но ты точно не захватишь мир, не бойся. Если меня что и беспокоит, это то, что ты не всесильна. Я засмеялась. А он во мне богиню хотел бы видеть, что ли? Ну тогда-то Рейзел взглянул на меня чуть укоризненно и объяснил мне, что его так волнует. Мои способности слишком хороши для ограниченного человеческого тела и разума. Вот уже почти год я использую их так, как уж получается, иногда с лёгкостью, иногда – через силу. Это не вредит никому, потому что я не направляю свои умения во зло, но перегружает мой собственный организм. И всё-таки какое-то время назад Рейзел успокоил меня, сказав, что пока мне ничего не угрожает. – Теперь ты изменилась, – сказал он, пока я, слегка напуганная, размешивала ложечкой переслащённый чай. – Я это понял ещё тогда, когда ты проникла в мои сны в прошлый раз. Твоё сознание… воспринималось по-другому, как будто ты тоже… прошла церемонию пробуждения. – Ого! – восхитилась я. – Так я теперь более способная? Или… – сражённая внезапной догадкой, сконфуженно добавила я, – или это пробуждение потрачено на меня впустую? Я вспомнила о том, как Франкенштейн не хотел тратить драгоценную силу Мастера на пробуждение М-24. И как Рей всё-таки израсходовал её на спасение Тао и Такео, которым при всей их крутизне и желанию стать ещё лучше, по мнению экспертов (тех же Рея и Франкенштейна), существенное улучшение способностей не светило. – На самом-то деле… – Рей замялся. – Никто не пробуждал тебя специально. И я не понимаю, что на тебя так подействовало… Это точно не я тебя пробудил, хотя произошло это почти одновременно с пробуждением Тао и Такео. Но к этому моменту ты уже словно перешла на следующую ступень, поэтому, хотя и проникла в моё сознание в момент передачи силы, смогла уцелеть… У меня по коже прошёл озноб – и это при том, что в иллюзии Рейзела было приятное тёплое лето. То есть, если бы не какое-то случайное пробуждение, которое нежданно-негаданно свалилось на мою голову, то я вообще бы не пережила такого «подключения» к разуму Рейзела в, как водится, «самый подходящий момент»?! – Это я и хотел обсудить, – кивнул он. – Кажется очень подозрительным момент, когда это всё получилось. До пробуждения Тао и Такео… что ты делала, с кем общалась? Как будто старший брат расспрашивает, не разговаривала ли я с незнакомыми взрослыми по дороге из школы. Я невольно улыбнулась, а Рей вскинул на меня взгляд, как будто озарённый догадкой. – Ты встретила М-24, так? – спросил он. Видимо, считал мою ассоциацию и лучше разобрался в моём воспоминании, чем я сама. – И правда, – протянула я, удивляясь, как мне это раньше не пришло в голову. – Я в первый раз-то в обморок упала не одновременно с тобой, а когда мы ещё шли из школы. Неужели… это М-24 что-то со мной сделал? – Я не заметил в нём чего-то необычного, – досадливо качнул головой Рейзел. – И всё же я ещё во время первого нашего знакомства почувствовал в нём слабые признаки благородного. Судя по всему, «Союз» даже внутри одной экспериментальной группы прививал подопытным разные характеристики. Из М-21 ведь попытались сделать оборотня. Почему бы из его товарища не сделать благородного? – Я не чувствую в нём большой силы, – повторил ноблесс. – Но в наши умения входит среди прочего контроль разума, передача способностей и чтение мыслей. Я допускаю, что… – Это он научил меня читать мысли?! – воскликнула я. Первой моей эмоцией было отторжение. Что, вот этот скользкий тип – и дал мне такой чудесный дар? Мне стало как-то неприятно, но потом я вспомнила, что М-24 сейчас и из прошлого – не обязательно один и тот же человек. Ещё пришла на ум та моя галлюцинация с прогулки. Я как будто что-то писала в воздухе и хотя не понимала смысла, это было своего рода таинство. И как М-24 решил возложить на меня какую-то задачу… – Рей, скажи, а благородные ведь умеют… управлять кровью? – спросила я, припомнив его кровавые крылья и развеивающуюся в пространстве энергию. Он напрягся и кивнул. – То есть, если у него была моя кровь… Он мог что-то такое сделать, чтобы подчинить меня себе? – Ты что-то ещё вспомнила? – с таким оживлением, будто был на пороге открытия, спросил Рей. – Мне кажется, он использовал мою кровь… чтобы я защищала М-21, потому что не мог больше этого делать сам. Он сам мне так сказал, причём, вроде как в тот раз, когда вы решили, что он погиб… Как будто… передал какую-то свою силу мне, не спрашивая разрешения и тайно… Так что я узнала об этом только сейчас, вспомнила, когда случайно увидела его на прогулке! – Странно, – только и сказал Рейзел. И на мой немой вопрос пояснил: – Это похоже на действие контракта, когда с помощью крови благородный передаёт другому некоторые свои способности. Но это должно происходить с обоюдного согласия и ясно обеим сторонам сразу же… – Он ведь попросил меня защищать М-21, – сказала я с уверенностью, потому что для меня всё вдруг стало яснее ясного. – А с тех пор, как он стал у нас охранником, я всегда относилась к нему… по-особенному. Так что это… вроде как не противоречит ни воле М-24, ни моей. Рейзел допил чай, словно не собирался продолжать разговор, и я поняла: он узнал то, что хотел. Понятнее, правда, ему особо не стало. Он никогда раньше не слышал о таких типах контрактов… Но о чём он, в сущности, знал? Предатели могли использовать тысячи способов для передачи и получения могущества, а в Лукедонии о них и не догадывались. Да и контракт Франкенштейна был не совсем классическим, подсунутым исподтишка вместе с чашкой чая. По недоразумению или незнанию можно обставить эту церемонию так, что она изменится до неузнаваемости… Но как такое мог провернуть подопытный низшего уровня – да так, чтобы даже ноблесс, которые видят меня каждый день, ни о чём не догадались? – Не переживай, – сказала я бодро. – Люди всегда придумывают что-нибудь новенькое. И пусть моего мнения не спросили, я к этому вообще привычная. Подростки частенько делают не то, что хочется. Если так получилось – оно и к лучшему. Я готова потерпеть, потому что теперь-то моим желаниям с этой способностью по пути. Явно не худший сценарий. – А ты не подумала, что это его контроль разума может влиять на твои желания? – спросил Рей, и звучало это, как вопрос с подвохом. – Нет, – уверенно мотнула головой я. – Разумеется, тут не угадаешь, но я просто знаю, что забочусь о вас искренне, а не по принуждению. Рейзел чуть заметно улыбнулся. «Только не надо жертвовать ради нас слишком многим… – подумал он с чем-то вроде умиления. – Но по крайней мере это дитя не усомнилось в своих привязанностях. Может быть, именно её симпатия и легла в основу контракта. Когда она привязалась к нам, её способности проявились. Неужели таким и было условие модифицированного?» – Ты должна быть осторожна, – сказал он мне вслух, – как бы рада ты ни была своему… дару, он не предназначен для людей. Это опасно для твоего здоровья и душевного состояния. Постарайся… ограничить своё любопытство и не читай мысли, когда это возможно. – Ясно, – сказала я довольно легкомысленно. – Это не опаснее, чем всё остальное. Уверена, что всё будет хорошо. – И когда Рейзел едва заметно скептически прищурился, добавила: – И ты обязательно исцелишься – и очень быстро, Рей! Давай на этой неделе выздоровеем и придём в школу? Скептический прищур тут же исчез, и Рей отвёл взгляд, по-моему, чтобы скрыть растроганное выражение в глазах. Удивительно, но я словно бы нашла для него лучшую мотивацию. Рей, наверное, один из миллиарда людей, для которого и впрямь… нет стимула поправиться лучше, чем снова прийти в школу, как ни в чём не бывало. – Хорошо, – сказал он. – Давай тогда побережём силы для выздоровления. И исчез – вместе с чайничком, беседкой и садом. От удивления я проснулась – так неожиданно оказалась словно бы перед надписью о том, что прямой эфир завершён. Рей ничего такого не писал, конечно же. Это уже моя фантазия. Но он всё сделал правильно: если ему это поможет быстрее восстановиться, то и правда лучше поменьше болтать со мной – даже во сне.