петушиные бои в открытом космосе

Тэян не знает, как это произошло. Помнит лишь то, что они разговаривали с Вонхо про утомительную учёбу в Межгалактической академии, а на подлёте к Гавани, едва опустив глаза, он заметил, как вверх по его ногам, будто из несуществующей темноты нижней части шаттла, ползут чужие пальцы. Жилистые, длинные, с уродливыми когтями, они казались чёрными на кончиках, когда Тэян смог сфокусировать взгляд и понять, что именно видит прямо перед собой. Его первой реакцией мог бы стать крик, но как только он открыл рот, из горла вновь, как и много раз прежде, вырвался лишь хриплый отзвук того, что можно было бы назвать его голосом, будто кто-то, что-то, начал затягивать удавку у него на шее — едва ощутимую, но от этого не менее колючую, как будто он не глядя полез в терновник. Тэян рефлекторно тянет к ней руки и начинает надрывно (и по-прежнему совершенно беззвучно) кашлять, пока чужие пальцы, до боли сжимая ткань его штанов вместе с кожей, забираются выше, неся за собой тьму. Из неё на него смотрят два будто бы неживых глаза на лице, которое он не в силах рассмотреть. Паника захлёстывает его с каждым мгновением всё больше, но стоит ему обернуться к Вонхо, как его накрывает волна невероятного страха, которого он давно не испытывал. Тот спокойно продолжает вести шаттл, будто ничего не происходит, будто не через ещё одно короткое, наполненное тревогой и ужасом мгновение Тэян снова кашляет и из его рта льётся кровь вперемешку с чёрной вязкой жидкостью. Безжизненные, страшные глаза из темноты продолжают смотреть на него, когда он в панике поворачивается обратно. Отвратительные пальцы всё так же сжимают его ноги, пока не добираются до живота. Тэян пытается оттолкнуть, отстегнуть ремень и отползти куда-нибудь подальше, но чужие руки хватают его запястья и не дают сделать ничего, парализуя и оставляя его совершенно беспомощным перед собственным страхом, пока кровь так и льётся из его рта. Вонхо рядом больше похож на манекен, куклу для спектакля, устроенного мозгом Тэяна, но все ощущения и боль слишком явные. Он не помнит, когда его чувства так обострялись в последний раз. Когда пришло осознание, как сильно взмокли волосы на затылке, а сил отхаркивать кровь и вязкую дрянь оставалось всё меньше, глаза напротив стали приближаться, вылезать из тьмы внизу, решив показаться перед ним. Тогда Тэян начал понимать, что это было только начало кошмара. Как и всегда, перед ним появился Чонин, но в этот раз он был бледнее. Его волосы обрели неестественно зелёный, почти трупный оттенок, вместо зрачков зияли лишь чёрные точки, а губы были совсем разбиты в кровь, выделяясь ярким пятном на фоне всего лица. Это не могло быть настоящим Чонином, к этой его версии, кошмарной и отвратительной, Тэян в какой-то мере привык, но сейчас… когда оно показалось в новой форме, он совершенно не знает, стоит ли ему бояться сильнее. «Чонин» приблизился медленно, упираясь худыми, но сильными руками в предплечья. Его глаза, они просто смотрели на него безо всякого намёка на эмоции, но в то же время будто пытаясь пробраться прямо в голову или даже сердце. Тэян не понимал, чего хочет этот монстр, лишь позволял ему смотреть, а себе запрещал отводить взгляд, но когда «Чонин» открыл рот, обнажая ряд острых клыков, а его ладони сжали руки Тэяна крепче, того в очередной раз за эти несколько минут вырвало сгустком крови и чёрной жидкости, а после он зажмурился и опустил голову, сдавшись и борясь с приступами кашля. Он не знает, что делал «Чонин» всё это время: смотрел в одну точку, наблюдал или просто пребывал в медитации — эти руки не отпускали его ни на мгновение. Только когда чужие зубы впились иглами ему в шею, Тэян наконец перестал бояться и потерял сознание. * Он просыпается с надрывным вскриком и не сразу понимает, где находится, но когда его сгребают в крепкие, тёплые объятия, это почти мгновенно даёт ему слепое чувство безопасности, разбивая весь страх так, будто его и вовсе не было, будто ему не пришлось пройти через весь ужас, что сковал его… когда? Час назад? День? Неделю? — Тише, — родной голос звучит где-то над макушкой, наверняка касаясь губами отросших пушистых волос. — Я здесь. Тэян чувствует, как сильные руки обнимают его, сжимают крепко-крепко, будто боясь в любой момент потерять, как и пару месяцев назад, разделив их, разбив их жизни на «до» и «после». Однако несмотря на успокаивающий голос, Тэяну всё равно страшно открывать глаза. Он боится, что увидит те страшные чёрные точки вместо зрачков и худые уродливые руки с трупными пятнами, что они начнут его душить, впиваться в его кожу, пронзая её насквозь, топя в крови. Что весь этот кошмар повторится вновь. — Тэян-а, — голос становится тише, губы оказываются у самого уха, щекоча кожу, вызывая приятные мурашки. — Я приготовил чай. Он всё-таки открывает глаза с глубоким вдохом, так, будто не спал, а тонул. Те эмоции, ощущения и чувства, что захлестнули его в шаттле, и правда были похожи на медленную смерть от утопления в собственном страхе. Раньше с ним такого никогда не было и это, наверное, пугало больше всего. Когда ему удаётся сфокусировать зрение и восстановить дыхание, он наконец полноценно ощущает себя в безопасности. Чужие руки отпускают его, дают увидеть каюту целиком: напротив сидит всего лишь Роун. Его улыбка мягкая и тёплая, согревающая уже тем, что адресована самому Тэяну и никому больше, он давно не видел, чтобы тот так ярко улыбался. В его руках большая чашка ароматного чая, и только сейчас Тэян замечает, что всё в каюте пропитано запахом мяты и шоколада, так же, как и в моменты, когда кому-то из них плохо или кто-то болеет — но Тэян не чувствует себя плохо или болезненно, подумаешь, отключился во время полёта и приснились кошмары, всякое бывает, он же не кричал? Обычно даже во время кошмаров он выглядит так, будто ему снится простой сон, лишь под конец его начинает пробивать на эмоции, слова и крики. — Как себя чувствуешь? — Роун начинает осторожно, боится сделать что-то не так, будто это сможет разрушить мнимое спокойствие между ними двумя. Тэян аккуратно берёт чашку из чужих рук и смотрит на светло-коричневую гладь напитка. От него поднимается тёплый пар, который он вдыхает, пытаясь расслабиться. Ему всё ещё немного страшно, он продолжает бояться, что поднимет голову и вместо Роуна или за ним окажется это чудовище, страшное, мерзкое. Стоит ли ему связаться с Чонином и поговорить об этом? Может, рассказать Хвиёну? А вдруг ему не разрешат больше участвовать в командных полётах и положат на лечение, что тогда? Что, если его запрут в лечебнице? Не так он себе представлял конец всех приключений. — Не знаю, — Тэян пожимает плечами и тихо цокает. Чашка приятно согревает руки. — Вонхо сказал, что ты сидел со стеклянным взглядом несколько минут, а потом потерял сознание, — аккуратно отмечает Роун. Да неужели. — Я не знаю, что случилось, — тот мотает головой, его голос становится тише — конечно, он знает. — Главнокомандующий что-то с тобой сделал? Взгляд Роуна в это мгновение становится жёстче и грубее, почти стальным, и Тэян пугается такой внезапной перемены в его настроении, стоит лишь речи зайти о Чонине. — Нет, мы просто пили чай, — вздохнув, говорит он. — Я побыл у него полчаса, отдал кубок и улетел, Роун, я… — Он мог что-то добавить в чай, — не успокаивался тот, стараясь не повышать голос, чтобы лишний раз не спровоцировать что-то в состоянии Тэяна, чего он совершенно не понимал и не знал, как правильно себя вести после подобных приступов. Он надеется, что это первый и последний раз. Ещё и эти его кошмары… Роун сам перестал видеть сны после того, как они вернулись из плена или где они там были вместе с Инсоном. После этих событий память вдруг начала подводить его, выдавать совсем не те вещи, которые он пытался вспомнить. В его голове возникали неясные образы странной пустыни, но он тут же их забывал, будто местный песок ускользал сквозь его пальцы и растворялся в воздухе. Они с Инсоном ещё не говорили об этом, но наверняка стоит, чтобы хотя бы попытаться понять, помнят ли они одно и то же или Роун просто сходит с ума. — Что за глупости? Зачем ему это? — Потому что он всегда был таким? — Роун почти презрительно усмехается, но в его взгляде теперь отчётливо виден испуг (только чего?). — Ты так просто поверил в то, что он вдруг стал таким благочестивым? Тэян устало выдыхает и закатывает глаза. Только ссоры ему сейчас не хватало сразу после того, как он думал, что умрёт. — Ему нет смысла делать мне больно, — он отставляет чашку и трёт виски. На мгновение Роун испуганно тянется к нему, боясь, что у того разболелась голова от этого разговора или ему стало хуже, но Тэян, не стараясь отстраниться, мотает головой — с ним всё в порядке, просто не прошла усталость и все эти разговоры — явно не то, чем он хотел бы сейчас заниматься. Было бы намного лучше, если бы они просто обнялись и полежали, посмотрев в потолок, или пошли поесть, или прогулялись. Наверное, сейчас воздух пустыни Гавани пошёл бы ему на пользу. — Послушай, — выдохнув, начал Тэян. — Если бы Ч… главнокомандующий Ким хотел как-то мне навредить, он бы уже это сделал, но ни за то время, что я был у него в плену тогда, ни на балу, ни сейчас он не сделал ничего, что могло бы причинить мне боль, понимаешь? Я думаю, мне просто надо обследоваться. Может, дело в плохом сне. Роун ненадолго опускает взгляд и заметно поникает: — Вы были наедине на балу? — в его голосе слышится то, чего Тэян так боится — нотки разочарования и обиды, плохо скрываемые за мнимым спокойствием, пока на висках беспокойно играют желваки. — Не совсем, — хочется кинуться к нему в объятия и спросить, что не так, откуда такие эмоции, будто сам глубоко внутри не понимает, что к чему. — Я его встретил, пока искал тебя. Он подсказал дорогу. Тот ничего на это не ответил, лишь кивнул с непонятным приглушённым звуком, похожим на «угу». — В чём дело, Соку? — вздохнув и не делая лишней паузы, внезапно почти взрывается Тэян. — Почему ты стал так остро реагировать на любое его упоминание? — Всё в порядке, — он старается улыбнуться, смягчая тон их разговора, но выходит как-то неловко, смущённо и криво. Слишком уклончиво. — Правда? — Тэян устало и саркастично усмехается. — Посмотри на меня. Его ладонь касается чужого подбородка, подушечками сжимает слегка небритую кожу, чтобы повернуть лицо Роуна к себе. Тот не сопротивляется, но выглядит удивлённым, и Тэян чувствует, что он глотает слюну от того, как вмиг пересохло горло. Он не знает, зачем это сделал. Возможно, ему показалось, что Роун не послушается и не повернётся, возможно, на него как-то влияет усталость от всего, что происходит в последнее время. Это глупое оправдание, раньше он никогда себя так не вёл, но чем больше в его жизни изменений, тем больше он сходит с ума и реагирует совершенно не так, как привыкли все вокруг него, как привык он сам. Но, кажется, Роун не возмущён, как могло бы показаться на первый взгляд. Кожа под пальцами Тэяна резко теплеет, становится красной, а ведь он даже не сжимает её так сильно, чтобы это было как минимум неприятно, но Роун тяжело выдыхает и облизывает губы. — Соку, — тихо говорит Тэян, не отпуская чужой подбородок. — Это моё имя, — тот пытается шутить, но выходит глупо и скомканно, чересчур смущённо для него. — Ты ответишь на мой вопрос? — это не требование, всего лишь просьба, но такая мягкая, что Роун от неё тает, а сам Тэян не знает, в какой момент пора опустить ладонь. Тот несколько секунд молчит, смотрит так искренне и открыто, что у Тэяна не хватает смелости долго задерживать этот контакт глаза в глаза. Его щёки легко пунцовеют, но руку он всё ещё не опускает и чувствует, как чужие пальцы осторожно, мягко касаются его оголённого запястья, подушечками гладят тонкую кожу, касаясь еле выпирающих косточек. Роуну смелости не хватает, чтобы обхватить чужое запястье полностью и потянуть на себя, он лишь старается аккуратно снять чужое напряжение, но, кажется, получается вовсе наоборот. Он честно-честно не хотел добиться такого эффекта, но пальцы на его подбородке и смущённые взгляды просто обезоруживают… и когда он успел к этому прийти? — Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — вполне открыто и честно отвечает наконец Роун. — Я тебе говорил, главнокомандующему никто не доверяет, кроме тебя. Я хочу тебе верить, но я знаю его и всё его окружение слишком давно, чтобы не понимать, какой он человек и чем общение с ним может обернуться. Тэян смотрит на него с лёгким недоумением, а затем выдыхает и отпускает его подбородок: — Хорошо, — его запястье выскальзывает из чужой руки. — Попробуй довериться мне и поверить, что он не хочет причинять мне вреда. Лёгкое разочарование от ускользнувшей возможности отпечаталось в пропавшей из глаз Роуна искры, но он только кивнул и не стал делать ничего больше. — Я хочу есть, — на самом деле Тэян не хотел, но ему нужен был повод выйти. — Пойдём к остальным? * — Нам надо поговорить. Ёнбин появляется в дверях её кабинета внезапно. Он выглядит как побитый пёс, когда смотрит на неё с отчаянием и мольбой, и в этом нет ничего необычного — он всегда был тем самым беспрекословно верным стражем, который в этом застиранном старом пальто с заплаткой на локте и джинсах с дырами на коленях, с беспорядком на голове, рваным ботинком или разодранной кожей на щеках и костяшках пальцев, каждый без исключения раз возвращался именно к ней. Даже сейчас, после Лабиринта, когда он кажется таким чужим и необычным, он стоит у неё на пороге и просит о разговоре. До этого у них не было времени: то разборки с Роуном и Инсоном, то попытки закрыть тему о Луде, то полёт Тэяна к Чонину (с чем ей ещё предстоит разобраться) — и сейчас, когда она наконец решила выдохнуть, перед ней возникает незакрытый гештальт, отложенный в дальний угол самой высокой полки. — Проходи, — она пожимает плечами, и как только дверь за его спиной автоматически закрывается, замок на шлюзе гудит, устанавливая код, не позволяющий войти к ней ни с одним ключом. — Что ты хотел обсудить? В том, что они остаются вдвоём в её кабинете, никогда не было ничего странного или невероятного, но сейчас напряжение настолько осязаемое, что даже ей трудно дышать. Каждый новый вдох даётся с такой тяжестью, что ей хочется открыть окна и сделать глоток свежего воздуха, но она сдерживает себя и идёт за виски. Для них обоих. — То, что случилось, — говорит Ёнбин и делает несколько шагов к ней, останавливаясь в настолько почтенном расстоянии, что ей хочется скривить губы в ироничной усмешке и сказать что-то в духе «слабак», но она сдерживается и только ставит бокалы на голографический столик, появившийся между ними по велению техники в её кабинете. — А что случилось? — Айрин знает, но хочет потянуть время, лишь бы не слышать, как он говорит это вслух. Она уже знает, что это её разобьёт, но всё равно позволяет ему сказать: — Я ничего не чувствую, Айрин, — и он тут же поникает, будто лишённый воды цветок на её окне в этом засушливом климате. — Я имею в виду… — Ко мне, — добавляет она. — К тебе, — в один голос с ней произносит Ёнбин и поджимает губы. — Я не знаю, как это произошло. — Я знаю. Честно сказать, Айрин никогда бы не подумала, что ей придётся объяснять ему, кто она такая и почему так вышло, что она вечная и не может быть с ним всю её жизнь, но может прожить с ним его, но если бы в её голове и возникла подобная мысль, то она бы надеялась, что их разговор состоится где-нибудь на лугах станций близ Сатурна с ярким искусственным солнцем и вечным теплом, которое укутало бы их обоих, а не в её кабинете с еле работающим кондиционером и постоянным полумраком. Под полным недоумения взглядом она опускается в одно из хаотично расставленных кресел и приглашает занять место напротив. Конечно, было бы совсем глупо рассказывать ему всё, но ничто не мешает ей поделиться немногим, ведь она так хочет, чтобы он понял, насколько сильно от него веет чужой пугающей энергией, которую она почувствовала, как только их звездолёт приземлился возле её рынка. Тогда Айрин подумала, что Он убил Ёнбина, но она не ожидала, что Он сделает всё гораздо больнее. Никому ведь не навредит, если она расскажет, правда? Айрин резко себя останавливает. Это слишком, надо придумать что-то другое. — Что ты там видел? — спрашивает она. — Мне иногда кажется, что ты всегда всё знаешь наперёд, — он глупо усмехается и заставляет её мягко улыбнуться. — Можно и так сказать. — Если я скажу, ты просто не поверишь, — Ёнбин в неловкости пожимает плечами и делает глоток виски. — Я видел в Лабиринте человека, который не был ни Минотавром, ни Шону, ни кем-либо, кого я когда-либо встречал. Он был… — в голове крутится так много описаний, но ему сложно подобрать что-то конкретное, будто этот человек был всем и сразу, — …странным. Одет во всё белое, кожа бледная и волосы до подбородка… Мне казалось, он был босым. Айрин замирает. Ей хочется нервно рассмеяться от того, что её догадка оказалась верной, что она всё это время была права, что ни Библиотекарь, ни любой другой «родственник» не могли быть замешаны в этом, что тот, кого она похоронила под тонной воспоминаний и листьев вишни после смерти у неё на руках, доказал, что можно оставаться гнилой гадюкой, даже вернувшись с того света. Неожиданно для себя Айрин шепчет имя, которое никогда не думала произнести вновь: — Тэмин… — Что? — спрашивает Ёнбин, вырывая её из внезапного забытья. — Ничего, — она мотает головой и сжимает стакан в пальцах крепче. — Продолжай, я задумалась. Он задумчиво ведёт по ней взглядом, но, вздохнув, продолжает: — Я почти ничего не помню, всё будто в тумане, — Ёнбин выглядит совсем потерянным и поникшим, ей хочется обнять его и погладить по голове, но есть ли смысл в подобных жестах, если он ничего не почувствует, а она лишь нанесет ещё одну царапину на и без того разбитое сердце? — Я даже не уверен, что это было так, как я помню… Я… Он вновь запинается и поджимает губы, ему кажется, что он звучит как сумасшедший, но Айрин не отводит от него взгляд и внимательно слушает каждое его слово. — Я помню, как он положил руку куда-то сюда, — с тяжестью в голосе продолжает он и показывает на сердце. — А потом его глаза будто засияли и воздух был такой тяжёлый, душный, осколки стены рядом со мной начали взлетать… Я думал, это предсмертные галлюцинации. — Тебя отравили, — прерывает его Айрин. Вариант, что ей такого придумать, нашёлся сам собой. — Что? — Я не уверена, что ты знаешь, — она вздыхает, — но у бывшего генерала Лу были дела в Лаборатории с Хакёном. Никто точно не знает, чем именно они там занимались, но кто-то полагал, что разрабатывали биологическое оружие. В том числе яды. Подозреваю, что кто-то очень хотел освободить генерала Лу и в попытке избавиться от лишних свидетелей отравил тебя. Ёнбин зависает на пару секунд, цокает, а потом смотрит на неё так пронзительно и спрашивает: — Тогда как я оказался на корабле, к тому же живым? — Это всего лишь моё предположение. Ты задаёшь вопросы, на которые я не могу знать ответ. — Разве? — он как-то неловко и грустно усмехается и чешет шею. — Что ты имеешь в виду? Айрин смотрит на него как на незнакомца. Ощущения рядом с ним, его аура, само его присутствие в её кабинете — всё кажется чужим, и это разбивает её сердце на миллиард осколков, впивающихся ей в руки, пока она пытается сдержать все свои эмоции в кулаках. Ей нельзя давать слабину. — Человек, который, как ты предполагаешь, меня отравил, просил передать тебе, что он вернулся, — в его глазах вселенская печаль, и Айрин не знает, что с этим делать. — И если это отравление, почему я больше ничего не чувствую? Ей остаётся только беспомощно замереть, уставившись на него так, будто он только что озвучил самую большую глупость в своей жизни, а про себя переваривать услышанное. Сомнений точно не остаётся, что это тот, о ком она думала с того момента, как всё это началось, вопрос только в том, что ей делать прямо сейчас? Искать его? Позвать его? Она не сумасшедшая. — Понятия не имею, о чём ты говоришь, — Айрин смотрит пронзительно и слишком убедительно, чтобы сомневаться в её искренности. — Я никогда не знала никого из Лаборатории, я владею только информацией, и повторю ещё раз: я всего лишь предположила, что это яд. Биологическое оружие, тестовая разработка. Ты знаешь, на что может быть способен яд в руках хорошего специалиста. Мнимая стена из льда будто уплотнилась ещё на один сантиметр. Айрин делает глоток и смотрит на него вопросительно, ожидая, что он спросит ещё, но Ёнбин ничего не спрашивает, только кивает и молча встаёт, чтобы уйти. Ей остаётся только снять кодовый замок и проводить его взглядом. Прямо перед выходом он на мгновение оборачивается, будто собравшись ещё что-то сказать, и Айрин очень хочет, чтобы он это сделал, но ничего не происходит — Ёнбин быстро скрывается за дверью. Она успевает заметить то, что так отчаянно игнорировала весь их разговор. Он так и не снял кольцо. * Вонхо чешет затылок и устало вздыхает: — Слушайте, если бы я хотел причинить ему вред, я бы это сделал уже давно, — в его голосе детское отчаяние и желание побыстрее всё это закончить; сейчас уже почти три часа дня, а он всё ещё ничего в себя не закинул, кроме кофе с заправки и какого-то пакета с питательными веществами, пока бродил вокруг резиденции Чонина в ожидании Тэяна. — Мне кажется, то, что мы не убили друг друга, проведя месяц взаперти в одном здании, уже о многом говорит, разве нет? Сыльги, кажется, оглушительно лопнула пузырь жвачки и мотнула на пальце наручники: — Послушай, я сама не очень хочу тебя здесь держать, у меня и без тебя достаточно проблем, но ребята попросили. Накинули мне на бензин заодно ещё и за этого, — она скучающе указывает на прикованного к столу Джухо, смотрящего таким болезненно щенячьим взглядом, что только такая абсолютно бессердечная женщина, как Сыльги, могла вытерпеть этот напор. — Вынужденная мера, — напомнил Давон, стоя рядом с таким грозным видом, что вполне мог бы испугать, если бы всё это не было подобно сюру. Почему-то, когда Вонхо в спешке вынес Тэяна из шаттла и передал Роуну, объяснив, что произошло на борту, все (в лице Давона, Инсона и Чеюна) решили обвинить его. Это не то чтобы всерьёз задевало, но начинало порядком надоедать, потому что на самом деле все просто ждали, когда Тэян очнётся и сам объяснит, что случилось, в деталях. — Да ладно вам, ребята, — как ни странно, сам Вонхо не был ничем привязан, просто должен был сидеть ровно на стуле и не дёргаться. Сочувствующая Вэнди принесла ему чай, но он выпил лишь половину. — Вам будет очень стыдно, когда Тэян проснётся и расскажет, что произошло. Давон закатывает глаза: — Тебе стоит надеяться, что это случится достаточно быстро. — Что происходит? — Тэян! — облегчённо выкрикнул Вонхо. — Дружище, ну наконец-то! Тот осмотрел всех присутствующих и закатил глаза — ну конечно, они устроили полный переполох и подняли всё с ног на голову, потому что им абсолютно нечего делать, а руки так и чешутся кому-нибудь вмазать. Ещё и Сыльги зачем-то вписали в свои дурацкие планы… Как будто ей вовсе нечем заняться в бесконечной пустыне на заправке чёрного рынка, куда каждый день прилетают чем-нибудь закупиться или сбыть что-то чертовски опасное и запрещённое во всей остальной Галактике. Необязательно, конечно, именно такое — некоторые детали и запчасти для звездолётов здесь правда стоят в несколько раз дешевле, чем на легальном рынке. Неудивительно, что Чонин, зная обо всём, просто закрывал и продолжает закрывать глаза на то, где его личный элитный отряд предпочитает проводить субботний шоппинг. Сыльги думает об этом и поджимает губы, а затем переводит взгляд на Тэяна. По её мнению, он совсем не выглядит слабым или сколько-нибудь изнурённым — вполне, как и всегда, здоров и спокоен. Да и его лёгкая улыбка говорит о как минимум неплохом самочувствии. Сыльги отмечает про себя, что это странно, если учитывать то, что ей описал Вонхо парой часов ранее, пусть и под дулом бластера, а потом с угрозой просто приковать его к раскалённому генератору. Так подозрительно… У неё закрадывается неприятное, мерзкое ощущение по поводу того, что происходит вокруг. Но, вообще-то, это не должно её волновать. «Эс-эф», конечно, её хорошие друзья, но в первую очередь — покупатели. Кто знает, что будет, если она начнёт к ним лезть со своей лишней, пусть и минимальной, заботой? Наверняка Хвиён и без неё разберётся с ментальным и физическим здоровьем своих подопечных. — Объясните? — интересуется Тэян, поправляя рубашку, наброшенную поверх мятой майки за секунду до того, как они с Роуном вышли из каюты. Сыльги мгновенно прячет наручники и жестом велит Давону открепить Джухо, а после мягко улыбается: — Мы беседовали. — О, — Тэян усмехается и вновь закатывает глаза. — Ну конечно. — Дружище! — Вонхо наконец-то встаёт и подходит к нему, чтобы обнять. — Ты не представляешь, как я волновался! Рад, что ты в порядке. Ты меня не на шутку напугал! Объятия Вонхо пора бы внести в список индивидуальных пыток. Они такие крепкие, что Тэян будто слышит, как хрустит каждая его кость, а следом глубоко вдыхает, потому что воздуха в лёгких резко недостаёт. К тому же, его ноги совершенно не касаются земли, и ему кажется, что он вот-вот уж точно будет близок к смерти. — Здорово, — кряхтит он, хлопая Вонхо по спине, что больше похоже на просьбу прекратить, а то он умрёт от нехватки кислорода. — Можешь опустить меня на землю? Тот беспрекословно выполняет просьбу. Вэнди снова приносит чай, когда все наконец собираются в общем помещении заправки. В этот раз из элитного отряда Чонина здесь только Вонхо, но зато присутствуют все остальные из «Эс-эф», включая девочек. После месяца полнейшего балагана их компания выглядит довольно маленькой и совсем не шумной: Чани перешептывается с Джой и Йери о каких-то своих делах и рассказывает о том, как он сумел с помощью клея и красной краски проникнуть в больничный корпус, где ему нужно было украсть несколько препаратов; Давон, Чеюн, Джухо и Сыльги обсуждают детали новых моделей шаттлов, выпущенных с конвейера Коалиционных мастерских несколько сол назад; Инсон болтает с Вэнди о том, как полгода назад увидел на Сатурне прекрасные образцы модифицированных бластеров седьмого поколения, ей бы они точно понравились; Ёнбин и Роун в компании с Вонхо сидят и наблюдают за тем, как Хвиён осматривает Тэяна, и только Айрин сидит чуть поодаль от остальных. Иногда ей жаль, что она завела здесь друзей, потому что для неё всё настолько недолговечно, что она никогда не знает, когда именно всему придёт конец. Случай с Ёнбином лишний раз подтвердил, что привязанность порождает лишь боль и отчаяние, даже если в этот раз она вовсе не виновата. В любой момент может прийти кто угодно и отобрать у неё то, что ей дорого. Расстраивает ли её это? Нет. Злит? Возможно. Она хочет разобраться со всем этим поскорее, но это может подождать, пока другие дела стоят в большем приоритете. Когда же Хвиён наконец убеждается, что с Тэяном всё в порядке (у него разве что синяки под глазами, но это не критичная проблема), тот начинает рассказывать всё по порядку, опуская лишь некоторые детали, которые, как он считает, упоминать вовсе не стоит. Например, то, что неизвестный «демон», которого он видит в собственных кошмарах, принимает облик Чонина, и что эти кошмары начались у него примерно с того момента, как он освободился от Чонина, и что в этих кошмарах чаще всего (исключая такие, как в шаттле) Чонин сначала целует его или обнимает, гладит, всячески обманывая его мозг, внушая ложное чувство безопасности — везде Чонин, только Чонин. Тэян совсем не хочет, чтобы команда и девочки сразу спустили на него всех собак, но он мельком смотрит на Роуна и понимает, что это бесполезно. Все и так обо всём догадываются и предполагают, чья именно это может быть вина, но вслух не говорят, будто ждут, что это сделает кто-то другой. Взгляд невзначай падает на Айрин. Она слушает его внимательно, кивает на какие-то его слова, будто анализируя, но Тэян видит — она будто не здесь, а где-то далеко в своих мыслях. Почему-то она всегда создавала впечатление той, кто обязательно должна знать всё, но в этот раз на её ответ, видимо, рассчитывать не стоит. Рассказ длится всего минут десять. Тэян немного сдвигает сроки, когда это началось, приуменьшает количество подобных кошмаров и умалчивает о том, как ему плохо после них, потому что предпочитает этого вовсе не показывать. — Это переутомление, — говорит Хвиён, и Ёнбин соглашается. — Это главнокомандующий, — одновременно с ними цокает Давон. Тэян смотрит на него как на предателя. — Что? — уставился на него в ответ Давон. — Слушай, может, здесь и есть дураки, но я не собираюсь делать вид, что в этом виновато какое-то переутомление, а не очередные штучки этого ублюдка. — Давон… — утомлённо выдыхает Ёнбин и трёт глаза. — Нет никакого основания полагать, что то же переутомление не вызвано любой вещью, которую мог добавить в чай или распылить в воздухе главнокомандующий, — всё не унимался тот, но голоса не повышал, старался рассуждать твёрдо и спокойно. — Давон. — Я предлагаю что-нибудь взорвать, чтобы напомнить, с кем он имел дело. — Давон, довольно! — Ёнбин выходит из себя и резко встаёт, но почти сразу успокаивается, садится обратно и трёт виски. Несколько секунд царит неловкое молчание, пока Сыльги, громко отхлебнув чай, не решает сказать: — Вообще-то, я согласна с Давоном. Тот в ту же секунду подбегает к ней и даёт громкое «пять», чем вызывает лишь усталые вздохи всех стоящих вокруг. Иногда общие сборы кажутся из рук вон плохой идеей. — Никаких взрывов, — наконец заявляет Айрин и на долю секунды её взгляд падает на такого же уставшего, как и она, Ёнбина, она будто бы смотрит в зеркало; через ещё одно мучительное для неё мгновение она отводит взгляд, будто и не было мириад этих глупых мыслей. — Хвиён, ты точно уверен, что это переутомление? — Да, — тот пожимает плечами. — Я могу выписать какие-то витамины или вроде того, но если кошмары не прекратятся, понадобится обследование. — Я что-нибудь придумаю, — Айрин поджимает губы. Ей совсем не хочется обращаться к тем силам из Дома, но у неё снова нет выбора, потому как-то, что происходит с Тэяном — не какая-то случайная череда ужасающих в своей жестокости снов, а последствия использования артефакта. Хочется задать так много вопросов о том, что именно он видит и кого, но найти подход к кому-то, кроме Ёнбина, в этой команде ей так и не удалось. Да и вряд ли он ответит ей честно… Есть только один человек, которому Тэян может выложить об этом всё как на духу, но отправлять его к Чонину ещё раз она не собирается. Лишние риски, особенно сейчас, ей совсем не нужны. — Я же вам говорил, я тут ни при чём, — Вонхо довольно пожимает плечами и улыбается. Айрин даже и забыла, что он, вообще-то, тоже здесь. — Вот и решили, — говорит Ёнбин и встаёт. — Мы понаблюдаем за этой ситуацией. Пока никаких миссий, нам всем нужно отдохнуть от насыщенных дней. Расслабьтесь, посмотрите развлечения на ближайшую неделю и всё такое. Нам надо разобраться с делами. Он собирается было уходить, как вдруг его останавливает Тэян, зацепившись кончиками пальцев за рукав плаща. — Это не всё. На сей раз к Тэяну обращены глаза всех присутствующих, и это его несколько смущает, потому что после всего обсуждения, после того, что они пережили, после его кошмаров и бесконечной череды неудач он готов снова нарушить надежду на долгожданный отдых. — Через месяц на станциях Венеры Праздник огней… — начинает он совсем тихо, а потом несколько раз нажимает на свою панель уведомления и выводит голограммой пригласительные. — Главнокомандующий официально позвал всю нашу команду как гостей. Слова даются ему отвратительно тяжело, в горле как будто ком, а губы пересыхают моментально. Сердце бухается куда-то вниз, когда он заканчивает, а вокруг стоит глубокая тишина. — Ещё он перечислил на мой счет компенсацию за Афину, на девятерых, — ему приходится продолжить, пока все молча смотрят или на него, или куда-то в сторону, пока у него в принципе есть возможность что-то сказать. — Я не говорил ему, что Ёнбин жив… В любом случае, если вы не хотите, я верну ему пригласительные, но сам полечу. Мы всё равно сейчас отдыхаем. Какая разница, где это буду делать я. Тэян решительно отходит в сторону, слышит, как бьётся кровь в висках, но всё равно делает шаг. И его тут же останавливают резким прикосновением к ладони. Ему даже не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто это. — Я полечу, — поспешно говорит Роун и в его глазах плещется столько волнения и заботы, что Тэяну не хватило бы и жизни, чтобы переплыть это бесконечное море из чувств. — Я тоже, — внезапно выдаёт Джухо. — Вонхо там будет, нам всё равно надо провести время вместе. Тэян видит, как на лице Вонхо тут же расцветает удивлённая, но бесконечно радостная улыбка. — Ну, тогда мне тоже придётся полететь, — закатывает глаза, но всё равно улыбается Чеюн и кладёт руку на плечо Джухо. — О боже, только не говорите, что вы собираетесь устроить семейную показуху прямо сейчас, — на лице Йери отвращение и усталость, она закрывает глаза рукой и вздыхает. Какой ужас, ей придётся терпеть весь этот фарс ещё несколько минут, пока все не успокоятся и не решат, что им пора пойти и заняться своими делами. — Звучит как отличная идея, — спокойно говорит Хвиён, будто проигнорировав слова Йери. — Когда нам ещё удастся побыть на Венере? Чани, что скажешь? Тот, в свою очередь, пожимает плечами и кивает. Ему, на самом деле, как-то всё равно, но раз они летят все вместе, то будет весело, а он до встречи с ними, похоже, никогда нормально и не веселился. — Я не могу пропустить всё веселье! — громко заявляет Инсон и хватает Давона за руку. — Мы тоже полетим. — Но я не хоте… — Инсон не даёт ему договорить, лишь смотрит щенячьим взглядом с огромной просьбой поддержать, и Давон правда не может устоять перед этим приёмом. — Ладно, я тоже. — Ну вот, они снова полетят веселиться без нас, — наигранно расстроилась Сыльги и Вэнди сделала вид, будто успокаивает её, похлопав по плечу с театральной скорбью на лице. Несколько секунд Ёнбин просто молча и слегка удивлённо смотрит на них, как будто сегодня рано утром не обсуждали, что разойдутся, а после легко усмехается и качает головой. Есть что-то в том, что они команда — всегда найдётся способ собрать их вместе, даже если они не особо хотят участвовать в каких-либо инициативах главнокомандующего, имея кое-какие привилегии от него же, они всё равно это делают, потому что оставлять кого-то в одиночестве у них нет ни малейшего желания. Глупо? Наверное, но Ёнбин в конце концов тоже соглашается. * — Это была ужасная идея, — говорит Давон, когда они прилетают, а термометр показывает, что снаружи звездолёта сорок градусов (и это со стабилизаторами температур!). — Брось, — Тэян, уже успев переодеться в более лёгкие вещи, свободно вздыхает и устремляет мечтательный взгляд в сторону горизонта, где после взлётно-посадочной полосы виднелись яркие украшения, высокие деревья и завораживающая архитектура. Станции Венеры — одно из немногих мест, где удалось сохранить отголоски древних культур, во времена расцвета которых каждый солнечный цикл проводилось множество праздников. Такие традиции основывались на трактатах, оставшихся после второй техногенной катастрофы. Тэяна всегда впечатляло, как тщательно здесь подготавливаются к каждому, даже не слишком большому празднованию. Он бы ни за что не сказал команде, что его главной мечтой было попасть на один из них, а сейчас он летит на едва ли не самый значительный… Вот так удача. Стоило отдать должное главнокомандующему — если бы не он, то всё это не стало бы возможным. — Такую погоду можешь вынести только ты, — Давон не прекращал театрально жаловаться и с громким вздохом пошёл переодеваться, будто у него вообще был выбор, остаться здесь или пойти с остальными. Он буквально умрёт от скуки, если просидит в одиночестве больше пяти минут. Чеюн тяжело вздохнул, подумав лишь о том, в какие суммы ему обойдутся новые защитные купола после недели пребывания здесь. Пригласительные на праздник давали им неограниченный доступ ко всей территории одной станции и нескольких небольших подстанций, на которых располагались храмы Объединённого Ордена Благочестия и площадки для вознесения молитв. Они выглядели восхитительно, даже несмотря на расплывающиеся от палящего солнца пейзажи. Чонин приложил небольшое письмо к билетам, где объяснил, что не обладает информацией об их вероисповеданиях и на всякий случай добыл им пригласительные с доступом к зданиям всех конфессий. — Зачем ему это всё? — наклонившись над сидевшим тогда на капитанском мостике Тэяном и разглядывая голографическую панель рядом, спросил Давон. Его подозрения сошли на нет, ему попросту было непонятно, с чего бы главнокомандующий так расщедрился. — Может, хочет, чтобы мы работали на него, — пожал плечами Ёнбин и отпил свой кофе. — Я не буду работать на два фронта, пусть даже не мечтает. На этом они тогда и закончили. Сейчас же все как будто забыли про лишние подозрения. Главнокомандующий дослал Тэяну бронь нескольких номеров в хорошем — не люксовом, конечно — отеле недалеко от центра. На этом сюрпризы закончились, в остальном они были вправе сами распоряжаться свободным временем. Разложив небольшое количество вещей в своём номере, Чеюн, взяв Джухо за руку и успев подхватить только кепку, чтобы солнце не сильно слепило, устремился на подготавливающиеся к празднику улицы, которые постепенно увешивали яркими украшениями, от которых, казалось, начнёт рябить в глазах, если слишком долго на них смотреть. Вдоль улочек выставлялись небольшие лампадки, всё вокруг венчалось цветами, а глаза Чеюна горели так, будто он давно не видел ничего красивее — идущий за ним Джухо только улыбался, наблюдая за тем, с каким восторгом тот рассматривает всё вокруг, и ни на минуту не отпускал его руку. Они никогда не обсуждали, что их связывает. Почему-то Джухо подумал, что было бы здорово выяснить это сейчас, ведь они продолжали держаться за руки, обниматься, спать в одной постели… Иногда Джухо очень хотелось поцеловать Чеюна, но вместо этого он только сдерживал себя и мягко улыбался, зарываясь носом в складки чужой одежды. Чеюн никогда не тянулся к нему в ответ больше, но и не уходил. В окружении ярких лепестков, падающих с декораций на крышах невысоких аутентичных зданий, среди которых о нынешней эпохе напоминают лишь редкие, едва заметные следы современных технологий, Джухо остановился, когда они проходили по безлюдной улице с ещё закрытыми лавками, в которых в ближайшие дни, видимо, начнут продавать сувениры. — Что-то случилось? — Чеюн затормозил, не выпустив чужие пальцы из своих, и обернулся. Несколько лепестков не известных Джухо растений запутались в прядях чужих волос и, кажется, это заставило его совсем потерять дар речи. Чеюн был настолько красив и беспечен прямо сейчас, что Джухо не хватило слов, чтобы сказать, что хотел. Он пожалел о том, что не поторопился, в ту же секунду, как открыл рот. — Что между нами? — немного нелепо выдал он и сразу же после этого за его спиной раздался громкий смех. Джухо не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что в нескольких метрах позади идёт его оглушительно громкий брат, который одним своим присутствием может заполнить всю улицу разом. Он совсем поник, вздохнув так обречённо, будто чужое появление разрушило все его планы, но несмотря на то, что ответа на свой вопрос он так и не дождался, Чеюн переплёл их пальцы и сжал руку крепче, а затем, как ни в чём не бывало, чуть привстал на носки и помахал небольшой приближающейся толпе. Разговор ещё точно не окончен. — О! — голос Вонхо стал громче. — Чеюн! Братец! — он подбежал к ним и сразу полез обниматься, сжимая в своих огромных и крепких объятиях сразу обоих. — Вам как тут? Конечно же, Вонхо был в курсе, что вся их команда прилетела сюда — он буквально присутствовал во время их командного сбора, а сразу же после принятого решения откланялся и полетел на Центральную станцию, где его ждала остальная часть команды и брифинг по распределению задач во время подготовки и на самом празднике. К несчастью, для них работа остаётся работой даже во время относительного отдыха, хотя бы в первые дни приготовлений. К сожалению, Вонхо был не единственным, кто решил провести выходной, прогуливаясь по улицам станции. За ним стояли некоторые из членов его команды: Минхёк, удерживающий их странного компьютерщика за руку, Чжухон и Хёнвон. Прекрасная сборная по разрушению ментального здоровья Джухо. — А где Кихён и Шону? — скорее из вежливости поинтересовался тот осторожно, не желая ненароком призвать хотя бы первого. — Шону работает по поручению главнокомандующего, а Кихён увидел Инсона и решил его закошмарить, — Минхёк махнул рукой быстрее, чем кто-либо другой смог ответить. — Он устал от нашей частой компании. — В общем, это правда, — Вонхо неопределённо почесал затылок. — Но с ним нас и так было бы слишком много, а пока что тут всё ещё маловато развлечений для такой кучи народа. — В центре есть пара аркадных клубов и открытых ресторанов, — ровно заметил Хёнвон, будто проигнорировав замечание, что для «их» компании мест явно не будет. Вонхо вздохнул: — Ну, кроме этого. — Аркады — не такая плохая идея, — вдруг оживился Чеюн. — О нет, — настала пора Джухо вздыхать. Он-то помнит, насколько заядлый тот игроман в прошлом и как он с лёгкостью мог проиграть их звездолёт Сыльги, если бы та не поддавалась специально, чтобы не задеть чужое эго (к тому же, она любит играть на интерес больше, чем на что-либо ещё, если это игра с друзьями — не гадить там, где ешь, это её главное правило). — Давайте что угодно, но только не аркады, — устало предложил Джухо и почесал лоб. Его другая рука всё ещё сжимала чужую ладонь и это придавало чуть больше уверенности и ощущалось так… правильно. Вонхо лишь пару раз покосился на их руки с лёгким удивлением во взгляде, направленном на одного Джухо, но тот ему только кивнул в знак того, что у них будет время об этом поговорить. Это слишком долгая история, чтобы рассказать её в неловких объяснениях, будто он привел своего парня на смотрины (а ведь Чеюн даже не его парень), пока они будут идти куда-нибудь. — Почему нет? — спросил Минхёк. — Я не хочу остаться без штанов, если кое-кто, — Джухо красноречиво покосился на Чеюна, — в какой-то момент не захочет играть на интерес и проиграет все наши сбережения, а заодно и одежду. — Да брось! — тот раздосадованно цокнул и закатил глаза. — Никогда такого не было! — Буквально полгода назад ты проиграл шаттл, который… — Джухо осёкся, вспомнив, где они находятся, —…купил! Полчаса — и его уже не было! — Если он ничего не потерял из-за этого проигрыша, то в этом нет ничего страшного, — вновь вставил своё слово совершенно спокойный Хёнвон. Чангюн без особого интереса продолжал стоять и наблюдать за чужими разговорами так, будто совершенно не хочет здесь находиться. По факту, так оно и было. Его удерживали лишь крепкие руки Минхёка, ну, и отсутствие ключей от звездолёта и номера в отеле — всё это у Чжухона, тот не отдаст ни при каких мольбах, уговорах и даже деньгах, можно даже не пытаться. — Он не получил за него ни копейки, потому что проиграл его Сыльги. Чжухон чуть было не взорвался от смеха. Он хлопнул себя по бедру и подошёл ближе к Чеюну, чтобы приобнять его за плечи, выдавить что-то в духе «ну ты даёшь, братан» и похлопать по спине. Утешительные слова для того, кто выиграл большинство партий, пока они все были заперты на заправке, конечно, сейчас звучали как форменное издевательство. Это происшествие моментально затмило его невероятный даже по его собственным меркам успех в картах, когда он впервые обошёл Сыльги по всем очкам в том бесконечном счёте игр, что они вели с момента, как начали соревноваться друг с другом в чём бы то ни было. На Чеюна будто ведро с грязной водой вылили и ему оставалось лишь поверженно вздохнуть. — Подумаешь, — фыркнул он. — Я всё ещё играю лучше, чем вы все вместе взятые. — Не бери Чжухона на понт, умоляю, — вздыхает Минхёк, зная, насколько по-настоящему хреновой эта идея может быть. Они всё ещё жили вместе и делили одну каюту в звездолёте, поэтому он вдоволь наслушался о бесконечных тактиках, как можно обыграть и Сыльги, и Чеюна, и к тому же выйти в невероятный плюс. Проблема была в том, что этого не произошло ни разу. Конечно, пару раз Чжухон каким-то чудом выиграл, но остался в таком минусе, что эти несколько побед не значили ровным счётом ничего. — А вот пускай берёт! Конечно же, они пошли в аркады. Игровые клубы располагались в куда менее привлекательном уголке станции. Здесь хоть и были аутентичные пейзажи и прекрасные рестораны, но казино правда портило весь вид. Возможно, управляющим надо как-то зарабатывать во внесезон… В любом случае, их сложно осуждать за что-то подобное, когда это буквально единственное место, где они могут посидеть и не умереть со скуки. По крайней мере, двое из них. Чеюн и Чжухон моментально прилипли к игровым автоматам, решив, что это будет неплохой разогрев перед тем, как они пойдут играть по-крупному, а остальным оставалось лишь сесть недалеко от бара и вместе со скучающим барменом наблюдать за предпосылками битвы, которую никто не просил, потому что в такое время сложно встретить какую-то увеселительную программу хоть в одном подобном заведении. Игроманам оно и не особо нужно, но страдальцам, которые пришли вместе с ними — ещё как. — Иногда я забываю, что они реально весь месяц просидели за игровым столом с Сыльги и прерывались только на сон и ужин, — вздыхает Минхёк. Он аккуратно цепляется пальцами за джинсовку Чангюна и ведёт вниз по предплечью, будто бы невзначай и от скуки, продолжая спускаться к ладони, надавливая подушечками пальцев на ткань, а после на кожу, играючи и почти невесомо. В какой-то момент Чангюн начал лениво ему подыгрывать, пытаясь словить ловкие «прыжки» пальцев по его раскрытой ладони — на его лице расцвела лёгкая улыбка. — Им обоим нужен детокс, — заметил Вонхо и закатил глаза. Он тоже любит всякие игры и аркады, но явно не в таком количестве. Наверное, это даже неплохо, что Чеюн и Чжухон нашли друг друга в этом плане — по крайней мере, они больше не ругаются, да и никто из команд уже не ссорится. Для Вонхо это очень важно. В одном из личных разговоров с Джухо он обмолвился, что было бы здорово, если бы их команды слетали куда-нибудь вроде лёгких курортов Юпитера — не так дорого и богато, как Венера, но климат приятнее, да и в бюджет отлично впишется. Конечно, сначала речь шла только про них двоих, потом про то, что можно было бы взять с собой Чеюна и Хёнвона, а затем выяснилось, что Хёнвону нужно техническое обслуживание, поэтому обязательно должен полететь Чангюн, а тот никуда не полетит, если его не заставить, поэтому сто процентов нужна поддержка Кихёна и Минхёка, а Чжухон и Шону полетят просто за компанию, потому что если летят все, то выбора у них двоих точно нет. С командой Джухо всё примерно так же, они даже сюда прилетели, потому что никто не хотел друг друга отпускать… Это так глупо — они ведь собирались расходиться, а в итоге оказывается, что не могут друг без друга и пары дней провести. Вот уж невероятно. — Шансы, что они бросят эти аркады через час, как и договаривались, с каждой секунду опускаются всё ниже нуля. Где-то на уровень Ада, — слышать хоть что-то от Чангюна довольно странно, но его ровный и усталый тон по какой-то причине делают всю ситуацию без пяти минут комичной. — Ошибаешься, — внезапно вмешивается Хёнвон. — Ниже. Чангюн смотрит на него и кивает, в этот момент ловя пальцы Минхёка в свои и сжимая их, обозначая свою победу. Наверное, все остальные вполне могли заняться другими делами, пока эти двое, как дети малые, пытаются обыграть друг друга на автоматах, совершенно не обращая внимания ни на кого, но они упорно продолжали сидеть за столом, периодически заказывая какие-то закуски или напитки, чтобы разнообразить нехитрый досуг чем-то помимо разговоров обо всём и ни о чём одновременно. — Я до сих пор не пойму, как тебя угораздило связаться именно с ними? — вопрошает Вонхо, обращаясь к Джухо. — Я сделал заказ для Ёнбина, — признаётся тот. Они за всё это время так и не обсудили, что было в самом начале, когда их пути разошлись и, кроме крови, их больше ничего не связывало. По ощущениям, это было очень давно, но Джухо встретил Ёнбина, когда главнокомандующий стал носить фамилию Ким, а президент вот-вот должен был пойти на второй срок — не такое далёкое прошлое, но, кажется, что с тех пор прошла целая жизнь. — Ему нужен был чертёж «Даймонда», — продолжает Джухо. — Ты его видел? — у Вонхо будто выбивает весь воздух из груди. — Как так вышло?! Я сам его потрогал-то впервые года три назад…— на его лице появилась детская зависть и он начал выглядеть слишком забавно, чтобы у Джухо получилось сдержать улыбку. — Только его 3D-модель, — он пожимает плечами. Минхёк моментально давится собственным коктейлем: — Только не говори, что ты воссоздал чертёж «Даймонда», посмотрев на его 3D-модель! Ни за что не поверю! Джухо только пожимает плечами — в этом и был его талант и ценность. — Я это сделал, — улыбается он. — А потом оказалось, что он нужен был для Чеюна. Он разобрался в управлении за пять минут, и вот я здесь. — Ваша команда просто сумасшедшая, — вздыхает Минхёк. — Поверить не могу… и этого даже нет в ваших профайлах. — Чтобы вы всегда знали, что мы будем делать? — тот по-доброму усмехается и отпивает глоток принесенного ему сока. — Тогда вам будет слишком легко и неинтересно, если вы будете знать, каков будет наш следующий шаг. Минхёк на мгновение задумывается, чешет нос и в конце концов кивает: — В принципе, ты прав. Мы бы остались без работы, если бы в профайле каждого преступника описывались все его жизненные достижения и умения. — Вообще-то, — влез в разговор Хёнвон, — нет. Повышение уровня преступности на данный момент один из самых обсуждаемых вопросов среди советов Центральной станции. Если сравнивать с уровнем, который был условных десять лет назад, то показатели увеличились в два, а то и в три раза, и… — Только не это, — вздыхает устало Вонхо и цокает. — Теперь он вообще не замолчит. Чангюн тихо усмехается, глядя на то, как Вонхо и Минхёк прячут лица в ладонях, пока Хёнвон продолжает распинаться про статистику, будто он ведущий недельных сводок чрезвычайных ситуаций, произошедших в районе первого кольца за последние несколько дней, и переводит взгляд на Джухо, который просто зависает, слушая сухие факты, которые на самом деле ему особо ничего не дают, пока он вне всех этих преступных штук и не собирается разрабатывать тактику по построению маршрута нового преступления команды. — Добро пожаловать, — говорит Чангюн и берёт одну из закусок, пока его пальцы утопают в рукавах его безразмерной джинсовки. Речь Хёнвона затягивается на долгий час, за который Джухо успевает трижды сходить покурить, Чангюн — написать небольшой код на своей наручной панели, а Минхёк и Вонхо — уснуть, причём второй — прямо на плече Хёнвона; и не то чтобы всё это в принципе кого-то смущало, потому что Чеюн и Чжухон вернулись ещё через минут сорок после окончания занимательнейшей лекции по статистике совершённых преступлений в первом круге, а все выглядели настолько сонными, насколько это в принципе возможно. Было принято решение всё-таки уйти из аркад и отправиться в другое место, потому что азартные игры интересны только двоим, а все остальные явно не готовы ко второму кругу невероятно познавательных лекций про совершенно бесполезные для них вещи. Яркое разнообразие различных заведений в первый день не особо впечатляло: многие всё ещё находились в режиме подготовки и не были готовы принимать гостей, будь то ресторан или какой-нибудь развлекательный центр — даже караоке не нашлось, но за это был лишь Минхёк, его никто не поддержал, — поэтому было принято решение заказать чертовски много еды в отеле и посидеть под какой-то жутко старый и глупый ситком, поговорить о жизни и всё в таком духе. Не самое лучшее развлечение, но после того, как им силком пришлось оттаскивать Чеюна и Чжухона от аркад, такие мирные посиделки были отличным планом. — Тебе весело? — спрашивает Чеюн, кладя подбородок на плечо Джухо. Марафон выдержал три серии. В конце концов они всё-таки объелись местных блюд. Отель был достаточно неплохим, а кухня — потрясающей, всяко лучше, чем то, что они ожидали (не то чтобы главнокомандующий мог поскупиться, но сложно было представить, что в каком-то трёхзвёздочном будет настолько вкусная еда и приятное обслуживание), и теперь они просто сидели и болтали обо всём и ни о чём одновременно, стараясь обходить темы, которые могли заставить Хёнвона начать читать монотонные лекции. В какой-то момент Джухо встал и вышел на открытый балкон с видом на небольшой сад во внутреннем дворе отеля. Солнце клонилось к закату и мягкие тёплые лучи пробивались сквозь большие фигурные листья тропических деревьев, создавая на ближайших поверхностях красивые пятнистые мазки. — Не знаю, — пожимает плечами Джухо. Он еле сдержался, чтобы не вздрогнуть. Столько времени Чеюн так делает, а у Джухо никак не получается привыкнуть. — Круто пообщаться с братом и в принципе приятно провести время, — продолжает он. — Но я всё ещё не знаю, как к этому всему относиться, типа… знаешь, с одной стороны, мы классно отдыхаем в неплохом отеле на самом крутом курорте Солнечной системы, а с другой, за чей счёт и с кем? Чеюн цокает: — Ты всегда слишком много думаешь, — не поднимая подбородка от чужого плеча, он поднимает ладонь и легко щелкает его по затылку в качестве маленького наказания за загоны, а затем обнимает сзади и прижимает ближе так, что из груди Джухо вырывается шумный выдох. — Я бы понял, если бы такие мысли озвучил Ёнбин или, например, Давон, но не ты. Не пробовал перестать? — Перестать что? — Думать, — Чеюн коротко смеётся. — Мыслительные процессы ухудшают восприятие некоторых вещей. — От Хёнвона набрался? — Определённо, — тот хмыкает. — Проще говоря, тебе надо немножко себя отпустить, тогда всё точно пойдёт как по маслу. Ничего страшного не случится, если ты перестанешь думать обо всём и сразу хотя бы минуту, понимаешь? Чеюн мягко трётся щекой о его плечо, и Джухо замирает. Не думать хотя бы несколько чистых мгновений… Хотя бы сейчас, когда Чеюн обнимает его, прижимается к нему, а вокруг такая неописуемая красота, тишина и покой. На какие-то несколько секунд ему удаётся выдохнуть и прочувствовать весь этот момент, всё тепло от ладоней на майке, которое будто бы прожигает ткань, плавит её, заставляя представить, как между его кожей и чужими руками нет ничего. Джухо тяжело вздыхает. — О чём думаешь? — тихо спрашивает Чеюн. — О своём вопросе тебе. Чеюн несколько секунд молчит, по ощущениям, будто и не дыша, будто пытаясь вспомнить, о чём именно Джухо его спрашивал, но тот знает — он понимает, о чём идёт речь, но вместо ответа лишь прижимается ближе, в очередной раз выбивая воздух из лёгких. Это не подходит Джухо, он ведь не просто так его задал, не просто так второй раз сообщил, что думает об этом, в конце концов, ему это важно. — Чеюн, я… — Тш, — тот зарывается носом в складки чужой майки и даже так Джухо может почувствовать его мягкую улыбку. — Я знаю. * Приглашение Чонина было неожиданным, а Чани пришлось встать намного раньше обычного, чтобы помочь подготовить датчики для меняющих лицо фильтров. Занятная штука вышла; Чани сказал, что парень, который делает эти фильтры лучше всех, сейчас в Афине, и это очень печально, ведь в случае чего починить их будет совершенно некому. Все остальные «мастера» ни на что не годятся. Будет здорово, если кто-то захочет вытащить его из тюрьмы, но заказов об Афине не было уже больше месяца, туда сейчас полезет только самоубийца. Ёнбин не был фанатом разгуливать в одиночку по землям, которые принадлежат Коалиции, но раз он, как однажды выразился главнокомандующий, друг, сейчас ему наверняка позволено больше, чем любому другому выходцу из Гавани. В этом даже была своя прелесть: гулять вот так по красивым улицам с местным напитком в руке по дороге в отель, где остановился главнокомандующий, и не бояться, что его повяжут через секунду — мог ли он представить себе такое ещё год назад, когда крепил взрывчатку к двери военного склада на станциях Урана? Конечно же, нет. На входе в отель его раз пять проверили, сверили все документы (которые вместе с приглашением предоставил сам Чонин и попросил хотя бы попробовать сделать что-то с фильтрами, чтобы быть похожим на фото из несуществующего досье — Чани оказался в этом настоящим мастером), проверили жучки и прочую ерунду, которую Ёнбин — не дурак же — точно с собой бы не потащил, но очень хотелось пошутить в стиле, что эти ребята могли бы ему ещё в трусы залезть, но подумал, что это как-то слишком сортирно даже для него, поэтому вовремя остановил себя от глупой ошибки. Отель выглядел великолепно. Шикарнее и богаче, чем тот, в котором поселили их, раз в сто, но тут, в принципе, иного и не ожидалось — наверняка здесь будет не только главнокомандующий, но и другие шишки, включая президента, поэтому и место такое… дорогое. Разглядывая невероятное количество ваз с цветами, которых он даже никогда не видел, Ёнбин подумал, что, наверное, такая роскошь — слишком для него. Возможно, когда он постареет, сойдёт с ума и начнёт, как дракон над золотом, спать на своих заработанных долгим и упорным грабежом деньгах, ему начнёт нравиться подобный стиль обустройства помещений под древний, но пока что он вроде бы в своём уме, поэтому единственное, что он бы почерпнул из невероятной экскурсии по запутанным коридорам в сопровождении охраны, это то, что, возможно, на их звездолёте не хватает цветов. У Айрин в кабинете стоит много ваз и горшков… правда, половина из них завяли или находятся в предсмертном состоянии, но от этого помещение выглядит живее, чем пустые коридоры звездолёта. На мысли об Айрин Ёнбин запнулся и потянулся к кольцу на пальце правой ладони. Ощущение пустоты в его сердце всё ещё никуда не делось, и что бы он ни делал, как бы ни пытался почувствовать снова хоть что-то, ничего не получалось. То, что он помнил абсолютно каждое мгновение с ней, каждое её прикосновение, поцелуи по коже, её мягкие волосы, переливающиеся между его пальцами, не вызывало в нём больше ничего, кроме глухой пустоты и желания оторвать себе голову, лишь бы больше не ощущать давящее, тяжёлое чувство, которое будто залило его сердце в цемент. Кажется, что теперь он вовсе не знает, что такое любовь. А знал ли вообще?.. Неужели яды могут так действовать? Просто брать и парализовывать чувства? Его размышления прерывает голос охранника, остановившегося в нескольких шагах от него и деликатно постучавшегося в двери напротив. Через несколько мгновений Ёнбина молча пропустили внутрь и закрыли двери сразу же, как только он зашёл и наконец выключил фильтры. Светлая просторная комната, наполненная небольшим количеством мебели и ароматом листового чая, встретила его утренними лучами солнца, прохладой из открытого окна и колышущимися шторами подле. Ёнбин осторожно сделал несколько шагов, рассматривая довольно скромный интерьер, преимущественно обставленный лишь нужными вещами, и наконец приметил, что на балконе, куда вели открытые стеклянные двери, кто-то расположился. — Нравится? — Чонину даже не нужно было оборачиваться, чтобы Ёнбин смог услышать улыбку в его голосе. — Я мог бы снять целый этаж для вас и моих ребят из «Эм-экс», но боюсь, у господина президента и его псов из налоговой возникли бы вопросы. — Не утруждайся, — Ёнбин наконец выдыхает и расслабляется, становясь возле перил и наблюдая за тем, как искусственное море где-то на горизонте переливается в лучах восходящего солнца. Он почему-то чувствует себя невероятно спокойно, зная, что здесь и сейчас его никто не посмеет тронуть, даже несмотря на все его предыдущие грехи. — Чаю? — Чонин доволен как никогда: это чувствуется в его голосе, интонации, том, как он расслаблен, сидя на плетёном стуле и попивая чай из кружки. Рядом с ним нет ни планшета, ни даже наручной панели, он будто полностью отдался своему отдыху, нарочно забыв, кто он и для чего здесь в первую очередь. — Можно. Отказываться от предложенных благ сейчас было просто непростительно для самого же Ёнбина. В конце концов, ему тоже нужно расслабиться и просто плыть по течению хотя бы эту неделю, пока они всей командой будут здесь. — У тебя было ко мне какое-то предложение или ты просто захотел поболтать? — он садится на плетёный стул по соседству и берёт чашку чая, как только Чонин аккуратно наливает его из небольшого керамического чайничка. Аромат заставляет слегка улыбнуться. Напоминает ему время, когда Гавань только строилась и на юге простирались поля, предназначенные для производства первичных запасов. На их территории располагалась небольшая чайная плантация, и во время уборки Ёнбин любил изучать её окрестности, запоминать каждый миг, проведённый там. Позже поля застроили из-за отсутствия в них необходимости, а воспоминания остались. От этого даже немного грустно. — И то, и другое, — не стал лукавить Чонин и сделал глоток из своей чашки. — Мне нужен был хороший собеседник на это утро, пока мой спутник занимается живыми украшениями для главной площади. — Почему ты тогда позвал меня, а не Тэяна? Тот тихо смеётся так, будто только что услышал самую большую глупость, а после ставит чашку на столик и смотрит на Ёнбина: — Потому что захотел увидеть именно тебя, например? С Тэяном я могу встретиться в любое время, а с тобой нужно подбирать момент. Не хочу, чтобы ты мне врезал посреди фестиваля, если вдруг у тебя будет такое настроение. Теперь настала очередь Ёнбина смеяться. У главнокомандующего всё-таки есть чувство юмора и оно настолько тонкое и местами абсурдное, что у Ёнбина правда не остаётся выбора, смеяться ему или нет. Это вышло довольно забавно и, что хуже всего, правдиво, потому что ему-то уж точно всё равно, кто будет стоять перед ним, если что-то пойдёт не так. Если оно того потребует, может, он даже врежет президенту. Тогда ему точно светит публичная казнь прямо на месте, но разве страх смерти когда-либо его волновал? — Принято, — он улыбается. — Может, начнём с просьбы? Чонин цокает: — Мне совершенно не нравится твоя манера рушить всю атмосферу, — и вздыхает. — Я хотел предложить сделать ещё одну работку для меня. — Полететь в очередную задницу Вселенной ради допотопной сантехники? — Нет. Чонин делает ещё один глоток чая, отставляет чашку и поджимает губы, глядя в одну точку, куда-то на свои ноги в сланцах, а затем выдаёт: — Я хочу, чтобы вы схватили и привезли ко мне Лу Ханя. Ёнбин несколько мгновений смотрит на него молча, пытаясь проанализировать услышанное, думая, что это не более, чем глупая шутка. Разве это может быть правдой? Они чуть не погибли в Афине, он сам чуть не погиб там и произошло чёрт знает что, из-за чего он совершенно не представляет, что делать дальше, а теперь Чонин предлагает снова рискнуть своей жизнью, чтобы… что? Вопрос риска никогда не поднимался, но Ёнбин впервые задумался, захочет ли команда после пробы благ общества возвращаться к воровству и беззаконию, захочет ли команда пойти с ним или все разойдутся? Глупо было предполагать, что они останутся, тем более после того, как оказались в чёртовом аду. У него никогда так не чесались кулаки, как сейчас. — Ты поспешил с выводами о том, что мне не захочется тебя ударить ранним прекрасным утром на Венере, — он пытается сохранять спокойствие, но предательские нотки раздражения и лёгкий тремор в руках выдают его с головой. В голове снова яркими вспышками появляются образы, как они с Шону спускались в лабиринт, как они разделились, как он бежал за непонятным клубком ниток, как самый большой дурак, как Лу Хань выстрелил в него, как… как появился тот человек, или не человек… тогда это было неважно. Воспоминания расплываются, едва он пытается вспомнить лицо, но в мыслях лишь яркий свет. Начинает болеть голова. — Брось, Ёнбин, — Чонин мягко улыбается, замечая сомнения и смену эмоций на чужом лице, понимая, что, скорее всего, своим предложением пробудил то, что не стоило, однако его это не остановило. — Это необязательно делать сейчас. Я хорошо заплачу и больше никогда не обращусь ни к одному из вас. — Почему мы, а не твои ребята? — его голос уставший и настроение совсем испортилось. — Потому что вас никто не будет отслеживать, — тот пожимает плечами и снова берёт в руки чашку. — Хань считает, что ты мёртв, а до остальных ему и вовсе нет дела. Я даже не уверен, что он в курсе, были ли вы там, ребята. — Это, конечно, логично, — сомнения, сквозящие в интонации, разрывают Ёнбина изнутри, он чешет лоб и не перестаёт думать о различных вариантах того, насколько это «задание» повлияет на их всех, — но я не уверен, что безопасно. — А если я обращусь к вам сам, когда это понадобится? Что думаешь? Я гарантирую безопасность с правительственной стороны, никто на вас не нападёт и не будет мешать. Это мои гарантии и обещание хороших денег, Ёнбин. Тот поджимает губы, вспомнив об одной маленькой детали, которая может разрушить весь план Чонина, но заметно колеблется. Стоит ли вообще её упоминать? — Есть одно «но», — всё-таки начинает он, цокнув языком. — Какое? Оружие? Оснащённый звездолёт? Досье Лу Ханя? Записи его брифингов по тактическим боям? Не проблема, я всё предоставлю. Чонин усмехается, а голове у Ёнбина лишь вопрос, к чему такая вежливость. — Я запомню, но сейчас речь не об этом, — он мотает головой в отрицании и ещё несколько мгновений собирается с мыслями, прежде чем продолжить. — Мы не собираемся больше путешествовать вместе. Этот праздник вроде наших последних проводов как команды. — О? — Чонин от неожиданности чуть было не роняет чашку. — Хочешь сказать, вы больше не будете доставлять мне проблем огромной сворой и начнете делать это по отдельности? Ёнбин не может сдержать смешок и прыскает в тыльную сторону ладони: — Определенно, но не все из нас. — А… — Тэян — нет, — он вздыхает и укоризненно смотрит на главнокомандующего. — Поверь мне, я буду первым, кто сделает всё, чтобы вы больше никогда не пересеклись после этого фестиваля. Перед глазами Ёнбина до сих пор стоит Вонхо, когда тот, торопясь и скользя по песку, доставал Тэяна в обморочном состоянии из своего шаттла и просил позвать Хвиёна. Он не знал, стоит ли рассказывать об этом главнокомандующему, но решил смолчать от греха подальше. — Мне нравится, что ты достаточно уверен в своих словах, — Чонин даже не хочет скрывать, как ему льстит такое внимание к его отношениям с Тэяном; так глупо, но не менее забавно. — Не будь таким злым, капитан Ким. Тэян мне такой же хороший друг, как и ты, не больше и не меньше. — В отличие от него, я не был заперт с тобой больше месяца в одном доме, — язвит в ответ Ёнбин. — Я не могу знать, что ещё ты мог с ним сделать, помимо той выходки с чипом. Чонин усмехается, делает глоток чая и следом вполне серьёзно смотрит на него: — Ничего, — говорит он. — Ничего, чего бы он сам не захотел. И вновь улыбается. Его улыбка блаженная, мягкая, но такая гадкая, что Ёнбин, чувствуя мрачный подтекст в его словах, только чудом в ту же секунду не взорвался. Ему приходится потратить максимум своих усилий, чтобы не вылить кипяток главнокомандующему в лицо и не ударить пару раз. Чисто для профилактики. — Не злись, капитан, — Чонин не меняется в лице, но тон голоса становится иным. — Я никогда не сделаю Тэяну ничего плохого, как и остальным в вашей команде. Если бы я захотел, вас бы убили, как только вы вошли в атмосферу Венеры, но этого не произошло, а ты сейчас здесь, сидишь со мной, рассуждаешь о всяких мелочах. Давай ты подумаешь над моим предложением, а пока поговорим о чём-нибудь другом? Меня, например, очень интересует, как ты провернул то дело с ограблением банковских счетов на Ганимеде, потому что я до сих пор не понимаю, как у тебя получилось обойти охрану и уйти с миллиардом кредитов совершенно незамеченным. Ёнбин вздыхает и практически устало смотрит на Чонина. С этим человеком невозможно иметь дело там, где нет камер, потому что перевод темы, видимо, его любимое развлечение, но, к несчастью, ему удалось задеть самолюбие Ёнбина и ему пришлось бороться со своим эго, чтобы наконец рассказать кому-то, кроме команды, эту историю, которая приключилась с ним совершенно случайно. — Мне просто стало скучно и я решил бросить себе вызов, — он пожимает плечами и всё-таки сдаётся. — Дело было так… * Инсона всегда поражало то, как быстро готовятся фестивали на станциях Венеры. Ещё вчера они прилетели и была оформлена только половина, а уже сегодня каждая улица, на которой бы они ни появлялись, пестрит ярким разнообразием торговых точек, украшений, цветов, ярких фонариков, уличных музыкантов — глаза разбегаются от великолепия вещей, которые он хочет успеть посмотреть и попробовать, но у его спутников, как назло, совершенно другие планы. Когда он собирался выйти прогуляться, то решил взять с собой лишь Давона, потому что остальные либо были заняты, либо отсыпались, как Джухо и Чеюн, вернувшиеся после своего вчерашнего рандеву ближе к утру, однако к тому моменту, как Инсон и Давон спустились к стойке регистрации, за диваном уже сидел Кихён. Они виделись и вчера, но, видимо, ему это вовсе не помешало прийти вновь. — Мне нечего делать, — ёмко пояснил он. Оно и понятно — его команда отсыпается в отеле, потому что всю прошедшую ночь они провели в аркадах вместе с Чеюном и Джухо. На открытие, судя по всему, пойдёт только Инсон, если Давону внезапно не приспичит что-нибудь рассмотреть или попытаться украсть. Впрочем, избегать подобных ситуаций Инсон приноровился, хоть он и не уверен, что на окружённого роскошью и красотой Давона подействует хоть один из известных методов, потому что нет ничего хуже, чем запредельная куча блестящих вещей на один квадратный метр и один маленький пират с неконтролируемой клептоманией. Весь их путь к центру действа сопровождался громкой музыкой, гулом толпы и шумом работающих развлекательных точек. Людей, на самом деле, было не так уж и много, но вместе с продавцами, участниками фестиваля и музыкой они составляли такой огромный шумовой купол, что в какой-то момент Инсон чуть было не потерялся в пространстве, не понимая, откуда именно идут звуки, а ведь ещё надо было за Давоном следить, чтобы он не дай бог что-нибудь не украл… Он уже успел сто раз пожалеть о том, что согласился пойти в самую гущу. Легче всего было Кихёну. Тот привык к подобной атмосфере, в чем и признался, когда заметил замешательство на чужом лице. — Завтра же всё равно будет хуже, — сказал он. — В смысле? — Инсону кажется, что он задаёт глупый вопрос, но в последний раз он был на крупном фестивале недалеко от станции близ Юпитера во время учёбы и не то чтобы он уверен, что не свалил оттуда раньше, чем оно того требовало. — Людей будет больше, — тот покрутил пальцем в воздухе. Его походка была расслабленной, руки в карманах, свободная одежда и перевязанные банданой розовые волосы — встреть Инсон его совершенно случайно, он бы ни за что не догадался, что он работает на главнокомандующего. Скорее обычный студент-неформал, таких он видел часто, когда учился. На станции Европы было столько студентов из разных субкультур, что Инсон охотнее поверил бы в то, что Кихён один из них, чем всего лишь один из самых жестоких киллеров на службе Коалиции. — Я тебя прошу, Инсон, — неверяще выдыхает Кихён, когда замечает на его лице ещё большее недоумение, — не говори мне, что ты, прожив в цивилизованном обществе чуть больше, чем вся твоя компания, ни разу не слышал, как проходит Праздник огней. Я просто не поверю. Тот смущённо чешет затылок: — Никогда, — а потом пожимает плечами. — Меня интересовали более масштабные вещи. Ну, например, выведение новых математических формул или кислородные коктейли после занятий в бассейне… — Ты совершенно безнадёжен, — подытожил Кихён. Они взяли пару сладких напитков и местных сладостей, которыми уже вовсю торговали по пути к центральной площади. Напитки выглядели не хуже тех алкогольных, что подают в барах Гавани — такие же яркие и с кучей ингредиентов, что вместе создают нереальный, восхитительный вкус, оставляющий на кончике языка приятный осадок и делающий губы сладкими-сладкими… Инсону хочется что-то сказать, но его взгляд падает на Давона, и то, как он облизывает губы в попытках распробовать полученный коктейль, моментально приводит его в замешательство. Он будто и вовсе забывает, что у него было в голове минутой ранее. Из этого бестолкового состояния вытягивает лишь смешок Кихёна. — Не пялься! Инсон закатывает глаза. Они проходят мимо ещё несколько торговцев сувенирами, цветами, украшениями и едой, после чего Кихён вздыхает и наконец говорит: — Я немного объясню, что вообще будет происходить, чтобы вы лишний раз не удивлялись. Программу праздника просматривали? — Не-а, — Давон жуёт одну из конфет, которых набрал целый пакет, пока выбирал, что именно он хочет, и продолжает разглядывать пёстрые цветочные украшения. — Лично я хотел, чтобы был какой-то элемент неожиданности. — У меня не было времени, — честно признаётся Инсон. — Я изучал характеристики оборудования с рынка. Меня попросили. — Кошмар, — выдыхает Кихён и прикрывает глаза рукой. — Ладно! Вы в курсе, что это очень значимый религиозный праздник для станций Венеры? Нет? Да уж… В общем, его корни уходят в историю Земли до техногенной катастрофы и проводится он больше как дань уважения прошлому. В основном, туристы приезжают на третий или четвёртый день, сейчас здесь только местные или верующие. — Почему так? — Инсон начал осматриваться и заметил, что и правда — тех, кто больше всего похож на туристов, достаточно мало. — Сегодня день открытия и начало церемонии вознесения молитв. Завтра она продолжится, все будут зажигать лампадки и пускать их в озеро за городом. Вообще, это очень красиво, — Кихён мечтательно вздыхает. — Мне здесь нравится в первые дни. Местные очень воодушевлённые и всё такое, даже убить никого не хочется, просто невероятно… Ещё и атмосфера сама по себе очень спокойная, умиротворяющая. Наверное, дело в каком-то божественном вмешательстве, но с моей работой в бога не верят. — У нас в команде верит только Тэян, но никогда не поднимает эту тему, — вставил своё слово Давон и облизал пальцы от сахарной пудры. — Он носит крест на шее. Я думал, это украшение, но он реально верующий. — Наверное, именно поэтому они и спелись с главнокомандующим, — Кихён смеётся. — Вы же теперь его друзья, поэтому, думаю, вы вправе знать, что он тоже в некотором роде верующий. Правда, когда ходит в храм, говорит, что это по коалиционным делам. Давон усмехается: — Неожиданно, но в то же время ожидаемо. Такие, как он, очень религиозны. — Да уж, — подтверждает Кихён. Они почти доходят до центра к церемонии открытия, когда Инсон останавливает их возле небольшой лавки с различными статуэтками, оберегами, лампадками, свечами и прочими атрибутами, относящимися к религиозным обрядам. — А кому именно они молятся? — Инсон берёт одну из статуэток безликого божества с серпом в руках. Очертания знакомые, но он боится ошибиться. — Отец-время — основной, — говорит Кихён, подбираясь ближе и тоже рассматривая статуэтки. — Время — самое беспощадное, что случалось с системой. Плюс отождествление образа жизни и смерти, самой сути праздника. Поэтому некоторые продают песочные часы как атрибут для молитвы или оберег на эти шесть дней. Торговцы используют образ божества по большей части чтобы заработать деньги на туристах. Местные такое не покупают. Инсон кивает и поворачивает статуэтку, всматриваясь в очертания безликого металлического бога, держащего серп и песочные часы; его голову, укрытую фигурной мантией, украшает маленький венец из цветов. Он ставит фигурку на место и ощущает, будто на коже скопился песок, в недоумении аккуратно растирает его между пальцев, поднимает руку и видит мелкие золотистые песчинки… Перед его глазами неожиданно возникает бескрайняя горячая пустыня, неработающая наручная панель, задыхающийся Роун и сломанные самолёты древних образцов — чьи-то лисьи глаза щурятся, заглядывая ему в душу, но будто не трогая совсем, переключаясь на более привлекательную цель. Инсон на мгновение ощущает себя отвергнутым и очень испуганным. — Всё нормально? — Давон мягко касается его запястья и беспокойно отслеживает направление его взгляда. Инсон моргает. — Да, — песка на ладони больше нет, как и чёткости увиденных секундами назад картинок. Он не помнил, что заставило его так зависнуть, внутри осталось лишь неприятное ощущение, будто из его памяти что-то насильно выдернули, но он никак не мог понять, что. Кихён вопросительно смотрит на них, а затем сам себе пожимает плечами и обращает немного уставший от плохого сна взгляд в сторону толпы, осматривает каждого на предмет чего-то подозрительного, потому что, к несчастью, он всё ещё на работе, даже когда отдыхает — они с командой здесь именно за этим, — и выдыхает. Пока всё спокойно. Однако в ту же секунду, стоило ему только подумать о том, что, возможно, ему сегодня удастся расслабиться, его взгляд становится беспокойным, ошарашенным, Кихён почти в ужасе. Он быстро встаёт между Давоном и Инсоном, поворачиваясь лицом ко второму, и смотрит с ласковой, но чертовски испуганной улыбкой, находясь к ним обоим в некомфортной близости. — Эй, — Давон возмущён и удивлён, больше второе, конечно; не то чтобы он был сильно раздосадован — по крайней мере, он не разлил на себя свой напиток. — Что ты задумал? — Кихён? — Инсон выше, и ему приходится наклониться, чтобы посмотреть на чужое лицо. Тот весь красный, взъерошенный, как будто не он минутой ранее был самым спокойным на этом празднике. — Там мой бывший, — почти пискнул Кихён. Давон резко разворачивается и вглядывается в толпу, пытаясь определить того, кто мог быть похож на предполагаемого бывшего одного из «псов» главнокомандующего, но на глаза не попадался никто подходящий, по меркам самого Давона. — Давон, умоляю, веди себя естественно! Я не хочу, чтобы он даже подумал подойти, — обычно насмешливый голос Кихёна сейчас звучит крайне непривычно, расстроенно, так, как ни Давон, ни Инсон не ожидали услышать. — Ладно, — тот сразу же разворачивается и делает несколько глотков своего напитка, громкие хлюпы движущейся по трубочке газировки превращают возникшую паузу в неловкую. — Кихён, — Инсон вздыхает и вслед за Давоном начинает рассматривать толпу сквозь чужие розовые волосы. — Который из них? — Не заставляй меня называть это имя, — тот делает вид, будто его сейчас вырвет, и наводит два пальца себе на рот. — Слушай, я не очень хорошо знаю всю местную элиту и в принципе не умею читать мысли, поэтому будь добр, скажи, кт… — Ёнджэ. Кихён выдаёт это быстро и смотрит совершенно пустыми глазами, так, будто это имя способно вызывать землетрясения, наводнения и все прочие катаклизмы, но ни через мгновение, ни через минуту не произошло ничего. Он всё это время стоит, как напуганная дичь, но когда понимает, что ему ничего не угрожает, постепенно расслабляется и встречается с удивлённым взглядом Инсона. — Ты хочешь сказать, что был в отношениях с солдатом элитного отряда президента? — спрашивает тот и издает неверящий смешок. — Ну типа, — Кихён разворачивается лицом к Давону и осторожно выглядывает из-за его плеча. Ну конечно, этот президентский придурок гуляет со своим капитаном и рассматривает цветочные лавки в поисках новых экземпляров, чтобы увешивать ими все видимые поверхности звездолёта. Не то чтобы это было некрасиво или непрактично, просто Кихёна бесило абсолютно всё, что связано с Ёнджэ. Один раз они чуть не перерезали друг другу глотки во время ссоры: для Кихёна это была бы, очевидно, самая глупая смерть — погибнуть от рук такого же голодного до убийств человека, как и он сам. Наверное, именно поэтому они и сошлись, потому что других причин быть вместе двум совершенно разным по темпераментам людям не было вообще. Сам Ёнджэ ни разу не взглянул в их сторону. Это радует, поэтому, когда он скрылся за толпой в противоположной стороне от дороги к центральной площади, где вот-вот должна была начаться церемония открытия, Кихён выдохнул и отошел от Инсона и Давона. Те всё ещё выглядели удивлёнными, и у него не оставалось выбора, кроме как объяснить небольшую деталь: — Ребята, если вас что-то смущает, то… — Ты смеёшься? — Инсон сам ухмыляется от абсурда. — Ты просто не похож на человека, который будет встречаться с кем-то настолько спокойным. — Я бы его таким не назвал. Просто я не вижу смысла держать агрессию и жажду в себе, а он — наоборот. Наверное, поэтому я в личном подчинении главнокомандующего, а он — президента. Эта фраза получается слишком грустной, окутанной едва ощутимой жалостью, сомнениями, меланхолией и тоской, но не по отношениям, а скорее по несбыточным достижениям. Инсон решает не лезть в чужую голову с вопросами и лишь кивает, и Давон следует его примеру. Наверное, это не та тема, которую стоит трогать. Постояв некоторое время возле лавок с цветастыми сувенирами и оберегами, но так ничего и не купив, они направляются к центру, куда постепенно стекается всё больший поток людей. Их всё так же окружает великое множество цветочных украшений и ещё не зажжённых лампадок на всех поверхностях, они красиво дополняют редеющие лавки торговцев, окна домов, ограждения и тротуары. Это не похоже на то, что Инсон и Давон привыкли видеть каждый день: здесь совсем не было высоток, здания в основном из камня, технологии используются по минимуму — всё было как будто… древним? Простым? И в этом есть особый шарм, накладывающий свой отпечаток на общее впечатление, которое пока довольно сложно выразить словами, однако оно определённо положительное. По-другому в такой почти что блаженной, полной еды и красивых вещей обстановке почему-то и быть не могло. Главная площадь уже больше похожа на то, что могло бы быть на Центральной станции. Даже реплика из камней, цветов и других растений не дала возможности большим экранам и нескольким подсвеченным платформам слиться с общим пейзажем. Храмы Ордена Благочестия за огромными мониторами выглядели голографическим дополнением, но стоило приглядеться, и можно было увидеть, что многие предпочли не смотреть церемонию открытия и прямо сейчас направились по платформам ко входам в храмы, чтобы точно не пропустить начало вознесения молитв. — Ого, — лицо Инсона выражает удивление, он был один раз на студенческой выставке на Центральной станции и местный антураж смотрелся гораздо скучнее, чем здесь. — Они построили сцену за два дня, — говорит Кихён и улыбается почти что гордо. Конечно, ведь проектом на пару с госпожой Солой руководит главнокомандующий, а их команда (не без дурацкого элитного отряда президента) отвечает за то, чтобы всё было безопасно. — Эта сцена и её воздушные платформы могут выдержать примерно две трети всех собравшихся. — Это всё, наверное, очень дорого, — Инсон цокает, внимательно осматривая каждое украшение и замечая несколько механизмов для запуска фейерверков. — Госпожа Сола не жалеет денег из фондов для спонсирования подобных мероприятий. Она хочет, чтобы у людей по всей галактике была возможность провести их праздники так, как они сами пожелают. Не все, конечно, её поддерживают, но главнокомандующий вроде как даже разделяет её взгляды. Инсон вспоминает все те сводки со сплетнями, которые так любит Давон, но ненавидят все остальные в команде. Ему удавалось иногда услышать или прочитать те короткие фразы о пассиях главнокомандующего, романы с которыми ему приписывают, но ни в одной из них не упоминалась Сола. Возможно, она просто с ним мало контактирует в силу того, что почти не выходит в люди, возможно, они в целом не очень хорошо общаются, возможно, их просто никогда никто вместе не видел, возможно, президент против… Возможно, главнокомандующему просто не нравятся женщины, но Давон рассказал всего один слух про него и одного врача, но ему сотня лет и закрутился он из-за простого разговора на какой-то презентации нового медицинского оборудования. Это всё большая глупость. Ещё большая глупость в том, что Инсон в принципе начал об этом думать: не в его стиле размышлять над чьими-то отношениями, это прерогатива Давона. Может, они слишком много времени проводят вместе и чужое сумасшествие начинает передаваться воздушно-капельным путём, может, виной всему чистое любопытство. К моменту, как он совсем далеко уходит в свои мысли, церемония открытия постепенно начинается. Люди собираются перед сценой, сохраняя приличную и достаточно свободную дистанцию, и Инсон мысленно благодарит всех вокруг за то, что хоть какая-то тактичность осталась в галактике, потому что студенческие фестивали и те, что проходят в Гавани — чистый кошмар для тех, кто не любит толпу. Наверное, поэтому, кроме Давона и Чеюна, туда никто особо не ходит (и те утаскивают за собой Инсона и Джухо, потому что у них по умолчанию нет никакого выбора в подобной ситуации). Здесь же всё было иначе, Инсон не чувствует дискомфорта и даже выдыхает спокойно, осознав, что ему ничего не помешает насладиться начинающейся церемонией. — Это живой оркестр, — шепчет Кихён, когда все вокруг затихли и послышались первые ноты завораживающей мелодии, от которой у Инсона по коже побежали мурашки. Он удивляется и приподнимается на носочки, чтобы разглядеть музыкантов, но его останавливает Кихён; мягко надавив на плечо, он качает головой, а затем показывает на боковые воздушные платформы, располагающиеся поодаль, чтобы не мешать зрителям и не создавать перегруженность сцены. От этого создаётся впечатление, что музыка льётся отовсюду, заполняет собой каждый миллиметр пространства и проходит насквозь, заставляя прочувствовать её полностью. Инсон делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Ароматы цветов и масел вокруг смешиваются в яркий клубок, окутывающий его своим шлейфом до головокружения. — Эй, — мягко окликает его Давон, стараясь говорить не слишком громко. — Ты в порядке? Он аккуратно берёт Инсона за руку, увидев, что тот качнулся, и коротко улыбается. — Да, — тот кивает. — Слишком сильно вдохнул, голова закружилась от запахов. Через пару минут на сцену выходит невероятной красоты девушка в белых одеждах, будто ангел. Одним своим присутствием она излучает силу, достоинство и благочестие, заполняя собой последний недостающий элемент всего фестиваля. Украшенная растениями, цветами и лампадами сцена становится её личным троном, откуда её лицо транслируется по всем экранам — и на площади, и на станции. Музыка стихает, и она дарит собравшимся свою мягкую улыбку. — Вау, — Инсон выдыхает, как будто впервые её увидел. Сейчас совершенно другие обстоятельства и антураж, а она выглядит как самое настоящее божество… Инсон ни разу не пожалел, что решил пойти на открытие. — «Вау» — это уж точно, — усмехается Кихён. — Я слышал от Шону, что госпожа Сола подготовила несколько нарядов на каждый день и все они в белом цвете, а ещё она почти отказалась от украшений, которыми её постоянно увешивают, и от этих невероятных причёсок. Президент не одобрил, но решил, что на этом фестивале можно. Инсон ещё раз её оглядывает, и в самом деле — на ней нет никаких ярких украшений, лишь на шее поблёскивает простой кулон, а на сложенных ладонях — аккуратное кольцо с миниатюрным камнем. Он не знал, насколько напущенная это скромность, но ему правда хотелось верить, что госпожа Сола настолько хороша в жизни, насколько то демонстрирует её образ на публике. Когда она начинает говорить, музыка окончательно затихает, а взгляд Инсона падает на двух людей неподалёку от лестницы на сцены. Мужчина и женщина — вероятно, телохранители. Так похожи… — Меня передёргивает, когда я его вижу, — шепчет Давон, закатив глаза. — Кого? — Телохранителя принцессы, — тот шумно выдыхает и сразу оглядывается по сторонам, чтобы не привлечь чужое внимание, пока все внимательно слушают речь. — Почему? То, что один из телохранителей госпожи Солы — клон, не было ни для кого тайной или страшным секретом. Ли Минхёк был представлен как первый идеальный клон человека — второй телохранительницы госпожи Солы и бывшей подполковницы разведки Мун Бёри. Та добровольно пошла на эксперимент, отдавая себе отчёт в том, как сильно это может подкосить её здоровье, но это был единственный выход. По слухам, ей просто не оставили выбора — так Инсону когда-то сказал Роун. Сейчас всё хорошо. По тем же слухам, из-за того, что и Минхёк, и Бёри настолько приближены к президентской семье, что буквально живут с ними в одной резиденции на Центральной станции, медицинское обслуживание у них на высшем уровне. Их здоровью ничего не должно угрожать, чтобы ничего не угрожало и госпоже Соле — таков главный принцип. — Про него часто говорили в лаборатории, что он идеал и наши показатели даже близко не будут такими, как у него. Как будто после процедуры клонирования в принципе можно было что-то исправить, — Давон закатывает глаза, вспоминая. — Они больше не смогли создать такого же идеального клона. Все с изъянами. — А у тебя какой? — почти бестактно вмешивается в разговор Кихён. На сцене Сола продолжает говорить речь. Её голос, спокойный и ровный, и идеальная осанка дают свой эффект. Люди вокруг смотрят на неё с таким благоговением, будто она не просто сестра президента, а самая настоящая святая, в честь которой и был устроен весь этот фестиваль. Инсон на секунду отвлекается от разговора и смотрит на неё. Цветы за её спиной создают мнимый ореол и всё это выглядит настолько волшебно, что он не может сдержать очередного восхищённого выдоха. — Клептомания, — честно сознаётся Давон, немного понизив голос. С Кихёном они уже долго общаются, поэтому это не должно быть тайной между ними. — О, — тот очень забавно удивляется, а затем почти мгновенно улыбается. — В этом есть смысл, наверняка очень помогает в ваших делах. Помогало, вернее, — его улыбка становится виноватой. Инсон это замечает и мотает головой в знак того, что всё в порядке, никто на самом деле особо не скучает по тому, что они больше не преступники (кроме, разве что, Ёнбина, но у него никогда не было другой жизни): — Скорее это создаёт больше сложностей. Сам же знаешь, в Гавани кражи на рынках запрещены, — он цокает. — У Давона с этим проблемы. — Ой, да ладно тебе, — с досадой, почти театрально расстроившись, шикает тот. — Пару раз всего было, и никто не пострадал. — Да-да, конечно, — Инсон по-доброму тихо смеётся и Кихён подхватывает их настроение. Речь госпожи Солы длится недолго. Она старается говорить коротко и по делу, вспомнить все конфессии и поблагодарить каждого, кто причастен к организации фестиваля. Не обошлось без упоминания главнокомандующего — в этот раз в хорошем ключе, — ему просто повезло, что она к нему более лояльна, чем кто угодно, кто мог стоять вместо неё, потому что когда о нём говорит она, никто даже не морщится от одного его имени. Невероятное событие. Аплодировать после речи на открытии не принято. Сола кланяется с добродушной улыбкой и уходит к своим телохранителям, после чего скрывается за конструкцией сцены. Начинает играть оркестровая музыка, а собравшиеся потихоньку расходятся и идут к храмам — наступает время вознесения молитв. — Мы пойдём туда? — спрашивает Давон, задумчиво глядя на один из храмов Ордена. — А хочешь? — Инсон сам, если честно, не горит желанием, хоть и с научной точки зрения религия ему вполне интересна. — Не очень. — Вот и отлично, ребята, — говорит Кихён бодро, а затем приобнимает обоих за плечи. — Предлагаю пойти поесть в одно шикарное местечко. Вы просто закачаетесь, какие там блюда! * На станциях Венеры вечереет поздно. Солнце начинает клониться к закату в часов девять вечера, а заходит лишь в одиннадцать, всё это время разливая по каменным улицам, зданиям и пейзажам свои тёплые оранжевые лучи и раскрашивая небо в приятные розовые оттенки. Гулять в прекрасную погоду по станции, где всё пропитано духом праздника, а на улицах будто по волшебству начинают загораться лампадки — одно удовольствие. Роун берёт Тэяна за руку, помогая ему забраться на высокую узкую ограду — он не упадёт, но без лишней поддержки не может совсем. Они гуляют так уже несколько часов: сначала заглянули в маленькое кафе, после отправились в ресторан местной кухни с названием на языке, который никто из них не знает, а затем взяли с собой местные напитки и пошли гулять — и всё это время Роун, кажется, не отпускал Тэяна ни на секунду. То ли это было из-за страха, что он снова может потерять его в любой момент, то ли из-за того, что он до невозможности соскучился по тем временам, когда они могли просто так пойти на прогулку, чтобы найти очередные приключения. Приключений больше не хотелось, хотелось, чтобы Тэян просто был рядом и больше никуда не пропадал. — Мы успеем сегодня посмотреть на фейерверки? — спрашивает Тэян, аккуратно ступая по ограде и стараясь не упасть (он знает, что Роун поймает его в любом случае, но таких неловких ситуаций по возможности стоило избегать). — Конечно, — в другой руке у Роуна подставка с их стаканчиками, он говорит и тянется к одной из трубочек, чтобы сделать глоток. — Сегодня они не будут такими красочными, скорее чисто символическими. — Да, я читал, — отвечает Тэян, всё ещё глядя себе под ноги и поджимая губы в попытке сосредоточиться. — Если успеем, всё равно посмотрим. — Как пожелаешь. У них не было конкретного маршрута. Всё, что у них было — желание посмотреть как можно больше мест и определиться, куда они сходят в следующие дни, потому что остальные участники команды слишком ленивы, чтобы лично пройтись и выбрать заведения, где они могли бы отдохнуть все вместе. (Никто не добавляет «в последний раз», потому что никто в их команде не любит прощания.) К счастью, у них есть Роун и Тэян, которые при любом удобном случае сбегают с корабля, и не так важно, вместе или по отдельности, потому что одно известно точно — это всегда прогулка на несколько долгих часов с поиском самых красивых потайных мест. Наверняка на станциях Венеры, особенно здесь, таких не счесть, но времени у них не так много. Хоть они потом и, скорее всего, смогут снова сюда попасть, везде побывать хотелось прямо сейчас. Тэян нетерпеливо спрыгивает с ограждения и тянет Роуна за собой в сторону узкого переулка со стоящими близко друг к другу домами, на стенах которых яркими пятнами расползались похожие на плющ растения. Он выбирает дорогу по наитию, сворачивает во дворы, пару раз они чуть было не переворачивают небольшие алтари поклонения, а после на них сбрасывают венки из живых цветов, когда они идут вдоль очередной улочки и рассматривают по-своему празднично украшенные дома. Роуну кажется, что он ещё никогда не видел Тэяна таким счастливым, как сейчас. Это выглядит потрясающе. Он сам выглядит потрясающе, просто невероятно, великолепно — Роун мог бы подобрать миллион слов, но, кажется, его словарного запаса не хватит на то, чтобы полностью изложить свою мысль. Он может бесконечно долго перечислять все лучшие качества, которые есть в Тэяне, но… он не знает, что его останавливает. Тэян держит его за руку, переплетает их пальцы и идёт, идёт, идёт, вообще не останавливается, лишь изредка поворачиваясь и улыбаясь самой яркой улыбкой, на которую только способен. С этим цветочным венком на волосах, осыпавшимися на его плечи лепестками и бесконечным счастьем в глазах Тэян не выглядел реальным. Это всё было больше похоже на очередной глупый сон Роуна, в котором он умеет разговаривать через рот и заявлять о вещах, которые его волнуют, вслух, а не замалчивать всё в себе, потому что самое страшное осознание пришло к нему в тот момент, когда Тэян оказался у главнокомандующего. В него невозможно не влюбиться. Тэяну даже делать для этого ничего не пришлось: понадобилось всего пару раз поругаться с Роуном в самом начале их знакомства, переехать к нему из-за неполадок с системой герметизации в его старой каюте и остаться там навсегда, забрав последние куски личного пространства и сердца себе в коллекцию. Не то чтобы Роун думал, что Тэян отвергнет его, стоит хотя бы заикнуться о том, чтобы быть чем-то большим, чем просто друзьями, просто это был не совсем их вариант. По крайней мере, именно так Роун и думал, когда Тэян то и дело оказывался рядом, держал его за руку, тащил за собой на поиски неизвестного или показывал какие-то не понятные ему языковые приколы — чем именно они будут заниматься вместе, никогда не имело особого значения ни для кого из них, всё остальное должно было оставаться на заднем плане и не вмешиваться в их идиллию. Даже несмотря на то, что цепкие глупые мысли периодически посещали голову Роуна, он старался не задерживать на них внимание, ведь какой дурак захочет портить лишними признаниями прекрасные отношения? Явно не он. Спустя два допитых коктейля и несколько минут перебежек по украшенным улицам они наконец останавливаются на такой же яркой, разукрашенной, светящейся ослепительными огнями набережной. На выступах перед узкой, не слишком глубокой речкой, по которой плавали уже зажжённые лампадки в специальных ёмкостях, а над водной гладью виднелись голографические фонарики, стояли лампадки и несколько небольших алтарей поклонения богам. Последние были богато украшены цветами и блестящей позолоченной бижутерией. В отличие от тех, что они видели до этого, эти алтари оснащены небольшими голографическими изображениями и текстами молитв — без них и правда легко забыть, что они путешествуют не по давно утерянным древним городам, настолько здесь всё дышало прошлым. Они подходят ближе и Тэян приседает, лишь на мгновение отпуская руку Роуна. На голограмме отображается несколько строчек на разных галактических языках, преимущественно венерском и его диалектах; Тэян не очень хорошо их знает, но несколько словосочетаний получается разобрать к тому моменту, как текст сменяется изображением божества, созданного по подобию того, что описано в древних трактатах. Отец-время выглядит моложе, чем его описывают на самом деле — это Тэяну известно, потому что Инсон как-то раз рассказал ему о различных божествах сохранившихся культур, однако именно про Отца-время Тэян запомнил лишь то, что его описывают стариком, а здесь… Ему сложно сказать, выглядит ли оцифрованный объёмный образ как-то несоответственно культуре, но что-то всё равно кажется странным за секунды до того, как маленький голографический бюст Отца-времени смотрит прямо на него и, кажется, приподнимает уголки губ в улыбке. Его синие глаза-голограммы наливаются красным и из них струйками течет будто бы настоящая кровь. Тэян испуганно отпрянул и чуть не упал на землю спиной, но Роун вовремя его схватил. Беспокойство на его лице сменяется недопониманием, когда он смотрит сначала на алтарь, а потом на Тэяна. — Что случилось? Ошеломлённый взгляд Тэяна не сходит с алтаря ещё несколько мгновений, пока всё тело пробирает резкая волна дрожи, а сердцебиение никак не может прийти в нормальный ритм. Он зажмуривается, пытаясь прогнать образ перед глазами, а когда открывает их, то на месте алтаря то же, что они видели, когда только подошли — целое ничего и накрытый голографической накидкой, скрывающей лицо, бюст Отца-времени. — Показалось, что волосы загорелись от свечей, — Тэян глупо улыбается и смотрит на Роуна. Лицо того смягчается и он улыбается в ответ. — Давай я помогу подняться. Солнце почти заходит за горизонт к тому моменту, как они проходят половину набережной как раз по направлению к искусственному морю на границе города. Процессия людей идёт туда по другой стороне реки и все держат в руках зажжённые лампадки. Тэян с интересом разглядывает толпу и подмечает, насколько же здорово было оказаться здесь прямо сейчас, в гуще празднования, окружённым той атмосферой беспечности и спокойствия, о которой мог только мечтать последние несколько лет. — Я не уверен, что мы сможем подойти достаточно близко, — говорит Роун задумчиво, когда видит, сколько людей собралось возле своеобразной пристани. Тэян оглядывается по сторонам: — Но нам ведь необязательно смотреть всё отсюда? — Что ты имеешь в виду? Улыбка на его лице становится хитрой, он вновь сжимает ладонь Роуна в своей и тянет к ближайшему переулку. То, что на всех домах в округе так или иначе росли крепкие лозы различных растений было исключительно в плюс, потому что Тэяну с самого прилёта стало интересно, а выдержат ли они, если попробовать забраться по ним на крышу. Будь это где-нибудь в Гавани, он бы даже не осмелился: лозы могут быть отравленными или не слишком крепкими; к тому же, местные здания слишком высокие из-за многоуровневых улиц — вообще не вариант, а здесь… Он ввёл поисковой запрос по растениям станций Венеры и узнал, что ядовитые есть только в необжитых районах, оставшихся как нетронутый заповедник высаженных когда-то давно культур. Это то, что ему сейчас надо. — Ты хочешь, чтобы мы залезли по ней наверх? — Роун не пугается, он лишь тихо смеётся и закрывает ладонью глаза — мысль о том, что они попытаются пробраться сквозь толпу другими путями, была слишком наивной. — Почему нет? — Тэян улыбается, его светлые волосы лезут в глаза. Роун успевает подумать, что хотел бы, чтобы тот вернул свой старый цвет, но молчит. — Хорошо. Полезешь первым? — он аккуратно проверяет, достаточно ли крепкие ветви, нет ли там иголок и не жёсткие ли листья. Хвиён явно не обрадуется, если они вернутся в отель грязные и с порванной одеждой, да ещё и в крови. — Да, подстрахуешь? — Без проблем. Ёнбин глупо поступал, когда не давал Тэяну шанса выйти в поле во время заданий. В отличие от того же Роуна, он более ловкий и выносливый, пластичный и довольно быстрый — сам говорил, что сказались дополнительные занятия балетом в школе и университете (не то чтобы они были обязательными, но из-за постоянной работы с документами и сидения на одном месте ему нужна была физическая нагрузка, которая не утомляла бы его слишком сильно). Тот разговор Роун запомнил очень хорошо — тогда Тэян поспорил с ним, что сможет бежать дольше, чем он, даже особо не стараясь. Они оба выдохлись примерно в одно время и Тэян рассказал про занятия. Погода была прелестная, они как раз отдыхали после очередного небольшого заказа на парковке у рынка. Стояла комфортная прохлада и ветер за шлюзами не сдувал с места своими порывами, как это обычно бывало. Это был первый раз, когда их старая система не сбоила из-за температуры снаружи. Погрузившись в воспоминания, Роун не заметил, как Тэян залез на самый верх и вопросительно смотрел на него, свесив голову вниз. Для Роуна расстояние в три этажа не было особым испытанием; он быстро забрался, стараясь не пораниться и не сорвать лозы, а ещё не попасться кому-нибудь на глаза, а после того, как залез, отряхнул штаны от пыльцы, оставшейся от редких цветов на живой ограде. — Не поранился? — спросил он у Тэяна. — Нет, но после такого плотного ужина я явно не был готов к подобным инициативам, — тот смеётся и поправляет чёлку, чтобы она не лезла в глаза. Перед ними открывался ещё более потрясающий вид, чем до этого. Небольшие домики — существенный плюс, особенно те, что располагались возле пристани искусственного моря, откуда местные уже начали пускать лампадки, загадывая желания. Водная гладь превратилась в, казалось, бесконечное полотно мерцающих огоньков, а небо и всё пространство вокруг заполонили прозрачные искусственные фонарики, делающие всю атмосферу невероятно волшебной. Редкие долетели и до них. Тэян пропустил сквозь искусственный огонь пальцы и улыбнулся, когда тот пошёл мелкой, еле заметной рабью, а через мгновение зазвучала приятная инструментальная музыка и сработали пусковые механизмы фейерверков на маленьких островках моря. Сотни огоньков, под спокойную мелодию плавно складывающихся в рисунки, превратились в поразительные иллюстрации сцен из трактатов. Они были обрывочные, хаотичные — не местным, таким, как Роун и Тэян, без знания религиозных текстов сложно было понять весь смысл, но наслаждаться красотой открывшегося их глазам зрелища это совсем не мешало. Тэян не переставал тихонько ахать с каждой новой картинкой, восхищаясь тем, насколько волшебно выглядит всё это представление, как музыка и фейерверки друг друга дополняют, создавая единое целое, то, что проходит насквозь, задевая каждую клеточку тела и сознания, не давая отвести взгляд. Он продолжал любоваться фейерверками, а Роун тем временем так и смотрел на него. Ему, видевшему такие вещи с самого детства, это было не так интересно — по крайней мере, уже так не восхищало, хоть и каждый год на Венере для главного праздника придумывают что-то новое, что должно вызвать невероятный восторг. Больший восторг у Роуна вызывает улыбка Тэяна, яркая, искренняя, очаровательная. Он готов отдать за эту улыбку всё, что у него есть, только бы продолжать видеть её каждый день. Он набирается смелости и переплетает их пальцы, продолжая смотреть на Тэяна, думая лишь о том, что стоило бы загадать желание, как это делают местные, запуская в воду лампадки на платформах, но его единственное желание — чтобы это чарующее мгновение никогда не заканчивалось, чтобы он всегда мог чувствовать, как его пальцы так же, как и сейчас, сжимают его ладонь. Наверное, это слишком глупо и наивно, ничего не бывает навсегда, но Роуну очень хочется верить, что его желание исполнится. * — Ты выглядишь невероятно, — выдыхает Чонин, когда его руки касаются талии Сехуна. Пальцы сжимают горячую, мокрую от воды и масел кожу, притягивают его ближе, и теперь расстояние позволяет коснуться губами чужой груди. Ванная комната в его номере была потрясающей: углубление для воды, обложенное плиткой с местными культурными орнаментами, большое окно под потолком, однотонное персиковое оформление, неподалёку стоят несколько ароматических свечей и пара приятно пахнущих аксессуаров для ванны — Чонину, в целом, было всё равно, главное украшение утра было в его руках. — Местная погода благоприятно на меня действует, — Сехун улыбается и запускает пальцы в волосы Чонина. — Не думал купить резиденцию здесь? — Тебе не нравится жить в горах неподалёку от кратера, в котором всё ещё наверняка есть радиация? — иронично интересуется тот и притягивает его ещё ближе. — Нет, что ты, — язвительно отвечает он и выдыхает. — Обожаю принимать лёгкую дозу вредных паров по утрам, пока поливаю растения в твоём саду. — Можешь их не поливать, это не твоя работа, — Чонин ведёт носом по коже, спускается короткими поцелуями к пупку и останавливается. — Ты должен разбираться только с бумагами. — Я разбираюсь с ними за часа четыре-пять, у меня нет проблем с концентрацией внимания. Что предлагаешь делать в остальное время, пока мы не заняты фильмами, едой или сексом? — в свете рассветных лучей, пробивающихся сквозь высокое окно, Сехун выглядит великолепно. Он слегка сжимает пальцы на чужих волосах и оттягивает их назад, заставляя Чонина оторваться от его кожи и поднять взгляд на него. Разгорячённый, покорный и ласковый, такой, каким главнокомандующего может видеть лишь один человек во всей огромной Вселенной. — Читать? — глупо улыбается Чонин; ему на самом деле нравилось, когда Сехун вот так просто брал контроль на себя. — Я и так бесконечно читаю все эти доклады, письма и всё остальное, что ты считаешь не таким важным. Свободной рукой Сехун аккуратно проводит по чужой скуле, ведёт кончиками пальцев по влажной коже прямо к губам, останавливаясь всего на мгновение, прежде чем коснуться их большим пальцем и с лёгким нажимом протолкнуть его в чужой рот. Ногтем оцарапывает, не повреждая, верхнюю губу, и Чонин легко улыбается, а после обхватывает губами палец и медленно втягивает его в рот, позволяя себе закрыть глаза и издать неглубокий утробный стон. — Тебе бы всегда быть таким послушным, — Сехун кусает губу. — А то по будням от тебя только «иди сделай то» и «иди сделай это». Он вытягивает палец, проводит им по блестящим от влаги губам и хочет убрать руку, но Чонин перехватывает его запястье и коротко целует в переплетение вен, в каждой из которых пульсируют частички его силы. Они тянутся к нему, заставляют кровь Сехуна закипать, буквально сходить с ума. — Ты сам сказал, что выполняешь эту работу за пять часов, — он продолжает улыбаться, держа его за запястье, чтобы потянуть вниз на себя. Сехун почти падает на него, расплёскивая воду в резервуаре. Чонин заставил его упираться руками в свою грудь, быть так близко, что любое движение вот-вот заставит прощаться с рассудком, и у Сехуна нет ни малейшего желания этому сопротивляться, поэтому он целует Чонина, нахально усаживаясь на его бёдра. Тот шумно выдыхает и прижимает его ближе к себе. Такие моменты просто волшебные, невероятные по своей чувственности, потому что на самом деле они не всегда могут быть настолько близки, чтобы не заботиться о том, что успевают лишь быстро перепихнуться утром перед важным совещанием Чонина, а посвятить хоть несколько часов только друг другу, во время которых Сехун, как и сейчас, приглушённо стонет в чужие губы, стоит пальцам Чонина проникнуть в него. Осторожно, медленно и мягко, чтобы каждое его движение отдавалось обрывочным выдохом и разрядом тока по всему телу. Тело Сехуна просто потрясающее. Чонин готов трогать его, гладить и целовать постоянно, любить его со всеми мелкими шрамиками, оставшимися после лаборатории, родинками и прочими «неидеальными» деталями, которые вызывают в его могущественном сердце столько любви и тепла, что ему хватило бы этой энергии обогреть собственную обитель на всё время её существования. Когда предварительных ласк становится мало и Сехун в нетерпении кусает его губы, сжимая пальцы на плечах, Чонин входит в него так же аккуратно, чтобы растянуть ощущения, начинающие смазываться от такой близости, растворяться в разводах воды, наполненной маслами, пеной и лепестками цветов. Чонин утопает в этой нежности, почти сходит с ума, зацеловывает Сехуна так, будто от каждого прикосновения губ к чужой коже зависит его жизнь. Он бы не соврал, сказав, что умрёт без него, и в такие моменты он лишний раз убеждается, что никто и ничто не стоит того, чтобы его поменять. Отрываясь от его губ, Сехун шепчет короткое, полное возбуждения, прерывистое «я тебя люблю» — и Чонину сносит крышу. Темп увеличивается, его руки сжимают бёдра крепче, а поцелуи в шею становятся откровеннее и острее. Стоны Сехуна — настоящая музыка для его ушей. Чонину хотелось бы, чтобы это мгновение не заканчивалось никогда. Но после изнеженного и наполненного уютом времяпрепровождения у них ещё оставались некоторые дела. К сожалению, Чонин прилетел сюда не отдыхать, даже если сегодня может себе позволить немного вольностей и выполнение задач после обеда — в отличие от Сехуна, конечно, который просто следовал за ним, параллельно наслаждаясь каждой минутой, проведённой рядом. Если так подумать, они уже давно никуда не выбирались: Чонин обещал ему много чего, но из-за сложившихся обстоятельств и угрозы от Минотавра все планы были перечеркнуты, если не считать ежегодного фестиваля. Он не мог позволить себе лишить Сехуна подобного шанса просто развлечься, в этот раз ему необязательно было соблюдать бюрократическую сторону вопроса, но он всё равно это делал, объясняясь тем, что ему совсем нечем заняться, пока Чонин вовсю решает вопросы безопасности. Сегодня же весь день принадлежал только им. — Я, конечно, помню, что мы договорились не разговаривать о работе, но… — Сехун очень редко проявляет инициативу в подобных разговорах, предпочитая оставлять это Чонину, но сейчас ему показалось, что это отличный шанс схватить всплывшую в голове мысль за хвост раньше, чем она ускользнёт и забудется, — …пришли отчёты из управления по связи и коммуникациям. Они сидели в дорогом ресторане старейшего района станции, первого из отстроенных на этапе её возведения. С террасы, пусть и невысокой, открывался прекрасный вид на улицу, а благодаря искусственно-холмистой местности можно было различить вдалеке очертания набережной и парящие храмы Ордена. Солнце медленно клонилось к закату, будучи ещё не слишком близко к горизонту, чтобы можно было насладиться оранжевыми и розовыми размывами по небу, но и недостаточно близко к зениту, чтобы плавящие лучи побуждали не отрываться от трубочки в прохладительном лимонаде с вишней. В общем и целом, погода стояла просто превосходная. Если бы им правда не нужно было работать, это можно было бы назвать настоящим отпуском. — Да? — Чонин подхватывает падающий лист салата с рисом и вымазывает щёку. — По поводу слежки и прослушки генерала Бёна, — он понижает тон и делает глоток безалкогольного коктейля. — Сейчас это делать рискованно. — Почему? — Зачем ты задаёшь глупые вопросы, если сам понимаешь, что если он будет беспокоиться, то после фестиваля наверняка проверит каждый миллиметр своего оборудования? — Сехун вздыхает. — Почему ты вообще его подозреваешь? — Ты прав, — соглашается тот и кивает, беря ещё одну порцию риса с овощами. — У меня есть основания предполагать, что Бёну доверять нельзя. Я не хотел это обсуждать до конца праздника, но он удалил кусок записи с того рынка, где видна команда «М». — Это те ребята, которые были с Лу Ханем в одном подразделении, а потом перешли под его командование, когда он пошёл на повышение? — Сехун пытается вспомнить имя хотя бы одного человека оттуда, но память — штука ненадёжная, тем более у него, а читать подобные документы у него и вовсе нет полномочий (хоть это и не значит, что он их не читает: когда ты живёшь в одном доме с главнокомандующим армией Солнечной системы и спишь с ним в одной постели, многие вещи перестают иметь маркировку «нельзя»). — Они самые, — Чонин берёт салфетку. — Я помню про его взаимоотношения с некоторыми людьми из «М». — Твоя подозрительность не доведёт до добра, не думаешь? — Сехун улыбается и поправляет упавшую на лоб прядь волос. — Это не делает его предателем. Чонин поджимает губы и отбрасывает салфетку в сторону, а затем внимательно смотрит на него: — Тебе ли не знать, что всё дело сфабриковано, — тональность беседы переходит на шепот, он закатывает глаза. — Я сделал так, чтобы его друзья исчезли. Ты думаешь, он не знает об этом? Тот некоторое время молчит, обдумывая возможный ответ, но в конечном итоге обречённо выдыхает и смотрит на Чонина почти поверженно: — Это хороший аргумент, но разве об этом всём знает кто-то, кроме меня, президента и мистера До? Не придумывай ерунды, Чонин. — Возможно, ты прав, — он готов смириться. — Меня волнует ещё кое-что. Как они смогли оттуда выбраться? — Без понятия, — Сехун пожимает плечами и заканчивает со своим ужином. — Может, это как-то связано с той миссией, на которую ты отправил «Эм-экс» и «Эс-эф»? — По моим расчётам, «М» к тому моменту должны были умереть, если только не… В это мгновение Чонина резко поражает осознание. Его зрачки расширяются от мыслей, появившихся у него в голове так внезапно, словно удар тока, и он тут же встаёт. — Прости, любовь моя, — он поспешно застёгивает пиджак, выходит из-за стола и быстро мажет губами по щеке Сехуна. — Я кое-что вспомнил. Закажи себе ещё что-нибудь, возьми мой счёт для оплаты, вечером буду! * — Может ли кусок артефакта поддерживать жизнь на планете и в людях шесть лет? — Чонин появляется в кабинете Айрин слишком внезапно, она только успевает закрыть шлюз на двери и повернуться, прижав руку к груди от секундного испуга. — А ты что здесь делаешь? — Я тоже рад тебя видеть, брат, — Мино смотрит в потолок и салютует лимонадом. — Слушайте, у меня, вообще-то, работы невпроворот, из-за ситуации в галактике все сходят с ума и закупаются новыми версиями пушек. Вы вообще думаете о том, что будет, если здесь увидят главнокомандующего и его генерала? — она устало вздыхает и садится на одно из кресел, прикрывая ладонью глаза. — Только вас не хватало. Что на этот раз? — Если ты не забыла, — Мино всё ещё полулежит на другом кресле и даже не смотрит на собеседников, — я здесь тусуюсь со вчерашнего дня. Ты сама разрешила остаться. — Допустим, — она выдыхает, а затем щёлкает пальцами, и в её руке появляется бокал с алкоголем. — Тогда что здесь забыл ты, Кай? Ты разве не должен сейчас нежиться на пляже под солнцем Венеры? — Не завидуй, — тот закатывает глаза. — Просто возник очень важный вопрос, не могу его отложить, а у меня вряд ли будет возможность ещё раз телепортироваться. Я потратил на это часть сил. Честно сказать, он и забыл, что перемещение может отнимать столько энергии. Раньше, когда в его венах безостановочно бурлила сила и он мог делать всё, что только пожелает, такая минимальная трата оставалась незамеченной, но сейчас, когда в нём лишь её малая часть, подобное необдуманное решение не могло обойтись без последствий — голова немного кружилась, а в животе постоянно тянуло. Ему срочно нужно присесть. Конечно, сила возобновится, вернётся на тот же уровень, что позволила использовать Айрин во благо для Сехуна и не более, но дальше ему всё-таки стоит просчитывать каждый свой шаг, чтобы впредь не позволять себе безрассудных поступков, от которых его физической оболочке совсем уж нехорошо. Несколько секунд Айрин смотрит на него, не моргая: — Чисто теоретически да, — заключает она. — Это насчёт артефактов… Но есть нюанс. Вряд ли жизнь людей, но жизнь планеты — да, особенно если она не слишком большая. А к чему это? — Дай попробую угадать, — Мино закрыл глаза и улыбнулся. — До тебя наконец-то дошло, почему группа «М» осталась жива, несмотря на то, что ты отправил их гнить за пределы Системы в надежде, что они там умрут и все, кто будет связан с генералом Лу, просто исчезнут? — Ой, да заткнись, — Чонин цокает. Ему не нравится слышать правду. — Я поступил с ними довольно лояльно, — продолжает он. — Мог их просто убить за измену президенту, выдумав какую-нибудь ерунду. Думаете, мне бы не поверили, когда за меня ручался Чжан Исин? — Нет, — отвечает Айрин. — Нет, — одновременно с ней констатирует Мино. — Ну, я бы точно не поверил. — Какие же вы оба зануды, — Чонин вновь закатывает глаза и садится на пол, упираясь спиной в массивный стол. — То есть, кусок моего артефакта поддерживал жизнь на станции, куда я сослал группу «М», и таким образом они смогли там наладить хозяйство и выжить? Вы это хотите сказать? — Ну, типа того, — Айрин пожимает плечами. — Тебе правда было бы проще их убить. Хотя, если бы тебе не приспичило собрать все свои артефакты в одно целое, может, и не пришлось бы волноваться о том, что любой из этой группы в какой-то момент подберётся к тебе и всадит нож в спину. Тебя это, конечно, не убьёт окончательно, но подумай о том, сколько ты потеряешь. Будешь, как полнейший неудачник, восстанавливаться вместе с Минхао. Хоть кто-то из нас составит ему компанию. Она звучала так монотонно, что в какой-то момент взглянувший на Мино Чонин понял, что тот просто уснул. Надо же, бог сновидений отключился из-за простого голоса. — Хорошо, — говорит Чонин. — Тогда почему они не улетели оттуда? Я, конечно, как вы и без меня знаете, поспособствовал тому, чтобы их звездолёт больше никогда не долетел до точки назначения, но таким специалистам, как они, и года хватило бы, чтобы восстановиться и разобраться. Именно поэтому я надеялся, что они умрут быстрее. — Гравитационное поле, — Мино резко распахивает глаза; его голос сонный, богам сновидений тоже надо отдыхать. — Я проверял эту планету. — Только не это… Зачем? — Извините, господин главнокомандующий, это, вообще-то, мой мир, — он раздражённо цокает. — Я просто следил за тем, чтобы хотя бы они вдруг не нарушили баланс, как кое-кто. Айрин закатила глаза и громко отхлебнула алкоголь из своего стакана. — После того, как твои ребята положили артефакт в кейс, — невозмутимо продолжил Мино, — гравитационное поле исчезло. Позже это позволило и им самим, и группе «М» улететь оттуда. Представь их удивление, когда они наконец-то смогли взлететь выше, чем обычно. Чонин лишь устало вздыхает. Если бы он знал, сколько проблем принесёт его внезапная жажда власти, то остановился бы? Может, он смог бы продавать фрукты в Гавани? Или стать местным танцором? Это ведь не такая уж и плохая перспектива… Но, честно говоря, ему даже не хочется думать, насколько хорошим главнокомандующим мог бы быть Хань. Явно лучше, чем он. На его лице появляется усмешка, пропитанная смесью горечи и злости. На себя или на Вселенную, вмешавшуюся в его планы, ему сложно сказать. — Я уже тысячу раз пожалел, что использовал свои силы, чтобы телепортироваться сюда и в очередной раз послушать, как вы меня унижаете своими аргументами, — Чонин встаёт и поправляет пиджак. — Выглядишь, кстати, отпадно. С кем на свидании был? — Айрин делает ещё один глоток. — С Тэяном? Тот лишь корчит лицо в издевательской гримасе и коверкает её «с Тэяном?». Выглядит это чертовски глупо и смешно, а ещё очень по-детски, но это даже неплохо. Мино наблюдает за их препирательством со стороны и понимает, что есть что-то хорошее в том, что они снова собираются вот так, даже если причина не слишком радужная. Быть может, он скучал по этой атмосфере больше, чем все остальные. — Хватит вам, — говорит он, прерывая их. — Чонин, могу вернуть тебя обратно, чтобы ты не тратил силы. Что скажешь? * — Говоришь, главнокомандующий Ким упал в фонтан посреди площади? — Чунмён раскатисто смеётся и тянется за своим утренним травяным чаем. — Надо же. Ему нравится, когда всё идёт по плану и ему не надо волноваться о всякой ерунде. Случай с Чонином — не более, чем глупый казус, он не испортит ни репутацию, ни сам праздник. Подумаешь, в сети пару месяцев будут гулять его снимки в мокром костюме. Это всё равно не сделает его менее привлекательным для прессы и женщин, жаждущих его заполучить. Какая жалость, что они вовсе не интересуют главнокомандующего: они всё-таки не деньги, власть или мужчины — разгадать, чем его можно подцепить, не так уж и сложно. — Сегодня все жёлтые порталы в его фотографиях, — Кёнсу говорит это совершенно безэмоционально и выдавливает шампунь из банки себе на ладонь, а затем растирает его между пальцами. — Он выставил себя посмешищем уже в который раз, главнокомандующий твоей армией не должен быть таким. Его голос успокаивающий, тихий и мягкий, когда он пропускает волосы Чунмёна сквозь пальцы и вспенивает шампунь, начиная массировать кожу головы. Хочется замурлыкать, как котёнок, но Чунмён только прикусывает губу от наслаждения и прикрывает глаза, низко выдохнув и еле сдерживаясь, чтобы не застонать. — Хочешь на его место? — улыбка Чунмёна ослепительна, Кёнсу её толком не видит, пока сидит на стуле в изголовье ванной, но слышит в каждом слове. Ему давно пора перестать ощущать мурашки от чужого тембра, но он не может, как будто приворожили; сколько бы лет ни прошло, реакция всё та же, что и в пятнадцать, а чувство самообмана с каждым годом лишь растёт. Его неизменно преследует ощущение, что в нём взрастили не только убийцу, но и любовь к тому, кто перережет ему горло, как только перестанет приносить пользу. — Нет, — честно отвечает он. — Мне хорошо на моём месте. — Я рад. Я бы не смог делить тебя с кем-то ещё. Кёнсу на это ничего не отвечает. У них разные номера, но чаще всего он был в номере у Чунмёна и все вокруг делали вид, будто этого не замечали — личный телохранитель ведь может оставаться на ночь, не вызывая глупых слухов, правда? В этом не было ничего странного, Чунмён — президент и может делать всё, что не испортит его репутацию или не взорвёт галактику к чёртовой матери. В конце концов, личная жизнь элиты Центральной станции должна оставаться в пределах элиты Центральной станции и не уходить дальше. — Как проходят эти дни праздника? — спрашивает Чунмён внезапно. Ему не было никакого дела до того, как всё на самом деле проходит. Он практически не выходил никуда, кроме особо важных мероприятий, требующих его присутствия — например, службы в храме в честь открытия или пресс-конференции об очередном благотворительном фонде. Всё остальное время Чунмён отсиживался в номере, читал, просматривал отчёты, которые ему присылал Чонин, или нежился с Кёнсу — последнее, конечно, было самым приятным. Безусловно. — Нормально, — отвечает Кёнсу и начинает аккуратно смывать пену с чужих волос. — Людям, как всегда, нравится. Местные благодарны, священники Ордена и другие конфессии — тоже. Ничего особенного, что могло бы тебя удивить. Гости главнокомандующего спокойно отдыхают, пара жёлтых изданий уже прокомментировали это и то, что им не о чем писать, потому что, оказывается, все они — обычные люди, которые занимаются тем же, что и остальные туристы, то есть едят местную еду и ходят на всякие мероприятия. Прикосновения Кёнсу нежные, его пальцы перебирают каждую прядь, приятно касаются кожи на висках, затылке и шее, заставляя чуть приподнять голову, чтобы хорошо промыть волосы. Это всё необязательно, Чунмён и сам в состоянии помыть голову, но когда это делает Кёнсу… Совершенно другие эмоции, совершенно другие ощущения, слишком интимный момент, который, сложно признать, очень нравится. Он будоражит каждую клеточку тела и заставляет млеть от лёгкого возбуждения. — Отлично, я рад, — тянет довольно Чунмён и поворачивается к Кёнсу, разлив немного воды из ванной на пол, а вместе с ней и лепестки роз с пеной. — Сам ходил погулять? Тот застывает с мокрыми от воды и пены руками, успев только отложить в сторону душевой кран: — Немного, — его голос всё ещё ровный, а взгляд хладнокровен, как и всегда. Чунмёну кажется, что он никогда не видел на его лице хоть одну эмоцию, когда они вдвоём, когда завтракают, ужинают, спят, целуются или что-то ещё. Не то чтобы можно было ожидать чего-то другого от человека, который всю жизнь жил тренировками и войной; впрочем, это не мешает ему быть другим с остальными. Возможно, Чунмёну немного обидно, возможно, он просто не понимает собственных чувств, пытаясь анализировать их раз за разом, но получая лишь головную боль и ни одного ответа. — Наклонись ко мне, — говорит он. Кёнсу знает, что это не сулит ничего хорошего, и как только он это делает, Чунмён кладёт руку ему на шею и тянет к себе, чтобы поцеловать. Вокруг пахнет розами и местными благовониями, у Кёнсу начинает кружиться голова то ли от смешения запахов, то ли от мокрого и развязного поцелуя. Порой Чунмён просто невыносим в своих внезапных желаниях и выходках, но в этом, признаться, есть своя пикантность. Чужие руки сжимают кожу на шее, пальцы ерошат короткие волосы на затылке, пытаясь ухватиться за прядки. Чунмён так хочет, чтобы Кёнсу прямо сейчас вот так, в одежде, залез в ванную, чтобы они расплескали всю воду по полу и оба оказались мокрые, в пене и лепестках, чтобы он мог трогать его везде, обводя контуры тела на прилипшей к груди майке. Но Кёнсу останавливает его, прерывает поцелуй самым грубым способом, просто отстранившись на несколько жалких миллиметров, сжав его мокрые волосы в кулак. Глупо было надеяться, что Чунмёну это не понравится, но холодный взгляд тёмных глаз отрезвил мгновенно. — Твоя сестра придёт через полчаса. Ты не успеешь привести себя в порядок, если продолжишь меня целовать, — попытка вывести Кёнсу на эмоции вновь провалилась, у него даже щёки не покраснели, лишь губы припухли и стали влажными, это всё равно не перестаёт делать его чертовски сексуальным. Чунмён замечает, как капли воды стекают под ворот его майки, и глотает слюну. Ему приходится смириться, потому что Кёнсу прав — сестру расстраивать совсем не хочется, даже несмотря на то, что она редкостная стерва. Несмотря на это, сборы всё равно выходят чертовски сложными: Чунмён то и дело лез целоваться, не давал спокойно высушить и уложить себе волосы, подобрать одежду и элементарно завязать галстук — на самом деле, Кёнсу вовсе не обязан этим заниматься, тут даже не нужна помощь прислуги, Чунмён и сам прекрасно справляется с подобными делами, он же не младенец, но ему так льстит, как его личный телохранитель подбирает ему рубашку к очередному официальному костюму или цвет галстука под ботинки, будто это настолько важные вещи, что без мнения со стороны никак не обойтись. В конце концов, когда Чунмён полностью собран и поправляет перед зеркалом упавшие на лоб пряди, в номер входит его сестра. Благородная, светлая и милая, с непроницаемым лицом и безразличным взглядом — Кёнсу встаёт и кланяется незамедлительно. Позади неё, как и всегда, двое её телохранителей, такие же статные, всегда с ровной осанкой и совершенно непоколебимые. Он выпрямляется и кивает им, они отвечают тем же. — Доброе утро, — Сола в костюме выглядит безупречно, это мог бы сказать кто угодно, не так часто её можно увидеть не в платьях, которые подчёркивают её образ вселенской добродетели. — Готов? — Как и всегда, сестра, — Чунмён улыбается фальшиво, Кёнсу это видит за пеленой радости в голосе, которую тот пытается изобразить, чтобы лишний раз не ругаться из-за очередной бесполезной для него благотворительной акции в одном из храмов. — Ты же не будешь против, если твои телохранители будут охранять нас обоих сегодня? — Мистер До не пойдёт? — Сола выглядит по-настоящему удивлённой. — За четыре дня он ни разу не отходил от меня. Разве не будет справедливо дать ему шанс отдохнуть от моего общества хотя бы пару часов? — Чунмён поворачивается к нему, сладко и на этот раз совершенно искренне улыбаясь. — Что скажешь? Кёнсу поражён не меньше, чем Сола, но лицом изумление не выдаёт вовсе, только кивает и достаёт футляр с наушниками, чтобы всегда быть на связи, если вдруг всё-таки понадобится Чунмёну. Тот продолжает улыбаться, а затем подходит ближе и шепчет: — Проследи пока за главнокомандующим, чтобы он больше не натворил никакой ерунды. — Понял. Когда они уходят, Кёнсу слышит только, как Чунмён говорит что-то про то, как в который раз поражается тому, как Бёри похожа на Минхёка, а та, в свою очередь, сдержанно и безразлично отвечает: «Вообще-то, он на меня». Ответ услышать уже не удалось. Днём на территории фестиваля творится настоящий хаос: люди шумят, везде музыка, пахнет сладким — Кёнсу привык работать в разных условиях, но ему приходится несколько раз отрегулировать изоляцию от внешних шумов в наушниках, чтобы попросту не сойти с ума. Толпа немного давит на него, но выбора нет; ему, в принципе, и без того стоило бы прогуляться в одиночку, полюбоваться красотами здешней природы и архитектуры, прикупить себе что-нибудь, попробовать местную кухню и всё такое. Конечно, он не впервые на Венере, не впервые на этой станции, не впервые на Празднике огней, но каждый год они придумывают что-то новое и на это хочется смотреть. Больше всего ему нравится станция к юго-западу отсюда: она небольшая, меньше Центральной в два раза, и на ней много тихих и спокойных садов, безлюдных улиц и уютных заведений. Кёнсу не большой фанат спа-курортов, но Чунмёну нравится, поэтому, когда они впервые туда прилетели, он неожиданно для себя обнаружил, насколько расслабляющий эффект могут иметь все эти процедуры и отсутствие любых журналистов или кого-либо другого, кто может нарушить комфорт президента. Кёнсу никогда не был против своей работы, к президенту никто и никогда не смел подойти, потому что всегда рядом был он, но это прекрасное чувство одиночества, когда он — лишь сопровождение и не более, не передать словами. Чонина, за которым попросил проследить Чунмён, было найти слишком просто. Даже довольно скучно наблюдать: он и его «помощник» ходили по рынку в сопровождении нескольких солдат в отдалении — вот уж кто действительно без дополнительной свиты не может, как будто кто-то хоть раз покушался на его жизнь. Сейчас, безусловно, ситуация изменилась, но охранные системы и служба безопасности проинструктированы и в целом достаточно надёжны, чтобы можно было расслабиться и не заставлять ходить за собой ещё десять человек, маскирующихся под гражданских. Вычислить их ещё легче; если бы кто-нибудь хотел подобраться к главнокомандующему слишком близко, то устранить каждого его «охранника» было бы раз плюнуть. По крайней мере, для Кёнсу. Он останавливается возле одной из фруктовых лавок, где с ним почтительно здороваются и начинают предлагать товар — не узнали, конечно, он ведь в маске и кепке, да и остановился только для вида, это оказалось самой удобной точкой для наблюдения за главнокомандующим. — Мистер До? — он чуть было не роняет персик, что взял в руки после того, как милая пожилая продавщица на ломаном межгалактическом предложила его попробовать прежде, чем покупать. Кёнсу поворачивается и встречается взглядом с генералом Паком — как же он мог забыть, что вся генеральская рать высших чинов (кроме, пожалуй, парочки) прилетела сюда, чтобы отдохнуть. За все эти дни они ни разу не пересекались, да и времени у него не было (Чунмён не отпускал его от себя ни на шаг — достаточно веская причина, чтобы никуда не ходить). Он хочет что-то сказать сразу же, но осекается, когда видит рядом генерала Бёна: — Генерал Пак, полковник Бён, — Кёнсу кивает, его взгляд остаётся спокойным. — Чем обязан? Незаметно для них он, будто бы осматриваясь, поворачивается в ту сторону, где должен был быть Чонин, но тут же с досадой обнаруживает, что тот пропал из виду, словно его там и не было. Надо же, хватило всего нескольких секунд… Ну, ничего, если захочется, его можно будет быстро отыскать. Однако это лишнее напоминание о том, что нельзя терять бдительность. С другой стороны… он же отдыхает? Что в этом такого? По крайней мере, часть поставленной задачи он выполнил. — Увидели вас, подошли поздороваться, — честно отвечает Чанёль. — Как вам праздник? Его вечно довольная улыбка никогда не сползает с лица, будто бы ненароком окрашивая всё вокруг в более тёплые, приятные и мягкие тона, делая общую атмосферу непринуждённой. Это в нём и привлекало, но взгляд Кёнсу был направлен на Бэкхёна, необычно молчаливого, но всё такого же мягко улыбающегося с этой игривой и опасной искрой в глазах. — Наконец-то удалось посмотреть чуть больше, чем до этого, — отмечает Кёнсу, наконец чуть опуская маску и пробуя персик. — Мне нравится, а вам? Чанёль, кажется, начинает улыбаться ещё лучезарнее, хотя, казалось бы, куда ещё: — Очень. Хоть в этом году и сократили развлекательную программу, зато впервые удалось побывать в центральном храме Ордена, — в своей повседневной одежде он выглядит совершенно по-другому, совсем как обычный турист, и ничего в нём не выдаёт то, насколько близко он находится к президенту. — Вы там были? — Да, с президентом, — на Центральной станции свой диалект, мало кто отсюда поймёт, о чём именно они говорят. Такая мера предосторожности при разговоре отлично спасает от неловких ситуаций. — Виделись с Кардиналом? — интересуется Бэкхён. Кёнсу замечает, как сок от персика неудачно начинает стекать по его пальцам. Он рефлекторно за неимением салфеток прижимается к ним губами, а его взгляд, тёмный, строгий, из-под лба неосторожно падает на Бэкхёна. Тот замирает, но в то же мгновение невзначай отворачивается. Когда Кёнсу переводит взгляд на Чанёля, тот лишь глотает слюну и откашливается, будто ничего не заметил. — Нет, но мы встречались с новым архиепископом, — Кёнсу облизывает губы и продолжает как ни в чём не бывало. — Вы наверняка о нём слышали, он довольно молод. — Да, об этом все новости трещат, — Бэкхён смеётся, моментально возвращаясь в разговор. — Кто-то из жёлтой прессы заметил, что с таким красивым архиепископом будет сложно приходить в храм с чистыми помыслами. Чанёль не сдерживается и смеётся, легко хлопая его по плечу: — Тогда, боюсь, у главнокомандующего в списке самых желанных женихов системы появится конкурент! Кстати, о нём… Мистер До, вы не видели его в последнее время? — Сегодня — нет, — врёт он и одновременно укладывает в небольшой пакет несколько персиков, а затем подносит наручную панель к терминалу для оплаты. — Спасибо, — благодарит он продавщицу на венерском и вновь поворачивается к своим собеседникам. — У вас к нему какое-то дело? — Небольшое, на самом деле, — Бэкхён вздыхает с досадой. По его лицу сразу видно, что в действительности всё не так безоблачно, как могло бы быть. В нынешней ситуации это не сулило ничего хорошего. — Мне стоит сообщить президенту? — глаза Кёнсу, до этого тёплые, точно горячий шоколад, в одно мгновение стали стальными, мрачными, как почерневший после пепелища камень. Поразительно, как его эмоции сложно было понять по вечно спокойному лицу, но стоило лишь заострить внимание на глазах — и в бездонных глубинах радужек ясно виделся груз пережитого. Кому-то удалось научиться читать их с первой встречи, кто-то так и не смог обрести этот навык за всю жизнь, но даже знание подобной особенности не всегда давало гарантию правильности интерпретации. — Не стоит пока что, — Бэкхён торопливо машет руками в отрицании. — Небольшая неисправность на восточных пунктах пропуска, нужна замена плат, — поясняет Чанёль. Бэкхён кивает и продолжает за ним вслед: — Я отправил туда своих людей, они уже разбираются. Мы не можем связаться с главнокомандующим, чтобы сообщить ему об этом — видимо, оставил наручную панель в отеле или просто спит, чёрт его знает. Мистер О тоже не отвечает, — он вновь вздыхает и опускает голову. — На фестивалях так трудно держать контакт, несмотря на все эти устройства для связи… С ума сойти можно. Кёнсу еле заметно улыбается: — Тогда не буду вас задерживать, — он достаёт из пакета два персика и отдаёт их генералам. — Угощайтесь, и до встречи. И уходит, растворяясь в толпе побыстрее, чтобы попробовать нагнать главнокомандующего, но в какой-то момент понимает, что ему чертовски лень. Тот уже мог быть где угодно, напрягаться в такую хорошую погоду ему совершенно не хочется, даже если это приказ. За упущенную слежку он, конечно, ничего не получит, но говорить об этом не будет. Наплетёт какую-нибудь ерунду про то, что тот ничем особым не занимался, гулял, рассматривал пейзажи, обедал в ресторане и всё такое — в конце концов, что ещё он тут будет делать? Точно не позволит себе вновь опозориться из-за какой-то случайности, как с фонтаном. «Здесь вкусные персики» — Кёнсу отправляет сообщение и медленным шагом направляется вдоль улицы. Сегодня всё-таки можно немного отдохнуть. * — На вашем месте я бы выбрал розовые, они со вкусом клубники и лимона, — раздаётся голос над ухом и Тэян, испуганно вздрогнув, оборачивается. За ним стоит священник, архиепископ, если он не ошибается в символике узоров на рясе, и смотрит на него с лёгкой улыбкой. Тэян на долю секунду теряет дар речи, думая лишь о том, что это не совсем правильно, когда красивые люди посвящают себя церковной службе: любая мысль не в ту сторону — грех, а архиепископ перед ним сногсшибателен. Кажется, про него утром говорил Давон, читая сводку новостей, пока они завтракали на балконе у Ёнбина? — Святой отец? — Тэян берёт себя в руки и выпрямляется. — О, прошу, — священник выдыхает и усмехается, — давайте без формальностей. Для вас, Тэян, просто Ыну. Тот хочет кивнуть, но застывает: — Я не представлялся. В ответ Ыну лишь улыбается, и в его зрачках плещется золото: — У меня хорошая память. Госпожа Сола благоволила вам, а после вы очень часто появлялись в разного рода сводках. Вас сложно не запомнить. — О, — Тэян выдыхает и тут же расслабляется — ну надо же, его кто-то запомнил ещё с тех времён. Правда, сам он не помнит ни одного человека, с которым госпожа Сола его знакомила… Быть может, это бы как-то сыграло ему на руку. Он отвлекается от их разговора, чтобы всё-таки купить несколько местных сладостей, розовых, которые ему заботливо складывают в небольшую бумажную вазочку, на что он благодарит продавца и возвращает своё внимание к Ыну. — Вы о чём-то хотели со мной поговорить? — спрашивает он. Это выглядит как минимум странно, как максимум — просто не смешно, потому что первый не известный ему человек, который подошёл к нему познакомиться — священник, а он за все эти дни даже в храме ни разу не был, хотя Джухо сказал, что там очень красиво и ощущается какое-то невесомое спокойствие, они с Чеюном просидели там половину дня, наслаждаясь безмятежными мелодиями и атмосферой вокруг. — Просто захотел познакомиться, — Ыну бесцеремонно берёт одну из сладостей у Тэяна. — Мы часто с вами пересекались в прошлом, но ни разу не разговаривали. Он кладёт сладость в рот, как бы невзначай касаясь языком кончиков пальцев, и Тэян совершенно теряется, не зная, что ему сейчас делать. Это выглядит очень смущающе, но оторвать взгляд он почему-то никак не может. — Я никогда вас не замечал, — отвлекаясь, всё-таки отвечает Тэян; его тон ровный, но, по ощущениям, крыша едет колоссально. — Священнослужители и не должны выделяться, разве нет? — он улыбается. — Чего не скажешь о вас, — вырывается у Тэяна случайно и он тут же жалеет о том, что не остановил себя вовремя, но улыбка Ыну на это лишь теплеет, а золото в его глазах будто становится ярче. Почувствовав страшное смущение, он спешит ретироваться из этой неловкой, по его мнению, ситуации и говорит, что его уже ждут (что, вообще-то, правда — они договорились встретиться с Роуном через десять минут на причале, у них сегодня великие планы), а затем поспешно уходит, оставив Ыну смотреть ему вслед. Тот несколько мгновений наблюдает за тем, как быстро Тэян пытается сбежать подальше, а затем чувствует, как его легко хлопают по спине, и моментально приходит в себя из неведомого транса. — Решил приударить за новой игрушкой главнокомандующего? — рядом с ним с одного бока оказывается Мунбин, а с другого, словно змея, обняв его руку, Санха. Эти двое никогда не дадут ему покоя. — О чём вы? — у Ыну кружится голова и перед глазами мигают цветные точки, он не совсем помнит, как в принципе оказался здесь. Пятью минутами ранее он был у голографического промо сегодняшней программы на день и думал сходить на симфонический оркестр через пару часов у водохранилища, а сейчас стоит возле лавки со сладостями и его две зазнобы несут какую-то чушь. — Разве не ты сейчас разговаривал с ранее одним из самых разыскиваемых пиратов в галактике Ю Тэяном? — голос Санха над ухом звучит как самый ужасающий и обольстительный яд. — Или назначенный архиепископ решил начать свою службу со лжи своим самым близким друзьям? — в словах Мунбина тот же яд, но в улыбке одни лишь яркие, слепящие искренностью звёзды. Если у обычного человека на плечах сидят ангел и демон, то в случае Ыну демонов двое, причем самых отвратительных, несносных и скверных из всех, что есть в Аду. Где он успел так нагрешить за всю свою жизнь, он не представляет. — Я правда не понимаю, о чём вы, — ему неловко от общей картины того, как он наверняка выглядит — священник с двумя сотрудниками лаборатории по обе стороны от себя, какой кошмар и ужас, пятно позора на его чистой и белоснежной, как лист бумаги, репутации. Ыну освобождается из их хватки и прикладывает руку ко лбу. Голова всё ещё кружится, но хотя бы пятна перед глазами исчезли. — Вы ничего на мне не испытывали сегодня? — спрашивает он, устало выдыхая. — Нет, — честно признаётся Санха, — сегодня нет, — и улыбается. У Ыну даже нет подходящих слов, чтобы описать то, что происходит у него внутри. Возможно, просто временное помешательство, возможно, аллергия — он не представляет, но на всякий случай стоит обратиться к врачу. Это ведь не совсем нормально, когда он теряется в пространстве и не помнит последние минут пять, верно? Ещё и эти двое несут какой-то бред… Впрочем, последнее происходит на постоянной основе, ничего нового. Ыну опять смотрит в ту сторону, куда был направлен его взгляд, когда он пришёл в себя, и пытается проанализировать, что произошло, но ничего не приходит на ум и никого из знакомых не видно. Ерунда какая. — Пойдёмте, господин священник, — Мунбин мягко берёт его за локоть и тянет на себя, смеясь. — Кое-кто явно перегрелся на солнышке. Может, выпьем? Или тебе уже совсем нельзя? * Когда Тэян добирается до причала с местными сладостями в руках, Роун уже ждёт его, нервно поглядывая на наручную панель. Его немного взволнованное лицо выдаёт его с головой и это чудом не разбивает сердце, потому что то, как он беспокойно осматривает толпу и вздыхает, заставляет Тэяна поспешить к нему, чтобы избавить от эмоций, которые тот не должен испытывать в такой замечательный день. Тогдашнее исчезновение не могло не оставить на Роуне столь сильный отпечаток, и Тэяну очень хотелось бы отмотать время назад и сделать всё, чтобы этого не произошло, но всё вокруг в мгновение ока исчезает, стоит только подойти ближе. Нежная улыбка облегчения расцветает на губах Роуна, когда Тэян зовёт его. — Ты опоздал, — констатирует он, но всё так же улыбается. — Разговаривал с новым архиепископом, — Тэян пожимает плечами, решая, что этого будет достаточно и рассказывать про то, что разговор был странный, совершенно необязательно. — Звали на службу? — Вроде того, — он отшучивается и протягивает Роуну несколько сладостей. — Волнуешься? — Ты о чём? — тот берёт угощение, рассматривает его и на мгновение забывает истинную причину, по которой они вообще пошли на эту прогулку. — А… Я чуть не забыл, зачем мы здесь. Нисколько, если честно. — Я рад, — честно отвечает Тэян. Это правда было для него очень важно. Ему хотелось прекратить бессмысленные волнения и проблемы с доверием нормальным разговором и встречей, которая могла состояться только сегодня, потому что с плотным графиком довольно тяжело найти пару часов для свободной прогулки, пускай и под наблюдением не слишком хорошо спрятавшейся охраны. — Не волнуйся, — вдруг говорит Роун. — Я буду хорошо себя вести. Его свободная ладонь касается запястья Тэяна и это вызывает улыбку. — Тэян, — чужой голос раздаётся прямо в голове или где-то над ухом почти интимно. Тот оборачивается немного дёрганно, но прямо за ним никого нет, а вот в нескольких метрах позади расслабленно шагают Чонин и Сехун. Это была идея Тэяна. Он решил, что будет вполне неплохо, если они сходят куда-то прогуляться. В конце концов, уже ни для кого не секрет, что главнокомандующий поддерживает связь с бывшими пиратами (в одной из статей, которую Тэян читал на днях, кто-то написал, что бывших пиратов не бывает, и с этим очень хотелось бы согласиться), поэтому в том, что они встретятся, нет ничего ужасного для чужой репутации. Чонин согласился весьма охотно, сам начал предлагать места и маршруты, куда они могут пойти, но в какой-то момент резко замолчал. «Ты ведь предлагаешь не вдвоём куда-то сходить, да?» — спросил он тогда по видеосвязи, при этом выглядя несколько расстроенным. Конечно же, нет, это не входило в планы Тэяна. В первую очередь он хотел, чтобы Роун перестал волноваться за его состояние и поближе узнал Чонина. Не то чтобы это позволит ему доверять, да и не сказать, что сам Тэян ему очень доверяет, но во всяком случае встреча была бы полезной для всех. Чонин на это кивнул и спросил, не против ли тот в таком случае, если с ними сходит Сехун — и с этого момента всё стало похоже на планирование двойного свидания, с тем лишь отличием, что Тэян и Роун меньше всего похожи на пару. Так ли это? Тэян много раз об этом задумывался. Они всегда вместе, иногда спят в одной кровати, много обнимаются, заботятся друг о друге, но ведь это то, что делают и обычные друзья, верно? Джухо как-то сказал, что ему грех жаловаться и пора взять дело в свои руки, потому что потом может стать слишком поздно, но что это значит, так и не объяснил, оставив Тэяна наедине со своими бунтующими мыслями о том, что будь хоть что-то, что дало бы ему понять намерения Роуна, он бы согласился на всё, что тот ему предложит, но Роун не предлагал. — Чонин! — улыбка на лице Тэяна появляется так быстро, что секундный испуг моментально растворяется в тёплом шоколаде радужек чужих глаз и мягкой улыбке, тронувшей губы. Тэян чуть было не роняет сладости, которые еле-еле успевает подхватить Роун, и ненадолго забывает, как дышать. Наверное, совсем уж глупо получается, что он продолжает плавиться под чужим взглядом и аурой, чувствовать, как его кровь закипает, а всё тело готово вот-вот упасть в объятия Чонина… Это звучит ужасно и несправедливо по отношению к Роуну и совершенно не сходится с мыслями самого Тэяна, когда он осознаёт, что всё, что он чувствует, совершенно не соотносится со здравым смыслом, который остался единственным, что поддерживает дистанцию, которую они соблюдают. — Рад тебя видеть, — улыбнувшись и заслонив собой солнце, поприветствовал Чонин. — Очень рад видеть и тебя, Роун. Он протягивает ладонь, но тот лишь кивает, не встречая её своей, заставив Чонина в неловкости поджать губы и с досадой сжать пальцы. Неловкий момент не продлился долго, Чонин вновь улыбнулся и представил Сехуна — с ним Роун был более доброжелателен, пожал ему руку и даже сказал, что рад встрече. Такой без пяти минут плевок в сторону Чонина оставил неприятный осадок, но расстраиваться из-за него не было времени: они собирались насыщенно провести вечер, пока у них ещё есть на это время и внезапные правительственные дела не отняли Чонина у Сехуна и Тэяна. Как маленькому ребёнку в отделе со сладостями, Чонину было сложно определиться с выбором, что ему хочется в той или иной день, но когда Тэян сказал ему, что не хочет их встречи наедине (это всё равно было плюсом, плещущая в нём энергия свела бы Чонина с ума раньше, чем он успел бы подумать, что делает, как только они оказались бы наедине, без лишних глаз и ушей — надо срочно что-то с этим делать, но не сейчас, сейчас у него не то что нет идей, у него не особо-то и желание есть заниматься этим вопросом; в конце концов, такие вещи добавляют определенную остроту) ему пришлось принять поражение и смешать то, что однажды уже попробовал, получив кучу неприятных угрызений совести и тяжёлый взгляд Сехуна. Сейчас не должно было произойти чего-то подобного, но поначалу обстановка была не из лучших. Сехун, не особо привыкший говорить слишком много, прекрасно поддерживал беседу, оставаясь чуть позади, вовсе не расстраиваясь таким мелочам, пока Чонин и Тэян не могли наговориться, обсуждая впечатления от праздника, будто если они по десять раз не обговорят, какие крутые фейерверки были на второй и третий день, произойдёт нечто из ряда вон — и эта потрясающая обстановка омрачалась одним лишь молчанием Роуна, идущего рядом с Сехуном и совершенно не знающего, что ему можно сказать и как правильно влезть в разговор. Годы обучения самым разным предметам с невероятным количеством преподавателей будто разбились о непреодолимую стену из лучезарной улыбки Тэяна и мягкой — Чонина, которыми они то и дело обменивались между собой. К тому, что от такой незначительной детали можно услышать, как по сердцу начинают ползти трещины, его никто никогда не готовил, потому он остался совсем безоружным в ситуации, когда у него один шаг до полного сумасшествия. — Роун, — Чонин обращается к нему внезапно, и его голос сразу же выбивает из колеи тёмных мыслей, — какую кухню предпочитаешь? Тот, не совсем понимая, к чему вопрос, растерялся: — Что? — Я хотел предложить сходить куда-нибудь поесть, но из всех присутствующих только твои предпочтения в кулинарии остаются для меня загадкой. Чонин слишком дружелюбный, спокойный и милый, такой, каким его привыкли видеть на всяких интервью с политической подоплёкой, куда он приходит в очередной раз поддержать интересы президента и рассказать об успехах и военной мощи Солнечной системы, не забывая при этом поделиться какими-нибудь пикантными подробностями своей жизни, оставляя за собой последний голос в выборе темы для первой полосы таблоидов к следующему утру. В его словах не слышится фальши, но и от правды там нет ничего — Роун в сомнениях. Неприязнь, вызванная желанием защитить Тэяна, с каждой секундой, проведённой в чужом обществе, взращивается с неимоверной силой, он еле останавливает себя от того, чтобы не озвучить какую-нибудь отвратительную колкость, но вовремя смотрит на Тэяна. В чужих глазах плещется беспокойство и безмолвная просьба дать этому вечеру шанс, и Роун сдаётся. — Я не привередлив, наши с Тэяном вкусы схожи, — отвечает он, взяв себя в руки и даже улыбнувшись той дежурной улыбкой, которой его учили всё детство и юность. Кто знал, что она пригодится лишь в подобных обстоятельствах. Чонин выбирает небольшой ресторанчик где-то на востоке в тихом районе, где мало туристов и местных — последнее, конечно, сугубо формальность. Число его охраны, маскирующейся под отдыхающих, выдаёт истинную причину тихой обстановки вокруг. Никто не смеет нарушить покой главнокомандующего, пока он обедает, тем более когда он в сопровождении гостей. Наверняка это не попадёт ни в одну сводку — их так тщательно охраняют, что ни один журналист не осмелится даже фотографию сделать, но вот был бы скандал… Подумать только! Главнокомандующий ходит на ужин с бывшими пиратами! Скорее всего, в заголовке значилось бы нечто вконец абсурдное в стиле: «Бывших пиратов не бывает, это заговор и раскол политической системы, вся безопасность галактики под угрозой!». Сущий бред, но это именно то, чего стоит ожидать от любых около-политических изданий. Жёлтая пресса просто написала бы полнейшую ерунду, которая в любом случае склонилась бы в сторону обсуждения личной жизни главнокомандующего, как будто в нынешних обстоятельствах это самая важная тема. Их обед проходит спокойно. На удивление Роуна, Чонин оказывается довольно интересным рассказчиком. Он поделился парочкой отвлечённых историй и всё это время выглядел настолько довольным и поглощённым беседой, интересуясь при этом мнением каждого за столом, что на мгновение пробежала шальная мысль о том, что он не так уж и плох, как кажется. Возможно, Роуну правда стоит послушать Тэяна и пересмотреть своё мнение, он даже хотел наконец раскрыться и рассказать какую-нибудь забавную байку сам, но посреди очередного рассказа Чонина о том, как он однажды глупо опозорился в начале своей карьеры, его бесцеремонно прервали. Неожиданное мягкое прикосновение к бедру выбило Роуна из колеи. Он опустил взгляд и увидел, как кончики чужих пальцев мягко перебирают ткань его брюк. Поднятый удивлённый взгляд остался не замеченным никем, даже самим Тэяном, чья ладонь продолжала подниматься вверх по бедру, пока не оказалась на нём полностью. Кожу под прикосновением начало жечь даже сквозь ткань, а дыхание сбилось так, будто он никогда не был в подобных ситуациях. Нет, было всякое, отец брал его на массу приёмов, мужчины и женщины трогали его за плечи, руки, бёдра в качестве родительских прикосновений, но иногда они были… не совсем такими. Сложно сказать, что он привык к подобному обращению, но это было не то, это не было прикосновение того, от кого всё тело пробивает дрожь, а сердце стучит так быстро, что можно сойти с ума от пульсации крови в висках. Ему приходится сделать несколько больших, но достаточно медленных глотков из стакана с водой прежде, чем его смешанные в кучу мысли прервал вопрос Чонина: — Роун, не против, если я украду Тэяна на один танец? Музыка в заведении сменилась на около-танго. Роун не успел сообразить, только кивнул. Его душа вернулась в тело, стоило руке Тэяна исчезнуть с его бедра — его как холодной водой окатили. Чонину необязательно было просить разрешения, но он это сделал, а Тэян лишь благодарно улыбнулся своей самой мягкой улыбкой и принял поданную ему руку, чтобы подняться и отойти чуть дальше, где больше свободного места без столиков и нет возможности помешать персоналу. Стоило им двоим встать близко друг к другу, вокруг будто что-то взорвалось — по крайней мере, Тэян точно почувствовал, что сквозь него прошла волна энергии, взбудоражив его и заставив всё тело покрыться мурашками. На совсем уж короткое мгновение, когда Чонин положил ладонь ему на талию, Тэяну показалось, что вокруг них цветными пятнами парят невесомые сгустки энергии мягких розовых оттенков, похожие на мыльные пузыри, переливающиеся под солнцем. Они кружатся, врезаются в плечи Чонина, медленно разбиваются на десяток маленьких фрагментов и растворяются. Тэян зажмурился и вновь распахнул глаза — только тогда наваждение, кажется, прошло, а Чонин продолжал улыбаться так же тепло, как и до этого, и было в этом всём — и в улыбке, и в танце, — что-то такое, что Тэян никакими словами не мог объяснить, но ему очень хотелось подобрать нужные, чтобы описать хотя бы себе, сколько всего он испытывает, пока его ладонь находится в чужой, а в глазах напротив мягко переливается столько чувств сразу, что прочитать чересчур сложно, но каждое из них охватывает сильно-сильно, почти до мнимого опьянения. — И тебя это не задевает? — спрашивает Роун, отвернувшись к Сехуну. — А должно? — Сехун, потрясающий в своём спокойствии, легко улыбается и продолжает есть своё блюдо. — Не знаю, — Роун честно пожимает плечами. На самом деле, да, выходит глупо. Они же не целуются перед ним и в принципе не происходит ничего из ряда вон, однако неприятное чувство начинает давить на него так внезапно, что он забывает, какие остро-сладкие эмоции клубились в его мыслях парой минут ранее. — Не происходит ровным счётом ничего, что могло бы меня разозлить или расстроить, — говорит Сехун. — Тебе тоже не стоит надумывать, а лучше взять и сделать что-нибудь самому, чтобы таких ситуаций больше не повторялось, — его улыбка становится чуть игривой и почти заговорщической. Открывающиеся новые краски в его собеседнике интересные, но Роуну хочется спросить, что он имеет в виду, однако и без того всё предельно понятно, достаточно, чтобы не пытаться отгородиться глупыми вопросами, выставляя себя полнейшим придурком. Хочется ли ему на самом деле перейти черту, встать, отодвинуть главнокомандующего и пригласить Тэяна на танец именно с ним? Прижать его к себе, мягко поцеловать тыльную сторону ладони и посмотреть на него с такой любовью в глазах, чтобы Тэян больше не видел ничего вокруг, но… Удушающее гневливое ощущение ядовитой стрелой пронзило сердце Роуна, стоило ему только подумать о том, чтобы наконец встать. Оно плющом моментально разрослось по венам, оплетённым удушающими стеблями, заставляя лишь глупо смотреть на то, как тепло улыбается Тэян, как смеётся над какой-то шуткой Чонина, как тот сжимает его ладонь в своей и дарит улыбку в ответ — гадкое, неприятное чувство, будто управляемое кем-то совершенно другим, тянущим за ниточки, держащим лицо Роуна неотрывно от всей этой картины, чтобы тот был не в силах отвернуться, не покидало его совсем. Душило, стягивало горло цепью, ему нужно было на воздух. — Роун? — сейчас голос Сехуна звучал по-настоящему обеспокоенно. — Да? — он включился внезапно, как будто давящий шум в его ушах резко выключился и вернул все привычные звуки и краски. — Всё в порядке? — не сказать, что тот выглядел слишком заинтересованным, но звучал вполне искренне для того, чтобы правда поверить, что вопрос был не просто из вежливости. — Да, просто задумался. Всё хорошо, — Роуну чужая искренность вовсе не помешала натянуть дежурную улыбку, пока он всё ещё ощущал это медленно ускользающее чувство тревоги и гнева. * Честно сказать, фильтры Ёнбину надоели. Это удобно с точки зрения того, что никто не обращает на него внимания — очередной знакомый Шону, очередной военный или приближённый к тусовке главнокомандующего. Его, может, почти ничего и не выдавало бы, если бы на эту прогулку грузом не поспешили Хвиён и Чани, которых услужливо пригласил сам Шону, заявив, что гулять полезно. На самом деле, все остальные были при делах, а из команды Ёнбина попросту отсеялись или уже где-то гуляли. По крайней мере, когда он предложил пойти с ними пройтись по ещё шумным улицам и посмотреть на парочку уличных представлений, отель отозвался тишиной. — Так как ты пришёл к тому, чтобы стать пиратом? — спрашивает Шону, наблюдая за тем, как Хвиён и Чани пробуют специи. — Не знаю, — тот пожимает плечами. — Оно как-то само. Это было вроде и не слишком давно, однако любые воспоминания о тех временах начали размываться под тонной событий, которые произошли после. Ёнбин помнит, как возводились некоторые районы Гавани, как он ходил по ещё слабо населённым кварталам и искал хоть какую-то работу. Ему не повезло родиться в условиях полнейшей нищеты под Нептуном, но повезло получить пропуск в Гавань и её гражданство, если его таковым можно было назвать. Гавань всегда была открыта для любой прослойки населения системы: преступников, нищих, беженцев, коррумпированных чиновников, преследуемых властью, тех, кому некуда было идти — в те годы Ким Чунмён только стал президентом, война за независимость Гавани ещё не наступила. Это был проект главнокомандующего Чжана, способ избежать насилия, рука милосердия или что-то вроде того. Кто мог тогда знать, что, уйдя в отставку, ему придётся бороться за то, чтобы его детище осталось нетронутым политикой Центральной станции? Кто вообще во всей Системе мог представить, что он будет жертвовать каждой частью своего тела, чтобы люди, приказы на преследование которых он подписывал лично, жили в спокойствии? Никто, ни Ёнбин, ни кто-либо ещё, не могли даже вообразить, чего будет стоить господину Чжану островок надежды посреди бескрайнего космоса. То было время, когда Ёнбин только начинал с мелких краж торговых шаттлов, небольших заказов на добычу информации и подобного не слишком весёлого досуга, который позже помог ему стать тем, кто он есть. Возможно, оглянувшись назад, он бы пожалел о том, что пошёл дальше, стал брать больше заказов, делать серьёзные вещи, убивать, поджигать, взрывать и пытать людей — деньги не пахнут, но иногда Ёнбин думает, стоило ли это всё того, что он имеет сейчас? Отвечая самому себе на этот вопрос, он думает, что, скорее всего, да. Без всех этих пугающих, ужасных и кровавых вещей, присыпанных валютой, он бы никогда не встретил ни свою команду, ни Айрин. Вновь осёкшись на мысли о ней, Ёнбин возвращается в реальность, где нет строящихся маяков Гавани и красивой улыбки, размытой болью от будто вырванного сердца. — У меня не было выбора, — говорит он. — Я был не из тех, кто может поступить куда-то и наладить свой быт в районе Сатурна со средней зарплатой, женой, детьми и прочими прелестями стабильной жизни. — Да уж, — Шону по-доброму усмехается, — не от хорошей жизни становятся пиратами. — А ты? В этот момент Хвиён громко чихнул, сдув горсть специй на лицо Чани, чем вызвал улыбку и у Шону, и у Ёнбина. — Спрашиваешь, как я стал капитаном отряда при главнокомандующем? — Шону снова улыбается. — Всё просто — мне предложили и я согласился. Хотя… если бы я знал, как иногда тяжело проследить логику между приказами начальника, я бы, скорее всего, отказался, — и смеётся. — С ним бывает настолько сложно? — Ёнбин задал этот вопрос и сам себе удивился, как будто не видно, что с главнокомандующим не может быть иначе. Он слишком непредсказуем в своих решениях и в нём это, наверное, самое пугающее. Скорее всего, с любым другим на этой должности воровать и творить другие безобразия в Системе было бы проще, исключая мистера До, конечно — будь тот на посту главнокомандующего, Ёнбин вряд ли дожил бы до этого времени, так что ему даже повезло. — Не сказал бы, — Шону поджимает губы. — Ты должен был понять, что он своеобразный. Иногда пугающий, иногда слишком смешной. К таким людям сложно найти подход. Ещё и его это коллекционирование непонятных вещей… Не знаю, что об этом и думать, но платит он хорошо. Это, наверное, самое главное. — В моём деле это определённо самое главное. — Если бы он платил тебе, работал бы на него? Ёнбин задумался. Главнокомандующий предлагал ему дружбу, предлагал ему сделку, но он отказался. Не потому, что ему сложно доверять или из-за того, что награда может быть не такой большой, просто она вовсе того не стоит. Да, деньги точно не пахнут и Ёнбин определённо взялся бы за любую работу, которую ему бы предложили, но когда дело касается чести и совести — это совершенно другой разговор. — Он предлагал, — Ёнбин отвечает почти бесцветно. — Это дело принципа, к тому же я всё ещё в том положении, когда у меня есть возможность выбирать между заказчиками. За всё то время, что прошло от снятия нас с розыска, мне поступило примерно семнадцать предложений заказов на дела, за которые предлагают такие суммы, которые даже я никогда раньше не видел. — Хочешь сказать, в любой момент возьмёшься за старое? — в этой фразе не было ни капли агрессии или предупреждения, но Ёнбину всё равно стало некомфортно. — Оно им и не становилось. Я всё ещё в деле, пока что у меня первый в жизни отпуск, — ему попросту нужно прийти в форму, пока это оправдание работает. — К спокойной жизни можно привыкнуть так же быстро, как и ко всему хорошему. У Ёнбина никогда не было спокойной жизни. Быть может, раньше, когда он был совсем молод и обходился без преступлений, её можно было такой назвать, но эти времена он почти не помнит. Постепенно их отголоски растворяются в его памяти, оставляя лишь образ засушливого климата под тогда ещё одним ярким солнцем Гавани посреди парковки для мотоциклов и тень химии от лимонада на языке. Сейчас всё по-другому, сейчас он мыслит иначе и, кажется, совершенно не знает, как можно жить без постоянных вспышек адреналина. Возможно, с Айрин было бы по-другому, но та часть его жизни тоже осталась где-то далеко, лишь в его воспоминаниях. — Я не привык долго сидеть на одном месте, — с улыбкой отвечает Ёнбин. — Как насчёт пойти перекусить? Я плачу. * — Мы принесли немного фруктов! — кричит Давон, как только открывается дверь. Он такой громкий, что Чани приходится зажмуриться, чтобы ненароком не оглохнуть. Инсон рядом выглядит чертовски уставшим, но уж очень довольным: в его руках ещё два пакета с какими-то сладостями, напитками и закусками — вот уж кто на славу провёл предпоследний день здесь. На самом деле, до конца фестиваля осталось ещё два дня. Завтра всего лишь кульминация и закрытие. Обещают большой праздник: фейерверки, угощения, выпивка, много танцев и развлечений по вкусу, президент выступит со своей речью — и всё это до самого утра, самый запоминающийся и многообещающий день всего праздника. Не то чтобы до этого было скучно, по крайней мере все из команды остались довольны и рады. Согласиться полететь сюда и провести время вместе действительно было хорошей идеей. Тэян забирает у Давона пакет с фруктами и начинает их раскладывать, чтобы после помыть и нарезать. За эти несколько дней они ещё не собирались всей командой. Небольшими компаниями — да, но так, чтобы все вдевятером… То энергии не хватало, то кто-то был занят чем-то другим, то спал — всё вполне можно было понять, они несколько лет не отдыхали раздельно, существуя чуть ли не как единый организм. В этом были и свои плюсы, и минусы. Один из явных примеров в обеих категориях одновременно — никто из них никогда не бывает один. Иногда просто нужно посидеть одному наедине со своими личными тараканами и не загружать этим кого-то другого, но, как это чаще бывает в большой семье, такое себе можно позволить очень редко. Всегда найдётся кто-нибудь, кто окажется рядом и попытается заполнить собой и своими шутками или разговорами всё пространство вокруг. Это не так плохо, к этому привыкаешь, но поначалу казалось, что вот-вот сойдешь с ума. — Сегодня на рынке просто ажиотаж, — выдыхает Давон и достаёт из кармана какую-то безделушку, прежде чем снять рубашку и остаться в одной майке. — Только не говори, что ты украл какой-то кулон… — Инсон смотрит на него взглядом великомученика. Сидящий рядом и наблюдающий за ними Чеюн только усмехнулся — что-то вообще не меняется и это очень хорошо. — Лучше! — довольно восклицает Давон. — Я украл девять. — О боже… — Инсон закрывает лицо руками и делает громкий выдох, больше похожий на сдавленный крик. Тэян вздыхает вместе с ним и продолжает мыть фрукты. — Может, тебе помочь? Рядом оказывается Роун. Сегодня он выглядит намного лучше, чем вчера вечером. После встречи с Чонином и Сехуном он был слишком молчаливым и замкнутым, но так и не объяснил, что именно произошло. Возможно, ему просто нужно немного времени, чтобы разложить по полочкам всё, что его волнует, и потом он обязательно объяснит, но на это слишком глупо надеяться. Ни разу ещё не было такого, чтобы он раскрывал свою душу прежде, чем сам поймёт, как это подать. Иногда всё заканчивалось обычным замалчиванием в связи с исчерпавшимся конфликтом или вроде того — издержки жизни в его семье, сам говорил, поднимать избитую и забытую тему нет никакого желания. Тэян и не торопил: если ему надо что-то обдумать, то заставлять говорить он точно не будет, даже если пройдёт достаточно времени, чтобы вновь поднять эту тему. Сложность лишь в том, что Тэян осознаёт простую истину — его тянет к Чонину сумасшедшим коктейлем из чувств и эмоций, которых он никогда не испытывал в таком количестве, его тело буквально влечёт к нему, жаждет каждого прикосновения, а мозг и вовсе будто взрывается, стоит ему оказаться рядом. Тэян не уверен, что это любовь, возможно, он просто болен, как и сказал Хвиён, и ему попросту нужен отдых и витамины, но… Даже мысль о следующей встрече обволакивает сердце таким приятным, тянущим предвкушением, что Тэян вовсе не знает, что с этим делать. Если команда сейчас разойдётся, Тэян убежит на другой край Вселенной, чтобы больше не ощущать эту необъяснимую тоску, но пойдёт ли за ним Роун? Согласится ли он полететь в неизвестность в попытках избавить его от непонятных чувств, велящих сорваться обратно к Чонину? Кажется, после этой встречи влечение стало просто невыносимым. Тем не менее, общество Роуна греет своей привычной теплотой и мягкостью. Сердце замирает, отзываясь на тембр его голоса, будто и не было всей этой бесконечной вереницы дурацких событий, образовавших между ними пропасть. Если бы не Чонин… Тэян сдувает прядь волос с лица, отгоняя все эти мысли. — Можешь нарезать яблоки, — отвечает он с лёгкой улыбкой. — Я поставил тарелки. Рядом мельтешил Джухо, нося ингредиенты для соуса. Чеюн выпросил в ресторане на первом этаже гриль, используя всё своё природное обаяние, поэтому они смогли насладиться вкусными ароматами мяса, чтобы позже в очередной раз попробовать фирменное блюдо Чеюна, которое он готовит только по особым случаям, потому что во все остальные он просто ненавидит стоять и монотонно делать маринад. — Почему не готовишь печенье в этот раз? — Роун всегда умел обращаться с ножами и его быстрые движения во время нарезки яблок заставили Тэяна отвлечься от мытья других фруктов, заливая всё вокруг каплями воды. — Чеюн не смог выпросить перенести плиту к нам, а тусоваться на кухне ресторана я не очень хочу, — честно признался он и принялся отряхивать рубашку. — К тому же, в отеле вкусные десерты. Проще взять что-то у них, чтобы не тратить время. — Не поспоришь, но всё равно жаль. Давно не ел твоих блюд, — его лицо украсила нежная улыбка и Тэян на мгновение замер, выключая воду. — Может, когда вернёмся в Гавань, что-нибудь приготовишь? — Только если пообещаешь, что ты тоже мне что-нибудь сделаешь и я успею это попробовать до того, как Хвиён и Давон всё съедят. По рукам? — Тэян улыбается с вызовом и протягивает ладонь для рукопожатия, чтобы закрепить спор. — По рукам, — соглашается Роун, и тепло от его ладони мурашками разливается по всему телу. Наверное, если бы Чани и Хвиён не решили устроить пару химических опытов с коктейлями и разными добавками с рынка, процесс подготовки к посиделкам прошёл бы гораздо быстрее, пока Ёнбин не начал засыпать возле гриля, а Давон внезапно не понял, что ещё чуть-чуть — и его энергия на сегодня попросту закончится в самый неудобный момент ещё до того, как они начнут ужинать. К счастью, мясо вскоре было готово, как и закуски с напитками, поэтому все уселись в номере Ёнбина и приступили к еде. Спокойные разговоры о впечатлениях, празднике, интересных достопримечательностях и покупках — это то, чего так не хватало каждому из них, потому что даже несмотря на то, что они двадцать четыре на семь вместе, такие вечера — большая редкость, если они не в Гавани. Последний раз, когда они устроили что-то подобное за пределами заправки, случился, когда они прилетели к Сатурну посмотреть на гонки. Тогда им ещё не ограничили доступ, а Ёнбина встречали как самого дорогого гостя, потому что мистер Со всё ещё был на свободе, а господин Кан имел тесные связи с полицией. Сейчас ничего из этого нет: мистер Со — в Афине, господин Кан оборвал контакты и получил в подарок некрасивый шрам на щеке, а «Эс-эф» достался запрет на посещение гонок. Не то чтобы этот запрет вообще мог бы касаться кого-то, кроме Ёнбина, но Чеюн невовремя открыл рот и каждый получил по штрафу. Во всяком случае, это было лучше, чем перестрелка и взорванный звездолёт. Но посидели они тогда хорошо, как раз перед тем, как всё полетело к чёртовой матери. Господин Кан предоставил им бесплатную выпивку и угощения за счёт гоночной базы, даже предлагал переночевать в лучшей гостинице всей станции, однако Ёнбин отказался, как и все остальные — какое-то время ходил слух, будто о взрыве, что прогремел в той гостинице той ночью, команда Ёнбина знала. Это были пустые домыслы, но одного союзника Ёнбин всё-таки потерял. — А помните, как Роун случайно спалил нас всех, потому что уронил бумаги с чертежом склада на станции Фобоса и их поднял один из полицейских? — внезапно спрашивает Хвиён и слегка пихает в бок Чани, который в это время чуть не роняет себе на штаны кусок мяса. — Нашёл, что вспомнить, — Роун закатывает глаза и прячет улыбку в складках собственной кофты, когда закрывает лицо, чтобы никто не видел, как покраснели его щёки. Это был глупый провал. Они выбрались живыми и невредимыми, но провалили миссию и потеряли хоть и небольшую, но всё же награду. Им в срочном порядке пришлось искать что-то новое. — Да ладно тебе, — усмехается Инсон. — Было весело! По крайней мере, испытали новую взрывчатку. — Это был единственный плюс, — Давон чешет лоб и залпом выпивает бульон, оставшийся от лапши. — Зато нам не пришлось устраивать очередную перестрелку посреди жилых кварталов. — А ещё ты успел украсть несколько деталей и пачку чипсов, — заметил Инсон. — Зато Джухо с этими деталями смог починить щитки, — тот закатывает глаза, как несколькими минутами ранее сделал Роун, и весь их разговор внезапно становится очень смешным. Вспомнить прошлое вполне приятно, если обходить болезненные темы, неудачные дела и конфликты, Чани необязательно о них знать. Все молча, будто единый организм, избегали острых углов, которые могли разрушить волшебную атмосферу единения, наполненную запахами вкусной еды, специй, масел и лёгкого флёра сигарет. Тэян ненадолго задумался, что точно будет скучать, если решение примется единогласно. Сейчас они не похожи на тех, кто готов разойтись всего через пару дней, но кто знает, быть может, это просто хорошая репетиция расставания? Тэяну не хочется так думать, он аккуратно ставит посуду на стол и встаёт, жестом показывая Роуну, что всё в порядке и он просто хочет подышать. С балкона открывается живописный вид. Ёнбину повезло больше всех, несмотря на то, что комнату он выбирал последним, предоставив остальным право отобрать самое лучшее, но прогадал и по итогу всё равно победил в негласной игре, у кого будет лучшая панорама. Тэян, честно говоря, на свой балкон не жаловался. Они делили комнату с Роуном и по утрам пили мягкий кофе в тени деревьев и растений, плющом растущих вверх по стенам и ограждениям балкона, словно укрывающих их от чужих взглядов — комнату выбирал Роун и Тэяну сложно представить, с кем он мог поспорить, чтобы выбить именно её, потому что она хоть и была похожа на другие элементами интерьера и расстановкой мебели, но всё равно имела свои милые детали, как эти растения, и это делало её особенной, такой, каким хотелось бы запомнить свой островок спокойствия среди бесконечной череды неудач. В своих мыслях Тэян дал себе волю сложить два плюс два и сопоставить множество факторов, связанных с Роуном, которые сходились в одной-единственной точке — в нём самом. Это было так глупо, ведь язык любви Роуна — подарки и забота, и Тэян не единственный, кто их получает. Просто так вышло, что чаще других. Возможно, он попросту ничего не понимает, но думать о каких-то великих чувствах ему совершенно не хотелось. В конце концов, если бы они и были, разве Роун не озвучил бы их уже миллион раз? — Всё в порядке? — голос за спиной вынуждает Тэяна вернуться в реальность. Позади него стоит Ёнбин. Он держит два бокала с каким-то наверняка крепким и разбавленным алкоголем, смотрит немного обеспокоенно и потерянно, будто хотел бы что-то сказать, но не решается. — Да, — уверенно и с улыбкой отвечает Тэян, всё на самом деле в порядке. — Не волнуйся, у меня не было больше приступов, как тогда в шаттле. Конечно, это именно то, что Ёнбин надеялся услышать на свой, казалось бы, заурядный вопрос. Проще сразу объяснить, чем играть в вопрос-ответ ещё минут пять, понимая, что тот не отстанет, пока не вытянет клещами всю нужную ему информацию. С другой стороны, Тэян приврал. Он никому не рассказал ни про свои странные галлюцинации, ни про то, что в одну ночь, когда Роун засиделся за обсуждением видов нового оружия с Кихёном, он вновь увидел Это. Оно пугающе медленно приближалось к нему, давая понять о своём присутствии жуткими гортанными звуками, стуками по мебели и короткими, рваными появлениями при свете из окна. Тэян почти его не видел, лишь слышал и старался себя убедить, что это всё сон, вплоть до того момента, пока крепкая хватка не сомкнулась на его ногах, накрытых одеялом. Тогда он не мог пошевелиться, как и в другие подобные разы — страшное чудовище медленно ползло к изголовью, и Тэян был уверен, что если это всё-таки пугающая реальность, то будет грустно умереть из-за какого-то инопланетного монстра, а если это всего лишь очередной фокус его уставшего мозга, то умереть от остановки сердца — не такая уж и плохая перспектива, если он не будет мучиться перед смертью. В тот момент это, конечно, мало походило на спокойную прелюдию к гибели. Всё исчезло в одно мгновение, когда чужие пальцы нежно коснулись его щеки и убрали отросшие волосы с лица. Он не стал открывать глаза — от Роуна пахло свежими цветами и острыми чипсами; не самое удачное сочетание, но от него Тэяну сразу же стало тепло. Нечто исчезло и больше не беспокоило его, стоило только Роуну пожелать спокойной ночи и лечь рядом. (Они не обнимались, но Тэяну очень хотелось.) — А с главнокомандующим как? — спрашивает Ёнбин. Его лицо не выражало ничего, кроме бесконечного спокойствия и наслаждения редкой в эти дни тишиной улиц и слабым гомоном команды на фоне. — А что с ним? — Тэян посмотрел на него с тенью удивления. — Вы вроде как встречались. — Вы тоже, — он улыбается, и Ёнбин смеётся. — Туше, — на самом деле, ему нравились такие небольшие споры. — Я просто хотел узнать, как всё прошло. — Я понял, надо же было немного дурачка построить, — Тэян вновь улыбается. — Мы отлично погуляли и сходили в ресторан. Правда, его вереницы охранников — это совершенно новый опыт. С другой стороны, в ресторане было достаточно мест, чтобы мы сидели там только вчетвером. — О, вчетвером? — Главнокомандующий взял с собой своего помощника. — А, — Ёнбин понимающе кивнул и хмыкнул. — Мы виделись с ним лишь раз, ну, тогда… когда ты был немного не в себе. Он неловко и глупо смеётся, стараясь аккуратно обойти эту острую тему того дня, когда Тэян не держал контроль над собственным телом и даже сознанием, но тот лишь поджимает губы. — Когда я был в резиденции… — Тэян делает паузу и тяжело вздыхает, вспоминая, подбирая слова и отводя взгляд куда-то в сторону, казалось, бескрайнего горизонта, — …мы часто пересекались, но он постоянно был занят. Я так понял, главнокомандующий нагружает его всякой бюрократией, которой сам не хочет заниматься. — Главнокомандующий не похож на того, кто будет держать к себе близко хоть кого-то из людей. Я думал, что Сехун — андроид. Некоторое время они молча наслаждаются обществом друг друга, просто стоя рядом, как будто именно этот момент им и нужен был. Наверное, было бы славно попробовать сблизиться с остальными, но Ёнбину поздно об этом думать, когда они почти на финальном рубеже. На самом деле, ему хочется спросить ещё много чего, но он не знает, насколько это будет уместно. Не покажутся ли вопросы про Роуна слишком давящими? Не вызовут ли очередные уточнения про главнокомандующего головную боль и желание завершить разговор? Можно было бы воспользоваться своим временным пропуском в не-преступный мир и устроить себе пару аудиенций с главнокомандующим, чтобы познакомиться поближе, а потом устроить самый большой розыгрыш и бум за всю свою карьеру, но отчего-то хочется узнать о нём от того, кто провёл с ним больше месяца в одном доме, и уже не для того, чтобы впоследствии напакостить. Ему просто интересно. Тот, против кого он боролся столько лет в жажде получить всё и заставить Центральную станцию страдать от бесконечных выпадов с его стороны, так и оставался загадкой, несмотря на свою публичность. Было в нём что-то такое, что Ёнбин так и не смог понять даже в личной беседе. В каком-то смысле это даже пугало. Всё же ему захотелось спросить хотя бы про Роуна, как вдруг на балкон выбежал Инсон: — Тут вышло интервью с президентом, его сестрой и главнокомандующим, говорят про праздник. Давайте посмотрим? — Тебе мало того, что мы и так с ними тусуемся на одном празднике без пометки о том, что мы в розыске? — по-доброму усмехнулся Ёнбин. — Ой, да ладно тебе! — театрально поморщился тот. — Уверен, про нас тоже будут вопросы. Пошли смотреть. У них не было выбора. Интервью длилось в общей сложности полтора часа. Самые скучные моменты были перемотаны, самые смешные, где президент поддевал главнокомандующего — обсмеяны и пересмотрены по несколько раз. Тэяну нравилось сидеть вот так в компании друзей, как будто они вновь у себя на звездолёте смотрят очередное полу-интервью-полу-обращение ко всем преступникам в Системе. Было в этих посиделках что-то тёплое и приятное, отдающееся в сердце чем-то совершенно нежным… Тэяну хорошо. «Что касается небезызвестных пиратов… Они ведь тоже присутствуют на фестивале?» — вопрос от женщины, берущей интервью, вызвал громкое улюлюканье и без остатка приковал внимание команды к экрану. Президент ответил лишь лёгким кивком, а его сестра, госпожа Сола, в паре ёмких фраз объяснила, что для преступников это хорошая реабилитация и способ наладить контакты в обществе, показать, что шанс на комфортную жизнь в Системе есть у всех. Не самые удачные слова, но её мягкий голос и приятная улыбка сделали своё дело, да так, что эта информация прошла мимо ушей даже Чеюна — он только мечтательно вздохнул и сказал, что будь президент хоть чуточку таким же «секси», как его сестра, вероятно, его рейтинги были бы намного лучше. Под «секси» он, конечно же, имел в виду её благородство, просто умные слова — совсем не его конёк. Все согласились — впрочем, как и всегда. Кого-кого, а президента по праву среди них никто не любил, наверное, даже больше, чем главнокомандующего (хотя, казалось бы, куда уж больше?). «Я слышала, эта реабилитация, как вы её назвали — по большей части, заслуга главнокомандующего Кима, если говорить конкретно об этих пиратах. Это так?» — нашла, кого спрашивать. — Заслуга, ну надо же! — Давон рассмеялся, а Инсон шикнул на него, это был самый интересный момент за всё интервью. Главнокомандующий начал долго и монотонно говорить о проделанной работе, сочинив нелепую историю о том, как на самом деле убедил «пиратов» прийти к миру, как снял их с розыска и предложил такой способ так называемой «реабилитации», что-то вроде новой программы, чтобы снизить уровень преступности в Системе — всё от первого до последнего слова было пропитано самодовольством и ложью. В принципе, ничего нового. В этом и был весь главнокомандующий — показательно самовлюблённый, уверенный в себе мудак. Было даже здорово, что его проработанный до мелочей имидж для всей Системы не менялся, что бы ни происходило в Первом круге и за его пределами. «Это дело заставляет меня чувствовать себя богом», — говорит Чонин с экрана, и все как один тяжело вздыхают, только у Тэяна почему-то сердце пропускает удар, а «что-то» внутри него отзывается непонятной тягой, такой же, какую он чувствует каждый раз, когда Чонин рядом. Тэян берёт стакан воды и делает несколько медленных глотков, делая вид, что всё в порядке, но сидящего рядом Роуна непросто обмануть. Он, не подавая вида, чтобы остальные не отвлекались, передвинул руку поближе к ладони Тэяна и мягко накрыл её своей. Тэян повернулся к нему невзначай, всё ещё не отпуская стакан с водой, но Роун продолжал смотреть интервью, лишь украдкой улыбнулся. Почему-то это подействовало отрезвляюще, почти как глоток свежего воздуха. Он допил воду и без лишних слов, притворившись, будто собирается сесть поудобнее, выудил свою ладонь из-под чужой, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение переплести их пальцы. Остальная часть интервью была не слишком интересной, но они всё равно всей командой его досмотрели. Обсуждать было особо нечего: Чеюн и Джухо долго смеялись с какой-то неудачной шутки главнокомандующего, Инсон сказал, что у госпожи Солы просто потрясающий костюм, Хвиён заметил, насколько у неё здоровая кожа и ни капли тяжёлой косметики на лице, а Тэян отметил, что её венерский с каждым разом становится лучше. За исключением Чани, уснувшего на большой подушке через пять минут после того, как выключился экран, все продолжали веселиться, только, разморенные едой и небольшим количеством алкоголя, уже не так интенсивно и шумно. Наверное, каждый из них всё равно будет скучать. * Роун встретил её случайно, когда решил перед началом кульминации праздника пройтись по набережной. — Я видела тебя в новостях, — это было первое, что она сказала, подойдя к нему. — Джису? — как раз в этот момент Роун любовался отблесками на воде, и стоило ему услышать родной голос, как по телу пробежали мурашки. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это она. Его сестра. — Ты совсем не изменился. Улыбка Джису — мягкие лепестки розы, под которыми лишь острые шипы на стебле. Роун это прекрасно знает, но отрицать, что по-прежнему рад её видеть, не может. Семья никогда не была для него в приоритете. Отец вечно был занят, сестра — тоже, а брат постоянно пропадал на улицах, лишь бы держаться подальше от этого термитника — на Роуне было всё. Отец прочил ему большое будущее: учил стрелять, нанял лучших преподавателей, научил разбираться в политике и людях, сделал из Роуна живое хранилище секретов высшего общества, отправил на обучение к Юпитеру на лучший факультет межгалактических отношений, только была одна проблема — Роуну это было не нужно, поэтому он сбежал. Возможно, это было опрометчивое решение с его стороны. Возможно, он тогда поспешил и ему не стоило бросать всё, хорошенько не подумав о последствиях и о том, что назад дороги уже не будет и все его достижения, все страдания и заслуги мгновенно сотрутся, будто их и не существовало. Отец не допустит того, чтобы честь и репутацию его семьи хоть что-то запятнало. Так и случилось, потому что через неделю после побега он сказал, что теперь у него только один сын и дочь. Наверное, тогда Роун впервые пожалел о своём решении. Колкое, неприятное чувство коснулось его шеи острием ножа и обвело вокруг. Ему никогда не было так страшно, как в первые недели бездумного побега. Конечно, тогда именно неизвестность охватила Роуна удушающей паникой и совершенным отсутствием понимания, что ему делать дальше, когда всю жизнь до этого жил по заранее заготовленному плану. С другой стороны, это была она — настоящая свобода, та, что позволяла ему дышать полной грудью, несмотря на чувство, что за ним всегда по пятам следует смерть. Но истинный, полноценный вкус воли он смог распробовать, когда встретил Ёнбина, и, наверное, вернись Роун назад, то ничего бы не исправлял, даже несмотря на то, что всё, что было связано с Ёнбином, откатывало Роуна назад, к его прошлому. Это была хорошая закалка ради достойной награды. — Что ты здесь делаешь? — вопрос глупый, его бы впору услышать от неё. — Отдыхаю, — Джису продолжает улыбаться и слегка прикрывает лицо ладонью от лучей солнца, слепящих её ярко накрашенные глаза. Выглядит она просто изумительно. Роун хочет сделать ей комплимент, но почему-то останавливает себя и продолжает молчать, будто перед ним не сестра, а кто-то, кого он совсем не знает. Она слишком изменилась и казалась настолько чужой, что незримую пропасть между ними можно было сравнить с расстоянием от Солнца до Плутона. Глупо было предполагать, что могло быть иначе — они не виделись больше пяти лет. — Главнокомандующий Ким требовал усилить вооружение и разработать новые виды оружия, — продолжает Джису, не отводя взгляд. — Раньше этим занимался отец, теперь — я. Она замолчала и Роун понял, что совершенно не знает, что ей на это сказать. — Почему Тэён это сделал? — спустя мгновение всё-таки решает спросить он. — Если бы я знала, — она вздыхает, и её взгляд, до этого слегка озорной и колкий, будто потухает. — Я вернулась домой и увидела много крови и Тэёна рядом. Он не стал отрицать. Вот так коротко и понятно. Это звучало так непохоже на то, каким он запомнил Тэёна, что у Роуна в какой-то момент возникло сомнение, неприятно кольнувшее в сердце, будто предупреждая, что что-то не так, но мгновением позже наваждение испарилось, словно его и не было — в конце концов, Джису, может, и та ещё стерва, но она никогда бы не пошла против семьи, и вряд ли за время их разлуки произошли настолько невероятные перемены. — Я слышал, его посадили в Афины, — задумчиво сообщил он и посмотрел на водную гладь. Ветра сегодня не было, погода стояла спокойная. — Насколько мне известно, ты там тоже был, — в её словах не было укора, потому что, наверное, она просто всегда была из тех, кто понимал, что вся эта политика и дерьмовые межгалактические отношения — просто не для него. — В качестве того, кто пытался предотвратить освобождение легендарного Минотавра, — её интонация резко изменилась на насмешливую, она даже ухмыльнулась на последних словах. — С этим что-то не так? — вот, что остаётся неизменным — то, как он может определить, что она хочет поговорить о чём-то конкретном, всего лишь по паре слов. Это был полезный навык, когда он жил в отцовском доме, и Роун не думал, что у него будет повод воспользоваться им ещё хоть раз. — Пройдёмся? — в её улыбке сквозила сомнительность, но он всё равно пошёл за ней. Несколько мгновений Джису молчит и смотрит перед собой, размышляя о том, как правильно начать и выгоднее преподнести причину этой якобы внезапной встречи. Роун не верит в случайности и, несмотря на всю любовь к сестре, ни за что не поверит, что эта хитрая стерва подошла к нему просто поболтать про погоду и еду в ресторане напротив. — Ты же знаешь, что наша семья всегда работала на правительство, на главнокомандующего и президента, — начала она неспеша, тщательно подбирая каждое слово (и Роуну это очень не нравилось). — Мне предложили больше, и я согласилась. — Кто? — он чертовски боялся услышать ответ, потому что сейчас только один человек во всей чёртовой Системе способен дать больше, чем президент. — Минотавр, — и её голос даже не дрогнул. — С ума сошла?! — у Роуна вырвался возмущённый смешок и он нервно запустил пальцы в волосы, пытаясь переварить этот ответ, не показывая, насколько его поразило одно лишь слово. — Ты не понимаешь, — она остановилась, повернулась к нему и на какой-то момент ему показалось, что на её лице появился испуг, но, как выяснилось, это лишь игра света и тени и, конечно же, её актёрское мастерство. — Наша семья всегда была на стороне победителей. Отец постоянно так говорил, и нам стоит придерживаться этого правила и дальше. Джису взяла его за свободную руку и посмотрела в глаза своим выученным умоляющим взглядом, который всегда действовал на всех: что на отца, что на него, что на Тэёна — против этого приёма не было ни одного оружия в их огромном арсенале и то, как она смогла разработать своё собственное, не имея ни малейших познаний в инженерии, даже пугало. Поистине талант. — Нам? — вдруг отмирает Роун и отдёргивает руку, стараясь не смотреть ей в глаза слишком долго, будто чем дольше он это делает, тем охотнее согласится на всё, что она захочет. — Да, — Джису поправляет складки платья и глядит на него более уверенно, но где-то на глубине её радужек плещется совсем небольшой, еле заметный страх. — Я хочу, чтобы ты вернулся и помог мне вести дела. К сожалению, только отец был у нас мастером во всех сферах. Мне не хватает дипломатичности, ты же знаешь, это всегда было моей слабой стороной и… — Нет, — отойдя от шока, твёрдо сказал он и развернулся на пятках, чтобы уйти (он договорился с Тэяном встретиться после обеда за пару часов до начала речи президента на церемонии закрытия — будет некрасиво, если он опоздает). Джису знала, что его бесполезно отговаривать. Упрётся в собственное мнение, пока не захочет его поменять — это вполне нормально для их семьи, но ему не стоило забывать, что они одной крови. Она лишь вздохнула и вновь улыбнулась: — Минотавр сам хочет видеть тебя в своей команде. Я понимаю, что тебе всё равно, но тебе стоило это услышать. Если не захотел, я так ему и передам. — Делай, что хочешь, сестра, — выдох вышел слишком разочарованным. — Больше никогда не подходи ко мне с предложением работать с убийцами. * Кажущиеся бесконечными потоки людей медленно стекались по улицам станции к сцене на главной площади. Сегодня там с речью выступит сам президент, такое событие всегда было волнительным. По большей части, его здесь любили — благодаря сестре, конечно, — и это не могло остаться незамеченным, когда то тут, то там можно было услышать разговоры о том, какой господин президент хороший человек. Некоторые, конечно, не разделяли восторга, и это тоже можно было понять, на его рейтинги это всё равно никак не влияло. Хоть до речи и оставалось ещё около часа, у сцены уже собирался народ, стремясь занять места повыгоднее, чтобы видеть президента во всей красе. Тэян лениво обвёл взглядом ещё нескольких человек и вздохнул. Сегодня не было ветра и стояла жара. Лёгкая рубашка его совсем не спасала, а Роун застрял в кофейне с лимонадами в паре метров от него — внутри не было кондиционеров, поэтому Тэян решил выйти. Наручная панель молчала. Многие из команды решили, что будет проще договориться встретиться где-нибудь около сцены, ведь их много и они в любом случае разбредутся, если пойдут одной большой толпой. Ёнбин сказал, что подойдёт раньше, все остальные пускай найдут его, там и соберутся — это была хорошая идея, потому что Чеюн и Джухо сказали, что Шону предложил посмотреть на новые шаттлы, которые как раз привезли на вчерашнюю презентацию как пример передовых технологий для улучшения условий жизни на Венере. Эти шаттлы не были приспособлены под бой, скорее задумывались как комфортный транспорт между станциями — только один экземпляр был боевой, больше экспериментальный, на него они и собирались посмотреть. Во всяком случае, все остальные договорились прийти точно к нужному времени. Люди продолжают сновать вокруг, разговаривать, делиться впечатлениями. Тэян ловит себя на мысли, что ужасно хочет обратно в кровать, как вдруг его внимание приковывает одна из сувенирных лавок. На её прилавке выставлены узорчатые песочные часы в удивительно красивых и необычных оправах. Песок внутри золотом переливается в лучах солнца и лениво падает по крупинке вниз — зрелище поистине завораживающее. Тэян не заметил, как буквально уставился на часы, осматривая причудливые формы и пытаясь понять, почему продавец не замечает, как в одной из моделей лопнуло стекло и песок высыпается прямиком на землю за прилавок. Хочется подойти поближе, сказать и, может, даже прикупить одни для коллекции, но сбоку послышался звук колокольчика над дверью кафе, отвлекая его, заставляя обернуться, но когда через мгновение Тэян поворачивает голову обратно к прилавку, разбитых часов там нет. Может, хозяин всё-таки заметил? — Они пытались починить терминал, — объясняет устало Роун, оказавшись рядом, и подаёт Тэяну клубничный лимонад. — Видимо, не выдержал нагрузки, очередь просто сумасшедшая. — Спасибо, — Тэян забирает стакан и тут же делает несколько глотков, в наслаждении прикрывая глаза; это то, что ему сейчас было нужно больше всего. — Я удивлён, что в последний день здесь так много людей. Неужели все так хотят послушать речь президента? — Ну, не каждый день видишь Утреннюю звезду, — Роун хмыкает и, приобняв его за плечи, идёт вперёд. — Кого? — Тэян даже поперхнулся. — Утреннюю звезду, — он усмехается. — Я слышал, как президента здесь так называют некоторые конфессии. Без понятия, почему. Людей было много, но им удавалось держаться на комфортном расстоянии от остальных, чтобы в один из моментов юркнуть в переулок и перейти на соседнюю улицу. Центр не так далеко, а времени у них ещё предостаточно, можно спокойно уделить его неспешной прогулке под солнцем и наслаждению пейзажами, которые за эти шесть дней они успели осмотреть вдоль и поперёк, пройдя по некоторым достопримечательностям несколько раз и восхищаясь архитектурой и атмосферой. Ни одно место в Системе не сравнится с прекрасной Венерой и, наверное, не будь здесь невыносимый даже по его меркам климат, Тэян переехал бы сюда безо всяких раздумий. — Ты так и не сказал, что будешь делать, если мы всё-таки решим разойтись как команда, — вдруг напоминает Тэян и облизывает сладкие от лимонада губы. Тень от невысоких домов скрывала их от палящих лучей солнца, но им всё равно приходилось время от времени останавливаться под кондиционерами, чтобы попросту не умереть от невыносимой духоты. Оставалось только надеяться на то, что возле сцены ситуация получше — может, хотя бы там будут работать стабилизаторы. — Пойду туда, куда и ты, — беззаботно ответил Роун. — Захочешь остаться в Гавани — я тоже останусь, захочешь улететь хоть к Плутону — я полечу за тобой. Тэян проморгался и непонимающе воззрился на него. Конечно, они много раз говорили о том, куда бы полетели или что могли бы делать, если бы не были пиратами, но в конечном итоге это никогда не воспринималось всерьёз, потому что Тэян не видел смысла держать кого-то рядом, тем более такого человека, как Роун. Привязать его к себе, не отпускать, вечно таскать с собой — разве это правильно? У каждого из них свой путь, но слова Роуна моментально разбили в пух и прах всё его представление о том, какие планы они друг другу построили. Их остановка случается в небольшом живописном местечке рядом с искусственным прудом и сквером. Вокруг висят фонарики, расставлены незажжённые лампадки и несколько цветочных украшений вдоль всей улицы — она ничем толком не отличается от остальных на этой станции, но есть в ней что-то такое, что заставляет чувствовать себя спокойно и комфортно. Может, дело в пруде, а может, в том, что здесь никого нет, или в далёком пении птиц, смешивающемся со звуками праздника через улицу или две, расплывающемся так, что создаётся впечатление полной тишины вокруг. — Не говори ерунды, Роун, — Тэян вздыхает и легко смеётся. — Полетишь со мной? Звучит невероятно. — Почему ерунду? — лимонад закончился и Роун выбросил оба стаканчика в ближайшую урну, а затем посмотрел на Тэяна с полным недоумением в глазах. Выглядит он чертовски потерянно, и это слегка смущает. — Честно, — Тэян поджимает губы, — я никогда не думал, что наши разговоры могут зайти настолько далеко. В плане… Я никогда не был уверен, что ты захочешь продолжить путешествовать со мной. — А почему нет? Между ними двумя расстояние — всего метр, но почему-то Тэяну казалось, что целая пропасть, хотя никакой напряжённости вовсе не чувствуется. Ветра всё ещё не было, переливы солнечных лучей красиво играли на кронах деревьев и водной глади, путались в волосах Роуна, делая их на полтона светлее — ничего, что могло бы испортить этот прекрасный день. — Я не знаю, — честно ответил тот. — Тэян, — Роун вздохнул и на мгновение опустил взгляд, а когда посмотрел на него снова, то осторожно сократил расстояние между ними, мягко обхватив его запястье. — Ты знаешь, в какой семье я вырос. Ты знаешь, что я ушёл оттуда, потому что мне не хотелось жить в мире бесконечных политических интриг и торговли оружием. Знаешь, что я чертовски устал и пиратство — это совершенно не то, чем я хотел бы заниматься, потому что оно всё равно связано с политикой, из которой я вышел, но я не свалил при первой возможности, как и планировал, только из-за того, что появился ты со своей горой вещей и внезапной зарядкой в пять земных утра. Тэян вдруг рассмеялся, но вышло как-то грустно: — Я не понимаю, — или просто не хочет понимать, потому что всё и так очевидно даже самому глупому во Вселенной человеку. Роун тяжело выдыхает, кажется, теряя надежду на то, что вся эта игра прекратится прямо сейчас и он добьётся уже хоть какой-нибудь определённости. — Во всей Вселенной нет ни одного человека, которому я бы мог довериться так, как тебе, Тэян, — продолжает он уже тише, практически переходя на шёпот, а Тэян чувствует, как его колени почему-то вот-вот подкосятся. — Нет никого, кем бы я дорожил так сильно, как тобой. До той истории с похищением мне казалось, что в жизни уже терять нечего, но если я опять потеряю тебя, я сойду с ума. Тэян поджимает губы, его дыхание становится тяжелее, он чувствует, как на его плечи будто кладут огромную ношу, которую он не в силах вынести, но не понимает, почему, даже боится поднять глаза и взглянуть в лицо человеку, который говорит, что готов ради него на всё. Выходит так глупо, наверное. Ему хочется заплакать. Роун делает небольшую паузу, прежде чем продолжить, видно, что каждое слово даётся ему нелегко: — Я не умею красиво говорить такие вещи, потому что это не переговоры и не выступление с трибуны в Парламенте, — всё так же не повышая тона; он тихо смеётся, и от этого по коже Тэяна пробегают мурашки. — Но я хочу, чтобы ты знал одну-единственную вещь… Атмосфера вокруг меняется: Тэян поднимает взгляд на Роуна и боковым зрением замечает, как вокруг будто бы поднимается лёгкая блестящая пыльца, создавая ауру волшебной романтики, а в кофейных радужках глаз напротив плещется золото — в какой-то момент Тэяну хочется отпрянуть, потому что это то, что он видел во взгляде священника на площади, и это ему не понравилось, но взгляд Роуна такой родной и тёплый, что Тэян остаётся не в силах прервать эту магию и задерживает дыхание. — Я люблю тебя, — наконец произносит он. Тэян выдыхает. Нелёгкая эфемерная ноша падает с его плеч и он по-настоящему расслабляется. Не сказать, что он не ожидал именно этих слов, всё и так было слишком понятно, чтобы предполагать нечто иное, но ему всё равно было страшно, что они окажутся непосильно тяжелы для него и он почувствует себя слишком плохо, услышав их, но сердце отозвалось теплотой, а блеск несуществующих песчинок в воздухе стал таким ярким, будто всё вокруг само по себе приобрело самые насыщенные оттенки. — Тэян? — Роун слегка наклоняет голову набок, как большой пёс, и Тэян замечает, как в его глазах потихоньку начинают тлеть те искры, что были мгновением раньше. Не медля ни секунды, прежде, чем они потухнут совсем, Тэян привстал на носочки, коснулся ладонями чужого лица и поцеловал. Согревающее, живое и мягкое прикосновение разлилось по всему телу, стоило только почувствовать, как теряющий мерцание мгновение назад Роун отвечает на поцелуй, притягивая его ближе к себе, перекладывая ладони на талию и мягко, но так чувственно сжимая пальцы на его рубашке, будто по-прежнему боясь, что всё это — лишь его глупая фантазия, которая вот-вот растворится, но Тэян запускает пальцы в его волосы, пропуская сквозь пряди, и это даёт понять, что реальность куда лучше и приятнее его домыслов. Сумасшедший водоворот из чувств обрушился на них всеми известными стихиями сразу: торнадо, ливнем, грозой посреди ясного дня, вспышкой на Солнце и землетрясением — Роун попросту не мог поверить в то, что не получил отказ и его губы касаются чужих со всей мягкостью и нежностью, той невероятной любовью, что покоилась в нём столько времени без должной возможности выйти, показать себя и одарить ею того, кто заставляет сердце и разум трепетать. Думал ли, проснувшись, Тэян, что перед речью президента в кульминации фестиваля будет целовать человека, с которым делил каюту последние несколько лет бесконечных странствий? Сегодня — нет, но иногда такая мысль, глупая, смущающая, неосторожно проскальзывала в голове, когда Роун обнимал его или когда они просто держались за руки, рассматривая через иллюминаторы проплывающую мимо россыпь далёких планет и галактик. Ему было интересно, а что, если?.. Но дальше никогда не позволял себе заходить, совершенно наивно думая, что это просто проявление языка любви, пусть и слегка своеобразное, пусть только и для него. Только вот слова Чонина в резиденции никак не вылетали из головы всё то время, как Тэян вернулся оттуда. Это было так глупо и очевидно, что страшная, горькая обида на самого себя не исчезала всё то время, пока Роуна не было рядом, пока он был где-то там, в непонятном похищении, а затем — и после, когда его личное признание было похоронено за облегчением, что Роун здесь и нашёлся. Откладывать его стало привычкой вплоть до того, что Тэян принял это как должное, из раза в раз возвращаясь к мысли, что он всё надумал и ничего нет. И никогда не было. Но, как оказалось, всё было слишком просто, чтобы пытаться увернуться от долгих отложенных разговоров. Наверное, самая великая глупость заключалась в том, что им и разговоры не нужны были, всё можно было понять и без них. Прикосновениями, нежным шёпотом прямо в губы, короткими фразами, которые страшно было сказать слишком громко, поцелуями россыпью по щекам и ладонями на них. Тэян привык всё обдумывать слишком много, но сейчас это самое «всё» было настолько правильным, что сомневаться даже не стоило. * Полуденный зной плавил всякие попытки сосредоточиться на чём-то, кроме стакана лимонада. Стабилизаторы на площади еле справлялись из-за гигантского потока людей, но Ёнбину и его экипажу грех было жаловаться — Чонин любезно предоставил им возможность побыть в вип-зоне рядом с баром и доступом к любым прохладительным напиткам, которые они захотят. «Я всё оплачу», — сказал он и улыбнулся совсем по-доброму. Ёнбину всё ещё было странно воспринимать его таким после всего того, что он натворил, будучи пиратом. Он и сейчас им является, просто… в отпуске. Да, именно так. Команда разбрелась по периметру, оставаясь в общей зоне видимости, только Джухо и Чеюн всё ещё опаздывали, а речь вот-вот должна была начаться… Музыка загремела с приветственными софитами и на сцену вышла красивая молодая женщина в официальных одеждах — мисс Чонха выглядела невероятно, ей позволили представить выход президента, прежде чем начнётся основная сценическая программа, которая продлится до глубокой ночи. Никто из «Эс-эф» или «Эм-экс» не собирался оставаться здесь так долго — лишь соблюсти формальность, а после пойти заниматься чем-нибудь более весёлым и посетить другие мероприятия закрытия фестиваля, сегодня организаторы обещают настоящий восторг и феерию. Это точно будет лучше, чем если они простоят на жаре целый день, наблюдая за выступлениями всяких известных артистов, которые на самом деле никому особо не интересны — по крайней мере, в вип-зоне, ограждённой и возвышенной на пару метров над землёй платформе. Чонха ослепительно улыбнулась, сказала пару слов о том, как прошёл фестиваль и его финальный день, представила несколько особо важных спонсоров и после с овациями огласила выход президента. Тот появился незамедлительно, улыбаясь так же лучезарно, как если бы снимался для очередной обложки какого-нибудь политического журнала. Его наряд, подобранный под жаркий климат, совершенно не стесняющий движения, открывающий мускулистую грудь и ключицы и соответствующий всем культурным канонам Венеры, смотрелся великолепно; волосы, аккуратно приглаженные назад, были украшены заколками с камнями, создающими образную видимость короны («Как неприхотливо напомнить всем, кто ты есть: десять тысяч и один совет от президента Кима» к услугам каждого, кто смотрит на него здесь и сейчас с нескрываемым восхищением). Мистер До шёл от него на расстоянии нескольких шагов, одетый в комплект, будто бы дополняющий президентский — как всегда, чтобы не перетягивать на себя внимание, но и служить отличным напоминанием, что лезть не стоит. Тэяну становится интересно, кто пишет речи президенту, ведь явно не он сам сочиняет такие красивые и пафосные тексты, от которых иногда бегут мурашки. Может, госпожа Сола или мисс Чонха, может, кто-то на стороне, но в любом случае речь слушать хотелось, хоть и сейчас было совсем не до неё, несмотря на ослепительную улыбку президента и восторженные взгляды зрителей. У Тэяна в голове были лишь бабочки от того, насколько прекрасно всё сложилось. Любой исход для их команды сейчас волновал его меньше всего, потому что по крайней мере он точно не останется один и может быть уверен, что его спину прикроют, а холодные ночи будет с кем разделить. Расставаться с друзьями неприятно и больно, но перспектива остаться совсем одному пугала его гораздо больше. Хорошо, что сейчас ему не приходится об этом переживать и он спокойно может наслаждаться праздником, не думая о том, что будет после. — Тэян, — зовёт его знакомый голос и он оборачивается, чтобы увидеть в нескольких метрах от себя Чонина. Сегодня он один, Сехун отправился обратно на Землю — необходимо решить пару рабочих вопросов до окончания праздника, а присутствие главнокомандующего обязательно здесь и сейчас, поэтому было принято такое решение, и оно отражалось лёгкой грустью в чужих глазах. Или это просто усталость? Тэяну сложно сказать. — Рад тебя видеть, — у него всё ещё было восхитительное настроение, он ждал лишь, что Роун принесёт какие-то сладости, которые заприметил в одной из лавок где-то в начале площади. Обещал найти их и вернуться обратно как минимум к середине речи. — Почему один? — Жду Роуна. Президент на фоне продолжал вещать о том, как прошёл праздник, подводил итоги, представлял прочих спонсоров и благодарил Орден Благочестия. — Ты весь светишься, — довольно отмечает Чонин и улыбается. — Что случилось? Нет… дай угадаю, — его голос резко понижается на несколько тонов и он наклоняется чуть ближе, чтобы Тэян смог его расслышать. — Ким Соку больше не трус? — Закрой рот, — со смехом шикает Тэян, легко отпихивает его от себя и тут же ужасно краснеет. Было бы неловко вдвойне, если бы все не были увлечены речью и совали нос не в свои дела. Да и хорошо, что у журналистов нет доступа к вип-зоне, а то было бы уж совсем неудобно увидеть на страницах жёлтой прессы, как пират, хоть и бывший, игриво отталкивает главнокомандующего Солнечной системы. — Мы поговорили, — щёки Тэяна всё ещё румяные и улыбается он чересчур откровенно, без слов раскрывая, что никакого разговора на самом деле не состоялось. — Не знаю, пара мы или нет, но, по крайней мере, точно не просто друзья. И это делает его чертовски счастливым, даже несмотря на то, что непонятная тяга к Чонину никуда не делась и мысль о том, что если тот попросит остаться с ним, Тэян незамедлительно согласится, пугает, потому что сам он не хочет, но что-то внутри него — очень. Этому же должно быть какое-то объяснение, разве нет? Тэян откладывает этот разговор на «после фестиваля», чтобы не рушить атмосферу. — А сам? — говорить с Чонином в неформальном тоне стало легче. — Выглядишь уставшим. (Его мягкая улыбка стреляет навылет. Счастье, которое он излучает, потрясает с ног до головы и, кажется, у Чонина нет ни единого шанса не попасть под волну бесконечного жизнелюбия. Он внимательно смотрит на Тэяна и ловит себя на мысли, что будь это другая вселенная или встреться они немногим раньше, всё сложилось бы иначе.) — Праздник огней — моя работа. Мой отпуск будет ещё ой как нескоро, — тот смеётся. — Я ведь всё-таки обеспечиваю безопасность станции. Слушать все эти бесконечные доклады немного надоедает, когда хочется просто лежать под солнцем и пить какие-нибудь коктейли. Их разговор протекает мягко и неторопливо, Чунмён всё ещё где-то на середине своей огромной речи — кто-то сбоку шутит, что он будет говорить три часа без остановки, что вряд ли, конечно. Его одежда лёгкая, но такую жару, которую не выдерживают даже стабилизаторы, сложно вытянуть — несмотря на еле заметный защитный купол над сценой, его хватит ещё где-то на час. Чонину приятно разговаривать с Тэяном, смотреть на то, как тот радостно улыбается, рассказывает про то, что успел попробовать и как хотел бы ещё раз прилететь на Венеру вне праздников, чтобы посмотреть на её спокойное течение жизни и насладиться тишиной и спа-курортами. Это в какой-то мере тоже расслабляло, потому что можно было в кои-то веки не думать о делах, а просто выделить себе пару минут живого общения и глупых шуток. Он позволил себе расслабиться лишь на сейчас, как вдруг его взгляд, будто по наведению остатков его собственной силы, упал на барную стойку в нескольких метрах от них за спиной Тэяна. Вроде бы ничего необычного, но внимание выхватило одного из гостей, будто сила внутри него хотела предупредить о надвигающейся опасности, но всё же было нормально, они проверили каждую дыру, каждую неисправность и всё, за что только можно было зацепиться… Как бы Чонину хотелось, чтобы это была лишь его глупая паранойя. Но когда человек, который должен был быть мёртвым уже шесть лет, оборачивается, смотрит прямо на него и салютует коктейлем, всё, что Чонин успевает сделать — это оттолкнуть Тэяна в сторону, прежде чем выхватить поднос из рук проходящего мимо официанта и закрыться им за секунду до того, как в него прилетает заряд оглушающего бластера. Всё произошло так быстро, что Чонин даже не понял, как выстрел заставил его отлететь к столам и рухнуть на осколки стекла. Люди вокруг с криками разбежались, а всем, кто был рядом (удивлённые Ёнбин, Давон и Инсон), Чонин сказал, что он в порядке, голова кружится и грудь болит от принятого в поднос удара, но он будет в норме. Сейчас главной задачей была защита, «Эс-эф» могли бы вполне и сбежать прямиком к своему звездолёту, но Чонин умоляюще их останавливает. — Пожалуйста… — говорить ему пока что чертовски трудно. — Помогите сделать так, чтобы гражданские не пострадали. — У нас нет оружия, — Давон пожимает плечами. — Но я могу собрать бомбу из говна и палок. Это единственное, что может помочь. Чонин морщится и пытается приподняться. Идея с бомбой ему не по душе, но делать нечего: — Делайте, что хотите, но только сейчас не вздумайте переходить черту. Вокруг резко раздаются взрывы и Чонин замечает, как куда-то в сторону побежал Инсон. Крики людей, выстрелы и шум звездолётов над головой вперемешку с предупреждающей сиреной слились в единую раздражающую какофонию, от которой болела голова. Чонин не думал, что сегодня всё может пойти настолько не так. — Надеюсь, что не пожалею об этом, главнокомандующий Ким, — сказал Ёнбин и встал, чтобы посмотреть по сторонам. Где-то рядом снова громыхнуло и он пошатнулся. — Идите, я сейчас приду в себя. Кёнсу наверняка уже увёл Чунмёна (отлично, одной проблемой меньше) и тот в полной безопасности, но вряд ли именно президент был бы главной целью — скорее так, на десерт, как приятный бонус от всего нападения. Чонин лишь думает о том, как же хорошо, что Сехун улетел и не подвержен никакой опасности, он может сам разбираться со своими дурацкими проблемами и головной болью. Человеком быть сложно, он не помнил, когда в него в последний раз стреляли оглушающим зарядом. Пальцы на кончиках слегка жгло; ожогов не останется, но он хотя бы не получил огромную некрасивую рану прямо в грудь. Зрение оказалось сфокусировать сложнее, чем он думал, всё продолжало двоиться, хоть и с переменным успехом стабилизировалось благодаря его силе — она потом восстановится, но он надеется, что её и сейчас хватит, чтобы, если что, свернуть кому-нибудь шею. «Эс-эф» обязательно справятся, почему-то Чонин уверен, что они помогут. В конце концов, это разрешение на убийство, а он-то знает, насколько Ёнбин порой хочет вернуться к настоящей бойне и адреналину в крови. С другой стороны, Тэян… С ним всё в порядке? Голова раскалывается. Шум джетпака вырвал его из мыслей, как только послышался чёткий стук ботинок, а к его ногам прилетел клуб пыли. — Ну надо же, — и снова этот голос, что раздался в нескольких кажущихся сейчас такими незначительными метрах. — Я уже и забыл, насколько беспомощно ты можешь выглядеть. — Не буду спрашивать, как ты это сделал, — Чонин кашляет и чувствует, как несколько лёгких царапин затягиваются; ему нельзя подавать вида, что он вполне может дать отпор, нужно подождать. — Хочешь, чтобы я тебе доверил свои секреты ещё раз? — он улыбается, но в его глазах лежит настолько чёткий отпечаток пережитых лет, что ни одна улыбка не скроет того, насколько он сломан. Это может стать отличным тузом в рукаве Чонина, но он может просто сломать ему шею за одно мгновение и решить все свои проблемы разом; потом оправдается, получит по заслугам, снова лишится всей силы и Айрин разломает в пыль все части его ключа, которые он успел добыть, но, по крайней мере, Хань будет мёртв. Ничего не будет угрожать безопасности целой Системы. — Тебе не понравилось, как я смог поднять дело о незаконной разработке биологического оружия? — Чонин делает удивлённое лицо, но тут же откашливается — на его пальцах кровь и он морщится. Ничего, бывает. Хань вновь улыбается, а затем резко меняется в лице и цокает: — Мне не понравилось то, что ты предал моё доверие. Чонин закатывает глаза, будто может себе это позволить, пока пытается хотя бы приподняться на осколках стекла. Кажется, ножка одного из стульев сделала в нём незначительную дырку — тоже ничего страшного, сейчас решит вопрос с Ханем и можно будет сразу же полететь на соседнюю станцию, чтобы его залатали. Сзади и снизу снова что-то грохнуло, шум выстрелов перекрывал все другие звуки, а шаттлы над головами начали пикировать слишком интенсивно, сражаясь и перестреливаясь в попытках обескрылить соперника. Чонину вообще не до этого: криков не слышно — главное, чтобы и трупов не было. Хотя бы не слишком много. — Ты серьёзно обижаешься? — тянет время. — Слушай, может, я оплачу тебе хорошего психолога? Психотерапевта? — на лице напротив не появляется ничего, полное безразличие. — Нет?.. Как насчёт моральной компенсации и ты улетаешь куда-нибудь в Андромеду? Что скажешь? Хань вздыхает и усмехается, чуть опустив голову, а через секунду её поднимает и смотрит прямо на Чонина с таким страшным огнём в глазах, что кто угодно начал бы готовиться к смерти (но не Чонин): — Ты не меняешься, — ему хватает мгновения, чтобы достать бластер и направить его на Чонина, но его планы резко идут под откос. Из ниоткуда появляется Тэян — испуганный, очевидно, не до конца понимающий, почему он это делает, но полный уверенности в том, что надо — и становится между ними, почти полностью загораживая собой Чонина. Тот на мгновение опешил, глядя на спину человека, который должен был быть сейчас где-нибудь в безопасном месте. Разве его команда не забрала его с собой? Только после этого до него доходит, как явно он ощущает присутствие собственной силы рядом с собой, руку протяни — и она польётся по венам. Такая небольшая её часть, но настолько отзывающаяся на каждый его немой вопрос, и самое страшное, что её источником был Тэян. Все разговоры, предположения и доводы складывались воедино от одной мысли: как это вообще могло произойти? Как небольшой кусок артефакта мог дать такой эффект? Хань ведь… или он тоже? Чонин с ужасом принял её, обещая себе, что переварит позже, когда они закончат, но для этого ему стоило бы продумать, как действовать сейчас, потому что теперь он не знает, как на его действия может среагировать его собственная сила в другом человеке, раз из-за такой незначительной проблемы она вынудила Тэяна встать на его защиту и теперь способна повести себя совершенно непредсказуемо. Айрин его убьёт. — Это тот твой «хороший друг»? — Хань расслабляется и смеётся, бластером указывает на Тэяна насмешливо, издеваясь над Чонином. — Надо же, я ведь сам хотел познакомиться. Он кланяется так же глумливо — слишком чинно, театрально, и, не выпрямляясь, поднимает голову на Тэяна, чтобы мгновение спустя протянуть ему свою руку. Тэян морщится, что за ерунда происходит — его лихорадит, ему очень страшно, у него в руках один выхваченный у Роуна пистолет, а самый опасный человек в Галактике кланяется ему в ноги и предлагает рукопожатие, чтобы выказать знак уважения или что бы это ни было, потому что доверять ему нет никакой причины. Он боится даже обернуться к Чонину, чтобы попросить молчаливой поддержки, потому что совершенно не знает, что сделает Минотавр в следующую секунду. Тот вздыхает, сжимает пальцы, так и не дождавшись чужой ладони, поджимает губы и выпрямляется, чтобы сразу легко улыбнуться и опустить бластер. Он не собирается стрелять — по крайней мере, сейчас (но Тэян всё равно не убирает пистолет и, несмотря на дикий ужас и страх, сковавший всё его тело, заставляющий холодеть кожу, стоит ровно и оружие держит крепко, ни на секунду не давая понять, что в любой момент может грохнуться в обморок). — Ю Тэян… — тянет вальяжно Хань и склоняет голову набок, Тэян слегка дёргается от звука собственного имени. — Я не нашёл о тебе практически ничего. Как такое возможно? — Все мои досье и документы удалены из баз Центральной станции, — уже не боясь реакции Чонина, отвечает Тэян (наверняка тот беззвучно усмехнулся у него за спиной). — Почему же? Тэян молчит и продолжает смотреть на него будто совсем без страха. — Ладно, — говорит Хань, — я не принуждаю к ответу на мои вопросы, но у меня есть, пожалуй, ещё один. Градус напряжения повышается с каждым вздохом, с каждым шагом Ханя из стороны в сторону, с каждой попыткой Чонина сообразить, что ему сделать, чтобы обезвредить его и не навредить Тэяну — всё здесь сводило с ума. — Какой? — голос у Тэяна ровный, кажется спокойным, он здорово научился контролировать себя, чтобы не выдать, насколько он на самом деле волнуется, чтобы не произошло ничего из ряда вон. — Не хочешь работать со мной? — предложение Ханя обескураживает, выбивает из колеи и почти бьёт под дых (с чего бы вдруг такая внезапная щедрость?). — Это даст тебе и твоим друзьям гарантии безопасности. Не волнуйся, им я предложу то же самое, как только мы разберемся… здесь. У Тэяна невольно вырывается смешок и он застаёт Ханя врасплох. Даже толком договорить не успел, а уже оказался обсмеян. — Я работаю только на одного человека в Галактике и он решает, с кем мы будем заключать контракты, а с кем — нет, — Тэяну жаль, что Ёнбин сбежал помогать теснить наёмников, он бы сейчас здорово пригодился. С другой стороны, не принял ли бы он это предложение? Его ключевой принцип всегда заключался в том, чтобы работать на тех, кто хорошо платит, и предавать их, если находятся те, кто платит больше. Чонин заплатил им единожды, но теперь не заплатит точно. Разве это стоит всех страданий и рисков? — Это не ответ. Неподалёку снова раздаётся взрыв и Тэян видит, как за декорациями сцены на горизонте рушится башня одного из храмов. Её обломки падают вниз, разрушая платформу и падая на землю станции. Медлить ему нельзя, но ответ он дать не успевает. Чётким, отработанным движением в руку Ханя прилетает небольшой осколок и выбивает бластер из его ладони. Тот оборачивается, не понимая, как он не услышал, что рядом есть кто-то ещё, и, к собственному удивлению, не обнаруживает никого ни позади, ни перед собой — Тэян всё ещё держит его на мушке, а Чонин лежит за его спиной (кажется, ранение от ножки стола оказалось куда серьёзнее). — Неужели у вас здесь завелись призраки? — насмешка и не более, Хань продолжает внимательно осматривать каждый метр за ним, но вновь не замечает ничего. — Читал я на днях про одного… Скажи мне, Тэян, — он опасно делает шаг в его сторону, а на его лице появляется странная, нездоровая эмоция, — буду ли я прав, если предположу, что этот «призрак» — это… Он не успевает договорить — ему в плечо тут же прилетает слабый заряд бластера. Хань дёргается и моментально прижимает ладонь к обожжённой одежде и коже, но сдерживается, будто не почувствовал и грамма боли, взгляд поднимается на стрелка. Эта встреча его удивляет. — Я не был уверен, что при попадании в джетпак он не выстрелит в кого-нибудь из вас или в меня, — Чани сдувает дым с дула своего бластера и улыбается, глядя на Тэяна, а затем на Ханя. Тот озадаченно смотрит на него в ответ несколько мгновений, а потом его лицо озаряет несколько нечитаемая улыбка: — Неожиданно, «объект два нуля»! — его голос слегка искажён от болевых ощущений в плече, но Хань продолжает держаться так, будто не произошло ровным счётом ничего, будто он не человек, а машина. — Я помню твоих родителей. В этот же момент джетпак за его спиной включается и он резко взмывает в воздух, исчезая где-то за зданиями у храмов. За спиной Чани материализуется несколько вооружённых солдат, а сам он застывает от шока и смотрит туда, где только что стоял Хань, будто сразу же позабыв всю свою смелость несколькими секундами ранее. Тэян обессиленно роняет пистолет и разворачивается, чтобы тут же упасть на колени рядом с Чонином. Его крупно трясёт, а в голове каша — он пытается сформулировать хоть одно предложение, но получается полная ерунда. — Я в порядке, — говорит Чонин шепотом и улыбается, — и не в такой ситуации бывал, — а затем берёт его за руку и крепко сжимает, возвращая в реальность и не давая их связи разорваться совсем (он чувствует, как сила, бурлящая где-то внутри Тэяна, рвётся в его вены, хочет помочь, залечить раны, но Чонин ничего не может сделать). — Спасибо. — За что? — Тэян растерянно смеётся. — За то, что спас меня, — это не совсем правда, Чонин мог бы, например, заставить джетпак Ханя взорваться, стоило тому сделать ещё хоть шаг в их сторону, но события решили сложиться совсем иначе, возвращая их к тому моменту, когда следующий шаг Минотавра вновь неизвестен. — Тебе стоит отблагодарить Чани, — Тэян поджимает губы, ему неловко. — И его отблагодарю тоже, — тот по-прежнему улыбается и легко гладит большим пальцем кожу на его руке. — Тебе, в таком случае, стоит помочь гражданским. Займись этим, пожалуйста. Я обещаю, что выплачу компенсацию, но сейчас мне надо ждать врача. Тэян кивает и оборачивается, чтобы посмотреть на Роуна, который должен был быть на другой стороне платформы, но там никого нет. — Соку?.. Над их головами идёт на снижение горящий шаттл. * Роун никогда бы не подумал, что за пять минут может произойти столько событий. Паника людей вокруг заставила его немедленно сорваться с места: он бросил лимонады и с первыми взрывами помчался обратно к вип-платформе, молясь, чтобы с Тэяном всё было в порядке. Всё остальное для него не имело никакого значения. Ему удаётся заметить, будто бы по счастливой случайности, выроненный пистолет и прихватить его с собой, как вдруг он замечает, что подъём на платформу частично разрушился под давлением и тряской. Несколько человек продолжали бежать с неё и даже спрыгивать, будучи в полной панике, и, забираясь на неё под звуки отдалённых взрывов, криков и выстрелов, Роун думал только о благополучии Тэяна, потому что среди всех убегающих он его не заметил и тот не отвечал на связь через наручную панель. Он нашёлся сидящим возле самого края. Его нога слегка болела, а на руке остались незначительные царапины от падения, когда Чонин его оттолкнул, спасая. В остальном Тэян был в полном порядке, осматривал собственные пальцы, пытаясь сфокусировать зрение и успокоить дыхание. — Тэян! — голос Роуна звучал обеспокоенно и облегчённо одновременно, он подбежал совсем близко и помог встать, аккуратно поддерживая, чтобы тот не упал, пока ноги еле несут. — Там… — Что произошло? — Тэян проморгался и ухватил Роуна за ладонь, переплетая их пальцы, осматривая, всё ли хорошо, будто не он мгновением ранее был готов рухнуть обратно на пол платформы. — Похоже, в защитном блоке станции была брешь, — вздохнул он и осмотрелся. Неподалёку прозвучал взрыв, платформа слегка затряслась. Люди вокруг продолжали бежать в стороны своих отелей, парковки или любого другого укрытия, чтобы быть в безопасности; Роун заметил, как где-то внизу промчался Шону, регулируя сразу несколько потоков людей, а в небе пролетел звездолёт «великолепной пятёрки»… Затем его взгляд упал за спину Тэяна, и на лице отразился лёгкий испуг. Тэян непонимающе обернулся и увидел Минотавра, что приземлился на джетпаке в паре метров от Чонина. Не зная, что им руководит, он практически моментально сорвался с места. Роун успел лишь почувствовать, как кончики их пальцев соприкасаются, прежде чем Тэян убежал, забирая из второй ладони Роуна пистолет, чтобы встать на чужую защиту, рискуя собой, рискуя всем. Рискуя тем, что они только сейчас построили. Роун не вполне осознаёт собственные смешанные эмоции, когда смотрит на Тэяна с пистолетом в руках. Генерал Лу напротив него выглядит чертовски опасным, настолько, что страх за Тэяна сковывает всё тело вплоть до подгибающихся колен. Он хочет подбежать к ним, закрыть собой Тэяна, отобрать у него пистолет и выстрелить в Минотавра, а дальше будь что будет — это не так важно, если Тэян останется живым, но ноги как будто налило свинцом, а перед глазами пошли цветные пятна, виски сковала боль, картинка перед ним не казалась такой однозначной, как минутой ранее. Будто кто-то, что-то заставляло его видеть всё под другим углом. разве оно того стоит? «Конечно, стоит», — подумал Роун. Что за глупости? Он помотал головой, но цветные пятна и боль никуда не делись. разве он выбрал тебя сейчас? «Это просто необдуманный поступок», — он старается думать рационально, прогоняя навязчивые мысли. будь на месте главнокомандующего ты, как думаешь, он бы побежал так самоотверженно заслонять тебя? «Да…» — нет, не знаю. Роун шикает. подумай лучше, Соку «Нет — это не ответ, он бы это сделал», — как глупо разговаривать сам с собой, хватаясь за голову на краю платформы, наблюдая сквозь мигрень, как любовь всей твоей жизни продолжает держать оружие. Звуки битвы вокруг отходят на второй план, когда головная боль превращается в шум, скопление непонятных, незнакомых голосов, среди которых не различима ни одна фраза. Что это вообще? Какое-то метафизическое оружие, воздействующее на мысли? О нём говорила Джису? ты можешь сколько угодно убеждать себя в том, что драгоценный Ю Тэян пустил бы себе пулю в висок ради тебя, но этого никогда не произойдёт он никогда не выберет тебя «Выберет», — думает Роун и осекается. — «Может быть. Я не знаю». именно ты не знаешь забудь о нём, Соку, спасай себя, отдай предпочтение лучшим Кому?.. Мир вокруг стал сгущаться, шум неизвестных голосов его окончательно подавил. встань на сторону победителя Всё вокруг перестало быть реальным. Словно в трансе, взглянув в последний раз на Тэяна, держащего пистолет, Роун спрыгивает с платформы. Кончики пальцев всё ещё обжигает прикосновение. * Скооперироваться с командой Шону не составило никакого труда — по крайней мере, Давон и правда сумел смастерить пару оглушающих бомб из того, что нашёл по пути в ближайшее здание для укрытия, а Инсон смог помочь нескольким гражданским укрыться и найти более безопасный путь отхода. Ёнбин же в это время бежал с Шону за оружием, им оно было нужнее, чем укрытие, но Джухо и Чеюна им сейчас не хватало катастрофически. — Ты же был с ними! — сказал Ёнбин Шону, когда они уклонились от внезапного выстрела. — Мне нужно было возвращаться сюда для регулирования безопасности! — Отрегулировал?! — Заткнись, а?! Ситуация вокруг была сущим кошмаром. Вонхо по связи сказал, что атаки начались будто со всех сторон сразу. Они не предвидели такой вариант развития событий, рассчитывая лишь на то, что если нападение и будет, то с одной бреши, максимум с двух или трёх, но в один момент связь была утеряна почти со всеми охранными платформами по периметру. Чангюну пришлось несладко: под руководством полковника Бёна он перезапустил всю систему, что было очень рискованно, но приказ последовал от высшего начальства и он не задавал вопросов — на несколько секунд вся станция осталась без защиты, работая лишь на резерве. Этого могло бы хватить, чтобы с другой стороны подключиться к их системам, но Минхёк по связи сказал, что более, чем уверен — у нападающих нет такого же гениального хакера. Кихён на другой линии подтвердил, и было слышно, что он на первой линии фронта. Похоже, эта ситуация только ему доставляет большое удовольствие, потому что он снова может куда-то деть свою кровожадность. Над главной площадью вдруг проревел двигатель неизвестного шаттла, когда Ёнбин собирался связаться с Чеюном и Джухо ещё раз, а из его наручной панели внезапно раздался их смех. — Вы где? — Ёнбин тяжело дышал, над его головой грянула череда выстрелов и ему пришлось спрятаться, до вооружения осталось ещё немного. — Мы угнали выставочный шаттл! — громко объявил Чеюн. — Эта малышка просто невероятно быстрая! — Вы что?! Это было весело. Джухо и Чеюн остались вдвоём в выставочном центре и слушали лекции про новые и планируемые в будущем модели шаттлов разного назначения, от сельскохозяйственного до военного: возможно, им стоило бы заняться чем-то более интересным, например, пойти на пляжную дневную вечеринку для тех, кому неинтересно слушать, какие итоги подводит президент, но вместо танцев под летние хиты уходящего цикла они вполне комфортно себя чувствовали, сидя на слегка нудной презентации рядом друг с другом, пока их ладони нежно соприкасались, и это было настолько интимно, что в какой-то момент оба почувствовали себя детьми, скрывающими что-то сокровенное, хотя никто здесь не обращал на них никакого внимания. Осторожным касанием Джухо дотронулся до пальцев Чеюна, провёл большим пальцем по сгибам, коснулся выпирающих косточек, чтобы спустя секунды переплести их пальцы и сжать его руку. Чеюн ничего не сказал, лишь улыбнулся и мягко сжал в ответ, ведь сейчас это казалось чертовски правильным. Возможно, им стоило бы наконец-то поговорить обо всём как есть, но Чеюн каждый раз останавливал Джухо, не давая ни слова сказать. Едва тот начинал говорить, стоя совсем близко и подавшись слегка вперёд, почти соприкасаясь носами, как Чеюн улыбался и прижимался к его губам указательным пальцем, слегка отодвигая назад, и больше ничего не делал. Как бы Джухо хотелось, чтобы мнимая преграда между ними наконец-то разрушилась. — Сходим потом куда-нибудь поесть? — спросил он шёпотом, наклоняясь к нему и позволяя себе маленькую вольность — еле ощутимо коснулся губами линии челюсти, наверняка вызывая мурашки. — Посмотрим, — губы Чеюна трогает яркая улыбка. Невольно он ёжится от прикосновения и кусает губу, не так они должны себя вести на серьёзной презентации. Этот день был замечательным — они держались за руки, перешёптывались обо всяких мелочах про модели шаттлов, а потом в один момент всё пошло к чёрту. Всё волшебство спокойствия и тишины разрушилось дробной очередью выстрелов, а следом за ней прогремели взрывы. На наручные панели Чеюна и Джухо тут же поступили звонки и срочные сообщения бежать на помощь, либо в укрытие, но они не были бы собой, если бы позволили себе убежать от битвы. Улизнуть во время эвакуации было легко. Им удалось сбежать от охраны и свернуть в выставочный зал. Шанс того, что экземпляр, выставленный здесь, окажется полностью рабочим, был примерно пятьдесят на пятьдесят — Чеюн любопытный, конечно, задавал вопросы, попросил даже посидеть в кресле пилота и всё в таком духе, выставляя всё за простой профессиональный интерес. Это было не совсем ложью, но, во всяком случае, он точно не планировал его угнать. — С таким шаттлом будет сложно в бою, — сказал Джухо, падая в кресло второго пилота и пристёгиваясь. — Главное, чтобы он умел маневрировать. Да и, думаю, здесь должны быть какие-то лазеры или типа того, даже если его решили не приводить в полную боеготовность для презентации, — Чеюну понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, куда надо жать, чтобы стабилизировать и завести эту красотку. Для него любые корабли были красотками, но новенькие и необъезженные — на вес золота. В конце концов, ему всегда приятно быть первым, чего бы это ни касалось. Удача это была или нет, но как только они завели двигатели и встал вопрос о том, как им отсюда вылететь, заряд одного из вражеских шаттлов попал прямо в стену выставочного центра — по крайней мере, им не придётся за это отвечать. Дальше был вылет и быстрый манёвр, чтобы следующий заряд не сбил их. Джухо и Чеюн всегда отлично работали в команде, поэтому вопросов с управлением и построением быстрой боевой стратегии у них никогда не возникало, сейчас тем более. Правда, лазеры оказались не такими мощными, как хотелось бы, но с навыками Чеюна и его любовью к нестандартным манёврам недостаток системы боевого оснащения легко покрылся за счёт того, как ловко он столкнул несколько небольших вражеских шаттлов друг с другом, чтобы в итоге полететь на площадь, туда, где их наверняка ожидало самое большое веселье. — Откуда у Минотавра столько союзников? — спросил Чеюн, когда они, воспользовавшись ускорением, обозначили своё присутствие в центре и успели сбить два беспилотника. — Все в галактике ненавидят главнокомандующего Кима, ещё есть вопросы? — прозвучал в динамиках насмешливый голос Давона, а следом — взрыв и его смех (наверняка одно с другим связано напрямую). — Нет, но я не думал, что его реально ненавидит столько людей, — Чеюн вздыхает и тут же совершает несколько манёвров, чтобы не попасть под выстрелы вражеского шаттла. Выходит не очень удачно. Один из выстрелов задевает корпус, несильно, но шаттл трясёт и меняет курс. Если бы Чеюн не был отличным пилотом, он бы сразу же потерял управление, но, наверное, стоит отдать должное тому, что он ещё ни разу не выходил из безвыходных ситуаций проигравшим. Однако когда он возвращается в ровное положение и собирается развернуться, прямо перед ними возникает шаттл побольше, готовясь ударить прямо по ним. Джухо велит ждать, но ладонь Чеюна сама тянется к пусковой кнопке, и в этот момент вражеский шаттл взрывается, лихо встряхнув их корабль. — Медленно, — раздаётся в динамиках издевательский голос Чжухона. — Это мы ещё посмотрим! — фыркает Чеюн и нажимает несколько кнопок, которые, как он предполагает, могут улучшить некоторые характеристики шаттла. С этого момента для него битва превращается в соревнование. Джухо не очень нравится такой подход, но это всяко лучше, чем трясущиеся от понимания всей серьёзности положения руки. Чем-то напоминает битву на Афине, только сейчас почему-то опасность нависает грузом потяжелее и давит невероятно. Джухо хотел бы вдохнуть свежего воздуха, но здесь даже нет воды, чтобы промочить горло. Придётся ждать, пока они закончат эту бойню, если, конечно, выберутся отсюда живыми. Чжухон работал без второго пилота, но это не мешало ему быть наравне и по наитию понимать стратегию боя ещё до того, как Джухо озвучивал их следующий шаг. Это делало схватку в два раза легче, хотя бы потому, что им не приходилось хаотично разбивать свои силы по врагам. Если бы они не были по разные стороны лагеря, возможно, они смогли бы стать отличной командой, но с их духом соперничества ни один, ни второй не согласятся на то, чтобы работать вместе постоянно. Они скорее поубивают друг друга, но точно не будут помогать. Это — крайний случай, исключение из общих правил, когда можно поработать вместе во благо общей цели. В любой другой ситуации Чжухон был бы первым, кто сбил шаттл Чеюна, лишь бы доказать, что лучший здесь он. Благо Чеюн разделял его мнение, однако ему пришлось отложить весь свой энтузиазм в тот момент, когда Чжухон попросту проигнорировал одно из предложений по тактике, решив, что манёвр, который он собирается совершить, будет более удачным. Это была ошибка, и с этого момента всё вышло из-под контроля. Выстроенная схема боя не давала осечек последние десять минут. Они с лёгкостью сбивали беспилотники и шаттлы, подрывали точки опоры союзников Минотавра и помогали отгородить от удара регулируемые потоки не успевших скрыться гражданских, но именно сейчас, когда Чжухон заметил незначительную брешь, он подумал, что это отличный шанс уничтожить ещё один шаттл. Просчёт заметили не сразу. Чеюн понял это за несколько мгновений, когда Чжухон подлетел к точке достаточно близко, чтобы открыть все свои уязвимые места. На раздумья не было ни секунды. Джухо даже не успел задать вопрос, когда Чеюн, рискуя, устремился вперёд, чтобы протаранить башню одного из строений и заставить Чжухона уйти из точки обзора, где его легко могли взорвать. Это им удалось. Чжухон смачно выругался в динамики и сказал, что смог бы выйти сухим из воды и вообще нечего было переживать. Ответом ему послужил лишь смех вперемешку с «в другой раз» — одной бедой стало меньше. Теперь проблема осталась лишь одна: в этой точке были Чеюн и Джухо. На то, чтобы развернуться и отлететь, у них была доля секунды, на то, чтобы маневрировать и избежать удара — ещё меньше. Чеюн как мог быстро набрал высоту и попытался увернуться, но не учёл, что точка была чересчур неудачная, и его уверенность в своих силах и самоотверженность наградили не словами благодарности, а не слишком болезненным, но достаточно серьёзным залпом прямо в один из двигателей. Набранная высота обернулась против них. Настолько, что мягкой посадки даже с одним двигателем можно было не ждать. Хуже того, потеря двигателя привела к стремительному снижению работоспособности всех остальных показателей — к чёрту эти новые технологии, если они не способны выдержать и залпа, давая хоть какой-то шанс на безопасную посадку. Оставалось лишь капитулировать, но во время быстрого снижения Чеюн понял ещё одну паршивую вещь — судьба наверняка хотела, чтобы он погиб в небе или хотя бы где-то рядом. В кабине не оказалось второй маски. Конечно, никто не рассчитывал на то, что этот шаттл в принципе придётся задействовать в ближайшие дни, а все его экспериментальные показательные презентации были лишь для вида и демонстрировали только его умение маневрировать, а также скорость, но никак не то, насколько хорошо он оснащён всеми средствами, которые могут понадобиться при аварийном падении. Возможно, для показа задействовали лишь один комплекс для аварий, возможно, его не показывали вовсе. Сейчас это уже не имело никакого значения. — Забирай мою, — сказал Джухо. — Заткнись, — у Чеюна не было времени, чтобы пререкаться, но он упрямо натянул на него маску, потому что если они и удачно капитулируют, то от недостатка кислорода пусть умрёт он, но не Джухо. Второй проблемой было то, что в один момент Чеюн понял, что его ремень безопасности заело, и всё начало походить на плохой розыгрыш. Фортуна его покинула так быстро, что он даже не успел попрощаться со всеми своими накоплениями, даже во время игр в карты с Сыльги не было настолько ужасной невезухи. — Я не собираюсь убираться отсюда, пока не поверю, что ты не задумал ничего глупого! — взгляд Чеюна выдавал его с головой и Джухо, который знал его лучше всех, как будто мог прочитать его мысли, заранее зная, что ничего хорошего ждать не придётся. Чеюн кивает: — Не задумал, просто хочу увести шаттл подальше от зданий, там могут быть гражданские, — торопливо заверяет он и, не дав Джухо ничего сказать, так же быстро оставляет смазанный поцелуй у него на щеке и нажимает на кнопку капитуляции, выбрасывая Джухо из шаттла. — Я обязательно капитулирую. Увести шаттл подальше от зданий было лишь предлогом, чтобы Джухо даже не думал возражать. Акт самоотверженности или чего-то там вперемешку с полным эгоизмом и решением за другого человека — это то, что про него скажет Ёнбин, когда шаттл, столкнувшись с землёй, взорвётся к чёртовой матери, но у Чеюна не было другого выбора. Лучше он один, чем они вдвоём, разве нет? * Когда шаттл спикировал в нежилой район города и с грохотом упал, Джухо думал, что у него разорвалось сердце. Он сам отделался незначительными царапинами и, возможно, ушибами, но, срывая маску, мог думать лишь о том, что нужно как можно скорее добраться до Чеюна. Почему он не капитулировал? Глупое геройство ему никогда не шло и Джухо злился, пробираясь сквозь обломки и развалины зданий. Непонятно лишь, на себя или на него, или вовсе на двоих сразу. Битва подходила к концу, когда он добрался до центральной площади: там были Шону, Чонин, Ёнбин и Тэян, стояли рядом и обсуждали случившееся. Все остальные помогали закончить это нападение в разных частях города. Тэян заметно нервничал, а Ёнбин стоял, поджав губы. Чонин, держась за бок, доложил, что последние очаги нападения устраняют на западе станции. Минотавр бежал, а всем пострадавшим уже оказывают первую помощь — медицинские экипажи выдвинулись с ближайшей станции для госпитализации тех, кому это нужно. Нападение шло не так долго, как ощущалось, но потери и ущерб оказались довольно ощутимыми. Каждая минута растянулась на вечность в этом бесконечном аду из перестрелок, взрывов и криков — где-то вдали всё ещё слышались звуки зачистки и попыток нападавших отстоять своё, но центр был чист, небо над ним охранялось истребителями Центральной станции. Это давало тень безопасности. — Джухо! — выдыхает облегчённо Ёнбин, когда видит его. Его помятый вид говорил о многом, он держался за бедро, но в целом был в порядке: — Шаттл… Чеюн там, — он указал в сторону, куда упал корабль и даже несмотря на путанные объяснения, Ёнбин с ужасом понял, что тот имеет в виду. Время на раздумья у них не было, пришлось действовать быстро. Джухо наотрез отказался стоять на месте или идти к прибывшим бригадам медицинской помощи, возле них и так столпились не успевшие сбежать, но выжившие после нападения гражданские, он бы не выдержал так долго ждать помощи, не зная, что с Чеюном. Любимчик фортуны просто не мог умереть. Хвиён потом обязательно залатает всех, будут как новенькие, сейчас Джухо держался только на мысли, что ему надо спасти Чеюна, другого развития событий он не видел. — Я не поеду, — отказался Тэян и помотал головой, он будто был в прострации. Чонин обеспокоенно посмотрел на него, опустил взгляд и кивнул. Он мог предоставить транспорт, на котором им втроём — Ёнбин, Чонин и Джухо — удалось бы добраться до места крушения быстрее, чем может произойти что-то совсем плохое. Хотя, куда уж хуже. — Я буду в порядке, — сказал Тэян снова. — Попробую найти Роуна. Чонину хотелось что-то сделать, как-то помочь, но он знал одно — нельзя терять времени, поэтому, позволив Ёнбину вести, сел в небольшой транспортник и они тут же тронулись с места. Дорога до места крушения была наполнена отвратительным волнением, пробирающим всё тело до костей, задевая каждый нерв, заставляя Джухо с тревогой осматривать окрестности, наблюдая за тем, как приближается столп дыма. На самом деле всё вокруг было в дыму, развалинах и небольших очагах огней, где-то потрескивали электрические разряды оборванных голографических и электронных установок — транспортник парил над ними без шансов, что они зацепятся хоть за один, но Ёнбин всё равно старался их объезжать, беспокоясь, что любая вспышка может привести к аварии. И как только они доехали, Ёнбин даже не успел остановиться, Джухо тут же выскочил и побежал к месту крушения. Всё вокруг было в завалах и часть шаттла находилась под руинами какого-то явно нежилого (что очень хорошо) здания. — Осторожнее, — предостерёг Чонин. — Если соберётесь лезть в завалы, то смотрите, чтобы шаттл не взорвался. Я пока вызову оперативную группу и медиков в помощь. Вдвоём разгребать всё это было не просто вызовом, а настоящим кошмаром. Лучшим выбором было бы подождать, когда приедет помощь, но у Джухо тряслись руки и он боялся, что каждая секунда может стать последней для Чеюна, но на одном лишь его рвении дело быстрее идти не могло. Завалы и угроза взрыва были слишком велики для них двоих, единственным решением было разобрать вход в здание, через который они могли хотя бы попробовать попасть внутрь и добраться до кабины пилота. — Думаете, вдвоём быстрее? — если бы Джухо услышал этот голос в любое другое время, он бы просто закатил глаза, но сейчас из его груди вырывается выдох облегчения, потому что сам прекрасно понимает, что без дополнительной помощи шансы ускользают ещё стремительнее. Позади него стояли Вонхо, Хёнвон и Минхёк с Чангюном — все они, как оказалось, подлетели сюда, чтобы устранить последствия нападения, найти выживших и оказать им помощь, разгребая завалы, а в итоге наткнулись на Джухо и Ёнбина, совершенно этого не ожидая. (Возможно, где-то в глубине души Вонхо надеялся, что Джухо улетел, чтобы не пораниться, но ему сложно было скрыть радость от того, что тот остался и жив.) Ругающийся с кем-то на фоне очевидно раненый главнокомандующий почему-то совсем не вызвал никакого удивления. — Кто там? — спрашивает Минхёк, подбегая к завалам входа и принимаясь помогать Джухо. — Чеюн, — бесцветно отвечает Джухо. Тот опешил и молча посмотрел на Вонхо, а он лишь смог подойти и положить руку на плечо Джухо: — У нас есть более сильный кандидат, чтобы разгребать эти завалы, — Вонхо улыбнулся и указал на Хёнвона. Это не входило в его обязанности и даже не было закреплено в его программе, но то, что Хёнвон был сильнее среднестатистического человека — это факт. Он мог поднять больший вес, не уставал и в целом не чувствовал боли, поэтому даже если кусок арматуры или здания как-то повредит его корпус, в этом не будет ничего страшного. В отличие от того, какие ранения мог получить Джухо, пытаясь самостоятельно разобраться с завалами. Не так важно, что ему помогал Ёнбин — его кожа уже покрылась мелкими ссадинами, которых он вовсе не замечал, думая лишь о том, чтобы у Чеюна был шанс. Хёнвон отодвинул Джухо от завалов и принялся всё разгребать. Получалось не с бешеной скоростью, но явно быстрее, чем у Джухо и Ёнбина. По крайней мере, уже через несколько минут проход был достаточно чист, чтобы туда можно было пробраться без риска застрять или получить упавшим обломком по голове. — Я пойду первым, — сказал Хёнвон, останавливая Джухо, который хотел пролезть вперёд. — Если впереди есть какие-то разрушения, вам стоит держаться позади. Джухо не хотелось ждать, хотелось помчаться вперёд, наплевав на все опасности окончательного обрушения здания, на то, что внутри весь пол может быть разрушен и он попросту провалится вниз, на то, что его может ударить током, или ещё что похуже — ни один исход для него не был сравним с тем, что может быть с Чеюном. Но он сдался и послушно пошёл за Хёнвоном, крепкая рука Вонхо на его плече держала его в реальности, пока сознание было на грани фола. Он пытался переключиться на другие мысли, отвлекающие, не такие давящие, пока Хёнвон впереди продолжал расчищать проход от кусков стен, потолка, торчащей арматуры, проводов и электрических приборов разной степени опасности. — Почему Чангюн с вами? — спросил Ёнбин внезапно. До этого он шёл совсем тихо, витая где-то в своих мыслях, стараясь проанализировать каждый шаг, чтобы предвидеть любой риск. Они идут всего минуту или две, но по ощущениям — целую вечность. — Если с Хёнвоном что-то случится, он единственный, кто может восстановить его систему, — пожимает плечами Минхёк. Чангюн всегда был слишком тихим, но не запуганным, скорее просто безразличным абсолютно ко всему, что его толком не касалось. Он совершенно спокойно шёл, направляемый Минхёком, и пялился в свою наручную панель, на голографическом экране которой отражались какие-то схемы и выдержки из новостей; они быстро сменяли одна другую и Джухо стало интересно, как ему удаётся так быстро воспринимать информацию… Быть может, это одна из причин, почему тот оказался в команде главнокомандующего: всё, что он знал о Чангюне, заключалось в одном — он очень опасный хакер. — Понятно, — кивнул Джухо. — Чангюн не похож на того, кто часто выходит в поле. — Он и не выходит, — вновь говорит Минхёк и цокает, когда упомянутый спотыкается об очередной камень. — Он дальше своих мониторов ничего не видит. — Не всегда, — со смешком выдаёт Вонхо. — Иногда он обращает внимание на одну рыжую бестию. Минхёк показательно закатывает глаза, но Джухо успевает заметить, как у того что-то меркнет в глазах и взгляд на короткое мгновение становится таким пустым, что хочется спросить, что случилось, но он не успевает — всё возвращается в норму быстрее, чем удаётся открыть рот. А потом Хёнвон шикает, и все понимают — они добрались. Дымящийся корпус шаттла с приоткрытой кабиной пилота не предвещал ничего хорошего. Джухо моментально подбежал к шаттлу, игнорируя попытки Вонхо остановить его, предвещая, что в любой момент может произойти взрыв. — Мне не нужны нравоучения, мне нужна помощь! — огрызается Джухо. Ёнбин и Хёнвон ринулись помогать ему. Хёнвон поднимал вход в кабину пилота, а Ёнбин помогал Джухо вытаскивать Чеюна. Тот выглядел не так плохо — его спасли системы безопасности, которые в этом экземпляре, к счастью, были налажены, но было одно но. Чеюн не дышал. Неизвестно, сколько времени прошло с того момента, как его сердце остановилось, но Джухо показалось, что вместе с ним замерло и его собственное. Его охватила паника, он не мог произнести и слова, трясущимися руками проверяя пульс и прикладывая ухо к чужой груди, но ни дыхания, ни бьющейся в венах крови не было. Ему хотелось закричать, заплакать, ударить что-нибудь, разбить кулаки в кровь, но в голове была полная пустота — он должен был быть там, с ним, они должны были быть в этой кабине вдвоём, почему он не капитулировал? Почему не вызвал помощь при падении? Чья это вина? Недоработанной системы? Его глупого геройства? Чья? Джухо не видел перед собой ничего, кроме расплывающейся картинки с окровавленной рубашкой Чеюна, его растрепавшиеся по полу волосы, его руки в маленьких царапинках, мозолях и пыли, руки, которые Джухо так отчаянно сжимает, надеясь, что всё это — плохой сон. Но это не сон, и всё, на что его хватает, это беспомощный сдавленный крик. Вонхо почти падает на колени рядом с ним, осторожно обнимая за плечи, стараясь оттянуть. Скоро должны были подлететь бригады медиков, они заберут тело и проведут все нужные процедуры, он не стал этого говорить вслух, он в принципе молчал — говорить что-либо или успокаивать сейчас не было никакого смысла. Минхёк неожиданно сжал предплечье Чангюна, выдохнув от непонимания, что ему делать, и тот поднял взгляд, посмотрев на Хёнвона. Иногда им вовсе не нужно было разговаривать, чтобы понять друг друга. — Порядок? — всего лишь спросил Чангюн, переключая что-то на наручной панели. — Порядок, — ответил Хёнвон. — Следи за показателями, если отключусь, не ударься током. Вдруг он присел рядом с Чеюном и попросил Вонхо отодвинуть Джухо от тела. Шансы были не слишком большие, но попытаться стоит. Такие вещи Хёнвон делал лишь раз или два, такие нагрузки сложно переносить андроиду его модели, так как могли сгореть платы, но именно для таких случаев Чангюн и был рядом. Наверное, ещё раз можно попробовать — во всяком случае, они ничего не теряют. Но если у них ничего не выйдет, а платы Хёнвона спалит окончательно… это был самый худший исход из всех возможных — даже несмотря на то, что большую часть информации можно будет восстановить, это огромная работа над перепрошивкой и восстановлением «памяти». Чангюн старался об этом не думать. Хёнвон быстро расстегнул свою рубашку и безо всяких заминок открыл корпус на грудной клетке: внутри у него целый мир — платы, переплетающиеся провода, схемы и чипы, то, что могло бы показаться необычным, но Джухо удивляло лишь его собственное непонимание того, что тот собрался делать. Для инженера его категории видеть такие вещи вполне привычно, единственное, чего он никогда не лицезрел — это чтобы андроид сам открывал свой корпус. Не отрывая взгляда от Чеюна, Хёнвон выдернул из грудной клетки пару проводов и прикрыл глаза — от этого действия ему явно стало нехорошо, он почти «чувствовал», как его собственные системные показатели медленно уходят в ноль. — Расстегните его рубашку, — коротко сказал он, и Джухо послушался, подрагивающими пальцами чуть ли не вырывая пуговицы, чтобы они поддались, и когда ему это удалось, Вонхо тут же оттянул его назад, чтобы не мешал. — Пора проснуться. Дефибрилляция через провода из грудной клетки и подсоединение их к ладоням не было коньком или хоть каким-то навыком Хёнвона, но однажды он так спас жизнь Чжухону на их миссии по поимке мистера Со. Гоняться за чемпионом гонок было хреновой затеей, но в такие моменты скорость имела для Чжухона цену выше, чем его собственная жизнь. Наверное, стоит отдать ему должное, потому что подобный случай привёл к тому, что теперь они знают — Хёнвон всё-таки может чем-то помочь, хоть и тогда это был эксперимент наудачу. Сейчас он вновь был таким же, потому что шансов не было совсем, вероятно, он уже слишком долго не дышит. Но чем больше они медлят, тем меньше остаётся реальных шансов. Разряд — сердце Джухо будто бы пропускает удар, пока он следит, как Чангюн курирует Хёнвоном, тихо командуя, через сколько секунд пора делать повторный. Это похоже на пытку, каждая секунда тянется ужасающим издевательством. Вонхо держит его крепко, но Джухо неспокойно, он смотрит и смотрит, пытаясь себя успокоить. Это ведь должно помочь, правда? Чангюн зло цокает, смотрит на Хёнвона, у них ничего не получается. — Выдерни сердечный провод, — выдыхает он раздражённо. — Это же его отключит! — вдруг вырывается у Вонхо, и он испуганно смотрит на них двоих; теперь очередь Джухо держать его, чтобы тот не натворил никаких глупостей. Чангюн на это лишь закатывает глаза, возвращая взгляд к наручной панели с показателями: — Ой, да ничего с Хёнвоном не случится. Починю, чик-пирик — и готово. Давай, разряд. Джухо закрывает глаза и крепко сжимает ладонь Вонхо. Под ресницами на осколки разбивается вспышка. Чеюн делает вдох. * Больничные коридоры станций Венеры выглядели совершенно по-другому, чем те, что есть в Гавани — элитные, вылизанные, с самыми новыми технологиями, Хвиёну бы здесь понравилось, но он отказался идти. У Джухо разрывалось сердце, тряслись руки и он никак не мог успокоиться. Ему сказали, что Чеюну крупно повезло — мозг остался жив, но придётся долго поправляться. По-хорошему, ему стоило остаться здесь ненадолго: главнокомандующий сказал, что покроет все расходы, но у самого Чеюна, стоило ему очнуться, на этот счёт оказалось своё мнение. Правда, высказал он его лишь врачам, и то с перерывами на попытки связать слова в адекватные предложения. Во всяком случае, Ёнбин поговорил с главнокомандующим и они пришли к выводу, что им можно будет улететь, как только угроза жизни Чеюна сократится до минимума. Пришлось подождать. Хёнвон же был в полном порядке — Чангюн и правда его отремонтировал, привёл в добротный вид и даже заменил пару плат и схем. Вообще-то, он не обязан этим заниматься, но, по правде говоря, он единственный, от кого Хёнвона не воротит всей его несуществующей душой и несвойственной андроидам брезгливостью. — Как себя чувствуешь? — Вонхо тогда сильно беспокоился, но старался не паниковать, знал же, что Чангюн мастер во всём, точно справится, но липкий страх всё равно одолевал его каждый раз, как только удавалось стабилизировать собственные мысли. — Никак, — ответил Хёнвон, осматривая себя в зеркале. Его швы всё ещё некрасиво выделяются, они должны «зажить» через пару дней, до этого придётся походить как андроиды первого поколения, со всеми видимыми изъянами. — Отлично, — выдохнул Вонхо и подошёл ближе, чтобы обнять сзади; его руки крепко сжали Хёнвона и прижали ближе, аккуратно, так, чтобы не задеть свежие неровности. — Лучше, чем ничего. Он аккуратно провёл ладонью по чужому предплечью и пальцами начертил неровную дорожку к кисти, вынуждая Хёнвона развернуть и открыть её. Вены и изгибы ненастоящей кожи переливались, приводя системы организма в норму: это было очень красиво, и Вонхо нравилось за этим наблюдать, но больше ему нравилось, когда его ладонь сжимала ладонь Хёнвона и их пальцы были переплетены. Хёнвон почти печально опустил голову, будто задумавшись, как только пальцы Вонхо крепко сжали его руку. — Ты же знаешь, что я ничего не чувствую, — говорит он. — И не смогу. — Знаю, — отвечает тот. — Но это не мешает мне беспокоиться о тебе. Вонхо сказал Джухо, что с Хёнвоном всё в порядке, принёс ему кофе и даже перекусить какую-то мелочь из автоматов в холле возле стойки регистрации. Джухо нехотя поел и отблагодарил за заботу; тот не был единственным, кто делал для него такие вещи в течение пары дней, пока он сидел в ожидании разрешения посещений, и он пообещал себе, что обязательно отблагодарит всех, когда у него появятся силы на что-то, кроме мысли о том, как бы ускорить время. — Привет, — голос Чеюна тихий. Он не выглядит таким здоровым и лучезарным, каким его привыкли видеть все остальные, но на его лице лёгкая улыбка и он живой. Пожалуй, сейчас это самое главное. — Привет, — вздох облегчения скинул весь груз беспокойства с плеч Джухо, когда он смог сесть рядом с Чеюном и взять его за руку. Так хотелось его обнять, крепко-крепко, рассказать обо всех страхах, что его посетили за те несчастные несколько минут, пока тот снова не задышал, но врач сказал не заставлять его нервничать лишний раз, поэтому они поговорят об этом потом, каким-нибудь знойным вечером в пустыни Гавани с банками содовой и бутербродами, украденными из холодильника девочек, но не сейчас. — Врач сказал, мне повезло, — его улыбка — на вес золота, но слова выходили медленно и глухо, с таким большим трудом, что даже такому невероятному актёру, который мог ходить с пулевым ранением весь день и никому не сказать, не удавалось скрывать, насколько такое состояние было в тягость. — Честно, я думал, что умру. Я проторчал там без понятия сколько, пытался звать на помощь, но обвалы были такие мощные, что меня, наверное, никто не слышал, а когда я понял, что кто-то рядом и услышал голоса, то тут же отключился, будто в пропасть упал… Не знаю, как описать, меня как будто накрыло мешком песка и заставило уснуть. Ну, знаешь, как когда мы уходили от погони по всему кольцу астероидов. Джухо улыбнулся и, заметив, какие у него сухие губы, подал стакан воды: — Это были наши голоса, — ему на самом деле чертовски сложно сдерживаться, чтобы не заплакать, но он очень старается. — Мы боялись, что твой мозг умрёт, но Хёнвон тебя спас. — Я рад, — кивнул он. — Я не мог уйти на тот свет, пока Чжухон должен мне за спасение его задницы. Джухо лишь сжал чужую ладонь и облегчённо выдохнул: шутит — уже хорошо. Через пару дней они забрали Чеюна, когда тот начал жаловаться, что ему слишком скучно, несмотря на то, что Джухо находился в его палате почти круглые сутки. Ему хотелось движа, хотелось полёта и снова в космос, обратно в Гавань поделиться с Сыльги историей о том, что он раньше неё оказался на волоске от смерти и ему осталось только сесть в тюрьму, чтобы переиграть её по всем фронтам — вот уж она обзавидуется. Главнокомандующий удостоил их личной встречи для проводов, побеседовал с Ёнбином о некоторых вещах, в очередной раз предложил на себя работать, переслал компенсацию и сказал, что будет ждать новостей, но только не о новом крупном ограблении, было бы славно, если бы они оставили всё это наконец. Ёнбин лишь посмеялся, а потом его взгляд потускнел, когда он заглянул за плечо главнокомандующего. Позади шёл Тэян. Все эти дни он почти не говорил, пытаясь понять, что произошло, потому что ни сообщения, ни записки, ни ответов на звонки — ничего не осталось от Роуна. За день до их отлёта Инсон пришёл и сказал, что его наручная панель отключилась в пределах первого круга, это окончательно выбило Тэяна из колеи. — Оставь нас, пожалуйста, — сказал Чонин и поджал губы. Ёнбин лишь кивнул. — Не надо, — помотал головой Тэян, как только тот ушёл. — Не пытайся помочь. Чонин вздохнул и аккуратно коснулся его плеча. Энергия внутри Тэяна отозвалась моментально, легко ударив статикой по кончикам пальцев, не оставив это без внимания обоих. В глазах Тэяна, взглянувшего на Чонина, было столько боли, страха и мешанины из многообразия желания, непонимания и тяги, что можно было утонуть, едва попытавшись распутать клубок всех этих сладких, волшебных эмоций. Чонин хотел бы помочь избавиться от половины страданий за эту ношу, ему сложно было бы утонуть в собственной силе, но у них нет времени на это, придётся оставить всё как есть. Да и, в конце концов, ничего плохого ведь пока не случилось? — Его нет на Венере, — сказал Чонин. — Я и Шону лично всё проверили. Судя по данным билинга его наручной панели, он улетел ещё в тот день, когда случилось нападение. Куда — не могу сказать точно, у нас нет таких данных, куда-то за первый круг. Тэян вздохнул. — Я не понимаю, — его голос был поникшим, хоть он и старался говорить ровно, — что могло произойти, чтобы он так поступил. Разве что его снова похитили. — Нельзя исключать этот вариант, — Чонин пожимает плечами и осторожно хлопает Тэяна по плечу в знак поддержки. — В любом случае, я попробую что-нибудь найти и постараюсь держать тебя в курсе. А сейчас извини, мне надо готовиться к генеральному собранию. Звони мне, если понадоблюсь, у меня всегда есть для тебя время. Полёт в Гавань оказался спокойным, но никто почти не разговаривал друг с другом. Все старались по минимуму контактировать, переваривая произошедшее, давая себе время на обдумывание того, что им делать дальше, когда теперь их по непонятной причине восемь. Бывали моменты, когда они в течение полёта собирались вместе в кухонном блоке за едой и болтали ни о чём, но тему праздника обходили стороной, будто пока не были готовы это обсуждать, боясь, что это заведёт их в разговоры о нападении и его последствиях. Возникла лишь одна проблема: по прибытию швы Чеюна раскрылись и Хвиён подвёл итог — ему вновь нужно в больницу, они слишком рано улетели, ведомые желанием Чеюна побыстрее вернуться к полётам и бескрайней засушливой земле Гавани. Не надо было его слушать, потому что единственная больница во всей Гавани, которой можно было доверять на сто процентов без обмана и переплат за всякую ерунду, рискуя нарваться на спор и обвинения в краже, была на юге. Сам Хвиён совершенно не мог провести операцию, у него дрожали руки после нападения на Венере и жутко трещала голова, он боялся, что сможет допустить глупую ошибку и всё пойдёт к чёрту. Именно поэтому у него не было и шанса предотвратить полёт на юг, да и ко всему прочему, ему нужно было в дороге следить за состоянием Чеюна, который продолжал глупо шутить и не затыкался даже несмотря на то, что у него вся майка пропиталась в его же крови. Во всяком случае, Хвиён надеялся, что именно в его компании им обеспечат доступ к обслуживанию быстрее, если кое-кто будет на рабочем месте. Транспортник вела Сыльги, она вызвалась вместе с Джухо, Хвиёном и Чани, чтобы, если что, пристрелить Чеюна прямо в лоб, чтобы не мучился (Чеюн оценил шутку и сказал, чтобы она готовила задницу к проигрышу в карты), все остальные остались на заправке отдыхать и ждать новостей. Им было что обсудить и о чём подумать. Многие вещи оставались непонятным, отягощающими, такими, которые непросто принять. Требовалось время, которого у них, кажется, будто и не было. — Надо же, — Богом лично занялся Чеюном, поручив предоставить ему лучшую палату и подготовить к операции. — Кое-кто решил переступить через свою гордость и прилететь ко мне. До операции оставался час. Хвиён стиснул зубы и отвёл взгляд, предпочтя не отвечать ничего. Рядом с Богомом он всегда будто выглядел ниже, мельче и хуже по всем фронтам — даже сейчас, несмотря на то, что Хвиён давно вырос, он тренировался вместе с Давоном и Чеюном в их тренировочном зале на звездолёте, а его навыки в медицине всегда были на порядок выше, они становились только лучше с годами практики. Но почему-то, когда он стоит напротив Богома, все его личные достижения меркнут, будто налёт прошлого всё ещё не стёрся с его воспоминаний, будто ни он, ни Богом не сбегали из дома от тирана-отца, так и остались мнимо соперничать друг с другом посреди лабораторных записей о незаконных экспериментах. Однако сейчас это ведь совсем не так, они оба взрослые люди и у них нет причин противостоять друг другу, тогда почему у Хвиёна так давит в груди, будто… Он закапывает в себе так и не родившуюся мысль о своих истинных желаниях единственного, чего он хочет услышать от Богома, чтобы перестать чувствовать то, что сдавливает его внутренности колючей проволокой. — Это была необходимость, — холодно бросает Хвиён. — У меня не было выбора. — Разве ты сам не смог бы справиться с такой простенькой операцией? — Богом специально поддевает его, пытается тронуть за самое больное, за его гордость, он всегда так делал. — Теряешь хватку, Ёнкюн. Неожиданно тот хватает Богома за лацканы его больничного халата и притягивает ближе, пока его лицо искажает ужасающая ярость: — Не называй меня так больше, — цедит он и его пальцы сжимаются на ткани. Хвиён отпускает его через долю секунды, резко и рвано, тут же отворачиваясь и уходя в сторону спуска на улицу. — Позовёшь, когда операция закончится, я буду на улице, — бросает он под конец, прежде чем скрыться за поворотом. Автомат у входа продолжал транслировать рекламу линз нового поколения, но всячески отказывался выдавать кофе. Больничная тишина давила и Хвиён продолжал злиться, но уже меньше, чем несколькими минутами ранее, пока он спускался сюда с совершенно пустой головой. Он хочет ударить автомат, но только выдыхает и прислоняется лбом к металлическому корпусу, прикрывая глаза. Ему попросту надо успокоиться, привести дыхание в норму и сделать вид, будто ни этой клиники, ни наглого Богома вовсе не существует. Не в этой реальности, это уже прошлое. Вдруг рядом с ним останавливается тень, и прежде, чем Хвиён успевает что-то сказать, он видит перед собой бумажный стаканчик с кофе и только после — держащего его Чани. — Купил в местном буфете, — поясняет он и легко улыбается. Они выходят на улицу и проходят несколько шагов в тишине, чтобы сесть на скамейке не слишком близко ко входу, но и не слишком далеко — честно говоря, Хвиён боится, что Богом может вытворить что-то такое, из-за чего ему придётся ассистировать операцию, это будет сделано специально, чтобы лишний раз напомнить, где его место. Хвиён поджимает губы. — Я могу спросить, что между вами произошло? — спрашивает Чани. Не может, никто не может, но Хвиён мнётся и думает. Он никогда толком никому не рассказывал про то, что случилось у него в семье, почему он и брат сбежали от отца, почему они не могут работать официально ни в одной клинике, кроме Гавани, почему Хвиён не связывается с делами, которые касаются наркотиков, и почему Ёнбин никогда такие дела не берёт с тех пор, как тот присоединился к команде. Лишь Ёнбин в курсе большей половины истории, но он всё равно не задавал лишних вопросов. Погода на юге Гавани сегодня к ним благосклонна. Приятное тепло согревает уставшие плечи, греет руки, а редкие прохладные потоки ветра успокаивают горячую голову. Чани не торопит его с ответом и просто ждёт. — Моё настоящее имя — Ким Ёнкюн, — всё-таки начинает Хвиён. — Мы с Богомом — сыновья известного врача, доктора Кима, который держит сеть элитных клиник на Центральной станции и по всему первому кругу, включая некоторые станции Венеры. Чани медленно кивает, Хвиён делает небольшой глоток кофе и такую же короткую паузу, прежде чем продолжить. Возможно, если бы Хвиён поделился своей историей с Роуном, тот мог бы его понять чуть лучше, чем Ёнбин, ведь они оба происходят из знатных и почитаемых на Центральной станции семей, занимающимися вещами, которые порой переходят черту закона во благо очередной глупой цели по снабжению оружием регионы Нептуна. Но Хвиён не рассказывал об этом, и сейчас каждое его слово давалось ему так тяжело, что приходилось прерываться на то, чтобы просто подышать или сделать глоток кофе. Сейчас бы рядом пригодился Джухо с его сигаретами, но вырывать его из больничного корпуса ради этого совсем не хотелось. К тому же, сейчас он был здесь совершенно лишним. Богом был старше на пару лет. Он всегда был лучше во всём: умнее, сообразительнее, талантливее, общительнее и популярнее — всё было при нём, поэтому дело отца со всеми клиниками и прочими дочерними компаниями должно было перейти к нему, в этом никто не сомневался. Хвиён же понимал, что место второго наследного «принца» не слишком ценное с любого ракурса, поэтому решил, что его единственный путь — саморазвитие. Этим он и занимался: ему хотелось открыть свою небольшую клинику где-нибудь возле Юпитера или на Венере, ему хотелось сбежать из этой бесконечной вереницы приёмов, где он просто служит украшением и напоминанием о сведённой отцом в могилу матери, чтобы этого самого отца лишний раз пожалели за то, как он один прекрасно справился с воспитанием сыновей, но никто никогда не интересовался Хвиёном. Никому не было дела до того, что не только Богом делает какие-то успехи, не только Богом выдающийся врач и учёный, разработавший несколько действенных формул лекарств нового поколения. Никому не было дела до того, что их собственный отец не считал чем-то вредным выписывать каждому из них препараты, которые тестировались в лаборатории. Когда это началось, Богому исполнилось девятнадцать. Он экстерном заканчивал университетскую программу, спеша переложить половину отцовских дел на свои плечи. Хвиён ещё учился в школе, параллельно ходя на дополнительные курсы, а после них — в лабораторию на новые испытания. Сначала он просто наблюдал, читал рецептуру, отец не считал лишним, чтобы оба сына разбирались во всех тонкостях их наследия, но в какой-то момент всё начало катиться по наклонной. Сначала это были бездомные и преступники: на них без ведома и с поддельным разрешением в сотрудничестве с Хакёном их отец тестировал какие-то новые разработки, записывал результаты, давал лишь посмотреть на формулы, если не мог понять, почему где-то не состыковывался результат. Богом всегда находил брешь быстрее, Хвиён просто не хотел в этом участвовать. Одна лишь мысль о том, что это не лекарства, а биологическое оружие, наводила на него панику, ужас и отвращение — ни один из испытуемых не выжил. Он не слишком хорошо помнит, когда они перешли тонкую грань от наблюдателей к тем, кто напрямую испытывает на себе новые препараты. Богом сделал это из любопытства, Хвиён — потому, что у него не было выбора. Отец тогда сказал: — Ёнкюн, сделай это для меня. Сказал: — Ты должен знать, что я тебя люблю и никогда не причиню тебе боль. Хвиён вздохнул. Детей из таких семей часто пичкают ядами понемногу, чтобы организм привыкал и не отравился при покушении, но это было что-то новое. Не было никаких мутаций, никаких страшных побочных эффектов или помутнения разума, но Хвиён как будто чувствовал, что умирает. Наверное, именно это и побудило его разработать антидот к каждой гадости, которую ему кололи под строгим взглядом отца, коему будто было абсолютно всё равно, что станет с его младшим сыном. Кажется, что было всё равно и Богому. (Хвиён никогда не знал и не узнает, что Богом подправил все формулы и разработки антидотов, чтобы всё точно получилось; он же снижал все дозы лекарств, которые вкалывали Хвиёну, чтобы тот не так сильно страдал.) Богом сбежал, как только ему стукнуло двадцать. Он украл деньги отца, взорвал чёртову лабораторию и укатил в неизвестном направлении, прихватив ещё несколько разработок, которые позже продал на чёрном рынке и построил свою больницу на тогда ещё не слишком дорогой земле юга Гавани. Хвиён думал, что тот его бросил. Их отношения никогда не были близкими, просто родственными. Богом его поддевал, издевался, обидно шутил и всячески отталкивал от себя подальше, будто показывая, что ему всё равно на своего брата, всё равно, что у него больше влияния на отца, решившего тестировать своё оружие на собственных детях, всё равно, что он может это прекратить, но ни разу не допустил мысли, что пора это сделать. Наверное, поэтому Хвиён его ненавидел всем сердцем и продолжает это делать, копя обиду внутри себя, будто этим можно сейчас что-то исправить. — Мне жаль, — Чани глотает твёрдый ком в горле и судорожно выдыхает, аккуратно накрывая рукой ладонь Хвиёна. — Как тебе удалось сбежать? Тот пожал плечами: — В какой-то момент я понял, что мне нужны деньги. Хвиён не стал новой надеждой отца. Тот рассчитывал на то, что Богом наиграется в свои игры в свободу и вернётся домой продолжать дело, но с каждым днём эта надежда у него угасала. Он становился злым, неуправляемым и просто невыносимым, запершимся в собственных мыслях и работе. У Хвиёна не было шансов на то, что тот не запрёт его, как только тому исполнится восемнадцать. Ему срочно нужны были деньги. Он не нашёл ничего проще, чем продавать наркотики. Наркотики, украденные из лаборатории, наркотики, которые сделал сам, наркотики, которые позже он и стал принимать, чтобы унять невыносимую боль от экспериментов отца, которые тот продолжал, несмотря на ухудшающееся состояние своего сына. Хвиён продавал и покупал, перепродавал, сам же колол их клиентам, потом вытягивал их с того света, приводил в чувство, некоторым даже не продавал дозу, просто пытался как-то помочь — последнее со временем переросло в полноценную деятельность наравне с дилерством. Жизнь в семье известного доктора не прошла мимо, даже в отвратительном, жутком и грязном гетто Центральной станции Хвиён продолжал заниматься тем, в чём его воспитали — спасать жизни, несмотря на то, что в то же время их губил. Ангел смерти и милосердия — как бы было символично, если бы его кто-то так назвал. Как бы то ни было, его собственное орудие жизни и смерти настигло его самого, когда в какой-то момент все безжалостные эксперименты отца с увеличением дозы слабо протестированного нового препарата сплелись в ужасном взаимодействии с одним из наркотиков. Хвиён как сейчас помнит, как лежал ночью возле канала на холодном бетоне, вода возле его ног приятно журчала, а вид старой Земли где-то в небе завораживал, всё перед его глазами плыло и меркло, но ему никогда не было так хорошо, потому что всем мучениям пришёл конец. К жизни его вернули знакомые брата. Прооперировали его, вычистили организм, как могли, назначили кучу препаратов, спрятав в одной из частных клиник и дав время отлежаться, а потом и вылететь за пределы Центральной станции. (Будучи в полудрёме и отходя от препаратов, Хвиён не слышал, как один из врачей сказал, что ему стоит поблагодарить брата — возможно, это могло бы решить многие вопросы и проблемы, но фраза так и осталась неуслышанной.) — Так я и оказался в Гавани, — тихо говорит он на выдохе. — Почти чист с того момента. — Ты общаешься с Джено, — с сомнением произнёс Чани. — Джено не толкает супер-вредную дурь, — тот чешет лоб. — Кратковременный эффект чуть острее, чем от алкоголя — да, но не больше. Я предупредил, что убью его, если замечу за ним что-то жёстче. — Ты думаешь, он будет перед тобой отчитываться? Он не производит впечатление такого человека. — Передо мной — нет, а перед Йери — ещё как. Чани рассмеялся. В одной его руке всё ещё был пустой стаканчик от кофе, он некоторое время беспокойно крутил его, а потом сказал: — Мне жаль, что с тобой такое произошло, — его пальцы крепче сжали чужие, давая чувство минимальной поддержки. Он просто не знал, что ещё можно сделать. — Это в прошлом, — сказал Хвиён. — Чеюн поправится и я больше никогда не увижусь с Богомом. По крайней мере, сделаю всё, чтобы этого не случилось. Чани кивнул. На несколько минут их окутала тишина, больше комфортная, чем тягучая и неприятная. Можно было сказать, что они наслаждаются компанией друг друга, пока молчание не прервал Хвиён: — А у тебя что? Чани непонимающе на него покосился: — Что ты имеешь в виду? — От хорошей жизни не становятся тем, кто может украсть что угодно и кого угодно из любой задницы Солнечной системы. Он продолжает глупо смотреть на Хвиёна, ожидающего от него какого-нибудь ответа, совершенно не зная, что ему стоит сказать. Чани в принципе ни с кем никогда не пытался делиться своими мыслями или тем более прошлым, потому что попросту было не с кем, да и кому это вообще нужно знать? Разве самое важное — не то, кто и где он сейчас? — Брось, это не слишком интересно, — он слегка морщится. — Операция закончится нескоро, а я хочу спать. Кто знает, может, усну здесь, прямо под открытым небом, пока ты будешь рассказывать свою историю, — Хвиён беззлобно улыбнулся и слабо толкнул его плечом. Чани поджал губы, оглянулся по сторонам, нет ли поблизости лишних ушей, и, выдохнув, сказал: — Кан Чанхи. — Твоё настоящее имя? — Вроде того, — тот пожал плечами. — Оно не должно тебе ни о чём говорить, но… — Подожди, — Хвиён чуть не выронил всё ещё не опустевший стаканчик. — Я понимаю, мало ли сколько людей с такой фамилией, но твои родители случайно не дуэт Кан из отдела «М»? Чани тут же закрыл ему рот ладонью и испуганно посмотрел на него, не давая и шанса сопротивляться: — Не так громко, — он кусает губу, переходя на шёпот. — Пожалуйста, — и только после этого отстранился. — Так это правда? — Хвиён заинтересованно покосился на него, понизив тон. — Не совсем. Его родители не были из отдела «М», но почему-то все вокруг так считали. Они работали на генерала Лу, и это всё, что Чани в силу своего возраста знал. Он помнил, что они много времени проводили за делопроизводством и иногда задерживались допоздна, помогая генералу. Пару раз генерал Лу был у них на ужине, Чани только-только входил в подростковый возраст, не особо понимал, кто и что это за человек, знал, что он будущий главнокомандующий — и для него этого было вполне достаточно. Чани рос обычным ребёнком, проявляя лишь способность к тому, чтобы оставаться незамеченным, правда, он никогда не считал это плюсом, но однажды услышал, как генерал Лу говорит, что в будущем его можно будет отдать в специализированное подразделение, он здорово сможет там раскрыться. Конечно, если сам захочет. Тогда Чани не знал, чего хочет, но подумал, что стоит над этим поразмыслить. А потом генерала Лу повели под следствие и после того, как его посадили в тюрьму, родителей убили. Это точно было убийство, не ужасная случайность, как его пытались убедить, они не были жертвами обстоятельств. Плохо загримированные отверстия от пуль на висках при опознании не возникают при случайном пожаре — в этом Чани был уверен на сто процентов, но кто бы его стал слушать, когда он был всего лишь подростком? Сложно было сказать, с какого момента Чани решил, что не может оставить это дело без справедливости и жаждет лично наблюдать за тем, как убийца его родителей страдает: то ли когда его забрали с занятий в школе, то ли в морге, то ли когда стоял на похоронах — за всё это время он ни разу не заплакал. Чани в принципе никогда не плакал, не потому что не хотел, просто не мог, вместо этого в нём копилась ненависть, которой он научился давать волю только во время выполнения заказов. Сначала это правда были какие-то мелкие дела. Он учился работать с гримом и драться, закончил школу, продал имущество родителей и решил, что теперь его на Центральной станции точно ничего не держит. Парень с прекрасным будущим и рекомендациями в лучшие университеты Системы теперь для всех попросту исчез, чтобы через преступный мир добраться до правды. Это звучало слишком хорошо, слишком невероятно и как-то самоуверенно, потому что в конце концов, когда Чани столкнулся с большими делами вне Центральной станции, всё оказалось куда серьёзнее и страшнее. Его никто никогда не учил, как устанавливать связи, как правильно вытягивать из людей нужную информацию: его родители были слишком мягкими в отношении ребёнка и не хотели, чтобы он шёл по их стопам даже с рекомендациями генерала. Всё, что Чани умел — это быть незаметным, наверное, в этом и состояло его главное преимущество, позже превратившееся в основную фишку в его заказах. — Я помню момент, когда Ёнбин жаловался на то, что он хочет тебя к себе в команду, потому что ты достал забирать его заказы, — Хвиён тихо смеётся и улыбается. Когда Чани рассказывает о своём прошлом, о том, какой путь он должен был пройти, чтобы стать тем, кого называют «Объект Два-Нуля» без единого намёка на истинную личность, Хвиён внимательно наблюдает за ним, не перебивает, добавляет только какие-то лёгкие комментарии, которые никак не мешают общему без пяти минут монологу. В этот момент в его глазах Чани раскрывается совершенно по-новому, намного интереснее и глубже, и Хвиён начинает думать, что у него наверняка помутнение. — Если честно, я так и не могу вспомнить, из-за какого именно заказа моя репутация стала такой, что в рейтинге главнокомандующего я стал вторым, — усмехается Чани. — Этот список, кстати, тоже я обнародовал. — Мы в курсе, — улыбнулся Хвиён. — Мы как раз обокрали торговый транспортник возле Юпитера, когда Инсон начал показывать со статей, высмеивающих главнокомандующего. Его рейтинги как светской персоны тогда упали просто невероятно. — Представляю. На пару секунд между ними повисла пауза. Чани попросту не знал, что ещё ему можно сказать. — Ты так и не нашёл того, кто убил твоих родителей? — спрашивает Хвиён. — Нет, — мотает тот головой. — Даже и близко, но сегодня… когда я увидел генерала Лу, он был первым, кто меня узнал за столько времени. У меня что-то щёлкнуло в голове, но я пока не знаю, как и что именно мне надо связать между собой. Над этим ещё предстоит подумать. — Если мы все разойдёмся, я пойду с тобой, — заявляет Хвиён и понимает, что это глупое и необдуманное решение, но эти слова будто вырвались откуда-то из глубин его сердца и заставили его улыбнуться. — Я подумал, что клинику смогу открыть и позже. В конце концов, у нас есть время всего мира. Чани ничего не отвечает, лишь кивает и сжимает его ладонь крепче. * У Чунмёна начала болеть голова ещё в шаттле. Он пытался справиться с этой болью, выпив таблетки, но они, кажется, либо совсем не помогали, либо делали это очень медленно, а ему так хотелось, чтобы гудение в ушах и тянущая боль в висках утихли, всего лишь пять минут звенящей тишины были бы подарком. Кёнсу, что шёл рядом с ним, слегка прихрамывал — он защищал его во время нападения и получил ранение в ногу. Не слишком серьёзное, по его словам — Чунмён сам знает, что на войне в Гавани бывало и хуже, но его всё равно бросило в дрожь, когда он увидел кровь. Их быстро подлатали, Чунмён даже успел записать небольшое обращение к Системе и обещать наказать ответственных за преступление, но во время записи он будто не был там, не был тем стойким и несгибаемым президентом, все его мысли возвращались к Кёнсу и его крови на брюках. На них никогда не нападали, максимум приходилось отвадить репортёров и пару дерзких протестующих, но Чунмён никогда не видел, чтобы Кёнсу стрелял во что-то, кроме мишени или тем более убивал кого-то. Сегодня, наверное, он застрелил двоих или троих, пока укрывал его, и кажется, что у Чунмёна до сих пор не восстановилось сердцебиение. Удивительно, как Кёнсу продолжал сохранять спокойствие всё то время, пока они шли к номеру уже на другой более охраняемой станции Венеры, как он проверил все замки и крепления, а потом вовсе сел на кровать и вздохнул, прикрыв глаза. Чунмён, кажется, впервые на самом деле задумался о том, через что тому пришлось пройти. Это пугало и завораживало одновременно. — Что ты делаешь? — Кёнсу не открыл глаза, но почувствовал, как Чунмён оказался перед ним. — Хочу помочь. — С чем? — в его голосе плескалась бесконечная усталость, казалось, он вот-вот упадёт на кровать и уснёт, но у него есть всего несколько мгновений прежде, чем снова приступить к своим обязанностям, но и те были грубо нарушены привычно наглым вмешательством в его личное пространство. Он открывает глаза и понимает, что Чунмён стоит на одном колене у его ног и это похоже на шутку. В лице Кёнсу вовсе не меняется, но удивление в его глазах намного красноречивее. — Не смотри на меня так, — лёгкая истома, такое же истощение пронзало тело Чунмёна, но он всё равно решил, что сделает то, что хочет. Привычка не терять лицо даже перед собственным телохранителем сводила его с ума, но сейчас ему даже казалось забавным, с каким непроницаемым видом он дотронулся до чужой лодыжки и мягко поднял его ногу. Кёнсу почти мгновенно среагировал на обжигающее кожу осторожное касание — Чунмён оказался прижат спиной к стене с чужой ногой у себя на груди, но его реакцией после секундного удивления была лишь усталая лёгкая улыбка. — Ну вот, — в его голосе не слышалось привычного раздражения; казалось бы, так много может поменять одно ранение в ногу его телохранителя. — Кажется, ты испортил мою рубашку, — и, не дав ничего ответить на это, вновь коснулся его лодыжки, провёл пальцами по выступающей косточке будто бы невзначай, и только после этого развязал шнурки на ботинках, а затем аккуратно их снял. Кёнсу пришлось убрать ногу от его груди. Весь медленный, осторожный процесс своеобразной помощи он наблюдал, как завороженный, не смея ничего сказать или сделать, боясь, что разрушит редкий момент заботы, когда сам мистер президент преклоняет перед ним колено. Смотреть на Чунмёна с такого ракурса более, чем просто приятно. Его наспех уложенная для обращения причёска уже успела растрепаться, прядки спадали на лоб, а пластырь на щеке, закрывающий порез от шрапнели, успел пропитаться кровью, надо будет поменять. Его рубашка совсем помялась, а брюки были в едва заметной пыли, но он продолжал сидеть на полу и смотреть, смотреть так, что Кёнсу невольно потерялся. Заметив короткий миг слабости, Чунмён приподнялся и, опершись руками о кровать, почти становясь так, что его руки оказались по обе стороны от Кёнсу, потянулся к чужим губам. — Я устал, — Кёнсу в последний момент отвернулся, получив лишь смазанное прикосновение к своей щеке. Чунмён опустил голову и вздохнул, поджав губы. — Хорошо, — сказал он, и в его голосе явно слышалось, как он расстроен. — Сходи в душ, я пока расстелю постель. Поспишь сегодня со мной? — Если хочешь, — ответил Кёнсу совершенно бесцветно, снимая на ходу майку, выданную ему медиками вместо порванной рубашки. — Да, — «очень». — Тогда посплю, — и исчез за дверью в ванную. * До богом забытого края Системы солнечный свет едва доходил, а до нейтральных территорий за её пределами и вовсе терялся. Хань мог бы прятаться у Чонина прямо под носом и тот бы даже не заметил его присутствия, как не смог этого сделать на треклятом празднике, но он был не один против всего мира: у него была команда, у него были люди, работающие на него, и нужна была надёжная база, куда если не он, то они смогли бы вернуться после миссий. Место было выбрано почти идеальное — даже если их засекут, то ничего сделать не могут, территория нейтральная, здесь Хань вне всяких преследований. Проблема была лишь в удалённости, потому что он всё ещё не представлял, как можно обеспечить достаточным количеством топлива всех своих людей, несмотря на имеющиеся связи. В остальном, как он сам считал, сложностей не было: поставки продовольствия для его людей были налажены, оружие стабильно приобреталось, работники вербовались, и продажные пограничники вполне покупались на те деньги, которые они успели получить с грабежей. Хань никогда бы не подумал, что будет заниматься подобным, это низко и подло, но жажда мести и желание увидеть боль всей Вселенной в чужих тёмных глазах была сильнее его устаревших за время в тюрьме принципов. — Господин Лу. Мягкий, приятный тембр чужого голоса — музыка для ушей Ханя. Он и не гадал, что ему придётся радоваться, что в своё время не выдвинул для прокуратуры предложение провести рейды по некоторым чиновникам и бизнесменам, проверить, чисты ли они на руку. Тогда это было рискованно — президент мог бы его убить за такое и сделать вид, будто это несчастный случай. Сейчас же его тогдашние сомнения и страх сыграли ему на руку тем, что скомпрометированные бизнесмены тянутся к нему сами, ища благосклонности. Так получилось и с Джису. Он помнил её отца, прекрасный дипломат и бизнесмен с множеством талантов; жаль, что трагически погиб, с ним можно было бы договориться, но, в отличие от него, его разбалованная, жадная до власти дочь согласилась намного быстрее. — Здравствуй, — Хань поднял взгляд от документов, которые разбирал в это время, и его лицо украсила мягкая и слегка удивлённая улыбка. — Я смотрю, ты привела гостя. — Да, — она кивнула. — Господин Лу, позвольте представить вам моего брата.