петушиные бои в открытом космосе

На сей раз это были голограммы. Очерченное почти невидимыми стенами, лишь на углах блестящими синим свечением, поле было готово к началу тренировки. Оставалось только нажать на наручную панель — и оно захлопнется, как капкан, выпустив несколько волн голограмм разных уровней сложности, которые не остановятся, пока их истреблённое количество не дойдёт до выставленного пика. В противном случае кому-то явно придётся лежать в луже крови, потому что внутри поля всё ненастоящее — ни нападающие, ни их оружие. Только раны тех, кто защищается. — Я сейчас усну, Кёнсу, не медли, — Джинён разминает запястья и плечи. В его руке — большой электрический лук со стальной тетивой и колчан со стрелами. Блеск алмазных наконечников отражается в глазах Кёнсу, и он вздыхает. У него слишком сильно болит голова и он никак не может прийти в себя, чтобы начать тренировку. В таком состоянии ему нельзя находиться совсем, это роскошь, недопустимая ни в одно из мгновений. Таким он порой боится предстать даже перед Джинёном. Он крепче сжимает клинки, сделанные специально под него, на заказ, с прочным, красивым углеродным лезвием, о которое однажды порезался Чунмён, когда рассматривал крепкие рукояти и пытался провести параллель между ними и Кёнсу. С одной стороны, надёжные, опасные и верные, если знать, как и куда их направлять; с другой, попади они в руки кому-то более искусному и обходительному со своим оружием — жди смертный приговор. Предыдущему владельцу в том числе. Кёнсу вздыхает, вспоминая, как сначала промывал порез Чунмёна и клеил заживляющий пластырь, а после мыл лезвия. Видеть на них его кровь было странно, как будто слишком неправильно и... Он не успевает додумать, потому что его мысли прерывает Джинён. — Не торопись, — говорит Кёнсу и тут же усмехается почти неслышно. — Думаешь, в этот раз сможешь выстоять? — Поставил сложность на максимум? — Джинён переводит задумчивый взгляд на голографическую панель на одной из стен, отслеживая показатели и параметры. — Сложная неделя? Звучит почти издевательски, у них двоих неделя явно не задалась совсем: то пираты, то побег Минотавра, то очередная истерика президента... Больше досталось, конечно, Кёнсу, но эту подробность они предпочитают не упоминать. Не то чтобы она была какой-то болезненной, просто полосы на его теле, замеченные в раздевалке, говорили всё вместо него. — Не то слово, — пожимает он плечами в ответ, и на этом всё — они никогда не обсуждают такие детали в стенах Центральной станции. — Начинаем? Кёнсу нажимает кнопку готовности раньше, чем получает ответ. Он ему и не нужен, потому что Джинён готов с того момента, как взял оружие в руки. Всё как всегда: первая волна противников состоит из нескольких призрачных фигур, которые рассыпаются на маленькие голографические осколки, стоит по ним попасть — это разогрев. Кёнсу и Джинён без проблем расправляются с двумя десятками, слаженно работая в команде. На сегодня они решили оставить бой друг против друга на следующий раз, когда у обоих не будет необходимости сломать что-нибудь или кого-нибудь; сейчас в таком состоянии они просто рискуют забыть о чувстве меры и безопасности. Лучше так сильно не рисковать. Вторая волна немного сложнее: голограмм появляется в разы больше и убивать их непросто — с повышением уровня они становятся умнее и ловче, меньше попадаются на уловки, могут нанести слабые повреждения вроде царапин. Кёнсу тренировался на этом этапе один, когда занимался утром или вечером, но в совместных боях он ставил постепенное повышение сложности до выбранного максимума. Этот уровень не был им. Джинён чётко попадал по каждой фигуре, в которую целился, ему даже не приходилось слишком напрягаться, чтобы выводить их из строя одну за одной. В их команде все такие: профессионалы своего дела, идеальные машины для убийств — рядом с президентом других быть и не должно. Что там в таком случае забыл Ким Чонин, для всех остаётся загадкой. У профессионалов зачастую нет права на ошибку, поэтому когда Кёнсу пропускает фигуру и она, добежав до Джинёна, царапает его плечо голографическим лезвием, Кёнсу лишь пожимает плечами, отрезая одному из призрачных противников голову. — Теряешь хватку! — громко отмечает он и уклоняется от удара. — Просто слишком расслабился на таком лёгком уровне, — это не оправдание, это ошибка, и Джинён просто забыл об осторожности, теперь вынужденный стирать перчаткой выступившую из царапины под оборванной одеждой кровь. Он мог бы сказать, что сказываются усталость и бесконечные перелёты от одной галактики к другой, но это вся его жизнь, дело совершенно в другом. — Через две-три волны тебе лучше бы перестать забываться. Возразить было нечего. Через ещё пару не слишком тяжёлых для них волн противников программа переключилась на максимальный уровень сложности. Это значило, что разогрев окончен и теперь тренировка выходит из безопасного режима, превращаясь в серьёзную, почти настоящую битву, которую в случае необходимости можно будет в любой момент выключить — правда, никто из них этого не сделает, даже если начнёт истекать кровью. В реальности бой по щелчку не закончится, Кёнсу много раз думал о том, что это было бы полезной функцией. Почти как белый флаг, только нет ни проигравших, ни выигравших, лишь лёгкое послевкусие усталости и крови. Ему всегда нужно было хотя бы несколько секунд, чтобы выдохнуть. Обычно тренировка длилась около часа — дальше устаёт всё тело, а мозгу становится сложно концентрироваться на количестве врагов. Даже в обычном бою нужен небольшой отдых, а в таких тренировках его просто нет: волны врагов непрерывно сменяют одна другую и в этом, наверное, есть и свой плюс, и минус. Кёнсу считал, что тренировки с этой программой должны пройти все, Чонин сказал ему, что в этом нет необходимости. По мнению Кёнсу, это большое упущение. Однажды он звал Чонина пройти, но тот отнекивался, пока в конце концов просто не перестал отвечать на подобные предложения. Конечно, мистер главнокомандующий постоянно занят… Кёнсу лишь безразлично пожал плечами. Ему было интересно устроить спарринг с ним, но не настолько, чтобы расстраиваться. По крайней мере, максимальный уровень сложности он, как считает Кёнсу, не пережил бы точно, а в этом и кроется весь интерес и азарт. Вся суть уровня была в том, что он представлял собой почти полноценную симуляцию реального боя: призрачные фигуры достаточно умны, как реальные противники, ловки, сильны и могут серьёзно ранить — до убийства тренирующегося не дойдёт (у всего есть пределы), но последствия могут довести до госпиталя, если вовремя не проявить внимательность. Программа была специально составлена на основе данных о боях с разных уголков Вселенной, Солнечной системы и Колизея — последнее было не совсем законно, но подходило для анализа тактик боя в различных обстоятельствах. Командой на этом уровне работать проще всего: слаженно, чётко и уверенно — именно так и действовали Кёнсу и Джинён на каждом подобном этапе. Разное оружие, разные тактики, разные враги и детали вроде типов ловушек и случайных эффектов — всё это обеспечивало полное погружение и разрядку стресса, в которой они нуждались после слишком тяжёлых дней. Кёнсу был к Джинёну спиной, расправляясь с врагами и совсем не заботясь о мелких царапинах и прочих ранениях, которые ему наносили, пока он уклонялся от ударов и пуль (одна из них пролетела в считанных сантиметрах от его щеки, и жар от атаки только больше его раззадорил). Такие тренировки возвращали его к тем временам, когда он открыто выступал на поле боя в качестве одного из бойцов. У него не было какой-то травмы или желания туда вернуться, его готовили к этому с самого рождения, он оттуда попросту никогда не уходил, но сейчас… Размеренная, более спокойная и устойчивая жизнь под крылом у президентской семьи дала свои плоды вплоть до мысли о том, что он бы больше ни за что не хотел возвращаться в ту ситуацию, где каждая минута его жизни могла стать последней. Порой подобные выводы его пугали. А что, если однажды ему придётся защищать президента? Выбора не останется. Но пока он есть, ему нравится просто наслаждаться тем, что он может сделать перерыв в любой момент боя. Когда противники на его стороне заканчиваются, он расслабленно поворачивается и вдруг застывает как вкопанный. На тренировочном поле случалось всякое: перепрограммирование действий фигур в бою, игровая диверсия, замена оружия или использование нескольких его видов за один бой, но ещё никогда Джинён не направлял стрелу прямо ему в голову. Кёнсу хотелось бы удивиться, но он лишь крепче сжимает клинки, готовый пустить их в ход. До цели стреле — всего ничего, и когда она, крепкая и надёжная, летит мимо, оставляя еле заметный порез на шее Кёнсу, тот даже не дёргается, а её наконечник встречает голову последней призрачной фигуры. Та рассыпается на мелкие осколки почти моментально. — Испугался? — усмехается Джинён. — Нисколько, — цокает языком Кёнсу и проводит ладонью по ёжику волос. Его взгляд сразу же поднимается на верхние уровни тренировочного зала. Он замечает полы длинного повседневного одеяния, а затем слышит совсем тихий скрип закрывшихся дверей и, тяжело вздохнув, смотрит на время. — Нам пора, — констатирует он. Джинён лишь кивает и начинает собирать рассыпанные стрелы. У Кёнсу никогда не было проблем с тем, чтобы выглядеть безупречно даже после весьма утомительной тренировки, которая, тем не менее, помогла снять ему стресс, а сейчас это как нельзя кстати — впереди его ждёт долгое собрание в зале переговоров с этим квадратным каменным столом и огромными окнами с видом на всю Центральную станцию. Бесполезное возвышение над другими богатыми представителями и гостями Галактики всегда удивляло его, но ему нравилось, что здесь всегда была предусмотрена безопасность: защитные невидимые купола не позволяли увидеть, что происходит на грандиозных этажах огромной правительственной башни — Кёнсу не позволял себе забывать об этом ни на минуту, пока вкрадчивый шёпот на ухо рассказывал о незабываемых ощущениях и величии, а чужие руки в перчатках расстёгивали его китель. Он мотает головой, прогоняя воспоминания, и вздыхает. За столом уже сидят почти все, кто должен присутствовать: генералы, пара полковников, их помощники, и, конечно же, сам Чунмён — нет только Чонина. Кто бы сомневался. Кёнсу минует всех, даже не здороваясь, и занимает своё обычное место по правую руку от Чунмёна. Тот ужасно зол, хоть и пытается сделать всё, чтобы не выдать своё настроение, но Кёнсу слишком долго пробыл рядом с ним, чтобы не угадывать такие вещи за долю секунды. Он бы сказал, что это не просто злость, а самое настоящее бешенство. Это заставляет едва заметно улыбнуться, пока он садится и лицо можно спрятать, ненавязчиво поправляя свой плащ. Чунмён всегда хотел, чтобы его телохранитель был одет с иголочки — Кёнсу не был против; по крайней мере, чёрное ему шло и его стиль был лишен помпезности, которую так порой любит Чунмён в своих экстравагантных нарядах. Сегодня же мистер президент одет чересчур просто: обычные светлые брюки и такое же светлое, до колен, одеяние с длинной плотной мантией — Кёнсу видел эти вещи с утра, но сейчас заметил, что на закрытой горловине расстегнулась пуговица. В помещении стабильная температура, система кондиционирования работает исправно, а сам Чунмён редко допускал такую, пусть и небольшую, неряшливость в собственном образе. Возможно, он расстегнул её в бешенстве, возможно, воротник слишком туг. Кёнсу не хотел бы чересчур заострять на этом внимание, потому что сейчас они не одни. Он просто отворачивается. Чунмён начинает собрание спустя несколько минут, спокойным тоном и без малейшего намёка на эмоции, так, как и должен, но когда через пару ёмких фраз в зал вдруг врывается Чонин, голос Чунмёна слегка надламывается и он делает паузу, в этот момент будто бы мысленно адресуя вошедшему все известные ему проклятья. — Господин президент, — Чонин поклонился, — уважаемое собрание Коалиции... — он снова сделал короткую паузу и после продолжил: — Прошу меня простить за опоздание. Несколько секунд Чунмён сверлил его взглядом и только после этого указал на его место рядом с Кёнсу, но всё равно не удержался от едкого комментария, пока тот шёл к столу: — Пропали на месяц и даже не соизволили прийти вовремя на собрание, господин главнокомандующий. Были чем-то заняты? Чонин хотел было что-то ответить, но его слух уловил короткий смешок с другой стороны стола. — А вы чего смеётесь, генерал Сон? — Чунмён в своей реакции оказался быстрее. — Вас это тоже касается. Мино на это лишь улыбнулся и извинился. За его улыбкой не было ничего, одна пустота, но, похоже, для президента её оказалось вполне достаточно, чего нельзя сказать о Чонине, который так и остался стоять с ровной спиной рядом со своим стулом. — Я могу объясниться ещё раз, как сделал это уже… — он не успевает договорить. — Прошу, — Чунмён цокает языком, — освободите меня от этого. Мы собрались сегодня не для того, чтобы слушать ваши оправдания, главнокомандующий Ким. Тот лишь почтительно склоняет голову и, вздохнув, всё же садится на своё место. Первыми к кафедре у противоположного от Чунмёна конца стола подходят несколько полковников. Они докладывают о ситуации на границах пояса метеоров достаточно скучающим тоном, чтобы можно было почувствовать, как медленно слипаются веки. Чонин украдкой посмотрел на Мино, что словил его взгляд в то же мгновение и отрицательно помотал головой, сделав вид, что поправляет воротник кителя, мол, это не он навевает здесь сон на всех, а выступления просто настолько нудные, что уснуть можно на раз-два. Это было правдой. Чонин несколько раз тер глаза и пытался их не сомкнуть от накатившей сонливости, но, казалось, ему вообще ничего не способно помочь. Он попросил обслуживающего зал андроида обновить ему кофе, но от него только разболелась голова — жизнь человеком просто отвратительна, даже та капля силы, что всё ещё текла в его венах, совсем не помогала ему справиться с такими мелкими проблемами его существования. Несколько раз его скучающие взгляды перехватывал Чанёль, сидевший рядом с Мино, и понимающе кивал, тоже наверняка предпочтя бы сидеть где-нибудь в другом месте. Если суть этого собрания была в том, чтобы все присутствующие умерли от скуки, то у Чунмёна всё явно идёт по плану. Сам же Чунмён, кажется, был доволен происходящим и вполне искренне внимал рассказам полковников о проблемах и успехах работы своих управлений. На самом деле, мало верилось в то, что кому-то правда было интересно всё это слушать, когда над ними висела совершенно другая угроза и никто из выступивших с докладом не сказал о ней ни слова, отдавая предпочтение бестолковым неурядицам вроде сбитых курьеров или проблем с программным обеспечением системы M.A.R.K. Ходит неприятный слух о том, что кто-то отделил одно из звеньев системы, воспользовавшись обескураживающими событиями на Афине, и никто не знает, где это звено сейчас находится — какая жалость, что именно оно отвечало за безопасность тактических объектов подле Цереры, неплохо, но недостаточно надёжно скрываемых астероидами. Чонин думает о том, что все вокруг пекутся о безопасности всего, что находится в пределах первого пояса, а в итоге его же защитные механизмы самыми первыми летят к чёрту. Это заметно хотя бы по тому, как на собрание созвали управляющих его планет, а остальные будто бы не удостоились приглашения, ведь их присутствие не так важно. У него должно найтись что-то весомое на этот счёт, но пока что ему приходится делать вид, что он чрезвычайно заинтересован в докладах, чтобы потом принять какое-то решение. От него буквально зависит общая безопасность, но он не может сделать ничего, потому что ни Мино, ни Айрин, ни кто-либо другой попросту не имеют права раздавить одного-единственного человека, который знает слишком много и достаточно полезен, чтобы сохранить ему жизнь. Нельзя вмешиваться в ход истории — они уже это сделали и теперь всё летит в ад, включая их самих. К большому сожалению, Чонин прекрасно понимал цену того, что они оказались здесь. Будучи вытянутым из собственной обители безо всякого желания участвовать в позорном побеге от ответа за содеянное даже не им, он вынужден был остаться во вселенной, где у него не было права на ошибку, но он так смертельно устал и соскучился по дому, что сейчас, в принципе, даже не против, если вокруг всё взорвётся. Но даже понимание этого факта не останавливало его от того, чтобы разрушать эту вселенную пазл за пазлом, преследуя лишь собственные мотивы. — Господин президент, главнокомандующий Ким, уважаемое собрание Коалиции, — следует низкий поклон, — просим прощения за опоздание. Чонин переводит тусклый и почти не заинтересованный взгляд на входные двери и еле заметно закатывает глаза: перед всеми — великолепная пятёрка, живая легенда дипломатии и ещё чего-то там. Он никогда не вдавался в подробности того, чем они занимаются на самом деле, кроме того, что защищают президента и подчиняются напрямую лишь ему и мистеру До. Личные дела президента согласовывались с Чонином только в том случае, если они касались тактических и боевых действий, а его полная личная безопасность не была его ответственностью. Это показалось странным, когда он начал изучать устав, готовясь к повышению до генерала-полковника, но лезть глубже не стал. Ему же лучше, меньше головной боли. Президент жестом пригласил вошедших пройти и занять места за длинным и широким столом, на что те лишь покорно поклонились и прошли к противоположному от Чонина концу. Он расправил плечи и слегка откинулся на спинку стула, когда его взгляд на мгновение упал в сторону Чунмёна — чужая рука осторожно покоилась на бедре Кёнсу, но стоило только «пятёрке» опуститься за стол, как пальцы сжались на ткани брюк. Чонин почти уверен, что слышал, как Кёнсу устало вздохнул. На следующий час зал заполнился обсуждением мелких вопросов, связанных с областями Весты, Амфитриты, Эвтерпа и других карликовых планет и спутников, которые, по мнению низших звеньев собрания, были весьма актуальны в данный момент. Чонин снова закатил глаза и при следующем вдохе кашлянул, почувствовав, будто на стенках его горла осел песок — Мино хитро улыбнулся, а сам Чонин своим кашлем, как оказалось, прервал чрезвычайно важную речь одного из присутствующих. Ему пришлось извиниться, после чего он аккуратно отодвинулся от стола и прокашлялся так тихо, как только мог. Кёнсу поморщился. Когда наконец бесполезные, по мнению Чонина, обсуждения подошли к концу, а сам он выдвинул несколько достаточно строгих в своей актёрской напыщенности предложений по улучшению качества работы технической составляющей в пределах первого пояса и вряд ли работающий способ закрыть брешь в программном обеспечении M.A.R.K., началось то, ради чего собрание было созвано. Несколько представителей поспешно покинули зал, и за столом осталось сидеть не так много человек, а в дверях показался последний участник — верный Цербер. Чонин его не ждал и предпочёл бы, чтобы он вместе с великолепной пятёркой убрался прочь и не мозолил ему глаза, но раз президент считает, что их присутствие обязательно, он не может ему перечить. Однако очень хотелось бы. (Мино поправил съехавшие на нос тёмные очки и внимательно посмотрел на Цербера. Что-то ему очень не нравилось, но Мино никак не мог понять, что. Ощущение было какое-то… липкое, но знакомое, почти родное. Энергия, исходившая от Цербера, производила почти пугающее впечатление.) — Уважаемое собрание Коалиции, — Бэкхён был первым в этой части сбора. — Вот бы всё проходило без этих бесполезных формальностей, я так устал, — Чонин услышал, как Чунмён прошептал это Кёнсу. — Вы сами сегодня всех собрали, — так же тихо ответил ему тот. — Почти всех. Несколько глав планет остались без вашего внимания. Надо же, заметил. — Это собрание не терпит отлагательств. К тому моменту, как они долетели бы, все вопросы уже были бы решены, — шёпот Чунмёна становится раздражённым и Чонин, зевнув, краем глаза замечает, как пальцы, лежащие на чужом бедре, вновь сжались. На месте Кёнсу Чонин бы его убил. Будь у него постоянный доступ к Чунмёну и знай он, что никто в жизни на него не подумает, он бы при первой же возможности задушил мистера президента прямо в его постели голыми руками, но, к счастью или сожалению, у Чонина такой возможности нет и наверняка он окажется в десятке первых, на кого подумают, если с Чунмёном что-нибудь случится. «Долгой вам жизни, господин президент», — эту и многую другую чушь Чонин повторяет про себя, размышляя о том, что с ним теоретически могло бы произойти, если бы кто-то подумал, что он может убить своего любовника на полставки. — ...одна из причин, по которым это собрание имеет чрезвычайную важность, нашлась несколькими солнечными днями ранее, когда я обнаружил это, — Бэкхён материализует перед собой большую голограмму, такую, что её видно всем присутствующим в зале. Чонин думает, что хорошо, что вокруг башен стоят защитные купола — такой экран можно было бы разглядеть по всей их площади. На нём запустился фрагмент видеозаписи с камеры видеонаблюдения на рынке, Чонин его видел: куча людей снуют туда-сюда, продавцы выставляют свои скудные товары и всё в этом духе — не самый дорогой рынок системы. Однако когда на экране появляется человек в песочной мантии, Чонин всё равно вздрагивает. Как только Хань поднимает голову, голограмма сразу же разбивается на несколько экранов, которые размещаются по обе стороны от основной картинки, чтобы не мешать просмотру. На них выведены все известные данные: его биография, личное дело, фото из документов шестилетней давности, даже медицинская страховка и несколько сомнительной важности блоков с выдержками из бумаг о его деятельности в Лаборатории — совет, не отрывая внимательных взглядов от пронзительных глаз на видеозаписи, принялся обсуждать увиденное. Все они знакомы с Ханем, все они знают, что он сошёл с ума и шесть лет назад совет требовал его полной деактивации, но Чунмён был против, как и Чонин. Он на мгновение поворачивается и Чунмён, перехватив его взгляд, хитро улыбается. Мистер президент всё знает, это единственное, что держит Чонина на поводке. Чонин возвращается к экрану. Бэкхён продолжает говорить о скорости и ходе операции, которая с треском провалилась, стоило только сообщить об угрозе ближайшим постам галактической охраны близ Эйрене и охране самого рынка. Они не справились, потому что не были готовы к столкновению с кем-то, кто сможет так ловко от них отбиться и сбежать. Все, кто видел взлетающий не слишком крупный звездолёт, как один сказали, что не разглядели никого, кроме человека в песочной мантии, и то лишь мельком. Это было безнадёжно. Чонин вздыхает и внимательно смотрит на видео. Хань не был сильной угрозой, ему просто не повезло встать на пути Чонина, но самое ужасное в том, что тот не отрицает, что заточение сделало из него того, кем он является сейчас — смерчем, ураганом, землетрясением, ужасом и самым настоящим кошмаром. Минотавром. Чонин не сомневается, что ему удастся найти себе массу союзников даже среди военных и служащих безопасности Галактики, его много кто любил и до сих пор уважал. Возможно, Хань был бы отличным главнокомандующим, но Чонин не хотел это представлять. О положении без пяти минут принца-консорта он не мечтал никогда и совсем не жалеет о том, что сделал, пускай и сейчас ему всё это оборачивается катастрофическими проблемами со всех сторон. На видео — всё тот же Хань. Стоит, улыбается. Чонин давно к нему не заходил, но он даже не изменился за эти десять лет их знакомства, разве что волосы отрастил и стал крупнее в мышцах (Хань много тренировался и чаще всего пропадал в стенах большого тренировочного зала на одном из средних уровней Лабиринта — было бы глупо полагать, что это никак на нём не скажется). Он редко обращал внимание на такие детали, но сейчас это почему-то показалось ему важным, особенно, когда он заметил кое-что, что смутило его больше всего остального, вот только что именно… — …союзники бывшего генерала-полковника Лу контролируют всю зону Плутона и вокруг него, включая Харон, Кербер и Стикс… — Бэкхён продолжает зачитывать свой доклад с деталями о видеонаблюдении на других планетах и спутниках, когда поднимает голову и перехватывает внимательный взгляд Чонина. Он поворачивается к экрану, якобы чтобы проверить, какая информация на данный момент отражается у него за спиной, разворачивается обратно к остальным, ловя всё тот же взгляд, и коротко запинается, прежде чем продолжить. Вот оно. Чонин тяжело вздыхает и поджимает губы. На видеозаписи нет группы «М». Он не стал прерывать собрание, не стал задавать Бэкхёну вопросы, тем самым приостанавливая его речь, просто продолжил слушать, но на одно лишь мгновение этот едва уловимый испуг заставил его задуматься. Продлись это мгновение ещё чуть-чуть, возможно, Чонин даже смог бы прочувствовать спектр эмоций, вспыхнуших внутри Бэкхёна, когда он понял, что Чонин знает. Силы хватило бы на такое, это дешёвый трюк, но, к несчастью, Бэкхён слишком быстро взял себя в руки. (Их мимолётный контакт остался незамеченным для всех, кроме Кёнсу. Тот осторожно склонил голову набок и безучастно посмотрел сначала на Чонина, а потом — на Бэкхёна. Он привык ловить такие еле заметные сигналы, это была ещё одна причина, по которой Чунмён держал его рядом с собой, но что значат эти, он пока не понимает, нужно подумать.) Бэкхён заканчивает свой доклад через несколько минут. На голографическом экране остались несколько стоп-кадров с Ханем, цифровая копия его досье и графики предположительных перемещений — большего Бэкхён дать не мог. К их большому сожалению, несмотря на достаточное количество обновлений и новых технологий, люди на местах остались почти всё те же, а значит, и принцип работы не поменялся. Их главная проблема была в том, что они по-прежнему предсказуемы, и Хань этим пользуется, умело скрываясь от камер тогда, когда ему это нужно, или вовсе не прячась, смело глядя прямо в них, когда подворачивается удачный момент. Чонин считает, что это полная катастрофа. Он может убить его одним щелчком пальцев, растереть его в порошок и сдуть в открытый космос за пределами Солнечной системы, и ему ни капли не будет совестно, но то, чем ему (и всем им) обернется такой поступок, станет гораздо более жутким кошмаром, чем сбежавший из глубокого заточения обезумевший политический преступник. Чонину нужно действовать так, как поступил бы обычный человек, а не тот, кем он является на самом деле, и это всё усложняло. Именно поэтому он лишь внимательно слушал обсуждения и мысленно старался выстроить более адекватный и подходящий для всех вариант развития событий. Это было ещё сложнее. За более, чем десять лет в этом окружении он так и не научился ладить с людьми. К его несчастью, у него не было времени на то, чтобы обращать внимание на червей сомнения в собственной голове. — О чём-то задумались, господин главнокомандующий? — из размышлений Чонина вытягивает елейный тон президента. — Есть какие-то предложения? — Мои методы слишком радикальные для вашего решения оставить генерала-полковника Лу в живых при задержании. Моё мнение о нём поменялось за эти годы, — Чонин мгновенно включается в разговор и пожимает плечами. — Бывшего генерала-полковника, прошу прощения. Он трёт виски и еле слышно цокает языком. — Тогда что вы предлагаете? — вновь тот же тон, Чунмён будто испытывает его на прочность. — Поделитесь. У вас наверняка было достаточно времени подумать о решении нашей проблемы, пока вы отсутствовали, не так ли? Чонин хочет закатить глаза так сильно, чтобы глазные яблоки надулись от напряжения и лопнули, оставив жидкости организма и кровь кляксами расползаться по чужим лицам. Это наверняка поменяло бы траекторию жизни всех присутствующих навсегда, но такую роскошь он позволить себе не вправе. На то, чтобы продумать ответ у него была доля секунды, и столько же, чтобы этот ответ переварить и в конечном итоге не опозориться. — Нет, господин президент, — наконец отвечает он после совсем короткой паузы. — Я и генерал Сон были слишком заняты тем, чтобы не втянуть Солнечную систему в очередной военный конфликт между Проционом и Глизе 412. — Я надеюсь, успешно, — ответил Чунмён холодным тоном. Бэкхён всё ещё стоял у кафедры и молча наблюдал за развернувшейся дискуссией, которая слишком неожиданно стала довольно напряжённой. — Более чем, господин президент, — внезапно откликнулся капитан Им, командир группы «Джи-Файв». Чунмён медленно перевёл на него взгляд, в котором не было ничего — ни ярости, ни раздражения, абсолютная пустота. Он не любил, когда ему отвечали те, кого он вовсе не спрашивал, но сейчас показывать свою злость ему было слишком невыгодно, поэтому лишь Кёнсу заметил, как на чужих висках на мгновение заиграли желваки, стоило тому стиснуть зубы. — Благодарю, капитан Им, — улыбнувшись, ответил он, но обстановка вокруг ощутимо накалилась, — но я спрашивал главнокомандующего, а не вас. — Господин президент, — Кёнсу аккуратно вмешивается в разговор и наклоняется к Чунмёну, чтобы шепнуть ему несколько фраз, предварительно прикрыв рот ладонью от посторонних глаз, — не стоит сейчас обращать на это внимание, нам нужно выслушать другие доклады. Оставьте публичную порку на потом. Когда рядом нет Чонхи, Кёнсу действует на него довольно отрезвляюще во время подобных срывов, особенно, когда ему хочется кого-нибудь придушить голыми руками, но такого себе позволять нельзя было. У него всё ещё была репутация, которую ничто не должно испортить — по крайней мере, ничто из его нездоровых мыслей или поступков. Чунмён лишь кивнул и выдохнул. — Мы поговорим об этом потом, — он посмотрел на Чонина, а после перевёл взгляд на генералов. — Кто следующий? Когда Бэкхён наконец сел на своё место, его сменили те, кого Чонин не смог бы назвать по именам, даже если напряжётся и попытается вспомнить. Для него это была невыполнимая задача — он видел этих людей всего пару раз на личных докладах в его резиденции на Центральной станции, но в основном подобные выступления принимал Мино, сетуя на то, что он может собирать всю информацию в такую форму, в какой Чонин её обязательно прочитает, а не пролистает и выкинет куда-нибудь, не вспоминая об этом так, будто ничего особенного в охране Солнечной системы нет. Мино знал, что такой высокий пост Чонину нужен был только для свободного поиска артефактов и возмещения утери собственных сил, без которых он чувствовал себя абсолютным слабаком. Тому, кто всё своё существование был всемогущим и сильным, подобная жизнь без какой-либо власти в руках была в тягость. Мино не поощрял его, но и не пытался остановить, когда понял, что Джухён сделала достаточно, чтобы хотя бы просто сделать его одним из коалиционных служащих. Их двоих не за что было винить. Ему. Доклады шли одни за другим: про защиту, про информационную безопасность, про дыры в щитах Центральной станции, про вирусы и способ их избежать, про возможные биологические атаки и похищение поставки компонентов для разработки вакцины от одного из новых вирусов рядом с Ураном несколькими днями ранее — в общем, про всё, что Чонину было неинтересно, но необходимо слушать. Ему всё ещё нужно принимать решения. Он снова прослушал каждое выступление, пытаясь не уснуть, проанализировал их и даже сделал несколько заметок во время пояснений от докладчиков, чтобы после отдать пару коротких приказов. Чонин считал, что он более чем справился, особенно после того, как ему пришлось пережить возвращение из его райского уголка в этот сущий ад, из которого он всё никак не может выбраться, но надеется, что осталось совсем немного и у него точно получится собрать все свои артефакты. Тогда-то ему, возможно, больше не придётся слушать утомительные доклады и присутствовать на скучнейших собраниях в этом зале. Когда же к кафедре выходит генерал Пак, Чонин вздыхает с облегчением — осталось совсем немного, потому что после него должно было выступить ещё два человека, если вовсе не один. Это не могло не радовать. Чанёль подготовил объёмный доклад о ситуации с вооружением и проблемах с поставками. В целом, с учётом неясной фантомной угрозы от Гавани, которая тихо-мирно существует себе уже много солнечных лет, и других нестабильных в своих политических установках Галактик, подготовка вооружения для защиты велась постоянно. — Нам должно хватить оружия, — сказал Чанёль. — Но если бывший генерал-полковник Лу начнёт бить по тактическим точкам, сея хаос и пытаясь разбить наши силы по разным концам системы, то даже с готовым вооружением у нас не будет шанса контролировать все пути подхода к Центральной станции. — Генерал Пак прав, — кивнул Мино. — Прорыв через условный рубеж у Юпитера — это вопрос времени, нам нужно быть готовым к диверсиям и попыткам перераспределить наши силы. Лу Хань прекрасно знает, как работает система, он сможет приспособиться к любым изменениям в ней и найти новый путь буквально за пять минут. Он знает, что его группировка анархистов не такая большая, как вся наша армия, поэтому он пойдёт на любые ухищрения, чтобы ударить по самому слабому месту. Главнокомандующий Ким не просто так держал его взаперти. Чонин вздыхает. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы кто-то упоминал то, что Лу Хань долгое время находился в огромной одиночной тюрьме-лабиринте под его контролем. — Его всё-таки надо было казнить, — следом вздыхает Чунмён. — Это было необдуманное решение с моей стороны. — И мы бы потеряли ценный кадр, который можно было бы использовать во время особо опасных ситуаций для системы, — Чонин цокает языком и говорит это так, будто это уже раз десятый, когда ему пришлось повторять одно и то же. — Чтобы сейчас он стал причиной особо опасной ситуации для системы? Умно, господин главнокомандующий, — Чунмён хлопает в ладоши слишком театрально, Чонин морщится. — Что вы предлагаете делать? Наступило молчание. Чонин правда не знал, что ответить, потому что Чунмён прав, а признавать свою неправоту Чонин ох как не любит, но в этот раз пришлось. — Это было ошибочное решение и с моей стороны, я признаю, — почти сквозь зубы цедит он и своими словами обращает на себя удивлённые взгляды всех присутствующих (в какой-то момент даже лицо Кёнсу приобретает слегка изумлённое выражение, но лишь на пару мгновений, чтобы после вернуться в естественный непроницаемый вид). — Но никто не может отрицать, насколько ценными знаниями обладает Лу Хань. Когда его арестовали за разработку биологического оружия, он отказался разговаривать с кем-либо, кроме Чонина. Это было его единственным требованием, но когда Чонин к нему приходил, Хань ничего не делал. Он просто молча смотрел и ни разу не открыл рот. Чонину и не нужно было, чтобы он что-то говорил. Всё и так было понятно. «Я знаю». «Ты не отмоешься от этого». «Ты пожалеешь». (Это не было настоящими мыслями Ханя, это были мысли Чонина и только его. Первый год в своей собственной тюрьме Хань не мог поверить в происходящее ровно до того момента, пока не врезал пришедшему к нему Чонину, а его лицо, куда прилетел кулак, не рассыпалось в воздухе на мелкие голографические осколки и снова собралось буквально через мгновение — это был пик.) Чонина никогда не задевали чужие слова или догадки о мыслях, ему всегда было всё равно, и за всё это время ничего не изменилось. Он до сих пор непреклонен в собственных суждениях и не собирается ничего менять просто из-за того, что что-то пошло не так и суперопасный человек сбежал. Вся суть была в том, что Лу Хань — всего лишь человек и он не всемогущ, его можно победить даже обычными силами, без попыток уговорить Айрин нарушить законы мироустройства ещё раз. В этом нужды и не было, Чонин уверен. — Он ни за что не согласится их передать, а законы запрещают насильно подключать кого-либо к системе сбора памяти, — продолжает он. — Процедура должна проходить исключительно официально и с полного разрешения. Даже если бы ему теоретически начали угрожать и как-либо шантажировать, чтобы он подписал договор, Лу Хань предпочёл бы умереть. Надеюсь, вы понимаете, почему я принял решение оставить его в живых? — Огромная тюрьма, — устало и совсем скучающе сказал Чунмён. — Господин президент, — Чонину хочется его ударить, — мы с вами обсуждали эту тему много раз, я предоставил все документы и ни один из кредитов не ушёл дальше, чем на обустройство этого лабиринта. Вы тогда сами одобрили это решение. Чунмён выставляет перед собой руку в безмолвном приказе замолчать — ничего нового он всё равно не услышит, а задерживать собрание подобным белым шумом он и вовсе не видит смысла: — Кому-нибудь есть что добавить по докладам? Ситуацию в системе осветили ещё один генерал и посол из карликовой галактики в Киле — этого оказалось вполне достаточно, чтобы завершить бюрократическую часть этого собрания. Подробное обсуждение началось сразу же, как только посол сошёл с кафедры. Им было необходимо разработать серьёзную тактику противодействия, но Мино был прав — им не избежать удара из ниоткуда, даже если окружить первый пояс щитами, на что уйдёт слишком много времени, которого у них и так в обрез. Каждое предположение уходило в тупик. — Мы не сможем вооружить все блок-посты перед первым поясом, как и постоянно контролировать весь периметр, — сказал Чанёль. — Даже если мы попытаемся, скорее всего, они будут заходить с нескольких точек сразу. Нам не избежать прорыва. — Если прорыв неизбежен, можем выпустить несколько роев маленьких камер, но потребуется время на подготовку, — отметил Бэкхён и тяжело вздохнул. — По большей части они помогут лишь в отслеживании их манёвров, они не нацелены на боевые действия. Молчание Чунмёна тяжелой ношей повисло над столом переговоров и даже несмотря на идущую дискуссию, шум переворачивающихся бумаг и тихие щелчки переключения разных слайдов и карт, казалось, что напряжение такое сильное, что его можно разрезать ножом, но на этот счёт никто ничего не сказал и не собирался останавливаться, пока собрание не подойдёт к своему завершению. Кёнсу, по-прежнему сидевший рядом с Чунмёном, устало посмотрел на Чонина, и когда тот словил его взгляд, ему не оставалось ничего, кроме как принять полноценное участие в обсуждении и перестать бесцельно листать файлы разведки туда-сюда, изображая хоть какую-то деятельность. Его отвлечение дало Кёнсу шанс сделать то, для чего он находился рядом с Чунмёном — помочь ему расслабиться и перестать думать о том, как выжечь всем глаза лазером. На подобных собраниях с ним часто такое бывало. Вообще-то, это не входило в его основные функциональные обязанности, но иногда ему очень не хотелось, чтобы кому-нибудь взорвали голову прямо посреди важной встречи просто из-за того, что у Чунмёна плохое настроение, потому он лишь снова вздохнул и потянулся рукой к чужим пальцам, нервно теребящим ткань форменных брюк под столом. Осторожное, мягкое прикосновение выбило Чунмёна из равновесия и его взгляд с напряжённого на долю секунды сменился на почти испуганный, удивлённый, но ему не составило труда вернуть лицу привычный холод, чтобы никто вокруг не заметил перемены. Он повернулся к Кёнсу, будто молча интересуясь, что он думает о собрании, и тот ответил ему таким же безразличным взглядом, но под столом переплёл их пальцы и сжал ладони крепче. Это не должно было помочь, это должно было вернуть Чунмёну связь с реальностью. Кёнсу ненавидел это. Правда, что именно — он так и не смог найти ответ. Может, свои клятвы, может, присягу, может, обязанности, может, положение. Точно не Чунмёна. Собрание закончилось через десять минут после того, как всем уже нечего было добавить. Решение принял Чонин: он одобрил предложение Бэкхёна и приказал отработать мгновенное реагирование на попытку прорваться через первый пояс, наладить систему связи и продолжить проверку объектов внутри самого пояса и за его пределами, в остальном действовать штатно — по индивидуальным приказам было принято решение провести отдельное собрание, которое должно было начаться через час, как только Чонин сможет попить кофе и ответить на все пришедшие письма (на самом деле, он собирался подремать где-то минут сорок и только после этого выпить кофе и привести себя в порядок, чтобы начать обсуждение). — Главнокомандующий Ким, я надеюсь, вы помните, что через месяц на Венере начнется Межгалактический фестиваль огней? — Чунмён останавливает Чонина у выхода как раз когда тот одним из последних собирается уходить. — Да, — нет, он забыл. — Отлично, — улыбка Чунмёна мягкая, но за ней может прятаться нож или что похуже. — Надеюсь, вы обеспечите безопасность и наш маленький бывший друг не помешает его проведению. Чонин думает о том, как же ему плевать на этот фестиваль. Он просто хочет, чтобы всё это как можно скорее закончилось и он мог спокойно продолжать делать вид, что очень занят поимкой особо опасных пиратов, которые могут стать для него отличным пропуском домой. — Конечно, — кивает он с такой же фальшивой улыбкой и уходит. Чунмён остаётся на месте и прощается ещё с несколькими уходящими участниками, обмениваясь с ними любезными заверениями, что, конечно же, заглянет к ним на ужин или придёт на очередной скучнейший банкет. Если Чонха скажет ему, что это будет выгодный ход для его репутации, то он, конечно же, сходит, но просто так — ни за что, он скорее выпрыгнет в открытый космос без скафандра, чем согласится ублажать людей, чьи имена забудет через день. Он устало потирает глаза, как только последний гость скрывается за поворотом, и разминает шею — ему стоит сходить на массаж… как вдруг его внимание резко переключается, едва он слышит тихий смех из переговорной. Разве Кёнсу не должен был остаться там один? Быть не может. Чунмён осторожно и тихо подходит к ещё не закрытым дверям в переговорный зал и замечает стоящего к нему спиной Кёнсу и, в паре шагов от него — опирающегося на стол Чанёля. Они о чём-то разговаривают и, видимо, хорошо проводят время наедине друг с другом. Честно говоря, Чунмёну не было дела до предмета их обсуждения, но неприятная колкая вспышка будто бы разъедала его грудь изнутри, и он раздражённо выдохнул. Это не то, чем он должен заниматься, в конце концов, у него есть здравый смысл, но когда дело касается Кёнсу… у него будто взрывается голова. Он никогда не мог подобрать слова даже мысленно, чтобы описать происходящее достаточно полно хотя бы для самого себя. Ревность? Чушь какая. Это точно не про него. Злость? Может быть. Чунмён снова смотрит на то, как Кёнсу улыбается с Чанёлем и произносит какую-то чушь, из-за которой тот не может сдержать смех. Он выглядит таким живым в этот момент, что у Чунмёна возникает резонный вопрос, а был ли тот таким хоть раз с ним. Зависть? Он выкидывает мысль из головы в ту же секунду, когда толкает массивную дверь и заходит внутрь, снова становясь тем, кем был всегда. — Я долго буду ждать? Полнейшим кретином. Кёнсу поворачивается к нему с неизменным спокойствием на лице: — Прошу простить меня, господин президент, — говорит он и кланяется. — Мы закончили. — Отлично, — тот улыбается. — Генерал Пак? Чанёль лишь кланяется, спешно бросает пару слов на прощание и уходит так быстро, как только позволяет этикет, закрывая за собой дверь. Звук щелчка шлюза эхом разносится по всему залу. Когда наступает тишина, Кёнсу расслабляет плечи, вздыхает и массирует виски: — Ты можешь перестать быть таким? — Каким? — Чунмён усмехается, медленно делает несколько шагов в его сторону и обходит его, как хищник добычу. Кёнсу молчит и смотрит в одну точку. Даже в расслабленном состоянии он не позволяет себе терять бдительность, особенно рядом с президентом. — Ну же, — подначивает Чунмён, останавливаясь у того за спиной в одном шаге. — Скажи это. Кёнсу усмехается тихо, как-то совсем не живо и выпрямляет спину, но продолжает смотреть в окно перед собой, не поворачивая головы: — Чтобы что? Чтобы ты смог поставить меня на место? — Может быть, — тот делает шаг вперед и оказывается совсем близко к Кёнсу; если бы задняя сторона его шеи не была скрыта воротником костюма, он бы смог почувствовать чужое дыхание на своей коже. — Не заставляй меня ждать. — Ты знаешь, какого я о тебе мнения, мне не нужно это повторять каждый раз. — Хорошо, — Чунмён кладёт ладонь на чужое плечо и гладит твёрдую ткань наплечника, проводит по нему пальцами вдоль, пока не касается шеи. — Тогда у меня к тебе одна просьба. Предупреждение, если захочешь. Его ладонь мягко касается оголённой кожи, когда он ведёт пальцами вниз, к ключицам, медленно очерчивает яремную впадину, слегка надавив, и вновь поднимается к адамову яблоку, чтобы через дразнящее мгновение сжать пальцы и заставить Кёнсу наклониться назад, к себе. — Не забывай, кто тебе отдаёт приказы, — его губы едва не касаются уха Кёнсу, и Чунмёну так хочется бросить свои планы и сделать хоть что-то, что его расслабит, но у него совсем нет на это времени. Помедлив, он отпускает Кёнсу не слишком резко, но недостаточно мягко, как мог бы. На сегодня урок, должно быть, усвоен. — У меня через полтора часа встреча с организаторами фестиваля огней. Приведи в мой кабинет Чонху. Джексон вышел одним из первых, быстрым шагом направившись к уборным, не обращая внимания на то, что кто-то с ним захотел поговорить, а он это совсем уж некрасиво проигнорировал. Отражение, которое он видел, глаза, которые смотрели на него, рот, которым он говорил — всё будто бы не принадлежало ему. Один глаз и правда был не его. Он не помнит, как лишился своего, просто знает, что проснулся в незнакомом месте, в незнакомом доме, в незнакомой Вселенной уже без него. И полностью седой. Количество шрамов, что он получил, чтобы понять, каким образом это всё могло с ним произойти и не сон ли это, можно пересчитывать бесконечно, они усыпали всё его скрываемое лёгкой бронёй тело. Джексон знает, что это уже не он, давно. Года три, если быть точным. Может, больше… У него никак не получается привыкнуть к тому, что здесь время течёт совершенно иначе. Оно, время, забрало у него слишком много в его бесчисленных, почти бесполезных попытках хоть что-то понять, и вместе с этим, кажется, всё больше отрезало его от прошлой жизни, которая сейчас кажется сумасшедшим сном, бредом. Может, он просто вышел из комы, а та жизнь на нормальной Земле, с нормальной квартирой, в нормальной реальности — лишь выдумка его тогда ещё умирающего мозга? Он много раз пытался воспроизвести в голове воспоминания о последних секундах, прежде чем он очнулся здесь, но ничего не получалось. Он помнил Марка, вернее… помнил его голос, испуганный и искажённый, взволнованный. Больше ничего. И это его пугало. Не больше всего происходящего, но и не меньше. За всё это время он так и не нашёл ответ ни на один из своих вопросов, в том числе и на тот, что за голос звучит в его голове. Каждый раз было странно слышать куцые обрывки фраз; иногда он разбирал целые предложения, но никогда не понимал их общий смысл — ему хотелось хоть раз перестать чувствовать себя глупцом или сумасшедшим, когда отголоски того, что не принадлежит ему, доносились откуда-то изнутри. Всё в этом мире казалось ему неправильным и безумным, и он сам — больше всего. — Что ты сейчас хочешь? — опираясь на раковину, Джексон выдохнул и внимательно посмотрел на своё отражение. Это происходило постоянно, глухой вакуум в какой-то момент заглушал его мысли, вынуждал найти уединённое место, остаться одному и начать бессмысленный «диалог», который приводил лишь к новому помешательству, ещё сильнее, чем прежде. Несколько мгновений не происходило вообще ничего — он, как и всегда, слышит лишь отдалённый шум где-то на задворках сознания, похожий на копошение или скрежет ногтей по дереву, пока он не начинает обретать привычные очертания обрывочного шёпота. дверь… куб… замок… Джексон обреченно выдыхает. Это было так же бесполезно, как и в прошлые десятки раз. — Я не понимаю, — сказал он тихо и устало, не переставая смотреть на тени под своими глазами. Внезапно его внимание привлекла незначительная деталь, которую он бы не заметил, если бы прямо сейчас плюнул на всё и пошёл заниматься делами: его зрачок начал совсем немного размываться, разбиваться на две части и будто бы выплывать за границы радужки. Джексон, завороженный увиденным, даже не знал, как ему стоит реагировать, и не успел испугаться, когда разделившийся зрачок выплыл за пределы глаза и будто бы устремился под кожу — он лишь резко коснулся лица, но когда убрал руку, ничего уже не было. Он перевёл взгляд на свои пальцы, и на них тоже ничего не оказалось. Медленное ухудшение ментального здоровья, простое схождение с ума. — Это от усталости, — сказал он себе и посмотрел в зеркало. В отражении на него смотрел чёрный силуэт девушки. Джексон дёрнулся и отпрянул, врезавшись спиной в стену. Фигура неизвестной без предупреждения стала двигаться на него, медленно, рвано и пугающе. Джексона будто парализовало, он даже не смог дотянуться до кобуры с бластером, лишь почувствовал, как колени подкашиваются с каждым сантиметром приближения неизвестности. У него были разные приступы, начиная от несуществующих насекомых на коже и под ней в его отражении и заканчивая тем, что на него смотрело не его лицо, но такого никогда ещё не было. Фигура то растекалась, то обретала более чёткие очертания и когда она появилась совсем близко, Джексон, съехавший вниз по стене, почувствовал, как большой чёрный сгусток непонятной материи упал ему на ногу, но у него совсем не было сил отвести взгляд от расплывшегося подобия лица перед собой. Лихорадочные мысли крутились в голове и ни одна из них даже близко не напоминала хороший план, как избежать смерти или того, что его ждёт, потому что другого исхода он не видел вовсе. Ему оставалось лишь поддаться воле случая и с поневоле задержанным дыханием наблюдать за приближающейся фигурой, как вдруг она резко повернулась к двери и с тихим визгом исчезла так резко, будто её и не было, а всё происходящее ему попросту приснилось. Приснилось… Джексон не успел подумать о том, что делать дальше, что вообще произошло или нужно ли ему хотя бы встать. Его мысли обволокла сонная дымка, а тело стало совсем тяжёлым, и через мгновение он провалился в тёмную пропасть сна. — Гадость, — Мино, стоящий за дверью, откашлялся. Его песок хорошо делает работу, Джексону нужна всего пара часов сна и то, что с ним произошло, покажется ему обычными галлюцинациями и последствием переутомления. По крайней мере, Мино на это надеется. Из того, что он успел услышать, Джексон сталкивается с этим не в первый раз — и в этом есть определённая проблема. Мино пытается понять, знает ли он сам, что это, может ли примерно прикинуть, что за мерзость проникла в эту Вселенную, но ощущения, чувства и эмоции, которые он испытывает, перебирая меж пальцев песчинки со следами вязкой чёрной субстанции, ему знакомы лишь отдалённо. Всё, что он чётко может понять — это не просто галлюцинации и ему стоит поговорить об этом ещё с кем-нибудь. — Генерал Сон? — голос раздаётся совсем рядом и Мино вздрагивает, однако сразу же берёт себя в руки и безразлично смотрит на обратившегося. — Капитан Им, — его губы расплываются в лёгкой вежливой улыбке. — Кого-то потеряли? — Я искал главнокомандующего. Мне казалось, он пошёл в эту сторону, но я услышал, как будто кто-то упал. — Вы заходили? — Нет, только собирался, — Мино не понимает, откуда такое недоверие, но может объяснить это тем, что заносчивые дипломаты под крылом у президента относятся с подозрением ко всем без исключения. — Раз уж вы тут, позвольте удалиться, меня ждёт важный разговор. Он разворачивается и уходит, не дождавшись, когда капитан Им попрощается с ним в ответ; лишь зайдя за угол, он успевает уловить звук открывшейся двери и уставший голос: «Снова приступ?». Снова?… — Ты можешь не считать это большой проблемой, сестра, но меньше семейных посиделок я люблю только лезть в людские дела, — Мино вздыхает и массирует виски. Ему понадобилось несколько секунд тишины прежде, чем он без предупреждения переместился на заправку к Айрин и сел в кресло её кабинета, ожидая, когда она зайдёт. Пришлось переодеться во что-то более лёгкое, потому что он стал забывать, насколько в Гавани может быть жарко, а температура его тела — это не то, что он может контролировать, Чангюну с его мерзкой оболочкой повезло с этим гораздо больше. Он поправляет рукава рубашки и смотрит на неё укоризненно: — В последнее время абсолютно всё вынуждает меня в них вмешиваться, начиная от внезапного прилета этих пиратов к нам домой и продолжая тем, что случилось сегодня с Джексоном. — Только не говори, что это моя вина, — Айрин раздражённо выдохнула и направилась к мини-бару, спрятанному в скрытом отсеке одной из панельных стен, освещенных маленькими светодиодами. — Что я могу с этим сделать? — Я не знаю, — Мино откинулся на её кресле и посмотрел в потолок; на нём переливалась карта звёздного неба над старой Землёй (иногда он правда скучает по тому, каким этот мир, его мир, был несколько веков назад). — Если бы я знал, я бы не обратился к тебе, а пошёл сам с этим разбираться. Айрин остановилась на короткое мгновение, о чем-то размышляя, а после подошла к бару и взяла оттуда бутылку бренди. На её столе всегда стояло два стакана, для неё и для гостя (чаще всего для Ёнбина, но она не хотела его сейчас видеть). — Мне кажется, это кто-то подстраивает, — говорит она, и в её голосе отчётливо слышится напряжение, пока она разливает алкоголь по стаканам. — Кто-то? — переспрашивает Мино. — Ты понимаешь, о ком я говорю, — она слишком злится и это заметно для той, кто привык быть сдержанной, но ей очень не хочется срываться на Мино. — Я могу поверить в то, что кубок напитался силой Чонина через Тэяна, но не в то, что Инсон и Роун дошли до мотеля через пустыню, будучи обычными людьми, и при этом ещё и не умерли. — Всё ещё думаешь, что их кто-то провёл? — Мино делает глоток и слегка морщится, ему не слишком нравится вкус. — Нет других вариантов, — Айрин нервно кусает ноготь на большом пальце и смотрит на голографические экраны возле противоположной стены, там снова крутят какие-то новости экономики. Наступает короткая пауза. С экранов рассказывают про повышение цен на перевозки между Юпитером и Марсом из-за усилившейся угрозы метеоритов в первом поясе — Айрин думает: «Ну, конечно, из-за этого, а не потому, что все боятся, что сумасшедший психопат, вырвавшийся на свободу спустя шесть лет заточения в одиночке размером с один из карликовых спутников Урана, нападёт на случайный пассажирский рейс и захватит заложников». Конечно же, он так не поступит — благородство в нём, вероятно, осталось, но обычным людям этого знать не суждено. Вдруг Мино громко причмокивает: — Почему ты думаешь именно на него? — Есть кто-то другой, кто на это способен? — она недовольно поморщилась. — Марк, — тот пожимает плечами и разводит руки, чуть не разлив себе на штаны остатки бренди. — С ума сошёл? Он мёртв, — Айрин закатила глаза. — Ты не можешь быть в этом уверена. То, что мы не чувствуем его энергию здесь и дома, не значит, что он не находится в какой угодно реальности. — Я не поверю, что он хоть где-то остался надолго, — она ставит стакан на стол и начинает ходить из стороны в сторону, делая пару шагов в одну и потом разворачиваясь, чтобы сделать ещё несколько и повторить всё сначала. — Я понимаю, что в разных версиях вселенных время течёт по-разному, но здесь прошло достаточно, чтобы я забыла, в каком направлении ускользал шлейф его силы. — В том, откуда появился Джексон, — вздохнул Мино и поймал её уставший взгляд. — Не смотри на меня так, я просто озвучиваю то, что ты боишься произнести вслух сама. Айрин вздохнула вслед за ним и села на одно из кресел недалеко от стола. Всё стало слишком сложно, чтобы она могла спокойно игнорировать ту угрозу, которую нависла над ней. Она знает, что нарушила одно из установленных правил, когда проникла сюда, потащив за собой всю семейку, а после стала устанавливать собственные порядки и Мино не смог возразить. В конце концов, кто он такой, чтобы противостоять ей? Ей не стоило прятаться здесь, это было плохой идеей с самого начала. — Мы всё ещё не знаем, как именно он появился у нас дома. — Марк. — Да что ты заладил-то?! — не выдерживает Айрин и с укором смотрит на Мино. Не обратив внимания на её гневный выпад, он встретил её спокойным взглядом: — Ты же понимаешь, что за это всё, — он обвёл ладонью перед собой, рисуя в воздухе невидимый узор, — не может отвечать Он, потому что Он мёртв, Джухён. Мы все видели, как Он умирал у тебя на руках. — Ты же понимаешь, что «мёртв» — лишь определение процесса восстановления, — передразнивает она в саркастичном тоне. — Не забывай, что на самом деле мы не можем умереть, Мино, — или могут? Она никогда не погружалась в этот вопрос так глубоко, но некоторые вещи просто не укладываются у неё в голове. — Прошло слишком много времени, я не думаю, что Он стал бы вот так объявляться. Сама подумай, разве Минхо вернулся после того случая? Я даже не помню, сколько времени прошло. Возможно, это и есть доказательство тому, что смерть не всегда будет на нашей стороне. Айрин закрывает глаза и медленно делает вдох, а после с еле заметной дрожью выдыхает. Как она могла забыть о том, что и это с ними произошло. Вариант, что это может быть Марк, казался самым правдоподобным — на это, в конце концов, указывали его артефакты… Но тогда непонятны его мотивы. — Марк никогда не умел забирать у других чувства, — резко говорит она. Мино посмотрел на неё слегка удивленно, но сразу же изменился в лице, стоило ему понять, о чём она говорит. Продолжать эту тему совсем не стоит. — К тому же, Чангюн упоминал чёткий отпечаток силы, а Марк не умеет превращаться в других, поэтому замаскировать свои отпечатки под чужие для него просто непосильная задача, — продолжает Айрин и в её голосе слышится досада; он был вполне неплохим вариантом, чтобы свалить на него всю вину, но ни один факт не вяжется. — А ещё я просто не поверю, что ему будет не лень всё это провернуть… Марк сразу отсюда сбежал, как только я уловила, что он тоже здесь. Мино нечем было крыть эти аргументы. — Неизвестный и невероятно сильный родственник? — предположил он, сомневаясь. — Возможно. Чангюн был последним, новых давно не появлялось… Это была правда. Они были последними уже достаточно долго для того, чтобы появился хоть какой-то намёк на новых членов их сумасшедшей «семьи», но их дом так и не проявлял признаков того, что кто-то мог получить в нем свою небольшую обитель. С другой стороны, бесконечные коридоры могут быть настолько длинными, что в них спокойно может затеряться шлейф чужой ещё не окрепшей силы, но обычно он достаточно ярок и силён, его невозможно не заметить, если только… До Мино внезапно дошла одна мысль. Он щёлкнул пальцами и встал: — Как давно ты видела Библиотекаря? — У меня к тебе предложение. На выходных Кёнсу улетел к Венере вместе с Джебомом и Шону проверить некоторые приготовления по безопасности к фестивалю, поэтому ничто не могло помешать Чунмёну чуть-чуть расслабиться и позвать своего главнокомандующего на личную беседу в свою резиденцию. — Чонха сказала, что чиновники, консульство и прочая светская элита остались приятно удивлены приходом этих твоих пиратов, — Чунмён переворачивается на бок и облизывает губы, наблюдая за тем, как Чонин устремил свой, как и всегда, слегка грустный и безучастный взгляд в сторону больших окон напротив. — Я не хочу сам этим заниматься, только этой головной боли мне не хватало… но что, если ты снова позовёшь их на фестиваль огня? Ему нравилась смуглая кожа Чонина — кто-то из элиты выразился, что его будто солнце поцеловало. Как Чунмёну наверняка повезло, что он забрал эту привилегию у самой большой звезды в галактике. Быть может, это не слишком хороший поступок, но он никогда не может отказать себе в желании обладать чем-то или кем-то слишком красивым. Чонин вздыхает устало и поворачивается к Чунмёну. На его лице всё ещё виднеется едва заметный подсохший след от красного вина. — Зачем? — Для рейтингов, — Чунмён закатил глаза, будто ему приходится объяснять какие-то простые истины. — К тому же, я думаю, это пойдёт им на пользу. В конце концов, лишняя угроза в виде грабежа продовольственных судов от Ким Ёнбина мне вовсе не нужна. — Я не думаю, что они согласятся, — Чонин пожимает плечами. — Может, у тебя получится убедить их? — тот улыбается слишком соблазнительно, кусает губы и тянется ближе, проводя пальцами вверх по чужому предплечью. — Разве у тебя нет на них никаких рычагов давления? — Я не вижу ни одной причины тянуть за один из них в этой ситуации. Он выглядит чересчур вымотанным. Прикосновения к коже вызывают только отвращение, хоть и эта чёртова оболочка отзывается так, будто это всё, что ему нужно прямо здесь и сейчас. Если бы не ограничения, Чонин бы точно использовал ту каплю силы внутри себя, чтобы раздавить Чунмёна и даже не моргнуть. — Ради меня? — сейчас он выглядит так мило, даже и не скажешь, что с его влиянием он может убить кого угодно без зазрения совести. Чонина тошнит, но ему приходится улыбнуться достаточно мягко, чтобы не вызвать внезапную волну гнева: — Я уже приехал сюда ради тебя, придумай что-нибудь новое. Выражение лица Чунмёна резко меняется на более серьёзное: — Как насчёт «это приказ»? — Не стал бы разбрасываться такими словами на месте того, чья рука всё ещё скована цепью, — Чонин смеётся беззлобно, но с лёгким злорадством, и тянет ладонь в сторону, чтобы игриво подцепить пальцем цепь, тянущуюся от изголовья кровати до запястья Чунмёна. Тот, в свою очередь, закатывает глаза и вздыхает. Да уж, не повезло ему с положением в этот раз. — Это не значит, что я не смогу тебя ей задушить. — Осторожнее, мистер президент, — Чонин всё-таки принимает правила игры, когда тело начинает изнывать от касаний, и поворачивается корпусом, чтобы дотянуться пальцами до чужих губ. — Я могу уйти в любой момент, оставив вас здесь одного до прихода прислуги утром. — Я тебе обещаю, что потом я прикажу доставить тебя ко мне в кабинет и превращу твоё существование в ад, — Чунмён перехватывает его кисть и смотрит чересчур пронзительно, в его глазах будто бы отражается всё его сумасшествие, похоть и желание — безумный коктейль, от которого Чонин в шаге, чтобы потерять голову. Главное, не буквально. — Ты его превращаешь в ад, пока не даёшь мне дотронуться до тебя. — Сначала ты пообещаешь, что позовёшь на фестиваль огней своих пиратов, — Чунмён улыбается хитро и выглядит слишком прекрасно, чтобы не подчиниться ему, пока тело сгорает от желания. Чонин ненавидит свою человеческую оболочку, но кивает и тянется за поцелуем. Тэян просыпается среди ночи и резко садится на кровати. Он не знает, что послужило причиной его подъёма и из-за этого растерянно оглядывается по сторонам. Голографический часовой механизм над дверью слепящим голубым светом показывает, что сейчас в Гавани примерно пять утра — Тэян не помнит, как уснул вчера, поэтому сейчас ему сложно судить о том, сколько времени он проспал, но сонным себя не чувствует, внутри лишь какое-то неприятное тянущее чувство. Кажется, ему снова снился кошмар… Правда, он совсем не помнит, о чём. Возможно, как и в других, это было что-то про монстров. Вернее… про одного конкретного, который приходит к нему почти каждую ночь в обличье главнокомандующего. Иногда кошмаров нет, это редкость, но однажды Тэян сжал запястье Роуна во сне и у того остался небольшой синяк. Было очень стыдно, но гораздо хуже было пытаться объяснить, что именно ему снилось. Ему почему-то кажется, что тот просто не поймёт. Стоило ему подумать о Роуне, как в горле возник ком. Он обернулся со страхом, что его кровать будет заправлена, но увидел, что она в беспорядке и на ней лежат несколько вещей — значит, встал недавно. Наверное, стоило бы его найти. Теперь каждый его подъём сопровождается мнимым страхом, что Роун не вернулся. Тэян трёт глаза и встаёт, чтобы накинуть на себя кофту прежде, чем выйти — ночи в Гавани очень холодные, нагретый за день корпус звездолёта успевает остыть и в коридорах становится немного прохладно. Когда он идёт к капитанскому мосту, чтобы от него свернуть к кухонному отсеку, то замечает, что двери в нескольких комнатах переведены в режим включения замка снаружи. Возможно, пробуждение не было таким уж напрасным… На капитанском мосту не было никого, все передатчики были выключены и даже панель перед креслом главного пилота погашена, горело лишь несколько индикаторов, показывающих состояние некоторых систем. Обычное дело, пока они находятся в Гавани, но если нашлись те, кто не спит, Тэян думал, что найдёт их здесь. Вероятно, всем просто так рано захотелось поесть. В кухонном отсеке горит бледный точечный свет и тихо звучат голоса. Стоит Тэяну зайти, как на него сразу же поднимаются удивлённые взгляды всех, кто не спал вместе с ним. — Кошмары? — первым обеспокоенно спросил Роун и собрался было встать, но Тэян остановил его жестом руки и подошёл к стойке взять кружку, чтобы налить воды. — Нет, — соврал он. — Выспался. А вы чего тут? Роун без особого доверия сел на место, а Ёнбин, сделав глоток кофе, ответил: — Просто не спится, обсуждаем всякое... — Понятно. Что, например? Ответа не последовало. В неловком молчании они провели меньше минуты, прежде чем Джухо тяжело выдохнул и, не выдержав, сказал: — Мы думаем, что нам всем пора разойтись. Тэян изумлённо посмотрел на него, а после — на всех присутствующих: — Это шутка? — поражённый смешок с толикой неверия соскользнул с его губ и он снова обвёл всех взглядом. Конечно, он думал, что рано или поздно это случится, что кто-то захочет уйти и оставить пиратство, кто-то умрёт или решит, что ему проще работать одному. В конце концов, никто из них друг другу ничего не обещал, а Ёнбин изначально обозначил их взаимоотношения как рабочие. Просто так вышло, что они стали друзьями, почти семьёй, как бы сентиментально это ни звучало. — Нет, — Хвиён помотал головой. — Я, например, думал открыть свою клинику. Моих сбережений хватит. — Я хотел осесть ненадолго в Гавани и попробовать позаниматься индивидуальными заказами или устроиться к господину Чжану, — сказал Джухо. Роун молчал, глупо таращился на свою кружку с чаем и не знал, что сказать, мысли просто перемешались и не давали сформулировать чёткий ответ. Тэяну этого и не нужно было, они уже говорили об этом. После того, как их похитили, многие темы обрели особую актуальность: безопасность, репутация, межличностные отношения — для Роуна никогда не стояло столько вопросов сразу, он привык решать проблемы по мере их поступления, но когда он понял, что опасность может поджидать его где угодно, то задумался, а стоит ли мнимая популярность в преступных (а теперь и не только) кругах всего этого? Скорее всего, нет. Разве свобода не может выглядеть иначе? В Гавани сейчас всё возможно, они могут осесть здесь и с их сбережениями первое время не сильно париться о том, как долго им придётся искать заработок. — Я хотел сделать небольшой перерыв и подождать, пока утихнет вся эта волна с внезапной популярностью от элиты Центральной станции, а потом снова вернуться к делам, — пожал плечами Ёнбин. — Почему вы обсуждаете это только вчетвером? — Тэян сделал глоток воды. Он не волновался и не боялся решения. Слишком давно всё к этому шло. — Остальные спят, — Джухо тихо и как-то грустно посмеялся. — Это пока просто обсуждение, никто не воспринимает всё слишком всерьёз. — Будет лучше, если мы обсудим это со всеми, — Тэян почесал лоб, он никогда бы не подумал, что скажет это сам. — Но не сейчас, давайте пока о чем-нибудь другом. Например, как давно мы проверяли провизию? Он подошёл к столу и сел рядом с Роуном, попутно коснувшись его предплечья. Этот маленький, полный нежности жест заставил того легко улыбнуться. Пару часов они провели за обсуждением всяких мелочей и делились впечатлениями от последних событий, которые оказали влияние на них всех, начиная от похищения и заканчивая бойней на Афине — последнее было странно упоминать, потому что мысль о том, что они там были не как преступники, а как защитники, будоражила кровь каждого. Однако поговорить о чём-то отвлечённом было довольно неплохой идеей, и Тэян в какой-то момент понял, что если они все разойдутся, такие в последнее время редкие посиделки станут тем, что он действительно захотел бы вернуть, чтобы окунуться в нынешнюю атмосферу вновь. К восьми утра пришел Инсон и накричал на всех за то, что они не спали, а занимались какой-то ерундой, а вообще-то могли приготовить завтрак, раз уж собрались такой большой компанией занимать не слишком большую кухню, но ещё через несколько минут вошёл Чеюн и сказал, что раз уж они наконец-то собрались все вместе с утра, то он не против приготовить на всех что-нибудь. Инсон тут же успокоился. На удивление, никто не собирался идти заниматься своими делами, а проснувшийся и обычно уставший с самого утра Давон, наоборот, был достаточно бодр, чтобы помочь Чеюну и даже успеть сбегать к девочкам на заправку за парой недостающих продуктов и пообещать им, что они потом все скинутся на пополнение их холодильника. Только Чани досыпал чуть ли не до конца приготовления общего завтрака и пришел, когда Чеюн уже раскладывал все порции по тарелкам, предупреждая, чтобы все были аккуратны — горячее. — Ты испачкался, — сказал Тэян, пока все обсуждали, как будут праздновать ближайшие дни рождения, будто не они пару часов назад планировали расходиться. — Я могу вытереть? Или сам? — Где? — Роун удивлённо коснулся кончиком пальца уголков рта и посмотрел на Тэяна: — Здесь? — Нет, — тот улыбнулся и потянулся за салфеткой, а затем аккуратно убрал остатки соуса со щеки и кончика чужого носа. В этом движении не было никакого подтекста, но уши Роуна моментально покраснели. Он хотел было сказать что-то до ужаса милое и сладкое, но Тэян вдруг отвернулся и посмотрел на свою наручную панель, а после извинился и вышел из-за стола. — Доброе утро, Тэян, — мягкий, бархатный голос обволок его, стоило ему выйти из кухонного отсека и сделать несколько шагов в сторону капитанского моста, чтобы ответить на входящий вызов. — Господин главнокомандующий, что-то случилось? — Тэян старался говорить тише и отходил всё дальше, периодически оглядываясь, не идёт ли за ним Роун или кто-либо другой из команды; как же жаль, что наушники остались в каюте. — Даже не пожелаешь мне доброго утра? — это был вызов без видео, но Тэян готов был поклясться, что отчётливо видит чужую улыбку с небольшой ямочкой. — Вы мне давно не звонили — думаю, случилось что-то срочное, поэтому было бы неплохо, если бы мы сразу перешли к делу, — ему не хотелось говорить с ним в таком тоне, но сейчас правда не самое лучшее время для долгих бесед; тем более, в неформальном тоне с переходом на «ты». — Как скажешь, — по его тону было слышно, что улыбка не исчезла с лица. — Раз уж ты против долгих прелюдий, скажу как есть. Я приглашаю тебя в свою резиденцию, в этот раз — на правах гостя. — Что? Вопрос вылетает так быстро, что Тэян даже не сразу понимает, что именно ему сообщили. Он замолкает мгновенно и не знает, что ответить, потому что предложение более, чем просто странное и слишком неожиданное, чтобы не быть его очередным кошмарным сном. Интересно, что дальше? Чонин вылезет из его наручной панели и отрубит ему руку? Или, может, мерзкие скользкие щупальца начнут его душить, внезапно оказавшись прямо за его спиной? Ничего из этого не происходит в ближайшие несколько секунд, но в его горле образовывается мерзкий, неприятный ком. Он еле находит в себе силы, чтобы вымолвить: — Только меня? — Да, — тон Чонина по-прежнему не меняется. — Но не с пустыми руками. Мне нужно, чтобы ты кое-что принёс с собой. Я слышал про похищение Роуна и Инсона, а ещё мне доложили про некий кубок… и я очень хочу на него посмотреть. Тэян вздыхает с облегчением, а через считанные секунды непонимающе переспрашивает: — Тогда зачем вы зовёте меня, а не, например, Чеюна? — он назвал первое пришедшее в голову имя кого угодно из команды, лишь бы не Ёнбина. Как оказалось, выдумывать такую ложь на ходу чертовски сложно. Чонин замолкает и возникает ощущение, что он оборвал звонок, но его усталый вздох даёт понять, что он всё ещё здесь. К сожалению или счастью, Тэяну сложно определиться. — То, что мы с твоей командой теперь друзья, не значит, что они вхожи в мой дом. — Господин главнокомандующий… — Чонин, — вздыхает тот снова. — Ты можешь называть меня по имени, в этом нет ничего страшного, и я знаю, что ты хочешь сказать. — Он буквально не дал ему вставить и слова. — Я не задержу тебя надолго, мне нужен только кубок, но я хочу, чтобы его привёз именно ты. — Почему? — Я хочу увидеть тебя, — Тэян хочет услышать в его голосе фальшь, но в нём только мягкость и очарование, с которым он произносит каждое слово. Как же инфантильно выходит. — Мне нужно время, чтобы подготовить шаттл, — отвечает он и не верит, что так легко принял приглашение, несмотря на то, что его согласие все ещё не было чётким. — Я уже об этом позаботился. Тэян вопросительно смотрит на свою наручную панель, надеясь, что она даст ему какие-то ответы, но находит их лишь тогда, когда делает несколько шагов к панели управления возле кресла главного пилота и глядит сквозь стекло на небольшой шаттл совсем рядом с их звездолётом. Рядом с ним стоит Вонхо и, кажется, смотрит прямо на него. — Вы послали за мной Вонхо? — уточняющий вопрос явно не будет лишним. — Да, я подумал, что с ним тебе будет комфортнее, чем с остальными. Я мог бы послать Шону, но он сейчас занят. Их звонок завершается быстро. Тэян делает несколько шагов туда-сюда, меряя комнату, и кусает губы. Как он должен сейчас сказать команде, что летит к главнокомандующему в резиденцию в сопровождении «пса»… Конечно, нельзя настороженно относиться к брату Джухо, но дело даже не в нём, а в том, как это выглядит. Парадоксально, но ему хотелось бы сбежать прямо сейчас без лишних слов, чтобы ни с кем не разговаривать, но это будет ужасный поступок. Хватило команде потрясений за последние недели. Сам разговор, к сожалению, проходит тяжело, моментально испортив настроение и атмосферу утра. Тэяну приходится убеждать всех, что он не пробудет там слишком долго и в случае чего обязательно сообщит о проблеме, послав сигнал SOS. Все из команды успели ему что-то сказать и посоветовать. Чани рассказал, как можно легко обнаружить самое удачное место для того, чтобы спрятаться даже от самой неминуемой опасности, а Давон предложил несколько портативных взрывчаток (почему-то все уверены, что его не будут досматривать), только Роун молча смотрел на него и не говорил вообще ничего. С ним пришлось тяжелее всего, потому что они вернулись вдвоём в комнату и Роун достал из кейса кубок, куда они его спрятали от греха подальше после возвращения. На самом деле, в кубке не было ничего странного или пугающего, того, чего стоило бы опасаться или что могло бы заинтересовать главнокомандующего, но Тэян берёт его с осторожностью и перекладывает в походный кейс полегче так быстро, как только смог. — Я буду в порядке, — говорит он, когда берёт ещё несколько вещей, которые могут пригодиться в дороге, и заканчивает со сборами. — Я знаю, — отвечает ему Роун, и на его лице появляется вымученная улыбка. — Не задерживайся там, ему всё ещё никто не доверяет. Роун мягко касается его запястья и смотрит так, что хочется бросить кейс и остаться, но если Чонин попросил… Тэян думает, что не может отказать. Больше из-за того, что он не знает, чего ожидать при таком раскладе, поэтому он лишь улыбается в ответ и перехватывает чужую ладонь, чтобы сжать её в своей, заключая мнимый договор. — Я быстро, туда и обратно. Я ничему больше не позволю нас разлучить. Полёт выходит совсем недолгим. Возможно, потому, что Тэян начал засыпать, как только они вышли из атмосферы Гавани, возможно, потому, что Вонхо включил приятную музыку и спрашивал, что Тэяну нужно, чтобы почувствовать себя комфортно — непонятно, с чем связана такая вежливость: то ли с тем, куда они летят, то ли с тем, что ему теперь не нужно скрывать родство с Джухо и своё настоящее отношение ко всем его друзьям (Тэян слышал, как тот обмолвился в одном из разговоров, что ждал момента, когда они перестанут враждовать, потому что хотел узнать поближе тех, кто дорог его брату — довольно мило). За весь полёт они останавливаются только возле станции на орбите Луны — Вонхо внезапно обнаруживает, что до Земли не хватит топлива. Он купил Тэяну кофе и какие-то мятные конфеты себе. Сам Тэян никогда не был так близко к Луне, видел её лишь на картинках и по телеканалам, потому что для него путь сюда всегда, даже во время обучения в Академии был закрыт, однако эта станция не выделялась ничем — пара заправочных станций и пункт оплаты с небольшой кофейней. Им нужно было лететь ещё пару часов на высокой скорости. — Я буду ждать тебя здесь, отвезу тебя обратно в Гавань, как закончите, — говорит Вонхо, когда они приземляются на частной парковке возле резиденции. «Неслыханная щедрость», — думает Тэян, но в ответ лишь благодарно улыбается. Было странно прийти сюда не как пленный, а как гость, подниматься по высокой каменной лестнице ко входу, зная, что можешь в любой момент уйти и тебя никто не остановит — это похоже на дереализацию, но Тэян чувствует лишь головную боль с каждым новым шагом, приближающим его к неминуемой встрече. Конечно же, на входе его обыскали, но как-то поверхностно, будто Чонин лично отдал приказ надолго его не задерживать и доверять ему. Тэян не помнит, чтобы главнокомандующий был таким наивным. Знакомые стены начали давить на него с первых секунд, как только он сделал шаг в длинный помпезно-минималистичный коридор. Ничего личного, мало вещей — здесь всё осталось как прежде. Тэян ёжится от лёгкого холода и по наитию направляется к одному из обеденных залов для приёмов, туда, где Чонин тогда позволил ему пройтись к прекрасному саду и посеял зерно большого сомнения и отчаяния, которые преследуют его до сих пор. Наверное, самое ужасное было то, что все эти негативные эмоции от присутствия в резиденции перекрывало осознание, что Тэян совсем немного хотел вернуться. В том месяце были плюсы: ему не нужно было думать о том, будет ли горячая вода в душе или ему придётся вымаливать пустить помыться Айрин, или вовсе снять небольшую комнату на ночь, чтобы отдохнуть, не нужно было париться из-за того, что поесть — на выбор всегда было несколько блюд, да и, к тому же, усталость от частых перелётов брала своё, ему просто хотелось отдохнуть всего несколько дней в мягкой постели — мысли о том, что все устали от подобного образа жизни, начинали всё больше давить. Тэяну приходится слегка потрясти головой, чтобы хотя бы на миг избавить себя от подобных размышлений. Это помогает, но ненадолго — они возвращаются и преследуют его до тех пор, пока он не доходит до массивных витражных дверей из голубого стекла, что ведут прямо в зал. У него не остаётся времени даже на передышку, потому что они открываются раньше, чем он успевает шагнуть навстречу. — Я рад тебя видеть. Чонин улыбается мягко и выглядит точно так же, когда встаёт из-за стола, видимо, закончив завтракать. На его лице читается приятное удивление, чему именно — Тэян не понимает: то ли тому, что он так скоро прилетел, то ли тому, что он вообще согласился, а не остался в Гавани. Наверное, Чонин мог бы предположить второй вариант, это было бы очень в духе Тэяна и его команды после всего, через что они прошли. Чонин сокращает между ними расстояние в несколько больших шагов, но останавливается всего в метре, оставляя некую уважительную дистанцию, а Тэяна будто порывает подойти ближе, тянет до ужаса и он совсем не понимает и не знает, почему. Как будто это не он, а что-то внутри него. Возникшая на мгновение мысль его пугает, однако в итоге он смущённо и растерянно улыбается, предпочитая не обращать внимания на тревогу, что возникла внутри от странных подозрений. — Чонин, — чужое имя вылетает на выдохе так тихо, что ему приходится откашляться и сказать громче: — Я тоже рад тебя видеть. Тот улыбается. Наконец-то они снова обходятся без приевшихся формальностей хотя бы в стенах его дома. Это настоящий прогресс. — Хочешь чаю? — Ты обещал, что это ненадолго, — Тэян борется с внутренним желанием остаться здесь подольше и поговорить с кем-то, к кому его необъяснимо тянет. Это похоже на зависимость, которой у него никогда не было раньше. — Что тебе мешает просто расслабиться хотя бы на полчаса? — Чонин похож на змея-искусителя, только улыбка у него совсем радушная, ему хочется доверять и соглашаться на всё, что он предложит. — Кубок в любом случае никуда не исчезнет, а Вонхо точно отвезёт тебя обратно в Гавань. Я не буду тебя долго держать. Тэян кусает губы в раздумьях. С одной стороны, он ничего не потеряет, если прямо сейчас решится просто посидеть и поговорить с ним за чашкой чая, с другой — не будет ли это очередной его ошибкой из-за порывов собственной внутренней привязанности, появившейся после пары поцелуев и глупых обещаний, что он может просить всё, что захочет? Сентиментально и неправильно. — Пожалуйста, — молит Чонин и улыбается так, что сердце бухается в пятки. У Тэяна не остаётся выбора, кроме как согласиться. Кейс остаётся на одном из стульев возле стола, а сам Тэян идёт за Чонином в уже знакомый сад. Им не приходится уходить далеко: стол и два стула уже стоят недалеко от выхода из обеденного зала — как будто Чонин всё спланировал с самого начала, как будто только и ждал, что Тэян согласится на его просьбу. Было бы наивно полагать, что они разойдутся, как только кубок будет передан, что не останется ничего, что они хотели бы сказать друг другу, что хотел бы сказать сам Тэян, но слова развеялись по ветру, как только он вдохнул аромат модифицированных лилий и услышал, как красиво поют птицы где-то в глубинах крон переливающихся зеленью деревьев. Разговор начался не сразу. Несколько минут они сидели в полной тишине. Тэян держал чашку ароматного мятного чая и смотрел на пруд, а Чонин смотрел на него, и в этом было что-то такое, что не поддавалось никакому объяснению, то, что Тэян назвал бы полным недоразумением, потому что с каждым мгновением, проведённым здесь, ему кажется, что он вовсе отсюда не уезжал. Он повернулся к Чонину и тот даже не попытался скрыть, что наблюдал. В чужом взгляде не было чего-то влюблённого, но было бесконечно много тепла, тающего шоколадом в радужке его глаз, и необъяснимой нежности. Хотелось бы верить, что это всё не наигранное, что в этом есть хоть какой-то смысл, но Тэян привык к тому, что везде есть своя выгода. Но выгода никак не могла объяснить, почему Чонин ведёт себя так. — О чём ты хотел поговорить? Чонин улыбается ещё шире и не меняет взгляда совсем, он только и ждал, когда тот заговорит: — У меня есть приглашение. — Ещё одно? Куда на этот раз? В твою спальню? — съязвил Тэян и сделал глоток чая, а сам почувствовал, как уши от своего же выпада покраснели. Его собеседник лишь посмеялся такой своенравности. — Хорошее предложение, но не в этот раз. Что это? Игра в «Кто быстрее выведет противника из строя и заставит гореть от смущения всё лицо»? Тэян почему-то думает, что заведомо проиграет, если это так. — В следующем месяце на Венере пройдёт фестиваль огня, — продолжил Чонин как ни в чем не бывало. — Президент хочет, чтобы вы присутствовали. — В каком смысле? Все романтически-острые нотки растворяются в воздухе так, будто их и не было. Тэян смотрит на Чонина взглядом, полным недоумения. Разве после того раза президент хотел бы их видеть ещё раз? Тогда создалось впечатление, будто он готов размазать их по стене. Ёнбина, в частности. — Не говори об этом своим товарищам, но после того вечера его рейтинги заметно поднялись, — Чонин закатывает глаза. — Ему нужно ваше присутствие, чтобы они продолжали расти — в следующем году новые выборы. Шанс того, что даже с влиянием мистера До президента изберут на новый срок, а не предложат кандидатуру его сестры за неимением у него совершеннолетнего наследника или кого-то другого из приближённого круга, очень высок. Тэян морщится от непонимания и сюрреалистичности этой ситуации: — Нас это как-то должно волновать? Что, если я скажу нет? От лица всей команды. Я не думаю, что им захочется лететь туда после бойни на Афине. — Кстати, об этом, — Чонин не даёт ему договорить. Он поднимает руку и нажимает несколько кнопок на своей наручной панели, после чего на панели Тэяна загорается индикатор о пришедшем уведомлении. Он снова, совсем не понимая, что происходит, смотрит на неё и через несколько мгновений поворачивается к Чонину с немым вопросом в глазах. — Компенсация, — тот пожимает плечами. — Это очень большие цифры. — Обналичишь в местном банке Гавани или через этот ваш Чёрный рынок и распределишь между всеми девятерыми. Тут должно хватит, чтобы каждый получил поровну, — тон Чонина становится слегка скучающим, но довольным до невозможности. Деньги — это влияние, и он отлично умеет это показывать. Ему очень нравится, когда он радует кого-то, чью улыбку желает вызвать больше всего. Однако вместо благодарности его встречает настороженность. — Ёнбин мёртв, ты должен был видеть заявление Минотавра, — говорит Тэян, и его голос становится тише с каждым словом. Наверное, будет проще сохранять эту ложь… Правда, до него не сразу доходит, что живым Ёнбина видела не только его команда и девочки с заправки, но он даже не успевает ничего сказать. — И ему лучше оставаться таковым, — вновь отвечает Чонин с улыбкой. — Пусть деньги послужат посмертной компенсацией. — Стоит ли ему тогда присутствовать на фестивале? — Насколько я знаю, в вашей команде появился тот, кто умеет быть у всех на виду так, чтобы этого никто не заметил. — Да, но как это… А, — Тэян выдыхает и мрачнеет. — И зачем тебе это? — Повторюсь, мне — незачем, но президент попросил, и я не смог ему отказать, — Чонин разводит руками. — Это просто праздник. Походите, развлечётесь, отдохнёте вместе, попробуете местную кухню… О! На Венере прекрасные сладости, тебе правда стоит попробовать их сладкие лепёшки. Чонин, всё дальше уходя от изначальной темы, говорил и говорил, рассказывал про культуру и еду Венеры, про то, какие там есть достопримечательности и какие из них стоит посетить, а какие можно пропустить, чтобы не тратить зря время. Честно говоря, Тэян никогда не был на Венере, наверное, только на одной из станций у самой границы орбиты, когда они забирали какой-то важный заказ через Намджуна. Кажется, это было чуть ли не сто лет назад… Конечно же, нет, но, по ощущениям, та заварушка недалеко от Марса разделила их жизнь на «до» и «после». После чужих рассказов так сильно хотелось там побывать, но он не знал, что будет делать, если все остальные откажутся. Полетит ли он один? Нет… вряд ли. Роун точно полетит за ним, даже не задумываясь. У него не было аргументов для отказа главнокомандующему, но их не было и в пользу того, чтобы убедить команду полететь туда, даже если это будет последний раз, когда они куда-то отправятся вместе. Посиделки продлились чуть больше обещанного получаса, но когда чай закончился, Чонин встал и предложил Тэяну руку, чтобы помочь подняться с кресла. Тот тактично отказал. Он не видел, но Чонин по-доброму улыбнулся такой реакции — в расстановке границ (или попытке их расставить) нет ничего плохого, это даже забавляет. — Я хотел спросить у тебя, — начинает Тэян, когда открывает кейс и достаёт кубок, — ты не знаешь перевод символов на кубке? Мне показалось, они похожи на те, что выгравированы на моей новой панели. Чонин не хотел забирать кубок прямо из чужих ладоней, но по случайности подошёл так близко, что избежать этого было нельзя — Тэян протянул вещицу навстречу и не дал ему другого выбора. Он положил свои ладони на кубок и по неосторожности накрыл чужие пальцы своими. Тэян вздрогнул. Глупо было стесняться друг друга после того, как они целовались, после того, как Тэян застукал его вместе с президентом, после того, как его собственные руки касались чужого тела, сгорая от желания, но так и не получив то, чего так хотелось. Но стыд появлялся. Тэян не отвёл взгляд, но поджал губы, то ли от досады, то ли от возникшей неловкости и непонимания того, что ему сейчас делать; его пальцы под ладонями Чонина были совсем холодными и, кажется, немного дрожали. Чонин улыбнулся и мягко потянул кубок на себя, а после сделал вид, будто ничего не произошло (будто прикосновение не вызвало внутри него ничего, но ему было приятно вновь позволить себе небольшую вольность) и посмотрел на надпись: — Это смесь древнеегипетского и ещё одного утерянного мёртвого языка. Мой старый знакомый разбирается в подобных вещах, но у меня не очень хорошо получается, — нагло врать с задумчивым лицом он привык. Каждая буква, каждая строчка на кубке так знакомы, от них веет домом, теплом. Чонин аккуратно гладит ладонями выгравированные на металле узоры… Да уж, Марк правда любит такие импозантные вещи, но такие знакомые и родные, которые точно могут напоминать о доме, стоит их где-нибудь найти. Жаль, у Чонина нет никаких прав пользоваться этим кубком, но можно будет оставить его до момента, когда они с семьёй наконец-то решат сделать что-нибудь со сложившейся вокруг них ситуацией. — А ты можешь сказать, что значит гравировка на моей наручной панели? — спрашивает Тэян и расстёгивает панель, чтобы снять её и показать так, будто Чонин уже наверняка забыл. (Он помнит.) Несколько мгновений тот смотрит на неё, а после мягко улыбается: — Если я скажу тебе, что это случайная цитата из древних книжек моего друга и там может быть что угодно, ты мне поверишь? — Честно говоря, я скорее не поверю в то, что у тебя есть друзья. — О, да ладно тебе, Тэян, — Чонин ставит кубок на стол, опирается ладонью на стул и улыбается до ужаса довольно. — У меня есть хорошие друзья... Ты и твоя команда из занудных пиратов, например! В любом случае, перевод простой: «Тьма отступит». Я просто хотел, чтобы ты всегда помнил, что в мире есть много вещей, которые тебе нужно увидеть, чтобы понять, что всё не так плохо. Понимаешь, о чём я? — Не совсем, если честно, — Тэян цокает языком. — Тогда тебе повезло. Но если тебе станет очень плохо, просто вспомни об этой фразе. Она простая и банальная, но именно такие вещи чаще всего помогают в тяжелые минуты. Тэян уходит ещё через несколько минут разговоров про праздник и высланные приглашения ему на наручную панель, прощается быстро и просит не провожать. Конечно, хотелось бы, чтобы он остался ещё, посидел и поговорил о своих впечатлениях, эмоциях, желаниях… Чонину правда очень интересно было бы это послушать, но в конечном итоге он остаётся один в большом обеденном зале. Он вздыхает, трёт виски и относит кубок к дальней стене, где стоит ещё один кейс на кодовом замке — пускай полежит пока там, позже он отнесёт его в свой кабинет. Чонину ещё нужно подумать, куда и кому его отдать, чтобы тот не был у него дома, как прицел или красная тряпка для быка. Сейчас ему хочется расслабиться и, может, сходить в ванную, может, просто посидеть в саду или почитать что-нибудь, полить цветы, посмотреть фильм с Сехуном, может, выпить немного вина и позвонить Мино, чтобы тот появился у него в гостиной и они поболтали о всяком, может, решит некоторые вопросы с документацией, а может… — Красивый парень, — раздаётся насмешливый и до боли знакомый голос у него за спиной. — Я заметил, ты любишь коллекционировать всё красивое и то, что плохо лежит. Чонин держит спину ровно, даже не вздрагивает, лишь поворачивает голову. Конечно же… позади него, всего в нескольких метрах, у противоположной стены стоит Хань и держит в руках какую-то дорогую статуэтку прошлого века, изображающую то ли символическое голое тело, то ли просто полную ерунду. Чонин никогда не разбирался в искусстве так хорошо, как Мино — именно он притащил сюда всякие безделушки когда-то давно, чтобы дом не казался слишком пустым, несмотря на то, что Чонин никогда не планировал здесь оставаться надолго, просто так вышло. — Что ты здесь делаешь? — ему совсем не страшно, глупо бояться человека, который даже не сможет его убить. — Как видишь, рассматриваю твои вещи, — Хань не смотрит на него совсем, говорит тихо и ровно, так, как и всегда, хоть и его голос Чонин не слышал довольно давно, проводит ладонями по поверхности статуэтки, будто изучая, и следом роняет её на пол, как бы случайно. — Безвкусица. Чонин и бровью не повёл, он продолжал смотреть на него и ждать, но чего именно — не смог найти ответ даже у себя самого. — У тебя тут миленько, — фальшью от Ханя веяло на всё помещение, а напряжение, повисшее в воздухе, начало неприятно давить на плечи, вынуждая Чонина повернуться всем корпусом и зеркально повторять каждый чужой шаг. — Всё такое светлое, минималистичное. Мне казалось, ты любишь что-то более яркое, чтобы комнаты были наполнены всяким разным... ну, знаешь, не пустышками. Понимаешь, о чём я? Чонин молчит и наблюдает. Это ужасное и глупое сравнение. Хань в обеденном зале выглядит бельмом, контрастным пятном в выглаженных, чистых декорациях, весь увешанный непонятными бусами, в свободной, почти «пиратской» одежде и с отросшими взъерошенными волосами. Тот Хань, которого раньше знал Чонин, никогда бы не позволил себе даже долю неряшливости. Тот Хань, которого Чонин слепил сам годами одиночества под присмотром сотен камер и андроидов, мог позволить себе что угодно. — Сколько ты уже здесь? — спрашивает он, всё ещё внимательно следя за каждым его движением. — C момента, как к тебе прилетел твой гость, — улыбается тот и продолжает осматривать обстановку, на Чонина он взглянул лишь вскользь. — Я присматривался к обстановке вокруг, пил кофе на станции Луны, а тут нарисовался твой подчиненный. Я подумал, это отличный шанс. — Понятно. Чонин предпочёл бы не видеть его вживую много лет, желательно, до момента, пока он отсюда не свалит, но один раз, где-то года три назад, уже после того, как Хань обнаружил, что к нему всё это время приходила лишь голограмма, Чонин пришёл сам. Это был короткий визит. Он стоял на расстоянии, пока Хань обедал, или ужинал, или просто перекусывал — время в Лабиринте текло совсем иначе, — и не делал ничего. Они вновь, как и в прошлые встречи, не говорили совсем, Хань просто смотрел на него, долго и почти непрерывно. Увидел ли тогда Чонин в чужих глазах зарождающееся безумие? А есть ли оно на самом деле? Было ли оно с ним всегда или это закрытые бесконечные пустые коридоры так сильно повлияли на него? Он никогда не должен был выйти оттуда, чтобы ответ никогда не нашелся, но судьба распорядилась иначе. — Так ты не ответил, кто этот парень, которого подвозил один из твоих «псов»? — Чонину режут ухо эти слова, наверняка его сообщники уже слили ему всё про известные правительственные группировки, их назначения и маркировку. — Это не моё больное место, если ты об этом. Хороший друг, его команда мне отлично помогла, — общаться с ним как со старым приятелем было странно, но ноты напряжения в его голосе никуда не делись, ему хотелось лишь чтобы он быстрее исчез и не мельтешил перед глазами. Говорить о том, к какой именно команде относится Тэян ему тоже не хотелось. После смерти Ким Ёнбина эта информация стала бы для тех буквально смертельной. — Хороший друг, которому ты подарил панель с гравировкой? — Хань наконец смотрит на него и этот взгляд режет так, будто бы по щеке прошлись лезвием. — Уже успел пообещать ему все богатства Вселенной и готовишься сбросить его с обрыва, как только он перестанет быть полезным? Чонин останавливается и молча смотрит на него несколько мгновений, наполненных наглой улыбкой и блеском глаз напротив, а после коротко спрашивает: — Зачем ты прилетел? — Ответ «лично повидать старого друга» достаточно исчерпывающий? — Нет, — Чонин мотает головой и устало трёт лоб. — Если ты хочешь меня убить, то приступай, это отличный шанс для возмездия. Только давай быстро, у меня завтра совещание, мне надо подготовить документы. Хань смеётся, чисто и ярко, так, как Чонин помнит, будто не было этих лет заточения и его предательства ради собственной выгоды, так, будто он никогда не делал ничего плохого, чтобы занять пост главнокомандующего. В этот момент ему кажется, что всё это — плохая постановка, но в следующую секунду Хань перестаёт улыбаться и смотрит на него почти серьёзно. — Почему ты сам не убьёшь меня? — вопрос с вызовом, этого можно было ожидать. — У тебя было так много шансов, но ты не воспользовался ни одним из них. — Мне нет смысла тебя убивать. Ни тогда не было, ни сейчас, — он просто не может, и это самая большая проблема, но ему так хотелось бы взять и застрелить его прямо здесь, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение от исчезновения одной из множества его проблем. Нет, это должен сделать кто угодно, но не он. — Почему нет? Наконец Хань делает несколько шагов; сначала подходит к столу, рассматривает древесное покрытие, проводит по нему ладонью и задерживается на пару мгновений, как будто абстрагируясь от всего, оставаясь где-то глубоко в собственных мыслях, но уже через мгновение, будто и не было этого секундного подобия слабости, начинает медленно его обходить, совсем не обращая внимания на Чонина, сосредоточившись лишь на том, что видит перед собой. Как тот, кто изучает мир, который у него отобрали. Внезапно он вновь останавливается, но уже возле стула у изголовья стола. Перед ним открывается вид на обеденный зал, когда он перебирает пальцами по резьбе на спинке и рассматривает картины на стенах — тусклые, без души, как и всё это здание, — переводит взгляд на панорамные большие окна, рассматривает сад — в нём больше жизни, чем в самом Хане, выращенный с любовью, он мог вызвать лишь злость. Для Ханя в попытке сохранить спокойствие всё это кажется совсем нереальным — Чонин видит это в его глазах, читает в каждом движении и вдохе, но не может угадать его следующее действие, когда тот перестаёт фокусироваться на обстановке и начинает идти к нему, однако стоит тому достать бластер, Чонин даже не вздрагивает. Хань рассматривает оружие, аккуратно сжимая и разжимая пальцы на рукоятке, будто примеряется, и это выглядит до ужаса знакомо, потому что когда-то они вдвоём так же стояли друг напротив друга на полигоне Центральной станции и учились стрелять из новых образцов. Сейчас в чужих руках образец прошлого поколения бластеров, не такой многофункциональный, как новый, но всё ещё мощный. Откуда он у него, Чонин предпочёл не спрашивать, но есть догадки. За ситуацией можно было наблюдать спокойно — это он чувствовал, используя небольшое количество силы. В чужих действиях не было резкости и опасности, тот оставался спокойным, несмотря на лёгкие колебания внутренних демонов. Неожиданностью для Чонина стало то, как Хань слишком внезапно потянулся к его руке и мягко, так, будто они снова в далёком, уже нереальном прошлом, коснулся его открытого запястья и медленно провёл вниз, сплетая их пальцы, заставляя Чонина на мгновение поддаться в непонимании и забыть, кто они друг другу сейчас. Если бы Чонин сказал, что ему не противно и почти больно, он бы соврал. Внутри разгорелся огонь отвращения, захотелось оттолкнуть, сделать два шага назад, сдавшись в глупой игре, правила которой ему никто не рассказал прежде, чем он смог их принять, но если он сейчас отступит, что тогда? Ему не удаётся получить ответ, потому что Хань тянет его ладонь вверх и вкладывает в неё бластер, а после двумя руками обхватывает его пальцы, подставляя дуло прямо к своему лбу. — Выстрели сейчас. Тот смотрел без эмоций, но понял, что растерялся. Настроение и внутренние колебания Ханя всё ещё оставались на одном уровне и было сложно понять, насколько серьёзно он настроен. Жаль, он не умеет читать мысли, это бы его сейчас здорово спасло. — Чонин? О нет. Тот совершает ошибку, когда невольно вздрагивает и на его лице секундно возникает замешательство и испуг, потому что, когда Чонин обернулся, в одном из дверных проёмов, ведущих в жилую часть дома, стоял Сехун с заряженным бластером в руке. Он выглядел ещё более растерянно, но намного решительнее, чем Чонин, чья рука дрогнула и это не осталось незамеченным. Он вновь вынужден обернуться к Ханю и лишь на короткий миг заметить, как на его лице появилась улыбка, а во взгляде считалось почти мстительное «Вот оно», потому что в следующее мгновение тот воспользовался чужим замешательством, отобрал бластер и… просто скрылся, перепрыгнув через стол и сбежав в сад. Через него он наверняка собирается бежать в лес, а там уже… Наверное, у него должен быть путь связи или какие-то старые знакомства, точно не пропадёт, но Чонину хотелось бы иначе. Стоит ли броситься за ним? Выслать за ним охрану? Это кажется бесполезным. Некоторое время он смотрит в сторону сада, а после переводит взгляд на свои ладони, в которых буквально только что была его головная боль. Сехун ничего не испортил, возможно, даже спас положение, но если бы он не зашёл, то что? Выстрелил бы Чонин? А был ли заряжен бластер? Почему-то он не обратил внимания на индикаторы, быть может, это была просто провокация. Голова кипит, ему нужно хорошенько подумать об этом. — Кто это был? — спрашивает Сехун, подойдя ближе. Был бы это кто угодно, кроме него, Чонин прикончил бы его на месте, но это Сехун и он не может его винить совсем. В конце концов, если бы Хань и сделал что-то, из-за чего его можно было бы убить, у Чонина остались бы доказательства того, что это была всего лишь самооборона, а нарушение неприкосновенности людей он бы как-нибудь смог объяснить. Возможно, он бы избавил не только себя от очень большой проблемы. — Бывший генерал Лу, — собравшись с мыслями, отвечает на выдохе он. — Ты же спал, что-то случилось? — Я услышал, что что-то разбилось, а потом пошёл смотреть камеры, — Сехун кладёт бластер на стол и массирует виски. — Я не помешал? — Тебе не о чем переживать, он не собирался меня убивать. Это был обычный разговор, — почему-то именно в этом он был уверен на сто процентов, Хань искал его слабые места, любые больные точки, на которые можно надавить, и он добился своей цели. Чонин не представляет, как тот собирается воспользоваться полученной информацией. — Это вы так разговаривали с бластером у его лба? — и улыбается. Сехуна так редко можно увидеть с улыбкой… Это настоящее сокровище. — Иди ко мне, — говорит Чонин с огромной нежностью и притягивает Сехуна к себе, обнимая так крепко, что, кажется, сам перестаёт дышать, будто ему это вообще нужно. Его пальцы зарываются в чужие волосы, он целует его в щеку мягко, аккуратно и почти осторожно. Сейчас главное, что Сехун не пострадал, потому что от Ханя ожидать можно было чего угодно, и именно это и пугает. Неизвестность, которая била хлеще любого удара, который он когда-либо получал. Ужас от осознания, какие мысли пронеслись в его голове за ту долю секунды, когда Хань заметил страх. Сгущающееся напряжение и ком в горле от одной лишь мысли, что ему пришлось бы пойти на страшные шаги в случае, если… Чонин закрывает глаза, предпочитая подумать об этом позже, и утопает в объятиях, когда Сехун обнимает в ответ и прижимается ближе. Хань умывается водой из озера. Ему не повезло соскользнуть с горки и ободрать руку. Всё-таки одежда у него была явно не для подобных вылазок. Изначально он просто хотел посмотреть, но риск был слишком привлекателен, чтобы от него отказываться, и он не прогадал. Это было блестящей идеей. Мыслей, что он будет делать с этой информацией сейчас, у него не было, но отложить на особый случай — отличный вариант. Он делает глубокий вдох и, намочив, зачёсывает волосы назад, а затем достаёт свою наручную панель и включает её, чтобы связаться со своей командой. — Мне нужен свой человек на Земле и шаттл, — на мгновение Хань задумывается; ему жаль, что он стоял слишком далеко, чтобы услышать чужой диалог в саду, но это не помешало ему уловить нотки интереса в самом Чонине к этому парню, этим тоже можно воспользоваться — в конце концов, он не может отказаться от любой информации, которая даст ему шанс превратить жизнь Чонина в настоящий ад. — И ещё. Мне нужны сегодняшние видеозаписи со станции на Луне. Заправочные колонки, в частности. Устроите?