Wrong

Wanna feel the good Wanna feel the bad, feel it all В этом году годовщина была не такой ужасной, как обычно. Рина решила прервать многолетнюю традицию закрываться дома в одиночестве и провести этот день вместе с подругами, позволив им поддержать себя. Этот день был худшим в году. Всегда. Он чёрной меткой освящал страницу календаря, бросая тень на все вокруг себя. Его наступление было неизбежно. День прошёл ровно, Стеф и Софи пытались развеселить Рину, пусть и безуспешно, получая в ответ лишь дежурную улыбку, но это уже хоть что-то. Где-то в три часа дня, Рина пошла домой. Подруги не стали особо напирать, понимая, что девушке сейчас необходимо побыть одной. Легко шагая по широким мостовым, Арина приближалась к своему дому, кидая мимолетные взгляды на высотки и московские бизнес центры. Душу грела мысль, что Чонгук скоро приедет. Это развеивало пыль на её чёрной душе, открывая путь свету. Москву освещало легкое солнце, но вскоре оно было безжалостно закрыто тучами и пошёл дождь. Такой свежий и холодный. Он отмывал всю столичную грязь, которая накопилась за ночь. Прибыв домой, девушка скинула с себя одежду и, переодевшись в домашнюю длинную футболку, отправилась к бару. Она открыла бутылку прекрасного красного вида и взяла бокал. Под приятный звук наливающегося вина, Рина уселась на пол перед панорамным окном и просто смотрела в него, слегка наклонив голову в бок. Она даже не хотела и близко брать в руки телефон, зная, что там будет. Просто хотелось обо всем забыть, отрешиться. Но не получалось. Это слишком сложно, особенно когда голова забита мыслями, а внутри пустота. В сумке в коридоре раздался бесячий звонок телефона. Это отец. Не нужно смотреть на экран, чтобы знать это. Вымученно прикрыв глаза, Арина сделала ещё один глоток из фужера, поднялась с холодного пола и направилась прямиком к входной двери, шагая по холодной мраморной плитке. Подняв трубку, она услышала слабый вздох папы. – Рина, привет. Как ты? – мягко начал он. – Привет, нормально, ты? – ответила та. – Тоже. Сможешь придти сегодня? – снова спросил отец. – Да, конечно. Ты же просил. – устало сказала Арина. – Отлично. Тогда кину тебе адрес сейчас. Спасибо. – было слышно, что он слегка улыбнулся. Рина старалась не язвить сегодня. Она знала, как отцу больно. Вернувшись снова в зал, девушка поняла, что, собственно, пора бы собираться. Быстр приняв душ, она сделала легкий макияж, нанеся на губы красную помаду, а на себя надела чёрное классическое платье, длинны миди и чёрные лакированные лодочки. Волосы она решила не трогать, просто вытянуть утюжком. Кинув на себя последний взгляд в зеркало, она накинула пальто и вышла из квартиры, захватив клатч и закрыла дверь, по пути заказывая такси. Железная дверь подъезда хлопнула, и наша героиня села в уже подъехавшее такси, называя адрес холодным и четким голосом. Отец устроил все в дорогом кафе, закрыв предварительно его на спец. обслуживание. Как Рина и предполагала, собрались на этом «мероприятии» все их родственники, напялив на себя лица как можно более грустные и платья как можно более роскошные. Да уж. Мерзко. Весь вечер она слушала однотипные речи, со словами, какая же Маша была умничка, какой Дима был добрый, а Диана милая. Было мерзко слушать от родственников отца, что Машу, её мать, все очень любили и ценили, что жалеют о такой ранней кончине, как жаль деток и так далее, когда сами при жизни ненавидели их больше, чем что либо и старались скорее сгнобить. Не выдержав этого, спустя два часа мучений, Рина сбежала в туалет, проклиная тот момент, когда согласилась вообще сюда придти. Дверь уборной хлопнула и в нос удалил запах чистоты и освежитель воздуха. Устало поправив помаду и волосы, она на пару минут зависла на своём отражении, витая в собственных мыслях. Девушка уже собиралась выйти, как вдруг чья-то рука её остановила. Перед ней возник образ какого-то мужчины. Его лицо смутно знакомо, возможно, это водитель одного из людей, приехавших сюда. Рина попыталась вырваться и отойти, но ей этого не позволили. Он явно очень пьян, так как от него разит алкоголем на километр, если не более. Что, блять, происходит? Что за сюжет к японской дораммы воплощается вокруг?! Мерзкий взгляд прожигает насквозь, собственные крики душат горло, звеня в ушах. Ноги немеют, все тело дрожит. Мир плывет. В типичных историях, обязательно тебя спасают от злого дядечки-денежного мешка, и все становиться хорошо, но это не фильм и не книга. Это блядская жизнь. И ты понимаешь, что никто не поможет и никто не спасёт. Тут только ты и ты одна. Только тебе и выпутываться из этого дерьма. Девушка обессилено стучит по жирному телу какого-то мужика, не в силах противостоять. Неописуемый страх и ужас охватывают Арину с головой. Нет сил. Совсем. Да. Быть изнасилованной в день смерти собственной семьи - вот чего не хватало ей всю жизнь! Что ещё пошлют ей небеса?! Что ещё?... Но вдруг, это мерзкое существо нечаянно задевает башкой дверь или что-то ещё и, не удержав равновесие, после того количества спиртного, которое оно выпило, упал на плитку. Какое прекрасное завершение этого эпизода. Какая ирония. Девушка судорожно вздохнула, собрала все остатки своих сил и перешагнула через отвратительное тело, а затем поспешила ретироваться из этого ебаного туалета. Будь он проклят. Она, сама не помня как, взяла вещи в гардеробе и выбежала на улицу. Немного опомнившись, девушка прижалась к стене ресторана и спустилась по ней вниз. Истерика уже стучалась в двери, но Арина знала, что не время. Нельзя. Девушка поднялась на ноги, слегка пошатнувшись и пошла по прямой. Романова не знает, что делать. Она просто устало бредёт по холодной улице, устало переберая ногами, обутыми в стандартные для вечера классические лодочки. На улице уже холодно для них, но Арина не замечает этого. Все вокруг будто застыло. Все стало не важным, ничего не значащим. И шумы большого города, и беспокойные голоса прохожих, и прохладный ветер, слегка вздымающий пальто и терпящий волосы. Когда нога вновь подвернулась, от быстрой, беспорядочной ходьбы, Арина, чертыхаясь, сняла надоевшие лодочки, беря их в руки и в одних колготках вышагивая по тротуарной плитке. Блондинка не знала куда шла, но, видимо, ноги сами привели её на самое любимое место. На крышу одной высотки. Именно с ним у неё так много связано. Именно там она переживала многое в своей жизни. Схватив в баре внизу бутылку спиртного и, взлетев по лестнице, Арина устало подошла к бортику, всматриваясь в Московскую вечернюю темноту. Сейчас не хотелось ничего. Внутри пустота и смертельная усталость от этого мира. Надоело все. Все без исключения. Безумное желание убежать стучит в голове. Чтобы больше никто не нашёл. Хотелось просто уйти, забыться, быть счастливой. Она села на пол, вытянула ноги и положила одну на другую. Девушка закрыла глаза. Вот тут-то слезы и пришли. Истерика взяла верх над измученным сознанием. Она не могла больше держать все в себе, да и не хотела. Покушение на её тело не было причиной её слез, это было лишь небольшой составляющей того, что копилось внутри. Того, что девушка упорно заталкивала в самый дальний уголочек своего разума, заставляя забыть, пытаясь притупить все эмоции, ведь она думала так проще. Проще, когда ты ничего не чувствуешь, когда ничего не испытываешь. Так действительно легче, но внутри все равно так паршиво... Даже с тем, что Романова научилась ничего не чувствовать, не проявлять эмоций, глупо было бы отрицать, что ей это дико надоело. Люди думают, что не чувствовать ничего - круто, но поняв, что это такое, хочется отдать все, лишь бы хоть что-то испытать. Мимолетную резь в сердце, боль - все равно. Хоть что-то. Почувствовать себя живой, настоящей, а не просто бесполезной оболочкой. Сквозь некоторое время истерика ещё душит, а слезы больно жгут нежную белоснежную кожу, оставляя за собой чёрные следы. Насыщенные зелёные глаза затмила пустота. Идеальные ногти с красным маникюром, скользят вниз по ремешку дорогой сумки, открывая её и выуживая из ее недр прямоугольную коробочку, с крупными, чернильными буками «Marlboro». Девушка поджигает сигарету руками, стараясь заставить их не дрожать. Слышен приятный звук открывающейся крышки виски. Девушка делает глоток. Прозрачная, совершенная жидкость прытко проникает в горло, оставляя после себя только жжение и потихоньку накрывающее чувство опьянения. Кто-то присел рядом. Арина знает кто, только один человек знает об этом месте, но ей слабо вериться, что это и вправду он. Сейчас он не в России. Она бы отдала все, лишь бы она сейчас перевела свой взгляд немного правее, и он был тут, сверкая своей вечно не гаснущей улыбкой. Единственный, способный помочь. Она медленно поворачивает голову, тая надежду о его присутствии в том, что у неё ещё осталось от сердца. Видимо, небеса слышат её просьбу. Рядом с ней сидит он. Она немного медлит и первый раз за все это время искренне улыбается. Медленно тянется к нему и обнимает, чувствуя, как становится лучше. Он в свою очередь крепко прижимает её к себе. – Ну здравствуй, скучала? – улыбаясь говорит он, поглаживая девушку по голове. Интересно, этот человек вообще может не улыбаться? Удивительно, что он абсолютно никогда не подаёт вида, что что-то случилось. Будто они просто сейчас мило беседуют за семейным обедом, а не сидят на крыше московской высотки. Будто перед ним сидит вовсе не девушка, которая задумчиво затягивается новой порцией дыма, иногда попивая виски прямо из бутылки, без туфель, в слишком легком для такого холодного осеннего дня, даже не застегнутом пальто, накинутом на красивое обтягивающее платье, со слегка растрепавшейся прической, с испорченным макияжем и чернильными разводами на щеках, а милая дама, с идеальным внешнем видом, в домашнем халатике, непринужденно попивающая чаёк. – Я рада тебя видеть. – охрипшим голосом говорит Арина. – Я тоже. Очень. – произносит человек, цвет глаз которого может сравниться лишь с самым чистым в мире янтарем. Арина была безмерно благодарна ему за отсутствие глупых вопросов. Им не нужно слов, он и так знает, что девушка ему все расскажет, но позже. Их отношения всегда были особенными. Они не подвергались ни одним законам дружбы, но были гораздо лучше любого их проявления. Между ними была какая-то особая нерушимая связь. Что бы не случилось, Романова знала, что может просто придти к Чонгуку или позвонить ему и все станет гораздо лучше. Моментально. Энергетика этого парня поражала. Он был её «щитом». Всегда защищал её от любого внешнего воздействия, одним своим присутствием освещал темноту её судьбы, ограждая её от внешнего мира. Он всегда ей помогал. Он её личный лучик солнца, спасательный круг в этом всем грязном, испорченном мире. Она всегда искала такое необходимое утешение и всегда находила его в нем. Хоть она и не говорила, но больше всего в жизни ждала их встречи. Странно, что Чонгук не предупредил, что приедет. Хотя, мог попытаться, но сегодня Арина лишилась своего телефона. Сама не помня как. Девушка оторвалась от него, туша недокуренную сигарету. Он бросил на окурок косой взгляд. Он никогда не осуждал. Никогда. Ни за какой, даже самый отвратительный поступок, Чон не осуждал Арину. А уж поверьте, их было ох как не мало. Она повернулась на него, смотря в такие родные глаза. Она ничего не говорила, но Парень и так понял: – Теперь мы будем учиться вместе. – он улыбнулся. – я рад, что мы сможем чаще видеться. Он смотрел на неё и не мог оторваться. Что у Чонгука, что у Арины было не так уж и много родственников, которые могли бы поддержать. У Романовой – вечно работающий отец, у Чона – родители такие же. И вот эти два вечно одиноких человека, видели друг в друге прежде всего родственные души. Воспоминания вихрем закручиваются в голове, возвращая их в детство. Когда они только познакомились в Корее ей было шесть, а ему десять. Она жила там с матерью. Потом, когда ей было семнадцать, после того события, она опять уехала в Россию и в их долгой дружбе настал перерыв. Но Арина приезжала каждое лето, или чаще, в Корею. Это была их нерушимая традиция. Чонгук вспоминал их счастливые мгновения. Мгновения безграничного счастья. Вспоминал их прогулки. В его голове почти исчезал образ той сумасшедшей девочки, с зелёными тёплыми глазами и таким тёплым сердцем. Девочки, не думающей о последствиях. Которая танцевала на солнечных улицах Сеула, смеялась над его шутками, и так любила море и клубничное мороженное. А он любил смотреть на неё, когда она улыбалась и испытывать неимоверное счастье уже только от этого. Радовать её и видеть, как в её глазах горит тот самый прекрасный огонёк, как она набрасывается на него с крепкими объятиями, а он кружит её в воздухе. Он любил её непослушные русые волосы, которые постоянно трепал ветер, а она лишь неуклюже заправляла их за ухо. Любил вдыхать их приятный аромат зеленого чая. Любил её слегка прищуренные, вечно смеющиеся зеленые глаза, с огромными зрачками, похожие на чистейший изумруд. Но одно событие все изменило. Она окончательно и бесповоротно поменяло Арину, сделав из неё девушку, с огромным количеством масок в арсенале, с каменным сердцем, в котором ещё теплилось что-то доброе, теплилась надежда. Но как до этого добраться мог знать только Чон. И то, уже даже он почти забыл туда дорогу. Он всегда был рядом. Готов был поддержать в любой жизненный момент. Мог сорваться и приехать. Она была ему очень дорога, а он ей и сейчас ничего не изменилось. Девушка делает ещё один глоток обжигающей янтарной жидкости из стеклянной бутылки. Он смотрит на неё, и только сейчас понимает, что она плачет. – Никогда не видел, чтобы ты плакала. – говорит парень. Он смотрит в глубокие изумрудные глаза, от которых идут чёрные разводы от оставшегося макияжа, пытаясь найти там отголоски бывалой теплоты и бесконечно неугомонного счастья, что постоянно плясало в глазах. – Просто уже нет сил. Я просто не могу больше. – охрипшим голосом говорит девушка. Она боится посмотреть в его глаза. Боится, что он все поймёт. Снова прочитает её чувства как неосторожно оставленную на столе книгу. – Поехали? – задаёт риторический вопрос парень, а Арина лишь едва заметно кивает. Чонгук поднимается, помогая полнятся и Арине. Хоть она и пьяна, она ещё нормально стоит на ногах. Ещё. Неплохое завершение дня.