***
Германа тревожило состояние Громова, тем более, Рокса сказала, что он «ходит с депрессивной рожей» уже больше недели. Он переживал за него и боялся, что у него какие-то проблемы, которыми он, как обычно, ни с кем не поделится, особенно с ним, Германом. Он видел, что с Яном что-то творилось, еще когда он посетил его, больного, в последний раз. А когда он сорвал встречу после пар неделю назад, сославшись на головную боль, Гера не поверил ему и был уверен на сто процентов, что он просто не захотел с ним говорить. Поэтому Измайлов решил вытянуть из него причину его состояния, пускай это и было не очень хорошей идеей (можно сказать, даже ужасной): сам Гера не хотел бы, чтобы к нему лезли. Но он безмерно хотел ему помочь. Он назначал ему встречи, на которые Громов редко соглашался, находил его в академии, вылавливая в коридорах, в целом, активно шел на контакт, но в ответ ничего не следовало. Если Ян не «убегал» от Гериной компании, что было сейчас не редкостью, то он ограничивался несколькими фразами, позволяя Герману одному поддерживать их «беседы». Обычно все было наоборот, поэтому это даже как-то пугало Измайлова. Сегодня Герман планировал встретиться после пар с Яном, накупить разной вкусной дряни, по типу попкорна и тому подобного, и посмотреть с ним какой-нибудь фильм у Геры дома. Но у художников не было последней пары, и Герман освободился раньше Яна. Прогулять последнюю пару ради встречи с Герой, как в прошлый раз, Громов не мог, ибо сегодня была важная репетиция, которую пропустить просто нельзя. На перемене Ян все это объяснил, разводя руками, мол «в следующий раз». Гера, уже выходя из академии, подумал, что Громов просто нашел повод «слиться», ибо мог догадываться о намерениях Германа и его желании помочь. Он ведь мог заставить Германа сидеть и ждать его, если бы хотел. Измайлов понимал, что правильней будет пойти домой и оставить Яна в покое, но он чисто из принципа решил сделать наоборот. Геру без каких-либо проблем пустили на репетицию актеров, которая уже началась. Он был уверен, что ему покажут на дверь, ибо не принято пускать посторонних. Да и по рассказам Яна, Герман думал, что их преподша вообще дикая, но сегодня видимо не ее «смена». Наверное, это была деканша, про нее Ян тоже рассказывал, но уже не такие плохие вещи, как про Виту Александровну. Женщина посадила Геру на самом заднем ряду и наказала сидеть тихо и, главное, молча. Измайлов заметил, что он не один «посторонний» в зале, еще несколько студентов занимали места в том же ряду. — К нам часто приходят на своих посмотреть, — шепотом объяснила декан, выделяя предпоследнее слово. — А им полезно перед публикой плясать. Она направилась к первым рядам, ближе к сцене, где преподаватель по вокалу (как понял Герман) что-то напевал, после чего студенты, сидя прям на сцене, повторяли за ним. Гера нашел глазами Емельяна, который сидел на краю сцены, свесив ноги, и пел, читая с листка. Было странно смотреть на то, как Ян поет. Поет сосредоточенно, вслушиваясь в голос преподавателя, а не как прежде слышал Герман — дурачась и шутя. Гера заметил, что первокурсников не стали загружать какими-либо тяжёлыми партиями, что было весьма логично, они же только начали учиться. Но он был уверен, что Ян хорошо поет. У него был приятный, ровный голос, когда он просто разговаривал, а что будет, когда он будет петь? Сейчас его голос смешивался с десятком других голосов, нельзя было что-либо разобрать. Ян заметил Германа только тогда, когда они закончили отрабатывать музыкальную часть. Взглянув на него, он на секунду замер в ступоре, но после приветливо махнул рукой, ухмыляясь. Но в тот же момент он снова перевел все свое внимание на текст, который уже читал, казалось, в миллионный раз. Герману было действительно интересно поглядеть на то, как проходят репетиции у актеров. Пускай, эта репетиция и была учебным процессом, и еще нельзя было назвать ее настоящей театральной репетицией, но это не убавляло интереса у Геры. Особенно ему было интересно смотреть на эпизоды с Громовым. А он неплохо смотрится на сцене! Измайлов попытался как можно тише достать свой альбом с карандашом. Ему сильно захотелось запечатлеть Яна на сцене, такого уверенного, сосредоточенного. Но он постоянно двигался, менялся в лице, а иногда вообще уходил за кулисы, поэтому Герману было тяжело поймать хороший «кадр». Всё-таки к нему в голову пришла хорошая идея, как лучше нарисовать Громова. На весу рисовать было не очень удобно, но это Геру не останавливало. Он был полностью вовлечен в рисунок, а голоса, доносящиеся со сцены, отошли на второй план. Герман пару раз поднимал глаза в поисках Яна, чтобы точнее передать черты его лица, ведь на память в таких случаях полагаться не стоит. Сколько времени он провел за рисунком Гера не мог знать. Он, наверное, так и просидел бы, не обращая ни на что внимание, кроме своего рисунка, если бы громкий голос Алины Александровны, который своей неожиданностью заставил Измайлова подпрыгнуть. — Громов! Опять на том же месте, — с упрёком произнесла она, впервые за сегодняшнюю репетицию делая кому-либо замечания. — Отработай уже наконец этот отрывок! Всегда на нем ошибаешься. А еще, говори чётче, слова проглатываешь. Соберись, пожалуйста. Ян понимающе покивал на наставления и ушел за кулисы. А Гера опустил взгляд обратно на наполовину готовый портрет, ему не хотелось его сейчас заканчивать, поэтому он сложил его также тихо в рюкзак. Ян даже во время пар вел себя странно! Ему же делают замечания не просто так, да и наверняка уже не в первый за это время раз. Гера видел, как он старался, это видели все. Но что-то с ним творилось, что-то, что мешало его спокойствию. Рокса сказала, что при каждой ее попытке поговорить на эту тему с братом, Ян психовал и слал сестру подальше. Если уж он так реагировал на вопросы сестры, то как он отреагирует, если Герман затронет эту тему? Впрочем его мало волновало, что Ян может сорваться на него, накричать (отчего-то Измайлов был уверен, что последует именно такая реакция) или ещё что, он просто знал, что это никак не повлияет на их отношения. Ян часто срывался на всех, но не со зла же; это просто его характер, тяжёлый характер. Но Гера был готов принять это, даже ценой собственных нервов. Он должен был ему помочь!***
— Тебе не холодно? — спросил Герман, когда они уже вышли на улицу. — В одном-то худи. — У меня под ней ещё одно, — невозмутимо проговорил Громов в ответ. Герман усмехнулся и, съежившись от прохладного ветра, спрятал руки в карманы. Если ему, Гере, холодно в своем лёгком пальто, по погоде, то Ян наверное сумасшедший. Но шутка про двойной слой одежды была очень даже смешная. Или то была не шутка?! Гера с ужасом понял, что только в одной кофте Ян бы окоченел, а так он идёт спокойно, и даже не пряча руки в карманы. Он же не настолько закалён, чтобы ходить в конце осени в одном худи. — Погоди, — он остановил Громова, — ты что, не шутишь? — Нет, — рассмеялся Ян, задирая край одной кофты, показывая другую. — Я абсолютно серьёзен. У Германа не было слов. Он просто помотал головой, не понимая, как Ян ещё не отморозил себе что-нибудь. — Ты хотя бы зимой так не делай, — всё-таки сказал он, думая, какой же Ян дурак. — Я подумаю, — загадочно протянул Ян, закуривая. Гера про себя отметил, что общается с ним Ян как прежде. Только был он не так многословен, как обычно, но не критично. Может он просто заболел? Поэтому плохое самочувствие, а в следствие и плохое настроение. Ещё бы, выходя в таком виде на улицу, не заболеть! Гера решил действовать. — Что с тобой твориться? — Что? — нахмурился Емельян, выдыхая дым. — В смысле? — Ты сам не свой, — пожал плечами Измайлов, — и ведёшь себя странно. Роксана сказала, что ты уже так давно. — Ага, Роксу больше слушай! — раздражённо бросил он, выкидывая окурок. — Все у меня нормально. Он уже начал злиться. Почти сразу. Если бы все действительно было «нормально», то Ян бы не стал так дергаться. — Ты же знаешь, что можешь со мной поговорить? — мягко спросил Гера, надеясь успокоить своего психованного друга. — Ой, оставь эти все пафосные фразочки при себе, может, потом пригодятся. Мне это нахуй не нужно, — махнул рукой он. А Гера ещё раз убедился, что Ян таким поведением пытается напугать его и заставить отвалить с расспросами. — Я хочу понять, почему ты себя так ведёшь, — продолжал Измайлов, уже еле поспевая за быстрым шагом Громова. — Да как, блять, я себя веду?! — он резко остановился, сильнее раздражаясь. — Какого хера ты ко мне вообще лезешь? — Я уже сказал. Меня тревожит твое состояние, тебя будто подменили. Пойми, это заметили все, — как можно спокойнее и тише говорил Измайлов, пытаясь таким образом успокоить его. — Просто отъебись! Он опять пошел, только уже быстрее. Гере пришлось его догонять. Оставалось надеяться, что Громов всё-таки успокоится и выслушает. — Ян, что-то случилось? — Да нихуя не случилось! — в сердцах воскликнул он. — Кроме одного: мой друг хочет съебаться в другую страну, и, рассказав об этом, просто поставил меня перед фактом! Перед очень ебаненьким фактом! Гера не сразу понял, что он говорит про него. Неужели это вот все только из-за того, что Герман просто рассказал ему свои супер-неточные планы? Да и почему он злится с этого? У него же есть все возможности после учебы тоже уехать. Может даже тоже во Францию. Какая разница? Герман посчитал, что в словах Яна всего небольшая доля правды — это не вся причина, из-за которой он психует. Наверное, он просто сболтнул, что в голову взбрело, чтобы не говорить истину. — Чушь. Скажи мне правду! — Какую правду, блять? — он снова остановился, поворачиваясь к Герману. — Ты уже заебал! Он резко подошёл ближе и схватил Геру за грудки, притягивая его к себе. Он был в ярости, которую он даже уже не пытался скрыть. Герман знал, что в таком состоянии Ян может сделать все, что угодно, в том числе и принести кому-либо вред. Но почему-то Гера чувствовал, что Громов его не тронет. Только напугает, а ударить — не ударит. — Это все только из-за того, что сказал тебе про переезд? — непонимающе уточнил Измайлов, выставляя руку вперёд и отстраняясь от друга. — Почему ты просто не поговорил со мной? Кажется, это было зря. Громов ещё сильней нахмурился и схватил Геру покрепче. Измайлову подумалось, что вот, ещё секунда, и он замахнется! Но Герман не стал вырывается. Может это поможет Яну успокоится, выплеснуть злобу? Да и если он всё-таки ударил бы Германа, то это было бы не сильно — Гера же его друг. Он просто смотрел Яну в глаза и ждал, что будет дальше. Ян тоже, кажется, ждал. Только чего? Что Гера станет вырываться? Накричит на него в ответ? Или, может, наконец отстанет от него? Наверное, сам Ян не знал. Он лишь притянул Геру к себе ближе так, чтобы между их лицами осталось совсем немного расстояния. Измайлов прищурился, не зная чего ожидать от него, и упёрся той рукой Яну в грудь. Емельян на долю секунды опустил взгляд на губы художника и сразу же снова посмотрел ему в глаза. Видимо, он этого не хотел делать, а сейчас жалел. Ян закрыл глаза и помотал головой, тяжело выдыхая. Он неожиданно отпустил Германа, почти оттолкнул, и, ругнувшись матом, быстро куда-то ушел. Герман недоуменно смотрел ему вслед. Наверное, он всё-таки зря решил с ним поговорить. Зато Измайлов ещё раз убедился, что у друга не все в порядке — он слишком остро отреагировал на обычный вопрос. Понятно, конечно, что Ян — это Ян, он всегда странно себя ведёт, такой он. Но в этот раз было уже слишком. Гера был уверен, что Ян соврал, насчёт истинной причины его поведения. Ситуация с переездом не казалась ему чем-то серьезным и важным. Это же просто слова! Да и какая Яну разница, что будет делать Гера спустя целых полгода? Они смогут общаться и на расстоянии, если именно это так беспокоило Емельяна. Измайлов тяжело вздохнул, проводя пятерней по волосам. Сколько же проблем с этим Громовым! Да и вообще со всеми Громовыми в общем. Что брат, что сестра друг друга действительно стоят. Но только с Роксой все было нормально, а с Емельяном — нет. И что делать дальше, чтобы все это исправить Гера не знал. Он пошагал в сторону дома, решив подумать об этом попозже. Всё-таки он заставит Яна вернуться в привычную ему колею.