***
На следующий день Гера ломал себе голову над тем, как извинится перед Громовым. Он считал, что виноватыми в сложившейся ситуации были они оба. Гера по своей глупости полез к нервному другу, а тот настолько был несдержан, что чуть не накинулся на него. Ещё его тревожило, что перед первой парой они пересеклись в холле, заметили друг друга, но Ян к нему не подошёл поздороваться. Сам Герман подходить как-то боялся — мало ли Ян ещё не остыл и снова будет так странно реагировать. Измайлов проверять не хотел. Пусть лучше он удостоверится со стороны, в порядке ли Громов или нет, а потом уже подойдёт с разговором. Уже ближе к концу пар Гера спросил у Роксы про брата. Она сказала, что он ведёт себя как обычно, то есть также отстранённо и уныло, как и всю эту неделю. Значит, что сегодня у него такой же день, как и обычно. Он не зол, у него нет намерений убить кого-нибудь (например, Геру), и он безопасен, — это то, что нужно сейчас Герману. Он назначил ему встречу сразу после пар возле академии. Наверное, Измайлов никогда ни на что так не надеялся, как на то, что Ян всё-таки придет. Кончено, если эта встреча сорвётся, он назначит ему другую, и так до тех пор, пока Громов не явится, или же пока терпение Геры не лопнет, и он сам не выловит Яна где-нибудь в коридоре. Но для этого было нужно время, которое у них, безусловно, было. Но всё-таки чем раньше они решат эту проблему, тем лучше для них обоих, в особенности для Яна. Как только прозвенел последний звонок, Гера, наспех попрощавшись с Роксой, рванул собираться и как можно быстрее вышел из академии. А то получится, как в прошлый раз — пока Герман собирался, Ян тихо улизнул. В этот раз он не мог этого допустить! Он так надеялся на то, чтобы Громов был там. Гера со всех ног несся к месту встречи, Ян должен быть уже там, он всегда старается вылезти из академии пораньше. Отчего-то Измайлова наполнила уверенность в том, что Емельян как обычно наплюет на это все и не придет, опять придумав глупую отговорку. Поэтому, когда Герман увидел одиноко стоящую возле стены фигуру Громова, он от неожиданности замер. Неужели пришел? И, видимо, немногим раньше Геры, ибо он только закуривал сигарету, что делал всякий раз после пар. Заметив Измайлова, он выдавил улыбку и приветственно махнул рукой, тем самым торопя Геру. — Привет, — проговорил он, как только Измайлов подошел ближе, и затянулся. — Привет. Гера про себя заметил, что Ян выглядел, как и прежде, но, кажется, был вполне спокоен. — Как день проходит? — не глядя на друга, спросил Громов. — Неплохо, — слегка улыбнулся Герман, — У тебя? — Тоже, — снова затянулся. Они оба умолкли, чувствуя странную неловкость, витающую в воздухе. Гера вспомнил (что очень некстати), что последний раз, когда они не знали, что друг другу сказать, как сейчас, был ещё тогда, когда между ними что-то происходило. Особенно после их ночи. — Слушай, — одновременно начали они, после чего оба прыснули со смеху, решая кто скажет первым. — Я хочу извиниться за мое вчерашнее поведение, — говорил Громов. — У меня было херовое настроение, но это не повод вести себя, как еблан. Герыч, прости. — Ничего, я все понимаю, — кивнул Герман, похлопав друга по плечу. — И ты прав, я соврал тебе вчера. Я просто решил спиздануть какую-то чушь, чтобы ты от меня отстал, — сделав последнюю затяжку, он выкинул окурок. — Я просто не хочу говорить о том, что у меня творится, окей? — Окей, — улыбнулся Герман. — Я тоже хочу извиниться. Было глупо с моей стороны лезть к тебе с вопросами и настаивать, чтобы ты ответил, хотя ты и не хотел отвечать. Я хочу тебе помочь, ты же знаешь. — Да ладно, уже замяли эту тему, — он ткнул друга кулаком в плечо, улыбаясь. Они были оба рады. Очень рады. Оттого, что они смогли уладить этот их короткий и вроде бы пустяковый конфликт. Ян мог быть спокоен, что Герман, который и являлся причиной его душевных тревог, перестанет доставать его своей «помощью». А Герман, пускай к своему счастью и удостоверился, что Громов уже не злится, все равно ломал голову, пытаясь понять поведение Яна. Он надеялся, что всё-таки когда-нибудь Емельян откроется ему. — Знаешь, — начал Ян, — мы с тобой такие дураки. — Ещё какие.***
Приближался новый год, а до премьеры самого первого спектакля Яна оставалось всего несколько часов. В академии был переполох — близилась сессия. В особенном стрессе были первокурсники театрального. Эта постановка для них была чуть ли главным событием этого учебного года и напрямую влияла на их оценки. Да и это их дебют на сцене, перед публикой, пускай и такого маленького масштаба. Поэтому для всех было важно хорошо выступить и не облажаться перед залом, полном людей. Герман, который проводил с Громовым все свое свободное время, хотя его было и не очень много, старался не отвлекать друга от домашний репетиций лишний раз, но Ян, наоборот, был только рад позависать с Герой. Ибо голова после нескольких часов зубрежки просто шла кругом, и отдых был просто необходим. Он нередко репетировал перед ним, замечая, как заинтересованно смотрел на него Герман. Несмотря на то, что Ян просил Измайлова делать замечания (он хоть и не знаток этих театральных нюансов, но порой мнение со стороны бывает очень полезно), Герман всегда говорил, что Громов отыграл очень хорошо, даже если это было не так. А Роксана выпросила у своей деканши разрешение на то, чтобы они с Измайловым посетили первое выступление ее «любимого братишки». Она намеревалась посмотреть, как все это время учился Ян, и научился ли он вообще чему-нибудь. Громова слишком хорошо знала брата, чтобы верить в его слова о «серьезном отношении к учебе». Ей казалось, что Ян ничего не делает, а не выгоняют его только из-за красивых глазок (в этом они похожи). Она очень хотела верить в Яна, но, к глубокому сожалению, получалось с трудом. От кого Громов получал уйму поддержи и вдохновляющих речей, так это от Измайлова. Он, наверное, больше всех верил в Яна и в его талант, будучи уверенным, что этот спектакль будет более, чем удачный. Яна это хорошо подбадривало, за что он был безмерно благодарен другу. Гера с радостью заметил, что Емельян стал вести себя почти как обычно. Это был тот Ян, которого Герман знал раньше: глупо шутящий, дерзкий парень. Он так и не рассказал художнику что его тревожило, ну, а Герман больше не стал поднимать эту тему; в конце концов, он уяснил, что не нужно навязывать людям свою помощь, тем более, когда они не хотят ее принимать. Актеры готовились с самого утра, хотя спектакль будет идти во время третьей пары. Они еще раз разобрали все сложные моменты, несколько раз отрепетировали музыкальную часть, устанавливали декорации и примеряли костюмы. Для первого раза их не стали заставлять надевать какие-то театрально-полноценные костюмы, как например, в каких-нибудь исторических картинах, постановщики остановились на обычной, удобной для студентов одежде. Герман и Рокса сидели общались в холле и были оба в предвкушении. Они оба понимали, насколько это важно для Емельяна. Поэтому даже Роксана, когда перед парами встретила торопящегося брата, убрала свой скептицизм подальше и пожелала ему удачи, пообещав, что будет хлопать громче всех. Гера же с ним не виделся, но зато списывался в соцсети. Ян успел пожаловаться «как ему ссыкотно», а Гера наотправлял ему вдохновляющих слов, желая удачно выступить. Художники думали, что до спектакля они Емельяна больше не увидят, но неожиданно для них обоих, Ян подкрался сзади и напугал Роксу так, что она аж подпрыгнула. Он, смеясь, уселся между ними, пока Роксана его била. — Ушлепок мелкий, у меня чуть сердце не остановилось! — возмущалась девушка. — Какого хрена ты вообще приперся?! — А что, нельзя? — он ущипнул ее за бок, на что она отвесила ему подзатыльник. — А если серьезно, ты чего не на репетициях или чем вы там занимаетесь? — спросила Рокса, отодвигаясь от брата. — У нас сейчас будет генеральный прогон, а потом сразу же спектакль. Я вот и решил с вами пересечься. Да и уже башка болит от этой бесконечной репетиции, с самого сранного утра! — В настоящем театре ты вообще свихнешься, у них там все посерьезней. Я, кстати, надеялась, что ты в гриме будешь, — расстроенно протянула Громова, — а тебя даже блесточками не намазали. — Я, если честно, тоже так думал, — подал голос Герман, легко улыбаясь. — Грим — это, конечно, важно и классно, но не самое главное, — проговорил Ян, с умным видом поднимая указательный палец. — Какой ты мудрый! — шутливо воскликнула Рокса, — Как твой настрой? Готов покорить нас, твоих зрителей, своей огромнейшей харизмой и актерским мастерством? — Готов на все сто процентов. Вы, «мои зрители», просто ахуеете. — Ловлю на слове, актеришка, — она особенно по-издевательски выделила последнее слово. — Да пошла ты нахуй, — спокойно махнул рукой он на сестру. — Рокса, ты не права, — заметил Гера, а после обратился уже к Яну: — У тебя все получится, не слушай ее. — Спасибо, Гера, и, еще раз, пошла ты, Рокса, — он встал с места, — Я побегу, а то меня за опоздание съедят. — Удачи тебе, мой милый братец, — она привстала, чтобы ободряюще чмокнуть его в щеку, на что Ян поморщился. Громов, оттирая помадный след, показал прямо перед лицом сестры средний палец, а после, улыбнувшись Гере, помахал рукой и быстро ушел прочь, готовиться к спектаклю. Измайлову не понравился настрой Роксы, который она и не скрывала, хотя надо было. Она желает брату успеха, целует в щечку на удачу, но все равно говорит, что он «актеришка». Да, Ян еще и не актер, но нельзя же так ядовито это говорить. — Почему ты так груба с Яном? У него такой важный день, а ты так говоришь. — Э-эй, ну я же шучу. И он это прекрасно понимает, — пожала плечами она. — Пусть так, но все же, думаю, что сейчас ему больше нужна поддержка, а не шутки, — все продолжал Измайлов. — Я абсолютно искренне желаю ему удачи, по-другому я не могу, он же мой брат. А эти шутки… я уверена, Ян их понимает. Он же мой брат, — усмехнувшись, повторила Роксана. После чего ее тон переменился на шутливый: — Да и вообще, чего пристал? Я понимаю, вы с ним там сдружились, все дела, но неужели тебе не все равно? Он не тот человек, который будет париться насчет чьего-либо мнения. Мои слова для него — ничто, и я это знаю. Так что, ему просто плевать, кто и что ему скажет. Гера не мог с ней спорить, она безусловно знала Яна больше, чем сам Гера, но это не значит, что ему приятно слышать от родной сестры такие вещи. Измайлову было даже как-то обидно за Яна — видно же, что он старается, но Роксана все равно не верила в него и говорила ему это в лицо, пускай и «шутя». Но не Герману ее судить. Главное — это то, что сам Гера оказывает Яну необходимую поддержку.***
Постановка вышла замечательная. Никто не ожидал от первокурсников такого хорошего выступления, поэтому каждый был приятно удивлен. Все, собравшиеся в зале, хлопали стоя, а Рокса, как и пообещала, была громче всех. Гера так и не понял, поменяла ли Роксана свое мнение насчет таланта брата или нет, но заметил, что она смотрела на него с какой-то сестринской гордостью. Да и сам Гера гордился другом, первое выступление, а он сумел всех поразить. Все-таки Громов очень хорошо смотрелся на сцене. Прямо как профессиональный актер. А когда была музыкальная часть, Германа весьма удивило, что Ян умеет играть на пианино, а пел он так хорошо, что даже Рокса наслаждалась. Ян, выйдя из зала, просто купался в комплиментах, каждый, кто побывал на спектакле, считал себя обязанным сказать каждому актеру пару слов о том, какая же замечательная была постановка. Договорившись где-нибудь посидеть, выпить, в честь дебюта Емельяна, Герман с Роксой, стоя на улице, дождались пока он закончит свои дела и выйдет. Они позвали с собой и Ярославцеву, но та, поздравив Яна, отказалась и уехала с Игорем, оставляя студентов ждать такси, которое доставит их в бар. Когда они уже заказали себе выпить, третьекурсники начали допрашивать Яна. Он рассказывал о своих ощущениях перед первым выступлением перед публикой, о том, как он боялся забыть слова или сфальшивить, когда пел. А ещё, после генеральной репетиции, когда у него охрипло горло от пения, деканша насильно запихнула ему в рот какие-то сосательные таблетки, которые Ян категорически не хотел принимать, ибо они были мятные, а мяту он не любил (в сигаретах не считается), но Ян стерпел и не выплюнул их. Потом Роксана рассказывала о своих планах на новогоднюю ночь, в которые включала и Геру с Яном. Она хотела отметить новый год в кругу близких, то есть с парнем, братом и друзьями. Так как Герман ещё не задумывался об этом, он активно соглашался с Роксой и даже предложил свою квартиру, как место проведения их, так скажем, мероприятия. Громова была даже «за», ибо Гера раньше не жертвовал так своей жилой площадью. Яна Роксане пришлось уговаривать, так как он собирался на какую-то вписку к друзьям, но он быстро сдался, ведь к Роксе подключился Герман, которому уже видимо надоело слушать ее умоляющий тон. В самый разгар их посиделки, Рокса засобиралась домой, ибо за ней уже заехал Юлиан. Ян специально сделал вид, что очень рад ее уходу, на что девушка показала ему средний палец и хлопнула его по щеке. Наспех чмокнув обоих парней в щеки, она, по пути накидывая на плечи плотное пальто, ушла. Гера уже допивал четвертый бокал вина и ему так не хотелось уходить. Он надеялся, что и Ян не соберётся вслед за сестрой. Но, к счастью, Емельян заказал себе еще одну бутылку пива, а значит, и не собирался уходить. Они ещё долго болтали о всяких пустяках. Кажется, это был первый раз, когда они нормально разговаривали, будучи подвыпившими. Ян рассмеялся от какой-то остроумной шутки Германа, хватаясь за живот. Сам Гера не понимал, что в ней смешного, но, видимо, пьяному другу было все равно. Он просто глядел на то, как Громов заливается смехом и что-то говорит, но он не слышал что именно, ибо он был занят разглядыванием его лица. Он отвлекся на его широкую улыбку, ямочки на щеках, прямо как у сестры, и лёгкий прищур, с которым Ян глядел на него. Улыбка у него красивая. И смех. И глаза. Герман резко отвёл взгляд от него. Он просто пьян, вот и все. Гера ведь всегда, когда выпивает, о таком думает. Что поделать? Наверное, не пить, но это слишком просто. Но с другой стороны, каждый ведь скажет, что у Яна красивые глаза, серо-голубые, чуть круглее, чем у Роксаны. Да и преступление это что ли? Смотреть на лицо другу, тем более когда он сидит прямо напротив. Вот именно, что нет. Так что ничего такого. Он вновь посмотрел на Яна, который, все еще улыбаясь, что-то рассказывал ему, а точнее на его губы. Гера уже давно пришел к выводу, что и губы у Громова красивые, только покусанные. Но это разве плохо? Так думал Герман до того момента, пока Ян, словно прочитав его мысли, не прикусил губу, что стало последней каплей. В следующий момент, Гера захотел застрелиться. Ему думалось, что Ян прекрасен.