За океаном

      Адриан больше не отвечает. Ни на обезумевшие мейлы, ни на раздраженные смс, ни на телефонные звонки в любое время дня и ночи.       Проходит неделя, за ней вторая, потом третья, и Нино кажется, что он умирает от паники.       Он бомбардирует друга сообщениями, угрожая предупредить местные власти и объявить его в розыск. В отчаянии он доходит до того, что напрямую звонит в гостиницу, но безрезультатно. По ту сторону океана ему любезно, но твердо отвечают, что его друг категорически запретил его беспокоить и его просьбу выполнить невозможно.       Нино уже не знает, что делать.       Никогда он еще так не боялся за Адриана.       Он не спит, не ест и сгорает от тревоги с каждой секундой, которая проходит без новостей о друге.       Однажды, после очередной бессонной ночи, проведенной в безумном беспокойстве за Адриана, к удивлению Нино, в его квартире внезапно появляется Хлоя. Она уверенно проходит по комнате, будто у себя дома, и встает перед ним, уперев руки в бока.       — Ладно, хватит, — не допускающим возражений тоном бросает она. — Я собираюсь увидеть Адриана, и ты — со мной.       Нино моргает, спрашивая себя, правильно ли понял смысл ее слов.       — Увидеть Адриана? — недоверчиво повторяет он. — Хочешь сказать… в Штатах?       — Нет, в Перу, — раздраженно фыркает Хлоя. — Конечно, мы едем в Штаты. Ты говорил, у тебя есть паспорт, так? Значит, никаких проблем.       Всё еще в шоке, Нино медленно проводит ладонью по лицу.       — Ладно… — рассеянно бормочет он. — Ладно, ладно, ладно…       Его мозг лихорадочно работает. Он пытается мысленно составить список концертов в ближайшие дни, на которые уже дал обещание, контрактов, которые он подписал, состояния его счета в банке.       Он хочет поехать к Адриану — всем сердцем. Если бы друг не был так далеко, он бы давно уже его нашел.       Но ему надо платить за квартиру, выполнять обязательства. Может, Хлоя и в состоянии позволить себе по первому импульсу сорваться на другой конец мира, но жестокая реальность приковывает Нино к земле.       — Ладно… — продолжает он, доставая из кармана телефон. — Дай мне время проверить, сколько у меня осталось денег. И мне надо сделать несколько звонков, чтобы узнать, когда точно я могу уехать: я еще не знаю, какие вечера я могу позволить себе…       — Нет нужды, — тут же обрывает его Хлоя, взмахнув рукой, словно отгоняя назойливое насекомое. — Отмени всё, выезжаем на этой неделе.       — Хлоя, — вздыхает Нино, начиная терять терпение. — У меня работа. Это не так просто.       — Вовсе нет, это совершенно просто, — отвечает она безапелляционным тоном. — Я тебя нанимаю. С полной занятостью, с гонораром вдвое больше, чем ты получаешь сейчас, и на неопределенный срок. Я оплачиваю тебе билет на самолет, гостиницу и обещаю, что по возвращении ты будешь организовывать развлечения для всех мероприятий моего отца.       Приоткрыв рот, Нино смотрит на нее, так вытаращив от удивления глаза, что они, кажется, вот-вот выскочат из орбит.       Это абсурдно.       Решительно, невероятно, абсолютно абсурдно.       — Ты знаешь мою семью, — с высокомерным вздохом продолжает Хлоя. — Деньги вовсе не проблема. Зато я намереваюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь Адриану, а для этого мне нужен ты, — она вытягивает палец в сторону Нино и легонько тычет ему в грудь, а потом надменно продолжает: — Конечно, я являюсь Лучшей подругой Адриана и прекрасно могла бы поехать туда одна, но я предпочитаю иметь на своей стороне все преимущества. Так ты едешь?       Ответ Нино не заставляет себя ждать. В ту же секунду, что Хлоя замолкает, он без раздумий отвечает:       — Еду.       Несколько дней спустя Нино ступает на землю по другую сторону Атлантики. Медленно передвигаясь по аэродрому на онемевших после долгих часов полета ногах, он поднимает глаза к небу. Солнечный свет яркий, почти ослепительный, тогда как в Париже давно наступила ночь.       Ситуация настолько нереальна, что у Нино ощущение, будто он попал в странный сон — наполовину абсурдное сновидение, наполовину жуткий кошмар.       Он глубоко вдыхает полными легкими кислород другого континента. Воздух более влажный, чем на улицах его родного города, и его осаждают незнакомые запахи, усиливая впечатление выбитой из-под ног опоры, которое отказывается его покидать с тех пор, как он улетел из Парижа.       Но у Нино нет времени задерживаться на своих любопытных ощущениях. Хлоя повелительным жестом хватает его за локоть, чтобы побудить ускорить шаг, и они быстро удаляются от самолета и заходят в зал прибытия.       Благодаря почти военной организованности Хлои и ее дару убеждения, все формальности улажены в рекордные сроки. Без малейшего стеснения она идет наперерез очередям, с потрясающим апломбом игнорирует язвительные замечания других пассажиров и реквизирует роскошное такси на выходе из аэропорта. Она наседает на шофера, чтобы он ехал быстрее, а по прибытии на место тормошит персонал ресепшена, чтобы получить точный номер апартаментов Адриана.       В обычное время Нино не одобрил бы бесцеремонные манеры Хлои. Но сегодня страх скручивает ему желудок, срочность ситуации вызывает желание завопить от ярости и разочарования. И на этот раз он молчаливо благодарен Хлое за то, что она без малейшей щепетильности продвигается к своей цели.       Хлоя впереди него сухо отстраняет служащего гостиницы и углубляется в коридоры. Нино ускоряет шаг, с трудом поспевая за ней. А потом они, наконец, останавливаются перед комнатой своего друга.       Они обмениваются коротким взглядом, громко стучат в дверь и ждут.       И ждут.       И ждут, и ждут.       С бешено колотящимся сердцем Нино машинально хватает Хлою за руку. Он боится. Боится за Адриана. Боится того, что обнаружит за этой деревянной панелью, которая еще отделяет его от друга. Нино чувствует, как Хлоя вздрагивает, но, к его великому удивлению, не пытается отстраниться. Напротив, она в свою очередь сжимает его пальцы, тоже черпая слабую поддержку в его присутствии.       Они не двигаются, отчаянно надеясь, что друг подаст признаки жизни.       Но дверь остается закрытой, и секунды продолжают течь с ужасающей неторопливостью.       Нино с такой силой сжимает ладонь Хлои, что чуть ли не раздавливает ее пальцы. Тревога сжимает грудь, мешает дышать до такой степени, что легкие горят. Он дрожит всем телом, пульс опасно учащается, а беспокойство становится таким сильным, что ему хочется взвыть. Это слишком. Слишком много напряжения, слишком много ужаса, слишком много ощущения бессилия.       Никогда еще Нино не бывал так напряжен. Он не отрывает взгляда от ручки двери, и кажется, будто время замедляется. Застывает. Словно он оказался пленником места, где каждая секунда длится часы, где каждое потерянное мгновение становится дополнительной пыткой для погруженного в ужас сознания.       — Открой, — шепчет он словно молитву. — Открой нам.       Затем, наконец — наконец, — дверь открывается.       Медленно, почти незаметно.       Но открывается.       Всё больше и больше, пока в ее обрамлении не появляется силуэт.       И после недель тревоги, которые чуть не свели его с ума, Нино, наконец, видит знакомое лицо.       Адриан.       Друг разглядывает его с изумлением, которое могло бы быть комичным, если бы обстоятельства не были так драматичны. Адриан пошатывается, вцепляется в дверной косяк, сжимает пальцы на дереве с такой силой, что у него белеют костяшки. У него лихорадочный, почти блуждающий взгляд. Его глаза быстро переходят от Нино к Хлое и обратно, словно он не может поверить, что друзья действительно стоят перед ним.       Нино и сам с трудом осознает, что, наконец, нашел Адриана.       Но друг здесь. В самом деле здесь.       Наконец.       — Адриан! — восклицает Нино, шагая к лучшему другу, чтобы изо всех сил стиснуть его в объятиях.       Он должен бы злиться за него за молчание. Ненавидеть за то, как он его испугал. В гневе накричать на него, затаить глубокую обиду за всё беспокойство, что грызло его последние дни.       Но громадное облегчение, обрушившееся на Нино, уносит с собой ярость и тревогу, оставив лишь искреннюю радость вновь видеть Адриана. Возможно, позже обида вернется. Но сейчас Нино просто наслаждается тем, что его друг цел.       Сжимая в объятиях Адриана, Нино не может не заметить, насколько четко он ощущает его лопатки под тканью рубашки. Он слегка отстраняется, кладет ему руки на плечи.       Вопреки работе моделью, Адриан никогда не отличался болезненной худобой, которая, увы, часто касается тех, кто продвигается в мире моды. Но теперь он похудел, это очевидно. Одежда стала ему велика, скулы сделались слишком угловатыми, а ключицы более выступающими, чем когда-либо.       Он бледен. Так бледен, что кожа кажется почти просвечивающей.       Адриан больше не тот полный жизни молодой человек, которым был прежде, а существо с полупрозрачной красотой, которое того и гляди испарится.       На его лице выделяются только лихорадочно блестящие глаза. Они сверкают почти болезненным блеском, тогда как круги под ними так темны, что кажутся почти черными.       С Адрианом худо.       Но он жив, и на данном этапе это всё, на что надеялся Нино.       Хлоя рядом с ним разражается рыданиями, резким жестом отодвигает его и хватает Адриана за воротник.       — Идиот, — вопит она сквозь рыдания, на каждом ругательстве встряхивая его изо всех сил. — Идиот, идиот, идиот!       После этой бурной встречи Хлоя быстро возвращает себе обычное самообладание.       Она врывается в номер Адриана, словно блондинистое торнадо, критикует оформление, жалуется на недостаток света, приказывает Нино открыть ставни, которые их друг упорно держал закрытыми. Обнаружив вторую комнату, смежную с комнатой Адриана, она самовольно устраивает там Нино, а потом направляется на ресепшн, чтобы потребовать себе номер напротив.       Нино ошарашенно позволяет ей всё это, в то время как Адриан тяжело плюхается на диван в гостиной. Он машинально трет глаза, явно всё еще с трудом осознавая, что двое его лучших друзей пересекли океан, чтобы увидеть его.       Потом, спустя долгие мгновения тишины Адриан мягко качает головой. Словно пытаясь привести мысли в порядок, словно пытаясь убедить себя, что не спит. Он слегка выпрямляется, поворачивается к Нино и обводит комнату широким жестом.       — Что ж… Добро пожаловать, — шепчет он, наконец.       Проходят дни, и между тремя друзьями устанавливается странное распределение.       Нино делит номер с Адрианом, а Хлоя покидает его только на время сна, когда уходит в собственные апартаменты. Каждый день Нино и Хлоя окружают лучшего друга всяческой заботой. Они говорят с ним, дают почувствовать свою поддержку, отказываются позволять ему продолжать тонуть.       Однако вопреки их добрым намерениям, всё не так просто.       Они всем сердцем хотят помочь другу. Хлоя проявляет бездну терпения, о наличии которого у себя даже не подозревала, Нино все силы отдает тому, чтобы заставить угасающего на их глазах Адриана улыбнуться.       Но Адриан совсем не облегчает им задачу.       Нино всегда знал, что друг не любит показывать свои слабости, что он преуменьшает значимость затрагивающих его событий из страха, что за него будут беспокоиться. Но никогда бы Нино не подумал, что он может продемонстрировать такое упорство.       Адриан отказывается от их помощи — просто-напросто.       Когда Нино и Хлоя делятся с ним своими страхами, он утверждает, что может справиться сам. Небрежно пожимает плечами, когда друзья умоляют его хотя бы высунуть нос из гостиницы, в которой он нашел убежище. С абсолютной неискренностью заверяет, что целыми днями сидеть, запершись в темноте, ни в коем случае не сигнал бедствия.       Для Нино и Хлои это словно ушат ледяной воды.       Адриан явно предпочитает тонуть в своем отчаянии, чем принять их протянутые руки.       Однако несмотря ни на что, больше всего Нино беспокоит вовсе не эта глупая гордость. Адриан всегда был сдержанным человеком. Интровертом, к тому же приученным отцом невозмутимо держаться в любых обстоятельствах. Вот только сейчас его апатия поистине леденящая.       Нино не узнает лучшего друга.       Иногда, когда Хлоя и Нино отчаянно пытаются достучаться до него, Адриан закрывается в упрямом молчании, которое может длиться часами.       В другие моменты он предпочитает говорить о погоде, об обоях в своей комнате, обо всем, но только не об отце и не о причинах, толкнувших его пересечь океан. Он почти не ест, слишком много спит и демонстрирует безразличие, которое беспокоит его друзей гораздо больше, чем они осмеливаются сказать.       Когда терпение Хлои подходит к концу, и она кричит на него, изливая свою боль и обиду, Адриан сохраняет пугающее спокойствие. Его взгляд теряется в пустоте, и он едва обращает внимание на разыгравшуюся перед ним бурю.       Никогда еще Нино так не боялся за друга.       В некоторые дни ему тоже хочется наорать на него, встряхнуть изо всех сил, врезать кулаком в лицо. Что угодно, лишь бы заставить Адриана реагировать. Что угодно, лишь бы почувствовать, что он приносит другу пользу.       Нино чувствует себя ужасающе беспомощным.       Адриан страдает, это очевидно. Предательство отца оставило зияющую рану в его сердце. Впрыснуло яд, который пожирает его до самых костей, превращает в тень того, кем он был прежде.       Нино видит, как друг отделяется от мира, понемногу угасает.       И это ужасает его.       Тогда, не обращая внимания на регулярно получаемые грубые отказы, он вцепляется. Не перестает говорить с Адрианом, пытаться привлечь его внимание, стараться вернуть его к жизни. Он борется каждую минуту, каждую секунду, охваченный паническим страхом, что Адриан исчезнет, если он отпустит его хотя бы на мгновение.       Проходят дни, а Нино с Хлоей вопреки всему упорно остаются рядом с другом. Они помогут ему, хочет он или нет.       И понемногу Адриан соглашается открыться.       Поначалу робко он говорит с ними о своем страдании.       Он рассказывает, как ранило его предательство отца. Облекает в слова свое бегство, которое длится уже слишком долго. Со временем он позволяет им всё глубже проникнуть в тот ад, которым стал его мир. Он делится с ними самыми тайными слабостями, описывает пугающие кошмары.       И однажды он доверяет им свою самую драгоценную тайну.       Вес, который давит на его сознание, бремя, которое мешает ему дышать, последняя часть паззла, которой не хватало Нино и Хлое, чтобы понять хаос, которым стала его жизнь.       — Черный Кот, — выдыхает он. — Я был Черным Котом.