is this over?

-- Да успокойся, сам смогу, у тебя там горит что-то, -- Паша отмахивается от чужой помощи, доставая бинт и собственноручно приготовленную мазь, от которой разглаживается любой шрам, но сейчас на это как-то уже не приходится рассчитывать, потому что в приоритете сам факт полностью сросшейся обратно плоти. Как бы Личадеев ни старался, регенерация резво и беспощадно слала его нахуй, упорно не позволяя пользоваться обычными бонусами нечеловеческой жизни. Почему? Он и сам не мог ответить себе на этот вопрос, только и мотая головой каждый раз, когда видел свое отражение в зеркале. Видимо, не без магии такие трюки проворачивают, но, опять же, проблема в том, что он сразу не распознал то, чем был обмазан клинок, поэтому антидот испытывать было крайне рискованно, если он не хотел ужасных побочных эффектов. -- Да бля, Паш, мне не сложно, -- Юра поджимает губы, вздыхая. Он понимает, что его вины в том, что произошло, не было, но все равно ее чувствует, стараясь как можно больше и полноценнее помогать и уделять внимание. Мужчина резко возвращается в реальность, быстро удаляясь на кухню, чтобы помешать выкипающий на плиту бульон, который хоть и на седьмой раз, но выходит не очень, -- Тебе бы не выебываться, а отдать бразды правления в более здоровые руки, слышишь меня? -- Вот когда у меня конечностей не останется – сразу же забирай свои бразды, -- Личадеев хмыкает, аккуратно растирая мазь по шву, наспех перевязывая торс бинтом, но чтобы было видно, что более-менее все хорошо и не выслушивать нотации, -- А что ты жаришь, кстати? Не говори только, что опять та жижа? Да сука, Юра, завязывай, давай лучше, как и раньше, будем заказывать еду раз в неделю для приличия? – Паша морщится, заходя на кухню и видя, как корячится над небольшой кастрюлькой с выкипающей из нее пенкой, еле как снимаемой Юра. -- Нет, Паш, мы теперь за ЗОЖ, только здоровая пища и отказ от алкоголя, -- Музыченко на минуту оставляет все дела, достает бутылку водки, наливает себе стопку и разом выпивает, вернувшись к «готовке», -- Ну, последнее, конечно, только для тебя, но ты не расстраивайся, все равно же хотел попробовать как-нибудь без цирроза? -- Без цирроза, но с язвой. Ты договаривай, че замолчал? – Личадеев трет лицо руками, садясь за стол, подпирая подбородок руками. -- Да научусь я! Ты меня должен подбадривать, что за пессимизм? – Юра ножом раскурочивает куски курицы, одиноко плавающие в бульоне с разварившейся картошкой, пытаясь понять, течет еще кровь, но, ничего не обнаружив, улыбается, горделиво ставя перед Личадеевым тарелку, а затем наливая туда полторы поварёшки супа, все так же самодовольно кладя рядом ложку. Паша, грустно и обреченно посмотрев на Юрино выжидающее лицо, вздыхает, беря в руки ложку и пробуя сегодняшнюю «пайку», -- Ну хоть не пересолил, молодец, Юр, -- Личадеев чуть улыбается, уже даже не обращая особого внимания на небольшую горечь, чувствуя себя впервые за последнее время крайне легко и как-то особенно по-домашнему на своем месте. Обычно, такое явление можно было увидеть, когда они бывали у Руслана и Миши. У них всегда было очень приземленно и семейно, как будто ты приезжаешь на выходные к родителям. Да и тот факт, что теперь можно было зайти в их квартиру и не запнуться о бутылки и прочий мусор – уже можно было считать некоторой галочкой в коротком, но прежде недосягаемом списке тайных желаний Личадеева. На эмоциях и впечатлениях Паша приподнимается, подтягивая к себе крайне счастливого Музыченко, мягко того поцеловав, обвивая руками и сцепляя их в замок за спиной, -- Господи, и как я только влюбился-то, вот дурак… Музыченко ласково запускает пальцы в растрепанные отросшие волосы, усмехнувшись, -- Ну ты вообще никогда особыми способностями логики не блистал, чего ты удивляешься? – Юра пытается не смеяться, когда его стараются укусить, только крепче прижимая к себе теплое тело, -- Мы тут оба такие, можешь не переживать. Паша улыбнулся, выпуская того из объятий, и сел обратно, цокая, когда на телефон, завибрировавший в кармане, пришло смс. Он хмурится, читая содержимое, а потом переводит взгляд на заинтересовавшегося Музыченко, -- Кажется, карантин усилят. Эльдар говорит, что по новостям показывают очередную мумию, где-то в центре нашли. -- Ничего не понимаю… Он же, вроде, переставал убивать, только что-то забирал? Это плохо, Паш, очень плохо, надо бы такие времена переживать не на виду, -- теперь хмурится и Юра, садясь за стол напротив, почесав затылок. -- ПМС, блять, началось. Я не знаю, почему на улицах до сих пор нет дозора. В 89-ом, например, комендантский в девять, прямо-таки вооруженные коалиции расхаживали, когда пиздецы происходили, а тут никто даже и ухом не повел. Что-то здесь кардинально хуже, чем мы предполагаем… *** Поперечный вытаскивает размороженное мясо из миски с горячей водой в раковине, раскладывая целый кусок говядины по доске, -- Сейчас на ваших глазах будет происходить настоящая магия, а не эти вот штучки с лучами из рук, как нас учил профессор Старк, -- Спун сначала хотел круто крутануть в руке нож, но вовремя остановил ход «рациональных» мыслей, одним движением проводя по куску мяса, отсекая пластину в сантиметра два шириной, -- Дама и господин, это, -- он поднимает отрезанный кусок и ради визуала обводит его рукой, -- Будущая отбивная, и, чтобы вы окончательно облились слюной, она будет нежнее, чем попка у младенца, -- Данила продолжил отрезать такой же ширины пласты, -- Черт, к концу презентацию прямо под корень запорол, вот же.. -- Да все мы знаем, что ты если и баловался педофилией, то до попки уже не доходил, -- Регина делает невинное личико, легонько тряхнув того за руку, -- Падре, скажите, зачем мы молимся? -- Ну эй, -- Поперечный смеется, складывая разрезанное мясо на отдельную тарелку, а затем оборачивается и несколько секунд роется в полке с кухонными приборами, выуживая оттуда молоточек. -- Я уже не первый раз подобную шутку о тебе слышу, а че, реально было что-то подобное? – Сатир вскидывает брови, не скрывая интереса. -- Да нет, просто я сам когда-то пошутил про католическую церковь, в основном, что некоторые святые отцы не совсем по назначению свое положение в церкви используют, а потом меня в дюпель бухущего нарядили в вот эти вот их черные одежды и сфоткали с Эльдаром, когда тот еще без бороды ходил, -- Поперечный хохотнул, попутно попросив Регину подать соль и перец. -- Бля-я, Эльдар без бороды.. Он и сейчас-то выглядит, как будто ему бороду просто приклеили, и на самом деле ему еще двенадцать, а без бороды я и представить на могу, -- Илья закрыл лицо рукой, пытаясь перестать смеяться. -- Без бороды вообще не скажешь, что чуваку уже больше века, -- Поперечный пожимает плечами, раскладывая по разделочной доске кусок мяса, посолив и поперчив, прежде чем начать отбивать, -- Регин, а что по овощам? -- Да я не знаю, не хочу особо овощи, может пасту? – девушка поднимается со своего места, достав пачку спагетти с верхней полки гарнитура, на что и Спун, и Сатир кивнули, не сговариваясь. Поперечный, закончив с мясом, нарезал помидор, разложив по противню сначала отбивные, затем пластики помидоров, а сверху посыпал сыром, который все это время тер Сатир под руководством Ждановой, -- Мне кажется, ничего лучше в жизни я еще не делал, ну честно, -- рыжий ставит противень в духовку, включая таймер. -- Слушай, а расскажи о себе, я пока знаю только то, что ты актер театра, -- Регина достала из холодильника молоко, кусок сыра и сырые шампиньоны, решив заранее приготовить все нужное для соуса к пасте. -- Да мне особо и нечего рассказывать, если честно, -- Шабельников пожимает плечами, -- Играю чаще всего только драматические роли, хотя сейчас перешел на комедию и пародию, потому что стало немного надоедать. Даже женат был пару лет, но потом что-то не сложилось и вот теперь у меня только кот остался, но этот засранец то и дело к соседям на балкон запрыгивает, на кошку меня променял, -- Илья усмехнулся, вертя в руках телефон, -- А у вас что? -- Ой, знал бы ты, как хорошо я жила, пока с этим вот чудовищем не познакомилась, -- Жданова мотает головой из стороны в сторону, указывая большим пальцем на Поперечного. -- Да не ври, тебе было очень плохо, а я, как истинный добрый самаритянин решил протянуть руку помощи! – Спун возмущенно восклицает, опираясь на спинку стула локтями. -- Ладно-ладно, я просто не сильно хотела оставаться в своей семье, потому что их традиции чуть расходились с моим мировоззрением, а тут Даня оказался в городе, правда, на тот момент не слишком хорошие слухи о нем ходили из-за темного прошлого, -- Регина поднимает на того взгляд, -- Кстати, ты же именно тогда третий источник открыл, да? – рыжий кивает, а девушка продолжает рассказывать, -- Так вот, у меня получилось с ним случайно пересечься, а потом я уговорила его помочь мне адаптироваться после того, как отрекусь от родовых сил, -- девушка усмехнулась, нарезая грибы, -- Собственно, период адаптации чуть затянулся, а с учетом недавних событий, эта резина временная будет только тянуться и тянуться дальше. -- А что было не так с традициями? – Сатир вскинул бровь. -- Свободы в них не было. Не знаю, но подобный консерватизм с тоталитарным режимом и распределением – это не совсем то, что я хотела от жизни, -- Регина поджимает губы, убирая с лица выбивающиеся из общей массы пряди волос. Через некоторое время спагетти уже самозабвенно варились, соус был готов и мирно остывал в кастрюльке чуть поменьше. Они накрыли стол, Регина недовольно буркнула что-то про Фэн-шуй, а Спун с Сатиром просто звериным взглядом сверлили свои тарелки пока не сели ужинать. На кухне велись легкие и незатейливые беседы, изредка проскакивали забавные шутки, а после трапезы уже и не хотелось делать ничего, кроме как наслаждаться вечером и музыкой, которую Регина включила на колонке в зале. Первым из-за стола вышел Поперечный, позвав с собой Сатира на балкон, тряхнув пачкой сигарет. Они вышли на свежий воздух, чуть съеживаясь. Спун вытащил из пачки сигарету, отдав вторую Илье, прикуривая обоим одновременно от одной зажигалки. Оба стояли молча, облокотившись на ограждение, отделяющее их от встречи с асфальтом. Мыслей ни в одной голове особо не было, но атмосфера, насквозь пропитавшая эту квартиру и всех, кто в ней находился, не давала чувствовать себя неловко, отчего, в один момент поняв, что оба неотрывно смотрят друг другу в глаза, это не показалось чем-то странным или неуместным. Тусклый блеск в голубых, яркий в карих – так просто, так знакомо и одновременно будто не с этой планеты. -- Это все так иррационально. Мозгом я понимаю, что ты мне нравиться должен, а внутри я не чувствую ничего, -- Сатир переводит взгляд вперед на ночной Питер, вдыхая табачный дым так, чтобы тот точно осел в легких, когда-нибудь заполнив их до момента остановки дыхания. Даня сводит брови у переносицы, снова вспоминая, что они на улице, поняв, что совсем ничего не ощущал до этого момента кроме странного тепла, расходящегося по всему телу от грудной клетки, -- Тогда вернемся к этому разговору, как только вернем тебе сердце. *** В Питере с каждым днем становится все холоднее, но, несмотря на предновогодний период – снега катастрофически не хватало для определенного духа долгожданного праздника. У Вани отключен телефон и на максимум играет музыка в наушниках, чтобы не слышать ни шумных соседей, ни стука в дверь, наверное, давно уже прекратившегося, но обязательно повторяющегося изо дня в день с того момента, как Ваня в последний раз разговаривал с Локи. Этому было две причины: Евстигнеев все еще не хотел обременять себя и свою относительно спокойную жизнь всякими там очень настойчивыми Романами Худяковыми, как выяснилось позже, и Эльдар, как первый советник в телефонной книге Рудбоя, очень просивший согласиться, потому что Локи, видите ли, какая-то там важная шишка, благодаря общению, а именно близкому контакту, с которой они все могли бы добраться до самых низов к жнецу и разузнать про весь этот трэш, творившийся на земле. Ваня обманывать крайне не любил, более того, это значило бы предать самого себя, не говоря уже о чувствах другого человека. С другой стороны – если бы Евстигнеев и не обманывал вовсе, а просто принял бы ситуацию со своей позиции, тем более Худяков был по-своему очаровательным: аристократические манеры, иногда выбешивающие своим пренебрежением к тому, что его не касается, но, несомненно, льстящие, контрастный внешний вид потрепанного тела, выдаваемого мелкими рубцами на руках и подранным ухом, с педантичными костюмами, все так же отдающими офисностью и строгостью, а еще эта улыбка. Вот что-что, а не травоядные так улыбаются белые и пушистые овечки. Это оскал, одновременно пугающий, но и какой-то искренний. Ваня закрывает ноутбук со свернувшейся видеоигрой, откладывая рядом и наушники. Ощущения, как будто он только-только перешел в пубертат и готовиться дернуть милую фею за серебрянную косичку, глупо-то как. Про себя Руд уже решил все по-мужски, на взаимосвязи событий, если Рома все еще на лестничной клетке – нужно будет все-таки что-то решить, ну а если нет – все будет намного проще, всего-то придется переезжать. На Ване черная футболка с белой надписью «не к добру, растянутые домашние серые штаны, мягкие тапки с собачьими ушами и уставшая физиономия, он тихо поворачивает замок, открывая дверь, и выходит в подъезд, пропуская один удар сердца. Локи спит. Вот так вот, у стенки, сидя на своем же пиджаке, вытянув одну ногу вперед, а другую согнув в колене, облокотившись на нее рукой, на которой мирно покоилась голова. На момент Рудбой почувствовал себя таким монстром, что аж самого от себя подташнивать стало, а потом он подошел поближе, наклонившись и тряхнув того за плечо. Худяков поморщился, за энное количество времени отсидев себе все, что только можно, но, увидев Ваню, тут же подскочил на ноги, очень растерянным взглядом того оглядев, -- Стой, стой-стой-стой, удели мне одну минуту, пожалуйста, -- Рома собирает разлетевшиеся во время сна мысли в кучу, -- Это последнее, что я попрошу, Вань, дай мне еще один шанс, правда, последний, если у меня не получится тебя добиться – точно уже не побеспокою никогда, Вань, один, последний, чест-… Евстигнеев вскидывает брови, удивленно наблюдая за мечущимся, как перед пропастью, мужчиной, отчего-то вдруг широко улыбнувшись во все тридцать два зуба. Атмосфера, которую он себе представлял, когда решался выйти, шла вразрез с той, что царит здесь сейчас. Локи, видимо, мало понимает, что вообще происходит, а Ваня пользуется замешательством, мягко укладывая ладони на чужие щеки с колкой щетиной, аккуратно того поцеловав в приоткрытые от удивления губы, -- Да пошли уже, пока задницу не отморозил, -- Руд хмыкает и ждет, пока Худяков заберет свои вещи и зайдет в открытую квартиру. Они сидят за кухонным столом, с одного края Ваня, с другого – довольный до максимума Локи, кажется, совершенно не ожидавший подобного поворота событий, решивший первым нарушить тишину, царящую вокруг уже минут десять, пока оба играли в гляделки, -- Так это значит, что ты согласен с моим предложением? – мужчина вытягивает руки вперед по столешнице, сцепив ладони в замок. -- А я похож на делового партнера с чемоданчиком и папкой бумаг? – Ваня выгибает бровь, поднимаясь со своего места, почесав подбородок, -- Я просто не умею мучать бездомных щенят, которых под дверь подбрасывают периодически, -- он набирает в чайник воды, поставив тот греться, в это время достав две кружки, -- Чай, кофе, потанцуем? -- Как это альтруистично, -- Локи усмехается, наконец, позволив себе бегло осмотреться, вновь вернув свой взгляд Рудбою, -- Кофе, но и потанцевать с тобой я бы тоже не отказался, -- быстро завуалировав «с тобой – хоть на Луну», Рома все еще не понимал, что все-таки Ваня имел ввиду. Что теперь между ними? Что Роме теперь можно делать? Чем считать данную ситуацию? Все это оставалось огромнейшей загадкой под слоем небольшого сарказма. Худяков следом поднимается со своего места, заключая того в ловушку как раз тогда, когда Ваня развернулся к нему лицом. Локи опирается на руки по обе стороны от чужого тела, чуть подавшись вперед, -- И все же, Вань, -- у мужчины в глазах азартный блеск и зрачки размером с радужку, что несколько забавит его «жертву», кажется, вполне комфортно чувствующую себя даже в такой ситуации, только вот небольшой нервный смешок выдает некоторую неуверенность и заминку. -- Я просто до сих пор не понимаю, тебе-то зачем такой, как я? У меня же ни груди, ни задницы, да еще и с маниями нездоровыми, -- Ваня склоняет голову вбок, одной рукой все же упираясь в чужую грудь, дабы удерживать нужное расстояние. Теперь настала очередь Ромы улыбаться, разглядывая четкие черты лица напротив, наконец-то находящиеся в такой долгожданной близости, -- Я не знаю, но чувствую, что влюбился по уши. Я нечасто в своей жизни чувствовал то, что чувствую сейчас, вернее сказать единожды и очень-очень давно, поэтому… Я хочу быть с тобой, хочу не просто смотреть на тебя издалека и ограничиваться рукопожатием, понимаешь, Вань? Евстигнеев ничего не отвечает, задумчиво опустив взгляд вниз. Если Рома не заливает ради красивого словца, то Ваня действительно получил то, чего не имеют большая часть людей на земле – человека, который действительно будет его любить, ну а сам фейри, кажется, тоже что-то испытывал к мужчине, только вот не так сильно. И от этого становилось так ужасно, как будто бы он собирается вступать в ту самую авантюру, на которую подбивал его Джарахов. Он колеблется пару минут, пока снова не чувствует на своих губах чужие, окончательно сдаваясь, желая только одного: полюбить когда-нибудь его также. Рома позволяет себе уверенный поцелуй, позволяет рукам невесомо блуждать по спине, изредка затрагивая выпирающие косточки позвоночника, позволяет себе расслабиться и делать то, что хотел уже давно. Ваня, кажется, уже со всем смирился, не сопротивляясь и больше не пытаясь разбить ему нос, отчего тяжелый камень, с каждым днем все больше прибавляющий в массе, наконец, упал, позволяя свободно дышать. Рудбой чуть приподнимает уголок губ, отстраняясь, слыша щелчок чайника, отодвинув легким толчком от себя Локи, кивнув тому на стул, на котором тот изначально сидел, отправляя на место. Он кладет в одну кружку пакетик черного чая, в другую – ложку кофе, заливая кипятком и ставя обе на стол, на котором посреди кучи фантиков всегда стояла мисочка с конфетами, как резервный запас на случай, если гости все-таки не побоятся заходить, -- Я хочу знать о тебе больше.