Эхо прошлого

      — Сколько осталось ехать? — спросил Дэвид.       — Кажется, еще милю, — ответила Конни.       — Ты была здесь, и не один раз, но почему-то ничего не помнишь, — возмутился он.       Конни вообще не понимала, что Дэвид хочет от нее. Во-первых, в последний раз она была здесь около двадцати лет назад, когда была молодой женщиной, готовой на все ради блестящей карьеры актрисы, даже если бы пришлось переспать с половиной британского шоу-бизнеса. С тех пор прошло очень много лет, это во-вторых. В-третьих, Конни предпочитала все забыть как страшный сон.       — Это было давно, с тех пор многое изменилось. — Конни надула алые губы, чтобы Дэвид не злился.       — Не думаю, что шотландские дороги сильно изменились с тех пор, — пробурчал муж.       Не самый лучший ее муж. По крайней мере, так говорили все ее подруги. Хотя вряд ли стоило верить этим стервятникам, завидовавшим ей по любому поводу. «Конни Брикстон купила викторианский дом в Кенсингтоне за баснословную сумму». «Звезда экрана держит в своем доме собак редкой породы». И таких заголовков было очень много, настолько много, что Конни просто перестала их читать, хотя раньше очень любила делать это по утрам, когда служанка приносила утренние газеты. Нет, Конни старалась быть вежливой со всеми, но уж точно не откровенной, и, когда подруги, если их так можно назвать, говорили, что Дэвид Таск не дотягивает до ее уровня, она отмахивалась.       Конни знала, что Дэвид человек не ее круга, но она устала от мужчин ее профессии. Все они уходили от нее тогда, когда понимали, что она стала зарабатывать больше них. У нее за спиной было четыре брака. Неплохо для сорокалетней звезды, находящейся на пике популярности. У нее не было детей, только пять собак, огромный дом и множество романов. Сейчас Конни подумывала остепениться, но она плохо себя представляла в роли матери, как и примерной жены.       — Господи, прекрати уже ныть. Я знаю, что осталось не так уж и много. — Конни достала из сумочки пачку сигарет и открыла окно новенькой немецкой машины, которую она так старательно выбирала для них с Дэвидом.       — Может быть, хватит курить? — снова раздраженно бросил муж. — Вы с Фредди только и делаете, что дымите как паровозы.       — Мы это делаем для того, чтобы голос казался пикантней, — отметила Конни, устало закрывая глаза.       Она начала курить, когда один из продюсеров сказал, что у нее бесцветный голос и ни один зритель его не запомнит. Тогда Конни пошла в табачную лавку и купила свою первую пачку сигарет. Поначалу ей не понравилось: она долго кашляла, а потом закружилась голова. Но она быстро втянулась. Тогда на дворе стояли шестидесятые, и все курили, находя в этом некую изюминку. Сейчас же в погоне за здоровым образом жизни, пропаганда которого льется чуть ли не из каждой кофеварки, курить стало не очень правильно, но это остановило немногих.       Не курите, не то заполучите рак легких. Не трахайтесь с кем попало, а то заразитесь ВИЧ и умрете молодыми и обезображенными болезнью, как это случилось с Джией Каранджи [1]. Не пейте, иначе печень не выдержит. Не нюхайте кокс, не колите героин и не глотайте колеса, иначе помрете, как Джимми Моррисон, в двадцать семь лет. Это лицемерие уже достало Конни. Она относилась к подобным наставлениям весьма скептически и считала, что нужно жить так, как тебе хочется. Тем более есть столько разных способов быть красивой и молодой: переливание крови, уколы витаминов, а еще пластические операции.       — Однако можно и вовсе остаться без голоса, — парировал Дэвид.       Наверное, было глупо выходить замуж за пластического хирурга. Конни находила в этом преимущество: теперь не нужно искать хорошего врача. Она была помешана на операциях, хотя знала женщин и куда более помешанных. Что поделать, для сохранения молодости приходилось идти на весьма странные процедуры.       — Тем более я слышал, что у него узелки на связках, а это всегда чревато последствиями, — отметил Дэвид, будто Конни не знала этого. — Мы потеряем такой голос.       — Ага. — Конни нахмурилась. — Все когда-нибудь превратится в пепел.       В шоу-бизнесе она вращалась не первый день и успела понять, что происходит с людьми, когда они болеют. Фредди ничего не сказал ей, да и должен ли был? А Конни так и не озвучила вслух, она просто подошла к его подруге, шикарной танцовщице, которой страшно завидовала, и спросила, понимает ли она, что происходит. Бетти стряхнула пепел с сигареты и улыбнулась, и по ее улыбке было видно, что она все прекрасно понимает.       Конни никогда не любила Бетти и знала почему. Во-первых, Бетти уже в двадцать лет была прима-балериной, а в двадцать четыре — богиней сцены и при этом подругой всех рокеров. Что они в ней находили, Конни не понимала. Ну, да, она была красивой, хотя порой казалось, что грудь она успела себе сделать. Ну, она не стеснялась показывать то, как она по-настоящему сексуальна, могла запросто, как королева бурлеска, выступать на сцене почти обнаженной, а в жизни ходить в длинном платье-рубашке, застегнутом всего лишь на несколько пуговиц, так что еще чуть-чуть, и все узнают, какого цвета у нее трусики. Во-вторых, все знали, что Бетти сделала себе карьеру на скандалах и связи с женатым менеджером.       — Конни, я вообще думаю, что они каждую субботу трахаются у него дома, а все эти друзья-геи — всего лишь прикрытие, чтобы все сладкие куски оставить себе и чтобы пресса не запускала руки в трусы. — Конни тогда прыснула. Верить Сибилле Ланск, этой главной светской леди, просто себя не уважать. Однако Конни тогда задумалась над ее словами.       Хотя, может быть, Конни завидовала Бетти, потому что та появлялась рядом с Фредди так часто, что многие шептались, мол, у них роман. Сама Конни пыталась закрутить интрижку с рок-звездой несколько лет назад на съемках в Мюнхене, но около него крутилась эта толстая корова Барбара Валентайн [2], в то время как его подружка смоталась куда-то в Париж, судя по всему, искать очередного папика.       Конни и сама не была святой. У нее было столько романов, что хватит на толстую книгу. Она не стеснялась того, что любит секс и мужчин и это ее главное хобби.       — Ты угомонилась наконец? — спросил Фредди, когда она пригласила его на свадьбу.       — Думаю, что на время, а ты? — Она улыбнулась, видя, как он отвел взгляд в сторону.       — Я уже давно угомонился. — Ответ был слишком уж однозначным. Впрочем, если ее хотели, то, значит, не хотели, и дружба тоже хороший вариант.       — Ну давай, колись, кто она, или это все же он?       — Так я и скажу тебе и всем остальным, — загадочно ответил Фредди, затягиваясь.       Конни нахмурилась, продолжая стряхивать пепел за окно машины. Она и не заметила, как одна вереница холмов сменилась на другую, а это означало, что уже совсем скоро они будут в Слэйнсе. За клочком леса дорога изогнулась в другую сторону, и взору вновь открылись старинные руины, темнеющие вытянутым четким пятном на равнине между подножием скалы и дорогой. Впереди показалась автостоянка — небольшая плоская площадка с отгороженными местами для машин. Других машин там не наблюдалось — они были первыми, кто приехал в замок. И неудивительно: еще не было и полудня, да и кто в такой холодный и ветреный день захочет здесь останавливаться? Разве что для того чтобы сходить к руинам неподалеку от замка. Глядя на, похоже, единственную ведущую к ним дорогу (это была обычная фермерская тропа, заваленная снегом по колено), Конни вздрогнула от накативших воспоминаний.       — Вот мы и приехали, — сказала она так, словно все время поездки Дэвид бубнил.       — Славу Богу, а то я думал, что мы тут заблудимся, — отозвался муж. Он въехал на стоянку.       — Кажется, мы сможем занять лучшие покои. — Конни надула губы и бросила взгляд на свое отражение.       Она вышла из машины, ступая на дорожку, посыпанную мелким гравием, и тут же мысленно выругалась. Потом вспомнила, что здесь про туфли на тонком изящном каблуке стоит вообще забыть, иначе придется выкинуть на помойку.       — Леди МакКлелланд вас ждет. — Дворецкий открыл тяжелые дубовые двери.       — Всегда знала, что эта старая карга переживет нас всех, — отметила Конни, подавая летнее пальто прислуге.       Слэйнс совсем не изменился. На стенах все те же странные картины, которые могли порадовать разве что заядлого коллекционера, на самом же деле просто портреты да мазня жен хозяев замка. Патрик постоянно смеялся над этим культом своей бабки, а потом и матери. Все те же занавески на окнах и, самое главное, все те же ковры. Нет, конечно, Конни слышала о том, что у МакКлелландов не все хорошо с финансами, но она уже много лет ни с кем из них не общалась, а значит, слухи могли быть просто слухами.       — Пойдемте. — Дворецкий провел их на второй этаж, а потом через еще одну картинную галерею. Он открыл дверь в их покои.       Конни вошла последней, ощущая запах нафталина и роз. Она знала, что это за комната и кто здесь останавливался, когда она была здесь в последний раз. Это что, насмешка судьбы? Или просто насмешка старухи МакКлелланд, которая решила показать все свое презрение по отношению к ней? Кажется, она забыла, что Конни не делала ничего из того, в чем ее обвиняли.       — Ужин сегодня в пять. Будут еще гости, — сказал старый Пилчер и ушел.       Конни подошла к зеркалу. Черный цвет всегда ей шел, он придавал ей трагичности. Безусловно, она сотни раз слышала, что блондинкам его лучше не носить, потому что выявляет множество морщинок, но с этим, кажется, у Конни особых проблем не было. Она провела пальцам по тонким векам, понимая, что все же стоило нанести немного теней, чтобы голубые глаза засияли еще больше. Хотя зачем это нужно сейчас, ведь они приехали на похороны.       Конни никогда не думала, что вернется сюда именно по этому поводу. И вообще, все это звучало очень глупо, когда она получила телеграмму из Шотландии. Потом она наткнулась на газетный заголовок и не сразу поняла, что знает, о ком это.       «Патрик МакКлелланд трагически погиб недалеко от своего замка».       Патрик давно тут не жил. Его вообще не интересовала судьба замка: он считал, что нужно двигаться дальше и прошлое не должно тащить вниз. Он был известным бабником, и каждая девушка думала, что уж на ней-то он точно женится. Столько разбитых сердец тянулось за ним, но его это, кажется, совсем не беспокоило.       Покойный хозяин Слэйнса был известным фотографом, многие девушки выстраивались в очередь, чтобы он провел с ними фотосессию, а именитые журналы платили баснословные деньги, чтобы именно его снимки украшали их издания. Конни за последние двадцать лет всего лишь один раз пересекалась с Патриком, несмотря на то, что их мир так тесен.       Он снимал ее для «Воуг», где Конни красовалась в дорогом нежно-розовом платье, расшитом пайетками. Это было лет шесть тому назад. Они почти ни о чем не говорили, даже не стали после съемки пить вместе кофе. Просто разошлись в разные стороны, словно никогда друг друга не знали и вовсе вместе не учились.       Конни предпочитала не иметь ничего общего с прошлым, особенно с друзьями. Может быть, это звучало цинично, но она старалась сделать все, чтобы ничто не нарушило ее душевного равновесия.       Она не очень-то хотела ехать на похороны. Но ее уговорили Дэвид и Фредди. Муж посчитал, что это неплохой повод отдохнуть и прочесть в шотландской глуши сценарий странного сюрреалистического фильма: в Лондоне Конни постоянно отвлекали вечеринки, всякие балы и показы. Фредди же аргументировал это тем, что жизнь коротка и, может быть, потом, на склоне лет, она будет жалеть, что не расставила все точки над «i» именно тогда.       Конни и сама не знала, что здесь забыла. Она хотела больше не приезжать в Слэйнс, чтобы картинки прошлого не оживали и оставались похороненными под толщей новых воспоминаний. Однако она здесь, и запах роз ей уже не нравился.       Удивила ли ее смерть Патрика? Конечно, нет. Он жил на полную катушку, из-за чего беспокоились его бабка и мать. Джейн так и не смогла примириться с этим и в итоге умерла от сердечного приступа после того, как ее сына арестовали в Америке за хранение наркотиков и секс с проституткой на парковке его отеля. Нет, разумеется, все люди богемы баловались и тем, и другим, ни в чем себе не отказывая. Просто в картину мира Джейн это не вписывалось. Трудно сказать, каким чудом Патрика вытащили из тюрьмы, потому что ему грозил немалый срок в Америке, но публичное покаяние творит чудеса.       — Что ж, скоро ужин, — Дэвид посмотрел на часы, — а остальных так и нет.       — Они могут и не приехать, а могут подъехать чуть позже, к примеру, завтра. — Конни подошла к окну. — Вряд ли старая карга решит приглашать на похороны много гостей, хотя никто бы не отказался от халявной выпивки и закусок.       — Не думаю, что у него было много настоящих друзей. — Дэвид засунул руки в карманы. Он не знал Патрика, но имел представление о людях его круга. Все они приходили к нему в клинику. Все они мечтали стать красивыми и молодыми. Но все они одиноки. Хотя все же были те, кто не стремился к этому, например, Бетти, которую так ненавидела Конни. Она уж точно не ложилась под нож, и сиськи у нее точно настоящие.       — В нынешнее время и не обязательно иметь много настоящих друзей, — пробормотала Конни. — Главное — связи.       Конни нахмурилась, видя, что приехала машина. Старый «Rolls Royce», по которым сходил с ума Фредди, остановился у замка. Она подошла ближе, чтобы лучше видеть.       Фары погасли, и дверь машины открылась. Кит Блейд. Ее старый друг и тайная первая любовь.       Неужели старая карга и его сюда пригласила?