infections of a different kind

Сидя на подоконнике, Чонгук смотрит на Сеул. Днём этот безумный город нравится ему меньше, чем ночью, но он никогда не был так зол на него, как сейчас. Этот город, что дал ему всё и едва всё не отнял, всегда будет напоминать о двух вещах: боли и любви, горечи и сладости. Больницах и постелях, вещах, которые ни один нормальный человек не смог бы пережить, но Чонгук никогда не считал себя нормальным. Он просто считает себя собой. В его крови бушует то, что активирует задавленный ген, передающий болезнь от матери к ребёнку. Его иммунитет не даёт ему обратиться, но своим новым, временно идеальным зрением Чонгук видит летящую желтую пыль за окном, номера машин, проезжающих по объездной. Из своего гнезда он наблюдает за городом, который, наверное, видит последний раз. Жуя чипсы со вкусом курицы карри, он думает о том, что так и не узнал, кто его родители. Он бы, наверное, хотел познакомиться с ними. В пустой гостиной стоит собранная дорожная сумка, не чемодан даже, ничего лишнего, всё самое необходимое: телефон, зарядка, наушники, колонка, снеки, запасные трусы с носками и футболкой на десятичасовой перелет. Чонгук не сомневался в том, что это нужно — бежать из этой страны, но сейчас, оглядывая родной Сеул, он не уверен, что стоит бежать. Как долго он сможет игнорировать то, что случилось здесь, и как долго он сможет скрываться? Неужели в другой стране всё будет по-другому, неужели где-то там, за тысячами километров, его не смогут найти? Покупая билеты на ближайшие рейсы, ты как никогда близок к тому, чтобы оступиться. Улетая из своего дома, оставляя позади то, что делало тебя тобой, ты берёшь с собой самого себя. Ты не помещаешься в чемодан, не сдаешь себя в багаж — тебя не могут потерять на ленте, на тебе яркий стикер, который ты не можешь не заметить. Всё, от чего ты бежишь, рано или поздно нагонит тебя в отражении зеркала прежде, чем ты откроешь шкафчик в ванной и выпьешь с водой из-под крана антидепрессанты в цветной упаковке. Каждая проблема, память, поломанное прошлое — оно всё в твоих глазах. Чонгук смотрит на своё отражение в стекле. Он знает, что берёт с собой: голову, полную мыслей, сердце, полное сомнений. Яростную жажду жить. Желание любить, не оглядываясь. Отломанный кусок чипсы зависает у его губ. Он никогда не принимал решения, а теперь, за один день, ему нужно принять решение, которое изменит всё, кроме него самого. Казалось бы, какая разница, где быть, если рядом с тобой будет тот, кого ты любишь? Чонгук смотрит на дорогу, где несутся чёрные точки автомобилей. В одном из них едет Сокджин, закрывший глаза ради их с Чимином любви, просто отпустивший. Где-то там, на дорогах Сеула, едут его родители. Все эти сотни жизней, с которыми он связал себя, а выбрал только одну. Всё ещё не зная, выбирают они с Чимином друг друга одинаково. Когда Чонгук слышит звук открывающейся двери, он свешивает ноги с подоконника. Квартира никогда не выглядела такой пустой: диваны завешаны светлой тканью, стулья поставлены на столы. Чонгук помнит, как срывал с Чимина одежду в этой квартире, как разбрасывал её по полу, как они сидели после на этом самом ковре, как ел пиццу, пока Чимин включал сотую серию заезженного аниме. Чонгуку кажется, что прошло больше десятка лет. А ему всё ещё восемнадцать. И он видит Чимина, будто бы постаревшего на те же несколько десятков. Непривычно взлохмаченного, без аккуратного макияжа. Не в костюме, но обычном, спортивном. В серых кроссовках, со значком дикой кошки на штанах и толстовке. Кожа всё ещё сухая, потрескавшаяся местами, словно фарфор. Чонгук откладывает чипсы в сторону, видя сияющее лицо Чимина. Всё получилось. — Готово. Он протягивает Чонгуку паспорт, в котором вложены билеты. Чонгук берёт свои документы в руки, испытывая странное чувство, будто бы он свободен. Сокджин сказал — делай, что хочешь, и Чонгук трактовал это по-своему. Он открывает паспорт и видит своё имя с фамилией «Ли», с датой рождения первого, но не сентября, и улыбается. — Ли Чонгук. — Хотел «Пак», но подумал… Чонгук смотрит на свою фотографию, не узнавая себя. Это так странно, думать, что ты волен идти куда угодно. Что пластиковая карта, вложенная в паспорт, не пустая. Что формально, принадлежа клану Вентру, теперь и Тореадор тоже. У него три семьи с тремя разными фамилиями, и он, будучи пешкой в этой игре, почему-то оказался в самом центре. Билет до Парижа кажется фантастикой: Чонгук никогда не покидал границу Кореи. Всё это такое нереальное, как и кристально чистая квартира, как иллюзия того, что всё в порядке, что забыли, как чуть не умерли неделю назад. События летят так спешно, что он не понимает, почему Чимин двигается так медленно и говорит так медленно. Почему время замерло между ними в этой мёртвой тихой квартире. Чонгук смотрит на Чимина, вспоминая, как он отчаянно отказывался ставить на него метку — все слова любви против того момента. Они бы не зашли так далеко, не чувствуя ничего: Чимин сейчас рядом, и Чонгук надеется, что он останется навсегда. Он кусает губы, боясь спросить, видя, что Чимин хочет что-то сказать. — Вылет через два часа, — зачем-то напоминает Чонгук. — Я знаю. Но когда Чимин садится на колено, Чонгук теряет все мысли. Его брови удивленно сходятся к переносице, и он смотрит, как Чимин поднимает блестящие глаза вместе с кольцом, вытащенным из кармана. — Я хотел вписать «Пак», но подумал, что лучше сперва спросить тебя. Чонгук моргает, глядя на кольцо из белого металла. Рука стискивает паспорт с билетом, и больше всего Чонгуку хочется выдохнуть хоть что-то, но он не может выдохнуть вообще. Сомнения терзают его сильнее не произнесенного мгновенно «да». Он спрыгивает с подоконника, и Чимин моментально встает на ноги. — Поставь на меня метку, — повторяет свою просьбу Чонгук, накрывая ладонь Чимина. Взгляд Чимина кристально чистый, взгляд Чонгука — жадный, голодный, просящий и умоляющий. Это больше, чем обычное «хочу». Это кольцо, только настоящее, не надетое на палец, которое можно потерять, купаясь в море, съезжая с водной горки. Чонгук бросился в воду давно — в тот самый момент, когда со сцены увидел Чимина, смотрящего так же жадно, как он сейчас. Чонгук держит его за запястье, чтобы слышать волнительный стук его сердца. — Хорошо. Чимин соглашается и пытается потянуть руку назад, но Чонгук не дает ему этого сделать. Он держит пальцы, что сжимают кольцо. — Но после того, как мы сбежим из этой страны. В Париже я сделаю всё, что ты захочешь, — соглашается Чимин. Чонгук улыбается, смотря на кольцо и подставляя палец, чтобы Чимин надел его сейчас. Ему не странно, что где-то там, за необъятной Россией, на берегу холодных морей, Чимин сможет сделать это, но не здесь. Сеул, что был родным городом, никогда не был по-настоящему добр к ним. Чонгук прижимается лбом ко лбу Чимина, зная, что он никогда не соврёт ему, как не соврал и тогда, говоря, что не может, что не готов. Два часа до самолета никогда не казались такими долгими и такими короткими. Нет пятнадцати минут друг на друга, такси внизу у подъезда, отключенные и оставленные дома телефоны, в сумках — новые пустышки без сим-карт. Чимин не был готов тогда, а Чонгук не готов бежать сейчас. Но кое-что он знает наверняка. Поцелуй со вкусом чипсов вместо «Я согласен».