***
Сон… нет, воспоминания. О жизни, которая была очень давно. Никита накрыл лоб холодной ладонью — он весь горел. Кожу окутала лёгкая испарина, в комнате было душно, а часы показывали почти четыре утра. Почему сегодня прошлое решило вдруг напомнить о себе? Не успел Никита поразмышлять на эту тему, как услышал настойчивый звонок в дверь. Надев спортивные штаны на голое тело, он направился в коридор. Прийти без звонка в такой час мог лишь один человек. Стоило открыть входную дверь, как запах перегара проник в квартиру вперёд незваного гостя. Растрёпанный Коля еле стоял на ногах: — Бр-р-р… бр-ратишка… — запинаясь, попытался выговорить он. — Боже, — Никита раздраженно потёр переносицу, — только этого не хватало. Коля, икнув, потянулся к шнуровке кроссовок, попутно ударяясь лбом об обувной шкафчик. Никита вздохнул и закатил глаза. С горем пополам он разул младшего брата и дотащил в комнату. Домой его в таком состоянии категорически нельзя было отправлять. Раздев Колю до трусов и уложив его под одеяло, Никита написал тёте короткое сообщение, чтобы та не волновалась, и открыл окно. Хорошо, что в своё время он купил большую двуспальную кровать: ещё ни разу об этом не пожалел, хотя она и занимала почти всю жилплощадь. Зато не приходилось спать на полу, когда братишке ударяло в голову заглянуть на ночёвку. Никита ушёл на кухню и налил себе стакан воды. Жар вроде отпускал, но внутри всё было так же неспокойно. Столько боли из прошлого. Вещи, о которых он будто бы давно забыл, заиграли яркими вспышками под веками, словно всё произошло вчера. Он потёр пульсировавшие виски и, попив, вернулся в спальню. Коля засопел громче, когда Никита лёг рядом. Это навевало воспоминания. Никита много лет назад заметил, что младшему брату рядом с ним спалось крепче…***
Голова разрывалась от назойливой трели телефона, который звонил уже пятый раз подряд. С трудом разлепив глаза, которые нещадно пекло, Никита наконец поднялся и ответил на звонок. Лучше бы он этого не делал… «Никита? Это адвокат твоего отца», — послышалось на другом конце, а дальше — провал. Всё проносилось чередой суетливых событий, как на карусели. Один кадр сменялся другим. Мозг не успевал усваивать информацию. Никита пришёл в себя уже на кладбище, во время последнего целования, перед тем как лакированные гробы с его отцом и матерью должны были опустить в могилу. Тогда время притормозило свой бег. Чтобы он во всех подробностях запомнил их бледные осунувшиеся лица, словно из пластика, на которые падал свет солнца в последний раз. И больше они не посмотрят на него осуждающе или разочаровано. С любовью… Всё потеряло смысл. Когда он хлестал кодеиновый сироп, его родители доживали свои последние минуты. К горлу подкатил ком — Никита не мог долго стоять рядом с ними. Он отошёл и отвернулся. Слишком большой стресс для шестнадцатилетнего подростка. Толпа людей обтекала его, как вода — камень: все хотели попрощаться. Желудок свело болезненным спазмом, а тело пробил озноб, когда он услышал, как заколачивали деревянные крышки гробов. От истерики его удержала чья-то рука, крепко накрывшая плечо. Напоминание, что он не наедине с собой, вернуло самообладание. Сглотнув подступившую тошноту и судорожно выдохнув, Никита закурил. И ему было глубоко плевать, что подумают об этом окружающие. Чужое осуждение ничего не значило, а родных у него не осталось. Следующий возврат в реальность произошёл уже на чужой кухне. Родная сестра отца, Лариса, стала его опекуном. Никита видел её на панихиде впервые. Она стояла в стороне ото всех, в чёрном строгом костюме. Лицо её было скрыто широкими полями чёрной шляпы, а на плечи ложились светлые локоны. Когда она подняла голову и их взгляды встретились, Никита посчитал, что эта женщина вполне могла быть любовницей отца. Он даже не подозревал, что они родственники, хотя мог бы догадаться: внешнее сходство прослеживалось. Перед ним на столе стояла чашка с морсом, хотя он бы предпочёл выпить кофе сейчас, а то и вовсе что покрепче. Снова дико захотелось покурить, но похлопав себя по карманам, сигарет Никита не обнаружил. Казалось, что он всё ещё сидел в том дурацком кресле у друга дома и никак не мог отойти от прихода. Что всё это лишь хреновое кино, которое крутят по телику, чтобы развлечь пенсионерок. — Мы с твоим отцом давно перестали держать связь, — прервала размышления племянника Лариса. — Я узнала о том, что случилось только потому, что меня указали в завещании… Даже слова походили на реплики из мыльной оперы. А Никита не учил сценарий и не знал, что говорить. Внешнее состояние новоиспеченной родственницы расходилось с её словами. Она еле сдерживала себя. Её глаза, покрасневшие от слёз, выражали глубокую скорбь. Даже если Лариса много лет не держала связь с родным братом, очевидно, любить его от этого меньше не стала. По крайней мере, такое впечатление сложилось у Никиты. — Есть некоторые вопросы, которые нам нужно обсудить, — Лариса смотрела выжидающе, но для парня всё проходило белым шумом. — Видимо, не сейчас. Тебе стоит прилечь… Никита не стал спорить. Тётя проводила его в комнату и оставила одного. На кровать он просто рухнул, и, как только голова соприкоснулась с подушкой, будто сработал выключатель. Ник уснул моментально и надолго. Иногда он открывал глаза, но, как только сознание прояснялось, грудь, словно придавливало наковальней. Он начинал задыхаться, а потом вырубался снова. Во сне было спокойно. Но в конечном итоге даже темнота и безмятежность сменялись паникой и отчаянием. Никита больше не мог бежать от своей трагедии и, когда в последний раз открыл глаза, принял реальность. Теперь он верил, что всё происходящее — правда, а не бред наркотического отхода. Его родителей больше нет. Было утро. Он смотрел в потолок, и в голове не появлялось ни единой мысли. Вакуум. Но тишину разорвал шорох где-то в стороне. Никита игнорировал его минут десять, а потом повернулся к источнику. И увидел напротив своего лица два больших синих глаза и смоленую макушку. За ним очень внимательно и с интересом наблюдал ребёнок с плюшевым серым котом в руках. — Ты проснулся? — шёпотом спросил мальчик. Проснулся ли? Никита не знал, но теперь он чувствовал жажду, голод и желание подняться. Он терпеть не мог детей и спать дальше, когда за ним следили любопытные зенки, точно не хотел. Он встал и, игнорируя вопрос мальчишки, пошёл на кухню, где уже сидела Лариса. Будто и не уходила после окончания их последнего разговора: — Наконец-то встал! — обрадовалась она. — Я уже думала, ты не проснёшься, — её голос звучал взволнованно. Она сидела за столом, держа в руках чашку, из которой струились тонкие нити пара. — Сколько я спал? — Никита едва узнал свой голос, настолько он был севший. Жутко хотелось пить и почистить зубы. — Два дня почти… Ответ его не радовал. Попросив полотенце и все необходимые средства гигиены, он наконец уединился в душе. Никита лёг в ванную, запрокинув голову на бортик. Рассматривал облупившуюся краску на стенах и почерневшие стыки тусклой плитки. Теперь это его новый дом… Но было как-то глубоко плевать на общее запустение нынешнего пристанища. Лишь одно имело важность, и оно отныне являлось бессмысленным. Он опоздал. Всегда считал себя сильным, но сегодня остро ощутил свою никчёмность. Облака пара от горячей воды поднимались вверх, оседая выпуклыми каплями на потолке. Никиту снова морило, но голова болела от долгого сна, а живот крутило от голода. Он обтирал молочную кожу жёсткой мочалкой, с осторожностью избегая сбитые костяшки на кулаках. Он не помнил с кем дрался. Он вообще мало что помнил за прошедшую неделю. Неделя ведь прошла? С момента, как ему позвонили… Когда он вышел из душа, Лариса неизменно ждала на кухне. А ещё его ждал завтрак и тёплый чай. Пока Никита ел, боковым зрением замечал, как из-за угла в коридоре за ним подглядывали уже знакомые синие глаза. — У тебя есть ребёнок? — дожевав, спросил он у тёти. — Да, его зовут Коля, ему шесть лет, — ответила Лариса. — А где отец? — он спрашивал между делом, ковыряясь вилкой в омлете со шпинатом. За всё время пока находился в этой квартире, не заметил присутствие кого-либо еще, кроме Ларисы и её сына. — Умер. Два года назад, — тон женщины никак не изменился. Сам же Никита не испытал сочувствия или должной неловкости, которые обычно возникали при подобных новостях. Ему было всё равно, он лишь кивнул. И озвучил вытекающий из её ответа вопрос: — Почему мать-одиночка решила взять меня под опеку? — он поднял на тётю глаза, и ему не понравилось, насколько серьёзным стало её лицо. — Об этом в завещании просил твой отец. О нём как раз я и хочу поговорить… — она выдержала некоторую паузу, прежде чем продолжить: — Эти стервятники обокрали тебя. Партнёры твоего отца по бизнесу полностью растащили его акции и активы. Всё имущество, записанное на него, принадлежало компании. Тебе отходит недвижимость, оформленная на твою мать, и её сбережения, — Лариса замолчала, пытаясь уловить реакцию племянника, но он молчал. — Мы можем попробовать оспорить это… — Не уверен, что хочу, — Никиту действительно не волновали деньги, а судьба компании — и подавно. Она стала причиной всех его бед, и он был даже рад тому, как всё сложилось. Но его бесил факт того, что с его отцом так обошлись. Хотя мёртвым ведь плевать. — Если я всё понял верно, нам вполне хватит на безбедную жизнь и без наследства отца… Больше тему финансов они в тот день не поднимали. Чуть позже Никита попросил помочь сдать пустующие квартиры, выручку с которых решил частично откладывать. Жизнь понемногу переходила в новое русло. Тогда были летние каникулы, и, пока Лариса собирала все документы о переводе Никиты в новую школу, он целыми днями сидел дома и привыкал. Ему выделили отдельную комнату, в то время как тётя и её сын переехали жить в гостиную. Лариса даже разрешила обустраивать всё по его вкусу: думала, это поможет отвлечься, но едва ли Никита хотел что-либо делать. Его существование протекало на автопилоте. Но всё изменилось одним днём. В жаркий июльский полдень, Никита слушал музыку и, как обычно, никуда не планировал идти. Но тут почувствовал настырное подёргивание штанины. Никита лениво оторвал голову от подушки, приподнялся на локтях и содрал наушники. В ногах у кровати стоял Коля. Этот пацан изрядно его доставал всё это время. Хотя он ничего и не делал, но постоянно следил, раздражал своим присутствием, как чёртов сталкер, высматривал из-за угла, чем занимался Никита, но никогда не подходил до этого момента. — Пошли гулять, — мелкий даже не просил — он нагло требовал, насупив брови и надув щёки. Его злобно-обиженное выражение лица забавляло, и Никита никогда бы не смог объяснить, благодаря какому порыву вдруг решил согласиться. Возможно, он осознавал, что ещё пару дней маринования в собственной депрессии — и его крыша уехала бы, не прощаясь. — Ну, пойдём… — ответил Ник и встал с постели. Лариса никаких возражений не высказала — даже не скрыла радости от того, что племянник подал признаки социализации. И, оперативно собравшись, ребята пошли на детскую площадку. Однако через пятнадцать минут Никита уже жалел о своём решении. Сидеть на лавочке под палящим солнцем и смотреть, как малой возится в песочнице, оказалось ничуть не веселее, чем залипать на потолок, лёжа в кровати. Мысли снова застилали глаза. Он закинул ногу на ногу, оперся подбородком на ладонь и прикрыл веки. Лицо припекало. Хотелось покурить, но тётя строго запретила доставать сигареты при младшем. Вспомнив о брате, Никита взглянул на песочницу, но там было пусто. Он оглянулся по сторонам, но Колю так и не увидел. Страх острым импульсом прошиб всё тело. Никита вскочил с места и кинулся в панике обшаривать всю площадку. К счастью, он быстро нашёл брата в кустах неподалёку. — Боже, я чуть не обосрался, — выругался Ник. Он накрыл лицо ладонями, устало потёр глаза. Слишком занервничал. А Коля даже не отвлёкся от разорения муравейника. Осознание, что страх за младшего брата заглушил в нём все остальные чувства, пришло не сразу, но, когда Никита это понял, больше от Коли не отходил. Возня с ребёнком нехило отвлекала: ковыряние в песке, салки по двору, Колин смех — всё это напоминало о собственном детстве. Никите это понравилось сильнее, чем душные компании ровесников и ночные пьянки. В тот день они обошли все детские площадки в округе. Для Никиты не было в новинку, чтобы на него смотрели с обожанием и ловили каждое его слово. Но внимание Коли оказалось сложно с чем-то сравнить. Будто в одночасье он обзавёлся «сыном», который безумно фанател от «отца». Коля ловил любое его слово, каждую идею и предложение об играх. И Никите не было это в тягость, ему было весело, он чувствовал себя нужным, как будто в жизни снова появился смысл. Конечно, Никита не мог полностью залечить свои раны. Но однажды, когда ему не спалось, он смотрел, как по стенам расходились свет и тени от проезжавших по улице машин. Старался не думать о плохом, держаться на плаву. И услышал, как скрипнула дверь в его комнату. В темноте разглядел Колю в белой пижаме. Сонный, он тёр маленькими кулачками глаза пока подходил к дивану, на котором лежал Никита. Без спроса залез к старшему брату под руку и, вцепившись в его футболку, уснул, как ни в чем не бывало. Никита был шокирован, но боялся даже дышать, чтобы не разбудить Колю. В этот момент им завладела невообразимая нежность. Он почувствовал себя дома. Рядом с этим вредным и наглым мальчишкой, ощутил себя наконец-то незаменимым. Коля нуждался в отце, а Никита теперь нуждался в ком-то, кто будет слепо его любить. Он гладил мальчика по волосам и слушал, как он сопел. Тогда он решил, что будет для него лучшим старшим братом. Тогда он увидел смысл в том, чтобы двигаться дальше.***
Возвращаясь в реальность, Никита повернул голову: Коля спал к нему лицом, дышал ровно, его волосы разметались по подушке. Единственные отличия с прошлым заключались в том, что он стал старше и от него пахло алкоголем… Но мужчина всё равно чувствовал всю ту же необъятную любовь. И это убаюкивало. Он не заметил, как уснул, так и оставшись повернутым к младшему брату… Поэтому первое, что увидел Коля, открыв глаза утром, было лицо Никиты. Солнечные лучи пробрались сквозь щели между плотными шторами и ласково ложились на его закрытые веки и светлые волосы. Коля вспомнил, как много лет назад, они так же спали вместе, Никита никогда не прогонял его, никогда не ругал и никогда не злился. Всегда был рядом и любил. Сейчас Коле стало стыдно, за то, как он говорил с ним в последний раз после уроков, за то, что сбрасывал его звонки. Лишь из ревности. Он тихо поднялся с постели, чтоб не разбудить старшего брата и пошёл умываться. Никита встал, когда Коля уже принял аспирин и готовил им завтрак. — Балуешь меня? — усмехнувшись, мужчина привалился о дверной косяк. Коля в одних трусах стоял у плиты и жарил блины. Выглядел он настолько помято, что жалко было смотреть. — Скорее извиняюсь, — прохрипел Коля в ответ и прокашлялся. Он опрокинул очередной стакан воды, но жажда, видимо, не отпускала. — За что же? — решил уточнить Никита. — За то, что телефон не брал… Да и вообще, — Коля не оборачивался: он не часто извинялся за что-то, и ему каждый раз давалось это с трудом. Никита ему ничего не ответил и ушёл в ванную. Быстро умывшись, он вернулся на кухню, сел за стол и терпеливо дождался, пока младший брат подаст ему тарелку с блинчиками и горячий кофе. Принявшись за еду, он решил продолжить беседу: — Извиняешься, значит. — Да, — Коля пил чай и уже в целом чувствовал себя свежее, но предвосхищал нагоняй от мамы. — Я не должен был срываться на тебе — если кого и стоить винить, то себя самого. Я всё исправлю… Что именно Коля хотел исправить и каким образом, Никита уже не уточнял. Он просто наслаждался уютом, который создавал родной человек. А если судить по последним событиям, кто знал, как скоро ещё им удастся вот так насладиться молчаливым обществом друг друга.