Из дремучего леса

Вэй У Сянь медленно поднимается с нагретого полуденным солнцем камня. Одной рукой он держится за голову, а другой — за живот. Его мутит, и сердце колотится как перепуганный заяц, хоть он не делал никаких резких движений. — Ох… — посмеивается юноша. В голове проясняется, и мир перестает качаться — Ох. Божество все так же медленно бредет вперед, опираясь на разукрашенную узорами мха стену. Старый бастион уже давно превратился в обломки самого себя, и рев битвы давно не пел свою смертельную песнь над этим местом. Исчезли великолепные стяги, ушли сильнейшие бойцы, умерли высокие господа в дорогих шелковых одеждах. Вэй Ин идет вглубь, во внутренние дворы, залезая на второй этаж, под защиту твердокаменной брони покинутой крепости. Обломки деревянных вставок украшают это место стертыми ветром зубами. Плохое место. Но ничего лучше одинокий лис придумать не мог. Его дети сейчас едва ли превышают размером самое крошечное из зёрнышек, но уже доставляют массу ощущений. Переборов приступ тошноты, Вэй Ин снова ложится, подбивая под голову одеяло из шкур. Состояние ужасное: хочется есть, но желудок делает кульбиты от малейшей мысли о еде; хочется бегать, но любое движение вызывает помутнение; хочется спать, но сна ни в одном глазу. Но лис не прекращает улыбаться, поглаживая обнаженный живот кончиками пальцев. — Еще сто тридцать дней… И вы встретитесь со своим папой, — мурлычет бог. Живот растет. Тошнота не уходит насовсем, но хотя бы больше не мучает целыми днями. Бродит Вэй У Сянь неспешно, собирая незабудки, почти неосознанно — когда смотрит на маленький букет в своих руках, удивляется так, будто впервые понимает, чем занимались его руки. И смеется. — Ах, мои милые, вам нравится? Конечно, они же такие красивые. Совсем как Лань Чжань. Давайте наберем много-много цветов! — улыбается, раскидывая руки в стороны, словно обнимая весь мир. В боку колет, но это не останавливает развеселившегося лисьего бога. Лишь собрав огромный букет, что уже не умещалось в руках, он остановился напротив синей горечавки. Смотрит долго-долго, глаза прикрыв, и садится, складывая всю гору разноцветных цветов у одинокого стебля. — Здравствуйте, госпожа Лань. Юноша благодушно улыбается, запрокидывает голову в чисто-синее небо с хлопковыми невесомыми облачками. — Знаете, вы скоро станете бабушкой! Здорово же! — и вновь смеется, будто ничего на свете прекраснее быть не может, и ничто не омрачит этой вести. — Это будет двойня. Мои и Лань Чжаня… Ха-ха! Я обязательно позову вас посмотреть на них! Усталость берет свое, и У Сянь ложится в мягкую траву. Пахнет пыльцой и сладкой пылью, курящейся над цветочными долинами, а еще соком придавленных травинок. Вэй Ин торопливо извиняется перед змеей, которую потревожил, но кобра не злится — ластится к божеству, сворачиваясь у ребер большой толстой лентой, складывая голову на грудь. — Знаете, госпожа Лань, пусть мне и дурно почти каждый день, я никогда не чувствовал себя таким счастливым. Я всегда был одиноким. Хотя король Ан Ху порой меня навещает, а еще учитель Е Цюн, научившая меня писать и читать. Еще были люди. Много людей, — тихо говорит лис цветку горечавки, чтобы не будить змею. — Но теперь я никогда не одинок. Наши лисята такие теплые, госпожа Лань. Ван Цзи скоро найдет меня. Я это знаю. До знаменательного дня осталось еще девяносто пять дней. Остатки ордена Вэнь разбиты и сломлены. Жажда их сердец призвала Вэй У Сяня из его одиночества. Это всегда будоражит: как сердце пропускает удар, и уже через миг мир меняется, сворачивается, растекается лиственно-горчичными разводами, а затем заново собирается по капельке. Вновь пещера — вещица к вещице, вновь привычный электрический разряд вдоль хребта. Черный лис появляется неожиданно, пугая паренька лет восемнадцати до икоты. За его спиной — полсотни человек, сплошь женщины, старики и дети. Все, кто смог спастись. Их мужчины остались, чтобы задержать пленивших их победителей, законно издевавшихся над проигравшими. — Я… Я отдам себя! — храбро обещает юноша с травяными, как его чистая душа, глазами, и в руке он сжимает лишь свою решимость. — Делайте со мной что угодно, но помогите этим людям! Вэй Ин посмеивается, вгоняя этим в ступор истощенных, испуганных, загнанных людей. — Как тебя зовут? — Я… — молодой человек на миг растерянно опускает глаза, и вновь поднимает твердый взгляд. — Вэнь Цюн Линь. Сестра юноши смотрит с затаенной болью на своего брата, и лис чувствует в ее сердце страх никогда его не увидеть. У него еще будет время доказать обратное. До встречи с Лань Чжанем семьдесят девять закатов. Вэнь Цин начинает что-то подозревать. То и дело ее взгляд задерживается на брюхе черного лиса, что с игривой грацией веселит детей, по жестокой судьбе лишившихся своего дома, своих отцов, а затем и своей свободы. Бог пообещал им свет, и доказывает свои добрые намерения раз за разом, приведя людей к своей пещере и помогая им обустраивать палаточный городок. На первое время хватит, а затем звезды сложатся так, как должно — он знает. Вэнь Нину оказывается не восемнадцать, а целых двадцать три, но облик его столь милый, что У Сянь не может перестать его поддразнивать. Остатки ордена Вэнь перестают видеть в лисе врага, доверяясь божеству. И лишь тогда Вэй Ин с веселой усмешкой подходит к сестре Цюн Линя, впервые перевоплотившись в человека. — Хочешь потрогать? Женщина вздрагивает, но почти не удивляется. Куда больше ее внимание привлекает уже немного выпирающий живот. — Да, невозможно. Просто я уникальный! И смеется, громко, открыто, будто весело распахивая душу, делясь со всеми искренним счастьем. Вэнь Цин цепенеет, ее веко дергается. Но любопытство сильнее, и она слушает его пульс, с удивлением узнавая очевидные признаки беременности. Еще шестьдесят. За два месяца люди и божество притираются друг ко другу, становятся одной большой семьей. Вэни привыкают к обретенной свободе, учатся жить с чистого листа. Все чаще звучит смех и мелькают улыбки на лицах. Живот теперь мешает ходить. Это не так, чтобы трудно, но явно менее удобно, чем раньше. Вэй Ин ходит все медленнее и медленнее, тошнота довольно слабая и лишь по утрам. — Вы тяжелые, — беззлобно ворчит Вэй Ин, рассматривая в грот улыбчивую луну. В человеческом облике ощущения острее, и сердцебиение детей отчетливо-громкое. — Но такие хорошие… Оба в папу. Знали бы вы, какой он замечательный. Это же Лань Чжань. Он самый лучший. Теплые ладони накрывают тонкую кожу, оберегающую свернувшихся под сердцем лисят, и лунный свет падает на него, словно любопытно присматриваясь. С завтрашним рассветом колесо судьбы, наконец, сдвинется. Оставался один рассвет — один из самых лучших. Вэй Ин засыпает с легким румянцем на щеках, мечтая о будущем, о возлюбленном, об их общих детях. Уже завтра они с Лань Ван Цзи встретятся. И на этот раз — навсегда.