***
Голова трещала так, будто оттуда вот-вот должна была выбраться Афина в полном боевом облачении. Кларк застонала от боли. Еще и во рту был привкус, словно кто-то забрался туда и сдох. Хорошего в этом утре было маловато. Потянувшись за телефоном, она ужаснулась от кучи пропущенных звонков от Рэйвен. Пять? Кто-то вдруг соскучился? Затем ее глаза наткнулись на время на дисплее, и стон стал еще протяжнее. Она проспала все занятия. Опять. Она сползла с постели и направилась в ванную, чтобы смыть с себя позор вчерашнего вечера и остатки алкогольного опьянения. Картинки отрывками начинали мелькать в ее голове, но собрать их воедино не получалось. Были какие-то знакомые ребята. Был бар и Мерфи, который опять чему-то наставлял. Была драка, где за нее кто-то заступился. А потом была чужая тачка и ее выкинули, как котенка. И глаза… обеспокоенные и дружелюбные. И саркастичные. И… презирающие. Кларк встряхнула головой. Нет, это были три разных пары глаз. В любом случае, уже неважно. Сейчас она соберет себя по кускам и поедет в колледж на рисование. Черт… Ее машина оставалась у входа в бар. Ладно, наплевать, потом заберет. У своей кровати она нашла кучу скинутой собой одежды. Достав футболку, она поднесла ее к своему носу: вроде ничего не пролито, но лучше не стоит. Выбросив все в стиральную корзину, она стала собираться, припоминая еще детали. Кажется, ее мать ничего не сказала, но обещала поговорить с ней сегодня. Почему бы не расстроить ее планы, снова улизнув? Но это было бы глупо. По дороге в колледж, она успела выпить всю воду, которой запаслась дома. Кларк шла, изнывая от жары и жажды. Сушняк ее убивал. В коридорах особо никого уже не было: занятия закончились, оставались лишь факультативы и какие-нибудь тренировки. Но студенты, которых она встречала на пути, не переставали пялиться на нее. От кого-то из них она успела вразноброс расслышать слова «бар», «вчера», «ты слышал?». Кларк хмыкнула. Неужели кого-то и впрямь волновало, чем она занимается по ночам? Ну, кроме ее матери, разумеется. Она завернула в туалет, чтобы попить. Прохладная вода прекрасно повышала жизненный тонус. Кларк набрала в ладони горсть воды, умылась и посмотрела в зеркало. Лицо не особо отекло… Вдруг она поняла, что находится в туалете не одна. В зеркале поднимался и клубился сероватый дым, а затем она поняла, что пахнет сигаретами. Обернувшись и посмотрев в тот угол, откуда исходило дымление, она увидела девушку на подоконнике. Та, казалось, не обращала на Кларк никакого внимания, полностью поглощенная своими мыслями. Кларк прямым взглядом смотрела на нее и хмурилась, а внимание на нее так и не обращали. - Ты что, куришь? На ее голос последовал очень ленивый подъем головы, а на лице читалось абсолютное ничего, как и в воздухе. Кларк стиснула зубы. Девушке было плевать на нее, она даже не стремилась как-то ответить ей или сострить, как, может быть, попробовали бы другие. Ей просто было все равно, что почему-то очень сильно выводило Гриффин из себя. Совершенно не осознавая, что и зачем говорит, она выпалила: - Ну и дура! Но и на этой резкости ничего не произошло. Брюнетка просто отвернулась от нее к окну, может быть слегка ухмыльнувшись. Кларк сама чувствовала себя полной дурой, стоя посредине туалета и разглядывая незнакомую девчонку, в то время как ей пора было на занятие. Но ее не отпускало любопытство и желание что-нибудь услышать. - Ты вообще в курсе, что здесь нельзя курить? Или ты такая крутая, что тебе плевать на устав? Это была провокация. Она ждала реакции, хотя понимала, что напоминала сейчас Эбби и это вряд ли сработает. - О, нет, не говори, что тебя бросил твой мужик, и ты сидишь здесь такая грустная, куришь, пялишься в окно и думаешь о нем. За кофе сбегать? Девушка даже не шелохнулась, и Кларк стала ее беззастенчиво рассматривать целиком. У нее были темные волосы и милая мордашка, но отточенные движения кистей. Длинные пальцы. Разбитые красноватые костяшки на правой руке. Она была очень красивая и Кларк подумала, что самооценка там похлеще, чем у Олимпийских Богов. Гриффин нахмурилась, подмечая, что девушка резко стала ей знакомой. Возникало чувство, что она ее уже где-то видела… - Ты пялишься. Кларк удивленно пришла в себя. Давно никто не приводил ее в чувство прострации. А этот голос выбил опору из-под ног. Как она и предполагала, голос был глубоким и стальным, а еще недовольным и ленивым. - Твое лицо кажется мне знакомым. На этот раз девушка обернулась, и Кларк могла поклясться, что Афина из ее головы, находилась сейчас прямо перед ней. Обновленная для их века версия, держащая пачку сигарет в кармане клетчатой рубашки, затягивающаяся с остервенением, словно представляя, как ломает кому-то пальцы. Но спокойная и равнодушная. Девушка стрельнула глазами, в которых мелькнуло явное презрение, и усмехнулась: - Так значит, ты ведешь себя, как сука лишь потому, что ничего не помнишь. Иначе, уроки жизни были бы для тебя не просто словами. Кларк грозно вскинула бровь, ничего не понимая. Она жадно наблюдала, как девушка спрыгивает с подоконника, выкидывает бычок в унитаз, и с абсолютной уверенностью в себе, покидает помещение. Кларк была в бешенстве. С ней давно никто так не говорил, а если говорил, то моментально получал по морде. Автоматически. Априори. Кто, блять, она такая и что себе позволяет?! Что за богиня красоты и войны в одном флаконе? Что за нереальное ЧСВ? Кулаки Кларк сильно чесались, она ломала голову и ничего не могла вспомнить! Как резко в коридоре она столкнулась с кем-то и уже готова была наброситься, но признала в счастливчиках Октавию и Рэйвен. - Где ты была? – набросилась на нее Октавия. - Я… Она не успела толком ничего ответить, так как Блейк схватила ее за лямку рюкзака и потащила за собой, рассказывая: - Ты тут такое пропустила! Меня Онтари отпиздела, унижала на всю школу… Кларк стояла в течение пары минут, слушая весь рассказ, от перебивающих друг друга подруг и гнев в ней только разрастался, но становился холодным и устойчивым. Она покачала головой: - Я убью Онтари, - зло заявила она вслух. Октавия засмеялась, отмахиваясь от Кларк. Она совершенно не выглядела грустной. - Да нет, все в порядке. Лекса уже со всем разобралась, - восхищенно ответила Блейк. Кларк лишилась дара речи, второй раз за день раскрывая рот, как идиотка. В ее голове все встало на свои места. Лекса?***
Тьма разлилась по небу гладким пластом. Не было ни одной звезды. Все было спокойно и сонно, как за окном машины, так и внутри. Они ехали в мирной тишине, думая каждый о своем. Они никуда не торопились, Линкольн вел аккуратно и плавно. Лекса сидела на переднем пассажирском сидении своей машины, уткнувшись лбом в прохладное стекло и не отводила глаз от темных деревьев и домов. Она успела успокоиться после стычки с Онтари, это стоило ей десяти сигарет подряд. Когда она только пришла в туалет, то дрожала от злости, гнева и боли. Может, ей даже хотелось умереть. Но здравый смысл взял свое. К концу своих посиделок она была эмоционально чиста, как белый лист бумаги. Поэтому, даже встретившись с невыносимой Кларк, Лекса оставалась равнодушной. Люди такого типа, как Гриффин, вообще особо никогда не трогали ее за живое. Слабые, но надменные. Она поймала за окном биллборд, гласивший о нужде беречь свою семью. На душе стало тяжело. - Ты никогда не задумывалась, почему нам так комфортно друг с другом? - Нет, - соврала Лекса, не отлипая от стекла. - Потому что мы можем молчать сколько угодно, и это никого не напрягает, - они оба понимали, кого он имеет в виду. – Мы чувствуем настроение друг друга и понимаем, когда нужно говорить. - Тогда почему ты заговорил сейчас? Лекса понимала, что звучит резковато. Ей не хотелось обижать Линкольна, но внутри все стало таким холодным и черствым, что какой-то своей частью ей хотелось, чтобы он замолчал и оставил ее в покое. Мысль, которая ее мучила, была невыносима. - Потому что ты сомневаешься. Лекса вздохнула и закусила губу. Ну конечно, он все знает. Ее друзья не дураки. Они чувствуют абсолютно все, что ее гложет или знают то, что ей движет. Она вздохнула еще раз, поворачивая голову к нему и понимая, что это самый лучший момент, чтобы раскрыть все карты на стол и отвязаться от собственных кошмаров. - Я не хочу возвращаться домой, - кивнула она. – Я… боюсь. Она сделала паузу, стиснув зубы и злясь на саму себя за свой страх. Но была спокойна, потому что знала, что Линкольн все поймет и не осмеет. Она продолжала: - Боюсь прийти и увидеть это. Боюсь, что он тоже мертв. Среди них всех мне бы хотелось, чтобы именно отец был мертв, но… все вышло не так. Я ненавижу его, но он последний, кто у меня остался... Линкольн молчал и ждал, когда она продолжит. Его взгляд ничего не выражал, как обычно сосредоточен и спокоен. - Я не хочу приходить в этот дом, где мама и Костия… - она не могла этого произнести. Слез не было больше. Просто она не могла произнести. – Такое чувство, что в каждый раз это должна была быть я. Но Смерть не могла меня поймать, поэтому забирала каждого по одному… - Мы всегда будем рядом. - В том и дело, что вы можете стать следующими. Находясь рядом со мной вы подвергаете себя опасности. - Находясь не с тобой, мы подвергаем опасности тебя. Лекса вышла из себя: - Да лучше я, чем все вокруг! Нельзя так долго бегать! Я должна наконец встретиться лицом к лицу со своим страхом… Крик, переходящий в рык, под конец и вовсе стих и ослаб, характеризуя состояние самой Лексы. Она безвольно сползла с кресла и выглядела очень милой. Слабой и домашней. Линкольн очень ценил эти моменты, она показывала себя, ничего не боясь. Аня питала к этим моментам то же самое. Им двоим резко хотелось ее обнять, стиснуть, прикрыть собой и никому не отдавать лидера их дружбы, их семьи. Лекса была слишком сильной, а они позволяли ей отдыхать от этой мучившей ее силы. Линкольн спокойно кивнул, выказывая поддержку своим поведением: - Давай так. Сегодня ты остаешься у меня и мы что-нибудь посмотрим. А завтра… завтра ты вернешься домой. Лекса молча кивала. Сидела и кивала Линкольну, их плану, мыслям в своей голове. Внутри было что-то еще. Она сомневалась и была напряжена. - Ты… пойдешь завтра со мной? На этот раз Линкольн тепло улыбнулся и повернулся к ней. Его глаза сияли добротой, заботой и ответственностью. - Конечно, Хеда. При упоминании этого слова, Лекса тихонько прикрыла глаза. Теплота и боль пронзали ее сердце.