Темнота

      Хованский очнулся, тяжело дыша. Потряс головой так, будто у него дико болел затылок, и он пытается вытрясти эту боль. Похоже, в какой-то момент парень резко осознал, что сидит на стуле с мешком на голове, привязанный к спинке и ножкам прочной верёвкой, так как тело Хованского вдруг задёргалось, пытаясь освободиться. Юра что-то промычал сквозь мешок.       – Очнулся! – чьи-то руки резко сдёрнули ткань с его головы.       Хованский во все глаза уставился на Поперечного, что-то пытаясь сказать сквозь несколько слоёв скотча на губах.       – Как неожиданно, да? – Даня близко наклонился к лицу связанного парня. – Ну и кто теперь кого выебал? Сейчас все соберутся, и будет дисс на тебя, всем забытого никчемного алкаша! Тебе, наверное, интересно, кто все? Увидишь! И для тебя некоторые точно будут сюрпризом!       – Станут сюрпризом, – подал голос сидящий на диване Кузьма, не отрываясь от телефона.       Над диваном летал крылатый крокодил, которого у потолка удерживала лишь цепь с ошейником. В приоткрытое окно то и дело заглядывал грустный жираф.       Поперечный проследил за обалдевший взглядом Хованского и усмехнулся:       – Сюрпризы только начинаются.       В этот момент дверь в комнату распахнулась, и в помещение влетел Черников.       – Я сильно опоздал? – спросил Никита, оглядываясь и поправляя кепку. – А, не, не сильно. Этого вашего нет… Забыл, как его зовут. Ладно, забили. Продольный, ты текст написал?       – Я Поперечный! – практически взвизгнул Даня, стягивая с себя штаны и поворачиваясь к Черникову спиной. – Вот! Видишь! Это круче всего! Тебе и Кузьма, и Алишер подтвердят! Сам проверь!       Никита несколько секунд посмотрел на выставленную ему напоказ задницу, половинки которой разделялись не вдоль, как у большинства людей, а поперёк, а затем ответил:       – Я предпочитаю более традиционное строение, но теперь понял, что ты не Продольный, а Огуречный. Когда начинаем-то?       – Да сейчас Алишер прибежит, и начнём, – вздохнул Даня, натягивая штаны обратно и раздумывая, демонстрировать ли, что член у него не пупырчатый, а как раз нормальный, только маленький.       – Ладно, – Черников машинально пригладил Хованскому волосы, а затем сел рядом с Гридиным.       В этот момент в комнату вбежал запыхавшийся Моргенштерн:       – Привет ублюдки! Я нечаянно задержался, но зато смотрите, какое видео я на этого пухляша-короля петухов с левого канала выложил!       Алишер достал смартфон и протянул его Дане. Тот подождал, пока к нему подойдут остальные, и включил видео. На экране мелькали неудачные фотографии и стоп-кадры с Хованским, и всё это сопровождалось зловещим хихиканьем и словами: «Диагноз твой жизни: ты никому не нужен».       – Шикарно! – обрадовался Поперечный.       Никита, который Гридин, предпочёл промолчать, а Никита, который Черников, усмехнулся:       – Понятное дело, что это полная хуйня, об этом и говорить не стоит, но ты не боишься проблем с обвинениями в плагиате?       – Да на хуй этих стариков, их всё равно никто не вспомнит! Да и канал левый, если что. У меня таких ещё пять или шесть сотен, и подумают скорее из нас ублюдков только на Даню, он у нас любитель плагиата.       – Что это, блядь, за хуйня! – внезапно заорал отмочивший скотч слюной Хованский. – Развяжите меня немедленно! Вы ёбнулись все? Вы что не понимаете, что под статью пойдете?!       – Да ты успокойся, – погладил его по голове Черников, заново прилаживая скотч к губам Юры. – Сейчас будет дисс на тебя, затем всем нам будет весело. Даня тебя сплагиатил и на диссы отвечает с опозданием.       Хованский посмотрел на расширенные зрачки друга и в ужасе вздохнул.       – Проследите, чтобы он нам больше не мешал, а я переодеваться и за гитарами, – заявил тем временем Поперечный, выходя за дверь.       – Он так покраснел, что у меня аж встал, – подошёл к Черникову Моргенштерн.       – А я думал, что ты верен Дане, – отчего-то едко и желчно съязвил Кузьма.       – Верен-то верен, – тяжело вздохнул Алишер, – только я на Хованского пять с половиной лет дрочил. Это же тоже что-то значит.       – Иди к Дане, он тебе быстро поможет, – посоветовал Кузьма. – Тем более пять минут роли не играют, скорострел ты наш.       – Молчал бы уж, трехминутный дед! На хуй иди! – обиделся парень, нервно потирая три шестёрки над глазом.       – Что, резиновая кукла с лицом Ховы лучше живого Дани? – съязвил Черников.       – Не резиновая, а из медицинского силикона, – спокойно уточнил Моргенштерн. – Ощущается почти как настоящая кожа. А ещё у куклы даже волосы настоящие. Я лично у того, кто его стриг, выкупил.       – Всё равно резина – это резина, – Черников лишь усмехнулся. – Холодная и мёртвая.       – Не резина и не холодная, – улыбнулся Алишер. – Есть же специальные нагреватели. А ты раз завидуешь – завидуй молча. У тебя денег такую куклу заказать не хватит.       – Ты только с куклой и можешь, никому больше твой хуй не нужен, – Никита, который Черников, презрительно фыркнул. – Плохо стоит.       – Хорошо стоит! – возмутился Моргенштерн, похлопывая себя в области паха. – Садись, попробуй поскакать. Хочешь? А? Или, может, ты хочешь? – парень повернулся к стоящему не при делах Кузьме. – Хочешь?       – Иди к Дане, он любит на хуях скакать, – подтолкнул его к дверям Никита Гридин, но уйти Алишер никуда не успел, так как в комнату ворвался Поперечный, отчаянно ослепляя всех серебряными рубашкой и штанами.       Данила вручил гитары Никитам, а сам включил караоке и отдал второй микрофон Моргенштерну:       – Давайте начинать!       Никиты, сидя на диване, нестройно забренчали на гитарах смутно знакомую мелодию, а Даня и Алишер, немного путая слова и сбиваясь с ритма, старательно запели:

Спросите у любого на Ютубе, Кто задолбал буквально всех, Кто точно конская залупа, Кто делает полнейшую хуйню И все никак не может хайпануть [старый пидр], Hа это каждый ответит, каждый ответит: – Конечно, Хова, дебильный пидр [в очко его драл Даня, да], Hу кто его не знает? Yeh-Yeh! Конечно Хова – петушиная-пидрила всея Руси!

      – Это называется дисс? – не выдержал Черников, отбрасывая гитару. – Что за хрень ты написал?       – Это было лучшее, что могло бы быть! – возмутился Даня, со злости швырнув микрофон об пол, отчего тот разлетелся на кусочки. – А ты всё испортил! Не красть же мне снова!       – Да ничего я не испортил! Это вы тут, кажется, ебанулись! – заорал на него в ответ Никита, агрессивно потирая руки. – Давайте лучше займёмся тем, чем собирались.       – И правда! – поддержал его Алишер, доставая из-под дивана бейсбольную биту. – Давайте делом займёмся.       – Да как вы можете! Сердца у вас нет! – Поперечный обиженно расплакался, убегая прочь. Кузьма бросился за ним.       Черников и Моргенштерн немного помолчали. Никита как-то странно поглядывал на дубинку, на которой начали появляться небольшие зелёные листочки, а затем не выдержал и спросил:       – А тебе не кажется, что это уже слишком?       – Да нет. Как раз идеально впишется, тем более какие сочные кадры выйдут. А что ты ещё можешь предложить?       – Как раз ему по зубам годится! – заявил ввалившийся в обнимку с Кузьмой Поперечный, блестя расширенными зрачками.       – Вы ебланы? – удивлённо оглядел присутствующих Черников. – Вы чего задумали?       – Убить его, – непонимающе отозвался Алишер, поправив упавшие на лицо дреды. – Как и договаривались.       – Мы договаривались, что мы выебем его! – возмущённый Никита злобно посмотрел на Даню. – Этот Полудольный мне сказал, что раз Хован на него в диссе выёбывался, надо его реально отъебать, чтобы мало не показалось!       – Ты меня не так понял… – пробормотал Поперечный.       Черников молча подошёл к смотрящему на происходящее испуганными глазами Юре и начал распутывать верёвки.       – Ты чего творишь? – попытался мягко оттащить его Моргенштерн.       – Забираю его, не видишь что ли? – Никита сбросил с себя руки Алишера, продолжая возиться с верёвкой. – Не вам же оставлять. Я, блять, не хочу по статье пойти!       – Но ты не можешь! – затрясло Поперечного. – И вообще! Сдался тебе этот хряк! У тебя жена есть!       – Одно другому не мешает, – вздохнул Черников. – Не мог же я привести его к родакам и сказать: «Мам, пап, у меня нет девушки, так как я люблю вон то пьяное тело. Знакомьтесь, это Юрочка. Да, бабуль, правнуков ты не дождёшься»! Только лучше бы сказал…       – Но и полиция ничего не докажет, труп мы в серной кислоте растворим, я тазики даже купил, останется только на части порубить, – Поперечный завизжал, как девочка, которую насилует маньяк.       Наконец один из узлов поддался пальцам Никиты, и парень поспешил освободить руки Хованского, на запястьях которого вовсю алели следы от верёвки. Внезапно раздался звук удара, и Черников свалился на пол. Кепка отлетела в сторону. На секунду все замерли, уставившись на держащего зазеленевшую биту Кузьму, а затем в одну и ту же секунду взвывший даже через скотч Юра попытался вскочить и сбросить верёвки и упал вместе со стулом прямо на тело друга, скорее всего сломав тому пару ребер, а Гридин несколько раз ударил по лысой голове потерявшего сознание парня, рассекая кожу и раскалывая кость с мерзким хрустом, да так, что вмятины даже на бите остались. Кровь начала заполнять пространство под телом.       – Но зачем Никиту-то было… – попятился побледневший Алишер, только сейчас осознавший реальность того, что они замышляли, ранее воспринимавший всё как шутку. Его пальцы вдруг разжались и выпустили биту. – Я думал, мы на камеру поизображаем, что мы его бьем, максимум сломаем пару рёбер, и всё. Может, выебем все вместе. А не это всё. Я не хочу за тяжкое сесть, вы тут ёбнулись!       – Да достал этот хрен лысый, – улыбнулся Кузьма, привычная улыбка которого вдруг стала восприниматься как ужасающая, а черты лица исказились. Он опустил к полу свою импровизированное оружие и посмотрел на лежащий на полу свежий труп.       – Да и хрен с ним! – растянул почти белые губы Даня. – Всё равно он меня не хотел. Давайте делом займёмся, а то наша деточка куда-то поползла.       Поперечный несколько раз пнул пытающегося освободиться Хованского по пояснице, стараясь попасть по почкам.       – Далеко собрался? – довольный Кузьма наклонился к лицу Юры. – Не так быстро.       – Алишер, бери свою биту! – вдруг оглянулся на стоящего соляным столбом парня Даня. – Ты же тоже этого хотел.       Моргенштерн наклонился, и вдруг его лицо скривилось. Парень упал на колени, содрогаясь от спазмов в желудке, и его вырвало на пол. Опираясь на дрожащие руки, Алишер выплёвывал полупереваренную пищу. Затем он обессилено сел, вытер тыльной стороной ладони губы и огляделся. Его дреды пропали, а короткие волосы окрасились в огненный цвет. Моргенштерн решительно взял биту и встал на ноги. Он тяжело вздохнул и рванул к двери, а когда Поперечный попытался его остановить, по касательной ударил Даню по плечу и выбежал прочь.       – Трус, – с насмешкой выплюнул Кузьма.       – Ублюдок ссаный, – прошипел Поперечный, потирая ушибленное место.       Никита Гридин даже не взглянул на Даню, зато воинственно посмотрел на лежащего у его ног Хованского и принялся с силой охаживать того бейсбольной битой. Кости хрустели под особо сильными повторяющимися ударами, Юра старался сжиматься и уворачиваться, но только больше запутывался в стуле и верёвках, все сильнее ощущая невыносимую боль. От ударов открылось внутреннее кровотечение. В какой-то момент скотч соскользнул с его окровавленных губ, и комнату пронзили дикие крики, которые, казалось, не может издать человеческое горло. Крики перебивались захлебывающимся в крови кашлем. Даня не растерялся и включил музыку погромче, чтобы никто не услышал воплей окровавленной тушки на полу. Под мощные биты Кузьма стал бить сильнее и активнее, и в какой-то момент тело Юры последний раз дёрнулось и затихло, но Гридин этого как будто не заметил, продолжая опускать биту на неподвижную плоть, дробя всё, что только можно, и превращая тело в мешок с кусками косточек и внутренних органов, смешанных друг с другом. В местах, где кости прорвали плоть кожаного мешка и торчали в стороны, ещё вытекала не успевшая свернуться кровь. Впрочем, поглощённый спасительной тьмой Хованский уже не видел, что сделали с его телом.