Никто не проронил ни слова, наблюдая за тем, как педантичные арахны разыскивают среди погибших тела знакомых и аккуратно переносят их поближе к друзьям. Как ни странно, меньше всего досталось басту. Кошак, покрытый плохо затянувшимися ранами, тяжело дышал, единственный из всех находясь в сознании, хотя и не в состоянии даже шевелиться от боли и усталости. Лишь только когда на мостовую рядом с ним опустили хрупкое и почти невесомое тело до неузнаваемости обугленной девочки, он тихо взвыл и всё же нашел в себе силы подползти к ней и уткнуться мордой в неподвижное плечо. Он с первого взгляда понял то, о чём остальные только начали догадываться. Его сводная сестра больше никогда не откроет глаза. С ифритами, яростными огненными джиннами, избравшими войну своей стихией, такое происходило нечасто, но всё же об этом явлении слышало большинство южан. Увлекаясь битвой, они легко могли сжечь сами себя, приложив слишком много сил и выпустив собственное пламя из-под контроля. Именно эту вспышку, на мгновение мелькнувшую среди сражающихся, и заметил Алек, только сейчас начиная понимать, что она означала. Но, как оказалось, с северянами дела обстояли намного хуже.
Ингольфу, который был куда крупнее Фарида, досталось намного сильнее. На чёрной шкуре практически не было не залитого кровью места, а местами в жутких рваных ранах виднелись розоватые кости. Когда их всё-таки повалили, он до последнего пытался защитить боевую подругу, закрывая от наносимых ударов собственным телом и стараясь спасти любой ценой. Вот только противников было слишком много. Лицо погибшей валькирии было, как ни странно, совершенно умиротворенным. Она словно заснула и в любой момент могла открыть свои стального цвета глаза и вновь одарить друзей привычной тёплой улыбкой всеобщей матери. Но насквозь пробитая пилумом грудная клетка прекрасно давала понять, что этого уже никогда не случится. Она погибла, как и хотела, в бою, до последнего вздоха сжимая в руке копьё и не собираясь сдаваться. Грозное оружие арахны тоже принесли, почтительно положив рядом с павшей воительницей и склонив головы. Даже при всей их безэмоциональности они невольно испытывали глубочайшее уважение к своим бывшим противникам, в глубине души восхищаясь их отвагой и боевыми навыками. Считая себя едва ли не сильнейшими бойцами, бывшие обитатели архивов были немало удивлены тому, как эти совершенно непохожие друг на друга существа отчаянно сражались, невзирая на колоссальную разницу в количестве, и при этом победили.
Алек, оглядывающий тела друзей и знакомых, побледнел ещё сильнее, торопливо моргая и благодаря всех богов, что его брат сейчас без сознания. Он ещё мог с трудом сдерживать рвущиеся наружу слёзы, но если бы это увидел Ален, то точно не удержался бы от бурного проявления эмоций. Но нельзя. Не здесь, не сейчас. Надо поскорее покинуть эту проклятую площадь и уже потом, оставшись наедине с друзьями и близкими, можно будет дать волю чувствам. Его попытки сохранять непроницаемое лицо были прерваны тихим всхлипом откуда-то сбоку.
— Что случилось? — мёртвым голосом поинтересовался Натсуме, по цвету сейчас мало чем отличаясь от дракончика. Он не так хорошо знал остальных, но молчаливая малышка и рассудительная Рангрид всегда ему импонировали.
— Н-натсуме, — Наги весь дрожал, обхватив руками за плечи неподвижную Хлою и, в отличие от дракончика, совершенно не задумываясь о слабости и взглядах со стороны, глотал текущие по щекам слёзы. — О-она не приходит в себя… И не регенерирует… Я не знаю, что делать…
— Дышит? — коротко уточнил русал, рассеянно оглядывая собственную девушку. Их осталось совсем немного, тех, кто еще был жив и в сознании, а уж из тех, кто мог хоть немного принимать решения, и вовсе он один. Судя по пустому взгляду Алека, тот сейчас находится в полнейшем ступоре и едва сдерживается, чтобы не разреветься.
— Д-да… — невидимка, удостоверившийся в этом факте, активно закивал, с надеждой смотря на одноклассника, но тот лишь устало прикрыл глаза.
— В данный момент это главное, — тихо ответил он, тяжело поднимаясь и подхватывая на руки Кэй. — Сейчас доберёмся до поместья Вайши, а там найдём способ побыстрее добраться до леди Динитры. Чувствую, половине из нас никто кроме неё помочь не сможет.
Ощущение победы, и так слишком призрачное и малоощутимое, исчезло без следа, сменяясь безысходной тоской и раздирающей грудь скорбью. Им всем было больно, причем, возможно, тем, кто оставался в сознании, было даже больнее. Путь до особняка Натсуме почти не помнил, будучи погруженным в свои мысли, не замечая ничего вокруг. Он невольно вспоминал тот день, когда в их класс впервые шагнули две совершенно разные девчонки, думая о том, что тогда никто ещё не подозревал, чем всё закончится. Хотя… ещё ничего не закончилось. Раненые и павшие друзья, перемены, которые они вызвали в мире — со всем этим ещё только предстояло разбираться, а у них уже попросту нет на это сил. Последние месяцы для них слились в непрекращающуюся гонку на опережение, и они её вроде как даже выиграли, вот только при этом заплатив непомерно высокую цену.
Малес, и так чувствующий себя не особо хорошо, выйдя их встречать и увидев потерянные лица, сначала даже не понял, что произошло. Только обменявшись с братом парой слов, коротко описывающих случившееся, он внезапно тихо сполз по стеночке, смотря перед собой остекленевшим взглядом. Да, он понимал, что жертвы неизбежны, но, как оказалось, был совершенно не готов взглянуть в лицо неприглядной реальности. И лишь увидев тела погибших и изувеченных товарищей, осознал, что всё это только его вина. Несмотря на то, что никто, кроме него, так не думал. Они ведь сами согласились и пошли за ним, а последнее время и вовсе принимали решения самостоятельно, но всё же… старшего тройняшку это ничуть не утешало.
Возможно, если бы не хозяйка дома, то ребята и вовсе бы расклеились, совершенно не понимая, что дальше делать. Но проницательная банши, в рекордные сроки мобилизовав всех слуг, буквально спасла ситуацию, всего за каких-то полчаса переделав половину комнат в импровизированные лазареты и даже ухитрившись вызвать пару лекарей из поселения неподалёку. С учётом того, что большая часть врачей сейчас стекалась в столицу, подчиняясь гонцам внутренней безопасности, это была невероятная удача.
Увы, радоваться оказалось рано. Если раны пострадавших метаморфов ещё можно было зашить и подлатать, обрабатывая ускоряющими регенерацию мазями, то что делать с бессознательными вампиршей и зомби, никто понятия не имел. О призыве прародителей и возможных последствиях этого действа врачи ничего не знали, виновато разводя руками и сочувственно поглядывая на бледного как мел русала. С Хлоей же всё оказалось ещё запутанней. С виду девушка была практически здорова, не считая нескольких ссадин, но при этом отчего-то не собиралась приходить в себя. Запинающийся Наги как мог пересказал произошедшее, надеясь, что хоть это поможет лекарям дать хоть какой-то совет, но и это не сработало. Единственная их теория после услышанного заключалась в том, что столь мощный удар, скорее всего, нанёс сильные внутренние повреждения, которые феноменально исцеляющийся организм сразу же принялся излечивать. А вот на последствия того, что она потом ещё и влетела в стену, сил уже не хватило. Так что остаётся только ждать, пока тело само не восстановит пострадавший от сотрясения мозг и переломанный в двух местах позвоночник.
Всем вместе им удалось собраться лишь вечером следующего дня, когда больше оттягивать с погребением павших воительниц больше было нельзя. Вайши и тут не осталась в стороне, отдав распоряжение возвести на опушке неподалёку пару погребальных костров. Валькирию было решено похоронить по её родовым обычаям, а вместе с ней и удостоить этой чести храбрую Ири. Баст, уже пришедший в себя и наконец сумевший сменить форму, выглядел жалко и очень несчастно. Карие глаза с непередаваемой болью взирали на разгорающееся пламя, охватившее тело его сводной сестры и провожающее её душу в последний путь. Он почти до утра просидел у её ложа, изучая пустым взглядом тлеющие угольки, а затем и просто оставшийся пепел. Фарид понятия не имел, как теперь смотреть в глаза отчиму, который, конечно же, ничего ему не скажет, но, скорее всего, до конца жизни будет винить в том, что он не смог уберечь его малышку. И думать об этом было невероятно больно.
Натсуме с Наги, принявшие решение всё-таки отдать дань уважения павшим подругам, присутствовали лишь при моменте, когда потрескивающие факелы коснулись промасленных брёвен, а затем тихонько покинули опушку. Смотреть на северян им было неловко и даже немного страшно. Лица тройняшек превратились в восковые маски, одинаково заплаканные и наполненные таким отчаянием, что оно было почти физически ощутимо. Хромающий Ингольф, перебинтованный с ног до головы и в бою лишившийся глаза, очнулся лишь ближе к обеду, но, несмотря на все просьбы знакомых, наотрез отказался оставаться в постели, тоже желая попрощаться. Шумный громила за тот вечер не произнёс ни слова, лишь сурово хмуря брови и выглядя необычно поникшим. Новость о смерти Ран буквально уничтожила его, и даже тройняшки не могли этого исправить. Слишком сильной оказалась эта потеря для того, кто знал валькирию с малых лет.
Спустя ещё пару дней, когда большая часть выживших уже была способна самостоятельно передвигаться, победители устроили небольшой совет, пытаясь придумать, как можно быстро и максимально осторожно вернуться на соседний континент и добраться до мудрой дриады. Увы, вариант с василисками отпадал для большинства из них, ибо сил долго удержаться на них в воздухе хватило бы лишь у двоих из компании. А время поджимало. Малес с каждым днём угасал, Кэй и Хлоя так и не очнулись, и со всем этим надо было что-то делать.
Как ни странно, помощь явилась откуда не ждали. Усталые участники дискуссии, тихо переругиваясь, как раз заходили на третий круг обсуждений, так и не придя к определенному решению, когда дворецкий банши, внезапно возникший в дверях, сообщил, что некто из столицы желает видеть Натсуме и, возможно, тройняшек. Даже обрадовавшись неожиданной передышке, Малес на правах старшего попросил пригласить гостя к ним и слегка удивился, увидев на пороге немолодого кицунэ. Отец Тацу, с момента гибели главы разведки и её заместителя временно занявший руководящий пост, выглядел осунувшимся и жутко уставшим. Наспех собранные и объединенные силы всех служб уже который день трудились в поте лица, пытаясь навести порядок в руинах, оставшихся от столицы, разгрести завалы и оказать медицинскую помощь пострадавшим. Жители и стражи города, впервые за много тысячелетий оставшиеся без единого правящего органа, понятия не имели, что делать, слишком привыкнув подчиняться указам свыше. Но хуже всего было то, что информация об исчезновении Приказов расползалась, как чума, и не все планировали воспользоваться полученной свободой разумно. Никто даже не подозревал, какую роль играла эта чёткая иерархическая система в жизни представителей всех рас, и сейчас, когда она на глазах рушилась, немало было тех, кто, позабыв о страхе, отнюдь не собирался больше никому подчиняться. В Элтерно воцарилась анархия, и, хоть массовых беспорядков пока удавалось избегать, бороться с локальными стычками и мародерами с каждым днём становилось всё сложнее. В спешке собранный новый парламент, состоящий из тройки выживших русалок, ранее находившихся в низших должностях, да пары самых влиятельных вампиров, фактически ничего не решал. Народ был испуган, растерян и озлоблен, совершенно не собираясь больше мириться с таким составом правления. Масла в огонь подлила ещё и Вайши, не сразу сообразив, что натворила, и впоследствии сильно об этом пожалев. Откровения в прессе, ныне бесплатно раздаваемой горожанам и повествующей изрядно приукрашенную, но всё-таки правду, всколыхнули общественность лишь сильнее, заметно усугубив ситуацию. Народ, начитавшийся приложенных доказательств, а также трагических историй всех участников восстания, заметно взволновался, заподозрив, что русалки по-тихому прикопали великих героев и намерены вернуть потерянную власть. Вампирам, много веков поддерживающим павшее правительство, приходилось ничуть не лучше, и доверия они также не вызывали. Назревала гражданская война.
Кицунэ, наблюдая за всё более ухудшающейся ситуацией, опосредованно знакомый с дракончиками, понял, что дальше так продолжаться не может, и, посоветовавшись с арахнами и коллегами, принял верное решение. Единственным способом удержать плотину с трудом сдерживаемого общественного гнева было признано принятие хоть кого-то из победителей в парламент. Кого-нибудь, лучше всего дракончика или русала, ведь, послушав, о чём болтают в народе, он понял, что именно им досталась большая часть одобрения и восхищенных шепотков. Их любят и им верят. Никто не знал, как пронырливая банши чуть ли не покадрово задокументировала происходящее в хранилище — то ли Наги разболтал, то ли убедила кого-нибудь из арахнов рассказать, но в данный момент именно Натсуме считался главным героем, обезглавившим лидера террористов и уничтожившим легендарный артефакт. Несчастный русал даже понятия не имел о свалившейся популярности, поэтому, когда разведчик закончил краткое изложение дел и свою просьбу, слегка растерялся, с ужасом понимая, во что его пытаются втянуть.
— Вы там совсем с ума посходили? — наконец подобрав слова, выдохнул он под не менее озадаченными взглядами друзей. — Я в жизни не хотел иметь ничего общего с политикой и ввязался во всё это только из-за Кэй. Да и, тем более, как вы вообще себе это представляете? Я русал, да ещё и совершенно не разбирающийся в законах и прочем. Можно сказать, дважды государственный преступник и беглец. По-хорошему, вы должны меня в тюрьму посадить, а не предлагать возглавить парламент.
— Нам и самим не особо нравится эта идея, но других, к сожалению, нет, — тяжело вздохнул отец Тацу, хмуря рыжие брови. — Кстати, все дела заключенных будут пересмотрены, а запертые мальчики в ближайшее время освободятся из-под надзора, как только мы наладим дела в столице. Сейчас же ты, как ни прискорбно признавать, герой и всеобщий любимчик, считающийся жертвой русалочьего режима. К тебе народ прислушается. А насчёт того, что ты ничего не знаешь… Это временно, пока ситуация не изменится. Плюс тебе всё подскажут и помогут. Нам нужна твоя помощь скорее как символа, рупора для донесения информации. Хотя, конечно же, твое мнение обязательно будет учитываться при принятии решений. Пойми, сейчас все сомневаются в принимаемых законах, которые переписываются каждый день, и отдающихся приказах. Но если с нами будешь ты, которому верят, то всё станет намного проще.
— А что насчёт того, что я попросту не хочу всем этим заниматься? Не собираюсь становиться куклой на вашем шатком троне? — мрачно уточнил парень, недовольно поджимая губы. — Нет, извините, но я пас. Сейчас мне куда важнее спасти Кэй и убедиться, что с ней всё в порядке. А ваши политические интриги мне вообще до зелёной звезды.
— А если в обмен на это мы предоставим транспорт, с помощью которого вы сможете за трое суток добраться до Просторов, а следовательно, повысить шансы на спасение раненых? — вкрадчиво предложил хитрый лис, чьё чуткое ухо еще из коридора услышало бурное обсуждение и стоящую перед ребятами проблему. — В таком случае ты согласишься задержаться здесь на полгода-год и помочь восстановить порядок?
Предложение оказалось более чем заманчивым. Русал стиснул зубы, пытаясь принять непростое решение и взвешивая все за и против. Ему до смерти не хотелось участвовать в этом безобразии, но возможность помочь Кэй и её друзьям поскорее вылечиться была слишком пленительной. Заметив тень сомнения на его лице, Алек внезапно тихо произнёс:
— Натсуме, пожалуйста… Ты же сам сказал, что нам нужен какой-то срочный выход.
Так вот он, тебе достаточно только согласиться. Обещаю, мы присмотрим за Кэй, она же наша подруга.
— А почему бы тогда тебе не остаться вместо меня? — огрызнулся Натсуме, с вызовом смотря на умоляющую мордашку дракончика. — Ладно, Малес точно не сможет, но вы-то очень даже в состоянии.
— Ален нет, — тройняшка качнул головой, мельком взглянув на молчаливого брата, со дня похорон так и не проронившего ни слова. Иногда он словно приходил в себя, вставляя невпопад пару слов, и тут же снова умолкал, впадая в прострацию. Ментальный удар прародителя оказался довольно ощутимым, едва не поджарив несчастному дракончику мозги, так что ему определенно требовалось еще долгое время для реабилитации. — Сам же видишь, он до сих пор немного не в себе. А я… я не обладаю твоей харизмой, самообладанием и умением находить золотую середину. Знаю, ты меня ещё с первой встречи недолюбливаешь, но сейчас если останусь я, то могу наворотить еще больших дел и только усугубить ситуацию.
— Я подумаю, — неохотно ответил русал, прекрасно понимая, что Алек совершенно прав. Конечно, с харизмой и прочими его достоинствами дракончик перегнул, но, прекрасно понимая, что, оставшись в одиночестве, этот практически последний представитель своего вида и правда может поехать крышей и натворить делов, Натсуме всё же с ним согласился. Хотя и взваливать на себя такую ношу, ещё и оставшись без Кэй, ему совершенно не хотелось.
Вытребовав себе на раздумья полчаса и за отведенное время так и не придумав никаких альтернативных вариантов, кандидат в правление мысленно обматерил всех, из-за кого, по его мнению, ему теперь придётся изображать клоуна, и всё-таки дал своё согласие. Все облегчённо вздохнули, втайне радуясь, что решение их проблемы наконец-то найдено.
Уже спустя несколько часов они все стояли на причале, наблюдая за последними приготовлениями к отплытию. Прощание вышло скомканным и совершенно невесёлым. И русал в который раз поймал себя на мысли о том, как же его всё это достало. Он устал, бесконечно устал от того, что никто из них в очередной раз понятия не имеет, что их ждёт. Было даже непонятно, что будет с Малесом, чьё полуобморочное тело уже занесли в каюту и уложили на одну из кроватей, специально подготовленных для больных. Упрямый дракончик истратил большую часть оставшейся у него магии на помощь пострадавшему брату, и теперь никто не знал, доживёт ли он до конца этого пути.
Только когда корабль исчез за горизонтом, превратившись в невидимую точку, Натсуме в последний раз окинул взглядом море и направился обратно в город. Приставленное к нему сопровождение, состоящее из неулыбчивых арахнов, молча проследовало за ним. Начинались унылые будни.
***
Спустя три месяца.
Русал тоскливо взирал на очередной подсунутый ему на подпись документ, уже совершенно отчаявшись понять заковыристый канцелярский язык. Прошло достаточное количество времени, чтобы он начал хотя бы примерно понимать принимаемые законы, но до сих пор ни малейшей приязни к бумажной волоките не испытывал. Нового главу парламента, обожающего ни во что не вмешиваться, одолевало безграничное отвращение ко всему, что его окружало, и он с ужасом понимал, что так ему предстоит провести ещё не один месяц. Отец Тацу не ошибся, предложив ему это место и тем самым ухитрившись восстановить шаткий мир в разгорающейся недовольством столице. Первые две недели было совсем туго, ведь несчастному герою пришлось раз в пару дней толкать хорошо поставленные речи и попутно разгребать кипу документов. Впрочем, когда основная часть волнений слегка поутихла, объявилась новая напасть. В некогда признанный всеми народами центр мира принялись стекаться дипломаты, жаждущие обсудить обновлённый статус своих стран и в ультимативной форме объявляющие о независимости государств. Как оказалось, это было еще полбеды, потому как после переживания нелёгких переговоров, проводившихся в присутствии всех членов правительства, настал черед подписания торговых договоров, обозначения границ и прочей политической чепухи, от которой не разбирающемуся в вопросе русалу хотелось с воплями выброситься в окно, и даже присутствие знакомых лиц в виде бывшей одноклассницы и её несравненного наставника не спасало ситуацию.
Единственным лучиком света в этой непроглядной мгле были вестники Алека, не поленившегося ежедневно написывать отчёты о состоянии всех покинувших этот континент друзей. Впрочем, новости были не особо утешительные. Малес, две недели провалявшийся в коме и прошедший дриадский обряд очищения, всё-таки очнулся, довольно быстро идя на поправку и восстанавливая силы. Фарид, отдохнувший и полностью уже здоровый, прихватив Аллиру, покинул лес, кое-как попрощавшись с ребятами с помощью жестов и напоследок от души пожелав больше никогда не видеть их хари. Он всё ещё винил себя и всех окружающих в смерти сестры и очень надеялся поскорее обо всём забыть, благо присутствие зеленоглазой дриады очень ему в этом помогало. Леди Динитра, конечно, была не в восторге от этого, но и препятствовать влюблённым не стала, лишь поворчав, что с появлением неких негодников у неё скоро в клинике некому будет работать. Об Ингольфе дракончик почему-то старался не писать, сразу переходя на короткие отрывистые предложения и явно опасаясь проявить лишние эмоции и сорваться на нецензурную брань. Фенрир тяжело переживал потерю подруги и лишь недавно начал приходить в себя, до этого момента большую часть времени проводя на озере неподалёку. Какими методами бесстыжие водянички пытались отвлечь здоровяка от тяжелых дум, Алек не писал, но, судя по всему, совершенно эти методы не одобрял, очевидно, попросту ревнуя. На этом хорошие новости заканчивались и начинались относительно плохие.
Сознание Алена до сих пор оставалось в подвешенном состоянии, хотя большую часть времени он уже был вполне способен внятно отвечать и даже иногда вроде соображал, что говорил. Пожилая дриада, как всегда, отказалась давать гарантии и сроки, но честно призналась, что прогнозы весьма оптимистичные. Быть может, через полгода-год ей и удастся окончательно вылечить чуть не спёкшиеся мозги отважного менталиста. До памятного сражения в хранилище Натсуме не особо хорошо относился к Хлое, долгое время видя в ней всё ту же бестолковую дурочку. Однако её бесстрашный поступок и внезапно возникшее между ними взаимопонимание довольно сильно изменили его отношение. Именно поэтому читать о её состоянии ему оказалось неожиданно тяжело. Зомби всё-таки пришла в себя, стараниями целителей довольно быстро вернув сознание, но вот встать, увы, не смогла. За время, что им потребовалось на дорогу, её переломанный позвоночник сросся, но совершенно не так, как требовалось, и если кости ещё можно было пересобрать заново, то вот восстановить порванные нервные окончания оказалось уже невозможно. Тем не менее, даже оставшись парализованной ниже пояса, она ничуть не унывала, стараясь поддерживать остальных, и лишь преданный невидимка знал, как горько она плакала, когда поняла, что больше никогда не сможет ходить.
С вампиршей же всё оказалось и того хуже. Она так и не вернула себе прежнего вида и до сих пор так и не пришла в себя. Ален, зацепившийся за сознание прародителя лишь краешком мыслей, даже высказал было предположение, что она и вовсе никогда не очнется, ведь от подобного соседства мозги девушки, вполне вероятно, могли расползтись в кашу, но, напоровшись на уничтожающий взгляд голубых глаз, моментально заткнулся и о подобных возможностях больше не заикался. Рэй, узнавший о произошедшем самым последним, рвал и метал, но поделать ничего не мог, кроме как прописаться у постели сестры вместе с Шибой. Оборотень совершенно не желал оставлять озлобленного на весь мир вампира одного, понятия не имея, что стукнет в голову убитому горем братцу, пострадавшему после очередной потери.
Натсуме прикрыл глаза и, отчаявшись постигнуть смысл изучаемого документа, тяжело вздохнул. В голову лезли всякие глупости, отвлекая от работы и мешая сосредоточиться. Стрелка часов едва перевалила за полдень, а это означало, что еще примерно шесть часов он не увидит кривоватого почерка дракончика и не узнает, как у неё дела. Разлука с Кэй стала для него самым тяжким испытанием, по сравнению с которым творящийся вокруг аврал казался незначительной мелочью. А самым ужасным было то, что они так и не успели помириться. И этот факт лежал на сердце русала тяжелым грузом.
Внезапно от окна раздался едва слышимый звон, и парень моментально встрепенулся, с удивлением уставившись на небольшой листок пергамента, упавший перед ним на стол. Драконий вестник в такое время? Но почему… Одёрнув себя, не желая строить догадки, Натсуме дрогнувшей рукой поднял листок, на котором большими буквами была написана всего лишь одна фраза:
«Она очнулась!»
