***
Женщина заходит в трактир так медленно, как только может, оттягивая момент. Удивительно, что здесь практически ничего не изменилось. Те же столы, стулья, люстра, такая же милая официантка и недовольный хозяин трактира Роберт за барной стойкой. Гермиона ухмыляется самой себе. В прошлый раз ее пугали пьяные компании, даже Драко тогда заметил, как она смутилась. Сейчас же это меньшее, что её беспокоит, она готова разнести это здание со всеми людьми внутри к Мерлиновой бабушке одним взмахом палочки, если вдруг что случится. Ей все равно. — Добрый вечер, — сухо произносит она. Роберт отрывается от бокалов, переводит взгляд на гостью и, завидев палочку в кармане мантии, выпрямляется. На лице женщины нет ни капли дружелюбия. — Чем могу вам помочь? — прочищая горло, произносит хозяин трактира. — Меня зовут мисс Грейнджер, и меня должны здесь ждать. Секундная пауза, в которую Роберт пытается вспомнить. — О, конечно-конечно, пойдёмте, я вас провожу. Он семенит по лестнице на второй этаж и сворачивает к комнате, которую занимали Драко и Гермиона на своём первом задании. — Вот, пожалуйста, вам сюда. — Благодарю, — она зачем-то кладёт в его потную пухлую ладонь пару монет. И решает, что, уходя, оставит больше. — Вы можете идти, Роберт, я дальше сама. — Я, кажется, не представлялся… — А я, кажется, здесь не в первый раз. Идите, Роберт, правда. Идите. Он исчезает за поворотом к лестнице и оглядывается, поворачиваясь. А потом Гермиона слышит, как скрипят ступени под его ногами и выдыхает. Тонкие пальцы касаются холодного железа дверной ручки. Четыре года прошло с его свадьбы, а она до сих пор не может объяснить себе, почему внутри все сжимается. — Привет! — Драко сам открывает дверь ей навстречу, сложно было не услышать шаги трактирщика и его бас под дверью. На мужчине махровый белый халат. Его волосы мокрые и взлохмаченные. — Прости, я ждал тебя намного позже, хотел принять душ с дороги. Я сюда сразу из порта примчался, — он ловит ее взгляд. — У тебя все хорошо? Гермиона хотела выпустить зелёный луч сразу от двери, чтобы не дать себе возможности подумать. Но палочка остаётся предательски лежать в кармане. Она опускает взгляд в пол, что-то внутри мешает сделать свою работу. — Ты пришла не потому, что соскучилась и все вспомнила, — заключает Драко. — Проходи, нечего в дверях стоять. Она покорно заходит во внутрь, закусывает нижнюю губу, все ещё не в силах оторвать взгляд от пола. — С чего бы я должна была соскучиться, четыре года ни разу нормально не пообщались, — бросает она безэмоционально. — За это время кого угодно можно забыть, какими бы не были сильными чувства, — она сцепляет пальцы рук и радуется, что он стоит за ее спиной, ей даже не нужно стараться не отводить взгляд. Просто говорить так, чтобы голос не дрожал. — Он знает, где ты? — тихо спрашивает Драко. Ему хочется, чтобы она сказала, что пришла сама, хочется услышать, что она помнит чуть больше, чем говорит. — Знает, — холодок пробегает по спине мужчины от ее ответа. Больше слов не нужно. Добровольно отпустить ее к нему на ночь глядя министр мог только в одном случае. — Я ждал этого момента, — Драко садится на кровать. — Что на кону? Родители? Или он просто приказал, а ты согласилась? — его голос звучит ровно. Смиренно. — Или ты умираешь, или тебя пытают на глазах Астории неопределенное количество времени, — Гермиона решается посмотреть на его лицо. И замирает, не находя на нем страха. — А ещё Тёмному Лорду важно, чтобы ты знал, что это его приказ. — Интересно, — выдыхает Драко. — Значит времени у меня совсем немного. Присядешь рядом? — он словно шёл к этому моменту с самого начала. — Пять лет назад, когда мы первый раз проснулись вместе, я подумал, сколько мужчин, называвших тебя Миа, умерли? И думал, смогу ли я стать особенным… — Замолчи! Замолчи! Замолчи! — срывается Гермиона. Ей хочется разреветься. Но внутри по прежнему нет эмоций. Она знает, что должна плакать. Но сил для этого нет. Будто душа её высохла. — Я не понимаю, почему мне так больно, не понимаю, почему не могу абстрагироваться и просто убить. Четыре года тишины не помогли мне стать равнодушной. Все стало только хуже! Ты особенный, доволен?! — Хочешь помогу разобраться почему так? — тихо спрашивает мужчина. И она молчит в ответ. Он роется в сумке выуживая флаконы с воспоминаниями. — Я одолжил у Роберта омут памяти. Запасливый, гад, оказался! Я и подумать не мог, что у него такой клад спрятан в подвале, — поясняет Драко. — В один момент я отчетливо понял, что каждая наша встреча может стать последней. Ты не могла контролировать подсознание, я знал, что однажды оно вырвется наружу и министр не простит, но я хочу, чтобы ты помнила нас. И когда ты написала сегодня письмо… Я почему-то был уверен, что омут пригодится. — Помнила нас? — испугано спрашивает Гермиона. Всю ее силу словно ветром сдувает. — Я не уверена, что хочу вспоминать, чтобы там ни было, — она морщит нос, словно ей противно. Но глаза выдают, что женщина просто испугалась. — Потом я помогу тебе меня убить, — улыбается Драко, подводя итог. И голосом показывает, что спорить бесполезно. Он спокойно поднимается со своего места, выливает в омут воспоминания одно за одним и жестом предлагает Грейнджер подойти. — Есть ещё одно, — начинает Драко, пока Гермиона приближается к омуту. — Вот, я хочу, чтобы ты посмотрела его после моей смерти. Это эгоистично с моей стороны, но я считаю, что так будет правильно. Это моё самое интересное открытие. Оказывается, что и память портретов можно увидеть через омут, если очень захочется. Грейнджер прячет протянутый ей флакон в карман, решает ничего не спрашивать, чтобы не сделать еще хуже, и ныряет в омут. И смотрит одну за одной их встречи, вспоминая. А потом резко выпрямляется и жадно впивается взглядом в Драко. И чувствует, что ее глаза становятся мокрыми. Он делает шаг ей навстречу, накрывая губы своими, и целует ее так, словно это может спасти его, спасти их. — Последний раз, можно? — он отрывается на секунду, делая глубокий вдох, и, не встречая от Гермионы сопротивления, подталкивает ее к кровати. Они вместе падают на мягкий матрас, и Драко быстро оказывается сверху. — Обещай не стирать память, обещай справиться, — шепчет он ей в губы, руками лаская тело, вжимаясь пахом чуть ниже ее живота. А потом словно происходит щелчок. И он буквально сдирает одежду с Гермионы, скидывая ее с кровати на пол. И двое бывших любовников превращаются в единый организм, впиваются пальцами в кожу друг друга, покрывают ее поцелуями. Комната наполняется стонами. Они учащенно дышат. Драко боится выпустить Грейнджер хоть на секунду из своих объятий. И она прижимается к нему, понимая, что больше никогда этого не сделает. Она не уверена, что в ее голове существует разница между ним и Томом, она не уверена, что отдает себе отчет в том, что любит двух мужчин одновременно, что она действительно может с этим справиться. Но точно понимает, что здесь и сейчас, она сходит с ума. Что здесь и сейчас она настоящая, и он рядом, готов поймать и поддержать ее в сумасшествии. Что она забывает обо всем что было до, и ей неважно что будет после. Драко или Том? Не имеет значения, ее сознание уже давно поставило равно между этими мужчинами. Потому что где-то внутри нее живут две женщины, страстно любящие двух разных мужчин. И она не может ответить, когда это началось. Драко кажется, что ее тело под его пальцами становится похожим на кипящую лаву. Что она горит под его пальцами. Он чувствует, что с каждой секундой взгляд женщины становится все более безумным, она как будто улетает в другое измерение, выгибаясь ему навстречу, ускоряя заданный им ритм. И оставляет следы от поцелуев на его коже, страстно и как-то по-собственнически, словно хочет всему миру показать, что она была последней в его постели. И честно говоря, единственной. Единственной настоящей. Ирония в том, что в этот момент не существует ни Гермионы Грейнджер, ни Драко Малфоя. Только два обезумевших от долго сдерживаемой страсти человека. Слишком похожих человека, слишком несчастных человека, слишком потерянных человека. А потом она вскрикивает, ее тело выгибается, и она оставляет на плечах мужчины царапины. Драко стонет в ее губы. И хотя она протестует, выходит, чтобы кончить на ее грудь. — Когда я буду мертв, он всё простит, но ради меня, не стирай себе больше память, — шепчет Драко ей в макушку, когда она устраивается у него на груди, тяжело дыша. Простынь под ними смята, одеяло наполовину упало на пол. В комнате душно, но у них просто нет сил, чтобы открыть форточку. — Знаешь, а ведь ты был прав, — Гермиона считает трещинки на потолке, — все, кто называли меня «Миа» мертвы. И ты не станешь исключением. Я ломаю людям жизнь, — она игнорирует его слова, она боится даже думать о том, что с ней происходит из-за постоянных стираний памяти, не то что говорить об этом. — Мы сами себе ломаем жизнь. И поверь, это приносит нам удовольствие, — Драко пытается её успокоить. — Ты не виновата в смерти мужчин рядом с тобой, мы сами выбираем свой путь. — Осталось ещё двое, которых я люблю и хочу защитить. Отца не беру в расчёт, он так далеко, словно и не в этом мире. Но Том рядом, и Скорпиус слишком похож на тебя. Я боюсь их потерять. Малфой крепче прижимает Гермиону к себе. — Темный Лорд большой мальчик, его ты точно не убьешь, — он старается улыбнуться, — а у моего сына есть Тори, которая сможет его уберечь. Думаю, что теперь, после моей смерти, вы все сможете по-настоящему быть счастливыми. — Но ведь тебя она не уберегла. А ведь Тори любила, она с ума сойдет завтра… Когда узнает, что ты… что я тебя… — Через какое-то время она поймёт, что моя смерть — это ее свобода, она будет кричать и беситься сначала, а потом осознает, что подсознательно с самого первого дня хотела от меня избавиться. Так что не так уж и сильно она меня оберегала. В комнате повисает тишина. Осознание происходящего накрывает их двоих словно волна. Кажется, что только вчера они поняли, что могут друг с другом хотя бы просто работать вместе, и вчера признались друг другу в чувствах. А потом их жизнь полетела в пропасть, увлекая за собой всех, кто оказался рядом: сломаная судьба Астории, не любимый сын Скорпиус, Блейз с безответной любовью, оставшийся в одиночестве Бен, Том, собравший себя из крестражей. А сколько тех, о ком они не догадываются? — Ты подождёшь меня на Кингс-Кросс? — неожиданно спрашивает Грейнджер. Все её тело напрягается, словно от его ответа зависит её жизнь. Нет, словно от его ответа зависит нечто большее, чем её жизнь. — Иди к дементору, с такими вопросами, — Драко встревожен, но хочет обратить все в шутку. — Не смей туда спешить, Гермиона. Поняла меня? — он приподнимается на кровати, заглядывая женщине в лицо. — И прежде, чем радоваться, что мы увидимся там снова, подумай, не захочешь ли ты сама подождать другого человека на платформе. — Я не уверена, но мне кажется, что я все-таки не хочу умирать. Но… — она старается подобрать слова, нервно водя пальцем по его груди. — Есть часть меня, которая моей смерти хочет. Я ее вижу, я говорю с ней. И она меня, мягко говоря, ненавидит. Я боюсь, Драко. Боюсь, что за смертью будет пустота, и я сама себя в неё отправлю. Малфой словно понимает, о чем она говорит. Не осуждает, не пугается, не спрашивает. Он просто это уже знает. Догадывался, а теперь получает подтверждение. И тихо ненавидит себя, что именно сейчас должен исчезнуть из ее жизни, сейчас, когда наконец-то может помочь. Сейчас, даже не имея возможности предупредить Тома о том, что ее нужно спасать. — Грейнджер, я люблю тебя, слышишь? Тебе не за что себя винить. Мир изменился, мы изменились. Ты не должна себя ненавидеть, — словно хочет отвлечь и выиграть время. Он поднимает ее лицо к своему, нежно дотрагиваясь до подбородка пальцами, и в последний раз касается губами ее губ. А потом садится, находит свою палочку на тумбочке и протягивает женщине. — Пожалуйста, вернись сегодня же к министру. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна ни сегодня, ни завтра, — он заглядывает в ее глаза. — Обещай мне, что не начнёшь заниматься самоедством. Грейнджер, обещай, что расскажешь ему тоже самое, что и мне. Слышишь? — он думал, что будет бояться смерти. Но он боится, что она может отправиться за ним, что Том может не успеть ее остановить. Гермиона молчит. Не хочет врать, не уверена, что сдержит слово, если пообещает. И вдруг Драко вспоминает про флакон, который отдал, и его глаза в ужасе расширяются. Это может добить её, и он не готов рисковать. К дементору, пусть лучше он умрет предателем. Это все не имеет значения теперь. — Отдай воспоминание. Я передумал, оно тебе не нужно, — она не двигается с места. — Пожалуйста, Миа! Она смотрит на него с непониманием, но осознаёт, что спорить бесполезно, встаёт, вытаскивает флакон из кармана брюк и протягивает мужчине, снова садясь с ним рядом. И флакон исчезает в складках его халата. — Вот теперь всё, — Драко аккуратно берет её за запястье, помогая направить палочку на своё сердце. — Ты как-то сказала, что простишь меня, если я умру. Так вот знай, я умираю счастливым человеком благодаря этой мысли. И, пожалуйста, борись за жизнь, будь счастлива, — удивительно, он когда-то с ума сходил от ревности, но умирая думает только о том, чтобы она уснула сегодня в руках Тома. Чтобы она смогла добраться до него живой. А потом он вместе с ней шепчет два слова. И падает на кровать с улыбкой на лице. Гребаный мазохист. Гермиона сжимает палочку в руке. Гермиона сжимает зубы, так что скулы сводит. Гермиона сжимает пальцы, свободной от палочки руки, так, что на коже под ногтями выступает кровь. Гермиона сжимает веки. Гермиона ломает палочку надвое и отшвыривает в стену. И вдруг из ее грудной клетки, сильнее сжать которую она не в состоянии, вырывается крик. Нечеловеческий. Ненормальный. Неправильный. Она падает на кровать. И долго лежит, всматриваясь в темноту, почти не моргая. Слишком душно в этой комнате. Слишком горячее тело, которое должно остывать. Но в памяти оно все ещё раскалено до предела. Слишком неправильный конец, за которым не может быть правильного начала. Да и не будет. А потом, словно ей руководит умелый кукловод, Гермиона поднимается, надевая на себя халат, заботливо подготовленный для неё Драко, вытаскивает из кармана в халате мужчины флакон и идёт к омуту памяти. Выливает в него жидкость и ныряет. «В кабинете министра полумрак, несмотря на то, что на часах полдень. — Что ты собираешься сделать? Что у тебя там? Томас! — взвизгивает портрет Кингсли. Но его быстро заставляют замолчать. — Сделаю, тогда расскажу, а пока не мешай, — Тёмный Лорд раскладывает бумаги на столе и репетирует речь. Его прерывает открывшаяся дверь и Драко, зашедший через неё. — Я тебя давно жду, — улыбка на лице министра невероятно украшает его лицо, но от этого не становится добрее или менее угрожающей. — Доброе утро! Не ожидал, что понадоблюсь сегодня, — Драко в джинсах и свитере, его выдергивают из выходного дня. И он бы нашёл миллион и одну причину не являться, если бы Гермиона была дома, но она в командировке, и ему решительно нечем сегодня заняться. — Садись, у нас будет серьезный разговор, — Малфой опускается в кресло, а Тёмный Лорд наливает ему виски в бокал. И тогда блондин напрягается. Ничего хорошего он сегодня не услышит. — Я думаю, ты прекрасно знаешь про брачные договоры, да? — Драко кивает на слова министра. — Вот изучаю твой. Весьма интересный, и невеста хорошенькая. Астория прекрасная партия. Думаю, свадьбу стоит назначить на начало мая. Как на это смотришь? — лицо Волан-де-Морта не выражает ничего. Он говорит это так просто, будто сообщает о том, что его кошка позавтракала. — Я прошу прощения, но мы кажется говорили с вами, что его можно разорвать. И у меня уже есть женщина, которая легко может заменить Асторию в статусе моей невесты, — Драко реагирует излишне остро. Его лицо краснеет, все мышцы напрягаются. — О ней я тоже хочу поговорить. Чтобы не терять время, поясню вкратце о твоих вариантах: первый, ты женишься на Гринграсс и продолжишь чистокровный род; второй: Грейнджер умрет, а ты можешь делать все, что хочешь, — от лица Драко отступает кровь. — Вы не можете лишить ее жизни! — рычит Малфой. — Она стоит дороже, чем мой брак. Вы не станете ее убивать! — он вскакивает с места, его колотит, и он держит палочку наготове. — Хочешь, не женись, тогда проверим, стоит или нет, — усмехается министр. Он сидит максимально расслабленно в своём кресле. — Ну или можешь попробовать атаковать меня, тогда умрете оба. В любом случае, произойди что-то кроме того, что хочу я, Гермиона — не жилец. — Это подло! Зачем?! — Драко разрывает на части. — Вы ведь сами нам подарили друг друга! Что мы сделали не так? Я умереть за неё готов, но я не могу причинить ей эту боль! — Разговор закончен. И о нем никто не должен узнать, змейки проследят, — равнодушно улыбается Темный Лорд. — Готовься к свадьбе. — То есть, всю мою жизнь Гермиона должна думать, что это мое решение? — уточняет Драко. — Именно так, иначе она умрет. Малфой разворачивается на каблуках и пулей вылетает из кабинета. Может министр и блефует, но проверять этого он не станет. — Знаешь, чем он хуже девчонки? — министр смотрит на портрет Кингсли, пока за Драко захлопывается дверь. — Он защищает любовь. А она убивает во имя любви. — Ты монстр, — морщится экс-министр. — Нет, — мерзко тянет Темный Лорд. — Я создаю монстра! Я обещал ей, что она станет сильнейшей ведьмой Британии, и она станет. Ей просто пора повзрослеть, с ним она слабая. Кстати, знаешь, кто был самым сильным пожирателем смерти? — Для меня они все на одно лицо, — морщится портрет. — Но ее ты точно знал. Беллатрикс Лестрейндж. Одержимая, сумасшедшая, не останавливающаяся ни перед одним препятствием, — министр делает паузу, отпивая из бокала. — Нет ничего страшнее преданной женщины, которая находит спасение в новой любви. А Гермиона найдёт это спасение, в этом не сомневайся. — Хорошую маскировку ты придумал для своей безответной любви и ревности, — усмехается Кингсли. — Да только ты понятия не имеешь, что такое Гермиона Грейнджер. Тебе не нужна вторая Беллатрикс, Том! Да и она такой никогда не станет. Отмени все, пока не поздно! — откровенно нервничает экс-министр. — Забыл тебя спросить, Бруствер! — злится Темный Лорд. — Она будет предана мне. Она будет одержима мной, так же, как я ей, — он делает паузу. — Она должна понять, что в ребячестве, которое она нашла в Малфое и которое возвращает ее в прошлое, нет ничего, ровным счётом ничего хорошего! — он ударяет рукой по столу. — Не имею никакого желания с тобой ещё когда-нибудь разговаривать, — Кингсли демонстративно покидает раму. И комната превращается в дым.» Гермиона, ловя ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, делает несколько шагов назад, упирается спиной в стену и сползает по ней на пол. Обхватывает ноги руками, роняет голову на колени. И вдруг начинает трястись от слез, а потом резко замолкает. Сидит в тишине, прислушиваясь к посторонним звукам. И снова плачет. А потом она пытается собрать себя из кусочков в единое целое и встать на ноги. Ей нужно к Тому, им точно есть, о чем поговорить. Она уверена, что он найдёт, что ей рассказать. А еще она знает, что они квиты. И что ей не должно быть стыдно перед ним. Она хочет отправить Блейзу патронуса, но не выходит даже просто цветной вспышки из палочки. Ни одной положительной эмоции внутри нет. Тогда она одевается, выходит в коридор и через метку вызывает Бена, а с его помощью удаётся вызвать и Блейза. И когда оба мужчины стоят перед ней в полном непонимании происходящего, Грейнджер хищно облизывает губы. Ее глаза чернеют, словно это и не она вовсе. Голос ей не принадлежит. — Там в номере, — ее глаза не выражают ни одной эмоции и смотрят мимо коллег, из-за лица, опухшего от слез, она слабо напоминает привычную им Гермиону. — Уберите, пожалуйста, все. И, Блейз, передай Астории, что это сделала я. Сделай это сегодня и скажи, что я буду ночевать у себя на старой квартире, захочет поговорить, пусть приходит. — Ты…? — вытягивается лицо бывшего слизеринца. У него не так много версий, что могло довести ее до такого состояния. И он бы даже постарался сомневаться, если бы Драко не отказался парой часов раньше встретиться с ним из-за резко появившихся срочных дел. — А ты думал его от министра надо защищать, — истерически смеется Гермиона, сгибаясь пополам. — А, оказывается, есть тварь пострашнее. Вот ведь забавно, да? Если бы внутри неё сейчас по очереди ломались кости, ей было бы не так больно. Но ломается нечто большее. И Гермиона знает, кто может ее сейчас спасти. Но не хочет его даже видеть, пока не успокоится. Их с Томом ждёт долгий разговор. Потом. Когда она сможет собрать себя в единое целое. Когда она сможет выдержать их словесный поединок. Когда она справится с надоедливой девочкой в голубом платье, которая стоит за ее спиной и кричит, что-то неразборчивое, что-то отвратительно-мерзкое и обидное.***
Джинни забегает в старый кабинет отца где теперь хранятся документы и книги, чтобы найти старый школьный альбом. На первом этаже шумит вечеринка. Сегодня в Норе собралось человек пятьдесят, не меньше, и все они празднуют первый месяц Джеймса. Такого долгожданного. У них с Дином не получалось четыре года, и надо признать, что она потеряла нескольких детей за это время, но теперь все это в прошлом. И ей духу не хватило назвать своего первенца Гарри. Духу или желания? Она предпочитает не отвечать на этот вопрос. — Джинни, поздравляю тебя с праздником! — окликает со стены портрет Кингсли. — Спасибо! — улыбается девушка. — Я принесу его позже познакомиться. Сейчас он наконец-то уснул, такой балаган внизу, удивительно, как он выдержал столько внимания! — Оу, так у вас гости? Как здорово! — Вот как раз поднялась, чтобы найти школьный альбом, ребята хотят поностальгировать. — А ты? Ты не хочешь? — уточняет портрет с самым участливым видом, что может. И Джинни медлит. Простой вопрос. Так почему ты не можешь на него так же просто ответить? — Я ненавижу вспоминать школу. Почти все, кто был тогда дорог, мертвы. И Гермиона… — Вы так и не помирились? — Кингсли знает ответ, но все равно спрашивает, желая вызвать Джинни на эмоции. — Помирились?! Она убийца, предательница и… — Знаешь, я очень давно ни с кем не разговаривал, и скорее всего замру навечно, после того, как расскажу тебе это. Но Грейнджер нужна твоя помощь… — он будто сам себя убеждает в важности этого разговора. — Я уже умер, а она пока нет, — наконец выдыхает Кингсли, благодаря Мерлина, что его портрет оказался в доме Уизли, и ненавидя Мерлина за то, что его портрета нет ни у кого из других авроров и Астории. — Я не собираюсь ей помогать, чтобы у нее ни происходило. И разговаривать о ней я тоже не хочу, — Джинни набирает воздух в легкие, словно хочет продолжить разговор на повышенных тонах, но вместо этого тихо выдыхает. — Джордж тоже пытался ее защищать, но я не стала слушать, и вас, при всем уважении, не буду. — А ты попробуй засунуть свои принципы в задницу, Джинни! — резко выдает Кингсли, и в девичестве Уизли замирает от неожиданности. — Умоляю, хотя бы ради меня, послушай. Десять лет назад Темный Лорд забрал Гермиону с поля сражения, ты тогда была там и знаешь, что она ушла не по своей воле. Мой портрет уже висел в том кабинете, где они общались после. Но Том поставил вопрос так, что любой, кто произнесёт вслух условия их договора — умрёт, а я, знаешь ли, не так сильно хотел умирать второй раз, чтобы тут же всем рассказать. Но мне кажется, что время пришло. Десять лет назад он предложил ей работать на него и Гермиона отказалась, послав к черту. Тогда ей поставили условие. Или она работает на него, либо ее родители и Артур с Молли умрут. Любое неповиновение влекло за собой далеко не ее смерть… — портрет делает ещё несколько неловких движений и замирает в неестественной позе, как будто хочет сказать что-то ещё, но уже не может. И даже не слышит, как Джинни тихо шепчет спасибо. Но он и так сказал достаточно для того, чтобы Уизли, забыв про альбом, бежала вниз, чтобы поговорить с Джорджем.***
Том получает письмо от Грейнджер после обеда. Пара строчек о том, что сегодня она переночует у себя. Ерунда, а он уже несколько часов не может успокоить внутреннего параноика. И сейчас меряет свой кабинет шагами, мечется словно зверь от стены к стене. А беспокойство внутри все увеличивается и увеличивается. Его не пугает, что сегодня его ждет холодная постель, не пугает, что завтра у него одним верным подчиненным станет меньше. Он вообще не уверен, что еще способен чего-то бояться. Но какое-то мерзкое чувство зарождается в грудной клетке Тома, разрастается и рвётся наружу. В одну из секунд он даже готов схватить палочку и трансгрессировать к ней, чтобы остановить, потому что не надо ей этого, потому что, да и дементор с ними, было и было, потому что кажется, что он может её потерять из-за этого. Том выдыхает. Она взрослая женщина. Он знает, что она всё сделает правильно. Он знает, что всё будет хорошо. Его Гермиона вернется завтра утром, доложит о том, что задание выполнено. Он простит её. Всё будет хорошо, но пусть сначала сделает, пусть докажет, что Том значит для неё больше. Министр падает в кресло. Внутренний голос, пытающийся успокоить, звучит здраво. Но дурацкое чувство всё равно не покидает.***
— Какого дементора, Гермиона? — Астория прижимает палочку к шее девушки, вышедшей из своей квартиры. — Если бы только не клятва на крови, я бы убила тебя не задумываясь. — Тори… — Тори? Я четыре года терпела его любовь к тебе и не говорила ни слова! Ты украла у меня мужа, а мы ещё и пожениться не успели! Думала, я слепая? Ни дементора, Грейнджер. И как он называл меня твоим именем в постели — я терпела, и как смотрел сквозь меня у алтаря, тоже. Знаешь почему? Потому что я люблю тебя, Гермиона. Потому что я видела, что тебе это жизненно необходимо. И верила, что все это пройдет. А ты меня вдовой сделала! Ты моего ребенка отца лишила! — она делает шаг назад, но палочку не опускает, лицо краснеет от злости, и на шее пульсирует вена. — Знаешь, как больно смириться, что твой любимый мужчина, твой муж, влюблен в твою подругу? Я же все видела, Грейнджер! И терпела, потому что я понимала, что мой брак — это чья-то глупая шутка… — Ты даже себе представить не можешь насколько глупая… — Гермиона задыхается. Слова даются ей с трудом. Сколько боли. И сколько несправедливости. — Я была хорошей женой, я все прощала, но так и не заслужила даже капли эмоций, которые ты вызывала у него, — Астория опускает палочку. — Но ты не имела права забирать у него жизнь, Грейнджер! За что?! Кто ты такая, чтобы распоряжаться жизнью моего мужа?! Кто ты такая?! — Асторию трясёт от истерики, она вся красная и задыхается от эмоций. — Прости меня… Я думала, что помогала четыре года назад, когда начала дружить с тобой и общаться вне работы, я правда хотела помочь тебе стать счастливой в браке, и сейчас хотела помочь, но не смогла его защитить по-настоящему, — Грейнджер тоже трясёт. — Я все ещё жалею, что не могу тебя убить, — рычит Астория. — Ты как чувствовала, когда предлагала эту клятву. Грейнджер хватается за стену за спиной, словно может упасть. — Сильнее змейки только кровная клятва, вот ты и попалась! — истерически взвизгивает девочка в голубом платье. Она стоит рядом с Асторией, но та не может ее увидеть или услышать. — Вот я и нашла способ тебе отомстить! Гермиона трясёт головой, словно пытается прогнать наваждение. Она закрывает лицо руками, чтобы не видеть призрак. Она отгоняла ее от себя всю ночь, но сейчас не может. Больше не может. — Я должна жить, мне есть ради чего. Я должна жить… Ты ничего мне не сделаешь… — бормочет Грейнджер себе под нос. — Что происходит? — Астория в недоумении смотрит на подругу, но не решается подойти ближе. — Жить?! Ты хочешь жить?! А зачем? Чтобы убить ещё кого-то? Кого ты ещё не убила, Миа, а? Кто ещё должен умереть, чтобы ты поняла, что ты источник всех проблем?! — кричит девочка. — Ты сломала нас, сломала нашу жизнь. Ты кукла, даже Том так думает, раз играет с тобой! Так давай покончим с этим! — Нет, ты не права. Не права! Он ошибся, но не играл! — Гермиона плачет и сползает на холодный пол подъезда по стене. — Он меня любит, а я его… — почему она не вернулась к нему вчера? Почему он не примчался к ней, он ведь знал, где она? — Мерлин… — выдыхает Астория, отходя назад. — Действительно, он же любит нас. Значит он тоже должен умереть. Ты этого хочешь?! Этого?! Не будь такой эгоисткой, прекрати сеять смерть! — Но я… — задыхается Грейнджер. — Слабачка! — девочка в голубом платье с разбега толкает Гермиону в грудь и сливается с ней в одно целое. В следующее мгновение женщина поднимается и стеклянными глазами смотрит на Тори. Внутренний диалог закончен, и она на сто процентов уверена, что теперь точно защищает. Перед глазами пролетают улыбки друзей Гарри-Рон-Фред-Невилл-Джордан-Виктор-Драко и Джинни, и Луна, и Молли, и Артур, и Сириус, и Тонкс с Люпином, и Блейз, и Джордж. И еще, и еще. Живые и мертвые словно встают в одну линию. Счастливые, улыбающиеся. Гермиона задыхается от слез. Ее кошмар некому отогнать. Астория хлопает глазами, не понимая, что происходит. Но даже если бы понимала, что толку. Она не из ее счастливого мира. Она из ее кошмара. А в следующее мгновение Грейнджер вытаскивает свою палочку из кармана и не раздумывая ни секунды принимает боевую стойку, наклоняет голову набок, наставляя палочку на миссис Малфой, и на выдохе произносит заветные два слова. Зелёный луч вырывается из палочки Грейнджер точно попадая в грудь Астории. Женщина падает на бетонный пол словно тряпичная кукла. Совсем не грациозно, совершенно неправильно. — Что у вас здесь происходит? — из рук, только что поднявшейся по лестнице, Джинни падает пирог, который она хотела вручить подруге в знак примирения. До конца не веря, что застанет Грейнджер дома, она все же решила попытать счастье придя, а если нет, то она бы отправилась на ее поиски в министерство. Уизли срывается с места, подбегая к телу, над которым уже склонилась плачущая Гринграсс. — Она… Дементор, дурацкая клятва на крови! — голос миссис Малфой не подчиняется ей. — Я бы ее никогда, я бы перебесилась, мы бы выпили вместе, порыдали, да научились жить дальше. Я бы… — Тори плачет навзрыд, давясь слезами. Уизли сжимает безжизненную руку подруги. И вдруг неожиданно для себя понимает, что по лицу бегут слезы. И она плачет так, как не плакала ни разу за последние десять лет. Так, как не плакала, когда погиб Гарри, когда хоронили Рона и Фреда. Так, как не плакала, когда упала на квиддиче, так, как не плакала на своей свадьбе. Первый раз искренне и не от жалости к себе. И вместе со слезами из неё выходит вся боль, и приходит осознание хрупкости грани между жизнью и смертью. Ей хочется домой, обнять Дина, сбросив напускной холод, ей больше не стыдно за то, что она с ним, за то, что она влюбилась в него по уши. Ей больше не кажется это предательством. Джинни рыдает, вспоминая, какой взрослой ей казалось Гермиона на втором курсе, как она мечтала с ней подружиться тогда. Вспоминая, как подруга толкала ее в бок, когда ее мысли улетали не в том направлении. Как Грейнджер хохотала летом, наблюдая, как большая семья Уизли и Гарри играют в квиддич перед Норой. Джинни вспоминает, как учила Гермиону тоже летать на метле, но та отказывалась даже взлетать. Джинни вспоминает, как ударила ее по лицу в ту самую ночь. И как Гермиона не дала сдачи. И как много боли было в ее взгляде, которой Уизли тогда не придала значения. И как грустно смотрела на неё девушка у колонны на свадьбе, такая незнакомая внешне и такая родная по ощущениям. И Джинни видит, словно это происходит снова и снова, как уверенно она выпускает луч в Асторию, точно зная, что он отскочит, отрикошетив в неё саму. Потому что Гермиона Грейнджер закончилась. Потому что больше не видела смысл, и боялась, что ее убьёт кто-то другой, навлекая на себя гнев Темного Лорда.***
— Простая схема, работает со всеми женщинами, — Том слышит за своей спиной шаги Блейза. Он ни на секунду не сомневается, что это он, и почему-то решается на откровение. — Эмоциональный подъем, потом предательство, растоптать, уничтожить все, что ей дорого. И протянуть руку помощи, пообещав спасение. И вот она смотрит на тебя, как на Бога, сворачивается словно кошка у твоих ног. Необъяснимая преданность, сумасшедшая верность, невероятная агрессия, — он часто моргает, слишком много человеческого, слишком. И от чего-то больно там, где должна быть пустота. — Со всеми работало. И на всех мне было плевать, кроме неё. И именно на ней система сломалась. Блейз приближается медленным шагом и встаёт рядом с министром, едва касаясь своим рукавом его пиджака. Он держит руки в карманах и смотрит вперёд не моргая, не в силах оторвать взгляд от двух гробов. — Хотите расскажу причину? — он делает паузу, и понимая, что молчание министра — это знак согласия, продолжает. — Первый раз ее жизнь превратилась в дерьмо десять лет назад, когда вы ей не дали возможности отомстить за друзей, когда заставили поверить, что она убийца. И она утонула в работе, в отделе, в новой любви. Ее счастьем было то, что она может защитить своих близких, что она применяет свои знания и решает нетривиальные задачи, руководя отделом, что она учит Бена и Асторию, и по-своему бережёт их. Блейз берет паузу, осознавая, какую жестокую правду ему придется озвучить. — И предали ее вы, когда рассказали всему миру, кто она на самом деле. Вы снова сравняли ее прежнюю жизнь с землёй, вы превратили ее существование в ад, когда оставили ее без друзей и без поддержки. А спас ее Драко. И самое страшное, что и она спасла его, потому что и его мир был тогда разрушен. И все что было после в их отношениях не имело значения, они были преданы друг другу, — Блейз снова делает паузу, министр молчит вместе с ним. — И знаете, она разрывалась между вами. Удивительно, но она действительно вас любила, она действительно хотела за вас замуж. Я много с ней беседовал, и многое она стирала из своей памяти, но я помню всё. Она любила вас, как мужчину, но его она любила, как мост к себе живой, как мост к себе в школьное время, как мост к друзьям. Блейз быстро проводит рукой по своей щеке, словно смахивая соринку. — Её надо было спасать. Но не от слабости, которая рождалась в ней рядом с Драко, а от силы, которая медленно сводила её с ума. Как бы вам не хотелось, министр, Грейнджер — защитник, а не убийца. Помощник, поддержка, но не сам монстр. Она не могла убить его и остаться жить. Нет, только не она. В церкви повисает тишина. Двое мужчин смотрят в одну точку и каждый молчит о своём. В этот день Том вспоминает, что такое слезы. И первый раз не жалеет, что снова стал смертным.