И мы лежим раскалённые в темноте...

— Гарри? — Гермиона часто моргает, стараясь привыкнуть к ярко белому свету. Силуэт друга расплывается, но она без труда узнает в нем друга. В стольких кошмарах она видела его растрепанные волосы и смешные очки. Столько раз… — Гарри! — звучит намного громче, чем в первый раз. Неужели в этот раз не снится. Ты ведь не могла уснуть. Ты умерла. Тогда что это? Грейнджер поднимается и делает несколько шагов вперёд, повисая на шее Поттера, тот в ответ обвивает руками ее талию и прижимает к себе, отрывая ее ноги от твёрдой поверхности, на которой они стоят. — Ты мне кажешься? — Не совсем, — с легкой улыбкой произносит Гарри. — Ты умерла. И я тоже. Так что это не сон, это новая реальность. Она опешивает. Был расчет на темноту. Погрузиться в нее навсегда и больше никогда не открывать глаз. Но… Неужели она заслужила второй шанс? — Ты один? Гарри опускает взгляд. — В мире, знаешь ли, многое изменилось за десять лет после нашей с Роном смерти, — он переводит дыхание. — Возможно, мы видели многое из того, что не должны были. — Ты… — Позволь, я закончу, — Гарри поднимает взгляд на подругу. Удивительно, здесь они одного возраста. Им обоим по семнадцать лет. Они выглядят ровно такими, какими были на свадьбе Билла и Флер. И только по глазам можно вычислить реальный возраст. Она прожила слишком многое. Видела достаточно, чувствовала ещё больше. — Рон ждет в поезде. Сначала мы думали дождаться всех. Но… Знаешь, возможно, что золотое трио важнее прочего. Поэтому последние годы мы ждали только тебя. И я вышел сказать, что ты держалась неплохо. Ты была большой молодец. Теперь у тебя есть выбор… Гермиона закусывает губу. Большой молодец. Сильно сказано, да слабо прожито. А можно ли было иначе? — Я должна сесть в поезд, верно? — удивительно, что Драко на перроне нет. Он, конечно, ждать не стал. Гарри прав — золотое трио важнее прочего. А у Малфоя были Блейз и Нотт. И наверняка он ждет их. От этого внутри становится не по себе. Боль расползается по телу. Ты ведь не рассчитывала, что будет по-другому? Ты ведь тоже его не ждала, а строила свою жизнь рядом с Томом. И даже не попыталась во всем разобраться. Так и не требуй теперь того, чего не заслужила. — Ты уверена, что не хочешь подождать Тома? — Поттер задает простой вопрос, от которого холодок пробегает по спине. Это ведь так просто: да или нет. Гермиона может перечислить множество моментов, в которых была счастлива с Реддлом. Из-за которых его можно дождаться. Но ни одного, где он не пытался ее надломить. Где она нравилась ему такой, какая есть. С первой их встречи он нещадно перекраивал её. Придумал идеал в своей голове и делал все возможное, чтобы она приблизилась к нему. Но при этом любил, как умел. И старался. — Нет, — через силу выдыхает Гермиона. Она сжимает ладони в кулаки, ногти впиваются в кожу. Он научил её многому. И в том числе быть сильной. А Драко, в то недолгое время, что они были вместе, научил выбирать саму себя. И теперь это сталкивается внутри неё. И дает возможность не ждать. Ты скучала по Гарри и Рону. Так иди с ними. И не оглядывайся, не смей оглядываться. Позволь себе выбрать себя. — Не стану. — Он, вероятно, рассчитывает встретить тебя здесь. И он уже сейчас оплакивает тебя, — Гарри не помогает, он испытывает ее на прочность. Он хочет, чтобы она не пожалела после. Как жалел первое время он сам. — Нет, Гарри. Хватит. Я достаточно ему подыгрывала. И достаточно натерпелась. Я выбрала умереть, а не пойти к нему, хотя Драко просил. И теперь не буду ждать. Поттер выдыхает. Это жестоко, но справедливо. Поезд подъезжает к перрону, он подает руку, помогая Гермионе подняться в вагон. — Грейнджер! — Уизли? — она поверить не может, что снова видит друзей детства. Что они снова обнимаются втроем. Будто ничего не было. Годы, долгие годы ожидания. Часы, проведенные на кладбище. А теперь она снова может их обнять. И слышит их смех. Это не больное сознание. Это действительно происходит. Грейнджер чувствует невероятную легкость внутри себя. Девочка в лазурном платье не смеется. Её больше нет. Она больше не преследует, а все осколки памяти соедини воедино. — Сходить за шоколадными лягушками? — Рон забирает ладонь из цепких пальцев Гермионы. — Нет, конечно, нет! — она закусывает губу, переводя взгляд с Поттера на Уизли. — Ни на секунду меня не оставляйте. — Мы очень быстро, — но Гарри поддерживает друга. И они оба скрываются в переходе между вагонами, оставляя Грейнджер сидеть в одиночестве. — Тут не занято? — знакомый голос заставляет ее вздрогнуть. Гермиона поднимает взгляд, натыкаясь на смеющееся лицо молодого Малфоя. — Нет. Он опускается напротив. Когда Драко выглядел так же в последний раз в ее памяти, они друг друга ненавидели. Но теперь во взгляде нет этого чувства. Он выглядит молодо, но память остается прежней. — Как ты? В горле Грейнджер сжимается ком. На глазах сами собой наворачиваются слезы. Как ты? А что из последнего ты помнишь? Что конкретно теперь знаешь обо мне? И что ты сама о нем знаешь. Несколько лет тишины и злости друг на друга. Жгучей ревности. И невыносимой боли, спящей внутри. Как ты? В последнюю встречу они практически не говорили. Но чувствовали так много — что становится страшно. — Нормально, — она выдыхает ответ тихо, почти неслышимо. Но он улавливает все эмоции, вложенные в это слово. — Хорошо, — Драко отвечает в тон. Он запомнил ее черствой. Она была холодной в их последнюю встречу. Жестокой. Потом разгорелась, как пламя. Взорвалась. Словно проснувшийся вулкан. Смертельно и беспощадно. Но сейчас сидит напротив него обессиленной. Или нет? Она сидит нежной, настоящей. Такой, какой пряталась в его спальне, завернувшись в одеяло, когда они проживали свои лучшие месяцы в жизни. Она сидит так, будто снова принадлежит ему. Словно нет того отрезка, что они провели порознь. Грейнджер снова становится живой. Человечной. — Тебя здесь кто-нибудь ждал? — ей интересно абсолютно все. Она готова впитывать его без остатка. Узнавать и спрашивать. Знакомиться заново: аккуратно и медленно. Он отводит взгляд в сторону. — Мама с папой. Но они уже уехали. — Должно быть, Люциус был зол на тебя. Он нас проклял? — Нет. Он был счастлив. Был благодарен за то, что я погиб за любовь, а не Темного Лорда. Гермиона медлит, переваривая его ответ. — А ты погиб за любовь? — она хочет спросить больше, но не решается. За Асторию или Скорпиуса? — За тебя, я погиб за тебя, Грейнджер. И ни секунды об этом не жалел, пока не осознал, что ты торопишься на перрон. Зачем? — в нем снова просыпается аврор, и голос звучит жестко и требовательно. Гермиона усмехается. Простой вопрос. Ответ будет ещё проще. Хоть бы он его понял. — Там без тебя, знаешь, смысла нет. На земле пусто. Я не нужна. — Том любил тебя. Ты была нужна ему. — Я? Они оба молчат, прекрасно понимая, что она имеет в виду. Том любил. Но вряд ли Гермиону Грейнджер. Скорее ему нравилась лучшая ученица Хогвартса. Талантливый аврор. Она чем-то была похожа на него в молодости и чем-то на Беллатрису. Быть может, он улавливал в ней и другие черты важных для него людей. Но ни секунды Гермиона всем этим не являлась. — Ты решила его не ждать? — Нет… И если это возможно… Я хотела бы поехать с тобой. Ведь здесь больше нет клятв, правда? Ты больше… — Никогда, Грейнджер. Слышишь меня? Никогда больше я тебя не предам. Гарри и Рон возвращаются в вагон, наблюдая, как Драко сжимает ладонь Гермионы в своей. У обоих глаза на мокром месте. Эта битва закончилась. И теперь они в безопасности. Теперь они могут быть счастливы. — Держи галеон, — Гарри протягивает Рону монету. — Стоило поставить больше, — усмехается Уизли, направляясь к паре. Наконец-то ожиданию конец. И все будет просто хорошо.