MASTI

1 На протяжении целого месяца Яна терзает бессонница. Он подолгу не может заснуть, но, когда ему это все же удается, сон оказывается поверхностным и тревожным. От хронического недосыпания Воронцов становится депрессивным и еще более раздражительным. Коллеги постоянно отмечают его рассеянность. Заснуть не помогает ничего: ни чтение налогового кодекса, ни расслабляющий душ, ни торчание на балконе в попытках надышаться условно свежим ночным воздухом. И даже рецептурное снотворное не оказывает надлежащего эффекта. Выступления в клубе «Масти» приходится отменить до тех пор, пока график сна и бодрствования не восстановится. Замудоханное выражение лица и отсутствие энтузиазма очень сильно сказывается на образе и всеобщем обожании. После третьей недели отказов от участия в шоу Карл Холодный перестает церемонится с капризной Пиковой Дамой и заявляет о том, что клуб больше не может заменять номера Воронцова чем и кем попало. И потому вынужден представить публике новую диву. Эта новость усугубляет угнетенное состояние Яна, но сил выплясывать с перьями из задницы все равно не появляется. Он вынужден примириться с обстоятельствами, надеясь в ближайшем будущем вернуться и взять реванш. Через пару дней после этого непосредственный начальник и бывший бойфренд Воронцова, Кирилл Забелин, уже задорно рассказывает о том, что подменять Яна вызывается его восемнадцатилетний племянник Валерка, который считает представившуюся возможность отличным стартом карьеры для травести-артиста. Забелин, не особо стесняясь в выражениях, высказывает серьезные опасения насчет того, что вскоре Яну будет некуда возвращаться. Воронцов понимает: тот намеренно старается зацепить и задеть за больное. Позлорадствовать. Отомстить. Ведь он собственными глазами застукал своего любовника с другим мужиком. 2 Бессонница не проходит даже после секс-марафона. Ловичев как никто другой способен выжать из Воронцова все соки. Однако после того, как на постели не остается сухого места, сна у Яна по-прежнему ни в одном глазу. - Может, расскажешь, что происходит? Ты перестал появляться в клубе. Почему? Самсон утыкается носом во влажные после душа и пахнущие шампунем волосы. - Я... Мерзкое чувство медленно выедает Яна изнутри. Именно из-за него появляется бессонница, раздражительность, невнимательность и апатия. Страх. Воронцову кажется, будто за ним наблюдают, чтобы узнать что-то. Подкарауливают, чтобы причинить вред. Несмотря на всю жесть, которая творится в стенах клуба, он впервые ощущает, что для него там становится небезопасно. Потому… Во время одного из последних телефонных разговоров Карл невпопад сожалеет о том, что бенефис Яна Воронцова, похоже, можно считать прощальным концертом. Это предупреждение? Или констатация факта? Или... Паранойя? Все потому, что… - Почему? - напряженно переспрашивает Ловичев. Наверное, Ян произносит это вслух. - Тебе кто-то угрожает? Воронцов ощущает, как напрягается каждый мускул его могучего тела. И криво усмехается: а ведь стоит лишь указать – и Сэмми уничтожит любого без всяких вопросов. Голыми руками. Свернет человеческую шею с такой легкостью, будто она куриная. - Кто? – по решительному настрою Ловичева становится понятно, что он готов выезжать прямо сейчас. Угрожают ли? Нет. Конечно же, нет. Но... Один человек, определенно, ведет себя странно с ТОГО САМОГО дня... Перемены Воронцов замечает не сразу, а лишь спустя пару недель. Внезапные встречи, неосторожные столкновения и мимолетные взгляды начинают казаться не просто странными совпадениями, а заранее срежессированными мизансценами. Зачем они нужны, не очевидно, но их наличие изрядно действует на нервы. Поэтому Ян перестает появляться в клубе, рассчитывая на то, что про него вскоре забудут. Однако это не помогает: и соглядатаи начинают мерещиться не только на улице, но даже в офисе и в квартире. - Кто, Ян? Воронцов, почему-то вдруг испугавшись прослушки, берет телефон и набирает в заметке всего два слова. «Эмиль Холодный». Брови Ловичева сходятся у переносицы, придавая лицу сумрачное выражение. «Зачем ему это?» – он пишет ответ в телефоне Яна. После недолгих раздумий тот решается на откровение. «Примерно месяц назад я случайно застал его в собственной гримерке с Максимом Верманом, шлюхой Олега Мертвого. Я был уверен в том, что меня не заметили. Но рядом с Эмилем находилось зеркало и, может быть, он успел что-то увидеть в отражении». Олег Мертвый. Следом за ним вспоминается и Арсений Любомиров, его младший двоюродный брат. Изуродованный полутруп, который проще было добить, чем реанимировать. Но, тем не менее, при содействии Зеринского, Ловичев оперативно транспортирует пацана в больницу, где ему безотлагательно проводят ряд срочных операций. Самсон давно выкинул из головы историю с Любомировым. Но теперь она сплывает вновь. И, вопреки собственным принципам не влезать в чужие дела, теперь Ловичев не может проигнорировать полученную от Воронцова информацию. Раз Эмиль еще не сыграл в ящик после того, как поимел собственность Олега Мертвого, то это означает только то: что последний до сих пор ни о чем не догадывается. А не догадывается он потому, что Максим Верман ничем себя не выдал. На основании каких общих дел Эмиль и Максим становятся заговорщиками и преумножают свои секреты? С какой целью? Ответа нет. И Яну Воронцову, как нежелательному свидетелю, действительно может угрожать опасность. Эмиль – не тот человек, от которого можно избавиться без последствий. «Не волнуйся. Я все проверю», - пишет Самсон. 3 Чтобы опьянеть Забелину много не надо. Этот факт Зеринский выясняет в тот же вечер, когда становится невольным наблюдателем внезапно растущих рогов на голове Кирилла. Они набирают целый поднос коктейлей. В ресторане клуба много народу, и шум голосов не способна заглушить никакая музыка. Эдик заказывает ужин, а вот Кире кусок в горло не лезет – он впервые ощущает вкус поражения, который отбивает всякий аппетит. Накидывается Забелин достаточно скоро и с горя выбалтывает Зеринскому о том, как познакомился с Яном, как долго пытался взять в его оборот, как затащил в клуб «Масти», подарил ему карту «Пиковая Дама» и платил за него внушительные суммы членских взносов. А он оказывается такой неблагодарной скотиной. Бокал за бокалом – и франт в белом костюме представляет собой мало приглядное зрелище. В какой-то момент Зеринский даже проникается к нему сочувствием: пожизненный отличник, не привыкший к ударам судьбы, оказывается деморализованным только потому, что у него внезапно не задался один единственный день в жизни. Стоит признать, что в этой роли Кирилл чертовски мил. Да, он почти одного роста и комплекции с Эдиком. И совершенно не похож на благородного великомученика Мая. Но все равно вызывает симпатию. Кажется, подлинная уязвимость – персональный кинк Зеринского, и поэтому он уже точно знает, с кем проведет остаток ночи. Мнение Кирилла на этот счет его не беспокоит: тот давно готов к совершению подвигов любого масштаба. Эдуард предусмотрительно решает не везти Кирилла в свой дом – на случай, если Май, все-таки, туда вернется. Он выпытывает домашний адрес Забелина, вызывает такси, грузит бухое тело в машину и вдвоем они укатывают с вечеринки. А дальше… Кирилл оказывает слабое пьяное сопротивление, скорее, от неожиданности, чем от страха внезапно оказаться снизу. Но потом расслабляется, позволяя Эдуарду срывать с себя брендовую одежду. Подначивает ехидными замечаниями, за что получает легкие тычки. Падает на первый попавшийся диван и едва не задыхается под весом навалившегося сверху Зеринского. Таких крупных мужиков у него еще не было – это вам не субтильные вьюноши, каких до сих пор предпочитал употреблять Забелин. Вскоре он в полной мере осознает, что значит быть выебанным по самые гланды – вероятно, его нетрезвые вопли слышали все соседи. Про Мая Эдуард вспоминает только утром. Тот так и не позвонил. И не написал. Что ж, придется звонить самому. Он набирает Акимову и к собственному удивлению, обнаруживает, что на звонок отвечает Владислав Шувалов. Вежливо, но неожиданно жестко, тот информирует лучшего друга о том, что с настоящего момента Май – больше не его забота. Шувалов забирает Акимова себе в качестве моральной компенсации за все ранее оказанные услуги. Эдик на секунду охреневает от такого заявления, а потом добродушно смеется. - Это что, бунт, Влад? - отвечает Зеринский ласковым шепотом, от которого у Шувалова расцветают в памяти тщательно подавленные воспоминания обо всех эпизодах дружбы с привилегиями. - Это бартер, Эдик, - ему стоит больших усилий сохранять невозмутимость. Особенно тогда, когда Зеринский не воспринимает его претензии всерьез. - Ты не любишь его. Не любит. - Ты хотел его - ты получил его. Да, получил. - Тебе он больше не нужен. Наверное так. - И единственная причина, по которой вы оба продолжали оставаться вместе – это видео-компромат. Да, в последнее время это являлось основной причиной. - Но исходник находится у меня, Эдик. Понимаешь? Зеринский понимает: если возникнет такая необходимость, то Шувалов может направить его куда следует. - Однако ты можешь мне доверять, как и раньше. Это просто моя страховка. Отпусти Мая. И он отпускает. Неожиданно легко и без всяких сожалений. Наверное, если бы подобное ляпнул кто-то другой, а не Влад, то Эдик бы уже принял меры по устранению заявителя. Но Шувалов всегда имел над ним какую-то необъяснимую власть. И это влияние оказывается взаимным. Связанные одной невидимой цепью. Больше, чем друзья – братья. Семья. А в семье не принято ссориться. - Уничтожь свой экземпляр. Не храни невостребованный вещдок, чтобы не подставлять себя. Зеринский обещает, что так и поступит. После таких разговоров люди обычно становятся врагами. Так думает Влад. Также думает и Эдик. Но между ними ничего не меняется. - Хорошо проведи время с Забелиным, - напоследок усмехается Шувалов и завершает разговор. Зеринский не устает восхищаться лучшим другом: наверняка весь вечер в клубе за ним с Забелиным следил его человек, и никто ничего даже не заподозрил и не заметил. Этот же человек, вероятно, проследовал на машине за такси, на котором они уехали. И, скорее всего, проследил до самой квартиры, чтобы передать Владу точное местопребывание обоих. - Эдик!!! Э-э-эдик, слышь! - из спальни доносится голос Кирилла, и Эдуард ухмыляется. - Я по запаху чую, что ты пьешь мой кофе! Принеси-ка больному немощному человеку тоже! - Я тебе воды принесу лучше, алкаш, - отчего-то Зеринскому становится весело. 4 Пару недель спустя Эдуард Витольдович Зеринский получает звание полковника и повышение до начальника следственного отдела, а вместе с новыми регалиями – расширение полномочий и, конечно же, проблем. Кабинет бывшего начальника пропах куревом. Нет, он не курил в помещении. Но от его вещей – кителя, крутки, головного убора – всегда невыносимо несло дешевым табаком. Старик очень много курил. В его машине невозможно было продохнуть от намертво въевшегося запаха сигарет. Стол завален бумагами, которые требуют четкой структуризации. Монитор и клавиатура загажены каплями растворимого и очень сладкого кофе. Между клавишами хрустят крошки. На подоконнике стоят горшки с давно увядшими цветами. Атмосфера тоски и уныния окружает со всех сторон. Эдуард Витольдович, привыкший работать в почти стерильной обстановке идеального порядка, испытывает желание проблеваться. Бывший кабинет с компьютером уже передали его заместителю. Что ж, остается только одно – отрядить стажеров на уборку этого помещения. Чтобы повыбрасывали все старое, вонючее и ненужное. Проветрили и продезинфицировали. От планирования пространства по фэн-шую отвлекает звонок. Определитель номера извещает о том, что вызывает абонент «Ловичев». Эдуард хмыкает себе под нос и не спешит отвечать. Что ему снова понадобилось? Если снова звонит, значит, случай особый. За прошедшие пять лет Самсон звонил только один единственный раз: в ночь обнаружения Арсения Любомирова на собственной придомовой территории. Что еще ТАКОГО могло случиться? - Говори, - приказывает вместо приветствия. Зеринский до сих пор не может определиться, как целесообразнее общаться с экс-подчиненным опером. Причин относиться к Ловичеву плохо нет – лично ему он ничего плохого не сделал. Но и дружбу водить с ментом, уволенным по компрометирующим обстоятельствам, тоже зазорно. Во-первых, что подумают коллеги и как это скажется на репутации? Во-вторых, сам Ловичев не питает приязни к бывшему начальнику-следаку. Миндальничать не стоит. Спуска давать тоже. Бойцовских собак нужно держать на коротком поводке. В строгом ошейнике. И в наморднике. - Мы можем встретиться в течение часа? – слышит он в ответ. И что-то в тоне Самсона заставляет насторожиться. Уж не намеревается ли тот, наконец, припомнить старые обиды и свести счеты? Зеринский приглаживает ладонью и без того идеально уложенные волосы. Чтобы не переоценивать собственные силы, он откровенно признается самому себе в том, что порой Ловичев пугает и мутным характером, и неоднозначностью мотивации достижений, и слабой предсказуемостью поведения. - С какой целью? Держать на коротком поводке. В наморднике. И если что, то для бешенного пса найдется шальная пуля. - Нужна помощь. Не телефонный разговор. В долгу не останусь. - Хорошо. Давай через полчаса. Сейчас пришлю адрес. 5 Вывих плеча вправлен. Под правым ребром все еще болит. Нож чудом не задел печень. Иначе шансов выжить не было бы никаких. Правая нога загипсована ниже колена. Открытый перелом не срастается по щелчку пальца. Но самое ужасное не это. Шрам. И тут. И еще здесь. И здесь... Арсений Любомиров проводит пальцем по бледной коже. Лицо пересекают три жирные пунцовые борозды. И теперь каждый день он видит собственное отражение таким. Изуродованным. Жалким. С навечно поселившимся страхом в глазах. Больше никаких публичных выступлений, презентаций, важных встреч, вечеринок и фотосессий. С такой внешностью уже не стать лицом бренда. И все, что Любомирову теперь светит в маркетинге – это аналитика, не требующая взаимодействия с людьми. Старший брат утешает его. Заверяет, что уже через пару недель можно приступить к лазерной шлифовке шрамов – и через некоторое время их не станет. Может и так, но рубцы в памяти, которые останутся после пережитых боли и страха за собственную жизнь, не исчезнут никогда. Теперь в каждом человеке Арсению мерещится злоумышленник. Любомиров так и не смог вспомнить ничего, что могло бы помочь следствию. Ни имен. Ни особых примет. Ни каких-то характерных фраз, которыми обменивались напавшие на него люди. Ничего. Там, в заброшенном ангаре, было очень темно. Их точно было трое, и все, как на подбор одеты в черное. Лиц не разобрать. Волосы убраны под шапки. Но одно он точно запомнил: рост и комплекцию того, кто убивал его. Невысокий, но стройный. Тонкий и грациозный, как женщина. Именно он прокрутил плечо в суставе на триста шестьдесят градусов, раздробил кувалдой ногу и порезал ножом. Любомиров никак не мог поверить, что вся эта херня происходила именно с ним. Умирать было страшно. 6 К десяти утра в кофейне становится малолюдно и разговаривать никто не мешает. Солнечный свет косыми лучами проникает в светлое помещение, создавая уютные акварельные полутени. Негромко играет спокойная музыка. Атмосфера приятная, расслабляющая и совершенно не располагающая к серьезным разговорам. - Ты ведь знаком с Яном Воронцовым? - без лишних предисловий интересуется Самсон. - Да, я знаю его с подросткового возраста, - то, что речь пойдет о Яне, напрягает Зеринского. Он внезапно ощущает груз почти отцовской ответственности за него. – Это брат моего старого друга. - Хорошо, - одобрительный кивок. – Тогда я могу рассчитывать на твою личную заинтересованность в вопросе. - Если дело касается Воронцова, то да, - подтверждает Эдуард. - За Яном следят люди из клуба «Масти». Цель слежки пока не установлена, но ее, в любом случае, нужно прекратить. - С навязчивыми поклонниками ты в состоянии разобраться самостоятельно, - Эдик разводит руками, давая понять, что в его участии отсутствует необходимость. - Да, - соглашается тот. - Если бы мне просто потребовалось отправить пару человек на больничную койку, то я бы не обращался к тебе. Дело требует аккуратности. - Допустим, - все, что требует аккуратности, настораживает Эдуарда, потому что всегда предполагает вложения гораздо больших ресурсов и большей благодарности. - Кто его преследует? - Эмиль Холодный. Зеринский замирает. Эмиль Холодный давно сменил имя на абсурдно звучащее Самаэль Авраамович Воскресенский. Но в пределах клуба и за глаза некоторые продолжают называть его по-старому. И если Самаэль Авраамович решает кого-то преследовать, то лучше не вставлять ему палки в колеса и дать возможность беспрепятственно охотится на жертву. Поэтому Зеринскому хочется порекомендовать Ловичеву не геройствовать и свалить в туман. Но если этой жертвой становится Ян Воронцов, то у Эдуарда появляются личные обязательства перед его старшим братом, Владом Шуваловым. - Зачем ему понадобился Ян? - с некоторой долей сомнения интересуется Зеринский. Он прекрасно знает, что Воронцов - не тот типаж, который может заинтересовать Эмиля Холодного просто так. Значит, должна существовать причина. Вместо ответа Ловичев достает из нагрудного кармана куртки сложенный листок бумаги с напечатанным текстом. Разворачивает его и протягивает Эдуарду. Тот усмехается, позабавленный излишней, как ему кажется, предосторожностью, но вслух никак не комментирует и начинает читать изложенное. «Такого-то числа Ян Воронцов участвует в шоу-программе клуба «Масти». В такое-то время он возвращается в свою гримерку, чтобы переодеться к следующему номеру, и становится свидетелем интимной сцены, возникшей между Эмилем Холодным и Максимом Верманом, любовником Олега Мертвого. Согласно утверждениям Воронцова, никто не замечает его вторжения. Он закрывает дверь и остается ждать снаружи. Не дождавшись и опасаясь, что не успеет сменить костюм для следующего выхода на сцену, Воронцов вынужден воспользоваться гримеркой и костюмом одного из своих танцовщиков. В свою гримерку он заходит снова уже после выступления и никого там не обнаруживает. В помещении беспорядок, однако ничего не пропадает и не появляется. О произошедшем Воронцов никому не сообщает. Спустя две недели он замечает повышенный интерес к себе со стороны Эмиля Холодного, который выражается в непривычном поведении последнего. Холодный стремится завести бессодержательные разговоры, якобы случайно пересекается с Воронцовым в уединенных местах без свидетелей и наблюдает за его поведением в клубе на протяжении всего времени пребывания. Избегая нежелательного внимания, Ян временно не появляется и не выступает в клубе. Однако теперь он считает, будто Эмиль Холодный посылает человека, который отслеживает все его перемещения вне заведения. Это обстоятельство существенно влияет на его психоэмоциональное состояние. Воронцов предполагает, что Холодный все же успевает заметить его в гримерке с Верманом и потому пытается запугать свидетеля. От себя хочу добавить, что приблизительно в это же время произошел инцидент с Арсением Любомировым. Он едва ли связан с ситуацией в гримерке Воронцова, но оба происшествия, так или иначе, имеют отношение к Мертвому. На данном этапе у меня нет оснований полагать, что Эмиль или Максим могут быть причастными к нападению на Любомирова, но такая вероятность не исключается. Доказательств ничему выше изложенному нет». - Если доказательств нет, то это всего лишь домыслы, - Зеринский возвращает листок и залпом допивает остывший кофе. - Воронцова и твои. - Как раз потому, что нет доказательств я и обращаюсь к тебе, - сумрачно отзывается Ловичев, понимая, что, возможно, делает это напрасно. - Прежде чем строить теории заговора, тебе не могло прийти в голову, что ЭТОТ... – Эдуард пространно указывает куда-то в строну. - Просто хочет выебать твоего ненаглядного Яна, как этого Вермана? Ловичев резко встает. Пустая кружка со звоном подпрыгивает на пустом блюдце. Ножки стула жалобно скрипят об пол. Зеринский рефлекторно тянется к табельному оружию, но Самсон нависает над ним, словно каменное изваяние, сжимает руку, не позволяя размахивать пушкой в общественном месте, и очень доходчиво выплевывает в самое ухо. - Я. Тебя. Услышал, - свободной рукой хлопает его по плечу, словно старинного приятеля. От каждого хлопка большой ладони выпитый кофе противно плещется в желудке Эдуарда. – Надеюсь это останется между нами. Извини за беспокойство, - и подумав, припечатывает: - Друг. Ловичев собирается уйти, но Зеринский реагирует быстрее, чем успевает подумать – хватает за запястье и останавливает. - Я тебя не отпускал, - не оборачиваясь, тихо, но внушительно, произносит он, зная, что Самсон все прекрасно слышит. Мышцы и сухожилия под пальцами напрягаются, пульс учащается. Эдик ощущает, какая мощь разливается по этой здоровой ручище, и, кажется, Ловичев уже готов пустить ее в ход. Но... Держать на коротком поводке. И в наморднике. Собаки чувствуют твой страх, поэтому страх нельзя демонстрировать. Только тогда, когда Зеринский запрещает себе переживать за собственную невредимость, у него получается, наконец, взять себя в руки. - Сел. Эти тягостные секунды подобны первым суткам в реанимации – они решающие. Либо Самсон сейчас подчинится, либо Эдуард навсегда потеряет над ним контроль. - Сел на место, я сказал, - тихо, но звучно. Холодно и жестко. Так говорят с вооруженными отбросами. С врагами на поле боя. Проходящая мимо официантка ускоряет шаг, стараясь не коситься в их сторону. Пальцы сжимаются крепче. Но рука Ловичева под ними внезапно расслабляется. Эдик понимает, что этот раунд остается за ним. Но праздновать победу рановато. Шумно выдохнув и, словно против воли, Самсон отступает на шаг назад и снова усаживается на недавно покинутый стул. По его тяжелому взгляду Зеринский понимает, что в очередной раз прошел по очень тонкому льду. Чтобы сменить тему, он кивком указывает на пустую чашку. - Закажи еще что-нибудь, иначе напуганная официантка продолжит сомневаться в наших теплых отношениях, - усмехается и добавляет: - Друг. Еще один капучино. И сэндвич с семгой. - Ну, и что ты хочешь от меня? - Зеринский понимает, что собаку нужно как-то поощрить за послушание. Наверное, с него не убудет, если он немного поможет Ловичеву и Воронцову. Да и Шувалов скажет спасибо, если узнает. - Информацию о том, кто такой Максим Верман. Когда и при каких обстоятельствах познакомился с Олегом Мертвым. Как может быть связан с Эмилем Холодным. Также я хочу, чтобы твой специально обученный и надежный человек обеспечил Яну безопасное передвижениям по городу. Пусть наблюдает издалека и заодно проверит, действительно ли за ним ведется слежка вне клуба. Просьба Эдуарда озадачивает: своим операм это не дело не поручишь – последуют нестыковки и неудобные вопросы. Придется обратиться к полезным знакомым. - Сделаю, что смогу. Но на официальное производство даже не рассчитывай. Ловичев кивает. Они договариваются оставаться на связи. Затем оплачивают счет за кофе и выходят на крыльцо. Эдик закуривает. Самсон осматривает непривычно пустые улицы в это неходовое время буднего дня. Так бывает. В этом нет ничего странного. Интересно, следят ли за ним самим? - Не буду больше задерживать. Спасибо, что нашел время, - проявления вежливости даются Ловичеву с трудом. Если бы не Ян, то он никогда больше не обратился бы к Зеринскому. - Без проблем. На связи, - тот переступает через собственную гордость и протягивает руку для рукопожатия. Раскрытая ладонь. Большая, ровная, холеная. Это рука человека, который не привык к тяжелой физической работе. Немного поколебавшись, Самсон, все-таки, протягивает свою, грубую, мозолистую и покрытую ссадинами. Рукопожатие получается крепким. 7 Руслан Амагов – бывший опер, некогда работавший род руководством Зеринского. Ему всегда хотелось зарабатывать больше денег, но брать взятки не позволяло воспитание. Поэтому три года назад он увольняется по собственному желанию для того, чтобы открыть собственный бизнес. И первое, что делает Амагов – это учреждает ЧОП. Однако после года существования конторы, он понимает, что начинает скучать по старой розыскной работе. Поэтому в довесок к охранной компании открывает еще и частное сыскное бюро. Нанимает бывшего следака, двух оперов, айтишника и девочку-блогершу, недавно окончившую журфак, на роль пресс-атташе. Сам руководит процессом, но иногда, в особых случаях, лично берется за дело. Заказ от Зеринского – как раз такой. Особый. Его исполнение нельзя доверить кому-то другому, потому что иначе вскроется масса деталей, которые должны оставаться в секрете. Не то, чтобы он не доверяет собственным сотрудникам, но, как говорится, меньше знаешь – крепче спишь. Задача несложная: сопровождать на дистанции артиста Яна Воронцова, обеспечивать безопасность в публичных местах и установить, ведется ли за этим артистом слежка третьими лицами. Если слежка ведется, то выяснить, кем и с какой целью. При возникновении угрозы здоровью и жизни Воронцова, повязать соглядатаев и доставить лично Зеринскому. Сложность в деталях: Ян Воронцов – артист клуба «Масти». Первые два дня наблюдений ничего примечательного не происходит. А вот дальше начинается веселуха – и Амагов уже успевает пожалеть о том, что согласился на это «особое» дело. Ян Воронцов внезапно решает пересесть из личного авто в общественный транспорт. Вероятно, полагает, что среди людей будет ощущать себя в большей безопасности – частое заблуждение. Руслану приходится оставить машину и ездить с ним в метро и в автобусах, ловить первую встречную попутку, чтобы оперативно следовать за внезапно вызванным Воронцовым такси. И это не всегда ему удается: мало кто горит желанием усадить к себе такого пассажира как Амагов – крепкого чеченца спортивного телосложения, налысо бритого и с черной бородой моджахеда. Поэтому периодически Руслан упускает объект из вида и отслеживает его дальнейшие перемещения уже по данным сотового оператора. Никаких подозрительных личностей, следующих за Воронцовым, не обнаружено. Либо они скрываются лучше, чем Амагов, что, в принципе, маловероятно. 8 Неопределенность и неизвестность выматывает хуже всего. Поэтому, вместо того чтобы подождать пока Самсон разберется с проблемой, как и обещал, Ян решает встретиться со страхом лицом к лицу. В публичном месте. - Ты совершенно не в моем вкусе, но я все равно решил потратить на тебя время. Цени! - Эмиль Холодный держит нож в правой руке, манерно оттопырив мизинец. Неторопливо он разрезает хорошо прожаренный стейк. - Но отужинать за чужой счет я никогда не возражаю. В представлениях Воронцова такой человек как Эмиль обязательно должен есть мясо с кровью. Возможно даже, сырым. И отнюдь не говядину. - Можете заказывать, что пожелаете, - с некоторым раздражением произносит Ян. Ему совсем не нравится Эмиль. Он перетягивает на себя слишком много внимания: всегда в белом, всегда обвешан драгоценностями, будто новогодняя елка. И Ян Воронцов в своем, как он думал, эксцентричном прикиде из крокодиловой кожи, попросту меркнет в ослепительном сиянии великолепной безвкусицы собеседника. - Тебя вот забыл спросить, - хмыкает Холодный, отправляя в рот маленький кусочек. Чтобы жевалось показательно красиво. Когда эстетичное жевание заканчивается, он продолжает: - Говори, какое у тебя ко мне дело? Только не проси убрать Лерку со сцены. Он очень понравился всем нашим педофилам, ха-ха-ха! Ян испытывает непреодолимое желание вставить опустевший бокал Эмилю в глазницу и провернуть. Или воткнуть вилку в ладонь. Или, может быть, окунуть лицом в тарелку так, чтобы красивый фарфор впился десятками осколков в это нетронутое пластикой идеальное лицо. Но Воронцов держит себя в руках. Пока ему это удается. - Скажу прямо, Самаэль Авраамович, - «Эмилем» Эмиля называет только Антон. Остальным упоминать это имя всуе запрещено. - Перестаньте преследовать меня, - намеки Воронцов не любит. И считает, что изворачиваться ужом на сковородке, играя в дипломатию, в которой не силен, будет ниже его собственного достоинства. Самаэль Авраамович гомерически хохочет, вынуждая всех гостей ресторана обратить на себя еще больше внимания. Одни закатывает глаза, а другие делают вид, будто ничего не замечают. Но каждый из них думает об одном и том же: очевидно, импозантный господин перебрал с алкоголем. Однако им невдомек, что Эмиль везде чувствует себя как дома. Просмеявшись до слез, Холодный театральным жестом промакивает глаза салфеткой, сминает ее и демонстративно опускает в пустой бокал Воронцова. - Янчик, солнышко, а не слишком ли ты зазвездился? - он разваливается в кресле, словно царь на троне. - И зачем же мне сдался такой убогий офисный нищеброд? Краска стыда и гнева мгновенно заливает щеки и уши. В любой другой ситуации Воронцов послал бы Эмиля на хер или двинул бы каблуком в ухо. Но в данной, если планирует вернуться в клуб, вынужден вновь держать себя в руках. Так себе расклад получается. Если срочно что-то не придумать, то Эмиль сожрет его с потрохами и не подавится. - Затем, что я видел, как вы трахали Максима Вермана в моей гримерке! - Что-о-о-о?! - Эмиль повышает голос и резко подается вперед. Ножи и вилки подскакивают на тарелках и со звоном валятся обратно. Люди за соседним столиком вздрагивают и с опаской косятся на Холодного. Жаловаться на беспардонного гостя никто не рискует, предвкушая бурный скандал с участием полиции. Ян не понимает, что выводит того из себя: самонадеянное заявление или внезапное попадание в тайный страх. Но внезапно, как ни в чем ни бывало, Эмиль залпом допивает остатки коктейля и скалится зубастой голливудской улыбкой. Воронцов невольно отстраняется подальше. Холодный взмахивает рукой и подзывает официанта. Тот обреченно подходит и услужливо склоняет голову, готовый исполнить любой каприз. Эмиль распоряжается принести еще поесть, попить и на десерт, а когда официант уходит, он поднимается с места и манит Воронцова пальцем. Ян, с тоской оглядывая зал и тщетно выискивая у кого-нибудь поддержки, смиренно следует за Холодным на балкон. Балкон оказывается небольшим: два кресла, декоративный столик и какие-то растения в массивных горшках. Здесь темно, и только отсветы уличных фонарей и витрин заведений напротив бликуют на стенах. Было бы уютно, и даже интимно, но обстановка становится напряженной. - Итак, малыш, - Эмиль прикрывает стеклянную дверь. Ян ощущает себя загнанной овцой перед волком, готовым к решающему броску. – Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое после того, как ты сам подтвердил мои догадки? – голос льется тихо и мелодично, но в тоне отчетливо слышится металл, а пронизывающий взгляд светлых бездушных глаз режет острее ножа. Дурак, вот дурак! Зачем я это ляпнул?! Ведь он не знал наверняка! И следил за мной затем, чтобы понять, видел кто или нет. А тут я сам все и выложил… Идиот!!! Воронцов инстинктивно отступает и тут же упирается пятой точкой в чугунное ограждение. Нет больше напыщенного и напомаженного клоуна в гламурных прикидах а-ля Киркоров. Нет капризного мужика с отвратительной нарочитой жеманностью отъявленного пидора. Ян внезапно осознает, что оказывается один на один с... Убийцей. От собственных мыслей он приходит в ужас, который старается скрыть. И рядом не оказывается никого, кто бы смог отвадить чудовище. - Давайте поговорим. Я могу оказаться вам полезным, - Воронцов пытается усмехнуться, и у него это даже получается. Эмиль выдерживает мучительно долгую паузу, оценивающе разглядывая того. Затем разочарованно вздыхает и отвечает: - Ты врешь мне, Янчик, - почти ласково. Так разговаривают с маленькими несмышлеными детьми. Он подходит ближе, вжимая Воронцова в ограждение. – Тебе нечего мне предложить. - Я не... - руки упираются в грудь, стараясь удержать Холодного на расстоянии. - А может, станешь моим персональным танцовщиком, Ян? - золотые кудри щекочут остывающие щеки. Кровь отливает от лица. - Если согласишься, то у тебя будут лучшие наряды, украшения, косметика и что там еще нужно? - театральная пауза, а за ней – усталый вздох. - Может, гастроли? Поедем в дружественный всем гея Амстердам-Париж-Нью-Йорк, - он наклоняется ниже, страшно вытаращив глаза и растянув губы в неестественной улыбке. - Но можно и в Тайланд. Там отрежем тебе хуй и вставим сиськи, а потом выдадим за Ловичева замуж! Ох, и погуляем на вашей свадьбе, а! И братца твоего пригласим, конечно же! Это должно быть смешным, но Холодный, вопреки ожиданиям Воронцова, не заходится в очередном приступе сатанического смеха. Нет. Его лицо серьезно. И Ян понимает, что тот и не шутит вовсе. И даже не запугивает, а просто перечисляет варианты, которые приходят в голову. И все до единого он способен реализовать. - Эмиль... То есть, Самаэль Авраамович... Он не успевает договорить, Холодный впечатывает ладонь в его губы так сильно, что во рту ощущается привкус крови. - Как ты меня сейчас назвал? - вопрос не предполагает ответа, поскольку рот Яна закрыт. Воронцов вцепляется в запястье Эмиля обеими руками, но не может оторвать цепкие острые пальцы. Этот человек гораздо сильнее чем кажется. На лице останутся синяки. «Если выживу», - проносится в голове. - Так меня могут называть только те, кто меня очень давно знает, Ян. Так давно, что тебя еще и в планах не было, понимаешь? Тот с трудом кивает – он все понимает. Холодный разжимает пальцы и отходит. Щеки болят и пульсируют. - У меня создается впечатление, - немного резче, чем планирует, произносит Воронцов. Он не привык к такому обращению. Он не видит оснований для такого обращения. Несмотря на страх, его постепенно охватывает жгучее бешенство. - Что вы... - вместо очередного «Эмиль» Ян сплевывает с балкона кровавую слюну. - Вытащили меня сюда специально, чтобы самоутвердиться. Воронцов давно не дрался. Со школы, когда одноклассники-гопники дразнили его за длинные волосы и штаны в облипку. Но сейчас он крепко сжимает кулаки, готовясь вспомнить этот болезненный опыт. - Ну-ка, петухи, - на балкон заходит мужик кавказского вида, и продолжать эскалацию конфликта желание как-то сразу пропадает. – Вы мешаете другим людям отдыхать. Сами разойдетесь или мне полицию вызвать? Ни слова не говоря, оба возвращаются в зал под косые взгляды остальных гостей. Ян забирает оставленный на стуле пиджак и рюкзак и, кидая на прощание «за ужин сами заплатите», уходит с гордо вздернутым подбородком. Эмиль, как ни в чем ни бывало, остается дегустировать ужин и десерты, которые давно принес официант. Руслан Амагов незаметно выскальзывает из зала и продолжает следовать за Воронцовым. 9 - Максим Верман? - Кирилл на секунду задумывается, чтобы такого он мог про него рассказать, чего Зеринский и сам не знает. - Ну, мальчика танцует наш Кощей, Олег Мертвый. Появился он не так давно. По слухам, на замену предыдущему, подохшему от передоза. Мертвый всех делает мертвыми, ха-ха. Ржет в голос под неодобрительный взгляд Эдуарда Витольдовича. Но эти все укоризненные взоры и назидательные «не веди себя как идиот» не срабатывают. Поэтому Зеринскому приходится оперативно осваивать совершенно новый скилл: принимать человека таким, какой он есть. И это оказывается чертовски сложным занятием. Потому, что Забелин – взбалмошный самовлюбленный франт, сплетник и кобель, который трахает все, что движется. И Эдик не сомневается в том, что Ян был далеко не единственным его партнером. Но почему-то Зеринскому на это совершенно наплевать. И куда только подевался собственнический инстинкт? - Ближе к делу, Кирилл, - ставит перед ним кружку с чаем. Тот благодарит и, шумно швыркая, выпивает сразу почти половину. Зеринский делает вид, что не замечает. А Забелин – что он это не специально. - Ну... До Вермана был некий Виталий Белов, который ебаться добровольно с Мертвым никак не хотел. И тот накачивал его наркотой, чтобы посговорчивее был. Наверное, у Олега весь домашний персонал состоит из зомби, ха-ха! - Кирилл кашляет, подавившись чаем, Эдуард молча злорадствует и с серьезным видом продолжает внимательно слушать. - Я этого Белова никогда не видел ни в клубе, ни где-либо вообще. Вероятно, он до такой степени сторчался, что Олегу имидж не позволял таскать за собой полудохлое тело. Не знаю, насколько это правда, но якобы, прежде чем заточить в своем доме этого Белова, по приказу Мертвого были убиты все его близкие родственники. Чтобы никто, так сказать, не отвлекал от отношений. Ни тещи, ни поездок к родителям раз в месяц – это он хорошо придумал! Забелин снова смеется, но на этот раз уже не так весело. Зеринский делает мысленные пометки проверить Виталия Белова и его семью. И заодно чекнуть биографию Максима Вермана. - Как знать, возможно, и Максим этот на таких же условиях оказался в казематах у Кощея, аха-х. Только вот на нарика не очень похож. Пока что. Мне лично сложно представить то, что кто-то по собственной воле способен состоять с Мертвым в близких отношениях. Рабочая версия такова. Олег Мертвый неспособен завести нормальные отношения в силу неустановленных эмоциональных травм или не недиагностированных отклонений в психике. Может страдать от одиночества и непонимания со стороны окружающих. Имеет образ идеальных, по его мнению, отношений, когда партнер или партнерша полностью находится под его тотальным контролем. Чтобы реализовать этот сценарий он избавляется от всех, кто может претендовать на внимание этого партнера. Лишившись всех значимых людей, существование того должно замкнуться на личности Олега Мертвого. Однако этого не происходит, и Мертвый принуждает к отношениями с помощью наркотиков. В итоге, жертва умирает от передозировки. Ищется новая. И так далее. Если это предположение близко к истине, тогда почему Максим Верман не вписывается в этот сценарий? Или, все-таки, вписывается? - Один этот Максимка никуда не ходит. И в клуб заявляется только в компании телохранителя, нанятого Мертвым. Короче, хрен подступишься к этой шлюшке так, чтобы хозяин не заметил. И один раз он не заметил. Когда Эмиль Холодный развлекался с его очередной «жертвой». Почему? - Как зовут телохранителя? - интересуется Зеринский. - Эм-м-м... Санек его зовут. Александр Быков. А что это за допрос, собственно, дорогой мой? - только теперь любопытство Эдуарда начинает вызывать у Кирилла вопросы. - Да ничего, расслабься. Профдеформация, - небрежно отмахивается тот и усаживается за стол с кружкой кофе. – Хочу понимать, кто есть кто. - Это запросто! Сплетен и баек я знаю очень много, - Забелин протягивает руку и под столом крепко сжимает бедро Зеринского, многозначительно играя бровями, - Но мне нужен аванс за то, что я могу еще растрепать. - Не вопрос, - хозяйским хватом Эдик цепляет Киру за локоть и, не слишком ласково выволакивая из-за стола, тащит в направлении спальни. Кофе так и остается неотпитым. 10 На следующий день Ян приезжает к Самсону, чтобы провести выходной в его уединенном доме, находящемся посреди леса. - Зачем ты встречался с Эмилем? – Ловичев крайне недоволен опрометчивым поступком Воронцова. - Хотел разобраться в своих проблемах самостоятельно! - с вызовом отвечает тот. – И вообще, откуда ты об этом знаешь?! Приходится рассказать о привлечении Зеринского и об организованном им наблюдении за Яном. Воронцов злится. Он не желает, чтобы Зеринский принимал участие. Его, итак, везде слишком много. Но потом гнев Яна утихает, и он с тоской осознает, что рассчитывать ему больше и не на кого: только на Сэмми и Эдика. Заставлять волноваться еще и Влада ему не позволяет совесть. - Получилось разобраться? – Самсон резонно не верит в успех этого мероприятия. - Не особо… - признается тот, опустив голову. - Что он тебе рассказал? – нарочито сухо интересуется Ловичев. - Ничего, кроме всяких мерзостей. Но теперь он точно знает, что я все видел... И просто так не отвяжется. - Если Эмиль Холодный продолжит докучать, то остается только один выход. Устранить его, - заключает Самсон. 11 Ловичеву очень не хочется приезжать в следственное управление. Кое-кто из коллег до сих пор продолжает выслуживаться там, и едва ли будет рад неожиданной встрече спустя пять лет. Эдуард это прекрасно понимает, но все равно настоятельно приглашает Самсона приехать. Не все можно обсудить в кофейне, где всегда найдутся желающие погреть уши. Несмотря на то, что никакой слежки за Воронцовым Амагов не обнаруживает, Зеринский пока не исключает вероятность ее наличия. Руслана Амагова он тоже приглашает. Самсону удается дойти до кабинета Зеринского неузнанным. Никому нет дела до него. Раз пришел – значит, так надо. Ностальгических чувств по бывшему месту работы Ловичев, вопреки собственным ожиданиям, не испытывает. И теперь может под другим углом взглянуть на ситуацию. Да, его уволили. Да он больше никогда не сможет работать в структуре МВД. Но зато теперь больше не нужно подрываться куда-то посреди ночи, пахать без выходных, обедов, опрашивать личностей, не склонных к сотрудничеству, и сталкиваться с негативным отношением к сотруднику полиции со стороны гражданских. За этот каторжный труд полагается нищенская зарплата, на которую как-то нужно содержать самого себя, свой дом, жену, детей и собаку. Поэтому проще встретить чупакабру, чем честного и всем довольного мента, чистого на руку. За пять лет работы в клубе «Масти» на заработанные деньги – немалые деньги – Самсон построил большой дом и оснастил его всей необходимой техникой, поменял машину с раздолбанной «шестерки» на кроссовер BMW X5 G5. Полностью сменил гардероб. Нанял обслуживающий персонал – повара и клинеров. Мог позволить себе ужинать в ресторанах, оплачивать услуги личного тренера и физиотерапевта. К покупкам ненужного милого хлама Ловичев склонности не имеет. Других интересов и хобби, кроме спорта, у него нет. Путешествовать он тоже не любит. Поэтому большая часть денег оседает на инвестиционных и накопительных счетах. Как ни посмотри, жить Ловичев стал несравнимо лучше, чем прежде. Конечно, ему приходится убивать и калечить людей. Но зато есть фиксированный рабочий график. Бабло. Репутация «ужасного палача» и уважение. Самсон усмехается: он радуется тому, что стал преступником. Таковым его сделал Эдик. Но, с другой стороны, без Эдика, он, скорее всего, мог бы рассчитывать только на работу охранником в Пятерочке. Когда денег хватает только на пожрать. При такой занятости мозги быстро превратятся в манную кашу, мышечная масса – в жир, а смысл жизни сведется к бутылке горячительного в конце смены. Так что, в какой-то степени Эдуард Зеринский, действительно, позаботился о бывшем подчиненном. А мог просто дать пинка под зад и ничего не предпринимать. Впервые за эти годы Самсон вдруг перестает испытывать к Эдуарду жгучую ненависть. Обида как-то сама собой рассеивается. И теперь Ловичев даже рад, что приходит сюда. Это помогает расставить приоритеты. - Добрый день, - он заходит в кабинет Зеринского. - Добрый, - коротко бросает тот, не поднимаясь из-за стола. Указывает в кресло напротив. – Присаживайся. И познакомься, - кивает в сторону вальяжно сидящего кавказца. – Это Руслан Амагов, он наблюдал за Воронцовым и добывал информацию по нашим вопросам. Амагов привстает и протягивает руку. Ловичев кивает, и они обмениваются рукопожатием. А затем переходят к делу. На столе появляется макбук, на котором Амагов демонстрирует проделанную работу. - Итак, здесь все, что удалось найти на семью Беловых и Верман, а также – на Эмиля Холодного, - Руслан разворачивает ноутбук таким образом, чтобы остальные видели то, что отображается на экране. Виталий Белов. Двадцать восемь лет. Фотография молодого человека, похожего на Максима Вермана. Тот же типаж: ярко выраженные скулы, светлые глаза и темные волосы. На протяжении года числится пропавшим без вести. Не найден ни живым, ни мертвым. Заявление о пропаже поступает от обеспокоенных дальних родственников: в течение продолжительного времени Виталий не выходит ни с кем из них на связь. Родители Белова погибают в пожаре незадолго до исчезновения сына. Огонь неожиданно разгорается в квартире из-за короткого замыкания. Жена погибает от полученных травм в результате ДТП. Пятилетняя дочь пропадает без вести и до сих пор не найдена. - Далее, по Верману, - Руслан открывает новый документ. Максим Верман. Тридцать три года. Генеральный директор Торгового дома «Верман», который в прошлом году объединяется с компанией «Зервас». Совладелец бизнеса Роман Зервас числится пропавшим без вести. Не найден. По невыясненной причине Максим Верман отказывается от ведения дел в пользу некого Дмитрия Алексеевича Черного, однако юридически все еще остается владельцем компании. Связь с бывшими коллегами не поддерживает – на звонки и сообщения не отвечает. Все, кто знаком с Максимом Верманом, не знают, где он находится в данный момент, чем занимается и почему не контактирует с прежним кругом взаимодействия. Вдовец. Жена умирает от травм, полученных в результате ДТП. Старшая сестра Вермана совершает суицид после извещения о смерти мужа. Тот погибает от множественных колото-резаных ран, полученных в результате нападения неизвестного. Отец Максима Вермана погибает в пожаре, который разгорается в его собственном доме. Официальная причина возгорания – короткое замыкание. - Таким образом, и у Белова, и у Вермана все ближайшие родственники умирают в течение короткого отрезка времени и как будто бы в результате несчастного случая. Доказательств того, что смерти носят криминальный характер – кроме убийства мужа сестры Вермана – нет. Однако, если попытаться притянуть эту историю за уши, то и она покажется лишь неудачным стечением обстоятельств для одного человека, - подытоживает Амагов. – Дела закрыты. - Есть одно «НО», - произносит Зеринский. – Во-первых, все эти люди умирают один за другим. Во-вторых, в двух совершенно разных семьях происходит череда очень схожих по обстоятельствам происшествий. Для подлинных несчастных случаев – это слишком неправдоподобно. - Больше походит на расправу, замаскированную под несчастные случаи, - подхватывает его мысль Ловичев. Схожие методы. Полное уничтожение семьи. Всех, кроме какого-то одного ее члена. Виталий Белов и Максим Верман. Что между ними общего? Ничего, кроме схожего типажа внешности и знакомства с Олегом Мертвым. - Я тоже так подумал, - соглашается Амагов. – И причина, по которой дела быстро отработали и закрыли, думаю, всем нам ясна. Связи. Услуги. Обещания. Деньги. Очень большие деньги. - Но у нас нет никаких доказательств, - пожимает плечами Руслан. - А они нам и не нужны, - замечает Ловичев. - Тогда зачем все это? – резонно интересуется Амагов, искренне не понимая, нафига он напрягал своего айтишника два дня подряд копаться в базах. - Необходимо установить, какая связь существует между Максимом Верманом, Эмилем Холодным и Олегом Мертвым, - отвечает Эдуард. – Связку Мертвый-Верман, считай, уже отработали. Окончательно сбитый с толку Руслан просто пожимает плечами и, решая не вникать особо в странные дела этих двоих, кликает по другой папке на экране ноутбука. Появляются изображения. Фотографии. Черно-белые. Старые. Годов шестидесятых-семидесятых прошлого, двадцатого, века. На семейных портретах запечатлены незнакомцы, красивые как на подбор. - Кто они? – первым спрашивает Самсон, тщетно пытаясь опознать хотя одно лицо. Люди разных возрастов собраны вместе. Те, кто повыше, стоит позади, а кто пониже – сидит. Женщины и маленькие дети – на переднем плане. Каждый человек одет дорого и со вкусом. На фоне виднеются фрагменты богатого интерьера или внешних сооружений – огромных окон и широких крылец, а также – великолепных пейзажей. И, судя роскоши одежд, мехов и украшений, наличию огромных гобеленов, вазонов с тропическим пальмами и прочими атрибутами полного достатка, проживали эти товарищи точно не в Советском Союзе. - Это многочисленная семья Холодных. Как мне объяснил человек из посольства России в Польше, на фото присутствуют и дальние родственники. Кто из них кто, не знаю. Но все – потомственные аристократы. Проживали в собственном замке Значне Жимней, расположенном недалеко от Варшавы. В настоящее время замок находится в государственной собственности. Холодные входили в круг экономической и политической элиты, владели несколькими фабриками и заводами, - ощутив себя экскурсоводом, Руслан увеличивает фотографию и представляет мальчика лет двенадцати с белокурыми идеально уложенными кудрями, одетого в не по возрасту элегантный клетчатый костюм. На ангельском личике блуждает улыбка: — Вот этот пацан – ваш Эмиль Холодный. На фото ему тринадцать лет. А это, - переводит фокус внимания на малыша, который сидит у него на коленях. Такой же симпатичный и беловолосый. – Его родной брат Мартин. Ему всего три года. У Зеринского и Ловичева одинаково озадаченные лица. Никто не ожидает того, что Эмиль Холодный имеет родословную настоящего шляхтича. И чем больше они узнают о прошлом этого человека, тем более невероятной кажется его история. Амагов пересказывает все, что слышит по телефону от агента из Посольства. Для надежности он записывает информацию в отдельный файл, с которым потом Зеринский и Ловичев смогут ознакомиться подробнее. - В начале восьмидесятых в Польше происходят массовые рабочие забастовки. За профсоюз, против Советской власти и вот это вот вся свистопляска, - рассказывает он. – В январе 1982 года всю семью Холодных расстреливают в их же замке несколько экстремистов из числа бастующих рабочих. В живых остаются только эти двое, - Руслан он указывает на фото с мальчишками. – Эмиль и Мартин. Мартину на тот момент было уже шесть. Он стал свидетелем расправы. Но, если верить слухам, он не мог ничего вспомнить о тех событиях. Эмилю – восемнадцать, и в этот день «Икс» он как раз вернулся домой. Ему удалось сбежать от похитителей: месяц назад его и еще пятеро детей каких-то буржуев вывезли черт знает, куда, все те же повстанцы. Другие дети найдены не были. Впору снимать фильм, думает Зеринский. Собственная жизнь вдруг кажется ему чрезвычайно скучной на фоне этих остросюжетных событий. А Ловичеву требуется ведро кофе и попкорна, чтобы продолжать слушать: впервые за весь его опыт работы в полиции биография фигуранта оказывается настолько нетривиальной. - За похищением детей и убийством семьи Холодных стояли двадцатипятилетний рабочий Тодор Ячевский и двадцатитрехлетний крестьянин Янек Глиньский. Однако по какой-то причине эти двое отбыли срок лишь за участие в забастовках. Но самое занимательное в этой истории то, что Аркадий Комиссаров, кагэбэшник, откомандированный из Москвы в Варшаву и проводивший следственные мероприятия по этому делу, усыновил потерпевших Эмиля и Мартина Холодных. И забрал их в Москву. Несовершеннолетний Мартин получил фамилию Комиссаров. Эмиль фамилию не менял. Дальше Руслан перечисляет список фактов: учился-работал-создал театр имени самого себя, а затем переквалифицировал в закрытый клуб «Масти». - После дарованной амнистии Тодор Ячевский вернулся в Гданьск, а Янек Глиньский эмигровал в США, - черные глаза Амагова блестят азартом. Кажется, это история увлекает и его. – Моей команде удалось связаться с Глиньским, в настоящее время проживающим в Бостоне. За некоторое вознаграждение он согласился побеседовать о семье Холодных и сообщил, что убивали они этих людей по приказу самого Эмиля. Также Эмиль зарезал собственного отца на глазах у Мартина. И застрелил третьего участника расправы, Мицека Корецкого, который не упоминается ни в одном из протоколов допроса. Знал ли об этом кагэбэшник Аркадий Комиссаров, Глиньский не в курсе. Где сейчас находится Тодор Ячевский, Глиньский также не имеет представления. Говорит, что ничего не слышал о нем с 1994 года. Мы общались по скайпу. Запись с экрана я, естественно, сделал. Зеринский, наконец, решает блеснуть гостеприимством и приносит три стаканчика с кофе. Затраты на диалог с Глиньским он обещает Амагову компенсировать. Тот не отказывается. - Я пробил и этого Ячевского. Правда, не без помощи того же парня из Посольства, - продолжает Руслан, неспешно попивая горячий кофе. – Он проживал в Гданьске с женой и двумя сыновьями четырнадцати и пятнадцати лет. Но недолго. Вскоре после его возвращения домой, жена Ячевского погибает – сбивает машина. А дети пропадают без вести. И как будто бы вырисовывается уже знакомый нам сценарий, не находите? – Амагов ухмыляется. Коллеги соглашаются с его замечанием. – В феврале девяносто четвертого самого Ячевского арестовывают сотрудники Бюро безопасности по запросу российских спецслужб, которые предъявляют ему нихеровенькое обвинение в покушении на жизнь тогдашнего президента Российской Федерации. Однако никакого покушения не было. И причина этой аферы не ясна до сих пор. Что, в итоге, стало с Ячевским, тоже не понятно. Но в архиве польского Управления Гражданского Состояния есть запись о том, что он умер в марте девяносто четвертого года. Никаких сведений о месте захоронения я не обнаружил. Темная какая-то история. - Согласен, - задумчиво протягивает Ловичев. Вопросов возникает все больше, а четких ответов на них ни у кого из присутствующих нет. Какова вероятность, что над семьей Ячевского была совершена расправа, замаскированная под несчастный случай? И если да, то кем она могла быть совершена и за что? Мог ли Эмиль Холодный мстить Ячевскому за убийство собственной семьи? Едва ли, поскольку приказ о расстреле отдавал он сам. Мог ли кагэбэшник Аркадий Комиссаров, инициировать похищение Ячевского? Теоретически, да. Но зачем? Действительно ли человек по имени Тодор Ячевский умер весной тысяча девятьсот девяносто четвертого? А если нет, тогда где он? - Ответы на эти вопросы мы, скорее всего, никогда не узнаем, - Зеринский прерывает поток рассуждений. – Поэтому предлагаю сосредоточиться на том, что более-менее понятно. На данном этапе, принимая во внимание однотипные способы реализации так называемых расправ и общий типаж тех мужчин, которые остаются в живых, можно считать Эмиля Холодного и Олега Мертвого сообщниками. Никаких доказательств. Ничего. Кроме странных совпадений. Родители всегда погибают в пожаре. Жены – в ДТП. Дети – пропадают без вести. - Амагов, что там по Олегу Мертвому? – спрашивает Зеринский. – Неужели никакой связи с Холодным? - Нет. Никаких упоминаний, - разводит руками тот. – Но я могу целенаправленно покопать по этому вопросу. - Буду признателен. 12 - Спасибо, - немного поколебавшись, произносит Ловичев, после того, когда Амагов уходит. - Не стоит. Ян – не последний для меня человек, - Зеринский открывает окно и с удовольствием вдыхает свежий воздух. - За то, что пять лет назад ты не позволил мне спиться. Спасибо. Звучит настолько неожиданно, что Эдуард, думая, что ослышался, оборачивается. И, замечая ухмылку на губах Ловичева, понимает, что нет, ему не показалось: Самсон действительно благодарит его за то, в чем прежде обвинял. Воцаряется неловкая пауза. Неловкая для Эдуарда. Он пытается разгадать, в чем подвох, но не понимает. Как будто его и нет. - Пожалуйста, - наконец нарочито ровно отвечает он. 13 Руслан Амагов убивает еще три дня на поиск хотя бы косвенной связи, на основании которой Эмиль Холодный и Олег Мертвый могли бы проворачивать общие дела. Но такой ее не существует. Ничего. Ноль. Пустота. Эти люди не общаются. Не созваниваются. Не переписываются в мессенджерах. Не ведут никакой бизнес. И в прошлом каждого из них нет ни единой ниточки, за которую можно было бы уцепиться. Ни. Че. Го. Кажется, Зеринскому придется придумывать план «Б». 14 Осень 1994 года, Москва, театр Эмиля Холодного В девяносто четвертом Эмилю Холодному исполняется тридцать один год. В девяносто четвертом Олегу Мертвому уже девятнадцать. Однажды в промозглую осеннюю ночь он приходит вместе с родителями в театр. Родители еще живы. Они погибнут в Грозном только в девяносто пятом, но Олег, их единственный и любимый сын, будущий наследник всех машиностроительных заводов, еще не знает об этом. Они по-семейному смотрят запрещенный цензурой спектакль. Среди зрителей также присутствуют многие влиятельные персоны. Олег впервые оказывается на подобном мероприятии вместе с отцом и матерью, и его это радует. Значит, они относятся к нему как к взрослому. К равному. На сцене играют порно-комедию, где актеры взаправду совокупляются друг с другом: все со всеми, невзирая на половую принадлежность. Кто-то из уважаемых зрителей, не стесняясь, дрочит, не отрывая лихорадочного взгляда от действа. В конце спектакля – как и в обычном театре – актеры раскланиваются. Потные и обконченные, они делают реверансы и улыбаются красными ртами, растянутыми о члены друг друга. А потом на сцену выходит режиссер. Он представляется, хотя его итак все знают. Эмиль Холодный – единственная настоящая звезда своего же театра. Красное до рези в глазах платье, расшитое искрящимися пайетками. Светлые волосы уложены в прическу Мерилин Монро. Черные-пречерные губы призывным маслянистым глянцем поблескивают в свете софитов. Каждое движение плавно и грациозно. Эмиль курит сигарету через мундштук из слоновой кости, манерно отогнув мизинец. Образ настолько восхищает Олега, что он решается пройти за кулисы, чтобы познакомиться с этим необычным человеком. - Бо-о-о-оже! Какой же ты красивый мальчик, - Эмиль мелодично смеется, и проводит острыми ногтями по белоснежным волосам. – Хочешь автограф? Учти, я расписываюсь только кровью, - он заразительно смеется. Актеры, изнывающие от порно-пыток на сцене, подхватывают его шутку усталыми смешками и постепенно расходятся. Кто в гримерку, а кто сразу в душ. Красное платье переливается рубиновым огнем. И это пламя зачаровывает. Хочется лететь ему навстречу, словно бабочка – в костер. – Как тебя зовут, мой дорогой? - Олег Мертвый, - отвечает тот. Он почти на голову выше Эмиля, но отчего-то складывается ощущение, будто сверху вниз смотрит именно Холодный. - Неужели, сын Владимира Мертвого? Его отец, Владимир Мертвый владеет несколькими предприятиями ОПК – конструкторскими бюро и заводами, разрабатывающими и производящими военную технику и боеприпасы для нужд доблестной российской армии. Это чрезвычайно прибыльный бизнес, потому что войны никогда не заканчиваются. Бывший аристократ Эмиль Холодный понимает, что такое богатства, основанные на стабильных госзаказах – его семья преумножала состояние таким же образом на протяжении многих лет. Пока я не убил их всех. - Да, я его сын. Олег Владимирович Мертвый, - молодой человек протягивает руку, чтобы обменяться рукопожатиями, как это принято в светском обществе. Но вместо этого Эмиль касается губами тыльной стороны его бледной и ледяной ладони. На коже остается угольно-черный отпечаток помады. Холодный ожидает, что наивный Олежка отшатнется от него, как от ведьмы, способной наслать порчу. Но Мертвый не демонстрирует никаких эмоций. Взгляд светло-серых глаз напоминает цвет бетонной стены. И, наверное, умеет обращать людей в камень, как Медуза Горгона. Черная метка расплывается по красному, покрывая переливающуюся чешую пайеток липкой сажей. Олег Мертвый невозмутимо вытирает руку об одно из лучших платьев Эмиля Холодного. Дар речи покидает Эмиля. Он так и остается стоять с открытым ртом, из которого не вырывается ни звука. Кричи на него! Выцарапай ему глаза! Опозорь публично! Пусть все видят, какая мразь сынок самого богатого в стране человека!!! Но отчего-то Холодный молчит и не может позволить себе все те вольности, на какие обычно щедр в стенах собственного заведения. Невероятно: ему впервые в жизни становится …стыдно за собственное поведение. Привыкший кичиться собственным благородным происхождением, Эмиль всегда относится к другим, как к рабам. Он вытирает об них ноги, издевается, высмеивает, иногда пытает веселья ради. Но сейчас Холодный понимает – чувствует – что типичная роль хозяина-самодура на Олега не действует и не вызывает никакой реакции: ни восхищения, ни отторжения. Ничего. Мертвый глядит на Холодного с высоты своего роста. Как на червя. Эмиль осознает, что ним стоит не мальчик, а Король. Молодой и еще неискушенный придворными интригами, но уже подавляющий харизмой. Потому что с пеленок воспитывается как наследник престола и понимает, что весь мир принадлежит ему. Этот мальчик вырастет. Унаследует отцовскую империю огня и металла, станет бессердечным, безжалостным и очень опасным. Он станет жестоким королем. Тираном, преумножающим богатства своего королевства. Как это прекрасно! Эмиль сменяет задушенный гнев на милость. Холодный ненавидит оставаться в дураках – одну ошибку он уже совершает, обманувшись хрупкой фигурой и смазливым личиком. Должно быть, Владимир Мертвый и сына своего создал из металла: стальной скелет, обтянутый мясом и кожей. И если продолжать кусать этого человека, то можно остаться без зубов. А зубы Эмилю нужны. Без зубов он словно кот без когтей. - Ты прав, совершенно прав, дорогой, - улыбка Эмиля становится удивительно искренней и теплой. Взгляд мягким и внимательным. Выбившаяся из укладки тоненькая золотая завитушка вовремя касается накладных ресниц, придавая образу тягучую манкость. – Вечер закончился, и это платье давно пора сменить! К собственному удовлетворению, он улавливает легкую тень замешательства во взгляде Мертвого. Значит, вот чего тебе не хватает. Впрочем, как и всем. Любви. Любовь – очень ресурсоемкий инструмент, и Эмиль предпочитает им не пользоваться. Однако Олег – тот самый исключительный случай, для которого нужно постараться. Зачем? Господи, зачем мне это? Он не находит ответа. Ради будущих связей и денег, которые, определенно, понадобятся для реализации самого грандиозного проекта? Конечно. Безусловно. Но Холодный понимает, что это не истинная причина. Королевство Эмиля, состоящее из него, его брата Мартина, маленьких принцев Генриха и Карла, украденных у раба Тодора, и сам раб Тодор. В своем королевстве Эмиль – взыскательная Королева, купающаяся в роскоши и покоряющаяся только тому, кто сильнее. Королю. Но Короля по-прежнему нет. Это же просто мальчишка… - Пойдем, милый, - Эмиль касается ладони Олега и медленно вплетает в нее свои пальцы. – Очень прошу тебя помочь мне переодеться, - мягко, но уверенно, тянет за собой. Мертвый нерешительно оборачивается, ища взглядом родителей. Он не хочет потерять их. Доставить неудобства. Стать причиной для сплетен. Но увидев, что те даже не глядят в его сторону, увлеченно беседуя с людьми из Министерства обороны, снова испытывает укол обиды. Родители дают ему все: воспитание, образование, деньги, связи – все самое лучшее. Но они продолжают оставаться бесчувственными надзирателями, задача которых вырастить полезную единицу общества, которая будет эффективно управлять бизнесом. Ничего человеческого. Родиться в семье военного – жить по уставу. Всегда. Эмиль следит за его взглядом. Замечает Владимира и Анжелу Мертвых. Они прекрасны, как боги. С волевыми лицами и статными силуэтами, будто высеченными из гранита – ожившие персонажи с советских плакатов, агитирующих заниматься спортом и вести здоровый образ жизни. Высокие, подтянутые, белокурые, строгие и элегантные. Монолитные и неприступные, как отвесные скалы, о которые любая волна разбивается вдребезги. Эмиль понимает, что такие родители едва ли станут баловать сына эмоциональной близостью. - Не вини их за бездушность, - проникновенно и жарко шепчет Эмиль ему на ухо. – Ведь любовь можно найти не только в кругу семьи. Пальцы Олега сжимаются в ответ. - Идем, я покажу тебе свою гримерку, - словно самый чуткий в мире друг, Холодный обнимает Мертвого за плечи и увлекает с собой в темноту закулисья. – И ты сможешь одеть меня в любой наряд, какой пожелаешь. *** Власть. То, от чего лучше отказаться в его присутствии. То, от чего хочется отказаться. И это не игра в поддавки, когда один лишь играет роль того, кто способен править балом, а другой подыгрывает от безысходности, нацепляя несвойственную маску покорности и позволяя партнеру ощущать иллюзорное превосходство. Сегодня Эмиль приносит себя в дар. Отчаянно, искренне и честно, словно делает подношение богу в решающий момент жизни. Он клянется, Мертвому, что станет его Королевой, и вместе они будут править миром. Но для начала пускай тот оденет даму сердца в соответствии с собственными предпочтениями. Однако Мертвый поступает иначе. Его не интересуют вычурные наряды, которые предназначены лишь для одного – скрывать правду за яркими образами. Олег желает разорвать эту лицемерную оболочку. Вещи, которые одеты на Эмиле. Красивые лживые вещи. Но вместо того, чтобы дать волю эмоциям, Мертвый берет ножницы и медленно срезает испачканное платье, белье, чулки и перчатки, касаясь ледяным лезвием кожи. Он освобождает Эмиля от оков обмана, вынуждая остаться беззащитным и нагим, распростертым на белой бараньей шкуре, которая брошена на пол вместо ковра. - Белый идет тебе, - констатирует Мертвый. - Теперь всегда надевай только белое. Эмиль соглашается, хотя прежде не носил ничего белого. Но теперь будет. Олег снимает с его век накладные ресницы. Бережно стирает макияж. Он стремится обнажить его полностью. Обезоружить. Оставить в естественной уязвимости и вынудить довериться требовательным рукам, хватающим за бедра. Мертвый не ждет приглашений, не просит разрешения и не сомневается в том, что нужно делать. Он просто берет это прекрасное тело, преподнесенное ему в дар. Вгрызается в изящное плечо, вырывая кусок плоти и проглатывая его. Боль ослепляет Эмиля. Но в экстазе она кажется такой восхитительной и возбуждающей, словно необходимая и неизбежная часть таинственного ритуала, который свяжет их обоих навеки. Кровь и грубый животный секс дополняют резкими, размашистыми и яркими мазками первобытную картину подлинной откровенности. Мертвый верит всему, что Холодный шепчет разбитыми губами. Он верит его жадным и сильным объятиям. - Я единственный, кто будет любить тебя. Слова звучат с торжественной проникновенностью, словно клятва, которую невозможно повернуть вспять. Стены, возведенные вокруг непокоренного сердца, ломаются и Эмиль, будто расколдованный, глотает собственные слезы. - Люби. Никто не будет так покорен тебе, как я. 15 Настоящее время, Москва Мир не достоин знать эту тайну. Эмиль невольно вспоминает о первой встрече с Олегом – стоит лишь коснуться давно побелевшего шрама на плече. Неровный и некрасивый. Не болит и не беспокоит. И даже не портит внешность. Его как будто бы и нет. Но он есть. Клеймо, которое Мертвый оставил на его теле. Он всегда срывал с Эмиля всю одежду, парики, кольца и смывал косметику. Избавлялся от всего, потому что жаждал видеть Холодного беззащитным, открытым и честным. Но сам никогда не обнажался полностью. Никогда не собирал волосы во время секса и постоянно скрывал за ними лицо. Все эти мелочи ранили, потому что свидетельствовали только об одном. О недоверии. Средства на реализацию проекта «клуб “Масти”» Мертвый, конечно, выделил. Помог договориться с нужными людьми. Но никакого личного участия не принимал. Не интересовался. Не делал ничего. Только рассчитывал проценты собственных дивидендов с инвестиций. Деньги-деньги-деньги… Должно быть, Олег и сам не замечал того, что стал похож на собственных родителей. Холодный больше не позволял себе влюбляться. Никогда. Эта короткая история стоила ему испепеленного сердца, которое навсегда утратило способность испытывать жгучую страсть и желание. Однажды Эмиль рассказал Олегу о том, каким образом можно по-настоящему привязать к себе другого человека. Достаточно отнять у него всех близких друзей и родственников, чтобы открылась бездонная пропасть, сочащаяся невыразимой тоской. И тогда человек будет искренне благодарен за любое теплое слово и проявленное сострадание. Холодный снова принес себя в дар, готовый отречься от всех, но Мертвый этого не понял и урок выучил по-своему, без всякого сожаления начав уничтожать семьи всех своих новых любовников. Как по учебнику, не привнося в процесс ничего нового. Потому что, в отличие от Эмиля, не испытывал к людям никаких эмоций, развивавших изощренность мысли. Жены и любовницы неизменно погибали в ДТП. Дети стабильно пропадали без вести. Мужчины предсказуемо сгорали или становились случайными жертвами разбойных нападений. Не пришло ли время избавить от всех якорей самого Олега Мертвого? От брата. От Максима. От дальних родственников. Знакомых. Бывших одноклассников. И мальчик, который до сих пор остро переживает утрату родителей, останется по-настоящему один. Может быть, тогда он вернется, снимет с себя все одежды, уберет ниспадающие на лицо волосы и станет открытым и честным? Со мной. 16 Любомиров, наконец, решается поговорить. Старшему брату, который также находится в доме, приходится звонить на мобильный. Это избавляет от необходимости ковылять к нему на костылях через весь огромный особняк. Мертвый приходит сам. Арсений сидит за большим столом, что-то изучая в ноутбуке. Подойдя ближе, Олег видит карту местности с воздушной панорамой, развернутую на весь экран. Одинокий дом посреди леса, расположенный вдалеке от трассы. И вокруг больше ничего: ни поселка, ни СНТ, ни еще хотя бы одного дома. Лес. Лес. Лес. Местность Олег не узнает. - Что ищешь? – с нотками подозрительности интересуется Мертвый, заглядывая через плечо. - Место, в котором меня обнаружили… Дом Самсона Ловичева… - тихо отвечает тот, всматриваясь в экран и тщетно пытаясь что-то там разглядеть. Любомиров изменился. Из шумного и капризного маменькиного сыночка превращается во внезапно повзрослевшего серьезного человека с печатью глубокой скорби на лице. Словно вернулся с войны. - Я подумал, что если снова увижу это место, то что-нибудь вспомню, - Арсений убирает волосы за уши. Осторожно откидывается на спинку кресла. – Неизвестность пугает. И вопросы, на которые еще не найдены ответы, беспокоят каждый день. Олег кладет руку на его плечо. Сжимает пальцы. И не произносит ни слова. По-иному поддерживать и сочувствовать он не умеет. Но Арсений все понимает и ценит то, что Олег для него делает. Поступки красноречивее нежных слов. Он накрывает его холодную ладонь своей и на мгновение сжимает крепко-крепко. Как в детстве, когда было отчаянно страшно и так хотелось где-то укрыться. - Олег, давай съездим к Ловичеву. Я хочу еще раз все осмотреть. - Хорошо. Я позвоню ему и договорюсь о встрече. 17 Несмотря на выходной день, Самсон просыпается рано. Он привык. Утренняя тренировка. Душ. Завтрак. Повар, молодой парень из Флоренции, сносно говорящий по-русски, готовит итальянские изыски с поправкой на российские реалии. Ровно в девять ноль-ноль на территорию отшельнической резиденции вкатываются три огромных внедорожника. На такое количество машин газон Ловичева не рассчитан, приходится парковаться в неотведенном для этого месте. Самсон с неудовольствием отмечает, что колеса черных Меринов перепашут ему всю лужайку. Но деваться некуда, гостей нужно встретить. Он отдает распоряжение накрывать на стол, итальянец кивает и начинает сервировку. Ловичев выходит навстречу прибывшим. Из первой тачки выходят два телохранителя. Одинаково здоровенные, как братья-близнецы. Как по команде они направляются ко второй машине, чтобы открыть дверцы, выпуская Олега Мертвого, Максима Вермана и Арсения Любомирова. Последнему требуется помощь, чтобы выбраться из машины. Загипсованная нога и пара костылей – не самые удобные в повседневной жизни аксессуары. Только после этого из машины выходит водитель. А после него из третьего танка выгружается еще парочка мордоворотов. - Доброе утро, Олег, - Самсон выходит навстречу. Он снова не обращается к нему «Владимирович», как все. Но Мертвый, кажется, не имеет ничего против. - Доброе, Самсон, - уголок губ того чуть дергается. Возможно, это означает улыбку. Руки для приветственного рукопожатия он никогда не протягивает, и Ловичев, зная это, предусмотрительно ее не подает. – Благодарю за то, что согласились встретиться. - Буду рад помочь. Проходите в дом, сначала позавтракаем, - он возвращается на крыльцо, чтобы открыть перед гостями дверь. Вчерашний звонок оказывается очень поздним. Но Самсон все равно не спит. Они разговаривают с Мертвым не дольше двух минут. Он излагает суть дела и хочет знать, удобно ли тому будет принять гостей с утра. Это очень необходимо Арсению, он пытается вспомнить детали. Ловичеву не жалко. Пускай приезжают, гуляют тут, сколько захотят. Возможно, Любомиров, действительно, что-то вспомнит. Вместе с братьями приезжает и Максим Верман, и Самсон не желает упускать возможность возможность понаблюдать за ним. 18 После вкусного и плотного завтрака Ловичев водит гостей по территории. Телохранители стратегически рассредоточиваются по местности, незаметно наблюдают за обстановкой и не отсвечивают. В компании Самсона гости осматривают часть подъездной дороги, обходят вокруг дома и углубляются в лес. Все следуют за Арсением, полагая, что ему виднее, куда идти, что смотреть и где искать. Ходить по пересеченной местности Любомирову непросто. Он часто запинается, спотыкается и едва не падает, успевая вовремя подставить костыль в нужную сторону. Безлистые ветки больно хлещут его по лицу и плечам, норовя уронить в грязь. Ловичеву становится жаль его и он предлагает помощь. Арсений с благодарностью опирается на его плечо – идти становится легче. Молча гулять не получается, и Самсон задает ему наводящие вопросы, которые помогли бы Арсению что-то припомнить. Олег и Максим идут позади. - И что, - шепчет Верман, - думаешь, это поможет твоему брату вспомнить? – старается, чтобы голос не дрожал от страха. Маловероятно, что память Арсения подкинет подсказку в этом лесу, потому что везли они его сюда с Сашкой Быковым глубокой ночью. И деревья не стояли лысыми. Шелестела высокая трава. Все выглядело иначе. Но Верман не готов ручаться за то, что подсознание не сможет выдать какой-нибудь флешбэк. Максим именно затем и напрашивается в поездку, чтобы не потерять контроль над ситуацией. - Я не знаю, - невозмутимо отзывается Олег. Опавшие с прошлой осени листья шуршат под ногами. Слышится хруст ломающихся веток. – Но иногда это срабатывает. В любом случае, нет ничего плохого в том, чтобы Сеня отвлекся от своих мыслей и просто погулял по лесу. Максим как-то дико посмотрел на Олега. Тот, что, проявляет ЗАБОТУ о младшем брате? Беспокоится за него, думает о том, чтобы ему было хорошо? Пальцы сжимаются в кулаки. О нем Мертвый никогда не беспокоится, не заботится, не проявляет внимание. А ведь должен. ДОЛЖЕН! После того, что сделал. ДОЛЖЕН. ОБЯЗАН замаливать свой грех перед ним. За хладнокровно уничтоженную семью. Но, совершенно очевидно, никакие муки совести Олега не терзают и раскаиваться ни в чем он не спешит. Мертвый просто гуляет по лесу как бледный призрак, органично вписываясь в блеклую гамму пробуждающейся природы. Олег старается расслышать, о чем говорят Самсон и Арсений. В стелящемся тумане звуки глушатся и кажутся очень далекими. Но порой обрывки фраз долетают до его ушей. Любомиров благодарит за спасение, выражает признательность за заботу и все такое. Мертвый наблюдает за тем, как терпеливо Ловичев помогает Арсению перешагнуть через очередное бревно, кочку, ямку, как предусмотрительно отодвигает ветви елей и кустарников, возникающих на пути, проверяет дорогу, интересуется, не холодно ли, не промокли ли ноги, не желает ли Арсений чаю. С одной стороны, Олег признателен Ловичеву за то внимание, которым он окружает его травмированного во всех смыслах брата. С другой… В такие моменты, видя, как живут и общаются «нормальные» люди, Мертвый в полной мере осознает собственное одиночество, от которого никогда не сможет избавиться. Сколько бы красивых мальчиков он не имел, никто из них никогда не заполнит бездонную пропасть, отделяющую его от всего остального мира. Олег останавливается. И поднимает голову к небу. Но неба нет. Вместо него – белая плотная пелена. И если приглядеться, то можно увидеть, как туман беспрестанно переливается медленными волнами. - Самсон, - громко зовет он. Ловичев и Любомиров останавливаются. Оборачиваются на голос. Максим напряженно замирает – здесь его настораживает абсолютно все. - Что-то случилось? – раскатистый бас ласкает слух. Олега интересует, остается ли еще чай в походном термосе, который несет с собой Ловичев. Тот утвердительно кивает. Через пару минут все четверо пьют горячий чай, грея руки о походные пластиковые кружки. - Наверное, лучше вернуться, - обреченно вздыхает Любомиров. – Идти тяжело, я устал. И так ничего и не вспомнил. Максим бесшумно выдыхает с облегчением. Настроение немного улучшается. Все это время Арсений с ним почти не разговаривает. Верман давно замечает то, что Любомиров избегает встречаться с ним взглядом. Неужели о чем-то догадывается? - Согласен, - поддерживает его идею Ловичев. – Вашему брату сейчас вредны такие нагрузки на ногу. - Хорошо, - собственный голос напоминает Олегу отдаленное эхо. – Тогда возвращаемся. 19 - Извини, что отвлекаю, Самсон, - Любомирову сложно подойти незаметно. Чертов гипс делает поступь тяжелой и шумной. - Все в порядке, Арсений, - тот укладывает последнюю тарелку в посудомоечную машину и запускает цикл. После чего поворачивается к собеседнику. – Слушаю вас. В просторной кухне, которая одновременно является и столовой, тихо. После обеда все расходятся, кто куда. Телохранители сопровождают гуляющих на улице Олега и Максима. Они с Арсением остаются в доме одни. - Я хотел бы еще раз поблагодарить за все, что ты для меня сделал, - Любомиров неловко сжимает большую горячую ладонь в своей, тонкой и сухой. – Признаться, мне давно не было так спокойно, и я перестал ощущать себя пустым местом, - горький смешок. – Все кругом только делают вид, что я им важен… Родители… Даже Олег… Нет, он ни в чем мне не отказывает, во всем помогает. Но… Его помощь заключается в делегировании: для решения любой моей проблемы найдется специально обученный человек. Поэтому спасибо тебе за эту прогулку. Классно было бы иметь такого старшего брата, как ты, - он улыбается, но поврежденный нерв делает улыбку несимметричной, больше похожей на усмешку. Ловичев не знает, что следует говорить в таких случаях. Он не считает себя таким уж внимательным, но, когда кто-то действительно нуждается в его помощи, он с готовностью сделает все, что в его силах. Свободной рукой он обнимает Любомирова за плечи и притягивает к себе. Тот с благодарностью прижимается к теплой груди как маленький мальчик, готовый расплакаться. Забытое чувство безопасности. Забытое ощущение отцовской любви. Которой не было. - Удивительно, что палач может быть таким чутким… - произносит Арсений и тут же поспешно извиняется. – Прости, не хочу обидеть. Но все остальные, каких я видел… Были тупым злобным быдлом. - Видели? – переспрашивает Самсон. Быть палачом он привык. И его даже не коробит, когда кто-то напоминает о роде его занятий. - Да. На моего брата работают всякие …специалисты, - настроение меняется. Арсений отстраняется. Ловичев не препятствует. – Его всегда окружают странные опасные люди. И даже этот… - он неопределенно кивает в сторону окна. – Максим… Новый любовник. Не знаю почему, но он меня пугает… А мы живем под одной крышей… - Почему же он вас пугает, Арсений? – Самсон ухватывается за возможность узнать то, чего нет в полицейских базах. – Максим кажется вполне воспитанным и миролюбивым парнем. - Именно – кажется! – Любомиров переходит на шепот, опасаясь, что его могут услышать, хотя Верман до сих пор на улице. – Ты бы видел, какой у него взгляд, когда мы остаемся с ним один на один! Он смотрит на меня как волк на загнанную дичь! А перед Олегом изображает идеальную жену. Я не могу ничего рассказать брату потому, что он просто не поверит! Для него Максим – красивая игрушка, у которой, наверное, нет ни мозгов, ни воли. Но, поверь мне, этот Верман не так прост. И я не удивлюсь, если все это время он тайно подсыпает мышьяк в мою еду… Интересно, думает Ловичев. Действительно ли Максим играет какую-то роль или Арсению все мало знакомые люди после пережитого кажутся злодеями? А если, и правда, играет, то зачем? Ради денег? И чем Арсений мешает ему? Это безобидный напуганный мальчишка. - А еще… Я никак не могу избавиться от ощущения, что мы уже где-то раньше встречались… Сначала я думал, что видел его фото в сети. Очередная модель, артист или кто-то в этом роде… Но поиск не выдал совпадений… - голос Арсения дрожит. Он впервые озвучивает собственные страхи. И Самсон это понимает. Любомирову просто не с кем ими поделиться. – С тех пор, как я стал жить у брата, я чувствую, что каждое утро завтракаю за одним столом с… Он трет глаза, размазывая влагу. - С… - горло сжимает спазм ужаса. Любомиров не может заставить себя сказать. Он не может поверить собственным инстинктам. Предчувствиям. Интуиции. Всем иррациональным ощущениям, которые не могут быть никак и ничем подтверждены. ТОГДА он видел лишь силуэт и тень движений в темноте. Слышал только голос, приглушенный платком, повязанным на лицо. - С кем, Арсений? – аккуратно надавливает Ловичев. Он догадывается, с кем, но очень хочет услышать это из уст потерпевшего. - С тем… В этот момент входная дверь открывается и в дом возвращаются Олег, Максим и шобла телохранителей. Арсений больше ничего сказать он не успевает и замыкается. Отходит на шаг в сторону и отворачивается к окну. Ловичев с досадой сжимает кулак. 20 Предложение остаться на ночь Арсений принимает с большим энтузиазмом и благодарностью. Самсон аргументирует его необходимостью повторить обход вокруг дома в темное время суток, поскольку Любомирова привезли именно ночью. И, возможно, тогда тот сможет что-то вспомнить. Олегу остается только согласиться на внеплановую ночевку. Максим Верман становится раздражительным, но старается скрыть перемену настроения за нарочитой вежливостью. Совершенно очевидно, что ему не хочется находиться здесь, но он, как собачка при хозяине, вынужден подчиняться его воле. С Верманом Ловичев планирует побеседовать с глазу на глаз. 21 И для беседы он выбирает самое неподходящее для этого время. Такое, когда любой человек будет ощущать себя уязвимым. - Максим, извините, - сквозь шум воды слышит Верман и не верит собственным ушам. Неужели Ловичев обнаглел до такой степени, что вламывается в тот момент, когда кто-то принимает душ?! Хотя… Это же его дом, черт подери. И ванная комната для гостей. И гостевая спальня, которую даже здесь приходится делить с Олегом Мертвым. - Да? Что ты хотел?! – с откровенным недовольством отзывается Максим, выглядывая из-за душевой перегородки из матового стекла. - Принес вам полотенце, - невозмутимо отвечает Самсон и вешает полотенце на крючок рядом с душевой перегородкой. Там уже висит еще два. И в новом нет никакой необходимости. - Спасибо, - цедит сквозь зубы Верман, будто бы вместо благодарности очень хочет отправить хозяина дома в пешую прогулку по известному маршруту. В ванной комнате достойная обстановка. Окно. Душевая зона как в отеле. Отделка дорогой керамической плиткой. Унитаз. Раковина. Зеркало. Сушилка для полотенец. Пуф с мягким сидением и выдвижным ящиком для белья. Ловичев усаживается на пуф. - Чего тебе еще?! Если ничего, то уходи! – наконец не выдерживает Верман и, немного подумав, опасаясь, что выразился слишком резко, добавляет: - Пожалуйста. Однако уходить так скоро не входит в планы Ловичева. Он и с места не двигается, продолжая восседать на пуфе. С этого ракурса его взору открывается часть фигуры Вермана. Фигура неплохая. - На самом деле, я хотел принести свои извинения, - не испытывая особого раскаяния начинает Самсон. – Разу уж мы вынуждены взаимодействовать лично. - Какие извинения? За что? – искренне недоумевает Максим, и его гнев моментально проходит. Он выключает воду и, взяв с крючка полотенце, заворачивается в него. - За убийство Романа Зерваса, - отвечает тот, внимательно наблюдая за реакцией. Казнь была публичной и затяжной. Зервас умер от травм, несовместимых с жизнью. На мгновение Верман меняется в лице. Это странное выражение Ловичев не понимает, как лучше истолковать: как нежелание вспоминать о прошлом? Или как беспокойство о том, к чему могут привести дальнейшие обсуждения судьбы его бывшего любовника? - Не стоит. Ты просто выполнял свою работу, - наконец сухо отзывается он и, стараясь не встречаться взглядом с Самсоном, подходит к раковине, чтобы почистить зубы перед сном. - За которую мне заплатил Олег Мертвый, - Самсон аккуратно провоцирует Максима, надеясь, что на эмоциях тот скажет что-нибудь такое, чего Ловичев еще не знает. - И что с того? – снова взрывается Верман. Очевидно, этот вопрос его волнует до сих пор. – Хочешь вернуть мне деньги?! Ловичев следит за его отражением в большом зеркале. Отражение приглаживает пальцами мокрые волосы. - Хочу узнать, не по этой ли причине вам неприятен Арсений Любомиров? Ведь он брат человека, который заказал убийство вашего… друга, - он ходит по тонкому льду. Но, в целом, готов искупаться в ледяной воде. Вопрос застает Вермана врасплох – он не успевает придумать подходящую ложь. Бледные пальцы хватаются за край раковины, помогая телу сохранять вертикальное положение. В глазах на секунду темнеет. Значит, все-таки, его неприязнь к Любомирову так заметна? Он полагает, что играет безупречно. Ведь Олег Мертвый ничего не подозревает. Впрочем, он не из тех, кто умеет распознавать тонкие эмоции. А этот… Максим резко поворачивается к Ловичеву. Похоже, умеет. - Не твоего ума дело, - Верман нависает над ним, словно боец в тяжелой категории тут он, а не Ловичев. Самсон усмехается, думая, что даже Эдик так сильно не путает берега, когда пытается в очередной раз доказать собственное превосходство. - Безусловно, вы правы, - Ловичев спокойно поднимается на ноги и выпрямляется во весь свой двухметровый рост, поглощая Вермана тенью габаритов. Тот сглатывает внезапно подступивший к горлу ком и отступает на шаг назад. Инстинктивно плотнее закутывается в полотенце, словно оно может его защитить. – Прошу прощения за то, что лезу, куда не следует. Доброй ночи, Максим. Понимая, что большего от подозреваемого без пыток он не добьется, Самсон решает, наконец, оставить разнервничавшегося Вермана в покое. Когда дверь за ним закрывается, тот обессиленно опускается на пуф. Его душат слезы. Злости и отчаяния. А еще страха. Ему вдруг начинает казаться, что он не выйдет сухим из всей этой истории. И план мести непременно провалится. Не стоило его даже начинать. 22 Около часу ночи Ловичев выводит Арсения на прогулку вокруг дома, но тот все равно ничего не может вспомнить. Самсон еще раз пытается уточнить у него детали отношений с Максимом, но Любомиров на этот раз уже не горит желанием откровенничать. Возможно, Верман после неприятной беседы с Ловичевым, пригрозил Арсению, чтобы тот не жаловался кому попало. 23 То, что Мертвый собственной персоной и без охраны заявится в его спальню, Самсон предугадать не может. Первое, что он думает, когда видит Олега в комнате: Верман сам пожаловался на неподобающее поведение и хозяин приходит разбираться. - Олег? – он приподнимается в постели, включает прикроватное освещение. – Что-то случилось? Нужна помощь Арсению? Нет. Мертвый качает головой. Позволяет себя рассмотреть – Самсон понимает, что это неслыханная щедрость со стороны Олега. Поэтому, чтобы не обижать гостя, Ловичев исполняет его неозвученное пожелание. Из одежды на Мертвом только слипы и накинутая на плечи черная шелковая рубашка. Вид более чем фривольный для визита посреди ночи. Плечи, локти, тазовые кости и колени острые. Жилистое тело имеет фактурный рельеф. Мертвый заботится о собственной внешности. Но не до такой степени, чтобы раскачиваться. Белые волосы распущены по плечам - ранняя седина, которую Олег давно превратил в свою фишку. Он знает, что красив. Убедившись в том, что Самсон понимает и оценивает этот жест доверия, Мертвый с удивительной грациозностью, которой от него тоже не ожидаешь, присаживается на кровать. Затем медленно, не спуская с Ловичева цепкого взгляда, забирается под одеяло и заключает большое горячее тело в кольцо паучьих рук. - Выключи свет и ложись, - тихо приказывает Мертвый. Ловичев подчиняется. Если Олег приходит для того, чтобы заняться сексом, то ему придется отказать. Отказ может поставить под угрозу дальнейшую работу в клубе «Масти». В лучшем случае. В худшем – Ловичев может сесть пожизненно за все те заказные убийства, которые совершил на октагоне. И больше его никто не отмажет. И даже Зеринский окажется бессильным перед Мертвым, чьи полезные связи распространяются куда шире и глубже. Холодная узкая ладонь гладит по животу. Пальцы пересчитывают кубики пресса. Мертвый чувствует жар Самсоновой груди и слышит, как ровно, несмотря на близость тел, продолжает биться его сердце. Это спокойствие передается Олегу и только сейчас он чувствует, что может расслабиться. - Прошу прощения за нарушение личных границ, - низкий голос не соответствует хрупкой внешности. – Сегодня днем я успел заметить, насколько ты надежный и преданный человек, как искренне ты заботился о моем брате. Взгляд Олега устремлен в окно. На слепящую зеленым светом луну. Ее свет делает кожу Мертвого действительно мертвой – белой, как бумага. От его волос исходит аромат леса и тумана. И весь он сейчас кажется таким нереальным, неземным и нечеловеком вовсе. - Благодарю за высокую оценку, - звучит как-то неуместно, но ничего лучше Ловичев в этой странной ситуации выдать не может. - Хочу предложить тебе работать на меня, - «предложение» звучит как оглашение давно принятого решения, которое обжалованию не подлежит. – Ты можешь стать моим личным телохранителем. Или телохранителем Арсения. Также, если захочешь, я сделаю так, чтобы тебя восстановили в звании и вернули на службу в МВД. С повышением, разумеется, - пальцы удивительно ласково гладят по плечам. - Этот вопрос вам лучше обсудить с Антоном Холодным. Я человек подневольный, - Самсон стремится как можно деликатнее отказаться от всего, что предлагает Мертвый. Даже от восстановления на службе. Допустим, это каким-то образом станет возможно, но отношения коллег к нему уже ничто не изменит. Те всегда будут считать Самсона вторым сортом вовсе не за то, что он брал взятки. А за то, что попался. Попался – значит, лох. - Если дело только в этом, то не беспокойся. С Антоном я найду общий язык, - Мертвый понимает так, как удобно ему. Ловичев обреченно вздыхает. Он знает, что не всегда целесообразно озвучивать то, что сейчас на уме. Но в последний момент догадывается, что больше всего Мертвый ценит в людях честность. - Спасибо за предложение. Но, извините, Олег, отвечу прямо: я не хочу работать на вас. Не хочу создавать неудобства ни себе, ни вам, ни Антону, ни человеку, который помог мне избежать заслуженной участи. То, к чему я стремлюсь – это спокойная жизнь в собственном доме со своим любимым человеком. Олег приподнимается и с интересом смотрит на его в упор. Молчание кажется невыносимо долгим. И Самсон успевает пожалеть о ставке, сделанной на откровенность. - Я тебя услышал, - наконец произносит Мертвый, впервые не испытывая никакой потребности наказать за отказ. Потому, что отказ этот сформулирован без спасительных намеков – как есть. Способность смело выражать мысли и желания оценивается Олегом как проявление силы характера. А силу он, безусловно, уважает. – Если передумаешь, то дай мне знать. А пока позволь накинуть тебе прибавку к зарплате. - Этого тоже не нужно, - сдержанно улыбается тот, испытывая облегчение. – Лучше ответьте мне на несколько вопросов. - Хорошо, - соглашается Мертвый. У него вдруг появляется ощущение того, что Самсон может стать ему другом, которого никогда не было. - Виталий Белов и Максим Верман, - Ловичев наблюдает за реакцией, но она отсутствует. – Это правда, что по вашему приказу были убиты все члены их семей? Олег садится в постели и задумчиво смотрит на луну. Луна что-то шепчет ему, но Самсон ничего не слышит. - Да, - легко признает тот, словно это ничего не значит. Возможно, действительно, так и есть. – Белов тоже давно умер. Ввел себе в вену больше, чем нужно. Возможно, хотел покончить с собой, - безразлично пожимает плечами. – Пришлось подыскать замену. - Максим Верман знает о том, что ответственность за смерть его близких несете вы? – ради таких ответов стоило потерпеть Олега в собственной постели. - Да, - такой же бездушный ответ. - Вы не опасаетесь того, что он может отомстить? - Не исключаю такую возможность. Поэтому он находится под постоянным наблюдением. За ним присматривает мой человек. - Какова вероятность, что этот человек может состоять с ним в сговоре? - В каком, например? Тишина. Стоит ли играть ва-банк? Но чтобы защитить Яна от Эмиля Ловичеву нужен сильный союзник. Для этого придется подписать Максиму смертный приговор. - Видите ли, Олег… Есть основания подозревать, что к нападению на вашего брата может быть причастен Максим Верман и Эмиль Холодный. Сердце Олега на мгновение пропускает удар. Должно быть именно так чувствует себя охотник, попавшийся в свой собственный капкан: невнимательным идиотом, оказавшимся в безвыходной ситуации. - Почему ты так думаешь? – почти шепотом. Впервые голос дает осечку, но Олег быстро берет контроль над одному ему известными переживаниями. И тогда Самсон очень осторожно рассказывает все, что им с Зеринским удается узнать, присовокупив собственные наблюдения за реакциями Арсения и Максима друг на друга, откровения Любомирова о страхах и подозрениях, а также информацию о том, что Эмиль Холодный поимел любовника Олега Мертвого. Кто это видел? Он сам видел, собственными глазами. Врать Олегу совсем не хотелось. Но вплетать крепче в эту историю Яна не хотелось еще больше. 24 Ночь проходит спокойно. Обсудив еще какие-то мелочи, Олег приносит извинения за визит и удаляется досыпать в комнату к Максиму. Ловичев ожидает услышать крики и звуки смертоубийства, но в доме царит тишина. Позавтракав, гости разъезжаются. Ловичев некоторое время провожает их взглядом и ощущает какую-то ноющую тоску в груди. После того, как дом покинула куча народу, его крепость кажется особенно пустой. Почему бы не предложить Яну переехать сюда? Да, до города далековато. Но можно попробовать найти удаленную работу. Да и вообще, Воронцов может больше не работать. Самсон в состоянии содержать обоих. 25 Эмиль живет вместе с Антоном в его доме. Однако у Холодного также имеется и своя жилплощадь. Две объединенные пятикомнатные квартиры на восемнадцатом этаже в жилой сталинской высотке на Котельнической набережной. Из окон открывается превосходный вид на Храм Василия Блаженного, Кремль, Храм Христа спасителя и памятник Петру I, возвышающемуся над островом Балчуг и всей округой. Зачем одному Эмилю столько квадратным метров? Он и сам не знает. Просто хочет, чтобы они были. Чтобы приезжать сюда, когда захочется побыть одному. Ходить туда-сюда, воображая себя в фамильном замке, права на который он давно утратил. Стучать каблуками по паркету. И с невыразимой тоской провожать изумительные закаты, застывая неподвижным изваянием в прямоугольнике окна. До тех пор, пока комната не погрузится в темноту. Он все ждет, когда случится чудо в его переломанной и перевернутой жизни. Когда наконец он начнет радоваться ей, а не проклинать? Когда перестанет ненавидеть родителей, за то, что те не стали искать, когда он так надеялся на это. Им было все равно, как он умрет. Быстро. Или в муках под пытками. Родители предали его. Разве заслуживали они другой участи?! Сегодня Эмиль снова один. Здесь. В своей огромной квартире с обстановкой, напоминающей любимые покои замка Значне Жимней. Он подходит к окну. На небе загораются первые звезды. Сегодняшняя ночь будет холодной и ясной. Трель входного звонка эхом раздается по залам и отвлекает его от воспоминаний. Эмиль вздрагивает от неожиданности. Он никого не ждет. Ни соседей. Ни курьеров. Ни друзей, если бы они были, конечно. Решительным шагом он направляется в коридор. В ту же секунду после того, как щелкают замки, дверь распахивается от сильного толчка снаружи. Эмиль едва успевает отскочить в сторону. Никто, кроме Антона, не знает, где обитает режиссер всея Мастей. Но на пороге стоит совсем не он. - Как ты меня нашел?! – ошеломленный Эмиль не может сложить два плюс два. - Память хорошая, - Олег уверенно входит в квартиру, не дожидаясь особого приглашения. Оно ему не нужно. Он сам себя приглашает. – Особенно, когда даришь человеку две хаты стоимостью по сто сорок лямов. - Да-да, - уязвленный этим напоминанием, Холодный отходит в сторону пропуская гостя. Всем остальным он всегда рассказывает одну и ту же историю приобретения недвижимости: получил в наследство от отца – партийного деятеля. И ни одна живая душа не знает о том, что, в действительности, Олег Мертвый всегда был его единственным спонсором и инвестором всех безумных проектов. – Ты один? Без своих амбалов? - Сегодня да. Ожидают внизу, - сухо отвечает тот. – Хочу задать несколько вопросов. И получить на них честные ответы. Его ничего не выражающий тон очень не нравится Эмилю. Мертвый никогда не приезжал сюда. И в последний раз они разговаривали наедине больше пяти лет назад. Повод был какой-то веский. Значит, сегодня причина, которая побудила Олега приехать лично, более чем серьезная. - Хорошо, пойдем. Приглашает на кухню. На столе стоит початая бутылка и один бокал. Эмиль достает из шкафчика второй. Разливает вино, уверенный, что ничего Мертвый есть и пить здесь не станет. Устало вздыхает и присаживается на стул, жестом приглашая Олега сделать то же самое. С момента их знакомства прошло двадцать пять лет, и за это время Эмиль словно бы совсем не изменился. А вот Олег очень: давно в зеркале на него смотрит совсем не тот юный и впечатлительный мальчик. На протяжении нескольких лет Мертвый занимался тем, чтобы найти себе подходящего партнера, который смог бы выжечь из памяти образ польского аристократа. Эмилю Холодному не требуются никакие документы, чтобы подтвердить собственное благородное происхождение. Порода считывается во всем: от взгляда и манер до умения выглядеть изысканно даже в мешке из под картошки. Какими бы богатыми, знаменитыми, популярными и образованными ни оказывались те мальчики, которых Олег забирал себе, они всегда оставались лишь сынками богатеньких родителей-простолюдинов. И не могли они похвастаться ни древней историей рода, ни осознанием себя особами голубых кровей, ни особенной статью, которую возвеличивает особый сорт непреодолимого высокомерия. Олег Мертвый воспитан излишне педантичным и правильным. Он полагает, что всякий сверчок обязан знать свой шесток. И потому, с какой стороны ни посмотри, Мертвый – такой же простолюдин с богатыми родителями, как и все его жертвы. У его семьи нет никаких фамильных секретов, печати с гербом, ни крепостных крестьян – в далеком прошлом. Никого хоть сколько-нибудь значимого, хоть на йоту великого, хоть на каплю благородного. Только крестьяне, рабочие и промышленники. И на фоне блистающего Эмиля Холодного Олег Мертвый всегда ощущает себя лишь бледным отсветом. Словно луна, отражающая солнечный свет. - Перейду к делу. Обстоятельства складываются для тебя не самом благоприятным образом, - к вину Олег предсказуемо не притрагивается и на Эмиля не смотрит. - Отвечай. Меня не интересует, «зачем» и «почему». Просто: «да» или «нет». Первый вопрос. Александр Быков, которого я нанял охранять Максима, твой шпион? Холодный не боится Мертвого. И слишком самоуверен, чтобы изворачиваться, пытаясь спасти собственную шкуру. Поэтому без колебаний подтверждает. Да, Быков – его человек. - Хорошо, - одобрительно, но не слишком дружелюбно, кивает Олег. – Второй вопрос. Ты спал с Максимом Верманом? И как же, интересно, он узнает об этом? Неужели Ян рассказывает? Нет, вряд ли он пойдет к Мертвому. Кишка тонка. Тогда кто? Впрочем, какая теперь разница. И на этот вопрос Эмиль отвечает утвердительно, не испытывая ни малейших угрызений совести. - При других обстоятельствах этот факт меня бы огорчил. Но сейчас это не имеет значения, - голос Олега Мертвого становится глухим и еще более низким, чем обычно. В нем отчетливо слышатся нотки угрозы. Эмиль бросает короткий предусмотрительный взгляд на стойку с кухонными ножами. Олег одобрительно усмехается. – Да, хорошая мысль, Холодный, - выдергивает из подставки небольшой нож и подходит к Эмилю. – Третий вопрос. Ты организовал покушение на моего брата Арсения Любомирова? - Нет, - на лице того не дергается ни единый мускул. Он весь словно каменеет с головы до ног. - Хорошо, - снова кивает Мертвый обманчиво дружелюбным тоном. – А кто организовал? - Твой любовник, - Эмиль оказывает Олегу великую честь и делает огромное одолжение, давая ему то, чего он всегда так жаждет. Правду. Поверит ли тот, ему безразлично – ведь Холодный не несет ответственности за чужую тупость. - Ты помогал ему? - Нет. - Ты был там, когда Максим избивал Арсения? - Да. - Что ты делал? - Контролировал, чтобы Верман не убил твоего брата. - Что делал Быков? - Держал Арсения. - Ясно. Воцаряется напряженная тишина. Затем Олег сдержано благодарит Эмиля за честность и отсутствие попыток увильнуть от ответов. - Последний вопрос. И почему-то это «последний» звучит не очень обнадеживающе. - Мотивы Вермана мне понятны. Но почему ТЫ помогал ему? - он произносит это с нажимом, намерено акцентируя на том, что очевидного мотива у Холодного как-будто не имеется. Бессмысленно пытаться кусать руку, которая кормит. Но Олегу невдомек, что в мире Эмиля деньги ничего не значат, и на них его расположение не купишь. Эмиль смеется. Но в этом смехе нет ни капли веселя. Только отравленная горечь. Ответить на этот вопрос Холодному труднее всего. Он с легкостью может признаться в чем угодно, но только не в том, что по-настоящему волнует. Что ж, видимо время пришло… Эмилю кажется, будто он поднимается на эшафот. И человеку благородного происхождения в такой особенный момент не пристало демонстрировать постыдные эмоции. Шаг за шагом. Стук каблуков по деревянной лестнице. Вот оно, сверкающее лезвие гильотины, услужливо ожидающее покорную голову. - Ты отказался от меня. Заменял шлюхами, которые даже не соглашались спать с тобой добровольно, - губы тронула кривая усмешка, преисполненная злорадства и боли. – Помнишь тот день, когда мы познакомились? Когда мы провели первую ночь вместе? - Эмиль подходит ближе, обвивая руками шею Олега. – Тогда я подумал, что именно ты – мой настоящий Король! - он прикрывает глаза, с наслаждением смакуя воспоминание. – Но кто же мог знать, - красивый рот кривится так, словно на язык попадает старое прогорклое масло. - Что твоя самооценка окажется настолько низкой?! Ты никогда не считал себя достойным! – нотки отчаяния. - Но я считал тебя таковым… - наконец, обессиленно вздыхает и утыкается лбом в часто пульсирующую артерию. – Прости. Мне жаль твоего брата. - Тебе стоило сказать об этом гораздо раньше. По телу растекается обжигающая боль. Кровь капает на пол отвратительными шлепками. Время словно замедляет ход, и Холодный сначала поднимает глаза на Мертвого. Тот молча отстраняется и разводит руки в стороны. Его руки пусты. А затем… Эмиль медленно оглядывает себя и видит, что кухонный нож, который держал Олег, торчит из левого бока по самую рукоятку. Он снова ошарашено смотрит на Мертвого. Беззвучно хватает ртом воздух. Опирается на столешницу, чтобы не упасть. Но стоять на ногах становится невыносимо тяжело. - Если выживешь, то я прощу тебя за соучастие в расправе над моими братом, - Олег кладет на стол неизвестно откуда взявшийся телефон Эмиля. – Я оставлю дверь открытой, чтобы бригада скорой помощи, которую ты, может быть, успеешь вызвать, не теряла времени на поиски способа ее отпереть. Он целует Эмиля в сухие дрожащие губы. И уходит. Не прощаясь и не оборачиваясь. Холодный кидается к телефону. Пальцы не слушаются. Телефон выскальзывает из рук и падает на пол. Следом за ним валится и Эмиль. Нет, он не собирается умирать! 26 Обычно Мертвый не пачкает собственных рук. Но тут дело личное. Быкову он без промаха стреляет сразу в голову. В собственной гостиной. На глазах у Максима Вермана. Преданные псы-телохранители подхватывают тело и выносят из помещения. О бывшем сотруднике напоминают лишь брызги крови на ковре и диване. Максим шестым чувством понимает, что его планам приходит конец во всех смыслах этого слова. Он без промедления пытается спастись бегством. Но бежать ему некуда. Навстречу выходят два здоровых мужика, один из которых мощным ударом в челюсть отправляет его в нокаут. Второй взваливает бесчувственного Вермана на плечо и уносит. Олег остается один. На шум выходит Арсений, который только сейчас успевает дойти из кухни. Он видит следы крови и понимает – случилось что-то серьезное. - Олег? Арсению приходится еще раз окликнуть его, прежде чем тот обращает на него внимание. - Что здесь произошло?! – испуганно спрашивает. - Все хорошо, - безэмоционально отзывается Мертвый. – Можешь больше ничего не бояться. Тот, кто пытался тебя убить, найден. - Кто это был?! - Максим. Арсений неловко опускается в кресло. - Я так и знал… - одними губами проговаривает он. 27 Вермана передают Ловичеву в плачевном состоянии. Он едва стоит на ногах. На лице огромный кровоподтек. Волосы взлохмачены. Одежда порвана. Кажется, что на нем нет живого места. Самсон помогает Максиму добраться до темной каморки, в которой содержатся все заказанные высокопоставленными членами клуба «жертвы». На время ожидания своей очереди палач дает ему одеяло и укладывает на деревянную лавку. - Пожалуйста… - шепчет Верман разбитыми губами и цепляется пальцами за его одежду. – Пожалуйста… Не убивай меня… Пожалуйста… Работа палача требует беспристрастного отношения: вчера ты с кем-то мило беседовал в собственном доме, а завтра будешь ломать ему кости и уродовать лицо. Делать все в точности то, что Максим сотворил с Арсением. Таково пожелание заказчика. - Прошу прощения. Я просто выполняю свою работу, - невольно Ловичев цитирует слова самого Вермана. Самсон делает вид, что они не знакомы и, больше не произнося ни слова, выходит из комнаты, запирая массивную дверь снаружи. Единственное чувство, которое он испытывает – это облегчение. Ведь Яну Воронцову больше никто не угрожает. 28 Мартин Комиссаров упирается лбом в стекло. За стеклом – палата интенсивной терапии. Он неотрывно смотрит на родного брата, лежащего на больничной койке. После операции Эмиль очень бледен, обвит проводами и трубками. Но живой. Перед тем как потерять сознание, Холодный успевает сделать всего один звонок. Мартину Комиссарову. И тот работает очень быстро. Минуя все городские пробки с мигалкой на черной BMW, он несется по Садовому кольцу, параллельно вызванивая бригаду медиков из ведомственной клиники. Они приезжают по адресу почти одновременно с Комиссаровым. Эмиля уносят на носилках и быстро транспортируют в хирургическое отделение. Мартин остается дождаться следственную бригаду. До сих пор он относился к старшему брату с неприязнью, но после этого инцидента внезапно осознает, что терять единственного родного человека никак не желает. Мартин по-своему любит этого заносчивого мудака. Любит и очень хочет, чтобы тот выжил. Оперировавшие Эмиля хирурги сообщили, что жизненно важные органы не задеты. Похоже, что нападавший целился в почку, но клинок отклонился в сторону. Холодному повезло. Имя человека, который покушался на его жизнь, брат сообщить не успел. Или не захотел. Но Мартин непременно его выяснит.