— Милый, ты уверен, что нужно еще соли?
— Да, пожалуйста, — сладко улыбается Тэхен, хотя, на самом деле, глубоко внутри в нем коптится ярость. Он человек не злой, даже не вспыльчивый, так что вымещать злость на случайной женщине не станет. Вот Чонгук — тот самый вредный Чонгук, который в конец измотал его слабые нервы, — сполна достоин мести. Даже если это всего лишь пересоленая каша.
Стоит Тэхену вернуться в их одноместный номер, он застает ту самую «картину маслом»: Чонгук лежит на единственной кровати, пока Чимин недовольно сопит на полу. Друг на друга эти двое, ожидаемо, не смотрят.
— Что у вас уже стряслось? — ворчит Тэхен, хотя и так догадывается.
— Ничего, — мило улыбается Чонгук, но тут же морщится — головная боль после пьянки не спешит бросать его в одиночестве. — Ты принес покушать?
— Ага, — ухмыляется Тэхен, — кушай.
Положив северянину тарелку прямо на ноги, Тэхен с ожиданием начинает смотреть за тем, как Чонгук пытается сесть, не опрокинув свой ужин при этом. К расстройству Тэхена, у Чонгука получается. Находясь в прекрасной форме (что удивительно, если учесть, что кое-кто несколько месяцев был в теле крысы), поднять торс, не двинув ногами — легко.
— А мне чего ничего не принес? — спрашивает Чимин, с обидой посматривая на кашу.
— Почему ничего? — хмыкает Тэхен и достает из-за пазухи булку. — Лови.
Вытащив себе такую же, видун делает несколько укусов, не забывая с наслаждением попричмокивать. Чимин уже было собирается взяться за свою, когда замечает недовольный взгляд крысюка в человеческой форме. Хотя, спроси кто Чимина, он бы заверил, что Чонгук и человеком крысюк: противный и наглый. Чего только Тэхен последнее время так над ним трясется!
— Ты чего не ешь? — удивляется Чимин.
— Я уже, — ворчит Чонгук, опуская тарелку с пересоленной кашей на пол.
— Не понравилось? Можно, тогда я доем?
— Наслаждайся, — машет рукой Чонгук в его сторону и отворачивается к окну.
Тэхен на это не ведется. Не он начал эту войну!
Ладно, возможно, лишать Чонгука еды было довольно жестоко, но сами подумайте! Тэхен переживал: бегал за этой пьянью в чужой стране, по незнакомому городу, искал в жутком подвале, тащил на своем хребте, чтобы что? Чтобы услышать: «Да, теперь я знаю, как разделить свое тело с крысиным, но расскажу попозже. Когда? Ну, вечерком, может?».
В целом, ситуация такая, что Тэхен жуть как не любит мучаться, когда этого, в принципе, можно было бы избежать. Он, конечно, в голове пытается оправдать Чонгука — мало ли, может, северянин боится, что не выгорит, или (да быть такого не может!) переживает, что стоит ему стать снова полноценным человеком, Тэхен с Чимином его бросят. Нет, ну мало ли…
— Фу, — отплевывается Чимин, успевший отправить в рот несколько ложек яства. — Кто солил этот ужас?
— Тэхен, кто же еще, — цыкает Чонгук, — мстит мне.
— За что? — удивляется Чимин. — А, хотя…
— Хотя?
— Давно пора.
— Ну, спасибо.
Пока Чонгук дуется, Тэхен с Чимином успевают поесть, поболтать и снова поесть. Тэхен достает еще несколько булок из сумки (уже твердых и не таких вкусных) и одну кидает Чонгуку. К сожалению, тот ловко уворачивается и от подачки отказывается.
— Ты сам виноват, — говорит ему Тэхен. — Рассказал бы сразу, что тебе твой собутыльник сказал, давно бы поел.
— А? — удивляется Чонгук.
— А! — передразнивает Тэхен. — Чонгук, ты издеваешься или что? Что это за секреты такие, что ты сразу сказать не можешь?
— Обычные, — пожимает плечами северянин и смотрит с такой странной… эмоцией. Тэхен ее объяснить не берется, но до дрожи его пробирает в два счета. — И сказать я сразу мог, просто…
— Просто? — подгоняет крысюка Чимин, тоже заинтригованный.
— Если бы я сразу сказал, вы бы сбежали от меня уже вечером.
— Чего? — удивляется Чимин, не понимая логики. А вот Тэхен… Тэхен, конечно, бывает, тормозит, но вот такое понимает очень хорошо. Да и как тут не понять, после поцелуя-то! А если вспомнить еще и девку с сеновалом, то все становится яснее некуда: кому-то очень не хотелось, чтобы его «дурень» переспал с непонятной девушкой. Да, в принципе, с кем-то, кто не Чонгук.
Ох, да простит его Хельга, Тэхен роняет лицо в ладони (закрывается, чтобы ни Чонгук, ни Чимин не видели) и улыбается. Довольно-предовольно, не хватает только запищать от радости, упасть на спину и заколотить по полу ножками. Проулыбавшись, отнимает от лица руки и натыкается взглядом на подозрительную физиономию (это — Чонгук) и на удивленную (это — Чимин). Тэхен хмыкает и невзначай (как бы не так!) говорит:
— За Чимина не отвечаю, но я с тобой расставаться не собираюсь, даже тогда, когда ты попрощаешься с крысой,
путничек.
— Нет? — переспрашивает Чонгук, как-то внезапно расслабившись (ну, право дело, дурачок!).
— Нет.
— Почему?
И смотрит Чонгук на Тэхена совсем не крысиными глазами. И даже не человеческими — коровьими, серьезно! Большими, карими и влажными — смотреть больно.
— Потому. Верни сначала мне мою Ромашку, построй нам новый дом, а то из-за тебя нам с Чимином в нашей веске больше не рады, а потом уже поговорим про расставание.
— Стой, что? — возмущается Чонгук. — Из-за меня вам не рады? Вы сами украли коров!
— Ради тебя!
— И что?
— И то!
Чимин вдруг хлопает в ладоши и просит:
— Может, вернемся к другому вопросу?
— Какому? — удивляется Чонгук, но тут же спохватывается. — А, точно.
Прищурившись, Чимин буквально сканирует северянина взглядом. Чему-то кивнув, поворачивается к другу и выдает:
— Что-то он слишком спокоен для того, за кем охотится путник.
— И я о чем! — соглашается Тэхен. — И ладно бы путник, его жизнь из-за крысы сократилась до нескольких месяцев, а он!
— Я вообще-то еще здесь, — напоминает Чонгук и, наконец-то, встает с постели (лишь для того, чтобы спуститься к своим спутникам на пол). — В общем, слушайте…
🐀🐀🐀
При звуках тихой нежной музыки крысы задирают морды и пощелкивают зубами от удовольствия.
Торговые ряды по утрам с давних времен были шумными и ароматными. Ароматы, правда, не всегда бывали приятны, но Тэхен, давно приловчившийся избегать опасные зоны, чувствует себя в этом месте прекрасно. В конце концов, все, чего когда-либо ему хотелось, он уже давно получил. Его жизнь — спокойная и безбедная — нравится ему до последней крохи.
— Тэхен! — зовет его знакомый мужчина с длиннющей белой косой. — Иди сюда, красавец!
Тэхен улыбается и пробирается к мужчине через толпу. Ему тут же вручают пакет свежей зелени, и все — даром. Все — вместо большого спасибо. Тэхен не отказывается, понимает, что мужчине уж очень хочется сделать ему ответную благодарность. Пусть для Тэхена использовать свой Дар стало уже чем-то пустячным, такие вот соседи, которым он успел спасти урожай или помог найти сбежавшего щенка, души в нем не чаяли.
Потом торговец вдруг спохватывается:
— Не посмотришь за лавкой минутку-другую? За кустики пока сбегаю, ладно?
— Беги, — соглашается Тэхен, хихикая, потому что «кустиками» мужчина назвал крохотный деревянный туалет, построенный у края базара не так давно. Очереди к нему были ужасные, но поделать люди ничего не могли — все лучше, чем реальные кусты еще пару месяцев назад.
У Тэхена успевают купить несколько пакетов овощей, когда к лавке подходят два путника. Оба северяне с длинными белыми косами, оба с крысами, надежно спрятанными в коробах, закрепленных на талии. Оба Тэхена не радуют. Не любит он их — путников. Сразу вспоминает вреднючего до всего Чонгука.
Вспомнишь
его, вот и оно: разговор эти двое ведут о Чонгуке (и тут уж Тэхен, хочет его совесть или не хочет, прислушивается).
—… видел его недавно, ходит довольный назначением. А что толку-то? Вместо крысы носится со своим южанином-любовником. Какой из него путник вообще?
— Ну не знаю, — не соглашается собеседник с мужчиной, — если этот южанин, обычный видун, смог повернуть его дорогу так, что он перестал быть свечой…
— А я о чем! Заслуги Чонгука тут совсем нет! Как его только учителем в Пристань взяли! Вот южанина бы с такими способностями путником… Эй, парень, почем яблоки?
Тэхен, к которому и обратились, называет цену. Собирает для мужчины пакетик и забирает деньги. Даже улыбается. Слухи его не волнуют.
Хотя, конечно, пока возвращается домой — в дом, который для них построил своими руками Чонгук, открывший в себе неожиданный талант плотника — о чужих разговорах думает. Слышать такое кому-то, может, и неприятно, но Тэхену уже давно побоку — главное, что Чонгук больше не крыса, жизнью не рискует и его с Чимином за собой не тащит. Последний, правда, и не дался бы — как понял, что у его друзей назревает романтика, снял дом по соседству, нашел себя северянку и на родину тоже возвращаться не стал. Приелись приключения, что ли. Так что нет, спасибо, он к этим двоим исключительно только по выходным на пару часиков.
— Тэхен! — зовут его, и в этот раз видуну даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это.
Чонгук, уже успевший сбегать на утреннее занятие в Пристани, где он имел честь обучать будущих путников (или их невезучих товарищей — будущих крыс) управлять своим Даром, машет Тэхену рукой, стоя у калитки.
— Чего такой довольный? — спрашивает Тэхен, когда его хватают в охапку, стоит ему подойти немного ближе.
— Просто рад видеть твое вредное лицо.
— Из нас вредный, вообще-то, ты, — напоминает Тэхен, стараясь не уронить корзину с продуктами. Зажал его Чонгук так, словно собирается слегка придушить и тут же (около забора) прикопать. Короче — с нежностью и любовью зажал!
— Какой ты, а, — хмыкает Чонгук. — В чужом глазу и соринку видишь, а в своем бревна не замечаешь.
— Это все ты виноват, подаешь мне плохой пример. Ах, Саший не даст мне солгать: с тобой и святой бы не выдержал.
— Обидно, — отвечает Чонгук, а сам улыбается. — А что на обед?
Тэхен выворачивается из его объятий, толкает ногой калитку и шутит на любимую теперь ими тему:
— Крысиные хвостики, что же еще?
Их крыса, что когда-то делила тело с Чонгуком, а теперь живет в их доме и ждет их, свесив хвост, на подоконнике, только и может, что презрительно фыркнуть.
Какие же, все-таки, дурни эти двое! Какие же дурни!
