по пикачу на каждого дурака.

Вообще с Федей Игнатьевым они не то, чтобы общались — ну, так, перетирали в курилке за жизнь иногда. Сидели один раз на лекции вместе, когда аудитория досталась крохотная, и чиллить в одного на парту было ну никак; как-то ещё бухали вместе на посвяте перваков, куда обоих затащили знакомые. Тогда даже перетерли за жизнь немного, пили водку из одноразовых стаканчиков и жаловались на однокурсниц. Нормально было, в общем, ровно как-то. Даже странно было — когда вас два пацана на девятнадцать девушек в группе, наверное, логично было бы скорешиться, но у них как-то дальше дежурных разговоров и редких подколок дам в конфе не заходило. У Феди своя компания была, разношерстная, с разных курсов и факультетов; Андрей хорошо общался с Юрой и Владом с исторического, дружил с Ликой, которая постоянно сливала ему конспекты и ответы на билеты, и ему хватало. Да его в принципе не особо жаловали, ещё со скандала зимой на первом курсе, когда пустили слушок в подслушке универа, что «тот красивый Андрюша с филфака, за которым девки хвостом бегают, пидор». Андрей тогда искренне не ебал, с чего тема пошла, попросил в комментариях отъебаться, но мусолили эту тему ещё с неделю, обсуждали и тыкали пальцами в коридорах, добрая часть группы на него сговнилась, а Игнатьеву, как ему казалось, только на руку было — ну там, убитая конкуренция, вся хуйня. Но тот вообще об этом не думал, только посоветовал как-то за очередной сигаретой не грузиться и нахуй слать, сказал совершенно серьёзно, что это вообще не главное в людях, и то ли в шутку, то ли нет предложил перетереть с группой и мозги вправить. Андрей так и не понял тогда, но жест оценил, честно. И вообще они были разными, наверное. Ну, Андрею честно так казалось. Он был как-то больше в себе и в каких-то домашних компашках и посиделках, торчал на филфаке, потому что подавал, не глядя, лишь бы с родного города съебаться, стереотипно занимался копирайтингом чтобы оплатить свою половину за съем однушки и втихаря строчил сборник рассказов. Федя был вечно в компании, нещадно проебывал пары, но умудрялся закрывать сессии не просто без хвостов, а на отлично, и где-то, видимо, неплохо работал, раз столько бухал и не пиво «Каждый день» за горсть мелочевки. Подводя итоги, Андрей мог бы сказать, что они неплохо сосуществовали вместе в одной среде, но не более. И потому он, наверное, так и удивился, когда Федя подкатил к нему в курилке. — Это шутка такая? — уточнил Андрей, смерил Федю внимательным взглядом; Федя мялся, смотрел куда-то под ноги и выглядел очаровательной смущённой махиной прямо сейчас, так что Андрей повторился для достоверности, — Ты правда на свидание зовёшь? Федя что-то промычал себе под нос, затянулся, видимо, для храбрости, а потом осмелел, взял себя в руки, голову поднял и твёрдо ответил: — Ну да. Это так странно? — Ну, немного, — чуть растерялся Андрей. Помолчал и добавил, — Мы же не общаемся почти, а ты тут вдруг. Да и, ты же по девочкам. — Может быть, — невозмутимо ответил Федя, окурок выкинул и потянулся опять за пачкой. — Ты мне нравишься просто. Как раз и пообщаемся. Приехали, подумал Андрей. Потом ещё подумал, окинул Федю оценивающим взглядом, словно в попытке сбить спесь. Ничего такой, в принципе, тоже высокий дрыщара, хоть и поднабрал с первого курса. Симпатичный, кстати, если приглядеться, и кепку эту уебищную понтовую убрать; и вообще, девчонки же клюют на что-то. Андрей вдруг понял, насколько ситуация комична, заржал в голос и торопливо извинился тут же, понимая, что Федя сейчас на свой счёт воспримет. — Пиздец, два пацана в группе, и на свиданку друг с другом собираются, — пояснил он, и Федя тоже засмеялся, пожал плечами ещё, мол, ну так вышло. — Так ты согласен? — уточнил он, посмотрел как-то хитро, словно заранее знал, и Андрей вздохнул и кивнул. А хуле нет, может, неплохо выйдет. А получилось, по итогу, лучше чем неплохо. Федя затащил в рюмочную, о существовании которых до сих пор Андрей не ебал в принципе, и даже счёт оплатил, в ответ на неловкое «денег нет особо, слушай»; даже не подколол, что как будто с девчонкой. И они пообщались приятно, выяснили, что дохуя общих тем у них есть, проторчали в рюмочной несколько часов, а потом пососались подбуханные в тёмном дворе на шаткой лавочке. Федя очень мило смущался, при этом, хоть и потянулся первый, но Андрею понравилось, и за ручки сопливо подержаться тоже понравилось. Он вдруг словил атмосферу, искренне Феде сообщил, что с ним заебато, и они сразу назначили вторую свиданку. Классным, короче, оказался Федя. Не лез в личное пространство сверх нормы, очень интересно рассказывал, всрато шутил, показывал пиздатые места на правах местного жителя, и не пытался завалить при первой же возможности. А Андрей ловил детские краши и даже сам с себя охуевал немного, что так быстро и сильно человеком увлёкся; никогда такого, собственно, в жизни и не было. Да даже с тем же «завалить» все было более, чем отлично, и получилось само собой: просто через пару недель чередования этих вот свиданий и бесконечного общения как-то оба и потянулись одновременно, и резинки Федя из рюкзака выудил, и сосед Андрея работал тогда в ночную, а они не спали до утра и искренне друг от друга кайфовали. И Федя не вёл себя эгоистично, не феминизировал, как-то автоматически предугадывал, что и как Андрею понравится. Да не в этом всем, собственно, и смысл, главное, что хорошо было. Ну, конечно, они спорили иногда, иногда — даже ругались немножко,и как будто бы даже для галочки, потому что искренне друг на друга злиться у обоих, почему-то, никак не получалось. Федя стал постоянно оставаться на ночь, едва сосед Андрея снова в ночную уходил, и несколько раз даже таскал к себе, и Андрей переживал дико неловкое знакомство с его матушкой и попытки не покраснеть на всякое это вот "какой у тебя друг замечательный, Федечка", пока сам Федечка принимал такие же попытки не заржать. В универе, правда, чутка попытались слухов напускать, мол, что-то часто тот Андрей-пидорас стал с Игнатьевым вместе время проводить, но абсолютное игнорирование не подпитало чужие сплетни ничем, и эту тему быстро замяли. Андрей все никак удивиться не мог перестать — как так вообще вышло, вот полгода назад просто сигаретки друг у друга стреляли, Федя бегал за стервозной Фаиночкой с курса помладше, Андрей за этим иногда сочувственно наблюдал со стороны и хуй клал на всякие там отношения. А тут краснеет, как дурачина последняя, когда ему из резинок и сигарет на кухонном столе сердечко складывают, если Федя убегает раньше, чем Андрей проснется, держится с ним за ручки в кинотеатрах и распивает вино из одной бутылки, шатаясь по ночному Питеру и отпуская шуточки про типичную романтику. И ведь не подумал бы никогда, что именно с Игнатьевым все вот так сложится, а теперь нарадоваться не может, и втихаря по-сопливому кидает молчаливые благодарности, что тот подкатил тогда. Федя уже потом, пару месяцев спустя, признался, что Андрей его еще курса со второго цеплять начал, но Федя не вдуплял до конца, что с этим делать, вот и бегал за девчонками, пытаясь как-то голову на место поставить. И подкатить пошел уже с осознанием, что не получится никак. А Андрею, вроде как, и самооценку подчесало, и приятно было до жути, и хотелось Федю глупым назвать, мол, раньше бы подошел, прикинь, как щас бы уже все протекало. Но это тоже были мелочи. Единственное, что никак ему покоя не давало — где же Федя работает; потому что он не то, чтобы утаивал или молчал, просто никогда не рассказывал, а Андрей и не спрашивал, потому что че ему лезть, если Игнатьев сам не говорит. Но просто деньги-то были, и были постоянно, и при этом горбатиться по несколько суток подряд Федя не уходил. Андрей всякие там смутные и нелегальные предположения, конечно, отмел сразу — он же сам сидит себе на дому и работает со своими текстами, может, и Федя также. Но тогда хотя бы поделился, где такие зарплаты выплачивают, а то вечно и алкоголь покупает он, и гондоны, и билеты всякие там на кино, выставки и прочее, и даже продукты иногда приносит. Андрей, короче, все не лез честно, но любопытство все же свербило, не давало покоя, потому и устал не лезть, наверное. Подлез вместо этого под руку, пока стояли и курили на тесной кухне раздетые, завернувшись в один плед, потому что с форточки дуло, посопел немного для приличия, и поинтересовался: — Ты расскажешь когда-нибудь, где ты работаешь? — Так спросил, словно ждешь долгого и доверительного рассказа, как я убиваю на заказ, или очком торгую, — моментально отшучивается Федя, трет плечо теплой ладонью, но напрягается чуть ощутимо, все же. Андрей честно смеется в ответ на шутку и головой качает, поясняя: — Не жду, просто интересно, правда. Федя молчит немного, пока они докуривают, потом закрывает форточку осторожно, чтобы не грохотать, а потом уже выдает как-то нехотя и не особо громко: — Обувь, типа, ну...валенки делаю на заказ. Андрей даже среагировать не успевает — ну там, обдумать, все такое, да даже рот открыть, чтобы что-то сказать, Федя тут же торопливо добавляет: — Только не ржи, пожалуйста, но на этом реально можно хорошо заработать, ну там, особенно когда индивидуальный дизайн кто просит, все такое. И вообще их сейчас часто заказывают, типа модно, тепло, а я качественно делаю, и без наценок. — Ты реально думал, я над тобой ржать буду? — как-то даже чуть оскорбленно спрашивает Андрей в ответ на эти очаровательные оправдания, — Ты поэтому не говорил? Ну как маленький, зай. Хотя, справедливости ради, Андрей-то его хорошо понимает, особенно зная, что за люди их в универе окружают — такие, что лишнего повода не надо давать, чтобы подстебнули и слухов понапускали. Но у них же тут, с другой стороны, отношения, все серьезно, всякое такое. Федя, видимо, и сам все это понимает, чуть смущается даже. — Ну все ржали, кто знает, — поясняет он, — Даже мать поржала, когда я рассказал. — А я не буду, — Андрей поясняет в ответ, как маленькому, и для достоверности даже трется макушкой о чужую щеку, — Нормальная работа. И оригинальная, зато. Федя просиял — это было даже в темном отражении окна видно — и полез целоваться и в подоконник сжимать. А через несколько дней скромно притащил шуршащий красивый пакетик с парой домашних валенок. — А то ходишь босиком по дому, как этот самый, — он ворчит конечно для виду, но видно, что нервничает, а Андрей тупо стоит в коридоре с этими валенками в руках, легкими, видно что домашними, аккуратными, мягонькими... — Люблю тебя — пиздец, — выдает вдруг внезапно, понимая, что улыбался до ушей все это время. Да так и лезет теперь уже он целоваться с этими валенками, сжимая их осторожно между телами и тихо посмеиваясь с попыток Игнатьева что-то промычать прямиком в поцелуй. И уже не думает, как это все вот так вышло — что сначала стреляли сигаретки, а теперь вот в любви он Феде признается. Ну, вышло и вышло. Значит, должно было выйти.