Я просыпаюсь...

      Пора признать: я устаю настолько, что готова разлечься на диванчике в коридоре школы. Да вообще где угодно, хоть на каменном полу. Конечно же, рано или поздно мимо пройдёт учитель и сделает вполне уместное замечание, но мне настолько наплевать, что я, закрывая глаза, просто ложусь, вытягивая ноги. Как хорошо, что роста я небольшого, а потому могу полностью поместиться на миниатюрной софе. Но длинная цветастая цыганская юбка своими складками мешает принять удобную позу.       Сегодня в нашей школе «Погружение» в эпоху Александра III, и именно поэтому я во время урока нахожусь не в классе, а здесь, где, в принципе, тоже находиться не должна. Но я уже переоделась, отрепетировала, и мне, соответственно, нечем заняться.       В моей школе каждый год проходит подобное «Погружение». В прошлом году, например, была эпоха Александра II. Это событие всегда проходит весело. Весь день проводятся открытые тематические уроки, а на последних, пятом и шестом, небольшой самодеятельный спектакль и мастер-классы. Я участвую всего лишь в одной сцене, но, тем не менее, меня, как и всех остальных участников, освободили от всех занятий. Если честно, я этому рада. Я порядком подустала.       Приняв хорошее положение, я потихоньку начинаю дремать, кутаясь в пелене собственных мыслей. Вдруг слышу шаги. М-да… «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…» Уже захотев подняться, я открываю глаза и понимаю, что идет не учитель, а потому немного расслабляюсь. Зрение у меня и так не самое лучшее, а после легкого полусна я вообще ещё не могу толком сфокусироваться на «госте». Какой-то парень, явно из старших классов, потому что слишком уж высокий. Хотя меня и пятиклассник может быть выше, а сама я в одиннадцатом, так что…       Он подходит к софе, поднимает мои ноги и…       — Ну я же с таким трудом удобно легла! — фыркнув, возмущаюсь я.       …садится на софу, укладывая мои ноги на свои колени и расправляя складки юбки. На удивление, мне всё ещё комфортно, а он продолжает распределять ткань. Да и к тому же его колени греют так приятно…       Наконец-то я могу чётко видеть лицо парня. И это снова был Он.       — Как ты себя чувствуешь? — Его лучезарная улыбка сводит меня с ума. — Я знаю, ты выступишь просто отлично.       — Да что там… всего лишь пару слов сказать надо… — смущаюсь, но не отрываю взгляда.       Мне всегда приятно Его видеть. И хоть в последнее время общаемся мы мало, никто в этом не виноват — ни я, ни тем более Он.       — Тебе ещё больно? — Он гладит мои ноги сквозь ткань юбки, и я ощущаю, насколько длинны Его пальцы и широки ладони.       Сглатываю ком, застрявший в горле, и отвечаю:       — Нет.       — Мне, пожалуйста, не ври, — теперь Его тон очень серьезен, но глаза все так же смотрят с нежностью. — Ты не можешь мне врать.       Вот сейчас я отвожу глаза и утыкаюсь в пятно на зеленом линолеуме.       — Почему я не могу тебе врать? — я снова гляжу на Него и дотрагиваюсь указательным пальцем правой руки до Его щеки.       Он оглядывает коридор, в котором мы находимся, однако не препятствует моим стараниям Его коснуться.       — Потому что я плод твоего воображения, — я резко поднимаюсь, но мои ноги остаются в том же положении. — Или нет, кто знает? — пожимает плечами Он. — Но ты все равно не можешь мне врать. Я знаю, что ты чувствуешь.       Я заминаюсь, опускаю ноги на пол, встаю и иду в сторону окна. Свет не горит, и тусклые лучи солнца, пробивающиеся через толчею облаков и стекло, скудно освещают помещение.       — А что я должна чувствовать, по-твоему?! — мой голос срывается на крик. — Что чувствовал бы ты?! Когда ты получаешь такое от человека, к-к-которому ты доверял… долгое время доверял! И который был рядом, и… и он давал чувствовать себя особенной, понимаешь?! Хранил все твои секреты! А потом оказалось, что… что он поддерживал грязные, нелепые слухи о тебе и даже не собирался сказать, что такие вообще есть! Что он просто предал, не задумавшись, — резко замолкаю и не могу снова начать говорить. — Я впервые полюбила кого-то после тебя…       Он быстро подходит ко мне, берет под руку и отводит от окна. Мы идем вперёд по коридору, углубляясь в темноту, Он гладит мою ладонь и тихо что-то воркует мне в волосы, почти распущенные, лишь сверху собранные в два небольших хвостика, торчащих в разные стороны.       — Я определенно чувствовал бы то же самое, но почему ты стыдишься этого?       — Потому что я снова напоролась на грабли… — шепчу я, ощущая на языке непонятную горечь. — Потому что меня предупреждали, и ведь много раз предупреждали! И ты, и подруга… И мне стыдно… стыдно за свою упертость… Что я никого никогда не слушаю… Потому что больно мне, наконец! — у меня нет сил поднять снова на него глаза. Но я слышу Его дыхание, чувствую Его взгляд и поглаживания — Его присутствие.       Тишина. Ничего не говорит — ждёт, что я продолжу.       — Понимаешь, мне совсем одиноко. Я думала, что могла доверять этому человеку, но я опять оказалась неправа. Что со мной не так?.. Почему мне вдруг стало его однажды жалко, когда я увидела его одного?.. — с каждым вопросом мой привычно низкий голос становился всё выше и тоньше. — Почему мне до сих пор его жалко, что он снова останется совершенно один? — глаза становятся мокрыми, начинает щипать от подступающих слёз.       — Милая ты, добрая душа, — Он останавливается, берёт меня за плечи. — Нет никого, кого бы ты не могла принять или пожалеть, — рассматривает моё лицо и вдруг сдувает пряди, лезущие в лицо. — Научись отпускать. Отпусти его, как когда-то меня.       — Думаешь, я тебя отпустила?.. — я недоверчиво вглядываюсь в Его глаза, как всегда искрящиеся и улыбающиеся.       Он снова берет меня под руку, и мы продолжаем идти вперёд.       — Конечно. Я только по своей воле сейчас с тобой, — усмехается.       — Ты же плод моего воображения… — разочарованно протягиваю я.       — Кто зна-а-а-ает, — говорит игриво. — Может, да-а-а… а, может, и не-е-ет, — обнимает меня.       Мы доходим до той части коридора, где опять начинаются окна. Одно из них открыто, и ветер дует прямо на нас, но, к моему удивлению, он совсем не холодный. Наоборот, горячий, но мягкий, не обжигающий, словно нежное пламя свечи.       — В любом случае, ты не должна думать о плохом. Сегодня «Погружение», ты готовилась к нему, и, хоть ты во всего лишь одной сцене, получи, черт возьми, удовольствие, хорошо?       Я киваю, и Он снова улыбается до боли знакомой улыбкой…       …становится на подоконник и смотрит вниз, на асфальт, припорошенный свежим снежком. Внезапно поскальзывается на гладкой поверхности и чуть не выпадает наружу.       — Осторожно! — кричу я, хватая Его за руку. — Ты же…       Я не успеваю договорить:       — Я… «что»? Упаду? Умру? — улыбка больше не кажется знакомой и родной. Она будто чужая… будто совсем не Его… — Милая… — Он гладит меня по щеке, — я не могу умереть. Потому что я…       Он выпрыгивает из окна.       Ветер становится обжигающе ледяным.       Я выглядываю на улицу и смотрю на белую землю. Никого и ничего: ни тела, ни крови. Словно, Его тут и не было.       — …потому что ты уже мёртв. Я знаю.

* * *

      Я снова просыпаюсь… на школьной миниатюрной софе. Меня будит сквозняк, тянущийся из открытой форточки.       Я снова просыпаюсь…       Я снова Его теряю.