перьями хрустальными

В комнате без конца звучат нежные мелодии фортепиано, большое окно пропускает через себя лучи утреннего солнца, а птицы беспокойно мечутся в небе, словно беду неизбежную предвещая. Молодые люди, внутри находящиеся, совершенно внимания не обращают, на музыке сосредотачиваются и по комнате плавно передвигаются, пола ногами едва касаясь. Тела их максимально напряжены, а взгляды серьёзные очень, не присущи представлениям о лёгких и беззаботных балеринах и танцовщиках. Все они урок давно усвоили: в балете нет места лишнему; в балете все мысли должны принадлежать лишь танцу, а иначе сгоришь, так и не успев пламя души своей показать — и следовали ему покорно, ведь вылететь из театра было сродни концу танцевальной карьеры и, вдобавок, мечте поломанной. А кто хочет выброшенной бездарностью стать? Закон негласный соблюдали все. Но категорическое «все» не распространялось на неё. Девушка по истине прекрасная, воплощение грации, что не человеком, природой даруется — у неё талант был к этому. Способность порхать на сцене, словно лебедь изящный, и людям историю через танец рассказывать, глубоко в душу им заглядывать. Все сложные пируэты и позиции давались настолько легко, что, казалось, для неё гравитации, как и усталости – не существует. На девушку ответственность была возложена огромная, ожидания всеобщие ещё больше, но груз в сердце сильнее всего давил. Оттого, наверное, и была Кристина часто отвлеченная, мечтательная обреченная. За птицами беспокойными наблюдала, руки изящные над головой запрокинув, и думала о мире за окном, что манил безумно каждый день. Ей обычные прогулки по городу в диковинку были, потому что семья, казалось, в средневековье застряла: мать, по молодости мечтавшая прима-балериной стать, но в итоге не добившаяся ничего, это желание на дочь направила, стала помешанной совсем; отец, он бизнесменом важным был в городе, считался (он сам так думал) потомком аристократов, что и объясняло стремление сделать дочь кем-то вроде благородной девицы. Финансовое положение позволило Кристину дома обучать, а потом и в школу балета лучшую пристроить, которую они, с первыми успехами дочери, практически у себя дома, на радостях, и отреставрировали (и чтобы заниматься всё время могла). С каждым годом всё становилось полнейшим абсурдом. После окончания репетиции вся труппа разбежалась быстро, предварительно тепло попрощавшись с девушкой (в коллективе не было зависти или чего-то подобного), а Кристина медлила сильно, вглядывалась в кипящий жизнью, вечерний город, и мечтала свободу обрести, необходимую ей очень. — Опять сбежать мечтаешь? — насмешливо звучит сзади, и Кристина улыбается устало, голос родной слыша. Не оборачивается, ждёт когда объятия тёплые почувствует, а когда её обнимают тепло, то выдыхает расслабленно. — Назь, ты же знаешь, что я не могу... — Ты не «можешь», а «должна». Впервые говорю это своей подопечной, но хватит тренироваться всё время, серьёзно. Ты кроме станка и учебников видишь что-нибудь вообще в течение дня? — Если я расскажу родителям, какие ты мне тут речи выдаёшь, то тебя уволя-ят, — протягивает блондинка шутливо, не желая обсуждать это в который раз. Она и сама знает, что так жить нельзя, да только поделать с этим ничего не может. Никто не может. — Говори, что хочешь, маленькая зануда, я отмажусь как-нибудь, — хихикает шатенка и пучок идеальный на голове подруги растрёпывает, на что та ворчит недовольно. — Ну, а если серьёзно, Крис, так больше не годится. Ты же как птичка в золотой клетке, не думаешь, что с родителями поговорить пора? Назима – она человек хороший, преподаватель гениальный, а подруга просто невероятная. Родителям девушка нравилась, её ценили и ей доверяли, хоть и не была шатенка «благородных» кровей. Джанибекова всегда знала, какое у Кристины настроение, можно сказать, она её чувствовала. И несмотря на очевидно великое будущее Кошелевой в мире балета, Назима очень беспокоилась о её будущем в обычном мире, что было безумно, ведь, по-сути, кроме достижений Кристины в танцевальной карьере, больше шатенку ничего волновать не должно. И, справедливости ради, стоит сказать, что оно так и было со всеми. А Кошелева со «всеми» не вяжется. Назима первая и последняя подруга Кристины. — Думаешь, я не пыталась? Это всегда заканчивается скандалом и угрозами полного домашнего заключения, — поправляя пучок, вздыхает девушка и рукой к стеклу прикасается, проводит по нему медленно, пытаясь хоть долю энергетики города в себя впитать. — Я действительно хочу сбежать от этого всего. — Тогда ты будешь рада моему мини-сюрпризу, — радостно тянет Джанибекова и за руку подымает девушку с пола. К уху придвигается, словно самый страшный секрет собирается рассказать. — Я звонила твоим родителям и сказала, что мы с тобой позанимаемся подольше, мол есть роль, которую я хочу тебе отдать. — И? Я должна радоваться, что мы будем заниматься наедине? Или... мне стоит поволноваться о твоих предпочтениях? — Кошелева обняла себя руками и состроила испуганную гримасу. Ребёнок. — Дурочка, дослушай же меня, — закатила глаза. — В общем, типа мы позанимаемся подольше и я отправлю тебя домой на такси. А на самом деле, ты сейчас можешь прогуляться по городу где-то... час-полтора и сама потом сядешь на такси. Сможешь ведь сама на такси сесть? — Мм... что? Кристина в недоумении замирает. Прогуляться по городу одной? Конечно, были моменты, когда они сбегали вдвоём и развлекались, но такие моменты были очень редко, да и вместе они были, что совсем не страшно. А тут одна? Да ещё и вечером? — А почему одна? Ты не можешь? Я... я не знаю, вдруг родители узнают или я потеряюсь, а вдруг насильник какой-нибудь? Сейчас же почти ночь... — Тихо-о, Крис, ты чего? — шатенка улыбается тепло и её руки в свои берёт, поглаживает нежно. Чувствует себя кем-то вроде сестры старшей и думает, что не зря затеяла этот обман рисковый, потому что нужно её подруге это очень, последствия Назиму не пугают совершенно. Для Кристины ещё сотни раз так сделает, лишь бы счастлива была. — У меня не получается, нужно за Амелькой к родителям съездить, извини. Но ты ведь этот квартал хорошо знаешь и такси вызывала пару раз, в чем проблема? Не упускай такой шанс, я ведь знаю, как ты хотела погулять одна. Кристина колеблется, взвешивает все «за» и «против» пару минут, оглядываясь то в окно, то на дверь белоснежную, и к черту всё посылает в один миг, решая рискнуть и готовая получить по-крупному, в случае провала. Благодарит подругу, чмокая в щеку, и быстро пальто накидывает, шарфом обматывается. Ей времени драгоценного терять нельзя. — Ты обязана звонить мне каждые пол часа или я больше ничего для тебя делать не буду. Поняла меня? — видит шарф, что в беспорядке на всегда идеальной девушке, и перевязывает аккуратно. Вот теперь переживает Джанибекова а она, собственно, переставала?. — Ну Назимаа-ам, я всё поняла, — хватает сумку и рюкзак, улыбается радостно Назиме и летит к выходу, с присущей ей грацией. Шатенка мысленно желает удачи. На улице свежо и, как ни странно, свободно. Она действительно, будто птичка, которую на свободу выпустили, летать уверенно ещё не умеет. Вокруг суетятся люди, проносятся машины, из уютных кафешек пахнет вкусной едой которая для неё под строгим запретом. Кристина лёгким шагом идёт мимо смутно-знакомых мест и рассматривает все детали зданий, что попадаются на пути, в памяти старается сохранить. Неизвестно, когда ещё раз сможет вот так вот просто и беззаботно гулять вне дома. Наслаждается каждым моментом. В переизбытке эмоций берет телефон и фотографирует улицу. Обычную улицу, что в этот вечер кажется просто чудесной. А пройдя чуть дальше, видит людей скопление и слышит музыку громкую, для балерины грубую очень, но интерес её одолевает, и она в глубь протискивается. В центре группа ребят, что в толстовках мешковатых, шапках и штанах больших танцуют прямо на асфальте, кульбиты всякие совершая. Кристина с удивлением их внешний вид изучает. Привыкшая к элегантным и презентабельным костюмам, девушка думает, что это необычно очень, даже примеряет мысленно на себя такую одежду и хихикает по-детски, представляя реакцию родителей на подобный вид дочери. Из-за впечатлений противоречивых на танце концентрируется не сразу, её в чувства два огня горящих, голубых, приводят, что сканируют её непозволительно долго, учитывая то, что их обладатель ещё и танцует. Из-за движений резких Кошелева рассмотреть лицо голубоглазого не может, а он будто успел не только вдоль и поперёк девушку изучить, но и в душу к ней залезть, ухмыльнулся мимолётно и внимание своё вмиг на танец переключил. Кристина от взгляда такого что-то странное внутри чувствует и краснеющие щеки руками холодными привести в нормальный вид пытается. Затем выступление чужое продолжает смотреть и не замечает, что, неосознанно, слишком часто на одном человеке глаза свои задерживает. Хочется ещё в голубые океаны окунуться. К концу их выступления дыхание, сбившееся от волнения, унять старается. Ей эти танцы, её танцам противоположные, нравятся очень, в них есть что-то такое... что-то невероятное для «принцессы» грации и элегантности, и Кристине думается, что неплохо бы в мир балета иногда немного бунтарства добавить. Совсем чуть-чуть. И за своими размышлениями девушка пропускает тот момент, когда из её рук сумку вырывают и скрываются в толпе людей. Всё происходит настолько быстро, что она и ситуации всей понять не успевает, как к ней человек ещё один подбегает и за плечи несильно хватает. — Ты чего встала? У тебя же сумку украли! — тот самый танцор, что смотрел на неё во время выступления, сейчас обеспокоенно плечи сжимает. — У тебя документы там были? —... сумку? — Кошелева глаза свои огромные на блондина направила, которые от удивления и осознания запоздалого, ещё больше становились. Парень нахмурился удивлённо и даже глаза закатил, выдохнув отчаянно. — Идиотка, — не сказал, выплюнул недовольно голубоглазый и ринулся в толпу. — В полицию позвони! Кристина, как рыба на суше, лишь рот открывала безмолвно, не зная, что и сказать сейчас можно. Получилось лишь обидчивое: «но... телефон же в сумке» – куда-то в пустоту, шёпотом произнесённое. Девушка кулачки маленькие сжала, понимая, что без телефона домой доехать не сможет да и вообще ничего не сможет, но паники не было отчего-то, лишь легкое волнение. Успокаивающее море в глазах необычного парня её в себя погрузило полностью и без остатка. Добрые десять минут блондинка стояла около сцены импровизированной, но уверенность в незнакомце не отступала совершенно, лишь маленькая боязнь из-за времени истекающего. А когда Кристина приближающегося блондина увидела, так и вовсе все переживания в сторону отошли, она в руках его сумку обнаруживает, а сердце кульбиты совершает. Как будто в сказку попала, вот тебе и принц. Не на коне конечно, но грива у него по истине лошадиная. — Что-то я не вижу визгов сирены или дяди полицейского возле тебя. Ты и это сделать не смогла? — раздраженно протягивает парень, и сумку ей в руки пихает. Взгляд у него такой же, как когда Кристина у отца о свободе хоть в чём-то просит: словно она самый глупый ребёнок на планете. Ей это не нравится очень, она обиду наваливающуюся чувствует. — Вообще-то мой телефон в сумке, — тихо и недовольно протягивает та, сумку свою открывает, и телефон достаёт, чуть ли не в лицо ему пихая. — Вот! «Первое впечатление слишком обманчиво», — проносится у девушки в голове. — Сути это не меняет, — ехидничает блондин и руки в карманы на штанах больших суёт. — Могла бы и у прохожих попросить. — Слушай... те, молодой человек... — Максим. —...всё равно. Конечно, спасибо большое за то, что помогли мне... — Это было чертовски сложно, этот гад такой быстрый, — недовольно тянет Максим и сигарету достаёт. —...не перебивайте! Я очень растерялась, на самом деле, поэтому не сразу отреагировала на ситуацию... — А по-моему, этот пучок тугой тебе всё пережимает. Удобно так ходить? — Максим, с завидным спокойствием, пальцем до прически девичьей дотрагивается, за что по руке получает. —... и я хотела бы поблагодарить Вас, — угрожающие продолжает Кристина и в спокойные глаза напротив смотрит. — Может есть что-то, что Вы бы хотели? Деньги? Или я могу достать билет в театр на постановку... — Поцелуй. Блондинка замирает, выпадает из реальности на пару секунд и резко на парня оборачивается. Думает сначала, что ей послышалось, а потом рот в шоке открывает, рукой прикрывая. — Извините? Шутка такая? — Почему шутка? Ты спросила, что я хочу, вот мой ответ – поцелуй, — смеется над ней, очевидно, но лицо держит серьёзным и прикуривает неспеша. Упивается реакцией девушки и опускается до её уровня. Чтобы глаза в глаза. — А что? Не можешь? Понимает, что девчонка всё всерьёз воспринимает и ни капли не сомневается в том, что это шутка. Слишком доверчивая или глупая? Кажется, тут всё сразу. Но что-то есть в ней особенное, что из толпы выделяет, что его так сильно заинтересовало. И это не пучок идеальный, из которого ни единого волоска не выбивается; не глаза огромные, которые красивые очень; не грациозность и женственность, что в каждом движении отзывались – это всё не то. Здесь что-то другое было, когда она на их выступление смотрела. Что-то в глазах сверкало, отчего у него мысли мигом в кашу непонятную превратились. И если она действительно сейчас на поцелуй согласится, он умолчит о том, что это всё – прикол его дурацкий, и что не нужно ему никакое вознаграждение. Он с удовольствием воспользуется моментом. А у Кристины замешательство около минуты длится, щеки краснеют мгновенно, и, когда она сказать что-то решается, у неё телефон звонить начинает. На дисплее красуется многообещающее «отец», и она со страху воздухом давится, смотря то на парня, то на гаджет лихорадочно. В потоке мыслей пробегают подозрения, что он знает про «незаконную» прогулку дочери, и руки подрагивать начинают, из-за чего ответить с первого раза не получается. Отец спрашивает о занятии и скоро ли ждать возвращения девушки. Кристина щебечет про то, как устала, и что Назима её загоняет скоро до истощения, звуки города заглушить пытается, и, услышав снисходительный смех с коронным: «тебе это на пользу» – выдыхает облегченно, на «отбой» нажимая. Пока номер такси набирает, кидает вопросительный взгляд на Максима, что всё это время наблюдал за ней, и губы поджимает, ведь если бы не родитель, то она бы, возможно, согласилась на такое вознаграждение. Потому что надоело всегда благородную девицу из себя строить. Потому что свобода ей была нужна, а он, Кошелева чувствует, эту свободу мог дать, поделиться ею. Но момент был испорчен неизбежно, а Максим уже уходил медленно, окурок прямо в мусорку кидая, когда такси подъезжающее увидел, улыбнулся как-то по-кошачьи на прощание. Жаль. — Я верну тебе свой долг — выкрикивает блондинка. По сути, сама не осознаёт, что делает, но считает это безумно правильным сейчас, когда он оборачивается удивлённо и смеётся мимолётно, становясь ещё больше на кота похожим. — А ты думала, что отвертишься, блондиночка? — подмигивает ей ехидно. — Буду ждать, но уже с процентами! В этот момент сама Кристина смех весёлый не сдерживает и в машину садится, слыша от водителя ехидное «эх, молоде-ежь», руками лицо красное прикрывает, адрес называя чётко. И всё-таки сегодня замечательный день.