☆The Truth Untold☆

      Чимин теперь отчетливо чувствует, где расположено его сердце, поскольку в том месте, в груди, теперь уже постоянно ощущается настоящая физическая боль. Как бы ни были сильны чувства и чисты порывы, он всё же не может заставить другого человека любить. Поэтому он любит молча, растворяясь в собственной беспомощности и безысходности происходящего.       Его мечты… Они разбились о реальность тогда, когда он, стоя в коридоре гостиницы, прислонившись затылком к холодной двери номера, слышал голос — до боли любимый голос. Его вздох, а потом стон. Та реальность глубоко проникала в его сознание и поглощала его целиком.       Больно. Его глаза смотрели будто бы сквозь пространство. Умоляющий шепот слетал с губ: «Пожалуйста, не поступай так со мной…»       Собственный голос ему казался чужим. И то самое ощущение кошмарного, жуткого сна. Он крепко зажимал уши руками, минуты превращались в бесконечные часы. Чимин чувствовал, что внутри него нарастает истерика, хотелось кричать, ругаться, топать ногами. Он не мог больше держать в себе эти эмоции: страх, ярость, слезы. Сжимая кулаки от боли и досады, почти протыкая ногтями кожу, он узнает, что это за чувство. Когда человек тебе не принадлежит, но ты все равно его ревнуешь, ты не можешь с этим смириться, не можешь и хочешь это понять. «Надо отпустить», — тихо шепчет разум, но сердце не даёт, оно кричит и плачет, но не может отпустить. Он понимает, что это как наркотик: и с ним не можешь, и без него никак.

***

      Наступает тяжелое утро с неприятным привкусом горечи во рту и сильной болью в висках. Чимин долго лежит в кровати, не понимая, где находится. Он вчера выпил. Изрядно так выпил, если честно, нажрался так, что еле-еле дополз до кровати, перед этим долго и мучительно оставляя излишки алкоголя в унитазе.       Мыслей в голове тьма, и каждая разбивается на части, уступая место другой. Всё, о чем Пак думает, всё, что делает и всё, чего хочет — уже было изначально неправильным.       Чимин отрывает голову от подушки в надежде найти что-нибудь похожее на воду, но только стонет от сильного головокружения. Дверь открывается и на пороге появляется Чон Хосок с беззаботной улыбкой на лице и бутылкой спасительной воды в руках.       — Ты чего это вчера так напился? — голос у Хосока громкий и бьёт по натянутым до предела нервам Чимина. — Я, между прочим, полночи убирал в ванной комнате твои художества на полу. А где хотя бы «спасибо»? — он наигранно надувает губы, но потом хитро улыбается. — Слушай Чим , а ты один пил?       Чимин пытается сфокусировать взгляд на лице Хосока, но у него это плохо получается. Бросив эту затею, откидывается на подушку и закрывает глаза. Он слышит свой голос будто со дна колодца:       — Чон Хосок, ничего не спрашивай. Я ничего не помню, а мучить свой и без того воспаленный мозг не буду, дай лучше мне воды и свали уже куда-нибудь.       Хосок открывает было рот, но замолкает, ему непривычно видеть друга в таком состоянии. И правда, если тот не хочет, он не будет спрашивать о причине такого возлияния, если Чимину будет надо, то он всегда будет готов его выслушать.       — Куда я должен свалить из номера гостиницы? — голос опять, как ультразвук, режет слух Чимину. — Все еще дрыхнут после вчерашнего перелёта; я хотел пойти к Чону, так он засранец дверь на ключ закрыл, а стучаться к нему бесполезно, его сейчас пушкой не разбудишь.       Чимин вздрагивает.       Чонгук.       Да, он вчера пошел вечером в номер к Чонгуку, но что было потом? Воспоминания начинают возвращаться, и вдруг действительность накрывает его с головой, как ледяной волной. Он помнит. Он помнит всё. Он помнит тихий голос Тэхёна, который говорил, что любит. Так мягко, так нежно. Потом голос Чонгука, потом… О, Боже… Чимин пытается вздохнуть, но воздух комом застревает у него где-то в горле, не доходя до лёгких. Потом он слышал стон, такой протяжный, полный страсти, стон Чонгука. Чимин часто-часто моргает глазами, но уже неподвластные ему жгучие слезы оставляют мокрые дорожки на его щеках. Он догадывался, но надежда, что это не так, что, возможно, он ошибается, до вчерашнего вечера была. И поэтому падать теперь невыносимо больно.       Чон Хосок меняется в лице, пытается что-то сказать, но Чимин опережает его:       — Пожалуйста, прошу тебя, оставь меня одного! Дай мне просто умереть!

***

      О, этот дол­банный фан­сервис!       По­жалуй, сто­ит на­чать с то­го, что фан­сервис на ко­рей­ской эс­тра­де — не­отъ­ем­ле­мая часть её куль­ту­ры, и каж­дая ко­рей­ская груп­па — будь то мужская или женская —поль­зу­ет­ся им вов­сю.       Для Чи­мина фан­сервис — тяж­кое бре­мя, он чувс­тву­ет се­бя кук­лой в чу­жих и уме­лых ру­ках, ко­торую дер­га­ют за ве­рёвоч­ки: то за од­ни, то за дру­гие. А глав­ное — улы­ба­ем­ся и ма­шем. Чи­мин не так так­ти­лен, как Тэ­хён, и для не­го близ­кий кон­такт меж­ду мем­бе­рами иног­да ста­новит­ся бо­лез­ненно неп­ри­ят­ным, но на сце­не на­до иг­рать. Шоу дол­жно продолжать­ся, и он иг­ра­ет.       — Се­год­ня вре­мя пошалить мальчики. Тэхен , Чонгук и ты, Чи­мин, вы дол­жены на концерте плотно вза­имо­дей­ство­вать , а также, Намджун и ­Джи­н. Давайте ребятки, по­радуй­те сво­их фа­натов, — ме­нед­жер го­ворит об этом настолько обы­ден­но, что у Чи­мина на ду­ше всё перекручивается и стягивается в тугой узел.       Как он мо­жет дот­ро­нуть­ся се­год­ня до Чон­гу­ка, ес­ли каж­дое его при­кос­но­вение бу­дет от­да­вать вче­раш­ним ве­чером? Он бу­дет пом­нить, он бу­дет слы­шать, он бу­дет чувс­тво­вать, но не ска­жет ни­чего, как и обыч­но, на­тянет де­жур­ную улыб­ку и бу­дет как и обычно ма­ри­онет­кой по контрак­ту.       — Хён ? Опять ты за­думал­ся? — вкрад­чи­вый го­лос и мяг­кая ру­ка на шее вырыва­ет Чи­мина из тя­желых мыс­лей.       Он под­ни­ма­ет взгляд и его за­тяги­ва­ет чер­ная мгла глаз Чон­гу­ка, те­ло на­чина­ет немно­го тряс­ти. По­чему так хо­лод­но? По­чему ру­ка Чон­гу­ка та­кая ле­дяная, та­кая ненастоящая?       — Чи­мин-хён, ты не за­болел? — Чон за­бот­ли­во при­жима­ет ла­донь ко лбу Чи­мина, а тот ша­раха­ет­ся в сто­рону, сби­вая сто­яще­го ря­дом Тэ­хёна.       — Гос­по­ди, Чи­мин, у те­бя всё нор­маль­но? Ты выг­ля­дишь блед­ным и ус­та­лым, ты спал во­об­ще ночью?       Тэ, та­кой род­ной и всег­да за­бот­ли­вый Тэ. Чи­мин не хо­чет гру­бить, не хо­чет де­лать ему боль­но. Он лю­бит его, силь­но лю­бит, но сло­ва сле­та­ют с его губ так быс­тро, что он не ус­пе­ва­ет да­же за­думать­ся над этим:       — Встречный вопрос Тэхён : А спал ли ты ? Судя по черным кругам под глазами , ты как минимум опять пол ночи пялился в компьютер !       Тэ­хён бро­са­ет ми­молёт­ный взгляд на Чо­на, и это не ос­та­ёт­ся не­заме­чен­ным.       — Чи­мин, мы мо­жем по­гово­рить? — Тэ­хён пы­та­ет­ся пе­рех­ва­тить ру­ку Чи­мина, но тот рез­ко вы­рыва­ет её и ухо­дит.       — Гу­ки, мо­жет быть он что-ни­будь зна­ет , может быть до­гадал­ся? — Сейчас Тэ очень расстроен по­веде­ни­ем дру­га.       Чон­гук дол­го свер­лит гла­зами спи­ну уда­ля­юще­гося Чи­мина, по­том теп­ло треп­лет Кима по во­лосам.       — Я по­гово­рю с ним, глав­ное — не бес­по­кой­ся, — он неж­но улы­ба­ет­ся, и Тэ­хён воз­вра­ща­ет ему улыб­ку.       — Я те­бя люб­лю, — шеп­чет он од­ни­ми гу­бами и са­дит­ся в крес­ло сти­лис­та.

***

Че­тыре ча­са до выс­тупле­ния.

      Чи­мин вы­маты­ва­ет се­бя. Ру­ки и но­ги уже не слу­ша­ют­ся, го­лос дро­жит от пос­то­ян­но­го нап­ря­жения. Еще нем­но­го и он сор­вётся. Гла­за сле­зят­ся, а в гор­ле ко­мок раз­ме­ром с ку­лак. Он про­дол­жа­ет пов­то­рять хо­ре­ог­ра­фию. Ошиб­ка. Еще од­на. Обес­си­лен­ный он па­да­ет на пол и мо­лит лишь о том, что­бы этот день быс­трее за­кон­чился.       — Чи­мин, что с то­бой про­ис­хо­дит? — го­лос Нам­джу­на вы­водит его из сос­то­яния, гра­нича­щего с су­мас­шес­тви­ем.       Чи­мин толь­ко что про­иг­рал бой внут­ри се­бя, он не хо­чет ни­кого ви­деть и слы­шать. Он хо­чет прос­то ис­чезнуть. Вот так — взять и раствориться в этом ог­ромном за­ле этой нез­на­комой ему стра­ны. Он хо­чет, что­бы всё прош­ло, хо­чет быть та­ким, ка­ким был рань­ше, но боль не ухо­дит, и Чи­мину хо­чет­ся зак­ри­чать, так зак­ри­чать, что­бы его пис­кля­вый го­лос про­пал на ве­ки веч­ные, что­бы его за­были, что­бы его от­пусти­ли. Но он опять мол­чит, смот­рит во встре­вожен­ные гла­за ли­дера и, со­бира­ясь с пос­ледни­ми си­лами, улы­ба­ет­ся.       — Всё хо­рошо, Намджун-хён. Я в по­ряд­ке. Бу­ду в по­ряд­ке. Прос­то нем­но­го ус­тал: пе­релёт и всё та­кое, сме­на ча­совых по­ясов. Ко­роче, я бу­ду в нор­ме, не бес­по­кой­ся.       Нам­джун ки­ва­ет, но ви­дит, что всё да­леко не в нор­ме, что Чи­мин толь­ко что ему сов­рал, пы­та­ясь скрыть свою боль под мас­кой. Но ли­деру сей­час не ос­та­ёт­ся ни­чего, кро­ме как сде­лать вид, что он по­верил, по­том — пос­ле кон­церта, он вы­ведет Чи­мина на раз­го­вор, и он не дол­жен ни­чего упус­тить.