14 декабря «Mnet Asian Music Awards 2018». Гонконг.
Тэхён.
— Что происходит, Гуки, почему ты опять вдруг со мной? Соскучился, милый? Тэхён улыбается одной из тех улыбок, которую Чонгук не любит больше всего. — Я сел с тобой, потому что там, — он кивает в сторону Чимина и Юнги, — не было места. — Ага, именно поэтому, Чонгук, ну-ну. Лично моё мнение, это то, что наконец-то мой любимый друг сделал правильный выбор, и он явно не в твою пользу. Тэхён многозначительно поджимает губы и кивает головой. — Слушай, Тэхён, а ведь твоего мнения никто не спрашивает. И с чего ты вообще решил, что хоть что-то знаешь о наших отношениях? — Да побольше тебя знаю, уж поверь, да и, кстати, знаю, как Юнги безумно любит Чимина, и он готов ждать, ждать его всю жизнь. И это то, на что ты не способен, Гуки, ты не умеешь ждать, так что он — это дело времен и, надеюсь, ты окажешься в таком же положении, как и я, расстанешься с розовыми очками, выбросишь все грабли и наберёшь новый штат тараканов. — Отвали, Ким Тэ, и без тебя тошно. Чонгук старательно избегает взгляда Тэхёна, пытаясь сосредоточится на выступлении женской группы. — Кстати, а из-за чего Чимин-и на тебя так обиделся-то? Не из-за меня ли? Его маленькие ревновашки опять не дают здраво мыслить? — Тэхён опускает свою руку на коленку Чонгука, тот вздрагивает, но руку не убирает. — Что, Гуки, до сих пор мои прикосновения вызывают всё те же чувства, сердечко стучит быстро? Мурашки бегают по телу и разуму? — Ага, чего ещё себе придумаешь? И вообще, Тэхён, хоть иногда помешивай свою кашу в голове, чтобы не пригорала. Чонгук поднимает глаза и встречается с веселым взглядом медовых глаз Ким Тэхёна. — Не надувай губы, Гуки, просто мой сарказм достиг такого уровня, что я уже не знаю, шучу я или нет, мне нравится смотреть, как ты злишься, ты знаешь, как люблю, когда ты бесишься, и я хочу бесить тебя всегда. И как только Чонгук допустил в своей голове мысль, что он любил этого парня? Он, конечно, зарождал в нём странное, неизвестное до этого чувство: что-то сродни нежности, переплетенной душащей страстью, с частичками ревности. Но любил ли он? Всякая ошибка с его стороны вызывала в нём приступ ярости, негодования, но любое его ласковое слово после успокаивало бурю в душе макнэ. Он был всем и одновременно ему не принадлежал. Между ними было некое ощущение незавершенности, будто что-то между ними должно было зародиться, более теплое, доброе, серьезное, прежде всего. Но этого не случилось, да потому, что с ним нет будущего. Только боль, бесконечные разговоры и приступы какой-то неконтролируемой животной страсти. А потом гадаешь: любовь ли это, дружба или просто привычка. Чонгук не выдерживает этого взгляда и также улыбается. Тэхён возвращает улыбку, другую улыбку, та, которая заставляла макнэ забыть о всех неприятностях и улыбаться в ответ. — Просто не хочется терять человека, у которого тараканы в голове одного вида с тобой. Гуки, я знаю тебя, как никто другой, даже ты себя не знаешь так. И я вижу, ты влюблён, нет, ты любишь, ты счастлив рядом с ним, ты весь светишься изнутри. Не сиди, не злись, ты же понимаешь, что это твой косяк, Чонгук. Научись просить прощение по-взрослому. Глупый никогда не просит прощения, мудрый попросит даже там, где и не виноват. Чимин-и, этот парнишка, простит тебе всё, всегда так было и будет в дальнейшем, если только ты, конечно, не разобьешь его сердечко окончательно. Чонгук накрывает красивые пальцы Кима своей рукой. — Тэхён, не надо искать мне никаких оправданий, если я так поступил, значит, я это хотел. Я, конечно же, извинюсь перед ним, но только за то, что оставил его на тот момент без внимания, а не за то, что обнял и поддержал тебя, и если бы всё вернуть обратно, я бы поступил точно так же. Тэхён опускает голову и тяжело вздыхает. Он просто невыносим. — Вот в этом и проблема, Гуки, ты не считаешь, считают все вокруг, но не ты. Ты никогда не принимаешь мнение других, и тебе всё равно, кто что скажет, ты, как и всегда, импульсивен и высокомерен, впрочем такой, как и я. И ты, как и обычно, упираешься своими рожками, и даже чувствуя, что они застряли, пытаешься брыкаться и бодаться. И кто тебя кроликом назвал, не понимаю, козлик тебе больше подходит. Он опять улыбается и треплет макнэ по голове. — Ты же знаешь, что я прав, упрямый Гуки, знаешь ведь, что так?Чимин.
«Отлично, Ким Тэхён, ты опять даёшь мне понять, где моё место». Чимин ведёт взглядом за направлением руки Тэхёна и внутри у него всё закипает. — Да чтоб тебя. Мин Юнги берёт за подбородок Пака и поворачивает его раздражённое лицо к себе. — Ты опять? Отвлеклись от них, смотри на что-нибудь другое, сейчас твой друг Сонун выступать будет. И перестань дёргать ногами! — Пак в бешенстве пинает ни в чём не повинную бутылку с водой и натянуто улыбается. — Чимин, ты вот не видишь сейчас лицо Гука, и если бы его взгляд мог бы убивать, то по сути я был бы уже мёртв раз так сто. Кстати, видя его ревность и злость, мне хочется чуть-чуть подыграть тебе, давай вместе приведём твоего непутёвого бойфренда в чувства. Мин Юнги счастливо (для Чонгука) улыбается и гладит кончиками пальцев руку Чимина, лежащую на его коленке. Он это делает так, чтобы сидящий неподалёку Чонгук мог увидеть сие действие, как бы сказать, из первого ряда. Юнги внутри ликует, так как позлить макнэ он любит даже больше, чем выпить стакан вина в одиночестве. Цель достигнута. Юнги доволен своей работой. Он наклоняется к уху Чимина, обнимает его за плечи и нежно шепчет: — Прости меня, Чимин, но так надо. Чонгук, естественно, не слышит ничего из сказанного, и Шуга заходится смехом от вида его почти чёрных от бешенства глаз. В них плещется такая ненависть к старшему рэперу, что Юн боится, что не закончилось бы это тем, что после завершении премии он прижмёт его к стенке и пересчитает тому все его зубы. Макнэ сейчас выглядит, как древнегреческая богиня ревности, и цвет его лица постепенно начинает отливать всеми оттенками красного. И, как кульминация его терпению — озорной смех Чимина. Спектакль окончен. Занавес. Настроение Чонгука на сегодня: выйти из дома и случайно уехать на море. Чимин с Юнги смотрят в спину гордо удаляющемуся макнэ и, держась крепко за руки, смеются, заражая смехом рядом сидящих мемберов. Мин Юнги уже давно не было так легко и свободно в общении с Чимином. Будто огромной массы камень упал с его души. Он продолжает улыбаться и понимает, что он не был настолько счастлив и спокоен, наверное, со времён трейни. Иногда ему катастрофически не хватает просто расслабиться, успокоиться, отпустить и позволить жизни идти своим чередом. Нельзя контролировать всё, и нужно с этим смириться. Иначе постоянные нервы, но в итоге всё равно ничего не изменить. Просто есть вещи, которые вне контроля. Их надо принять такими, какие они есть.Чонгук.
«Улыбайся, пока можешь, Юнги-хён, пока твои безупречные белые зубы на своих местах». Чонгук сильно сжимает рукой край пиджака, а второй нервно постукивает по соседнему сидению. Ему наплевать сейчас на всё вокруг, премии, награды, счастливые улыбки; он видит только эти два лица, так радостно улыбающихся друг другу. Его неустойчивая психика опять попадает в лабиринт и именно в этом лабиринте он видит сплошные тупики. Чимин опять бесстыже ухмыляется, и Чонгуку хочется стереть эту ухмылку с его лица. Поцелуем. Может даже не насовсем, а так, чтобы можно было управлять ею. Приручить. Он хочет, чтобы она принадлежала только ему, он хочет заставить слушаться, но в то же время хочет защищать, спрятать её от всего мира. Чтобы эта бесстыдная ухмылка была только его. Чон Чонгука. Он его обидел, он знает, чувствует, что обидел. И может в глубине души он уже тысячи раз пожалел об этом, но сделанного не исправить, и ему лишь остаётся постараться не допустить повторения чего-нибудь подобного в будущем. Но Юнги… Чонгук сжимает руку в кулак, мечтая о том, чтобы в этом кулаке была физиономия старшего рэпера. С ним он поговорит потом в гостинице, и моли Бога, Юнги-хён, чтобы мой боевой настрой поубавился к тому времени.***
Сонун ловит Чимина за руку и притягивает к себе. — Поздравляю тебя, Чимин-и, Дэсан опять ваш, как жаль, что нам теперь не суждено будет его получить. Чимин смотрит на расстроенное лицо друга. — Мне жаль, Со, мне так жаль тебя и твоих мемберов, а я, к сожалению, только могу то, что предложить своё дружеское плечо. — На коротеньком теле. — Ой, ну кто бы говорил, сам-то ниже меня на целых пять сантиметров. Сонун выгибает грудь вперед: — Между прочим — Сонун-хён. Опять неформально со мной разговариваешь? — Ха! И ещё раз. Ха! — Чимин пальцами щелкает Сонуна по носу, а тот взъерошивает светлые волосы Пака. — Ты у меня хён-недоросток. Сонун надувает губы на милом, почти детском личике. — Если бы, Чимин-и, я не знал тебя очень давно, сейчас бы ты испытал на себе какой я «недоросток». И да, несмотря на невысокий рост, Ха Сонун был крепко сложен благодаря физическим упражнениям и занятиям футболом. Он опять тепло обнимает Чимина. — Пиши мне чаще, я скучаю, и до встречи дома, в Сеуле. Чимин гладит его рыжеватые волосы и нежно прижимает к себе. Ему так хочется помочь сейчас другу, поддержать в эти трудные минуты, но это жизнь шоу-бизнеса, она опять разбрасывает их по разные стороны баррикад. — Я тоже люблю тебя, Сонун, и тоже очень скучаю.***
В такие мгновения Чонгуку хочется быть самкой богомола, потому что наблюдать за поведением Чимина со стороны и не оторвать тому голову, ох как тяжело. 2-1, Чимин-щи, и может на этом остановимся? Терпение — это не главное в списке качеств Чонгука. Оно только иногда, очень редко, помогает переждать тот момент, когда мысль «Убить всех человеков» сменяется на «Хочу мороженку». И вот сейчас и так не сильно крепкому терпению Чонгука, приходит логический конец. Чимина, этого Пак-втакуюмать-Чимина, оставлять без присмотра нельзя априори, так как в такие моменты к нему начинают присматриваться другие мемберы со скоростью атомной подлодки! — Хочешь свои локти дам покусать? Лицо Сокджина совсем рядом, и оно противненько улыбается; хочу мороженку опять сменяется на убить всех человеков. Старший мембер поднимает глаза к верху, давая этим понять, какой ты всё-таки идиот, Чон Чонгук, потом лениво произносит почти по слогам, видимо, чтобы дошло. — Вот и доверь непутёвому человеку после одной его жизни — вторую, всё равно не научится жить. Доверие ведь, Чонгук, оно, как бумага, раз помнешь — и идеальным оно уже не будет никогда, как не ровняй! Чонгук сбрасывает руку со своего плеча. — Ой, вот только не надо! Хосок с Тэхёном выковыривали мне остатки мозга чайной ложечкой, так теперь ещё и ты, Джин-хён. И как тяжело промолчать, когда не спрашивают, правда? Сокджин тяжело вздыхает и смотрит на макнэ с укором, постукивая пальцами по его плечу: — Дурак ты, Гуки, и откуда остатки мозгов у тебя взялись-то? Разве было что ковырять? Сомневаюсь я. А вообще, макнэ, смотри на жизнь проще и, в очередной раз наступив на грабли, наслаждайся фейерверком.