22 декабря Хайтач-инвент. Токио. Аэропорт.
Успокой меня. Прижми к себе и скажи: «Глупышка, это всё твои фантазии, я всегда буду рядом». И мне реально станет легче.
***
— Чимин-и, ну подожди, не убегай, дай сказать-то! — Чонгук ловит Пака у стеклянных дверей аэропорта. — Чимин, прошу тебя, пожалуйста, не вырывайся, мы можем поговорить? Чимин выдёргивает руку так, что зелёная куртка сползает с плеча и так там и остаётся. — Нам не о чём говорить, Чонгук. Я тебе всё сказал раньше. Когда до тебя дойдёт смысл сказанного, тогда вполне возможно я смогу тебя выслушать. — Но я понял! — Не думаю. — А ты вообще в последнее время думаешь? — Чонгук зло прижимает Чимина к двери и сверлит глазами. — Я знаю, что облажался, но сколько можно меня мучить? Ты из меня всю душу вытряхнул, тебе этого мало? Что ещё придумаешь, чтобы побольнее уколоть? Чимин вздыхает и смотрит устало. — Нет, Чонгук-и, душу вытряхнул мне ты и до сих пор продолжаешь сжимать моё сердце в руке, и иногда так сильно, что мне кажется, что я умираю. Он опускает голову, но Чонгук поднимает его за подбородок и смотрит в глаза так, что Чимину становится не по себе. Взгляд глубокий, пронизывающий насквозь. — Прости меня, Чимин-и, — чуть тише, — очень прошу тебя, прости. Чимин освобождается из рук Чонгука и уходит. Всем существом остается там, но уходит. Он не видит ничего вокруг, чёлка закрывает глаза от любопытных взоров репортёров. Охрана обступает Чимина со всех сторон, не разрешая направлять камеры в лицо. Из-за недавнего инцидента с надписью на его футболке слишком много недовольных могут попытаться сделать что-нибудь неприятное для Пака, поэтому плотное кольцо тел и рук закрывает его от посторонних глаз. Куртка почти съезжает с его плеч, но он не чувствует ничего, он просто идёт. — Я с тобой, я рядом! И не вздумай опять убегать, не отпущу! — тихий горячий шёпот где-то совсем близко у лица. — Я тебя никогда в жизни больше не оставлю. Я давно уже всё понял, что я не могу без тебя! — Чонгук накидывает сползшую куртку на плечи Чимину и легко, почти невесомо скользит губами по светлым волосам. — Люблю, — шепчет он. И на тот момент толчки сердца Чонгука, которые так отчетливо слышит Чимин, разбивают ледяную стену, так тщательно возведенную им. Он всхлипывает и прижимается спиной к его груди. Да, это магнетическое притяжение. Оно не даёт забыть о нём ни на секунду. Он стал также необходим, как воздух. И теперь Чимин задыхается без него. Без него жизнь как минное поле, один шаг — взрыв; шаг — взрыв. А потом осколочное ранение прямо в сердце. Расставание —маленькая смерть. Чонгук для него стал как солнце, озаряющее всё вокруг, он как недостающий пазл к картинке в сердце Чимина. «Прости.» Оно вливается новокаином в душу. «Прости.» И снова хочется жить, любить и верить. «Прости.» И он прощает. Окончательно и бесповоротно сдавшись в плен его тёплых рук.***
27 декабря. Утро перед KBS Gayo Daechukje.
Сначала у Чимина всё хорошо, потом очень хорошо, а сейчас такое хорошо, что до сих пор плохо. Как-то на интервью его спрашивают: «Каким животным вы бы хотели стать?», Чимин отвечает: — Хочу летать высоко, как птица. Но сейчас ему кажется, что он вряд ли когда-нибудь взлетит. Накануне очередного выступления Чимин волнуется, но так обычно с ним и происходит: потеют руки, сердце заходится в сумасшедшем ритме. Он опять пугается, он так устал… устал пытаться. Танцы — его жизнь, и ему до сих пор кажется, что он не может так же сильно заинтересоваться пением. Его бесит до сумасшествия свой голос. Он не поёт; он пищит, вибрирует. Пак Чимин ненавидит его всеми фибрами души. Он снова и снова продолжает критиковать себя, задаваясь вопросом, хорошо ли он справляется и ради чего так старается. Говоря о послании «Love Yourself: Answer», Чимин заявляет: «Мы говорим людям «любить себя», но я понимаю, что сам этого не делаю». Было время, когда он пьёт один в своей комнате и много размышляет. Он понимает, что слишком придирается к себе вместо того, чтобы развиваться в течение последних лет. На репетициях, непосредственно перед выступлениями, он часто остаётся один когда все уходят, и неважно, час это ночи или четыре утра. Он спит по три часа в сутки, потому что хочет добиться высоты птицы и взлететь, как она. Чимин выжимает из себя последние силы. Падает, закрывает глаза, пот струится по лицу, шее. Он докажет себе, да, прежде всего себе, что он всё сможет. Потом, уже под утро, уставший и разбитый он отдаст своей подушке совсем ещё мальчишеские слёзы и только Хосок будет слышать в предрассветной тишине комнаты жалобные всхлипы, которые Чимин пытается сдерживать, сильно сжимая зубами ткань.***
— Чимин-и, не выматывай себя так, — Хосок садится рядом на маты и гладит рукой по мокрой спине Пака. — Завтра выступление, а ты почти не ел, твои диеты убьют тебя в конце концов. Чонгука на тебя не хватает! Чимин поворачивается и смотрит в обеспокоенное лицо Хосока. — Хосок-а, а ты когда-нибудь боялся, что не сможешь? Боялся, что вдруг забудешь движение? Боялся, что не попадёшь в ноты или голос сорвется? — Чимин, ты что, считаешь меня котом-роботом, что ли? Конечно боялся и боюсь всегда перед выходом на сцену, но потом, когда выхожу, всё проходит, появляется эйфория, и она окутывает, как будто тёплый и в то же время надёжный кокон, и я чувствую себя одним в огромном зале, я даже не слышу крики толпы, звуки музыки. Я полностью ухожу в себя. А когда возвращаюсь, оказывается, всё уже закончилось! Чимин смотрит в добрые глаза Хосока, и страх начинает потихоньку отступать. — Я всегда знал, что ты лучший, хён. Недаром Тэхён говорит, что похож на Дораэмона, потому что всегда находишь решение для всех проблем. Хосок треплет светлые волосы Чимина, потом протягивает к нему руки. — Вставай, пошли, я тебя накормлю, а то мои любимые щёчки совсем исчезли, а мои любимые глазки перестали блестеть. Они поднимаются и идут медленно к выходу. Хосок обнимает Чимина за плечи и разворачивает к себе лицом. — Запомни, первое моё правило: не огорчаться по пустякам. Второе: всё пустяки!***
Вода теплыми струйками стекает по телу Чимина. Он в душе, наконец- то. Надо смыть этот долгий, насыщенный день. Смыть все неприятности, все заботы, все горести и печали. Это же вода. Но жизнь Чимина, это одна сплошная паническая атака и всё конечно же не смоешь. Струи воды бегут по коже, отзываясь лёгким возбуждением в каждой клеточке тела. Щелчок, шум открытой двери. Чимин вытирает воду с лица. — Хосок, ты что-то забыл? Он заматывается в белое махровое полотенце и… — Чонгук?! Ты с ума сошел? Взгляд тёмных, как ночь, глаз бесстыдно блуждают по обнажённому красивому и мокрому телу. Он поедает его. О, как хорошо Чимин изучил этот взгляд! Под ним просыпается, мать твою, его желание! Чонгук делает шаг ближе. — Да, я давно сошел с ума. И в моем психическом помешательстве виноват только ты! Они стоят, молча смотрят друг на друга, дыхание смешивается в теплом и влажном воздухе душевой. — Не прогоняй меня, Чимин-и, я не могу больше без тебя. Горячий шёпот опаляет кожу Чимина. Он закрывает глаза, отчётливо понимая, что он на грани поражения. Ещё мгновение и белый флаг уже развевается над его головой. Капли воды стекают с мокрых волос, падая на ресницы. Чонгук ловит их чуть подрагивающими пальцами, потом обхватывает ладонями лицо. — Я скучал. Я скучал, как сумасшедший. Его губы нежно прикасаются к лицу, целуют плечи, грудь. Руки Чимина обвивают талию, гладят спину, зарываются в волосах. Колени подгибаются, и вот он уже думает, что упадёт, но сильные руки держат. Эти глаза Чонгука… они так влажно блестят, эти безумно большие красивые глаза. Чимин прижимает голову макнэ к себе, облокачивается на прохладный кафель. Струйки воды усиливают ощущения, словно миллионы иголочек покалывают его спину, плечи, бёдра. Тёмные волосы Чонгука становятся влажными, а футболка становится ненужным атрибутом и летит на пол. Чимин дрожит. Как он любит этот момент, когда предвкушение наслаждения захлёстывает их обоих! — Чонгук-и, сейчас Хосок придёт. — Это неважно. И для Чонгука неважно сейчас ничего. Будь это Хосок или Намджун, менеджер Седжин или сам Бан Шихёк. Для него сейчас нет ничего важнее того, кто стоит рядом, кто жмётся так доверчиво, подставляя лицо новым поцелуям. Эти маленькие пальчики на его плечах, эти глаза, улыбка — вот, что самое важное на этот момент. Да пусть весь мир рухнет, разразится всемирной катастрофой, землетрясениями, цунами, но Чонгук не выйдет отсюда, не сейчас… никогда. — Хочу тебя! — шепчет он в ухо, языком, губами, зубами вгрызаясь в него. — Да! — отвечает Чимин.