Обязательства превыше удовольствий. (Л.Н. Толстой «Война и мир»)
Сакура пребывала в том взвинченном состоянии, когда ей ничего не стоило пробить кулаком стену, а, может, и парочку стен в резиденции Хокаге. Это даже казалось правильным и оптимально верным решением. Разбить к чертовой матери кабинет Хокаге, надавать по непроницаемому лицу Какаши-сенсея и демонстративно порвать на мелкие микроскопические кусочки свиток с новой миссией. Хатаке молчал, внимательно разглядывая девушку. Сакура молчала в ответ, стискивая до побелевших костяшек кулаки, боясь потерять контроль и слететь с катушек. Открыть истинные причины своего нежелания отправиться на задание она не могла, убедить Какаши-сенсея отправить другого ирьенина — не получилось, а потому девушка пребывала в бешенстве от безысходности сложившегося положения. — Это надолго, но не навсегда, Сакура, — наконец, нарушил молчание Хокаге. — Миссия укрепит наш союз с Суной — раз, ты — лучшая ученица Цунаде — два, ты спасла жизнь Казекаге и его брату, и в письме с просьбой прислать медика упомянули, что хотели бы видеть именно тебя — три, — Какаши загибал узловатые пальцы перед лицом девушки. Вопреки всем доводам, убеждать Сакуру выходило плохо. Она почему-то упорно воспринимала происходящее, как попытку выпихнуть ее из деревни, а не как оказанные ей честь и доверие. Еще и правильно втолковать важность миссии у Какаши не получалось. Он привык действовать, а не разглагольствовать, а тут, как раз, требовались уговоры. Из благоразумной куноичи Сакура в один миг превратилась в упрямую вздорную и капризную девицу, стоило только упомянуть, что миссия в Суне может продлиться сроком до года. Рявкнуть хорошенько и приказать на правах Хокаге? Не хотелось применять такие грубые методы и давить на бывшую ученицу. Но яростное упрямое сопротивление Сакуры не оставляло выбора. — Это твоя миссия, ирьенин! — Какаши хлопнул ладонью по столу и сдвинул брови, прекращая бесполезную полемику. Сакура подняла блеснувшие в бешенстве глаза на бывшего сенсея, резким движением выхватила из его протянутой руки бумаги и покинула кабинет. Какаши устало откинулся в кресле. Как с этим справлялась Цунаде? Рвала и метала, крошила столы в капусту и добивалась своего раз за разом. Вроде так. Перед глазами мужчины вырисовывалась картина, как он с остервенением хватает стопку документов со стола и швыряет к потолку, бумага белыми облаками медленно оседает на пол, устилая все вокруг, свитки летят вслед за документами, с грохотом падают и раскатываются в разные стороны. Затем Какаши хватает стул и выносит им окно, хватает стол и швыряет его в стену, разбивая в мелкие щепки, а посреди всего этого безумия стоит дрожащая, обливающаяся холодным потом Сакура и прижимает к груди документы по новой миссии. Девушка боится пошевелиться и мечтает поскорее умчаться в Суну, расценивая задание, как благословение Богов. Хатаке усмехнулся. Нет, методы Цунаде ему не помогут. Скорее придется взять пару уроков искусства мягкого убеждения у Шикамару, дабы заставлять юных строптивых куноичи отправляться на неугодные им миссии.***
— Ну, что ты киснешь? — беззаботно махнула рукой сидящая напротив Сакуры Ино, разглядывая унылое лицо подруги. Они уже битый час распивали вино, оплакивая участь «обреченной на изгнание» Сакуры Харуно. Девушка преимущественно молчала, с каждым выпитым глотком опуская голову все ниже. «Не хватало зарыдать, — подумала Сакура. — Ино вообще засмеет!» А рыдать хотелось. Как сопливой девчонке, растирать огромные слезы по бледным щекам и всхлипывать с придыханием. Ино скептически поглядывала на Харуно: в уголках зеленых глаз поблескивала влага, рваные розовые прядки обрамляли чересчур бледное лицо с острыми скулами, маленьким носиком и, по мнению Ино, тонковатыми губами. Яманака искренне недоумевала от такой реакции на простенькую и даже, по-своему, увлекательную миссию. Торчать в Конохе ей представлялось, как раз, в сто раз скучнее, чем отправиться в соседнюю деревню, тем более с мирной миссией. Харуно и так сиднем сидела в больнице или дома, никого и ничего не замечая. Даже на парные свидания, на которые Ино удавалось ее затаскивать, Сакура вела себя как рыба дохлая, совершенно не проявляя к спутнику внимание. А тут судьба подкидывала ей отличный шанс сменить постылую деревню, отдохнуть, развеяться, возможно, завести легкую интрижку. Сакура в который раз горестно вздохнула, вырывая Ино из раздумий, и сделала очередной глоток. САСКЕ. Как она уедет от Саске? Конечно, все дело было в ее идоле, в ее предмете обожания, поклонения и раболепия. Больная безотчетная любовь к бывшему напарнику не давала ей покоя. Это уже походило на психоз, на одержимость, но Сакура ничего не могла с собой поделать. Саске не оставлял ее. Учиха вновь и вновь подогревал глупую надежду на их совместное счастье, наведываясь тайком к Харуно. Она никогда ему не отказывала: лечила раны, пополняла запасы лекарств, отдавалась ему раз за разом. Никогда не спрашивала его ни о чем, никогда не просила, никогда не предавала. Она одновременно ненавидела себя за то, что каждый раз не в силах оттолкнуть Учиха, выгнать его из своего дома, рассказать о его визитах АНБУ, Хокаге, хоть кому-то. И в то же время, еще больше утопала в любви к нему, окрыленная сознанием, что только ей он доверяет, к ней может прийти в любой момент. Она знала, что ему стоит поманить пальцем, и она побежит, помчится, полетит и сделает все, что попросит Саске. Сакуру мало заботила другая сторона — Саске не давал ей ничего. Только боль от постоянных разлук, тоску ожидания, разочарование от несбыточных надежд. Но вопреки доводам разума, она была всегда и безотчетно ему верна. — Саске? — неожиданно угадав мысли подруги, предположила Ино. Сакура дернулась, возвращаясь к реальности. — Нет. Да. Нет, — она замялась, сказать ли Ино все? Нужно было поделиться. Стало невыносимо постоянно носить этот груз только на своих плечах, а тут Яманака почти сама обо всем узнала. Представился удобный шанс выложить разом все и хоть чуть-чуть облегченно выдохнуть. Ино, в отличии от Сакуры, беззастенчиво рассказывала подружке о своих амурных делах: о всех, кто за ней ухаживает, о всех, кто получил «доступ к телу», о всех, кто получил по шее и был отправлен куда подальше. У Ино все было проще. Яманака по-настоящему никого не любила, уж точно не так, как Харуно. Любовь не разрывала сердце Ино на куски, любовь приносила ей трепетную нежность, пылкие жаркие ночи, счастье и мечтательность в глазах. У Сакуры любовь была тяжким бременем, отравлявшем существование и съедавшим ее день за днем. Ино не переставала удивляться, как привлекательная умная Харуно отметает любые проявления внимания со стороны мужчин, все еще страдая по своему ненаглядному Саске. Мало того, что этот хрен предал деревню, ушел и присоединился к отступникам, так еще и неплохо наподдал всем, кто пытался его остановить, в том числе и Сакуре. После такого Ино искренне считала Учиха больным на голову мстительным психом, который, кроме как об убийстве брата, не способен думать ни о чем и ни о ком. И справедливо полагала, что Сакуре давно пора послать заносчивого придурка в брюхо Шинигами и наслаждаться жизнью. — Саске, — согласно выдохнула Сакура, допивая остатки вина в бокале. — Он приходит к тебе? — Ино снова попала в точку с одного броска. Тут и эмпатом не надо быть, все у Харуно на лице написано, просто картина матом по белому. Сакура подняла глаза на подругу и разом выпалила все. Плотину прорвало, и сдерживаемые чувства хлынули, затопляя все вокруг, увлекая Ино в водоворот страхов, недосказанности, поклонения, ожидания и разочарования, объединенных общим названием «любовь Сакуры к Саске». — Знаешь, — протянула Ино, раздумывая стоит ли вывалить на подругу свое объективное мнение со стороны на весь этот сумбурный комок встречаний-набегов-уходов, о котором поведала Сакура, — тебе определенно стоит ехать в Суну. Харуно озадаченно вперилась в подругу. — Да, да, не удивляйся, тут у тебя скоро кукуха поедет, я тебе, как потомственная Яманака*, говорю. Считай — мой профессиональный совет психолога — немедленно паковать чемоданы и шмандовать в Суну! — Слова потомственного психоаналитика, — саркастично высказалась Сакура, прикрывая глаза. Ехать не хотелось совершенно. Но, по сути, выбора у нее не было, было дано задание — миссия — ехать в Сунагакуре для помощи и обучения медицинским дзюцу местных шиноби. Обменяться последними исследованиями, обучить новейшим, разработанным в Конохе, техникам и проследить за состоянием Казекаге. Сабаку но Гаара был ровесником Сакуры и уже не первый год стоял во главе песчаной деревни. Казекаге настолько полно отдавал себя работе, что порой не спал, не ел, проводя сутки напролет в своем кабинете. Он хотел одновременно и быть на миссиях, оберегая своих подчиненных, и быть в деревне, вникая во все ее дела. Ни брат, ни сестра не могли образумить Гаару. Молодой человек работал на износ, часто подставлялся под удары, при этом не подпуская к себе медиков Суны ни под каким предлогом, отмахиваясь от осмотров и пренебрегая практически любым лечением, если вопрос не стоял о жизни и смерти. Из-за вопиющего наплевательского отношения Казекаге к себе самому отдельной красной строкой в миссии Харуно значился постоянный осмотр и отчет о состоянии главы деревни. — Поехали вместе, — неожиданно для себя предложила Сакура, хватаясь за хоть что-то близкое и родное коноховское, что будет скрашивать ее пребывание в чужой деревне. — Ни-за-что! — взвилась Ино. Одно дело — мечтать об отпуске, другое дело — бросить на произвол судьбы магазин, остановить, а может — о, ужас! — задушить в зародыше робкие ухаживания Сая, и, что еще кошмарнее, выслушивать горестные бесконечные вздыхания Сакуры по Учиха. Хотя до этого Харуно и не донимала подругу своими проблемами, но после откровенности сегодняшнего вечера Ино была уверена, что начало положено, и фонтан не заткнуть. — Возьми с собой Такахаши, — осененная отличной идеей, предложила Ино. — Ей на бо́льшую пользу пойдет эта миссия, а у меня тут дел полно, — и для пущей убедительности Ино засыпала Сакуру периодами цветения-пересадки-опыления и прочей садово-цветочной углубленной чушью, в которой Харуно разбиралась весьма поверхностно, и то исключительно в медицинских целях. Взять с собой Тен-Тен было неплохой идеей, хотя бы для пользы самой Тен-Тен. После смерти Неджи задиристая, веселая девушка превратилась в выжженное отрешенное потухшее создание. Она ходила на миссии на автомате, как тень, она ходила по Конохе, как робот, она всегда пребывала в состоянии «чуть-чуть не здесь», как будто со смертью напарника навсегда умерла ее яркая озорная составляющая — ее душа, а осталась только безэмоциональная оболочка. У Сакуры был выбор. Чувствуя себя виноватым (хотя за что?), Какаши позволил ей взять с собой любого напарника, Харуно оставалось только пальцем ткнуть. Обещано было даже обосновать необходимость отправить на миссию двоих шиноби Конохи. Хатаке подозревал, что выбор не будет таким уж неожиданным, и с Сакурой поедет Ино. Но решение Харуно его поразило — Такахаши Тен-Тен. — Шутишь? Ниндзя — мастер оружия — на мирной миссии? — Вы дали мне выбор, Хокаге-сама, я его сделала, — Сакура была непреклонно решительна, и Хатаке махнул рукой: «Пусть уже берет кого хочет и мчит в пески». — Со мной едет Тен-Тен!